– Я думал о чем-то более традиционном, – объяснил мистер Янг. – У нас в семье всегда использовали старые добрые имена…
   Сестра Мэри просияла.
   – Это правильно. По мне, нет ничего лучше старых имен.
   – Нормальное английское имя, как у людей из Библии, – сказал мистер Янг. – Мэтью[12], Марк, Люк[13] или Джон[14], – продолжил он задумчиво. Сестра Мэри моргнула. – Только мне они всегда казались не хорошими классическими именами а, скорее, именами ковбоев и футболистов – добавил мистер Янг.
    Саул – хорошее имя, – помогла ему сестра Мэри.
   – Это уж слишком старомодно, – ответил мистер Янг.
   – Тогда как насчет Каина[15]? Очень ведь современно звучит, – попыталась сестра Мэри.
    Хмм, – мистер Янг покачал головой.
   – Что ж, есть еще… ну, есть еще Адам, – сказала сестра Мэри. «Достаточно безопасно», – подумала она.
   – Адам? – переспросил мистер Янг.

 
   Хотелось бы, чтобы монашки-сатанистки тайно отдали кому-нибудь на воспитание лишнего младенца – ребенка Б. Чтобы он вырос нормальным, счастливым, хохочущим и активным ребенком, а еще чуть позже превратился бы в нормального, довольного жизнью подростка.
   Может, так и произошло.
   Помечтайте о его школьной награде за прилежание, его ничем не выделяющейся, но приятной жизни в университетские годы, его работе в департаменте распределения зарплат Строительного Общества Тадфилда и Нортона, его красавице-жене. Может, захотите представить детей и хобби – скажем, починку старых мотоциклов, или разведение тропических рыб…
   Вы не хотите сами придумать, что могло бы случиться с Ребенком Б?
   Нам, к тому же, ваша версия больше нравится.
   Должно быть, он получает призы за своих тропических рыб…

 
   В маленьком домике в Доркинге, что в Саррее, в окне спальни горел свет.
   Ньютону Пульциферу было двенадцать, он был тощ, носил очки и несколько часов назад должен был пойти спать.
   Его мать, однако, верила в гениальность ребенка и разрешала ему ложиться позже, чтобы он успевал делать свои «эксперименты».
   Сейчас он проводил следующий – менял вилку на древнем радиоприемнике «Bakelite», который ему дала мать, чтобы он с ним поиграл. Он сидел за тем, что гордо называл «рабочее место» – старый разбитый стол, покрытый обрывками проволоки, батарейками, маленькими лампочками и набором конструктора «Электроник», который никогда не работал. Если уж быть честным, радио он тоже не смог заставить работать, хотя с другой стороны, он ни в одном деле не смог добраться до конечной стадии.
   С потолка на шелковых шнурах свисали три несколько кривых модели самолетов. Даже случайный наблюдатель увидел бы, что они сделаны кем-то, кто был сразу и старателен, и очень осторожен, а также совершенно не умел делать модели самолетов. Сам Ньютон был ими невероятно горд, даже моделью «Spitfire», у которого он так и не сумел правильно собрать крылья.
   Он загнал очки обратно на переносицу, взглянул на собранную вилку и положил на стол отвертку.
   В этот раз он очень надеялся на успех, как-никак прочел все инструкции по смене вилок в «Собственной книге мальчика про практическую электронику, включающей Сто и Одну Безопасную и Поучительную Вещь, которую можно проделать с электричеством», и старательно им следовал. Нужного цвета провода прикрепил к соответствующим штырькам, проверил на месте ли предохранитель, завернул все обратно. Пока никаких проблем.
   Он воткнул вилку приемника в розетку. Потом нажал кнопку «Вкл.»…
   Все огни в доме погасли.
   Ньютон просиял от гордости. Уже лучше. В прошлый раз он отключил весь свет в Доркинге, приходил электрик и серьезно говорил с мамой.
   У него была сильнейшая но абсолютно не взаимная страсть к вещам, связанным с электричеством. У них в школе был компьютер, и полдюжины детей оставались после уроков и работали с продырявленными карточками. Когда ответственный учитель наконец уступил мольбам Ньютона включить его в их число, тот смог всунуть в компьютер только одну карточку. Машина ее зажевала, подавилась и умерла.
   Ньютон был уверен, что будущее было за компьютерами, и когда оно наступит, он будет готов – будет первым в новых технологиях.
   У будущего были свои мысли по этому поводу. Достаточно заглянуть в Книгу, чтобы их узнать.

 
   «Адам», – подумал мистер Янг. Он произнес это имя, чтобы прислушаться к звучанию. «Адам». Хмм… Он взглянул вниз, на золотые кудри Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы.
   – Знаете, – заключил он немного спустя, – ему, по-моему, и правда подходит имя Адам.

 
   Эта ночь не была темной и грозовой.
   Такая случилась только через двое суток после того, как и миссис Даулинг, миссис Янг и оба ребенка покинули здание больницы. Ночь тогда была очень темной, а гроза – очень сильной, и когда последняя достигла апогея – в районе полуночи – молния ударила в Монастырь Чирикающего Ордена и подожгла крышу ризницы.
   Никто от огня серьезно не пострадал, хотя пожар продолжался несколько часов, нанеся серьезный ущерб зданию.
   Поджигатель скрывался на одной из ближайших крыш и наблюдал за пожаром. Он был высок, тощ… и был он Герцогом Ада. Это было последнее из того, что нужно было сделать перед возвращением под землю – что ж, он это сделал…
   С остальным спокойно справится Кроули.
   Хастур отправился домой.

 
   В принципе, Азирафаил был одним из ангелов Начал, вот только люди теперь не слишком-то уважали элиту Неба.
   В другой ситуации ни он, ни Кроули не выбрали бы компанию друг друга, а так… Два человека (вернее, два человекоподобных создания) в мире, и их Соглашение, за время своего действия, обоим принесло много пользы. К тому же, привыкаешь к лицу, которое более-менее постоянно видишь в течении шести тысяч лет.
   Соглашение было таким простым, что, в общем-то, заглавной буквы не заслуживало (получило ее лишь за то, что так долго продержалось). Это было разумное Соглашение – многие агенты, работающие в отвратительных условиях далеко-далеко от своих руководителей, заключают подобные соглашения с агентами противника, поняв, что у них с близкими врагами куда больше общего, чем с далекими союзниками. Означало оно полное невмешательство в дела друг друга. Оно позволяло создать такой баланс, при котором ни один не победит, и ни один и не проиграет, к тому же, оба могли регулярно показывать своим повелителям, какие замечательные шаги они предпринимают, чтобы победить хитрого и хорошо информированного противника.
   В данном случае оно означало, что Кроули разрешалось продолжать беспрепятственную работу с Манчестером, а Азирафаилу никто не мешал во всем Шропшире. Кроули получил Глазго, Азирафаил – Эдинбург (никто не взял под ответственность Милтон Кейнс, но оба представили его как свой успех[16].
   К тому же, конечно, меж ними считалось правильным помогать друг другу, когда это подсказывал здравый смысл. Оба ведь были из ангелов. Если некто, быстренько соблазнившись, шел прямой дорогой в Ад, было разумным прошвырнуться по городу и создать где-нибудь короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, но если к этому подойти разумно, можно сэкономить кучу времени и денег…
   Азирафаил время от времени чувствовал свою вину по этому поводу, но века среди людей имели на него тот же эффект, что и на Кроули (только менялся он в обратном направлении).
   К тому же, Властям наплевать на то, кто что делал, лишь бы дело делалось.
   В настоящий момент, Азирафаил стоял с Кроули у пруда в парке Сент-Джеймс. Они кормили уток.
   Утки из парка Сент-Джеймс так привыкли, что их кормят тайно встречающиеся секретные агенты, что у них выработался новый условный рефлекс. Если такую утку посадить в лабораторную клетку и показать ей фотографию двух мужчин – один обычно носит куртку с меховым воротником, другой что-то темное и шарф – она обязательно взглянет вверх с ожиданием во взоре. Ржаной хлеб русского культатташе хватают простые утки, а мокрый «Ховис с Мэрмайтом» главы МИ9 любят снобы утиной стаи.
   Азирафаил кинул корку плохо выглядящему селезню, тот ее схватил и мгновенно утонул.
   Ангел повернулся к Кроули.
   – Что это ты вытворяешь, мой дорогой, – пробормотал он.
   – Прости, – извинился Кроули. – Забылся.
   Селезень сердито всплыл на поверхность.
   – Конечно, мы знали, что что-то происходит, – сказал Азирафаил. – Но я как-то думал, что все случится в Америке. Там такое любят…
   – Может, там и случится, – грустно откликнулся Кроули. Он бросил взгляд сквозь парк на «Бентли», заднее колесо которого было аккуратно зажато штрафными полицейскими зажимами.
   – А, да. Американский дипломат, – вспомнил ангел. – Несколько театрально, по-моему. Как будто Армагеддон – какое-то киношоу, которое надо продать в как можно большее число стран.
   – Во все страны, – поправил его Кроули. – Земля и все ее царства.
   Азирафаил бросил уткам последний кусок хлеба, выкинул пакет в урну, и они отправилась к Болгарскому Морскому Атташе – подозрительному человеку в кембриджском галстуке.
   Он повернулся, чтобы видеть лицо Кроули.
   – Мы, конечно, победим, – сказал он.
   – Ты этого не хочешь, – ответил демон.
   – Скажи, почему ты так решил?
   – Слушай, – отчаянно сказал Кроули, – сколько, по твоему, у вашей стороны музыкантов, а? Я имею в виду, первоклассных.
   Азирафаил вдруг смутился.
   – Ну, думаю… – начал он.
   – Двое, – подсказал Кроули. – Эльгар и Лист. И все. Остальные все у нас. Бетховен, Брамс, все Бахи, Моцарт… Можешь себе представить вечность с Эльгаром?
   Азирафаил зажмурился.
   – Легко, – простонал он.
   – Ну вот, – сказал Кроули тоном триумфатора. Он отлично знал ахиллесову пяту Азирафаила… – Никаких компакт-дисков. Никакого Альберт Холла. Никаких танцев. Никакого Глиндборна. Только небесная гармония круглые сутки…
   – Основы мира не меняются, – пробормотал Азирафаил.
   – Как яйца без соли, следовало бы тебе добавить. Кстати – ни соли, ни яиц ведь тоже не будет. Не будет и Гравлакса с соусом из петрушки. Никаких замечательных маленьких ресторанчиков, где тебя все знают. Никаких кроссвордов из «Дейли Телеграф». Никаких антикварных магазинов. И никаких книжных, кстати. Никаких старых редакций. Никаких серебряных портсигаров с нюхательным табаком эпохи Регентства во Франции, – Кроули наскреб дно бочки интересов Азирафаила.
   – Но жизнь станет лучше после нашей победы! – прохрипел ангел.
   – Но будет совершенно неинтересной. Слушай, ты же знаешь, что я прав. Тебе будет так же неудобно с арфой, как мне с вилами.
   – Мы на арфах не играем, ты же знаешь.
   – А мы вилами не пользуемся. Это был, просто, оборот речи.
   Они поглядели друг на друга.
   Азирафаил развел своими наманикюренными руками.
   – Наши люди, знаешь ли, весьма счастливы, что это наконец-то близится. Для этого и работали. Последний, важнейший тест. Огненные мечи, Четыре Всадника, кровавые моря, все остальные дурацкие дела, – он пожал плечами.
   – А потом «Игра Окончена, Вставьте Монету»? – грустно усмехнулся Кроули.
   – Иногда мне трудновато понять твою речь.
   – Мне нравятся моря – какие они есть. Армагеддона не должно быть. Не надо устраивать проверку всему, разрушая его до основания, только для того, чтобы проверить, правильно ли все было сделано.
   Азирафаил опять пожал плечами.
   – Такова уж высшая мудрость… – Ангел поежился и запахнулся в куртку. Над городом собирались серые облака… – Пошли куда-нибудь, где тепло, – предложил он.
   – Ты мне предлагаешь? – отозвался Кроули угрюмо.
   Какое-то время они шагали в мрачном молчании.
   – Не то чтобы я был с тобой не согласен, – сказал ангел, когда они тащились по траве. – Просто нельзя ослушаться. Ты же знаешь…
   – И мне нельзя, – откликнулся Кроули.
   Азирафаил кинул на него косой взгляд.
   – Ой, ну не надо, – сказал он, – ты же демон!
   – Да. Но ослушание моим нравится только как принцип. А какое-то определенное ослушание их серьезно раздражает.
   – Типа неподчинения их приказам?
   – Вот именно. Поражен, а? Хотя, наверное, нет. Сколько у нас времени, как думаешь?
   Кроули махнул рукой в сторону «Бентли», и его дверцы открылись.
   – Предсказания разное говорят, – ответил Азирафаил, садясь на заднее сиденье. – Но до конца века точно ничего не произойдет, хотя какие-то феномены могут и раньше случиться. Большинство пророков прошедшего тысячелетия больше волновали рифмы, чем точность.
   Кроули ткнул пальцем в сторону ключа зажигания. Тот повернулся.
   – Как это? – спросил он.
   – Ну, – объяснил ангел, – «Один. И Окончится Жизнь Мира, в Трам-тарам-тарам. Два. Поглотят вас дыры». Потом три и так далее. А вот шесть в стих не ложится – хороший, видно, год на эту цифру придется.
   – И что за феномены?
   – Двухголовые телята, знаки в небесах, гуси, летящие задом наперед, дожди из рыбы. Присутствие Антихриста увеличивает количество случайностей.
   – Хмм.
   Кроули положил руки на руль «Бентли». Потом он что-то вспомнил и щелкнул пальцами.
   С колеса исчезли зажимы.
   – Давай поедим, – предложил он. – У меня должок с… когда же это было?
   – Париж, 1793-ий, – напомнил Азирафаил.
   – А, точно. Царство Ужаса. Там один из наших был или из ваших?
   – Разве не ваш?
   – Не помню. Но ресторан был хороший.
   Когда они проезжали мимо пораженного полицейского, следящего за движением, его записная книжка внезапно загорелась, поразив Кроули.
   – Я абсолютно уверен, что не собирался делать ничего такого, – заметил он.
   Азирафаил покраснел.
   – Это я сделал, – пояснил он. – Всегда думал, что ваши их изобрели.
   – Да? А мы думали, они – ваше изобретение.
   Кроули взглянул на дым в зеркало заднего вида.
   – Вперед, – бросил он, – в «Ритц»!
   Кроули не собирался заказывать столик. Пусть другие этим занимаются, всегда считал он, он и так обойдется.

 
   Азирафаил собирал книги. Если бы он был до конца честен с собой, то давно бы признал, что завел свой магазин, просто чтобы хранить книги. Это не было необычно… Но поддерживая свою легенду (обычный продавец-букинист), он всеми способами, кроме насилия, препятствовал покупкам. Неприятные запахи сырости и плесени, злые взгляды, неудобные часы работы – все это давно было им отработано.
   Он давно собирал книги и, как и большинство коллекционеров, специализировался.
   У него было более шестидесяти книг предсказаний, говорящих о последних двух веках второго тысячелетия. Он очень любил первые издания Уайльда. И у него был полный набор Знаменитых Библий, названных так из-за ошибок печати.
   Среди них были: Неправедная Библия, которую ошибка заставила говорить (в «Первом послании Коринфянам»): «Разве не знаете, что неправедные войдут в Царство Божие?»; и Порочная Библия, напечатанная Баркером и Лукасом в 1632, в которой из седьмой заповеди исчезло слово «не», и в результате она провозглашала: «Возжелай жену ближнего своего». А также Освобождающая Библия, Паточная Библия, Библия Стоящих Рыб, Черинг Кросская Библия и множество других… У Азирафаила они все были. Даже редчайшая Библия, опубликованная в 1651 лондонской фирмой Билтона и Скаггза.
   Она была первой из их трех чудовищных неудач Билтона и Скаггза.
   Книга была широко известна как Библия «Будь-Это-Все-Проклято». Длинная ошибка наборщика (если ее можно так назвать) случилась в 48 главе, в стихе 5 Книги Иезикииля:

   "Подле границы Дана, от восточного края до западного, это один удел Асиру.


   Подле границы Асира, от восточного края до западного, это один удел Неффалиму.


   Подле границы Неффалима, от восточного края до западного, это один удел Менассии..


   Будь это все проклято! Я по горло сыт сиим набиранием… Господин Билтон – абсолютно неблагороден, господин же Скаггз – мошенник и умеет лишь крепко сжимать кулаки. Говорю я вам, в день такой всякий, в ком есть хоть пол-литра смысла, должен на солнышке греться, а не мучиться на этой старой и заплесневелой Фабрике имени Матери Божией!


   Подле границы Ефрема, от восточного края до западного, это один удел Рувиму[17]."

   Вторая неудача имела место в 1653. Благодаря редкой удаче они достали одну из знаменитых «Потерянных Кварт» – три шекспировских пьесы, никогда не изданные в виде фолиантов, теперь полностью потерянные для искусствоведов и театров. До нас дошли только их названия… Вот самая ранняя пьеса Шекспира: «Комедия о Робин Гуде, или О лесе Шервуде»[18].
   Господин Билтон за кварту заплатил аж шесть гиней и верил, что только на фолианте в твердой обложке заработает вдвое больше.
   Потом он ее потерял.
   Третья неудача Билтона и Скаггза ими обоими никогда не была понята до конца. Всюду книги пророчеств продавались в огромных количествах. Одни только «Центурии» Нострадамуса трижды переиздавали, и пять Нострадамусов (каждый объявлял, что остальные – самозванцы) разъезжали по стране и раздавали автографы направо и налево. Быстро исчезало из магазинов «Собрание пророчеств» Матери Шиптон…
   Каждый крупный лондонский издатель – их было восемь – имел на руках хотя бы одну Книгу Пророчеств. Каждая из них была очень неаккуратна, но исходящий от них смутный дух вмешательства Небес делал их очень популярными. Продавались тысячи, даже десятки тысяч экземпляров.
   – Чтоб печатать деньги, нужна лицензия! – сказал господин Билтон господину Скаггзу[19]. – Но народу надо как можно больше этого пророческого мусора! Мы должны срочно напечатать книгу пророчеств, сочиненную какой-нибудь неизвестной старухой!
   Рукопись прибыла к их дверям на следующее утро, как всегда, внутренние часы автора его (точнее, ее) не подвели.
   Ни господин Билтон, ни господин Скаггз и не подозревали, что посланная им рукопись – единственная за всю историю человечества пророческая книга, содержащая исключительно точные предсказания на следующие триста сорок с чем-то лет – точное и аккуратное описание событий, кульминацией которых будет Армагеддон. Она не ошибалась ни в одной малюсенькой детали.
   Билтон и Скаггз опубликовали ее в Сентябре 1655-го, как раз к рождественской распродаже[20], и это была первая опубликованная в Англии книга, оставшаяся на складах.
   Она не продавалась.
   Даже копия в малюсеньком магазине в Ланкашире, на табличке рядом с которой было написано «Местный Автор».
   Автор книги, некая Агнес Безумцер, не была этим удивлена – впрочем, удивить Агнес Безумцер могло лишь что-то уж совсем невероятное.
   Да и потом, она ее не на продажу писала, не для королевских семей, и, даже, не для славы. Она ее написала только для того, чтобы получить бесплатный авторский экземпляр.
   Никто не знает, что произошло с армиями непроданных экземпляров ее книги. Но точно ни одной нет ни в музеях, ни в частных коллекциях. Даже у Азирафаила ее не было; у него начинали дрожать коленки при одной мысли о том, что когда-нибудь он таки получит ее в свои наманикюренные руки.
   На самом деле, во всем мире осталась лишь одна копия пророчеств Агнес Безумцер.
   Она стояла в книжном шкафу примерно за сорок миль от того места, где Кроули и Азирафаил ели свой замечательный ленч и, образно говоря, только что затикала.

 
   И вот уже прошло три часа… Три часа на Земле находился Антихрист, а один ангел и один демон за них троих старательно напивались.
   Они сидели напротив друг друга в задней комнате азирафаилова грязного старого книжного магазина в Сохо.
   У большинства книжных магазинов в Сохо есть такие комнаты, и большинство из них заполнено редкими, или, по крайней мере, очень дорогими, книгами. В книгах Азирафаила не было картинок – только старые коричневые обложки да хрустящие страницы. Изредка, если вынуждали обстоятельства, он одну из них продавал.
   И, тоже изредка, к нему приходили серьезные мужчины в темных костюмах и очень вежливо предлагали ему продать магазин, чтобы превратить его в место, более подходящее к обстановке. Время от времени они предлагали деньги – пачки старых, мятых пятидесятифунтовых банкнот. А еще бывало, что во время разговора вокруг магазина ошивались другие мужчины в темных костюмах, качали головами и говорили о том, как легко загорается бумага, а уж если загорится, все здание сгорит.
   Азирафаил улыбался, кивал и говорил, что он подумает о предложении. Они уходили. И никогда не возвращались.
   То, что ты ангел, не означает, что ты дурак.
   Стол перед парой был заставлен бутылками.
   – Дело в…, – произнес Кроули, – дело в… Дело в…
   Он попытался сфокусировать взгляд на Азирафаиле.
   – Дело в…, – повторил он еще раз и попытался придумать, в чем дело.
   – Дело в дельфинах, – наконец просветлел он, – вот в чем дело.
   – Это рыбы такие, – кивнул Азирафаил.
   – Не-не-не! – ответил Кроули, тряся пальцем. – Это млекопитающее. Самое настоящее млекопитающее. Разница в… – Кроули, продираясь сквозь болото своего сознания, попытался вспомнить разницу. – Разница в том, что они…
   – Спариваются вне воды? – предположил Азирафаил.
   Брови Кроули насупились.
   – Не думаю. Нет, точно что-то не то. Что-то про их молодежь… – Он собрался. – Дело в… Дело в… Их мозгах.
   Он потянулся за бутылкой.
   – Что с их мозгами? – спросил ангел.
   – Большие мозги. Вот в чем дело. Размером с… Размером с… Размером с ужасно большие мозги. Да еще и киты. Мозги мозгами погоняют, говорю тебе. Проклятое море просто кишит мозгами.
   – Кракен, – кивнул Азирафаил, мрачно глядя в стакан.
   Кроули уставился на него долгим смущенным взглядом человека, перед поездом мыслей которого вдруг провалились рельсы.
   – А?
   – Большая такая сволочь, – пояснил Азирафаил. – Спит в мрачных глубинах, на самом дне. Под кучей огромных, несчитанных полипол… полипо… огромных таких водорослей, вот… Должен подняться на поверхность в самом конце, когда море закипит.
   – Да?
   – Факт.
   – Ну вот, – продолжил Кроули, откидываясь на спинку кресла. – Море кипит, все бедняги дельфины сварились, остальным наплевать… С гориллами то же. Говорят: «Ой, небо все красное, звезды на землю падают, что в бананах-то в наши дни?». А потом…
   – Они, знаешь ли, гнезда делают, эти гориллы, – вспомнил ангел, в очередной раз наливая себе из бутылки – в третий раз ухитрился не промахнуться мимо стакана.
   – Не-е…
   – Клянусь Богом! В кино видел. Гнезда.
   – Гнезда птицы делают, – поправил Кроули.
   – Гнезда, – настаивал Азирафаил.
   Кроули решил не спорить.
   – Ладно, – сказал он. – Все звери, большие и салые. В смысле малые. Большие и малые. Многие с мозгами. А потом «бабах»…
   – Но ты же часть этого, – указал Азирафаил. – Ты соблазняешь людей. И хорошо этого умеешь.
   Кроули стукнул стаканом по столу.
   – Это не то. Они не должны соглашаться. Это ж и есть основы мира, верно? Твоя сторона выдумала. Людей надо проверять… Только не на устойчивость к разрушению.
   – Ладно, ладно. Мне это не нравится, как и тебе, но я же тебе говорил, что не могу ошлу… ошву… не делать то, что велено. Ангел, п'нимаешь.
   – На Небесах нет театров, – заметил Кроули. – И почти нет фильмов.
   – И не пытайся меня соблазнить, – ответил Азирафаил несчастно. – Я тебя знаю, старый ты змей.
   – Ты подумай только, – продолжал Кроули безжалостно. – Знаешь, что такое вечность? Знаешь, что такое вечность? В смысле, ты знаешь, что такое вечность? Такая гора, понимаешь ли, в милю высотой, на краю Вселенной, и раз в тысячу лет такая маленькая птичка…
   – Какая еще птичка? – подозрительно спросил Азирафаил.
   – Маленькая птичка, про которую я говорю. И каждую тысячу лет…
   – Что, все время одна птичка?
   Кроули поколебался.
   – Да, – кивнул он наконец.
   – Жутко старая тогда птичка.
   – Наверное. Каждую тысячу лет птичка взлетает…
   – Хромает…
   – Взлетает на вершину горы и точит свой клюв.
   – Постой. Этого быть не может! Между Землей и краем Вселенной куча… – Ангел широко развел трясущимися руками. – Куча мусора, мой милый мальчик.