Страница:
Минута? Пять? Полчаса? – есть ли у меня хоть какой-то запас?
Я решился.
Я прыгнул в лодку и, отталкиваясь от сетки, вывел ее в широкий проем.
7
Глава восьмая
1
2
3
Глава девятая
1
2
Я решился.
Я прыгнул в лодку и, отталкиваясь от сетки, вывел ее в широкий проем.
7
Мир был соткан из смутной игры теней, из плеска, запаха водорослей и йода. Мир раскачивался, показывая мне клыки подводных, вдруг обнажающихся камней. Темная вода, колыхаясь, раскачивала лодку, обдавала меня холодом брызг. Я промок, но не торопился включать мотор, хотя тучи теперь шли так низко, что заметить меня с берега было бы трудновато.
Надвинулся камень, хищно, до блеска отполированный водой. Я оттолкнулся веслом.
Смогу я найти проход в рифах?
Я оглянулся.
Во тьме, затопившей прибрежные скалы, не маячили огоньки. Я не слышал голосов, выстрелов. Скорее всего, Юлай и его гость пока не обнаружили пропажу.
На мгновение я почувствовал укол в сердце.
А может, нечего обнаруживать? Может, они следили за мной, видели каждое мое движение?
Все произошло слишком просто…
Слишком просто, черт побери!
Они, наверное, вызывают сейчас вертолет. Через полчаса меня расстреляют и утопят.
Да нет.
Как раз такое вот продолжение выглядит слишком усложненным…
Я включил мотор и сразу ощутил его ровную надежность.
Автоматически вспыхнул прожектор, осветив идущие ровной стеной валы. Судя по их мощному напору, я прошел самую опасную полосу рифов.
Куда, собственно, плыть?
Никогда в жизни я не чувствовал себя столь одиноким.
Зато я был свободен, это стоило всех тревог.
Без всякой злобы я подумал: Юлай упустил меня. Даже посочувствовал киклопу: его непоколебимая непоколебимость поколеблена.
Но что-то мучило меня, саднило.
«Мы не убиваем…»
Юлай видел вошедшую в бухту лодку, но ушел в пункт связи и увел с собой пса. Гость, оставив лодку, тоже поднялся наверх, не удосужившись перекрыть проход в металлическом заграждении. Не слишком ли много счастливых совпадений?
Опять потянуло ветром. Небо густо закрыли сумрачные тучи, в их разрывах поблескивало несколько тусклых тоскливых звезд, появлялась и исчезала луна – зеленая, ледяная. Я для нее ничего не значил, ей было абсолютно все равно, куда я спешу, но самим своим существованием она невольно спасала меня – держать ее по правому борту, и чтобы волны накатывались с кормы…
Валы накатывались громоздкие, вялые.
Поднимаясь, они таинственно и неясно вспыхивали, ветер сдирал с них пену, я то взлетал в смуту лунного света, то проваливался на дно влажных колеблющихся провалов.
Часа два я вел лодку вдоль гористого берега, потом слева по ходу вспыхнули многочисленные огни, совсем не там, где я ожидал их увидеть.
Город?
Тот, в который я наезжал на машине Пана? Скучный, как смерть, пыльный, как пустыня?
Не похоже… Слишком яркие огни для такого городишки…
Выключая ставший ненужным прожектор, я увидел валявшийся на дне лодки парусиновый сверток.
Что в нем?
Ткнул ногой. Похоже на металлические коробки.
Ладно. Сейчас не до них.
Если киклоп действительно сам подстроил побег, вряд ли он оставил бы груз в лодке.
Эта мысль успокаивала.
Начинало светать. Сквозь легкие хлопья нежного тумана достаточно отчетливо просматривалось каменистое побережье; в одном месте я увидел кривые обломанные мачты, остовы полузатопленных судов – что-то вроде кладбища старых кораблей, морская свалка.
Лучшего не придумаешь.
Радуясь неожиданному открытию, я не успел пригнуться – лодку волной бросило на борт ржавого накренившегося танкера, выпотрошенного, судя по звуку, до самых трюмов. Я упал и разбил о шпангоут губы.
Ладно.
Я выплюнул кровь.
Свобода пахла гнилью и водорослями, ржавчиной и мазутом, она всхлипывала, вздыхала, стонала под бортами мертвых кораблей, тем не менее, это была свобода.
Надвинулся камень, хищно, до блеска отполированный водой. Я оттолкнулся веслом.
Смогу я найти проход в рифах?
Я оглянулся.
Во тьме, затопившей прибрежные скалы, не маячили огоньки. Я не слышал голосов, выстрелов. Скорее всего, Юлай и его гость пока не обнаружили пропажу.
На мгновение я почувствовал укол в сердце.
А может, нечего обнаруживать? Может, они следили за мной, видели каждое мое движение?
Все произошло слишком просто…
Слишком просто, черт побери!
Они, наверное, вызывают сейчас вертолет. Через полчаса меня расстреляют и утопят.
Да нет.
Как раз такое вот продолжение выглядит слишком усложненным…
Я включил мотор и сразу ощутил его ровную надежность.
Автоматически вспыхнул прожектор, осветив идущие ровной стеной валы. Судя по их мощному напору, я прошел самую опасную полосу рифов.
Куда, собственно, плыть?
Никогда в жизни я не чувствовал себя столь одиноким.
Зато я был свободен, это стоило всех тревог.
Без всякой злобы я подумал: Юлай упустил меня. Даже посочувствовал киклопу: его непоколебимая непоколебимость поколеблена.
Но что-то мучило меня, саднило.
«Мы не убиваем…»
Юлай видел вошедшую в бухту лодку, но ушел в пункт связи и увел с собой пса. Гость, оставив лодку, тоже поднялся наверх, не удосужившись перекрыть проход в металлическом заграждении. Не слишком ли много счастливых совпадений?
Опять потянуло ветром. Небо густо закрыли сумрачные тучи, в их разрывах поблескивало несколько тусклых тоскливых звезд, появлялась и исчезала луна – зеленая, ледяная. Я для нее ничего не значил, ей было абсолютно все равно, куда я спешу, но самим своим существованием она невольно спасала меня – держать ее по правому борту, и чтобы волны накатывались с кормы…
Валы накатывались громоздкие, вялые.
Поднимаясь, они таинственно и неясно вспыхивали, ветер сдирал с них пену, я то взлетал в смуту лунного света, то проваливался на дно влажных колеблющихся провалов.
Часа два я вел лодку вдоль гористого берега, потом слева по ходу вспыхнули многочисленные огни, совсем не там, где я ожидал их увидеть.
Город?
Тот, в который я наезжал на машине Пана? Скучный, как смерть, пыльный, как пустыня?
Не похоже… Слишком яркие огни для такого городишки…
Выключая ставший ненужным прожектор, я увидел валявшийся на дне лодки парусиновый сверток.
Что в нем?
Ткнул ногой. Похоже на металлические коробки.
Ладно. Сейчас не до них.
Если киклоп действительно сам подстроил побег, вряд ли он оставил бы груз в лодке.
Эта мысль успокаивала.
Начинало светать. Сквозь легкие хлопья нежного тумана достаточно отчетливо просматривалось каменистое побережье; в одном месте я увидел кривые обломанные мачты, остовы полузатопленных судов – что-то вроде кладбища старых кораблей, морская свалка.
Лучшего не придумаешь.
Радуясь неожиданному открытию, я не успел пригнуться – лодку волной бросило на борт ржавого накренившегося танкера, выпотрошенного, судя по звуку, до самых трюмов. Я упал и разбил о шпангоут губы.
Ладно.
Я выплюнул кровь.
Свобода пахла гнилью и водорослями, ржавчиной и мазутом, она всхлипывала, вздыхала, стонала под бортами мертвых кораблей, тем не менее, это была свобода.
Глава восьмая
1
Конечно, это был не тот скучный городишко. А если тот, значит, его здорово почистили от пыли и скуки, а жителям хорошо поддали под зад – все они с утра бегали, как заведенные.
Да и сам городок выглядел, я бы сказал, самоуверенно.
Почти сразу я набрел на парк; он оказался, конечно, Баттери-парком, ни больше ни меньше, хотя украшали его всего лишь гипсовые скульптуры, зато под Родена; прогулялся я и по Ярмарочному парку, где не нашел ни одной торговой палатки; увидел «Библиотеку и картинную галерею» – здание столь мощной постройки, что в нем спокойно можно было хранить весь национальный запас золота; наконец, я набрел на «Музей нашей естественной истории», такой большой, что в нем можно было выставлять скелет кашалота в натуральную величину.
Отели в центре городка оказались, конечно, «Паркер-хаусом» и «Карильоном». В первом я выпил чашку кофе с фирменными круглыми булочками, второй меня удивил малыми размерами – в отличие от настоящего «Карильона», в нем не заблудился бы и карлик.
Зато магазинчики меня вполне устроили.
«Разумно быть экономным», «Никто не продает дешевле Гимбелса», «Стерн доставит куда угодно»… Может, это и звучало несколько хвастливо, зато отвечало истине. Я нашел в магазинчиках все, что необходимо человеку в моем положении. Сменил брюки и башмаки, сменил рубашку. Правда, курточку Л. У. Смита не выбросил – привык к ней. Как ни странно, после стольких обысков и переодеваний, я сохранил все свои наличные деньги; на них не покусились даже ирландцы.
Я не побывал лишь в отделениях «Тиффани» и «Корветт», зато «Рекорд Хантер» сразу меня привлек – не новыми музыкальными альбомами и не выставкой музыкальных инструментов, а уютным кафе; я проголодался.
Бифштекс с печеным картофелем, хлеб, сдобренный чесноком; я заказал стаканчик виски – хватит с меня вынужденных постов, тем более, что добрая половина посетителей, невзирая на раннее время, была уже навеселе.
– Ты один? Угостишь?
Я вздрогнул.
Женщине было под тридцать. Но выглядела она неплохо и держалась самоуверенно. Я покачал головой:
– Здесь рядом, в кемпинге, моя жена, служанка, собака и куча детей, я даже не знаю, сколько. Каждые два года жена приносит мне не меньше троих, такой у нее характер.
– Сколько же тебе лет? – удивилась женщина, растягивая в недоверчивой улыбке густо накрашенные губы.
– Много. Я вроде фараона, свалившегося с небес.
– Ты фараон? – еще больше удивилась она.
– В некотором смысле. Но не в том, который тебя тревожит.
Она ничего не поняла, но недовольно отдрейфовала в сторону стойки.
Я принялся за бифштекс и вновь услышал:
– Знаешь, кто мы?
Я обернулся.
Ребята хорошо выпили. Но искали они не драки, скорее, им хотелось помолоть языком. Я хмыкнул:
– Что тут знать, сразу видно – один лысый, другому жарко. Ну и денек!
Лысый обиделся:
– Ты не очень любезен.
– Зато не вру и не навязываюсь! – отрезал я. – Назови я тебя волосатым, ты бы больше обиделся. Правда?
И предупредил:
– Я здорово сегодня устал. Давайте без этих штучек – стулья, бутылки. Мне не до драк.
У них хватило ума рассмеяться:
– Похоже, ты с запада? По выговору слышно.
Я кивнул.
– Не против, мы присядем?
– Валяйте.
Они устроились за столиком и уставились на меня. Лысый улыбался на всю катушку, второй неутомимо менял платки – пот с него так и лил. Я дожевал остатки бифштекса и насухо протер тарелку корочкой хлеба. Это им понравилось.
– Знаешь, почему сегодня так весело?
– Весело? – Я удивился. – Разве?
– Это потому, что ты с запада, – сказал лысый. – Все вы там, как эти…? – Он поискал сравнения, но не нашел. Он даже взглянул на своего потного приятеля, но и тот ему не помог. – Ну да ладно… Просто сегодня вернулся Гинсли.
– Вот как? Поздравляю. Кто это?
Они переглянулись:
– Тебе ничего не говорит имя Гинсли?
– Абсолютно. – Я помахал рукой бармену: – Кофе! Двойной.
– Зря, – сказал лысый.
– Почему зря? Я всегда в это время пью кофе.
– Я о Гинсли, – пояснил он. – За здоровье Гинсли ты можешь пропустить стаканчик бесплатно. Так сам Гинсли захотел, ему тут принадлежит полгорода, а он сегодня вернулся.
Бармен принес кофе и, действительно, три стаканчика:
– Оплачено.
– Гинсли оплатил? – спросил я.
– Конечно.
– Он путешествовал?
Все трое переглянулись и с любопытством уставились на меня:
– Ну да, это вроде путешествия. Он большой путешественник, наш Гинсли. Хорошо, в этот раз он попал не в Синг-Синг, а в тюрьму Виберна. Там вокруг химические заводы, долго не просидишь. Вот он и вернулся.
– Всякое бывает, – неопределенно заметил я. – Но если вы так отмечаете возвращение Гинсли, значит, он это заслужил.
И спросил бармена:
– Где у вас телефон?
– У входа.
Я оглянулся.
У входа стояли пять столиков, и все были заняты.
– А если с удобством? Чтобы никому не мешать.
– Пройдите вон в тот коридорчик, там будет дверь. Это как бы мой кабинет, – сказал бармен не без гордости. – Но это за отдельную плату.
– Разумеется.
Кабинет оказался крошечной комнаткой, без окон. Я включил свет и поднял трубку.
Почему Юлай ни разу не назвал имени доктора Хэссопа?
«Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными…»
Долгие гудки.
Я этого не ожидал.
Я заново набрал знакомый номер и вновь услышал долгие гудки. Даже автоответчик не включился.
Странно.
Закурив, я вернулся за столик.
– Быстро ты, – сказал потный. Это были его первые слова.
Я кивнул.
– Где ты остановился? – Они явно уже считали меня другом, Гинсли умел объединять людей.
Я пожал плечами:
– Пока нигде. Надеюсь, вы посоветуете. Что-нибудь такое, без роскоши, но с удобствами.
– «Паркер-хаус»! «Карильон»! – в один голос сказали лысый и его приятель.
Бармен покачал головой:
– Дешевле в кемпинге. Их тут много, и они полупустые. Хорошо сэкономите.
– Кемпинги, небось, принадлежат Гинсли?
– Конечно.
– Тогда я так и сделаю. А теперь по стаканчику, за мой счет. – Я взглянул на бармена: – Себе налейте тоже. Через час я попробую перезвонить.
Да и сам городок выглядел, я бы сказал, самоуверенно.
Почти сразу я набрел на парк; он оказался, конечно, Баттери-парком, ни больше ни меньше, хотя украшали его всего лишь гипсовые скульптуры, зато под Родена; прогулялся я и по Ярмарочному парку, где не нашел ни одной торговой палатки; увидел «Библиотеку и картинную галерею» – здание столь мощной постройки, что в нем спокойно можно было хранить весь национальный запас золота; наконец, я набрел на «Музей нашей естественной истории», такой большой, что в нем можно было выставлять скелет кашалота в натуральную величину.
Отели в центре городка оказались, конечно, «Паркер-хаусом» и «Карильоном». В первом я выпил чашку кофе с фирменными круглыми булочками, второй меня удивил малыми размерами – в отличие от настоящего «Карильона», в нем не заблудился бы и карлик.
Зато магазинчики меня вполне устроили.
«Разумно быть экономным», «Никто не продает дешевле Гимбелса», «Стерн доставит куда угодно»… Может, это и звучало несколько хвастливо, зато отвечало истине. Я нашел в магазинчиках все, что необходимо человеку в моем положении. Сменил брюки и башмаки, сменил рубашку. Правда, курточку Л. У. Смита не выбросил – привык к ней. Как ни странно, после стольких обысков и переодеваний, я сохранил все свои наличные деньги; на них не покусились даже ирландцы.
Я не побывал лишь в отделениях «Тиффани» и «Корветт», зато «Рекорд Хантер» сразу меня привлек – не новыми музыкальными альбомами и не выставкой музыкальных инструментов, а уютным кафе; я проголодался.
Бифштекс с печеным картофелем, хлеб, сдобренный чесноком; я заказал стаканчик виски – хватит с меня вынужденных постов, тем более, что добрая половина посетителей, невзирая на раннее время, была уже навеселе.
– Ты один? Угостишь?
Я вздрогнул.
Женщине было под тридцать. Но выглядела она неплохо и держалась самоуверенно. Я покачал головой:
– Здесь рядом, в кемпинге, моя жена, служанка, собака и куча детей, я даже не знаю, сколько. Каждые два года жена приносит мне не меньше троих, такой у нее характер.
– Сколько же тебе лет? – удивилась женщина, растягивая в недоверчивой улыбке густо накрашенные губы.
– Много. Я вроде фараона, свалившегося с небес.
– Ты фараон? – еще больше удивилась она.
– В некотором смысле. Но не в том, который тебя тревожит.
Она ничего не поняла, но недовольно отдрейфовала в сторону стойки.
Я принялся за бифштекс и вновь услышал:
– Знаешь, кто мы?
Я обернулся.
Ребята хорошо выпили. Но искали они не драки, скорее, им хотелось помолоть языком. Я хмыкнул:
– Что тут знать, сразу видно – один лысый, другому жарко. Ну и денек!
Лысый обиделся:
– Ты не очень любезен.
– Зато не вру и не навязываюсь! – отрезал я. – Назови я тебя волосатым, ты бы больше обиделся. Правда?
И предупредил:
– Я здорово сегодня устал. Давайте без этих штучек – стулья, бутылки. Мне не до драк.
У них хватило ума рассмеяться:
– Похоже, ты с запада? По выговору слышно.
Я кивнул.
– Не против, мы присядем?
– Валяйте.
Они устроились за столиком и уставились на меня. Лысый улыбался на всю катушку, второй неутомимо менял платки – пот с него так и лил. Я дожевал остатки бифштекса и насухо протер тарелку корочкой хлеба. Это им понравилось.
– Знаешь, почему сегодня так весело?
– Весело? – Я удивился. – Разве?
– Это потому, что ты с запада, – сказал лысый. – Все вы там, как эти…? – Он поискал сравнения, но не нашел. Он даже взглянул на своего потного приятеля, но и тот ему не помог. – Ну да ладно… Просто сегодня вернулся Гинсли.
– Вот как? Поздравляю. Кто это?
Они переглянулись:
– Тебе ничего не говорит имя Гинсли?
– Абсолютно. – Я помахал рукой бармену: – Кофе! Двойной.
– Зря, – сказал лысый.
– Почему зря? Я всегда в это время пью кофе.
– Я о Гинсли, – пояснил он. – За здоровье Гинсли ты можешь пропустить стаканчик бесплатно. Так сам Гинсли захотел, ему тут принадлежит полгорода, а он сегодня вернулся.
Бармен принес кофе и, действительно, три стаканчика:
– Оплачено.
– Гинсли оплатил? – спросил я.
– Конечно.
– Он путешествовал?
Все трое переглянулись и с любопытством уставились на меня:
– Ну да, это вроде путешествия. Он большой путешественник, наш Гинсли. Хорошо, в этот раз он попал не в Синг-Синг, а в тюрьму Виберна. Там вокруг химические заводы, долго не просидишь. Вот он и вернулся.
– Всякое бывает, – неопределенно заметил я. – Но если вы так отмечаете возвращение Гинсли, значит, он это заслужил.
И спросил бармена:
– Где у вас телефон?
– У входа.
Я оглянулся.
У входа стояли пять столиков, и все были заняты.
– А если с удобством? Чтобы никому не мешать.
– Пройдите вон в тот коридорчик, там будет дверь. Это как бы мой кабинет, – сказал бармен не без гордости. – Но это за отдельную плату.
– Разумеется.
Кабинет оказался крошечной комнаткой, без окон. Я включил свет и поднял трубку.
Почему Юлай ни разу не назвал имени доктора Хэссопа?
«Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными…»
Долгие гудки.
Я этого не ожидал.
Я заново набрал знакомый номер и вновь услышал долгие гудки. Даже автоответчик не включился.
Странно.
Закурив, я вернулся за столик.
– Быстро ты, – сказал потный. Это были его первые слова.
Я кивнул.
– Где ты остановился? – Они явно уже считали меня другом, Гинсли умел объединять людей.
Я пожал плечами:
– Пока нигде. Надеюсь, вы посоветуете. Что-нибудь такое, без роскоши, но с удобствами.
– «Паркер-хаус»! «Карильон»! – в один голос сказали лысый и его приятель.
Бармен покачал головой:
– Дешевле в кемпинге. Их тут много, и они полупустые. Хорошо сэкономите.
– Кемпинги, небось, принадлежат Гинсли?
– Конечно.
– Тогда я так и сделаю. А теперь по стаканчику, за мой счет. – Я взглянул на бармена: – Себе налейте тоже. Через час я попробую перезвонить.
2
На этот раз доктор Хэссоп ответил.
– Эл?!
И после короткого молчания:
– Я знал, что ты всплывешь.
– Не все утопленники всплывают.
– Это так. Но и ты не всякий. Откуда ты звонишь?
– Зачем вам это? – нахмурился я. – Через минуту техники выдадут вам мои координаты.
– Тебе нужна помощь?
Я не ответил. Меня интересовало другое. Я спросил:
– Этот список… Он изменился за полтора месяца?
Доктор Хэссоп лаконично ответил:
– Крейг.
– И это тоже попало в газеты?
– Да. Но не на первые полосы.
– Неужели ни один кретин еще не связал все эти случаи воедино?
– Этому мешают.
– Кто?
Он не ответил.
Я спросил:
– Кто он, этот Крейг?
– Инженер-электронщик. Крупный специалист. Несколько очень любопытных патентов.
– Похоже на историю с нашим стариком? – конечно, я имел в виду Беллингера.
– Даже очень.
Доктор Хэссоп вздохнул:
– Когда тебя ждать?
– Не знаю. Кажется, я еще не отдохнул по-настоящему.
Он все понял.
Теперь он знал: ему я тоже не верю.
– Эл?!
И после короткого молчания:
– Я знал, что ты всплывешь.
– Не все утопленники всплывают.
– Это так. Но и ты не всякий. Откуда ты звонишь?
– Зачем вам это? – нахмурился я. – Через минуту техники выдадут вам мои координаты.
– Тебе нужна помощь?
Я не ответил. Меня интересовало другое. Я спросил:
– Этот список… Он изменился за полтора месяца?
Доктор Хэссоп лаконично ответил:
– Крейг.
– И это тоже попало в газеты?
– Да. Но не на первые полосы.
– Неужели ни один кретин еще не связал все эти случаи воедино?
– Этому мешают.
– Кто?
Он не ответил.
Я спросил:
– Кто он, этот Крейг?
– Инженер-электронщик. Крупный специалист. Несколько очень любопытных патентов.
– Похоже на историю с нашим стариком? – конечно, я имел в виду Беллингера.
– Даже очень.
Доктор Хэссоп вздохнул:
– Когда тебя ждать?
– Не знаю. Кажется, я еще не отдохнул по-настоящему.
Он все понял.
Теперь он знал: ему я тоже не верю.
3
А устроился я все же в кемпинге.
Он был разбит милях в трех от кладбища кораблей, но вовсе не это повлияло на мой выбор. Никаких дел с Юлаем я иметь больше не хотел, к лодке возвращаться тоже не собирался, а кемпинг удачно вписывался в осенний, выбегающий на берег лес. Желтая листва, уютные, посыпанные песком дорожки. Да и домики оказались удобными; в каждом просторная комната, душ, коридорчик, даже крохотная кухонька. Если люди Юлая начнут искать меня…
Думать об этом не хотелось.
Назвался я Юргисом Стейном, документов у меня не спросили. Наверное потому, что я разговаривал с самим хозяином. Нервный, худой, он чрезвычайно обрадовался тому, что я выбрал именно его заведение. Сколько времени предполагаете здесь пробыть? Примерно неделю? Разумно. Он смешно шепелявил. Разумно, разумно. Погода у нас меняется каждый день, все оттенки увидите.
Конечно. Конечно. Конечно.
Я взял у него несколько банок пива, минеральную воду и пару кокосов, украшавших маленький бар.
Умеете вскрывать орехи? – будьте осторожнее, нож тяжелый и острый, можно пораниться. Ему и в голову не приходило, что я беру нож не ради кокосов. А от себя хозяин добавил зелени и кусок копченого лосося. Он сам любит коротать вечера в одиночестве. Разумно, разумно. А если что-то понадобится, в домике есть телефон.
Я кивнул.
Скрип песка под ногами…
Коридорчик оказался теснее, чем я думал, но это меня даже порадовало: я не хотел, чтобы в нем толкались сразу пять человек; окна закрывались плотными жалюзи – снаружи вряд ли что разглядишь; дверь в кухоньку открывалась прямо из коридора – тоже удобно, если кто-то попытается войти без приглашения. Если оставить на кухоньке свет, а самому оставаться в неосвещенной комнате, позиция хоть куда, дает несомненные преимущества. Я был уверен, если люди Юлая захотят меня разыскать, они не станут тянуть, они явятся сегодняшней ночью.
«Мы не убиваем…»
Я бросился на диван, лицом к открытой двери.
Сварить кофе?
Почему нет?
День прошел в суете, скоро зазвучат охотничьи рога; мое дело – добыть оружие. Большие надежды я возлагал именно на тесноту коридорчика. С теми, кто там окажется, я справлюсь, для того мне и потребовался тяжелый нож, а когда в руках окажется настоящее оружие…
А потом? Что потом?
Опять это потом. Для того я и явился сюда, чтобы обдумать свои действия.
Я вскрыл банку с пивом и сделал глоток.
Доктор Хэссоп ждет меня. Он хотел бы меня увидеть. Зачем? Я не верил доктору Хэссопу.
Звонок?
Я вздрогнул.
Телефон, стоявший на низком столике, легонько тренькнул.
Красивый печальный звук, обжегший меня смертельным холодком. «Кто-то ошибся, – сказал я себе. – Или звонит хозяин. И то и другое неинтересно. Не стоит поднимать трубку. Расслабься, Эл».
Он был разбит милях в трех от кладбища кораблей, но вовсе не это повлияло на мой выбор. Никаких дел с Юлаем я иметь больше не хотел, к лодке возвращаться тоже не собирался, а кемпинг удачно вписывался в осенний, выбегающий на берег лес. Желтая листва, уютные, посыпанные песком дорожки. Да и домики оказались удобными; в каждом просторная комната, душ, коридорчик, даже крохотная кухонька. Если люди Юлая начнут искать меня…
Думать об этом не хотелось.
Назвался я Юргисом Стейном, документов у меня не спросили. Наверное потому, что я разговаривал с самим хозяином. Нервный, худой, он чрезвычайно обрадовался тому, что я выбрал именно его заведение. Сколько времени предполагаете здесь пробыть? Примерно неделю? Разумно. Он смешно шепелявил. Разумно, разумно. Погода у нас меняется каждый день, все оттенки увидите.
Конечно. Конечно. Конечно.
Я взял у него несколько банок пива, минеральную воду и пару кокосов, украшавших маленький бар.
Умеете вскрывать орехи? – будьте осторожнее, нож тяжелый и острый, можно пораниться. Ему и в голову не приходило, что я беру нож не ради кокосов. А от себя хозяин добавил зелени и кусок копченого лосося. Он сам любит коротать вечера в одиночестве. Разумно, разумно. А если что-то понадобится, в домике есть телефон.
Я кивнул.
Скрип песка под ногами…
Коридорчик оказался теснее, чем я думал, но это меня даже порадовало: я не хотел, чтобы в нем толкались сразу пять человек; окна закрывались плотными жалюзи – снаружи вряд ли что разглядишь; дверь в кухоньку открывалась прямо из коридора – тоже удобно, если кто-то попытается войти без приглашения. Если оставить на кухоньке свет, а самому оставаться в неосвещенной комнате, позиция хоть куда, дает несомненные преимущества. Я был уверен, если люди Юлая захотят меня разыскать, они не станут тянуть, они явятся сегодняшней ночью.
«Мы не убиваем…»
Я бросился на диван, лицом к открытой двери.
Сварить кофе?
Почему нет?
День прошел в суете, скоро зазвучат охотничьи рога; мое дело – добыть оружие. Большие надежды я возлагал именно на тесноту коридорчика. С теми, кто там окажется, я справлюсь, для того мне и потребовался тяжелый нож, а когда в руках окажется настоящее оружие…
А потом? Что потом?
Опять это потом. Для того я и явился сюда, чтобы обдумать свои действия.
Я вскрыл банку с пивом и сделал глоток.
Доктор Хэссоп ждет меня. Он хотел бы меня увидеть. Зачем? Я не верил доктору Хэссопу.
Звонок?
Я вздрогнул.
Телефон, стоявший на низком столике, легонько тренькнул.
Красивый печальный звук, обжегший меня смертельным холодком. «Кто-то ошибся, – сказал я себе. – Или звонит хозяин. И то и другое неинтересно. Не стоит поднимать трубку. Расслабься, Эл».
Глава девятая
1
Но расслабиться было сложно.
Телефон не утихал.
Это не хозяин, понял я, раскуривая сигарету. Хозяин не повел бы себя столь бесцеремонно, он обязан уважать покой своих гостей. Скорее всего, кто-то ошибся номером и не хочет отступать. Возвращение Гинсли сегодня многих настроило на боевой лад.
Не снимая трубку, прижав ее рукой, я перевернул аппарат, отыскивая регулятор звука. Но искать было нечего – звук регулировался автоматически. К тому же он ничуть не мешал мне – я хотел просто занять руки.
Я выкурил сигарету, проверил окна и дверь, заглянул на освещенную кухоньку, прошелся по комнате, а телефон не смолкал.
Ошибка.
Скорее всего, ошибка.
Наконец, я поднял трубку.
– Какого черта? – Я сразу узнал мощный и ровный голос киклопа. – Я же знаю, что ты у себя. Не человека же посылать, ты там его по глупости изувечишь. Напился?
Я промолчал.
– Надеюсь, ты не утопил лодку? У меня там сверток валялся, он мне нужен, его обязательно надо вернуть, Эл.
Я не ответил.
Как он вычислил меня? Как узнал, что я именно здесь? – я ведь мог уплыть совсем в другую сторону… Он начинил мою одежду электронными «клопами»?
Чувствуя чуть ли не тошноту, я с омерзением раскурил еще одну сигарету.
Отпуск не получился.
Я усмехнулся.
Опекуны в самолете, потом Пан, потом ирландцы, потом Юлай… С Паном все ясно, с опекунами и ирландцами тоже, но Юлай… Он не походил на человека, которого, по определению доктора Хэссопа, можно назвать алхимиком, но он не походил и на тех людей, с которыми я постоянно имел дело. Он заявил, что с некоторых пор я начал путаться у них под ногами, но так и не сказал, кто такие эти они. Я провел с ним почти полтора месяца, но мои знания о них практически ничем не пополнились. «Мы не убиваем». «Тебе придется сменить профессию». «Все, чем занят сегодня мир, это шизофрения. Коллективная шизофрения». Последнее я и без Юлая знал. Похоже, моя возня с алхимиками – сизифов труд; чем выше я поднимаю камень, тем с большей силой он рушится вниз.
– Надеюсь, ты не лазил в мой сверток.
– А ты поверишь? – наконец отозвался я.
– А почему нет? Мы ведь не в игрушки играем.
– Я не заглядывал в твой сверток.
– Это радует меня, Эл.
Я слушал ровный голос киклопа и прикидывал – сколько могу здесь продержаться и есть ли в этом смысл? С ножом ведь не пойдешь против автоматического оружия. И еще вопрос: войдут ли они в дом или расстреляют меня, не входя?
Вслух я сказал:
– Ты хочешь, чтобы я вернулся, Юлай?
– Ты с ума сошел! Я еле от тебя избавился! – Он даже хохотнул там, как отдаленный гром. – Мне нужны лодка и мой сверток!
– Хочешь сказать, я волен убираться куда угодно?
– Вот именно. Хоть к черту. Ты мне не нужен. Разве тебя кто-нибудь держит?
– Пока нет. Но я не знаю, что будет через час.
– Ничего особенного не будет, если ты, конечно, не впутаешься в пьяную драку.
– С кем? – быстро спросил я.
– Не знаю. Ты придурок. Тебя не всегда поймешь. Где моя лодка?
– Я припрятал ее надежно, Юлай. Если со мной что-нибудь случится, ты не увидишь ни своего свертка, ни лодки.
– Ты что, правда, ничего не понял? – издалека удивился Юлай, уже проявляя признаки нетерпения. – Ты что, думаешь, что ушел сам? Ты что, правда, не понимаешь, что уйти тебе позволили мы? Я, конечно, опасался, как ты пройдешь рифы, но проход там, в сущности, не опасный, ты справился. Так что кончай болтовню. Я хочу получить лодку, твоя судьба меня не интересует.
Я молча переваривал слова Юлая.
Собственно, ничего нового я не услышал. То, о чем он сказал, уже приходило мне в голову. Но насколько это отвечало истине?
– Если ты сам подстроил побег, почему не забрал груз?
– Чтобы ты не заподозрил игру.
– Но зачем тебе это понадобилось?
– Ты стал мне не нужен, Эл. С какой стати мне тебя кормить? Вот я от тебя и избавился. Я ведь говорил уже: мы не убиваем.
Я возразил:
– А Беллингер?
– Ты можешь назвать имя убийцы? Можешь доказать факт убийства? Даже доктор Хэссоп подтвердит, что никто не поднимал на Беллингера руку.
Он впервые произнес вслух имя доктора Хэссопа…
– А Крейг? А Штайгер? Левин? Керксгоф? Лаути?
– То же самое, Эл. Никто их не убивал, они сами сделали выбор. И думаю, правильный.
– А Сол Бертье? Голо Хан? Памела Фитц? Скирли Дайсан и кто там еще?
– Это другая игра, Эл. Ты умеешь связывать разнородные факты, но эту задачку тебе не потянуть. Слишком мало информации, сам знаешь. Теперь тебе вообще лучше забыть обо всем этом, зачем забивать голову именами покойников? Твое дело сейчас – подыскать работку. Где-нибудь в бюро патентов, в хорошеньком тихом месте. Сбережения у тебя есть, перебьешься. А там, смотришь, подойдет старость.
– А если я не стану менять работу?
– Ты придурок, но не такой ведь, – укорил меня Юлай.
– Где гарантия, что к утру меня не застрелят?
– Пошел ты! – рассердился киклоп. – Обойдешься без гарантий. Возьми в прокате машину и кати отсюда. Или улетай. Никто к тебе приставать не будет. Вокруг тебя всегда одни неприятности. Один Л. У. Смит будет вспоминать тебя до самой смерти. Поэтому исчезай, нечего тебе тут болтаться. Чем быстрее ты исчезнешь, тем лучше.
– Для кого? – быстро спросил я.
– Для тебя, конечно, – киклоп опять рокотал ровно и мощно.
– Ладно, – сказал я. – Предположим, я тебе верю. И лодку, конечно, верну. Но почему я должен менять работу?
– Смерть, Эл, – проникновенно протянул киклоп. – Помни о смерти. Если ты пристрелишь еще кого-нибудь, в тебе самом кое-что изменится. И достаточно кардинально, можешь мне поверить. Если ты и дальше продолжишь попытки копать под людей, которых называешь алхимиками, в тебе, опять же, кое-что изменится.
– Вы же не убиваете, – усмехнулся я.
– Конечно. Но нам и не придется этого делать. Ты все сделаешь сам. Ты что, забыл? Ты внесен в список. Если ты снова начнешь искать некие связи между Паном и Л.У.Смитом, между президентом страны и бродягой, выигравшим часы в благотворительной лотерее, ты, конечно, получишь профессиональное удовлетворение, это так, но суть тут не в этом. Для тебя, Эл, опасно в процессе случайного поиска наткнуться на какие-то настоящие связи. Это будет твоим концом. Понимаешь? И все, что нам понадобится, ты проделаешь сам. Нам не нравятся люди, сующие нос то в рукопись Беллингера, то в сейф Крейга. Понял? Ты слишком близко подошел к тайне.
– А если я ее разгадаю?
Я говорил негромко и ни на секунду не отводил глаз от освещенных дверей; жалюзи сразу не сорвешь, а вот дверь можно вышибить с ходу, она тут устанавливалась не для защиты.
– А вот если ты разгадаешь тайну, Эл, – засмеялся киклоп, – тогда у тебя вовсе не будет выхода.
– Но вы же не убиваете, – повторил я. – Чего мне бояться?
– Не чего, а кого, Эл.
– Кого же, Юлай?
– Себя.
– Что это значит?
– Это значит, Эл, ты ошибаешься, утверждая, что будущего не существует. Оно существует, Эл. А корни его кроются даже не в сегодняшнем дне, а глубоко в прошлом. Ты крупный хищник, Эл, мы слишком долго не обращали на тебя внимания. Ты не имеешь права входить в будущее, твое время, считай, закончилось. И убрать себя ты обязан будешь сам. Если, конечно, ослушаешься нас. Никто не уберет тебя так легко и просто, как ты сам. Я ведь не зря возился с тобой чуть ли не полтора месяца. Я был терпелив, зато теперь ты приговорен, Эл. Мы тебя зарядили. В твоем подсознании лежит бомба, настоящая информационная бомба, и она способна уничтожить тебя в любой момент. Именно поэтому ты должен молчать, спрятаться, забыть о своем поганом ремесле. Я вложил в твое подсознание слова-детонаторы, слова-ключи; они связаны с алхимиками и, конечно, с твоим ремеслом, Эл.
Телефон не утихал.
Это не хозяин, понял я, раскуривая сигарету. Хозяин не повел бы себя столь бесцеремонно, он обязан уважать покой своих гостей. Скорее всего, кто-то ошибся номером и не хочет отступать. Возвращение Гинсли сегодня многих настроило на боевой лад.
Не снимая трубку, прижав ее рукой, я перевернул аппарат, отыскивая регулятор звука. Но искать было нечего – звук регулировался автоматически. К тому же он ничуть не мешал мне – я хотел просто занять руки.
Я выкурил сигарету, проверил окна и дверь, заглянул на освещенную кухоньку, прошелся по комнате, а телефон не смолкал.
Ошибка.
Скорее всего, ошибка.
Наконец, я поднял трубку.
– Какого черта? – Я сразу узнал мощный и ровный голос киклопа. – Я же знаю, что ты у себя. Не человека же посылать, ты там его по глупости изувечишь. Напился?
Я промолчал.
– Надеюсь, ты не утопил лодку? У меня там сверток валялся, он мне нужен, его обязательно надо вернуть, Эл.
Я не ответил.
Как он вычислил меня? Как узнал, что я именно здесь? – я ведь мог уплыть совсем в другую сторону… Он начинил мою одежду электронными «клопами»?
Чувствуя чуть ли не тошноту, я с омерзением раскурил еще одну сигарету.
Отпуск не получился.
Я усмехнулся.
Опекуны в самолете, потом Пан, потом ирландцы, потом Юлай… С Паном все ясно, с опекунами и ирландцами тоже, но Юлай… Он не походил на человека, которого, по определению доктора Хэссопа, можно назвать алхимиком, но он не походил и на тех людей, с которыми я постоянно имел дело. Он заявил, что с некоторых пор я начал путаться у них под ногами, но так и не сказал, кто такие эти они. Я провел с ним почти полтора месяца, но мои знания о них практически ничем не пополнились. «Мы не убиваем». «Тебе придется сменить профессию». «Все, чем занят сегодня мир, это шизофрения. Коллективная шизофрения». Последнее я и без Юлая знал. Похоже, моя возня с алхимиками – сизифов труд; чем выше я поднимаю камень, тем с большей силой он рушится вниз.
– Надеюсь, ты не лазил в мой сверток.
– А ты поверишь? – наконец отозвался я.
– А почему нет? Мы ведь не в игрушки играем.
– Я не заглядывал в твой сверток.
– Это радует меня, Эл.
Я слушал ровный голос киклопа и прикидывал – сколько могу здесь продержаться и есть ли в этом смысл? С ножом ведь не пойдешь против автоматического оружия. И еще вопрос: войдут ли они в дом или расстреляют меня, не входя?
Вслух я сказал:
– Ты хочешь, чтобы я вернулся, Юлай?
– Ты с ума сошел! Я еле от тебя избавился! – Он даже хохотнул там, как отдаленный гром. – Мне нужны лодка и мой сверток!
– Хочешь сказать, я волен убираться куда угодно?
– Вот именно. Хоть к черту. Ты мне не нужен. Разве тебя кто-нибудь держит?
– Пока нет. Но я не знаю, что будет через час.
– Ничего особенного не будет, если ты, конечно, не впутаешься в пьяную драку.
– С кем? – быстро спросил я.
– Не знаю. Ты придурок. Тебя не всегда поймешь. Где моя лодка?
– Я припрятал ее надежно, Юлай. Если со мной что-нибудь случится, ты не увидишь ни своего свертка, ни лодки.
– Ты что, правда, ничего не понял? – издалека удивился Юлай, уже проявляя признаки нетерпения. – Ты что, думаешь, что ушел сам? Ты что, правда, не понимаешь, что уйти тебе позволили мы? Я, конечно, опасался, как ты пройдешь рифы, но проход там, в сущности, не опасный, ты справился. Так что кончай болтовню. Я хочу получить лодку, твоя судьба меня не интересует.
Я молча переваривал слова Юлая.
Собственно, ничего нового я не услышал. То, о чем он сказал, уже приходило мне в голову. Но насколько это отвечало истине?
– Если ты сам подстроил побег, почему не забрал груз?
– Чтобы ты не заподозрил игру.
– Но зачем тебе это понадобилось?
– Ты стал мне не нужен, Эл. С какой стати мне тебя кормить? Вот я от тебя и избавился. Я ведь говорил уже: мы не убиваем.
Я возразил:
– А Беллингер?
– Ты можешь назвать имя убийцы? Можешь доказать факт убийства? Даже доктор Хэссоп подтвердит, что никто не поднимал на Беллингера руку.
Он впервые произнес вслух имя доктора Хэссопа…
– А Крейг? А Штайгер? Левин? Керксгоф? Лаути?
– То же самое, Эл. Никто их не убивал, они сами сделали выбор. И думаю, правильный.
– А Сол Бертье? Голо Хан? Памела Фитц? Скирли Дайсан и кто там еще?
– Это другая игра, Эл. Ты умеешь связывать разнородные факты, но эту задачку тебе не потянуть. Слишком мало информации, сам знаешь. Теперь тебе вообще лучше забыть обо всем этом, зачем забивать голову именами покойников? Твое дело сейчас – подыскать работку. Где-нибудь в бюро патентов, в хорошеньком тихом месте. Сбережения у тебя есть, перебьешься. А там, смотришь, подойдет старость.
– А если я не стану менять работу?
– Ты придурок, но не такой ведь, – укорил меня Юлай.
– Где гарантия, что к утру меня не застрелят?
– Пошел ты! – рассердился киклоп. – Обойдешься без гарантий. Возьми в прокате машину и кати отсюда. Или улетай. Никто к тебе приставать не будет. Вокруг тебя всегда одни неприятности. Один Л. У. Смит будет вспоминать тебя до самой смерти. Поэтому исчезай, нечего тебе тут болтаться. Чем быстрее ты исчезнешь, тем лучше.
– Для кого? – быстро спросил я.
– Для тебя, конечно, – киклоп опять рокотал ровно и мощно.
– Ладно, – сказал я. – Предположим, я тебе верю. И лодку, конечно, верну. Но почему я должен менять работу?
– Смерть, Эл, – проникновенно протянул киклоп. – Помни о смерти. Если ты пристрелишь еще кого-нибудь, в тебе самом кое-что изменится. И достаточно кардинально, можешь мне поверить. Если ты и дальше продолжишь попытки копать под людей, которых называешь алхимиками, в тебе, опять же, кое-что изменится.
– Вы же не убиваете, – усмехнулся я.
– Конечно. Но нам и не придется этого делать. Ты все сделаешь сам. Ты что, забыл? Ты внесен в список. Если ты снова начнешь искать некие связи между Паном и Л.У.Смитом, между президентом страны и бродягой, выигравшим часы в благотворительной лотерее, ты, конечно, получишь профессиональное удовлетворение, это так, но суть тут не в этом. Для тебя, Эл, опасно в процессе случайного поиска наткнуться на какие-то настоящие связи. Это будет твоим концом. Понимаешь? И все, что нам понадобится, ты проделаешь сам. Нам не нравятся люди, сующие нос то в рукопись Беллингера, то в сейф Крейга. Понял? Ты слишком близко подошел к тайне.
– А если я ее разгадаю?
Я говорил негромко и ни на секунду не отводил глаз от освещенных дверей; жалюзи сразу не сорвешь, а вот дверь можно вышибить с ходу, она тут устанавливалась не для защиты.
– А вот если ты разгадаешь тайну, Эл, – засмеялся киклоп, – тогда у тебя вовсе не будет выхода.
– Но вы же не убиваете, – повторил я. – Чего мне бояться?
– Не чего, а кого, Эл.
– Кого же, Юлай?
– Себя.
– Что это значит?
– Это значит, Эл, ты ошибаешься, утверждая, что будущего не существует. Оно существует, Эл. А корни его кроются даже не в сегодняшнем дне, а глубоко в прошлом. Ты крупный хищник, Эл, мы слишком долго не обращали на тебя внимания. Ты не имеешь права входить в будущее, твое время, считай, закончилось. И убрать себя ты обязан будешь сам. Если, конечно, ослушаешься нас. Никто не уберет тебя так легко и просто, как ты сам. Я ведь не зря возился с тобой чуть ли не полтора месяца. Я был терпелив, зато теперь ты приговорен, Эл. Мы тебя зарядили. В твоем подсознании лежит бомба, настоящая информационная бомба, и она способна уничтожить тебя в любой момент. Именно поэтому ты должен молчать, спрятаться, забыть о своем поганом ремесле. Я вложил в твое подсознание слова-детонаторы, слова-ключи; они связаны с алхимиками и, конечно, с твоим ремеслом, Эл.
2
Свет на кухне и в коридорчике. Голос в трубке.
Ночь.
Глубокая ночь.
Отвратительный холодок мурашками жег спину.
Приговорен…
О какой бомбе он говорит?
Ну как о какой! – сказал я себе. Акция с Беллингером все объясняет. Беллингер девять лет провел в уединении, он не подходил к телефону, не смотрел телевизионных программ, даже не слушал радио, но однажды взбунтовался или совершил промах. Никто не знает, что он услышал там, в телефонной трубке, зато все знают – подняв ее, он убил себя.
И так далее.
Человек влюбляется, человек строит карьеру, он полон сил, он путешествует, его планы распространяются на все ближайшие полвека, он неутомим, несокрушим, готов перестроить весь мир, у него вполне хватит сил на это, но вот однажды, в течение какой-то минуты, да что там минуты, в течение какого-то мгновения что-то в нем ломается, гаснет, он берет в руки пистолет или лезет на подоконник, неловко прилаживая к трубе петлю.
Беспомощность.
Беспомощность и беззащитность.
Унизительное, убивающее чувство беспомощности и беззащитности.
Какой жгучей, какой невыносимой должна быть мука, чтобы заставить крепкого, счастливого, уверенного в себе человека нажать спуск или сунуть голову в петлю; какой чудовищной должна быть мука, чтобы заставить крепкого, уверенного в себе человека в одно мгновение отказаться от всего, чем он жил, что его окружало – от листвы за окном, от писка птиц, от детских голосов, женщин, знаний, поиска, путешествий; так не бывает, чтобы человек в одно мгновение отказывался от всего того, что строил целую жизнь.
Но с Беллингером так случилось.
Я слушал голос киклопа, и мне становилось понятно – дверь никто взламывать не будет. Нужда в этом просто отпала.
Мой побег был предусмотрен. Он так же входил в планы Юлая, как перед тем – мое похищение. Я стал ему не нужен. Он сделал все, что ему следовало сделать. Похоже, алхимики поняли, что я начал мешать по-настоящему. Я вышел на Шеббса, вышел на Беллингера; моя деятельность перестала укладываться в рамки, определенные какими-то критериями. То, что я заглянул в роман Беллингера, их насторожило, то, что я угнал машину Парка, заставило действовать. Уступая мощному давлению, доктор Хэссоп сдал меня – за обещание встречи с одним из посвященных. Что это означало, Юлай не объяснил. Он просто сказал: сдал тебя, понятно, не шеф, тут я тебя дезинформировал, сдал тебя доктор Хэссоп. Встреча с посвященным не разочарует доктора Хэссопа, а вот ты, Эл, влип. Если бы ты, скажем, заглянул в то местечко, которое я называю пунктом связи, – в голосе Юлая проскользнула насмешка, – ты бы понял, наверное, в чем там дело, почему я позволил тебе жить в комнатенке с аппаратурой. Именно потому и позволил, что комнатенка была набита аппаратурой. Те лампочки, что так красиво подмигивали ночью на стеллажах, были лампочками контроля. И ты вовсе не кричал в своих смутных снах, Эл, это я вколачивал в твое подсознание слова-ключи, слова-детонаторы. Ты представить себе не можешь, какое это интересное место – пункт связи. Он, Юлай, в принципе, может держать прямую связь с любой человеческой душой, если, конечно, хохотнул он, тело тоже находится в его власти. То, что ты, Эл, добровольно полез в комнату с аппаратурой, психологически легко объяснимо: человек в подобных условиях всегда выбирает уединение. Ему, Юлаю, было интересно работать со мной, он отдал мне много ночей. Слова из снов, которые, проснувшись, я так тщетно пытался вспомнить, подобраны им, Юлаем. Это большое искусство – так подобрать слова-ключи, чтобы в нужный момент они могли сработать как настоящие детонаторы. Ты прав, мы действительно не убиваем, мы просто лишаем своих подопытных волевой защиты. Если кто-то выходит за рамки установленных нами правил, достаточно позвонить ему и произнести слова-ключи. Этого достаточно, чтобы сломать самого сильного человека, естественно, прошедшего нашу обработку. Ты понимаешь?
Ночь.
Глубокая ночь.
Отвратительный холодок мурашками жег спину.
Приговорен…
О какой бомбе он говорит?
Ну как о какой! – сказал я себе. Акция с Беллингером все объясняет. Беллингер девять лет провел в уединении, он не подходил к телефону, не смотрел телевизионных программ, даже не слушал радио, но однажды взбунтовался или совершил промах. Никто не знает, что он услышал там, в телефонной трубке, зато все знают – подняв ее, он убил себя.
И так далее.
Человек влюбляется, человек строит карьеру, он полон сил, он путешествует, его планы распространяются на все ближайшие полвека, он неутомим, несокрушим, готов перестроить весь мир, у него вполне хватит сил на это, но вот однажды, в течение какой-то минуты, да что там минуты, в течение какого-то мгновения что-то в нем ломается, гаснет, он берет в руки пистолет или лезет на подоконник, неловко прилаживая к трубе петлю.
Беспомощность.
Беспомощность и беззащитность.
Унизительное, убивающее чувство беспомощности и беззащитности.
Какой жгучей, какой невыносимой должна быть мука, чтобы заставить крепкого, счастливого, уверенного в себе человека нажать спуск или сунуть голову в петлю; какой чудовищной должна быть мука, чтобы заставить крепкого, уверенного в себе человека в одно мгновение отказаться от всего, чем он жил, что его окружало – от листвы за окном, от писка птиц, от детских голосов, женщин, знаний, поиска, путешествий; так не бывает, чтобы человек в одно мгновение отказывался от всего того, что строил целую жизнь.
Но с Беллингером так случилось.
Я слушал голос киклопа, и мне становилось понятно – дверь никто взламывать не будет. Нужда в этом просто отпала.
Мой побег был предусмотрен. Он так же входил в планы Юлая, как перед тем – мое похищение. Я стал ему не нужен. Он сделал все, что ему следовало сделать. Похоже, алхимики поняли, что я начал мешать по-настоящему. Я вышел на Шеббса, вышел на Беллингера; моя деятельность перестала укладываться в рамки, определенные какими-то критериями. То, что я заглянул в роман Беллингера, их насторожило, то, что я угнал машину Парка, заставило действовать. Уступая мощному давлению, доктор Хэссоп сдал меня – за обещание встречи с одним из посвященных. Что это означало, Юлай не объяснил. Он просто сказал: сдал тебя, понятно, не шеф, тут я тебя дезинформировал, сдал тебя доктор Хэссоп. Встреча с посвященным не разочарует доктора Хэссопа, а вот ты, Эл, влип. Если бы ты, скажем, заглянул в то местечко, которое я называю пунктом связи, – в голосе Юлая проскользнула насмешка, – ты бы понял, наверное, в чем там дело, почему я позволил тебе жить в комнатенке с аппаратурой. Именно потому и позволил, что комнатенка была набита аппаратурой. Те лампочки, что так красиво подмигивали ночью на стеллажах, были лампочками контроля. И ты вовсе не кричал в своих смутных снах, Эл, это я вколачивал в твое подсознание слова-ключи, слова-детонаторы. Ты представить себе не можешь, какое это интересное место – пункт связи. Он, Юлай, в принципе, может держать прямую связь с любой человеческой душой, если, конечно, хохотнул он, тело тоже находится в его власти. То, что ты, Эл, добровольно полез в комнату с аппаратурой, психологически легко объяснимо: человек в подобных условиях всегда выбирает уединение. Ему, Юлаю, было интересно работать со мной, он отдал мне много ночей. Слова из снов, которые, проснувшись, я так тщетно пытался вспомнить, подобраны им, Юлаем. Это большое искусство – так подобрать слова-ключи, чтобы в нужный момент они могли сработать как настоящие детонаторы. Ты прав, мы действительно не убиваем, мы просто лишаем своих подопытных волевой защиты. Если кто-то выходит за рамки установленных нами правил, достаточно позвонить ему и произнести слова-ключи. Этого достаточно, чтобы сломать самого сильного человека, естественно, прошедшего нашу обработку. Ты понимаешь?