Pratchett Terry. Дамы и Господа (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

   – Да, м'м. Но ты станешькоролевой. Поэтому моя мама сказала, что я должна проявлять уважение, – Милли по-прежнему нервно приседала.
   – Ну, хорошо. Где моя одежда?
   – Здесь, ваше королевское предвеличество.
   – Это не моя. И прошу тебя, перестань дергаться, меня уже мутит.
   – Король специально заказал это из Сто Гелита, м'м.
   – Правда? Когда?
   – Понятия не имею, м'м.
   «Он знал,что я вернусь, – подумала Маграт. – Но откуда? Что здесь происходит?»
   Кружев было больше, чем обычно позволяла себе Маграт, но они были лишь глазурью на торте. Как правило, Маграт носила простое платье, под которым почти ничего не было, кроме самой Маграт. Знатные дамы предпочитали иные одеяния. Милли захватила с собой схему, но это не особо помогло.
   Некоторое время они изучали чертеж.
   – Стало быть, это и есть стандартный наряд королевы?
   – Не могу сказать, м'м. Наверное, его величество просто послал много денег и приказал доставить все.
   Они разложили составные части туалета на полу.
   – Пантуфля – это, по-моему, вот эта штука. Как думаешь?
   Снаружи, на стене с бойницами, сменилась стража. Вернее, стражник надел фартук садовника и отправился пропалывать бобы. А внутри продолжался горячий портновский спор.
   – Кажется, ты надела это не той стороной, м'м. Тут где-то должны быть фижмы…
   – Здесь говорится: «Вставте питлю А в проресь Б». Никак, не могу найти «проресь Б». А это что, седельные сумки!Нет, такое я надевать не буду. Что это за материал?
   – По-моему, парча.
   – Больше похоже на картон.И я должна носить эту штуку каждый день!
   – Э-э, не знаю, м'м.
   – Но Веренс везде бегает в кожаных гетрах и старой куртке.
   – Да, но ты – королева. Королевам такое не позволительно. Это короли могут бегать по дворцу с торчащей из штанов за…
   Милли быстро прикрыла рот ладошкой.
   – Все в порядке, – успокоила ее Маграт. – Уверена, у королей за… верхняя часть ног такая же, как и у других людей. Говори, что хотела сказать.
   Милли стала ярко-красной.
   – Я имела в виду, в виду, в виду, что королева должна выглядеть как настоящая дама… – наконец выдавила она. – У короля есть даже специальные книги об этом. Эттикетки и всякое такое прочее.
   Маграт критически осмотрела себя в зеркале.
   – Тебе действительно идет, ваше скоро-будете-величество, – похвалила Милли.
   Маграт повернулась перед зеркалом туда-сюда.
   – На голове у меня бардак, – сделала вывод она.
   – Да будет мне позволено сказать, м'м, король заказал парикмахера из самого Анк-Морпорка. Он должен приехать к свадьбе, м'м.
   Марат попыталась пригладить прядь волос. Медленно, но верно она осознавала, что стать королевой не так уж и просто. Это все равно что начать жить заново.
   – Подумать только! А что теперь?
   – Не знаю, м'м.
   – А что делает король?
   – Он рано позавтракал, а потом умчался в Ломоть учить старого Грязза, как разводить свиней по книге.
   – А мне что делать? Ну, то есть какие у меня обязанности!
   Вопрос этот явно поставил Милли в тупик, хотя, надо отметить, лицо ее при этом почти не изменилось.
   – Не знаю, м'м. Править, наверное. Гулять по саду. Устраивать приемы при дворе. Ткать гобелены. Очень популярное среди королев занятие. А потом… э… потом следует позаботиться о продолжении королевской династии…
   – Пока что, – твердо сказала Маграт, – ограничимся гобеленами.
 
   С библиотекарем у Чудакулли возникли некоторые трудности.
   – Знаешь, так уж получилось, что я – твой аркканцлер!
   – У-ук.
   – Но тебе там понравится! Свежий воздух! Кучи деревьев! Качайся – не перекачайся!
   – У-ук.
   – А ну спускайся немедленно!
   – У-ук!
   – Книгам ничто не грозит, каникулы же. О боги, да студентов и в лучшие времена сюда не загонишь…
   – У-ук!
   Чудакулли свирепо посмотрел на библиотекаря, свисающего со стеллажа с книгами по паразоологии от «Ба» до «Мн».
   – Ну и ладно, – голос аркканцлера стал низким и вкрадчивым. – Хотя очень жаль. Я слышал, в Ланкрском замке собрана неплохая библиотека. Во всяком случае, они называют это библиотекой, эту кучу старых книг. У них и каталога никогда не было…
   – У-ук?
   – О, их там тысячи. Мне говорили, там даже эти, инкунабли попадаются. Жаль, что ты не хочешь взглянуть на них. – Голосом Чудакулли можно было смазывать колеса.
   – У-ук?
   Выйдя за дверь библиотеки, Чудакулли остановился и начал считать. На счет «три» из дверей на костяшках пальцев вылетел заинтересовавшийся инкунаблями библиотекарь.
   – Значит, все-таки четыре билета? – уточнил Чудакулли.
 
   Матушка Ветровоск твердо решила выяснить, что происходит вокруг камней.
   Люди недооценивают пчел.
   Матушка Ветровоск – нет. У нее самой было с полдюжины ульев, и она знала, что такого создания, как отдельная пчела, не существует. Зато есть рой, составляющие ячейки которого весьма и весьма мобильны, гораздо мобильнее, чем ячейки, скажем, какого-нибудь тайного общества. Рой видит все, а чувствует и того больше, он способен хранить воспоминания годами, хотя его память, как правило, располагается снаружи, а не внутри, и сделана из воска. Соты – вот память улья; помещения для яичек, пыльцы, маток, меда различного типа – все это части матрицы памяти.
   А еще есть толстые трутни. Люди считают, что они без дела ошиваются в улье целый год, ожидая тех нескольких кратких минут, когда матка заметит наконец их существование. Но это не объясняет, почему органов чувств у трутней больше, чем на крыше главного здания ЦРУ.
   Матушка держала пчел вовсе не затем, зачем их обычно разводят. Да, каждый год она забирала у них немного воска для свечей, иногда фунт-другой меда, которым ульи вполне могли поделиться, но главным образом она держала пчел в качестве собеседников.
   Впервые после возвращения домой она направилась к ульям.
   И тупо уставилась на них.
   Пчелы яростно вылетали наружу. Громкое жужжание нарушало обычное умиротворение, царящее за кустами малины. Коричневые тела пронзали воздух подобно горизонтальным градинам.
   Интересно, что происходит?
   Пчелы, одно из слабых мест матушки… Не было в Ланкре разума, который она не могла бы Заимствовать. Однажды она даже побывала в шкуре земляного червя ^[8]. И только рой, разум, состоящий из тысяч подвижных частей, был ей недоступен. Раз за разом она пробовала войти в рой и увидеть мир десятками тысяч пар сложных глаз, но каждая такая попытка заканчивалась жуткой мигренью и необъяснимым желанием заняться любовью с цветами.
   Но много чего можно узнать, просто наблюдая за пчелами. За их активностью, направлением движения, действиями пчел-охранников.
   Пчелы вели себя так, словно были крайне обеспокоены.
   Поэтому она пошла «немножко полежать», как называла это матушка Ветровоск.
   Действия нянюшки Ягг были совсем другими и имели мало общего с ведьмовством, зато имели много общего с тем, что она была Ягг.
   Некоторое время она сидела на безукоризненно чистой кухне, потягивала ром, попыхивала вонючей трубкой и рассматривала картинки на стенах.
   Все они были созданы младшими внуками грязью различных тонов и воплощали бесформенные фигуры с бесформенными подписями «БАБА» из бесформенных грязных букв.
   Перед нянюшкой на полу, задрав все четыре лапы, лежал обрадованный возвращением домой Грибо и играл свою знаменитую роль чего-то, найденного в сточной канаве.
   Наконец нянюшка Ягг поднялась и с задумчивым видом пошла в кузницу Джейсона Ягга.
   Кузница всегда занимала важное место в жизни деревни и служила ратушей, площадкой для встреч и центром анализа слухов. Сейчас в кузнице болтались несколько местных жителей, которые пытались скоротать время между обычными для Ланкра занятиями браконьерством и наблюдением за тем, как работают женщины.
   – Джейсон Ягг, мне нужно с тобой поговорить.
   Кузница опустела словно по волшебству. Вероятно, основной причиной был голос нянюшки. Правда, она успела поймать за руку одного из беглецов, пытавшегося на карачках проскользнуть мимо нее.
   – Очень рада,что застала тебя здесь, господин Кварней. Ты не убегай, не убегай. Как там твоя лавка?
   Единственный на весь Ланкр лавочник смотрел на нянюшку, как трехногая мышь на пережравшего анаболиков кота. Тем не менее он таки собрался с духом, чтобы выдавить:
   – Все ужасно, просто ужасно. Дела идут хуже некуда, госпожа Ягг.
   – То есть как обычно?
   Лицо господина Кварнея стало умоляющим. Он понимал, что без потерь ему не выпутаться. Оставалось лишь слушать.
   – Итак, – продолжила нянюшка, – вдову Скряб из Ломтя знаешь?
   Кварней удивленно раскрыл рот.
   – Вдову? – пробормотал он. – Но она же…
   – Поспорим на полдоллара? – предложила нянюшка.
   Рот господина Кварнея так и остался открытым, зато лицо приобрело выражение восхищенного ужаса.
   – Ты предоставишь ей кредит, пока она не поставит хозяйство на ноги, – сказала нянюшка в полной тишине.
   Кварней тупо кивнул.
   – Это касается и тех, кто подслушивает у двери, – повысила голос нянюшка. – Кусок мяса раз в неделю ей совсем не помешает. Кроме того, ей потребуется помощь, когда придет время убирать урожай. Отлично, так и знала, что могу на вас рассчитывать. Все, идите…
   Они предпочли убежать, оставив нянюшку наслаждаться очередной победой.
   Джейсон Ягг беспомощно посмотрел на свою любимую мамочку. Мужчина в центнер весом вдруг превратился в четырехлетнего мальчишку.
   – Джейсон!
   – Э-э, совсем забыл, надо тут кое-что сделать…
   – Ну, малыш, – продолжила нянюшка, не обращая внимания на его слова, – что здесь происходило в наше отсутствие?
   Джейсон рассеянно потыкал в огонь металлическим прутом и начал перечислять:
   – В Ночь Всех Пустых пронесся смерч, одна из куриц матушки Пейзан трижды снесла одно и то же яйцо, корова Голокуров родила семиглавого змея, в Ломте прошел дождь из лягушек…
   – Значит, все было нормально, – оборвала его нянюшка и небрежно, но многозначительно набила трубку.
   – Ага, все тихо было, – согласился Джейсон. Вытащив из горна прут, он положил его на наковальню и занес над головой молот.
   – Рано или поздно я все равно все узнаю, сам понимаешь, – как бы между делом бросила нянюшка Ягг.
   Джейсон не повернулся, но молот его замер в воздухе.
   – От меня ничто не скроется, ты же знаешь, – продолжала нянюшка Ягг.
   Железо постепенно остывало, цвет свежей соломы приобрел ярко-красный отлив.
   – Ну, расскажи все своей старой мамочке, и сразу станет легче, – ласково предложила нянюшка Ягг.
   Железо из ярко-красного стало шипяще-черным. Джейсон, привычный к жару кузницы, вдруг почему-то вспотел.
   – Сейчас совсем остынет, нужно ковать, – заметила нянюшка Ягг.
   – Мам, я здесь совсем ни при чем! Что мне было делать? Лечь им поперек дороги?
   Нянюшка откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась.
   – Ты это о ком, сынок?
   – Ну, эти, молодая Диаманда, а еще Пердита, – затараторил Джейсон, – и та рыжая из Дурного Зада, и другие. А я ведь говорил старухе Пейзан, я сказал, что ты этого так не оставишь. Им я тоже сказал. Сказал, что госпожа Ветровоск выпрыгнет из своих подшта… будет очень смеяться, когда узнает. Но они не слушали. Говорили, что сами могут научиться ведьмовству.
   Нянюшка кивнула. На самом деле они были правы. Ведьмовству можно научиться самостоятельно. Но учитель и ученик должны быть людьми определенного склада.
   – Диаманда? – переспросила она. – Что-то не припоминаю такой.
   – На самом деле это Люси Чокли, – пояснил Джейсон – Только она сказала, что Диаманда более подходящее имя для… для ведьмы.
   – А. Это та, в большей фетровой шляпе с обвисшими полями?
   – Да, мама.
   – Она еще ногти красит черным лаком?
   – Да, мама.
   – Но старый Чокли услал ее в какую-то там школу.
   – Да, мама. Она вернулась, когда тебя не было.
   – А.
   Достав из горна уголек, нянюшка Ягг прикурила трубку. Шляпа с обвисшими полями, черные ногти плюс образование. О боги.
   – И сколько всего этих барышень?
   – С полдюжины. Но на самом деле девушки они хорошие.
   – Да?
   – И не собирались делать ничего плохого.
   Нянюшка Ягг задумчиво уставилась на пламя в горне.
   Молчание нянюшки могло быть поистине бездонным. А еще оно обладало направленностью. Джейсон отчетливо понимал, что данное молчание нацелено на него.
   Он всегда попадался на этот трюк и пытался заполнить молчание.
   – И эта, как ее, Диаманда хорошее образование получила, – забормотал Джейсон. – Знает много интересных слов.
   Молчание.
   – Кроме того, ты сама всегда жаловалась, мол, как не хватает молодых девушек, которые хотели бы научиться ведьмовству, – неловко закончил Джейсон.
   Он снова вытащил прут из горна и несколько раз ударил молотом – так, для вида.
   Поток молчания, струящегося в сторону Джейсона, стал еще сильнее.
   – Каждое полнолуние они ходили танцевать в горы, – буркнул он.
   Нянюшка Ягг вытащила изо рта трубку и внимательно осмотрела ее.
   – Люди говорят, – промолвил Джейсон, чуть понизив голос, – они там совсем обнаженными танцуют.
   – Какими-какими?
   – Ну, ты знаешь, мам, голыми.
   – А, вот в чем дело. А кто-нибудь видел, как они туда ходили?
   – Нет. Кровельщик Плетс пару раз пытался проследить за ними, но им удавалось ускользнуть.
   – Джейсон?
   – Да, мам.
   – Они танцевали вокруг камней.
   Джейсон врезал молотом себе по пальцу.
 
   В лесах и горах Ланкра обитает много богов. Один из них известен под именем Кышбо Гонимого, а еще иногда его называют Хернем Охотником, потому что он – бог охоты и погони. Один из богов.
   Большинство богов существуют только благодаря вере и надежде. Охотники в звериных шкурах пляшут вокруг костров и тем самым создают богов погони – энергичных, неистовых и обладающих тактичностью приливной волны. Но это не единственные боги охоты. Добыча также обладает правом оккультного голоса, столь же неоспоримым, как право сердца биться, а собак лаять. Кышбо – бог гонимых и истребляемых, а также всех мелких существ, жизнь которых неотвратимо завершается коротким писком.
   Ростом Кышбо примерно три фута, а еще у него кроличьи уши и очень маленькие рожки. Зато он умеет очень быстро бегать, и Кышбо использовал эту свою способность в полной мере, когда пронесся по лесам с воплями:
   – Они идут! Они идут! Они возвращаются!
 
   – Кто? – спросил Джейсон Ягг, опустив палец в корыто с водой.
   Нянюшка Ягг вздохнула.
   – Они,– сказала она. – Ну, ты знаешь. Они.Мы не совсем уверены, но…
   – Кто Они?
   Нянюшка несколько помедлила с ответом. Существуют вещи, которые нельзя говорить обычным людям. С другой стороны, Джейсон – кузнец, а значит, к обычным людям не относится. Кузнецы умеют хранить секреты. К тому же он член семьи. Молодость нянюшки Ягг была бурной, а считать нянюшка никогда не умела, но в том, что Джейсон Ягг – ее сын, она практически не сомневалась.
   – Понимаешь… – наконец промолвила она, неопределенно махнув рукой. – Эти камни… Плясуны… Э-э, когда-то… давным-давно…
   Она замолчала и предприняла еще одну попытку объяснить фрактальную природу реальности.
   – Видишь ли… есть места, которые гораздо тоньшедругих, там раньше были двери, ну, не совсем двери, сама никогда до конца не понимала, не двери как таковые, скорее это места, где мир тоньше…Одним словом, все дело в том, что Плясуны – это своего рода ограда… и мы, когда я говорю «мы», то имею в виду, что тысячи лет назад… То есть они – не совсем камни, скорее какое-то грозовое железо… А еще есть вещи, подобные приливам, но это не морские приливы, это когда миры сближаются и ты можешь переступить… В общем, если люди болтались около тех камней, занимались там всякой ерундой… значит, нужно быть очень осторожными, иначе Онивернутся.
   – Но кто Они?
   – В этом-то и беда, – с несчастным видом произнесла нянюшка. – Если я тебе расскажу, скорее всего ты поймешь меня неправильно. Они живут по другую сторону Плясунов.
   Джейсон, нахмурившись, уставился на нее. Но затем лицо его расплылось в улыбке понимания.
   – А, знаю. Я как-то слышал, что иногда анк-морпоркские волшебники прорывают дыры в ткани действительности, и оттуда начинают лезть ужасные Твари из Подземельных Измерений. Огромные твари с дюжиной глаз, а ног у них больше, чем у целого хоровода. – Он схватил свой верный молот №5. – Не волнуйся, мам. Если они сюда полезут, мы им…
   – Да нет, все совсем не так, – прервала его нянюшка. – Те Твари живут снаружи.А эти… Они – по ту сторону.
   Джейсон окончательно запутался. Нянюшка пожала плечами. Все равно рано или поздно придется рассказать…
   – Дамы и Господа, – прошептала она.
   – Кто-кто?
   Нянюшка осторожно оглянулась по сторонам. В конце концов, она же в кузнице, и кузница стояла здесь задолго до того, как был построен замок, задолго до того, как возникло королевство. Повсюду висели подковы. Сами стены были пропитаны железом. Кузница – это не просто место, где хранится железо, здесь железо умирает и возрождается. Сложно представить более безопасное место.
   И все равно ей так не хотелось произносить эти слова…
   – Э-э, – сказала она. – Сказочный Народец. Сияющие. Звездные Люди. Уж ты-то должен их знать.
   – Что?
   Нянюшка на всякий случай положила руку на наковальню и наконец произнесла запретное слово.
   Хмурое выражение исчезло с лица Джейсона со скоростью рассвета.
   – Как? – удивился он. – Но они же милые и…
   – Вот видишь! – хмыкнула нянюшка. – Я же говорила, что ты не поймешь.
 
   – Сколько-сколько? – не поверил своим ушам Чудакулли.
   Кучер пожал плечами.
   – Соглашайся или отваливай, – сказал он.
   – Прошу прощения, аркканцлер, – вмешался Думминг Тупс. – Но это единственная карета.
   – Пятьдесят долларов! Грабеж среди бела дня!
   – Вовсе нет, – терпеливо объяснил кучер авторитетным тоном опытного человека. – Грабеж среди бела дня – это когда кто-то выходит на дорогу, нацеливает на нас арбалет, а потом его друзья прыгают с деревьев и скал и отнимают у вас все деньги и пожитки. А еще есть грабеж среди темной ночи, который очень похож на грабеж среди бела дня, только они еще поджигают карету, чтобы лучше видеть, что брать. А есть еще грабеж среди серых сумерек, основная разновидность которого…
   – Ты имеешь в виду, – перебил Чудакулли, – что ограбление входит в ценупроезда?
   – Гильдия Разбойников и Бандитов, – пояснил кучер. – Сорок долларов с носа. И обсуждению не подлежит. Ставка окончательная.
   – А если мы не заплатим? – уточнил Чудакулли.
   – Я же сказал, ставка окончательная. Окончится ваша жизнь.
   Волшебники устроили быстрое совещание.
   – Итак, у нас есть сто пятьдесят долларов, – сказал Чудакулли. – Больше из сейфа достать не удастся, потому что вчера казначей съел ключ.
   – Э-э, аркканцлер, я могу высказаться? – встрял Думминг.
   – Давай.
   Думминг широко улыбнулся кучеру.
   – Насколько я понимаю, на домашних животных билет не нужен? – спросил он.
   – У-ук?
 
   Помело нянюшки Ягг летело в нескольких футах над лесной тропкой. Скорость была такая, что на поворотах помело заносило и ведьма задевала башмаками листья. У хижины матушки Ветровоск нянюшка спрыгнула с помела, но выключить его не успела, и оно остановилось, только когда врезалось в уборную. Дверь была открыта.
   – Ау?
   Нянюшка Ягг заглянула в буфетную, потом протопала по узкой лестнице на второй этаж.
   Матушка Ветровоск лежала на своей кровати. Лицо ее было серым, а тело – холодным.
   Люди и раньше находили ее в таком состоянии и всегда реагировали неоднозначно. Поэтому теперь матушка успокаивала посетителей – но искушала судьбу – при помощи небольшого клочка картона, который обычно сжимала в окоченевших руках.
   «Я НИ УМИРЛА», – гласила записка.
   Окно было открыто и подперто обломком доски.
   – А, – сказала нянюшка скорее себе, чем кому-либо еще, – вижу, тебя нет. Я… я просто поставлю чайник и подожду, когда ты вернешься, хорошо?
   К Заимствованию нянюшка Ягг относилась неоднозначно. С одной стороны, это, конечно, здорово войти в разум животного или еще кого, но, с другой стороны… слишком многие ведьмы не возвращались. Вот уже несколько лет нянюшка подкармливала кусочками сала и корками бекона некую синичку, которая всеми повадками очень походила на матушку Посталюту, однажды ушедшую Заимствовать, да так и не вернувшуюся. Жуткая вещь… если ведьма вообще может считать что-то жутким.
   Нянюшка вернулась в буфетную и опустила ведро в колодец, напомнив себе на сей раз выбросить тритонов, прежде чем поставить воду на огонь.
   А потом она стала смотреть на сад.
   Некоторое время спустя какое-то маленькое существо впорхнуло в верхнее окно.
   Нянюшка разлила чай. Аккуратно взяла одну ложку сахара из сахарницы, высыпала остальной сахар в свою чашку, ложку сахара вернула в сахарницу, поставила обе чашки на поднос и поднялась по лестнице.
   Матушка Ветровоск сидела на кровати.
   Нянюшка огляделась.
   На балке вниз головой висела летучая мышь.
   Матушка Ветровоск растирала уши.
   – Гита, будь добра, поставь под нее горшок, – попросила она нянюшку. – Они постоянно гадят на ковер.
   Нянюшка отыскала наиболее интимный предмет спальной комнаты и ногой толкнула его по половику.
   – Сделала тебе чашку чая, – сообщила она.
   – То, что нужно, – кивнула матушка, – а то во рту какой-то жучиный привкус.
   – Я думала, ночью ты предпочитаешь сов, – сказала нянюшка.
   – После них потом все время пытаешься провернуть голову по кругу, – поморщилась матушка. – Летучие мыши, они, по крайней мере, смотрят в одну сторону. Сначала я пробовала Заимствовать кроликов, но сама знаешь, чем они думают. Вернее, о чем только и думают.
   – О траве?
   – Ага, о ней самой.
   – Что-нибудь выяснила? – спросила нянюшка.
   – Туда приходили. Каждое полнолуние! Судя по всему, это были девушки. Летучие мыши видят только силуэты.
   – Неплохо, – осторожно похвалила ее нянюшка. – Кто-нибудь из местных?
   – Скорее всего. Во всяком случае, они туда пришли, а не прилетели.
   Нянюшка Ягг вздохнула.
   – Это были Агнесса Нитт, дочь старого Трехпенсовика, и Люси Чокли. Да еще несколько девчонок.
   Матушка Ветровоск уставилась на нее с широко раскрытым ртом.
   – Извини, – пожала плечами нянюшка. – Я расспросила Джейсона.
   Летучая мышь рыгнула. Матушка вежливо прикрыла рот ладонью.
   – Я, наверное, выгляжу старой дурой? – спросила она некоторое время спустя.
   – Нет, что ты, – успокоила ее нянюшка. – Заимствование – это ведь настоящее искусство. И ты прекрасно им овладела.
   – Слишком гордой я стала. А ведь раньше я бы тоже людей расспросила, перед тем как носиться по лесам летучей мышью.
   – Наш Джейсончик ничего бы тебе не сказал. Да и мне он открылся только потому, что иначе я превратила бы его жизнь в ад, – хмыкнула нянюшка. – На то они и матери.
   – Теряю чутье, вот в чем дело. Старею я, Гита.
   – Лично я всегда говорю следующее: ты настолько стара, насколько себя чувствуешь.
   – Именно это я и имею в виду.
   Нянюшка Ягг выглядела озабоченной.
   – Была бы здесь Маграт, – пробормотала матушка, – я бы такой дурой перед ней выставилась…
   – Маграт сейчас сидит в своем замке, – ответила нянюшка. – Учится быть королевой.
   – По крайней мере, когда ты – королева, никто и не заметит, что ты что-то там делаешь неправильно, – возразила матушка. – О нет, все, что ты делаешь, правильно,потому что это тытак делаешь.
   – Королевская власть… Смешная штука, – покачала головой нянюшка. – Берешь девушку с задницей, как у двух свиней, завернутых в одеяло, и головой, полной воздуха, выходит она замуж за короля, принца или еще кого-нибудь и вдруг становится ее королевским сиятельством-величеством-принцессой. Ох уж этот смешной старый мир.
   – Запомни, лебезить перед ней я ни в жизнь не стану, – предупредила матушка.
   – А ты никогда ни перед кем не лебезила, – терпеливо сказала нянюшка Ягг. – Никогда не кланялась старому королю. И Веренса едва удостаиваешь кивком. Да уж, кто-то, а ты никогда ни перед кем не лебезила.
   – Именно так! – воскликнула матушка. – Именно так и должны поступать ведьмы.
   Нянюшка немного подуспокоилась. То, что матушка вдруг заговорила о старости, встревожило ее. Она больше привыкла к матушке в нормальном состоянии едва сдерживаемого гнева. Матушка встала.
   – Значит, дочь старого Чокли, говоришь?
   – Именно.
   – Ее мать звали Кибль, верно? Приятная женщина, насколько я помню.
   – Да, но когда она умерла, старик отослал дочку в Сто Лат, в какую-то там школу.
   – Не одобряю я эти школы, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Они только мешают образованию. А все эти книги… Книги! Да что в них хорошего? Люди сейчас слишком много читают. Вот когда я была молодой, времени на чтение у нас не было, это я точно помню.
   – Мы были слишком заняты другими развлечениями.
   – Верно. Пошли, у нас мало времени.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Дело тут не только в девушках. Там есть еще что-то. Чувствуется какой-то разум – он-то всем и управляет.
   Матушка поежилась. Она слишком явственно ощущала это – так опытный охотник, крадущийся по лесам, мгновенно чувствует присутствие другого охотника – по тишине, когда должен быть шум, по примятым стеблям, по ярости пчел.