Страница:
– ПИСК.
– А полевками? Как насчет полевок?
– ПИСК.
– Обалдеть. Никогда бы не подумал. Значит, ты еще и Смерть Полевок? Поразительно, и как ты везде успеваешь?
– ПИСК.
– Понял, понял.
Есть люди дня, а есть создания ночи.
Тут нельзя забывать, что созданием ночи просто так не станешь; от того, что вы ночь-другую не поспите, крутизны и загадочности у вас не прибавится. Для перехода из одной категории в другую требуется нечто большее, нежели плотный грим и бледная кожа.
И наследственность в этом деле имеет далеко не последнее значение.
Ворон вырос в далеком Анк-Морпорке, на постоянно осыпающейся, увитой плющом Башне Искусства, нависшей над Незримым Университетом. Вороны от природы птицы очень разумные, а периодические утечки университетской магии, которая имеет тенденцию усиливать всякие аномальные черты, довершили дело.
Имени у ворона не было, животные обычно не обращают внимания на подобные условности.
Волшебник, который считал себя владельцем птицы, называл ворона Каркушей – не обладая чувством юмора, он, подобно большинству людей, обделенных этой чертой, искренне гордился наличием того, чего у него в действительности не было.
Ворон долетел до дома волшебника, ввалился в открытое окно и устроился на привычном месте, то есть на черепе.
– Бедное дитя, – сказал он.
– Такова доля твоя, – многозначительно отозвался череп.
– Впрочем, не могу ее упрекнуть. Она честно пытается быть нормальной, – продолжил ворон.
– Ага, – согласился череп. – Я всегда говорил: думать надо, пока голова на плечах. Потом будет поздно.
Хозяин зернохранилища в Анк-Морпорке решил, что пора принять самые экстренные меры. Смерть Крыс слышал, как возбужденно лают терьеры. Ночь обещала быть напряженной.
Вообще, описать мыслительный процесс Смерти Крыс достаточно сложно. Трудно даже утверждать, что этот процесс у него в черепе происходит. Однако в данный момент Смерть Крыс испытывал определенные сомнения по поводу правильности своего решения привлечь к переговорам ворона. Но люди всегда считали слова такими важными…
Крысы не отличаются способностью предвидеть будущее – разве что в общем смысле. И в этом самом общем смысле Смерть Крыс был очень, очень встревожен. Он не ожидал столкнуться с такой штукой, как образование.
На следующее утро Сьюзен даже не пришлось становиться невидимой. Экзамен по географии касался в основном флоры равнины Сто [3], основных статей экспорта равнины Сто [4]и фауны равнины Сто [5]. Предмет не составлял особого труда, главное тут было запомнить общий знаменатель. Девочки должны были раскрасить карту. Использовался в основном зеленый цвет. На обед подавали «Пальцы Мертвеца» (читай – сосиски) и Пудинг с Глазными Яблоками (с обычными маленькими яблочками) – здоровый противовес урокам физкультуры.
Уроки физкультуры относились к компетенции Железной Лили, которая, по слухам, брилась, поднимала гантели зубами и подбадривающие крики которой, когда она носилась вдоль боковой линии, сводились к фразам типа: «А ну, схватили мяч, бабы!»
Когда начиналась физкультура, госпожа Ноно и госпожа Перекрест предпочитали наглухо задраивать окна. Госпожа Ноно яростно изучала логику, а госпожа Перекрест в одеянии, напоминающем, по ее мнению, тогу, усиленно занималась аритмикой в спортивном зале.
Своими успехами в спорте Сьюзен могла поразить кого угодно. По крайней мере, в некоторых его видах – к примеру, в хоккее на траве и лапте. Главное, чтобы игра была связана с размахиванием палкой. Тут Сьюзен поражала как в прямом смысле слова, так и в переносном. Вид приближающейся к воротам Сьюзен, в глазах которой горела дьявольская расчетливость, заставлял любого вратаря усомниться в надежности защитных доспехов и броситься на землю, а тем временем мяч, летящий на высоте пояса, со свистом врывался в ворота.
Тот факт, что ее не приглашали ни в одну из команд, несмотря на то что она, согласно общему мнению, играла лучше всех в школе, являлся, как считала сама Сьюзен, еще одним подтверждением общей и повальной глупости человечества. В команды брали даже толстых девчонок с прыщами. Она так и не смогла найти логичного объяснения подобной несправедливости.
Сьюзен не раз объясняла другим девочкам, насколько хороша она в игре, охотно демонстрировала свое мастерство и постоянно подчеркивала, как это глупо – не приглашать ее в команду. Однако по какой-то необъяснимой причине брать ее в игру наотрез отказывались.
В общем, вместо занятий физкультурой она отправилась на официально разрешенную прогулку. Такая альтернатива была возможной – при условии что девочки гуляли не одни. Обычно они ходили в город и покупали несвежую рыбу с чипсами в вонючей лавочке на улице Трех Роз – жареная пища считалась госпожой Ноно крайне вредной для здоровья, поэтому покупалась при первой же возможности.
Девочки должны были прогуливаться группами по три, и не менее. Опасность, как предполагала госпожа Ноно, не может подстерегать группу, состоящую из более чем двух девушек.
И вряд ли какая опасность могла грозить группе, в которую входили принцесса Нефрита и Глория, дочь Тога.
Сначала, когда в школу обратились с просьбой принять на учебу дочь самого настоящего тролля, владелицы колледжа для девочек испытывали некоторые сомнения, но отец Нефриты был королем целой горы, а заполучить в ученицы настоящую принцессу – это крайне престижно для любого учебного заведения. Кроме того, как заметила госпожа Ноно в беседе с госпожой Перекрест, нужно искренне поощрять стремление таких существ стать настоящими людьми, тем более что король просто душка, даже и не помнит, когда он в последний раз кого-то ел. Принцесса Нефрита страдала слабым зрением, что освобождало ее от долгого пребывания на солнечном свете и плетения кольчуг на уроках труда.
Ну а Глории запретили ходить на физкультуру потому, что она слишком угрожающе размахивала топором. Госпожа Ноно как-то имела смелость заметить, что топор не кажется ей дамскиморужием, даже если речь идет о гномах, на что Глория резонно возразила, что топор достался ей в наследство от бабушки, которая владела им всю свою жизнь и чистила каждую субботу, даже если ей не доводилось пускать его в ход. Что-то в манере Глории сжимать топорище заставило сдаться даже госпожу Ноно. В качестве выражения доброй воли Глория отказалась от шлема, но оставила бороду. В правилах поведения ничего не говорилось о том, что девушкам запрещается носить бороду в фут длиной, тем более если она заплетена в косички и увита лентами фирменных цветов школы.
Удивительно, но в этой странной компании Сьюзен чувствовала себя вполне уютно, чем заслужила сдержанное одобрение госпожи Ноно, которая заметила, что Сьюзен – просто душка.Сьюзен была поражена до глубины души, она и представить себе не могла, что кто-то, кроме как в сентиментальных книжках, употребляет слово «душка».
Девушки шли по буковой аллее вдоль игрового поля.
– Не понимаю я этой физкультуры, – сказала Глория, наблюдая за толпой запыхавшихся девушек, что носились взад-вперед по площадке.
– У троллей есть такая игра, – откликнулась Нефрита. – Называется «ааргруха».
– И как в нее играют? – поинтересовалась Сьюзен.
– Ну… у человека отрывают голову и гоняют ее специальными, сделанными из хрусталя башмаками, пока не забьют гол или голова не лопнет. Правда, теперь в нее не играют, – добавила она поспешно.
– Я так и думала, – кивнула Сьюзен.
– Наверное, утерян секрет изготовления башмаков, – заметила Глория.
– Думаю, если бы в нее еще играли, кто-нибудь типа Железной Лили бегал бы вдоль боковой линии и орал: «А ну-ка, схватили голову, бабы!» – сказала Нефрита.
Некоторое время они шли молча.
– Вряд ли она бы так орала, – осторожно произнесла Глория.
– Кстати, – перебила Сьюзен, – вы ничего странного не замечали?
– Ты о чем? – спросила Глория.
– Ну, скажем… крыс, – намекнула Сьюзен.
– Как раз крыс я тут не видела, – ответила Глория. – Хотя искала их повсюду.
– Я имею в виду… странных крыс – пояснила Сьюзен.
Они поравнялись с конюшнями. Как правило, в конюшнях содержались две лошади, которых впрягали в школьную карету, плюс временные постояльцы – те лошади, с которыми девушки, поступившие в школу, наотрез отказывались расставаться.
Есть на свете девушки, которые под угрозой лютой смерти не способны навести порядок в собственной спальне, зато готовы с оружием в руках сражаться за право весь день убирать навоз в какой-нибудь жуткой конюшне. Этого Сьюзен не понимала. Она ничего не имела против лошадей, но совершенно не разбиралась в уздечках, стременах и прочей сбруе. Кроме того, она долго не могла понять, почему лошадей измеряют в ладонях, когда существуют всем понятные дюймы. Впрочем, понаблюдав некоторое время за девушками в бриджах, она сделала вывод, что им просто не под силу справиться с таким сложным прибором, как линейка.
– Хорошо, – сказала она. – А как насчет воронов?
Кто-то дунул ей в ухо.
Она резко обернулась.
В центре двора стояла белая лошадь, смахивающая на плохой спецэффект. Она была слишком яркой. Она вся светилась. Она казалось единственным реальным существом в мире бледных теней. Она была просто гигантской по сравнению с пухлыми лошадками, обычно стоявшими в денниках.
Рядом с ней суетилась пара девушек в бриджах. В них Сьюзен узнала Кассандру Лисс и леди Сару Благост, исключительно похожих друг на друга своей любовью ко всем четвероногим существам, которые кричат «и-го-го», и отвращением ко всему остальному, а также способностью смотреть на окружающий мир зубами и произносить слово «о» так, словно в нем как минимум четыре гласных.
Белая лошадь тихонько заржала и уткнулась мордой в ладонь Сьюзен.
«Ты – Бинки, – подумала она. – Я тебя знаю. Я на тебе каталась. Кажется, ты… ты принадлежишь мне».
– Кста-а-ати, – сказала Сара, – чья эта лошадь?
Сьюзен огляделась.
– Что? Моя? Да… наверное, моя.
– О-о-о-о? Она стоя-а-а-ала в деннике рядом с Буркой. А я и не зна-а-ала, что у тебя есть лошадь. Зна-а-аешь, тебе нужно получить разрешение госпожи Ноно.
– Это подарок, – неуверенно произнесла Сьюзен. – От… кое-кого…
Гиппопотам воспоминаний сонно заворочался в болоте сознания. Она сама не могла понять, почему сказала то, что сказала. Уже много лет она не вспоминала о дедушке. До последней ночи.
«Я помню конюшню, – подумала она. – Такую большую, что даже стен не видно. Как-то раз я каталась на тебе. Кто-то держал меня, чтобы я не упала. Но с такой лошади упасть нельзя. Если она сама того не захочет».
– О-о-о-о. А я и не зна-а-а-ала, что ты ездишь верхом.
– Я… когда-то ездила.
– Зна-а-а-ешь, нужно платить. За то, что держишь ту-у-ут лошадь, – сказала Сара.
Сьюзен ничего не ответила. Почему-то она была уверена, что нужная сумма уже заплачена.
– А у тебя не-е-ет сбруи, – заметила Сара.
Тут Сьюзен не сдержалась.
– А мне она и не нужна.
– О-о-о-о, ездишь без седла,да-а-а? А правишь чем, уша-а-ами?
– Наверное, на сбрую у нее денег не хватило, – вставила Кассандра Лисс. – А ты, гномиха, чего уставилась? Это моя лошадь! Кончай на нее глазеть!
– И ничего я не глазею, – смутилась Глория.
– А то я не вижу, как у тебя слюни текут, – огрызнулась Кассандра.
По булыжникам быстро простучали каблучки, и Сьюзен одним прыжком вскочила на спину лошади.
Она окинула взглядом замерших в изумлении девушек, после чего оглянулась в сторону расположенной сразу за конюшнями тренировочной площадки. Там были установлены препятствия – простые жерди, положенные на бочки.
Лошадь, хотя Сьюзен даже пальцем не шевельнула, вдруг развернулась и рысью проследовала на площадку, направляясь к самому высокому препятствию. Потом возникло ощущение стремительно высвобождающейся энергии, затем – мгновенное ускорение, и препятствие промелькнуло где-то далеко внизу…
Бинки плавно затормозила и остановилась, переступая с копыта на копыто.
Девушки, видимо, лишившись дара речи, молча таращились на Сьюзен.
– А так и должно быть? – наконец спросила Нефрита.
– В чем дело? – удивилась Сьюзен. – Никогда не видели, как прыгает лошадь?
– Видели, – произнесла Глория медленно и осторожно, как будто боялась, что от звука ее голоса вселенная вдруг возьмет да и разлетится на мелкие кусочки. – Но все дело в том, что лошади обычно опускаются на землю.
Сьюзен посмотрела вниз.
Бинки висела в воздухе.
Какой приказ следует отдать, чтобы лошадь снова вошла в контакт с землей? До сих пор в подобных командах общество любителей верховой езды не нуждалось.
Словно уловив мысли девушки, лошадь начала плавно опускаться. На мгновение ее копыта погрузились в землю, словно земная твердь была не более плотной, чем туман, но затем, как будто поразмыслив немного, Бинки наконец определила верный уровень и решила остановиться на нем.
Первой обрела дар речи Сара Благост.
– Мы все расска-а-ажем госпоже Ноно, – пообещала она дрожащим голосом.
Сьюзен была порядком ошеломлена – она, можно сказать, впервые в жизни испытала настоящий страх, – но абсолютная глупость высказанных Сарой слов мгновенно вернула ей нечто похожее на прежнее благоразумие.
– Правда? – язвительно осведомилась Сьюзен. – И что же, интересно, вы ей расскажете?
– Ты заста-а-авила лошадь прыгнуть, а потом… – Девушка резко замолчала.
– Вот-вот, – кивнула Сьюзен. – По-моему, летающие лошади – не та вещь, о которой стоит всем рассказывать.
– И все равно та-а-акое поведение нарушает правила школы, – пробормотала Сара.
Сьюзен завела белую лошадь в свободный денник и начала чистить ее бока скребком. В кормушке с сеном что-то громко зашуршало, Сьюзен показалось, что там мелькнула белая кость.
– Крысы поганые, – вернулась в реальный мир Кассандра. – Развелись тут. Но госпожа Ноно уже приказала садовнику разложить по конюшне яд, я сама слышала.
– Сколько хорошей еды пропадет, – грустно отозвалась Глория.
Тут, похоже, в мозгу Сары зародилась какая-то мысль.
– Послу-у-ушайте! – вдруг воскликнула она. – Не могла же эта лошадь висеть в воздухе! Лошади ведь так не умеют!
– Стало быть, нам всем померещилось, – ответила Сьюзен.
– Она просто зависла, – сказала Глория. – Вот и все. Как в баскетболе [6]. Ничего другого и быть не могло.
– Да.
– Так все и было.
– Да.
Человеческий разум обладает уникальной способностью к восстановлению. Разуму троллей и гномов свойственна та же черта. Сьюзен удивленно смотрела на своих подруг. Висящую в воздухе лошадь видели все без исключения, но эти воспоминания тут же были тщательно спрятаны в самых далеких глубинах подсознания, а ключ в замке сломан.
– Кстати, – сказала она, не сводя глаз с кормушки, – никто из вас не знает, в этом городе есть волшебник?
– Я придумал, где мы будем играть! – радостно сообщил Золто.
– Где? – спросил Лава.
Золто рассказал.
– В «Залатанном Барабане»? – переспросил Лава. – Но там же топорами кидаются.
– Зато мы будем в полной безопасности. Члены Гильдии туда не суются.
– Да, конечно, потому что Гильдия теряет там своих членов. Вернее, их членытеряют там свои члены.
– Мы получим пять долларов, – сказал Золто.
Тролль замялся.
– Пять долларов мне совсем не помешают, – согласился он.
– Третья часть от пяти долларов, – поправил его Золто.
Лава нахмурился.
– Это больше или меньше пяти долларов?
– Послушайте, нас хоть заметят! – воскликнул Золто.
– А я не хочу, чтобы меня заметили в «Барабане», – упорствовал Лава. – Совсем не хочу. Оказавшись там, лучше спрятаться за что-нибудь и носа не высовывать – если хочешь покинуть этот трактир живым.
– Нам нужно что-нибудь сыграть, – не сдавался Золто. – Что угодно. А новый владелец трактира без ума от всяческих развлечений.
– У них, кажется, был однорукий бандит.
– Да, но его арестовали.
Одной из основных достопримечательностей Щеботана были цветочные часы. И часы эти были особенными.
Все лишенные воображения городские власти во всей множественной вселенной сооружают цветочные часы согласно простому принципу: берут громадный часовой механизм, маскируют его пошлой клумбой, а цифры высаживают миленькими цветочками [7].
Часы Щеботана, напротив, представляли собой круглую клумбу, усаженную двадцатью четырьмя видами цветов, тщательно отобранными согласно их способности открывать и закрывать бутоны в строго определенное время…
Когда Сьюзен пробегала мимо, лепестки пурпурного ползунка раскрывались, а цветы мэриных губок закрывались. Примерно половина одиннадцатого.
Улицы были пустынны. Люди, приезжающие в Щеботан в поисках приятного времяпрепровождения, предпочитали поскорее покинуть эти места. Щеботан был настолько респектабельным городом, что даже собаки тут спрашивали разрешения, прежде чем поднять ногу, причем в строго отведенных для этого местах.
Вернее, улицы были почтипустынны. Сьюзен казалось, что она слышит за своей спиной чей-то быстрый топоток, но ее преследователь двигался так быстро и прятался так умело, что разглядеть можно было лишь намек на какую-то неопределенных очертаний тень.
Возле улицы Трех Роз Сьюзен замедлила шаг.
Глория сказала, что волшебник живет именно здесь, где-то неподалеку от рыбной лавки. Знать о волшебниках ученицам колледжа было не положено. В личной вселенной госпожи Ноно волшебники занимали крайне низкое место.
В сгустившейся темноте переулок выглядел весьма зловеще. Тусклый свет факела, горящего в середине улочки, придавал теням еще более угрожающий вид.
Но тут Сьюзен заметила, что к стене одного из домов приставлена лестница и по ней явно собирается подняться какая-то девушка, облик которой показался Сьюзен неуловимо знакомым.
На звук шагов Сьюзен девушка обернулась, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.
– О, привет, – сказала она. – Доллар не разменяешь?
– Э-э, что?
– Очень нужна пара монет по полдоллара. Такая такса. Но можно и медяками.
– Гм… Извини, вряд ли я смогу чем-нибудь тебе помочь. Мне выдают всего пятьдесят пенсов в неделю.
– Проклятье. Ладно, обойдусь как-нибудь.
Насколько могла судить Сьюзен, девушка была не из тех, что зарабатывают на жизнь в темных переулках. Она была крепкой и… чистой и походила, скорее, на медсестру, из тех, что помогают пациентам, возомнившим, будто бы они теперь навсегда прикованы к постели.
И было что-то очень, очень знакомое в ее облике…
Девушка вытащила из кармана платья клещи, поднялась по лестнице и скрылась в одном из окон.
Сьюзен овладели сомнения. Девушка вела себя по-деловому, но по собственному опыту, хоть и достаточно ограниченному, Сьюзен знала, что люди, взбирающиеся ночью по лестницам, – это Злодеи, которых Решительным Девушкам следует задерживать. Она уже собралась было отправиться на поиски ближайшего стражника, как вдруг в другом конце переулка открылась дверь.
Из нее вывалились двое мужчин в обнимку и веселыми зигзагами направились к главной улице. Сьюзен тихонько отошла в сторону. Что-что, а оставаться незамеченной она действительно умела.
Мужчины прошли сквозь лестницу.
Либо мужчины были не совсем материальны – однако издаваемые ими звуки говорили об обратном, – либо что-то было не в порядке с лестницей. Но девушка ведь поднялась по ней…
…А теперь спускалась, что-то торопливо пряча в кармане.
– Ангелочек даже не проснулся, – сказала она.
– Извини? – не поняла Сьюзен.
– У меня не было пятидесяти пенсов, – продолжала девушка, с легкостью забросив лестницу на плечо. – Но правила есть правила. Пришлось взять еще один зуб.
– Что-что?
– Все проверяется, понимаешь. Если количество зубов не совпадет с количеством истраченных долларов, меня ждут большие неприятности. Впрочем, ты сама знаешь, каковы правила.
– Какие правила?
– Я не могу всю ночь стоять тут с тобой и болтать. У меня еще шестьдесят посещений.
– Почемуя должна знать о каких-то там правилах? Кого ты посещаешь? И зачем?
– Детей, конечно. А детей нельзя разочаровывать. Представь их лица, когда они поднимут подушки и ничего там не найдут.
Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
– Только не думай, что я поверю, будто бы ты – та самая зубная фея, – с подозрением произнесла Сьюзен.
Она дотронулась до лестницы. Лестница показалась ей достаточно прочной.
– Не та самая, а просто зубная фея, – ответила девушка. – Странно, что ты этого не знаешь.
– Почему странно? – спросила Сьюзен, но девушка уже скрылась за углом.
– Потому, – раздался голос за ее спиной. – Потому что только посвященный способен видеть посвященного.
Она обернулась. В небольшом открытом окне сидел ворон.
– Лучше зайди в дом, – сказала птица. – В таких переулках можно встретить кого угодно.
– Кое-кого я уже встретила…
Рядом с дверью на стене дома висела бронзовая табличка. Которая тут же сказала Сьюзен, что тут проживает…
– К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
Впервые в жизни Сьюзен услышала, как говорит металл.
– Элементарный фокус, – небрежно заметил ворон. – Она почувствовала, что ты смотришь на нее, и…
– К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
– …Заткнись… Просто толкни дверь.
– Но она заперта.
Склонив голову на бок, ворон смерил ее глазками-бусинками.
– И тебя это останавливает? Хорошо, сейчас принесу ключ.
Через мгновение он вернулся и бросил на булыжную мостовую огромный железный ключ.
– А волшебник дома?
– Дома? Да, конечно. Храпит, как зверь.
– А я думала, волшебники по ночам не спят!
– Только не этот. В девять часов чашка какао, и через пять минут весь мир для него исчезает.
– Но я же не могу просто так войти в чужой дом!
– Почему? Ты же пришла ко мне. Как бы там ни было, мозг данного предприятия – я. А он просто носит смешную шляпу и размахивает руками.
Сьюзен повернула ключ.
Внутри было тепло. Комната была битком набита обычными волшебными атрибутами: горн, рабочий стол, заставленный колбами и заваленный свитками, книжный шкаф, полки которого прогибались под весом книг, с потолка свисало чучело аллигатора, тут и там стояли заплывшие воском свечи, на столе на черепе сидел ворон.
– Не удивляйся, – сказала птица. – Все это ты можешь найти в каталогах. И заказать по почте. Думаешь, свечи сами так заплыли? Над каждой не меньше трех дней работал опытный специалист.
– Все ты придумываешь, – уверенно произнесла Сьюзен. – Черепа по каталогам не продаются.
– Ну, тебе виднее, – хмыкнул ворон. – Ты ведь у нас образованная.
– Что ты хотел сообщить мне прошлой ночью?
– Гм? – переспросил ворон.
Клюв его сразу приобрел виноватый вид.
– Самый настоящий… Взаправдашний… И так далее…
Ворон озадаченно почесался.
– Понимаешь ли… На самом деле я не должен был говорить тебе это. Мне нужно было просто предупредить тебя о лошади. Но меня понесло. Кстати, лошадь появилась?
– Да!
– Так залезь на нее.
– Уже залезала. Таких лошадей не существует. У настоящих лошадей проблем с приземлением не бывает.
– Госпожа, лошадь более настоящую, чем эта, нужно еще поискать.
– И я знаю, как ее зовут! Я уже каталась на ней! Раньше!
Ворон вздохнул, вернее, издал клювом звук, похожий на вздох.
– Что ж, тогда залезай на лошадь и вперед. Он выбрал тебя.
– Вперед – это куда?
– А вот этого мне знать не положено. Ты должна сама все выяснить.
– Предположим, я полная дура и ничего не понимаю… Не мог бы ты хотя бы намекнуть, что произойдет?
– Ну… ты книжки читала? Наверное, не одну и не две. А ты никогда не читала о детях, которые оказывались в далеком волшебном царстве, где их ждали разные приключения, гоблины и все такое прочее?
– Конечно читала, – мрачно произнесла Сьюзен.
– Вот тебе и намек…
Сьюзен взяла пучок какой-то волшебной с виду травы и покрутила его в руках.
– Кстати, на улице я встретила девушку, которая заявила, будто бы она – та самая зубная фея.
– Ты что-то путаешь. Той самой быть не может. Я лично знаю трех зубных фей, а их, наверное, больше.
– Но зубных фей не существует. Я имею в виду… Не знаю. Я думала, это детские сказки. Как и Песочный человек или, скажем, Санта-Хрякус [8].
– Глядите-ка! – воскликнул ворон. – А наш тон немного изменился! И куда только подевалась твоя уверенность? Ты уже не говоришь: «Такого не может быть», а предпочитаешь: «Не знаю».
– Но всем же известно… То есть я хочу сказать, что существование старика с бородой, раздающего детям сосиски и требуху на День Всех Пустых, противоречит всякой логике.
– В логике я ничего не понимаю. Никогда ее не изучал, – заявил ворон. – По-моему, жить на черепе не совсем логично, однако я ведь на нем живу.
– И Песочного человека, который бродит повсюду и сыплет в глаза детям песок, чтобы они заснули, – его тоже не может быть, – продолжила Сьюзен, однако уже не столь уверенным голосом. – Сам подумай, таскать на спине мешок с песком – замучишься ведь.
– Возможно, возможно.
– А полевками? Как насчет полевок?
– ПИСК.
– Обалдеть. Никогда бы не подумал. Значит, ты еще и Смерть Полевок? Поразительно, и как ты везде успеваешь?
– ПИСК.
– Понял, понял.
Есть люди дня, а есть создания ночи.
Тут нельзя забывать, что созданием ночи просто так не станешь; от того, что вы ночь-другую не поспите, крутизны и загадочности у вас не прибавится. Для перехода из одной категории в другую требуется нечто большее, нежели плотный грим и бледная кожа.
И наследственность в этом деле имеет далеко не последнее значение.
Ворон вырос в далеком Анк-Морпорке, на постоянно осыпающейся, увитой плющом Башне Искусства, нависшей над Незримым Университетом. Вороны от природы птицы очень разумные, а периодические утечки университетской магии, которая имеет тенденцию усиливать всякие аномальные черты, довершили дело.
Имени у ворона не было, животные обычно не обращают внимания на подобные условности.
Волшебник, который считал себя владельцем птицы, называл ворона Каркушей – не обладая чувством юмора, он, подобно большинству людей, обделенных этой чертой, искренне гордился наличием того, чего у него в действительности не было.
Ворон долетел до дома волшебника, ввалился в открытое окно и устроился на привычном месте, то есть на черепе.
– Бедное дитя, – сказал он.
– Такова доля твоя, – многозначительно отозвался череп.
– Впрочем, не могу ее упрекнуть. Она честно пытается быть нормальной, – продолжил ворон.
– Ага, – согласился череп. – Я всегда говорил: думать надо, пока голова на плечах. Потом будет поздно.
Хозяин зернохранилища в Анк-Морпорке решил, что пора принять самые экстренные меры. Смерть Крыс слышал, как возбужденно лают терьеры. Ночь обещала быть напряженной.
Вообще, описать мыслительный процесс Смерти Крыс достаточно сложно. Трудно даже утверждать, что этот процесс у него в черепе происходит. Однако в данный момент Смерть Крыс испытывал определенные сомнения по поводу правильности своего решения привлечь к переговорам ворона. Но люди всегда считали слова такими важными…
Крысы не отличаются способностью предвидеть будущее – разве что в общем смысле. И в этом самом общем смысле Смерть Крыс был очень, очень встревожен. Он не ожидал столкнуться с такой штукой, как образование.
На следующее утро Сьюзен даже не пришлось становиться невидимой. Экзамен по географии касался в основном флоры равнины Сто [3], основных статей экспорта равнины Сто [4]и фауны равнины Сто [5]. Предмет не составлял особого труда, главное тут было запомнить общий знаменатель. Девочки должны были раскрасить карту. Использовался в основном зеленый цвет. На обед подавали «Пальцы Мертвеца» (читай – сосиски) и Пудинг с Глазными Яблоками (с обычными маленькими яблочками) – здоровый противовес урокам физкультуры.
Уроки физкультуры относились к компетенции Железной Лили, которая, по слухам, брилась, поднимала гантели зубами и подбадривающие крики которой, когда она носилась вдоль боковой линии, сводились к фразам типа: «А ну, схватили мяч, бабы!»
Когда начиналась физкультура, госпожа Ноно и госпожа Перекрест предпочитали наглухо задраивать окна. Госпожа Ноно яростно изучала логику, а госпожа Перекрест в одеянии, напоминающем, по ее мнению, тогу, усиленно занималась аритмикой в спортивном зале.
Своими успехами в спорте Сьюзен могла поразить кого угодно. По крайней мере, в некоторых его видах – к примеру, в хоккее на траве и лапте. Главное, чтобы игра была связана с размахиванием палкой. Тут Сьюзен поражала как в прямом смысле слова, так и в переносном. Вид приближающейся к воротам Сьюзен, в глазах которой горела дьявольская расчетливость, заставлял любого вратаря усомниться в надежности защитных доспехов и броситься на землю, а тем временем мяч, летящий на высоте пояса, со свистом врывался в ворота.
Тот факт, что ее не приглашали ни в одну из команд, несмотря на то что она, согласно общему мнению, играла лучше всех в школе, являлся, как считала сама Сьюзен, еще одним подтверждением общей и повальной глупости человечества. В команды брали даже толстых девчонок с прыщами. Она так и не смогла найти логичного объяснения подобной несправедливости.
Сьюзен не раз объясняла другим девочкам, насколько хороша она в игре, охотно демонстрировала свое мастерство и постоянно подчеркивала, как это глупо – не приглашать ее в команду. Однако по какой-то необъяснимой причине брать ее в игру наотрез отказывались.
В общем, вместо занятий физкультурой она отправилась на официально разрешенную прогулку. Такая альтернатива была возможной – при условии что девочки гуляли не одни. Обычно они ходили в город и покупали несвежую рыбу с чипсами в вонючей лавочке на улице Трех Роз – жареная пища считалась госпожой Ноно крайне вредной для здоровья, поэтому покупалась при первой же возможности.
Девочки должны были прогуливаться группами по три, и не менее. Опасность, как предполагала госпожа Ноно, не может подстерегать группу, состоящую из более чем двух девушек.
И вряд ли какая опасность могла грозить группе, в которую входили принцесса Нефрита и Глория, дочь Тога.
Сначала, когда в школу обратились с просьбой принять на учебу дочь самого настоящего тролля, владелицы колледжа для девочек испытывали некоторые сомнения, но отец Нефриты был королем целой горы, а заполучить в ученицы настоящую принцессу – это крайне престижно для любого учебного заведения. Кроме того, как заметила госпожа Ноно в беседе с госпожой Перекрест, нужно искренне поощрять стремление таких существ стать настоящими людьми, тем более что король просто душка, даже и не помнит, когда он в последний раз кого-то ел. Принцесса Нефрита страдала слабым зрением, что освобождало ее от долгого пребывания на солнечном свете и плетения кольчуг на уроках труда.
Ну а Глории запретили ходить на физкультуру потому, что она слишком угрожающе размахивала топором. Госпожа Ноно как-то имела смелость заметить, что топор не кажется ей дамскиморужием, даже если речь идет о гномах, на что Глория резонно возразила, что топор достался ей в наследство от бабушки, которая владела им всю свою жизнь и чистила каждую субботу, даже если ей не доводилось пускать его в ход. Что-то в манере Глории сжимать топорище заставило сдаться даже госпожу Ноно. В качестве выражения доброй воли Глория отказалась от шлема, но оставила бороду. В правилах поведения ничего не говорилось о том, что девушкам запрещается носить бороду в фут длиной, тем более если она заплетена в косички и увита лентами фирменных цветов школы.
Удивительно, но в этой странной компании Сьюзен чувствовала себя вполне уютно, чем заслужила сдержанное одобрение госпожи Ноно, которая заметила, что Сьюзен – просто душка.Сьюзен была поражена до глубины души, она и представить себе не могла, что кто-то, кроме как в сентиментальных книжках, употребляет слово «душка».
Девушки шли по буковой аллее вдоль игрового поля.
– Не понимаю я этой физкультуры, – сказала Глория, наблюдая за толпой запыхавшихся девушек, что носились взад-вперед по площадке.
– У троллей есть такая игра, – откликнулась Нефрита. – Называется «ааргруха».
– И как в нее играют? – поинтересовалась Сьюзен.
– Ну… у человека отрывают голову и гоняют ее специальными, сделанными из хрусталя башмаками, пока не забьют гол или голова не лопнет. Правда, теперь в нее не играют, – добавила она поспешно.
– Я так и думала, – кивнула Сьюзен.
– Наверное, утерян секрет изготовления башмаков, – заметила Глория.
– Думаю, если бы в нее еще играли, кто-нибудь типа Железной Лили бегал бы вдоль боковой линии и орал: «А ну-ка, схватили голову, бабы!» – сказала Нефрита.
Некоторое время они шли молча.
– Вряд ли она бы так орала, – осторожно произнесла Глория.
– Кстати, – перебила Сьюзен, – вы ничего странного не замечали?
– Ты о чем? – спросила Глория.
– Ну, скажем… крыс, – намекнула Сьюзен.
– Как раз крыс я тут не видела, – ответила Глория. – Хотя искала их повсюду.
– Я имею в виду… странных крыс – пояснила Сьюзен.
Они поравнялись с конюшнями. Как правило, в конюшнях содержались две лошади, которых впрягали в школьную карету, плюс временные постояльцы – те лошади, с которыми девушки, поступившие в школу, наотрез отказывались расставаться.
Есть на свете девушки, которые под угрозой лютой смерти не способны навести порядок в собственной спальне, зато готовы с оружием в руках сражаться за право весь день убирать навоз в какой-нибудь жуткой конюшне. Этого Сьюзен не понимала. Она ничего не имела против лошадей, но совершенно не разбиралась в уздечках, стременах и прочей сбруе. Кроме того, она долго не могла понять, почему лошадей измеряют в ладонях, когда существуют всем понятные дюймы. Впрочем, понаблюдав некоторое время за девушками в бриджах, она сделала вывод, что им просто не под силу справиться с таким сложным прибором, как линейка.
– Хорошо, – сказала она. – А как насчет воронов?
Кто-то дунул ей в ухо.
Она резко обернулась.
В центре двора стояла белая лошадь, смахивающая на плохой спецэффект. Она была слишком яркой. Она вся светилась. Она казалось единственным реальным существом в мире бледных теней. Она была просто гигантской по сравнению с пухлыми лошадками, обычно стоявшими в денниках.
Рядом с ней суетилась пара девушек в бриджах. В них Сьюзен узнала Кассандру Лисс и леди Сару Благост, исключительно похожих друг на друга своей любовью ко всем четвероногим существам, которые кричат «и-го-го», и отвращением ко всему остальному, а также способностью смотреть на окружающий мир зубами и произносить слово «о» так, словно в нем как минимум четыре гласных.
Белая лошадь тихонько заржала и уткнулась мордой в ладонь Сьюзен.
«Ты – Бинки, – подумала она. – Я тебя знаю. Я на тебе каталась. Кажется, ты… ты принадлежишь мне».
– Кста-а-ати, – сказала Сара, – чья эта лошадь?
Сьюзен огляделась.
– Что? Моя? Да… наверное, моя.
– О-о-о-о? Она стоя-а-а-ала в деннике рядом с Буркой. А я и не зна-а-ала, что у тебя есть лошадь. Зна-а-аешь, тебе нужно получить разрешение госпожи Ноно.
– Это подарок, – неуверенно произнесла Сьюзен. – От… кое-кого…
Гиппопотам воспоминаний сонно заворочался в болоте сознания. Она сама не могла понять, почему сказала то, что сказала. Уже много лет она не вспоминала о дедушке. До последней ночи.
«Я помню конюшню, – подумала она. – Такую большую, что даже стен не видно. Как-то раз я каталась на тебе. Кто-то держал меня, чтобы я не упала. Но с такой лошади упасть нельзя. Если она сама того не захочет».
– О-о-о-о. А я и не зна-а-а-ала, что ты ездишь верхом.
– Я… когда-то ездила.
– Зна-а-а-ешь, нужно платить. За то, что держишь ту-у-ут лошадь, – сказала Сара.
Сьюзен ничего не ответила. Почему-то она была уверена, что нужная сумма уже заплачена.
– А у тебя не-е-ет сбруи, – заметила Сара.
Тут Сьюзен не сдержалась.
– А мне она и не нужна.
– О-о-о-о, ездишь без седла,да-а-а? А правишь чем, уша-а-ами?
– Наверное, на сбрую у нее денег не хватило, – вставила Кассандра Лисс. – А ты, гномиха, чего уставилась? Это моя лошадь! Кончай на нее глазеть!
– И ничего я не глазею, – смутилась Глория.
– А то я не вижу, как у тебя слюни текут, – огрызнулась Кассандра.
По булыжникам быстро простучали каблучки, и Сьюзен одним прыжком вскочила на спину лошади.
Она окинула взглядом замерших в изумлении девушек, после чего оглянулась в сторону расположенной сразу за конюшнями тренировочной площадки. Там были установлены препятствия – простые жерди, положенные на бочки.
Лошадь, хотя Сьюзен даже пальцем не шевельнула, вдруг развернулась и рысью проследовала на площадку, направляясь к самому высокому препятствию. Потом возникло ощущение стремительно высвобождающейся энергии, затем – мгновенное ускорение, и препятствие промелькнуло где-то далеко внизу…
Бинки плавно затормозила и остановилась, переступая с копыта на копыто.
Девушки, видимо, лишившись дара речи, молча таращились на Сьюзен.
– А так и должно быть? – наконец спросила Нефрита.
– В чем дело? – удивилась Сьюзен. – Никогда не видели, как прыгает лошадь?
– Видели, – произнесла Глория медленно и осторожно, как будто боялась, что от звука ее голоса вселенная вдруг возьмет да и разлетится на мелкие кусочки. – Но все дело в том, что лошади обычно опускаются на землю.
Сьюзен посмотрела вниз.
Бинки висела в воздухе.
Какой приказ следует отдать, чтобы лошадь снова вошла в контакт с землей? До сих пор в подобных командах общество любителей верховой езды не нуждалось.
Словно уловив мысли девушки, лошадь начала плавно опускаться. На мгновение ее копыта погрузились в землю, словно земная твердь была не более плотной, чем туман, но затем, как будто поразмыслив немного, Бинки наконец определила верный уровень и решила остановиться на нем.
Первой обрела дар речи Сара Благост.
– Мы все расска-а-ажем госпоже Ноно, – пообещала она дрожащим голосом.
Сьюзен была порядком ошеломлена – она, можно сказать, впервые в жизни испытала настоящий страх, – но абсолютная глупость высказанных Сарой слов мгновенно вернула ей нечто похожее на прежнее благоразумие.
– Правда? – язвительно осведомилась Сьюзен. – И что же, интересно, вы ей расскажете?
– Ты заста-а-авила лошадь прыгнуть, а потом… – Девушка резко замолчала.
– Вот-вот, – кивнула Сьюзен. – По-моему, летающие лошади – не та вещь, о которой стоит всем рассказывать.
– И все равно та-а-акое поведение нарушает правила школы, – пробормотала Сара.
Сьюзен завела белую лошадь в свободный денник и начала чистить ее бока скребком. В кормушке с сеном что-то громко зашуршало, Сьюзен показалось, что там мелькнула белая кость.
– Крысы поганые, – вернулась в реальный мир Кассандра. – Развелись тут. Но госпожа Ноно уже приказала садовнику разложить по конюшне яд, я сама слышала.
– Сколько хорошей еды пропадет, – грустно отозвалась Глория.
Тут, похоже, в мозгу Сары зародилась какая-то мысль.
– Послу-у-ушайте! – вдруг воскликнула она. – Не могла же эта лошадь висеть в воздухе! Лошади ведь так не умеют!
– Стало быть, нам всем померещилось, – ответила Сьюзен.
– Она просто зависла, – сказала Глория. – Вот и все. Как в баскетболе [6]. Ничего другого и быть не могло.
– Да.
– Так все и было.
– Да.
Человеческий разум обладает уникальной способностью к восстановлению. Разуму троллей и гномов свойственна та же черта. Сьюзен удивленно смотрела на своих подруг. Висящую в воздухе лошадь видели все без исключения, но эти воспоминания тут же были тщательно спрятаны в самых далеких глубинах подсознания, а ключ в замке сломан.
– Кстати, – сказала она, не сводя глаз с кормушки, – никто из вас не знает, в этом городе есть волшебник?
– Я придумал, где мы будем играть! – радостно сообщил Золто.
– Где? – спросил Лава.
Золто рассказал.
– В «Залатанном Барабане»? – переспросил Лава. – Но там же топорами кидаются.
– Зато мы будем в полной безопасности. Члены Гильдии туда не суются.
– Да, конечно, потому что Гильдия теряет там своих членов. Вернее, их членытеряют там свои члены.
– Мы получим пять долларов, – сказал Золто.
Тролль замялся.
– Пять долларов мне совсем не помешают, – согласился он.
– Третья часть от пяти долларов, – поправил его Золто.
Лава нахмурился.
– Это больше или меньше пяти долларов?
– Послушайте, нас хоть заметят! – воскликнул Золто.
– А я не хочу, чтобы меня заметили в «Барабане», – упорствовал Лава. – Совсем не хочу. Оказавшись там, лучше спрятаться за что-нибудь и носа не высовывать – если хочешь покинуть этот трактир живым.
– Нам нужно что-нибудь сыграть, – не сдавался Золто. – Что угодно. А новый владелец трактира без ума от всяческих развлечений.
– У них, кажется, был однорукий бандит.
– Да, но его арестовали.
Одной из основных достопримечательностей Щеботана были цветочные часы. И часы эти были особенными.
Все лишенные воображения городские власти во всей множественной вселенной сооружают цветочные часы согласно простому принципу: берут громадный часовой механизм, маскируют его пошлой клумбой, а цифры высаживают миленькими цветочками [7].
Часы Щеботана, напротив, представляли собой круглую клумбу, усаженную двадцатью четырьмя видами цветов, тщательно отобранными согласно их способности открывать и закрывать бутоны в строго определенное время…
Когда Сьюзен пробегала мимо, лепестки пурпурного ползунка раскрывались, а цветы мэриных губок закрывались. Примерно половина одиннадцатого.
Улицы были пустынны. Люди, приезжающие в Щеботан в поисках приятного времяпрепровождения, предпочитали поскорее покинуть эти места. Щеботан был настолько респектабельным городом, что даже собаки тут спрашивали разрешения, прежде чем поднять ногу, причем в строго отведенных для этого местах.
Вернее, улицы были почтипустынны. Сьюзен казалось, что она слышит за своей спиной чей-то быстрый топоток, но ее преследователь двигался так быстро и прятался так умело, что разглядеть можно было лишь намек на какую-то неопределенных очертаний тень.
Возле улицы Трех Роз Сьюзен замедлила шаг.
Глория сказала, что волшебник живет именно здесь, где-то неподалеку от рыбной лавки. Знать о волшебниках ученицам колледжа было не положено. В личной вселенной госпожи Ноно волшебники занимали крайне низкое место.
В сгустившейся темноте переулок выглядел весьма зловеще. Тусклый свет факела, горящего в середине улочки, придавал теням еще более угрожающий вид.
Но тут Сьюзен заметила, что к стене одного из домов приставлена лестница и по ней явно собирается подняться какая-то девушка, облик которой показался Сьюзен неуловимо знакомым.
На звук шагов Сьюзен девушка обернулась, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.
– О, привет, – сказала она. – Доллар не разменяешь?
– Э-э, что?
– Очень нужна пара монет по полдоллара. Такая такса. Но можно и медяками.
– Гм… Извини, вряд ли я смогу чем-нибудь тебе помочь. Мне выдают всего пятьдесят пенсов в неделю.
– Проклятье. Ладно, обойдусь как-нибудь.
Насколько могла судить Сьюзен, девушка была не из тех, что зарабатывают на жизнь в темных переулках. Она была крепкой и… чистой и походила, скорее, на медсестру, из тех, что помогают пациентам, возомнившим, будто бы они теперь навсегда прикованы к постели.
И было что-то очень, очень знакомое в ее облике…
Девушка вытащила из кармана платья клещи, поднялась по лестнице и скрылась в одном из окон.
Сьюзен овладели сомнения. Девушка вела себя по-деловому, но по собственному опыту, хоть и достаточно ограниченному, Сьюзен знала, что люди, взбирающиеся ночью по лестницам, – это Злодеи, которых Решительным Девушкам следует задерживать. Она уже собралась было отправиться на поиски ближайшего стражника, как вдруг в другом конце переулка открылась дверь.
Из нее вывалились двое мужчин в обнимку и веселыми зигзагами направились к главной улице. Сьюзен тихонько отошла в сторону. Что-что, а оставаться незамеченной она действительно умела.
Мужчины прошли сквозь лестницу.
Либо мужчины были не совсем материальны – однако издаваемые ими звуки говорили об обратном, – либо что-то было не в порядке с лестницей. Но девушка ведь поднялась по ней…
…А теперь спускалась, что-то торопливо пряча в кармане.
– Ангелочек даже не проснулся, – сказала она.
– Извини? – не поняла Сьюзен.
– У меня не было пятидесяти пенсов, – продолжала девушка, с легкостью забросив лестницу на плечо. – Но правила есть правила. Пришлось взять еще один зуб.
– Что-что?
– Все проверяется, понимаешь. Если количество зубов не совпадет с количеством истраченных долларов, меня ждут большие неприятности. Впрочем, ты сама знаешь, каковы правила.
– Какие правила?
– Я не могу всю ночь стоять тут с тобой и болтать. У меня еще шестьдесят посещений.
– Почемуя должна знать о каких-то там правилах? Кого ты посещаешь? И зачем?
– Детей, конечно. А детей нельзя разочаровывать. Представь их лица, когда они поднимут подушки и ничего там не найдут.
Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
– Только не думай, что я поверю, будто бы ты – та самая зубная фея, – с подозрением произнесла Сьюзен.
Она дотронулась до лестницы. Лестница показалась ей достаточно прочной.
– Не та самая, а просто зубная фея, – ответила девушка. – Странно, что ты этого не знаешь.
– Почему странно? – спросила Сьюзен, но девушка уже скрылась за углом.
– Потому, – раздался голос за ее спиной. – Потому что только посвященный способен видеть посвященного.
Она обернулась. В небольшом открытом окне сидел ворон.
– Лучше зайди в дом, – сказала птица. – В таких переулках можно встретить кого угодно.
– Кое-кого я уже встретила…
Рядом с дверью на стене дома висела бронзовая табличка. Которая тут же сказала Сьюзен, что тут проживает…
– К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
Впервые в жизни Сьюзен услышала, как говорит металл.
– Элементарный фокус, – небрежно заметил ворон. – Она почувствовала, что ты смотришь на нее, и…
– К.В. Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
– …Заткнись… Просто толкни дверь.
– Но она заперта.
Склонив голову на бок, ворон смерил ее глазками-бусинками.
– И тебя это останавливает? Хорошо, сейчас принесу ключ.
Через мгновение он вернулся и бросил на булыжную мостовую огромный железный ключ.
– А волшебник дома?
– Дома? Да, конечно. Храпит, как зверь.
– А я думала, волшебники по ночам не спят!
– Только не этот. В девять часов чашка какао, и через пять минут весь мир для него исчезает.
– Но я же не могу просто так войти в чужой дом!
– Почему? Ты же пришла ко мне. Как бы там ни было, мозг данного предприятия – я. А он просто носит смешную шляпу и размахивает руками.
Сьюзен повернула ключ.
Внутри было тепло. Комната была битком набита обычными волшебными атрибутами: горн, рабочий стол, заставленный колбами и заваленный свитками, книжный шкаф, полки которого прогибались под весом книг, с потолка свисало чучело аллигатора, тут и там стояли заплывшие воском свечи, на столе на черепе сидел ворон.
– Не удивляйся, – сказала птица. – Все это ты можешь найти в каталогах. И заказать по почте. Думаешь, свечи сами так заплыли? Над каждой не меньше трех дней работал опытный специалист.
– Все ты придумываешь, – уверенно произнесла Сьюзен. – Черепа по каталогам не продаются.
– Ну, тебе виднее, – хмыкнул ворон. – Ты ведь у нас образованная.
– Что ты хотел сообщить мне прошлой ночью?
– Гм? – переспросил ворон.
Клюв его сразу приобрел виноватый вид.
– Самый настоящий… Взаправдашний… И так далее…
Ворон озадаченно почесался.
– Понимаешь ли… На самом деле я не должен был говорить тебе это. Мне нужно было просто предупредить тебя о лошади. Но меня понесло. Кстати, лошадь появилась?
– Да!
– Так залезь на нее.
– Уже залезала. Таких лошадей не существует. У настоящих лошадей проблем с приземлением не бывает.
– Госпожа, лошадь более настоящую, чем эта, нужно еще поискать.
– И я знаю, как ее зовут! Я уже каталась на ней! Раньше!
Ворон вздохнул, вернее, издал клювом звук, похожий на вздох.
– Что ж, тогда залезай на лошадь и вперед. Он выбрал тебя.
– Вперед – это куда?
– А вот этого мне знать не положено. Ты должна сама все выяснить.
– Предположим, я полная дура и ничего не понимаю… Не мог бы ты хотя бы намекнуть, что произойдет?
– Ну… ты книжки читала? Наверное, не одну и не две. А ты никогда не читала о детях, которые оказывались в далеком волшебном царстве, где их ждали разные приключения, гоблины и все такое прочее?
– Конечно читала, – мрачно произнесла Сьюзен.
– Вот тебе и намек…
Сьюзен взяла пучок какой-то волшебной с виду травы и покрутила его в руках.
– Кстати, на улице я встретила девушку, которая заявила, будто бы она – та самая зубная фея.
– Ты что-то путаешь. Той самой быть не может. Я лично знаю трех зубных фей, а их, наверное, больше.
– Но зубных фей не существует. Я имею в виду… Не знаю. Я думала, это детские сказки. Как и Песочный человек или, скажем, Санта-Хрякус [8].
– Глядите-ка! – воскликнул ворон. – А наш тон немного изменился! И куда только подевалась твоя уверенность? Ты уже не говоришь: «Такого не может быть», а предпочитаешь: «Не знаю».
– Но всем же известно… То есть я хочу сказать, что существование старика с бородой, раздающего детям сосиски и требуху на День Всех Пустых, противоречит всякой логике.
– В логике я ничего не понимаю. Никогда ее не изучал, – заявил ворон. – По-моему, жить на черепе не совсем логично, однако я ведь на нем живу.
– И Песочного человека, который бродит повсюду и сыплет в глаза детям песок, чтобы они заснули, – его тоже не может быть, – продолжила Сьюзен, однако уже не столь уверенным голосом. – Сам подумай, таскать на спине мешок с песком – замучишься ведь.
– Возможно, возможно.