Страница:
ВСЕГДАтам была.
– На Задворках, – повторил он, убеждая больше себя, чем Диона. – Мы ее там обязательно найдем. На Задворках. Да. Уж и не припомню, сколько лет она там…
– Такой инструмент мы не купим, – грустно промолвил Дион. – Чтобы создать нечто подобное, мастер должен просидеть две недели под водопадом, завернувшись в шкуру вола, – и это еще до того, как он притронется к дереву.
– Зачем?
– Не знаю. Таков обычай. Он должен очистить свой разум от всего, что может отвлечь его внимание.
– Ну, купим что-то другое, – решительно сказал Золто. – Обязательно подыщем тебе что-нибудь. Иначе какой из тебя музыкант?
– Но у меня совсем нет денег, – ответил Дион.
Золто похлопал его по плечу.
– Это неважно, – успокоил он. – Зато у тебя есть друзья! Мы поможем тебе! А с помощью друзей ты…
– Но мы истратили все, что у нас было, на еду, – перебил его Дион. – У нас нет больше денег.
– Это крайне пессимистический взгляд на жизнь, – упрекнул Золто.
– Да, конечно, но денег у нас действительно нет.
– Я что-нибудь придумаю, – успокоил Золто. – Я – гном. О деньгах нам известно все. Я все знаю о деньгах – это практически мое второе имя.
– Довольно длинноеу тебя второе имя.
Уже почти стемнело, когда они подошли к лавке, находившейся рядом с Незримым Университетом. Это было нечто среднее между магазинчиком музыкальных инструментов и ростовщической норой – в жизни каждого музыканта случаются моменты, когда он вынужден заложить свой инструмент, если хочет набить свой желудок и переночевать не на улице.
– Ты когда-нибудь что-нибудь здесь покупал? – спросил Лава.
– Нет… насколько я помню, – ответил Золто.
– Закрыто, – сказал Лава.
Золто забарабанил в дверь. Послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула, и в щели показалось худая старческая мордочка.
– Э-э, госпожа, мы хотели бы приобрести инструмент, – сказал Дион.
Один глаз и половина рта осмотрели его с головы до ног.
– Ты случаем не эльфис?
– Нет, госпожа.
– Тогда входите.
Лавку освещала пара тускло горящих свечей. Старуха поспешила скрыться за прилавком, откуда принялась внимательно наблюдать за поздними покупателями, пытаясь выявить признаки того, что они хотят зверски убить ее в постели.
Трио медленно двинулось вдоль груд товара. Казалось, ассортимент лавки состоял сплошь из залогов, хранящихся здесь в течение вот уже нескольких веков. Музыканты частенько испытывают недостаток в средствах. Кстати, это является одним из определений настоящего музыканта. Тут были боевые рога. Тут были лютни. Тут были барабаны.
– Ненужный хлам, – едва слышно произнес Дион.
Золто сдул пыль с одной из труб и поднес ее к губам. Раздавшийся звук походил на глас пережаренной фасоли.
– Кажется, внутри лежит дохлая мышь, – сообщил он, заглянув в трубу.
– С ней все было в порядке, пока ты в нее не подул, – проскрипела старуха.
В другом конце лавки со звоном посыпались на пол тарелки.
– Э-э, прошу прощения, – сказал Лава.
Золто открыл крышку инструмента, абсолютно незнакомого Диону. Под крышкой оказался ряд клавиш. Золто пробежался по ним короткими пальцами, издав серию печальных, едва слышных звуков.
– Что это? – шепотом спросил Дион.
– Клавесин, – ответил гном.
– Нам может пригодиться?
– Вряд ли.
Дион выпрямился. Ему показалось, что за ним кто-то следит. Старуха, разумеется, не спускала с них глаз, но чувствовалось что-то еще…
– Бесполезно, – громко сказал он. – Ничего здесь нет.
– Эй, что это было? – воскликнул Золто.
– Я сказал, что…
– Я что-то слышал.
– Что?
– Вот и сейчас, снова!
За их спинами что-то затрещало, раздалась серия глухих ударов. Это Лава, достав контрабас из-под груды пюпитров, попытался сыграть на нем какую-то мелодию.
– Всякий раз, когда ты говоришь, раздается какой-то странный звук, – сообщил Золто. – Ну-ка, скажи что-нибудь.
Дион замялся, как замялся бы любой другой человек, который всю жизнь разговаривал себе и вдруг услышал: «Ну-ка, скажи что-нибудь».
– Дион? – сказал он.
Вум-вум-вум.
– Это доносится…
Уа-уа-уа.
Золто отбросил в сторону пачку древних нот. За ней оказалось кладбище музыкальных инструментов: барабан без кожи, ланкрские волынки без труб и один маракас, предназначенный, вероятно, для продвинутого в области дзена танцора фламенко.
И что-то еще.
Гном вытащил инструмент из груды хлама. Он отдаленно напоминал гитару, вырубленную из музыка куска старого дерева тупым каменным зубилом. Несмотря на то что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Золто знал, как выглядит гитара. Предполагается, что она должна быть похожа на женщину, если, конечно, ваш идеал – это женщина, у которой нет ног, зато есть длинная шея и много ушей.
– Дион? – позвал он.
– Да?
Вауауаум.
Звук напоминал натужный. скрежет пилы, работающей на износ. У инструмента было двенадцать струн, но корпус был цельным, а не полым, он скорее служил просто рамой, на которую натянули струны.
– Она резонирует в ответ на звуки, – сказал Золто.
– Но…
Ваум-уа.
Золто прижал струны ладонью и подозвал к себе друзей.
– Мы находимся совсем рядом с Университетом, – прошептал он. – Волшебство просачивается наружу. Общеизвестный факт. Может, ее заложил какой-нибудь волшебник? Но дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?
Дион побледнел.
– Ты имеешь в виду… какие-нибудь народные мотивы?
Он взял инструмент в руки. Народная музыка в Лламедосе не приветствовалась, а всякие народные песенки безжалостно искоренялись. Считалось, что мужчина, наткнувшийся чудесным майским утром на прекрасную деву, должен действовать так, как посчитает нужным, и нет никакой нужды подробно описывать его действия. К гитарам в Лламедосе относились неодобрительно, считая игру на них слишком… легкой.
Дион тронул струны. Они издали звук, абсолютно не похожий на слышанные им прежде; казалось, он исчезал в грудах старых инструментов, прятался там некоторое время, порождая странное эхо, – и возвращался, обогащенный дополнительными гармониками. По спине юноши пробежали неприятные мурашки. Но… чтобы стать пусть даже самым плохиммузыкантом в мире, все равно нужен какой-нибудь инструмент.
– Ну что, решили? – спросил Золто.
Он повернулся к старухе.
– И это называется музыкальный инструмент? А где вторая половина?
– Золто, я… – начал было Дион.
Струны задрожали под его ладонью. Старуха посмотрела на странную гитару.
– Десять долларов, – сказала она.
– Десять долларов? ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ?!– воскликнул Золто. – Да эта рухлядь двух монет не стоит!
– Верно, – согласилась старуха. – Двух монет она точно не стоит.
Хозяйка лавки даже немного повеселела, правда как-то гнусно, словно ей не терпелось вступить в бой, который будет вестись не на жизнь, а на смерть.
– Это же седая древность, – продолжал Золто.
– Антиквариат.
– Эй, госпожа, да ты звук послушай! На что это похоже?
– Очень сочный звук. Такую работу сейчас днем с огнем не сыщешь.
– Это потому, что дураков не осталось покупать подобное барахло!
Дион снова взглянул на инструмент. Струны дрожали сами по себе. Они были голубоватыми и казались какими-то размытыми, будто постоянно вибрировали.
Он поднес инструмент к губам и шепнул:
– Дион.
Струны что-то тихо промурлыкали.
Только сейчас он заметил некую странную меловую пометку. Она была почти не видна и ничего особенного собой не представляла. Просто кто-то чиркнул мелом… Как будто вывел цифру «1».
А Золто тем временем развлекался вовсю. Считается, что в области финансовых переговоров лучше гномов никого нет – и остротой ума и нахальством они уступают лишь сухоньким старушкам. Дион попытался сосредоточиться на том, что происходит.
– Хорошо, хорошо, – произнес Золто, – значит, договорились?
– Договорились, – ответила старуха. – Только не надо плевать на ладонь, прежде чем пожать мне руку. Это несколько негигиенично.
Золто повернулся к Диону.
– Вроде все удачно закончилось.
– Послушай, я…
– Двенадцать долларов есть?
– Что?!
– По-моему, я неплохо сторговался, а, как думаешь?
За их спинами что-то рухнуло, и появился Лава с парой тарелок под мышкой, кативший перед собой огромный барабан.
– Я же сказал, у меня совсем нет денег! – прошипел Дион.
– Да, но… всеговорят, что у них нет денег. Это разумно. Не будешь же ты ходить повсюду и кричать, что у тебя карманы доверху набиты. Ты имеешь в виду, у тебя ДЕЙСТВИТЕЛЬНОнет денег?
– Да!
– Даже двенадцати долларов?
– Да!
Лава бросил барабан, тарелки и пачку нот на прилавок.
– Сколько за все? – спросил он.
– Пятнадцать долларов, – ответила старуха.
Лава тяжело вздохнул и выпрямился. На мгновение его взгляд затуманился, потом тролль резко врезал себе в челюсть. Пошарив пальцем во рту, он достал…
Дион таращился, ничего не понимая.
– Дай-ка посмотреть, – сказал Золто и выхватил из безвольных пальцев Лавы какой-то камешек. – Эй! Да в нем никак не меньше пятидесяти карат!
– Это я не возьму, – твердо заявила старуха. – Брать то, что побывало во рту у тролля?!
– Может, ты и яйца не ешь? – осведомился Золто. – Всем известно, что зубы троллей – чистые алмазы.
Старуха выхватила у него зуб и внимательно рассмотрела камешек при свете свечи.
– Если бы я отнес его на Ничегоподобную улицу, – сказал Золто, – тамошние ювелиры отвалили бы за него монет двести, не меньше.
– А здесь он стоит пятнадцать долларов, – парировала старуха.
Алмаз бесследно исчез где-то в складках ее одежды, и она широко улыбнулась.
– Вообще не надо было ей платить. Забрали бы все и ушли. И почему мы так не сделали? – горько спросил Золто, когда они вышли на улицу.
– Потому что она бедная, беззащитная старая женщина, – ответил Дион.
– Именно! Именно это я и имел в виду!
Золто посмотрел на Лаву.
– И у тебя полная пасть таких камешков?
– Ага.
– Я должен домовладельцу всего за два месяца…
– Даже не думай, – спокойно произнес тролль.
Позади с треском захлопнулась дверь.
– Эй, выше нос, парни! – воскликнул Золто. – Завтра я найду нам работу. Можете не сомневаться. В этом городе я всех знаю. Нас трое… а это уже ГРУППА.
– Но мы даже не репетировали ни разу, – попытался возразить Дион.
– Репетировать будем в процессе, – парировал Золто. – Добро пожаловать в мир профессиональных музыкантов.
Сьюзен не слишком хорошо разбиралась в истории. Она казалась ей чрезвычайно скучным предметом. Занудные людишки постоянно совершали одни и те же идиотские поступки. Где смысл? Один король как две капли воды походил на другого.
Класс изучал очередное восстание, в результате которого крестьяне хотели перестать быть крестьянами и в связи с тем, что знать победила, перестали быть крестьянами ОЧЕНЬ БЫСТРО.Вот если бы они удосужились научиться читать и приобрели кое-какие книжки по истории, то знали бы о весьма сомнительном преимуществе кос и вил в бою против мечей и арбалетов.
Сьюзен рассеяно слушала, пока скука полностью не завладела ею, после чего достала свою книгу и сделалась невидимой для мира.
– ПИСК!
На полу рядом с партой появилась крошечная фигурка, очень похожая на скелет крысы в черной мантии и с крошечной косой в лапках.
Сьюзен снова углубилась в чтение. Таких тварей на свете нет. Это она знала точно.
– ПИСК!
Она снова опустила взгляд. Привидение никуда не девалось. Вчера на ужин подавали тосты с сыром. Насколько ей было известно из тех же книжек, поздний прием пищи иногда провоцирует подобные видения.
– Тебя не существует, – сказала она. – Ты просто кусочек сыра.
– ПИСК?
Убедившись, что внимание девушки привлечено, крысоподобное существо достало крошечные песочные часы на серебряной цепочке и настойчиво указало на них.
Вопреки всем доводам разума, Сьюзен наклонилась и подставила руку. Существо быстро вскарабкалось ей на ладонь – лапки, словно маленькие булавки, царапали кожу – и выжидающе уставилось на Сьюзен.
Сьюзен поднесла странного гостя к лицу. Хорошо, пусть это плод ее воображения. Тем не менее относиться к таким симптомам следует очень серьезно.
– Если ты сейчас скажешь что-нибудь о своих бедных лапках и усиках, – тихо предупредила она, – я спущу тебя в туалет.
Крыса покачала черепом.
– Ты настоящий?
– ПИСК. ПИСКПИСКПИСК…
– Послушай, – терпеливо промолвила Сьюзен, – по-грызуньи я не говорю. На уроках по современным языкам мы изучаем клатчский, и я знаю только как сказать: «Верблюд моей тети исчез в мираже». А кроме того, если ты действительно плод моего воображения, то мог бы принять… более приятное обличье.
Скелет, даже такой малейький, – зрелище не из приятных, пусть даже у него открытое лицо и вечная улыбка. Но чувство… нет, скорее, воспоминание уже начало просыпаться где-то внутри ее разума, и Сьюзен начинала понимать, что кры-соподобное существо не только реально, но и находится на ее стороне. Ощущение было очень странным. На ее стороне обычно находилась только она сама.
Крыса, явившаяся из мира мертвых, некоторое время смотрела на Сьюзен, а потом, зажав косу в зубах, спрыгнула на пол и куда-то заспешила между партами.
– У тебя лапок-усиков и тех нет, – сказала Сьюзен. – Я имею в виду, настоящих.
Скелет крысы прошел сквозь стену.
А Сьюзен яростно вгрызлась в Парадокс Делимости Ноксуза, наглядно демонстрировавший невозможность падения с бревна.
Тем же вечером дома у Золто они устроили репетицию. Жилище гнома находилось на Федрской улице, позади сыромятни, и здесь вездесущие уши Гильдии Музыкантов вряд ли могли их услышать. Крошечная комнатушка была тщательно вымыта и свежевыкрашена. Она просто сияла чистотой. В гномьих домах не бывает ни тараканов, ни других вредителей. По крайней мере, пока хозяин в состоянии держать в руках сковороду.
Дион и Золто сидели и смотрели, как Лава колотит по своим камням.
– Ну как? – спросил он, закончив партию.
– А еще что-нибудь ты можешь? – чуть подумав, спросил Дион.
– Это же камни, – терпеливо объяснил тролль. – Из них больше ничего не извлечешь. Только «боп-боп-боп».
– Гм-м. Можно я попробую? – спросил Золто. Он расположился за разложенными кругом камнями и некоторое время просто смотрел на них. Затем поменял несколько камней местами. Достал из ящика для инструментов пару молотков и, примериваясь, постучал по одному из камней.
– Ну, хорошо, начнем… – неуверенно произнес он.
Бамбам-бамБАМ.
Струны лежавшей рядом с Дионом гитары отозвались звоном.
– Это оллрайт, мама, – заключил Золто.
– Что? – не понял Дион.
– Не обращай внимания, так, обычная музыкальная присказка, – пояснил Золто. – Типа «я не вижу ваших рук».
– Не понял?
Бам-бам-а-бамбам, бамБАМ.
– А ты подпрыгни, – посоветовал Лава.
Дион, не отрываясь, смотрел на камни. В Лламедосе ударные инструменты не поощрялись. Барды говорили, что палкой по камню или полому бревну любой дурак стучать может. Это – не МУЗЫКА.А еще – тут они обычно переходили на шепот – во всем этом есть что-то ЖИВОТНОЕ.
Гитара тихонько гудела. Казалось, она вбирает в себя все звуки из окружающего воздуха.
На юношу вдруг нахлынуло странное ощущение, что в камнях, по которым можно стучать, скрыты неограниченные возможности.
– А можно теперь я? – спросил он.
Он взял в руки молотки, гитара откликнулась едва слышным звоном струн.
Через сорок пять секунд он опустил молотки. Чуть позже смолкло эхо.
– А зачем ты в самом конце треснул меня по шлему? – осторожно спросил Золто.
– Извини, – виновато ответил Дион. – Меня немного занесло. Я принял тебя за тарелки.
– Звучало несколько… необычно, – признал тролль.
– Музыка… из камней, – промолвил Дион. – Нужно только дать ей свободу, выпустить на волю. И тогда в ней зазвучит глас Рока. Музыка есть во всем, нужно только суметь ее найти.
– А мне можно попробовать? – спросил Лава и неуклюже расположился за камнями.
А-бам-боп-а-ри-боп-а-бим-бэм-бум.
– Что ты с ними сделал? – удивился он. – Они стали звучать как-то… дико.
– А мне нравится, – заявил Золто. – Так намного лучше, чем прежде.
Ту ночь Дион провел между маленькой кроватью Золто и огромной каменной грудой Лавы. Заснул он почти сразу – стоило ему лечь, как буквально через минуту он храпел.
Струны лежавшей рядом гитары подпевали ему.
Убаюканный их едва слышным гулом, Дион совсем забыл о своей арфе.
Сьюзен проснулась. Кто-то дергал ее за ухо. Она открыла глаза.
– ПИСК?
– О нет…
Она села на кровати, все остальные девушки мирно спали. Окно было открыто – в школе поощрялось потребление свежего воздуха, особенно учитывая тот факт, что потреблять его можно было в огромных количествах и совершенно бесплатно.
Скелет крысы вскочил на подоконник и, убедившись в том, что девушка заметила его, скрылся в ночи.
Таким образом, Сьюзен было предложено два пути: снова заснуть или последовать за крысой.
Второй вариант она всегда считала откровенно глупым. Так поступали главные героини всяких сентиментальных книжек. После чего оказывались в каком-нибудь идиотском мире, заселенным придурковатыми гоблинами и говорящими животными. И вообще, эти девчонки-героини были такими жалкими… Они просто позволяли событиям случаться и расхаживали по страницам книги, непрестанно повторяя: «О, силы небесные», вместо того чтобы, как и подобает всякому цельному разумному существу, организовать свою жизнь быстро и надлежащим образом.
Впрочем, если хорошенько подумать, во втором варианте есть некая привлекательность… В мире слишком много неуверенности – вот в чем беда. А Сьюзен сама непрестанно повторяла, что разобраться со всем этим беспорядком должны люди, подобные ей.
Она накинула халат, забралась на подоконник и, чуть помедлив, спрыгнула на клумбу.
Крошечный силуэт крысы пробежал по озаренной лунным светом лужайке и скрылся где-то за конюшнями. Сьюзен двинулась следом, но, дойдя до угла, остановилась, почувствовав себя слегка продрогшей и совсем не слегка идиоткой. Но тут крыса вернулась, волоча какой-то предмет, больше себя самой по размерам и напоминавший комок старых тряпок.
Скелетообразная крыса обошла сверток и несколько раз пнула его.
– Ну хорошо, ХОРОШО!
Сверток открыл один глаз, который некоторое время безумно вращался, пока не остановился на Сьюзен.
– Предупреждаю, – сказал сверток, – слово на букву «Н» я говорить не буду.
– Э-э, что? – не поняла Сьюзен.
Сверток перевернулся, принял вертикальное положение и расправил два грязных крыла. Крыса сразу перестала его пинать.
– Я ведь ворон, не так ли? – произнес бывший сверток. – Одна из немногих птиц, умеющих разговаривать. А люди, стоит им только увидеть меня, сразу начинают твердить: «О, так ты ворон, значит? А ну-ка, скажи нам слово на букву "Н"…» А все этот поэт со своим воображением. Он и представить себе не мог, что мы, вороны, знаем не одно слово и даже не два…
– ПИСК.
– Хорошо, хорошо. – Ворон взъерошил перья. – Вот это вот существо – Смерть Крыс. Заметила косу, капюшон, да? Смерть Крыс. Большая шишка в крысином мире.
Смерть Крыс поклонился.
– Большую часть времени проводит под амбарами и в прочих местах, куда люди обычно ставят тарелки с отрубями и хорошей порцией стрихнина, – продолжил ворон. – Очень добросовестный работник.
– ПИСК.
– Да, но что ему нужно от меня? – не поняла Сьюзен. – Я ведь не крыса.
– И это очень предусмотрительно с твоей стороны, – сказал ворон. – Послушай, я ведь ни на что не напрашивался, понимаешь? Сплю себе мирно на своем черепе, и вдруг кто-то хвать меня за ногу. А будучи птицей оккультной, как и подобает всякому порядочному ворону…
– Прости-прости, – перебила его Сьюзен. – Я понимаю, все это не более чем сон, но должна же я понять, что происходит. Ты спал на своем ЧЕРЕПЕ?
– Ну, не на моем собственном черепе, – поправился ворон. – На чьем-то.
– На чьем именно?
Глаза ворона бешено завращались. Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд обоих глаз в одной точке. Сьюзен едва сдерживалась, чтобы не закрутиться вместе с глазами ворона.
– Откуда я знаю? Их ведь не приносят с ярлыками. Обычный череп. Послушай, я работаю на волшебника, поняла? Сижу на черепе весь день в его конторе и каркаю на людей…
– Зачем?
– Потому что каркающий ворон на черепе является столь же неотъемлемой частью modus operandiволшебника, как заплывшие воском свечи и старое чучело аллигатора на потолке. Ты что, совсем ничего не знаешь? Мне казалось, это все знают, кто хоть что-то о чем-нибудь знает. Да нормальный волшебник скорее откажется от зеленой дряни, булькающей в колбах, чем от сидящего на черепе и каркающего на людей ворона…
– ПИСК!
– Послушай, людям все следует объяснять постепенно, – устало произнес ворон. Один его глаз снова обратился в сторону Сьюзен. – М-да, никакой изысканности, правда? Но крысы не задаются философскими вопросами, тем более крысы мертвые. Как бы то ни было, я единственное известное ему существо, которое умеет разговаривать…
– Люди тоже умеют разговаривать, – перебила Сьюзен.
– Да, конечно, – согласился ворон, – но суть, или, так сказать, ключевое отличие, состоит в том, что люди не предрасположены к тому, чтобы их посреди ночи будила скелетообразная крыса, которой вдруг приперло иметь переводчика. Кстати, люди его не видят.
– Но я же его вижу!
– Ага, вот тут ты ткнула пальцем в суть, в мозг кости, если так можно выразиться.
– Послушай, – сказала Сьюзен, – просто хочу предупредить, ничему этому я не верю. Не верю в то, что существует Смерть Крыс в мантии, да еще и с косой наперевес.
– Но он стоит прямо перед тобой!
– Это еще не причина, чтобы в него поверить.
– Вижу, ты получила НАСТОЯЩЕЕобразование, – кисло заметил ворон.
Сьюзен пристально посмотрела на Смерть Крыс. В его глазницах тлели таинственные голубые огоньки.
– ПИСК.
– Все дело в том, – продолжил ворон, – что он снова ушел.
– Кто?
– Твой… дедушка.
– Дедушка Лезек? Но куда он мог подеваться? Он же давно умер.
– Твой… э-э… ДРУГОЙдедушка, – намекнул ворон.
– У меня нет…
Откуда-то из глубины снова всплыли неясные воспоминания. О лошади… О комнате, полной шепотов… О странного вида ванне… О полях пшеницы…
– Вот так всегда. Вот что бывает, когда детям пытаются дать образование, вместо того чтобы просто сказать им правду, – покачал головой ворон.
– Я думала, мой другой дедушка тоже… умер, – неуверенно произнесла Сьюзен.
– ПИСК.
– Крыса говорит, что ты должна пойти с ней. Это очень важно.
В воображении Сьюзен возник образ похожей на карающую валькирию госпожи Ноно. Какая ГЛУПОСТЬ…
– Нет, только не это, – запротестовала девочка. – Уже почти полночь, а завтра у нас экзамен по географии.
Ворон удивленно открыл клюв.
– Ушам своим не верю, – сказал он.
– Ты действительно считаешь, что я послушаюсь какую-то костлявую крысу и говорящего ворона? Я немедленно возвращаюсь домой!
– Никуда ты не вернешься, – возразил ворон. – Да ни один человек, в котором бурлит хоть капелька крови, не откажется от такого. Ты же ничего не узнаешь, если сейчас уйдешь. Разве что получишь образование.
– У меня совсем нет времени!– воскликнула Сьюзен.
– А, время… – протянул ворон. – Что есть время? Не более чем привычка. И оно не фундаментальное свойство мира – для тебя.
– Но как такое может…
– А вот это тебе и предстоит выяснить.
– ПИСК.
Ворон возбужденно запрыгал на месте.
– Можно я скажу? Можно? – закричал он и даже сумел наконец сфокусировать оба глаза на Сьюзен.
– Твой дедушка… – начал было он. – Он… самый… настоящий… взаправдашний… Сме…
– ПИСК!
– Когда-нибудь она все равно узнает, – возразил ворон.
– Смерд? Мой второй дед происходит не из благородного семейства? И вы подняли меня среди ночи только для того, чтобы сообщить это известие?!
– Я не говорил, что твой дедушка смерд, – возразил ворон. – Я хотел сказать, что он – С…
– ПИСК!
– Ну, хорошо, будь по-твоему!
Два странных существа ввязались в долгий спор друг с дружкой, а Сьюзен тем временем потихоньку отступала.
Потом она подобрала подол и бросилась прочь через двор и влажную от росы лужайку. Окно все еще было открыто. С трудом забравшись на карниз и ухватившись за подоконник, она подтянулась и нырнула в окно спальни. После чего Сьюзен легла на кровать и закрылась с головой одеялом…
Чуть позже она поняла, что, сбежав, поступила не совсем разумно. Но менять что-либо было уже поздно.
Ей снились лошади, кареты и часы без стрелок.
– Думаешь, мы перегнули палку?
– ПИСК? «С…» ПИСК?
– А ты как хотел? Чтобы я вот так, запросто взял и выложил ей, что ее дедушка – Смерть? Вот так просто? А где такт, где понимание ситуации? Людям нравится драма.
– ПИСК, – многозначительно заметил Смерть Крыс.
– У крыс все по-другому.
– ПИСК.
– Ладно, хватит на сегодня, – сказал ворон. – К твоему сведению, вороны не относятся к ночным животным. – Он почесал клюв лапой. – Кстати, ты занимаешься только крысами или мышами, хомяками, ласками и прочими мелкими тварями тоже?
– На Задворках, – повторил он, убеждая больше себя, чем Диона. – Мы ее там обязательно найдем. На Задворках. Да. Уж и не припомню, сколько лет она там…
– Такой инструмент мы не купим, – грустно промолвил Дион. – Чтобы создать нечто подобное, мастер должен просидеть две недели под водопадом, завернувшись в шкуру вола, – и это еще до того, как он притронется к дереву.
– Зачем?
– Не знаю. Таков обычай. Он должен очистить свой разум от всего, что может отвлечь его внимание.
– Ну, купим что-то другое, – решительно сказал Золто. – Обязательно подыщем тебе что-нибудь. Иначе какой из тебя музыкант?
– Но у меня совсем нет денег, – ответил Дион.
Золто похлопал его по плечу.
– Это неважно, – успокоил он. – Зато у тебя есть друзья! Мы поможем тебе! А с помощью друзей ты…
– Но мы истратили все, что у нас было, на еду, – перебил его Дион. – У нас нет больше денег.
– Это крайне пессимистический взгляд на жизнь, – упрекнул Золто.
– Да, конечно, но денег у нас действительно нет.
– Я что-нибудь придумаю, – успокоил Золто. – Я – гном. О деньгах нам известно все. Я все знаю о деньгах – это практически мое второе имя.
– Довольно длинноеу тебя второе имя.
Уже почти стемнело, когда они подошли к лавке, находившейся рядом с Незримым Университетом. Это было нечто среднее между магазинчиком музыкальных инструментов и ростовщической норой – в жизни каждого музыканта случаются моменты, когда он вынужден заложить свой инструмент, если хочет набить свой желудок и переночевать не на улице.
– Ты когда-нибудь что-нибудь здесь покупал? – спросил Лава.
– Нет… насколько я помню, – ответил Золто.
– Закрыто, – сказал Лава.
Золто забарабанил в дверь. Послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула, и в щели показалось худая старческая мордочка.
– Э-э, госпожа, мы хотели бы приобрести инструмент, – сказал Дион.
Один глаз и половина рта осмотрели его с головы до ног.
– Ты случаем не эльфис?
– Нет, госпожа.
– Тогда входите.
Лавку освещала пара тускло горящих свечей. Старуха поспешила скрыться за прилавком, откуда принялась внимательно наблюдать за поздними покупателями, пытаясь выявить признаки того, что они хотят зверски убить ее в постели.
Трио медленно двинулось вдоль груд товара. Казалось, ассортимент лавки состоял сплошь из залогов, хранящихся здесь в течение вот уже нескольких веков. Музыканты частенько испытывают недостаток в средствах. Кстати, это является одним из определений настоящего музыканта. Тут были боевые рога. Тут были лютни. Тут были барабаны.
– Ненужный хлам, – едва слышно произнес Дион.
Золто сдул пыль с одной из труб и поднес ее к губам. Раздавшийся звук походил на глас пережаренной фасоли.
– Кажется, внутри лежит дохлая мышь, – сообщил он, заглянув в трубу.
– С ней все было в порядке, пока ты в нее не подул, – проскрипела старуха.
В другом конце лавки со звоном посыпались на пол тарелки.
– Э-э, прошу прощения, – сказал Лава.
Золто открыл крышку инструмента, абсолютно незнакомого Диону. Под крышкой оказался ряд клавиш. Золто пробежался по ним короткими пальцами, издав серию печальных, едва слышных звуков.
– Что это? – шепотом спросил Дион.
– Клавесин, – ответил гном.
– Нам может пригодиться?
– Вряд ли.
Дион выпрямился. Ему показалось, что за ним кто-то следит. Старуха, разумеется, не спускала с них глаз, но чувствовалось что-то еще…
– Бесполезно, – громко сказал он. – Ничего здесь нет.
– Эй, что это было? – воскликнул Золто.
– Я сказал, что…
– Я что-то слышал.
– Что?
– Вот и сейчас, снова!
За их спинами что-то затрещало, раздалась серия глухих ударов. Это Лава, достав контрабас из-под груды пюпитров, попытался сыграть на нем какую-то мелодию.
– Всякий раз, когда ты говоришь, раздается какой-то странный звук, – сообщил Золто. – Ну-ка, скажи что-нибудь.
Дион замялся, как замялся бы любой другой человек, который всю жизнь разговаривал себе и вдруг услышал: «Ну-ка, скажи что-нибудь».
– Дион? – сказал он.
Вум-вум-вум.
– Это доносится…
Уа-уа-уа.
Золто отбросил в сторону пачку древних нот. За ней оказалось кладбище музыкальных инструментов: барабан без кожи, ланкрские волынки без труб и один маракас, предназначенный, вероятно, для продвинутого в области дзена танцора фламенко.
И что-то еще.
Гном вытащил инструмент из груды хлама. Он отдаленно напоминал гитару, вырубленную из музыка куска старого дерева тупым каменным зубилом. Несмотря на то что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Золто знал, как выглядит гитара. Предполагается, что она должна быть похожа на женщину, если, конечно, ваш идеал – это женщина, у которой нет ног, зато есть длинная шея и много ушей.
– Дион? – позвал он.
– Да?
Вауауаум.
Звук напоминал натужный. скрежет пилы, работающей на износ. У инструмента было двенадцать струн, но корпус был цельным, а не полым, он скорее служил просто рамой, на которую натянули струны.
– Она резонирует в ответ на звуки, – сказал Золто.
– Но…
Ваум-уа.
Золто прижал струны ладонью и подозвал к себе друзей.
– Мы находимся совсем рядом с Университетом, – прошептал он. – Волшебство просачивается наружу. Общеизвестный факт. Может, ее заложил какой-нибудь волшебник? Но дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?
Дион побледнел.
– Ты имеешь в виду… какие-нибудь народные мотивы?
Он взял инструмент в руки. Народная музыка в Лламедосе не приветствовалась, а всякие народные песенки безжалостно искоренялись. Считалось, что мужчина, наткнувшийся чудесным майским утром на прекрасную деву, должен действовать так, как посчитает нужным, и нет никакой нужды подробно описывать его действия. К гитарам в Лламедосе относились неодобрительно, считая игру на них слишком… легкой.
Дион тронул струны. Они издали звук, абсолютно не похожий на слышанные им прежде; казалось, он исчезал в грудах старых инструментов, прятался там некоторое время, порождая странное эхо, – и возвращался, обогащенный дополнительными гармониками. По спине юноши пробежали неприятные мурашки. Но… чтобы стать пусть даже самым плохиммузыкантом в мире, все равно нужен какой-нибудь инструмент.
– Ну что, решили? – спросил Золто.
Он повернулся к старухе.
– И это называется музыкальный инструмент? А где вторая половина?
– Золто, я… – начал было Дион.
Струны задрожали под его ладонью. Старуха посмотрела на странную гитару.
– Десять долларов, – сказала она.
– Десять долларов? ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ?!– воскликнул Золто. – Да эта рухлядь двух монет не стоит!
– Верно, – согласилась старуха. – Двух монет она точно не стоит.
Хозяйка лавки даже немного повеселела, правда как-то гнусно, словно ей не терпелось вступить в бой, который будет вестись не на жизнь, а на смерть.
– Это же седая древность, – продолжал Золто.
– Антиквариат.
– Эй, госпожа, да ты звук послушай! На что это похоже?
– Очень сочный звук. Такую работу сейчас днем с огнем не сыщешь.
– Это потому, что дураков не осталось покупать подобное барахло!
Дион снова взглянул на инструмент. Струны дрожали сами по себе. Они были голубоватыми и казались какими-то размытыми, будто постоянно вибрировали.
Он поднес инструмент к губам и шепнул:
– Дион.
Струны что-то тихо промурлыкали.
Только сейчас он заметил некую странную меловую пометку. Она была почти не видна и ничего особенного собой не представляла. Просто кто-то чиркнул мелом… Как будто вывел цифру «1».
А Золто тем временем развлекался вовсю. Считается, что в области финансовых переговоров лучше гномов никого нет – и остротой ума и нахальством они уступают лишь сухоньким старушкам. Дион попытался сосредоточиться на том, что происходит.
– Хорошо, хорошо, – произнес Золто, – значит, договорились?
– Договорились, – ответила старуха. – Только не надо плевать на ладонь, прежде чем пожать мне руку. Это несколько негигиенично.
Золто повернулся к Диону.
– Вроде все удачно закончилось.
– Послушай, я…
– Двенадцать долларов есть?
– Что?!
– По-моему, я неплохо сторговался, а, как думаешь?
За их спинами что-то рухнуло, и появился Лава с парой тарелок под мышкой, кативший перед собой огромный барабан.
– Я же сказал, у меня совсем нет денег! – прошипел Дион.
– Да, но… всеговорят, что у них нет денег. Это разумно. Не будешь же ты ходить повсюду и кричать, что у тебя карманы доверху набиты. Ты имеешь в виду, у тебя ДЕЙСТВИТЕЛЬНОнет денег?
– Да!
– Даже двенадцати долларов?
– Да!
Лава бросил барабан, тарелки и пачку нот на прилавок.
– Сколько за все? – спросил он.
– Пятнадцать долларов, – ответила старуха.
Лава тяжело вздохнул и выпрямился. На мгновение его взгляд затуманился, потом тролль резко врезал себе в челюсть. Пошарив пальцем во рту, он достал…
Дион таращился, ничего не понимая.
– Дай-ка посмотреть, – сказал Золто и выхватил из безвольных пальцев Лавы какой-то камешек. – Эй! Да в нем никак не меньше пятидесяти карат!
– Это я не возьму, – твердо заявила старуха. – Брать то, что побывало во рту у тролля?!
– Может, ты и яйца не ешь? – осведомился Золто. – Всем известно, что зубы троллей – чистые алмазы.
Старуха выхватила у него зуб и внимательно рассмотрела камешек при свете свечи.
– Если бы я отнес его на Ничегоподобную улицу, – сказал Золто, – тамошние ювелиры отвалили бы за него монет двести, не меньше.
– А здесь он стоит пятнадцать долларов, – парировала старуха.
Алмаз бесследно исчез где-то в складках ее одежды, и она широко улыбнулась.
– Вообще не надо было ей платить. Забрали бы все и ушли. И почему мы так не сделали? – горько спросил Золто, когда они вышли на улицу.
– Потому что она бедная, беззащитная старая женщина, – ответил Дион.
– Именно! Именно это я и имел в виду!
Золто посмотрел на Лаву.
– И у тебя полная пасть таких камешков?
– Ага.
– Я должен домовладельцу всего за два месяца…
– Даже не думай, – спокойно произнес тролль.
Позади с треском захлопнулась дверь.
– Эй, выше нос, парни! – воскликнул Золто. – Завтра я найду нам работу. Можете не сомневаться. В этом городе я всех знаю. Нас трое… а это уже ГРУППА.
– Но мы даже не репетировали ни разу, – попытался возразить Дион.
– Репетировать будем в процессе, – парировал Золто. – Добро пожаловать в мир профессиональных музыкантов.
Сьюзен не слишком хорошо разбиралась в истории. Она казалась ей чрезвычайно скучным предметом. Занудные людишки постоянно совершали одни и те же идиотские поступки. Где смысл? Один король как две капли воды походил на другого.
Класс изучал очередное восстание, в результате которого крестьяне хотели перестать быть крестьянами и в связи с тем, что знать победила, перестали быть крестьянами ОЧЕНЬ БЫСТРО.Вот если бы они удосужились научиться читать и приобрели кое-какие книжки по истории, то знали бы о весьма сомнительном преимуществе кос и вил в бою против мечей и арбалетов.
Сьюзен рассеяно слушала, пока скука полностью не завладела ею, после чего достала свою книгу и сделалась невидимой для мира.
– ПИСК!
На полу рядом с партой появилась крошечная фигурка, очень похожая на скелет крысы в черной мантии и с крошечной косой в лапках.
Сьюзен снова углубилась в чтение. Таких тварей на свете нет. Это она знала точно.
– ПИСК!
Она снова опустила взгляд. Привидение никуда не девалось. Вчера на ужин подавали тосты с сыром. Насколько ей было известно из тех же книжек, поздний прием пищи иногда провоцирует подобные видения.
– Тебя не существует, – сказала она. – Ты просто кусочек сыра.
– ПИСК?
Убедившись, что внимание девушки привлечено, крысоподобное существо достало крошечные песочные часы на серебряной цепочке и настойчиво указало на них.
Вопреки всем доводам разума, Сьюзен наклонилась и подставила руку. Существо быстро вскарабкалось ей на ладонь – лапки, словно маленькие булавки, царапали кожу – и выжидающе уставилось на Сьюзен.
Сьюзен поднесла странного гостя к лицу. Хорошо, пусть это плод ее воображения. Тем не менее относиться к таким симптомам следует очень серьезно.
– Если ты сейчас скажешь что-нибудь о своих бедных лапках и усиках, – тихо предупредила она, – я спущу тебя в туалет.
Крыса покачала черепом.
– Ты настоящий?
– ПИСК. ПИСКПИСКПИСК…
– Послушай, – терпеливо промолвила Сьюзен, – по-грызуньи я не говорю. На уроках по современным языкам мы изучаем клатчский, и я знаю только как сказать: «Верблюд моей тети исчез в мираже». А кроме того, если ты действительно плод моего воображения, то мог бы принять… более приятное обличье.
Скелет, даже такой малейький, – зрелище не из приятных, пусть даже у него открытое лицо и вечная улыбка. Но чувство… нет, скорее, воспоминание уже начало просыпаться где-то внутри ее разума, и Сьюзен начинала понимать, что кры-соподобное существо не только реально, но и находится на ее стороне. Ощущение было очень странным. На ее стороне обычно находилась только она сама.
Крыса, явившаяся из мира мертвых, некоторое время смотрела на Сьюзен, а потом, зажав косу в зубах, спрыгнула на пол и куда-то заспешила между партами.
– У тебя лапок-усиков и тех нет, – сказала Сьюзен. – Я имею в виду, настоящих.
Скелет крысы прошел сквозь стену.
А Сьюзен яростно вгрызлась в Парадокс Делимости Ноксуза, наглядно демонстрировавший невозможность падения с бревна.
Тем же вечером дома у Золто они устроили репетицию. Жилище гнома находилось на Федрской улице, позади сыромятни, и здесь вездесущие уши Гильдии Музыкантов вряд ли могли их услышать. Крошечная комнатушка была тщательно вымыта и свежевыкрашена. Она просто сияла чистотой. В гномьих домах не бывает ни тараканов, ни других вредителей. По крайней мере, пока хозяин в состоянии держать в руках сковороду.
Дион и Золто сидели и смотрели, как Лава колотит по своим камням.
– Ну как? – спросил он, закончив партию.
– А еще что-нибудь ты можешь? – чуть подумав, спросил Дион.
– Это же камни, – терпеливо объяснил тролль. – Из них больше ничего не извлечешь. Только «боп-боп-боп».
– Гм-м. Можно я попробую? – спросил Золто. Он расположился за разложенными кругом камнями и некоторое время просто смотрел на них. Затем поменял несколько камней местами. Достал из ящика для инструментов пару молотков и, примериваясь, постучал по одному из камней.
– Ну, хорошо, начнем… – неуверенно произнес он.
Бамбам-бамБАМ.
Струны лежавшей рядом с Дионом гитары отозвались звоном.
– Это оллрайт, мама, – заключил Золто.
– Что? – не понял Дион.
– Не обращай внимания, так, обычная музыкальная присказка, – пояснил Золто. – Типа «я не вижу ваших рук».
– Не понял?
Бам-бам-а-бамбам, бамБАМ.
– А ты подпрыгни, – посоветовал Лава.
Дион, не отрываясь, смотрел на камни. В Лламедосе ударные инструменты не поощрялись. Барды говорили, что палкой по камню или полому бревну любой дурак стучать может. Это – не МУЗЫКА.А еще – тут они обычно переходили на шепот – во всем этом есть что-то ЖИВОТНОЕ.
Гитара тихонько гудела. Казалось, она вбирает в себя все звуки из окружающего воздуха.
На юношу вдруг нахлынуло странное ощущение, что в камнях, по которым можно стучать, скрыты неограниченные возможности.
– А можно теперь я? – спросил он.
Он взял в руки молотки, гитара откликнулась едва слышным звоном струн.
Через сорок пять секунд он опустил молотки. Чуть позже смолкло эхо.
– А зачем ты в самом конце треснул меня по шлему? – осторожно спросил Золто.
– Извини, – виновато ответил Дион. – Меня немного занесло. Я принял тебя за тарелки.
– Звучало несколько… необычно, – признал тролль.
– Музыка… из камней, – промолвил Дион. – Нужно только дать ей свободу, выпустить на волю. И тогда в ней зазвучит глас Рока. Музыка есть во всем, нужно только суметь ее найти.
– А мне можно попробовать? – спросил Лава и неуклюже расположился за камнями.
А-бам-боп-а-ри-боп-а-бим-бэм-бум.
– Что ты с ними сделал? – удивился он. – Они стали звучать как-то… дико.
– А мне нравится, – заявил Золто. – Так намного лучше, чем прежде.
Ту ночь Дион провел между маленькой кроватью Золто и огромной каменной грудой Лавы. Заснул он почти сразу – стоило ему лечь, как буквально через минуту он храпел.
Струны лежавшей рядом гитары подпевали ему.
Убаюканный их едва слышным гулом, Дион совсем забыл о своей арфе.
Сьюзен проснулась. Кто-то дергал ее за ухо. Она открыла глаза.
– ПИСК?
– О нет…
Она села на кровати, все остальные девушки мирно спали. Окно было открыто – в школе поощрялось потребление свежего воздуха, особенно учитывая тот факт, что потреблять его можно было в огромных количествах и совершенно бесплатно.
Скелет крысы вскочил на подоконник и, убедившись в том, что девушка заметила его, скрылся в ночи.
Таким образом, Сьюзен было предложено два пути: снова заснуть или последовать за крысой.
Второй вариант она всегда считала откровенно глупым. Так поступали главные героини всяких сентиментальных книжек. После чего оказывались в каком-нибудь идиотском мире, заселенным придурковатыми гоблинами и говорящими животными. И вообще, эти девчонки-героини были такими жалкими… Они просто позволяли событиям случаться и расхаживали по страницам книги, непрестанно повторяя: «О, силы небесные», вместо того чтобы, как и подобает всякому цельному разумному существу, организовать свою жизнь быстро и надлежащим образом.
Впрочем, если хорошенько подумать, во втором варианте есть некая привлекательность… В мире слишком много неуверенности – вот в чем беда. А Сьюзен сама непрестанно повторяла, что разобраться со всем этим беспорядком должны люди, подобные ей.
Она накинула халат, забралась на подоконник и, чуть помедлив, спрыгнула на клумбу.
Крошечный силуэт крысы пробежал по озаренной лунным светом лужайке и скрылся где-то за конюшнями. Сьюзен двинулась следом, но, дойдя до угла, остановилась, почувствовав себя слегка продрогшей и совсем не слегка идиоткой. Но тут крыса вернулась, волоча какой-то предмет, больше себя самой по размерам и напоминавший комок старых тряпок.
Скелетообразная крыса обошла сверток и несколько раз пнула его.
– Ну хорошо, ХОРОШО!
Сверток открыл один глаз, который некоторое время безумно вращался, пока не остановился на Сьюзен.
– Предупреждаю, – сказал сверток, – слово на букву «Н» я говорить не буду.
– Э-э, что? – не поняла Сьюзен.
Сверток перевернулся, принял вертикальное положение и расправил два грязных крыла. Крыса сразу перестала его пинать.
– Я ведь ворон, не так ли? – произнес бывший сверток. – Одна из немногих птиц, умеющих разговаривать. А люди, стоит им только увидеть меня, сразу начинают твердить: «О, так ты ворон, значит? А ну-ка, скажи нам слово на букву "Н"…» А все этот поэт со своим воображением. Он и представить себе не мог, что мы, вороны, знаем не одно слово и даже не два…
– ПИСК.
– Хорошо, хорошо. – Ворон взъерошил перья. – Вот это вот существо – Смерть Крыс. Заметила косу, капюшон, да? Смерть Крыс. Большая шишка в крысином мире.
Смерть Крыс поклонился.
– Большую часть времени проводит под амбарами и в прочих местах, куда люди обычно ставят тарелки с отрубями и хорошей порцией стрихнина, – продолжил ворон. – Очень добросовестный работник.
– ПИСК.
– Да, но что ему нужно от меня? – не поняла Сьюзен. – Я ведь не крыса.
– И это очень предусмотрительно с твоей стороны, – сказал ворон. – Послушай, я ведь ни на что не напрашивался, понимаешь? Сплю себе мирно на своем черепе, и вдруг кто-то хвать меня за ногу. А будучи птицей оккультной, как и подобает всякому порядочному ворону…
– Прости-прости, – перебила его Сьюзен. – Я понимаю, все это не более чем сон, но должна же я понять, что происходит. Ты спал на своем ЧЕРЕПЕ?
– Ну, не на моем собственном черепе, – поправился ворон. – На чьем-то.
– На чьем именно?
Глаза ворона бешено завращались. Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд обоих глаз в одной точке. Сьюзен едва сдерживалась, чтобы не закрутиться вместе с глазами ворона.
– Откуда я знаю? Их ведь не приносят с ярлыками. Обычный череп. Послушай, я работаю на волшебника, поняла? Сижу на черепе весь день в его конторе и каркаю на людей…
– Зачем?
– Потому что каркающий ворон на черепе является столь же неотъемлемой частью modus operandiволшебника, как заплывшие воском свечи и старое чучело аллигатора на потолке. Ты что, совсем ничего не знаешь? Мне казалось, это все знают, кто хоть что-то о чем-нибудь знает. Да нормальный волшебник скорее откажется от зеленой дряни, булькающей в колбах, чем от сидящего на черепе и каркающего на людей ворона…
– ПИСК!
– Послушай, людям все следует объяснять постепенно, – устало произнес ворон. Один его глаз снова обратился в сторону Сьюзен. – М-да, никакой изысканности, правда? Но крысы не задаются философскими вопросами, тем более крысы мертвые. Как бы то ни было, я единственное известное ему существо, которое умеет разговаривать…
– Люди тоже умеют разговаривать, – перебила Сьюзен.
– Да, конечно, – согласился ворон, – но суть, или, так сказать, ключевое отличие, состоит в том, что люди не предрасположены к тому, чтобы их посреди ночи будила скелетообразная крыса, которой вдруг приперло иметь переводчика. Кстати, люди его не видят.
– Но я же его вижу!
– Ага, вот тут ты ткнула пальцем в суть, в мозг кости, если так можно выразиться.
– Послушай, – сказала Сьюзен, – просто хочу предупредить, ничему этому я не верю. Не верю в то, что существует Смерть Крыс в мантии, да еще и с косой наперевес.
– Но он стоит прямо перед тобой!
– Это еще не причина, чтобы в него поверить.
– Вижу, ты получила НАСТОЯЩЕЕобразование, – кисло заметил ворон.
Сьюзен пристально посмотрела на Смерть Крыс. В его глазницах тлели таинственные голубые огоньки.
– ПИСК.
– Все дело в том, – продолжил ворон, – что он снова ушел.
– Кто?
– Твой… дедушка.
– Дедушка Лезек? Но куда он мог подеваться? Он же давно умер.
– Твой… э-э… ДРУГОЙдедушка, – намекнул ворон.
– У меня нет…
Откуда-то из глубины снова всплыли неясные воспоминания. О лошади… О комнате, полной шепотов… О странного вида ванне… О полях пшеницы…
– Вот так всегда. Вот что бывает, когда детям пытаются дать образование, вместо того чтобы просто сказать им правду, – покачал головой ворон.
– Я думала, мой другой дедушка тоже… умер, – неуверенно произнесла Сьюзен.
– ПИСК.
– Крыса говорит, что ты должна пойти с ней. Это очень важно.
В воображении Сьюзен возник образ похожей на карающую валькирию госпожи Ноно. Какая ГЛУПОСТЬ…
– Нет, только не это, – запротестовала девочка. – Уже почти полночь, а завтра у нас экзамен по географии.
Ворон удивленно открыл клюв.
– Ушам своим не верю, – сказал он.
– Ты действительно считаешь, что я послушаюсь какую-то костлявую крысу и говорящего ворона? Я немедленно возвращаюсь домой!
– Никуда ты не вернешься, – возразил ворон. – Да ни один человек, в котором бурлит хоть капелька крови, не откажется от такого. Ты же ничего не узнаешь, если сейчас уйдешь. Разве что получишь образование.
– У меня совсем нет времени!– воскликнула Сьюзен.
– А, время… – протянул ворон. – Что есть время? Не более чем привычка. И оно не фундаментальное свойство мира – для тебя.
– Но как такое может…
– А вот это тебе и предстоит выяснить.
– ПИСК.
Ворон возбужденно запрыгал на месте.
– Можно я скажу? Можно? – закричал он и даже сумел наконец сфокусировать оба глаза на Сьюзен.
– Твой дедушка… – начал было он. – Он… самый… настоящий… взаправдашний… Сме…
– ПИСК!
– Когда-нибудь она все равно узнает, – возразил ворон.
– Смерд? Мой второй дед происходит не из благородного семейства? И вы подняли меня среди ночи только для того, чтобы сообщить это известие?!
– Я не говорил, что твой дедушка смерд, – возразил ворон. – Я хотел сказать, что он – С…
– ПИСК!
– Ну, хорошо, будь по-твоему!
Два странных существа ввязались в долгий спор друг с дружкой, а Сьюзен тем временем потихоньку отступала.
Потом она подобрала подол и бросилась прочь через двор и влажную от росы лужайку. Окно все еще было открыто. С трудом забравшись на карниз и ухватившись за подоконник, она подтянулась и нырнула в окно спальни. После чего Сьюзен легла на кровать и закрылась с головой одеялом…
Чуть позже она поняла, что, сбежав, поступила не совсем разумно. Но менять что-либо было уже поздно.
Ей снились лошади, кареты и часы без стрелок.
– Думаешь, мы перегнули палку?
– ПИСК? «С…» ПИСК?
– А ты как хотел? Чтобы я вот так, запросто взял и выложил ей, что ее дедушка – Смерть? Вот так просто? А где такт, где понимание ситуации? Людям нравится драма.
– ПИСК, – многозначительно заметил Смерть Крыс.
– У крыс все по-другому.
– ПИСК.
– Ладно, хватит на сегодня, – сказал ворон. – К твоему сведению, вороны не относятся к ночным животным. – Он почесал клюв лапой. – Кстати, ты занимаешься только крысами или мышами, хомяками, ласками и прочими мелкими тварями тоже?