Страница:
— Держись, крошка, — велел я Глории. — Скоро нам с тобой будет очень весело. — И слегка отодвинул свой стул.
Под пиджаком у меня был кольт, но я и думать не мог о том, чтобы его достать.
Глория облизнула губы и сказала:
— О, Господи.
Шутник остановился возле нашего столика и несколько секунд молча на меня смотрел.
— Тебе, клоп, было ведено сидеть в своем номере, — наконец изрек он.
— Ну да. Под кроватью. И отложить все свои клопиные дела.
Я встал из-за столика и оказался с ним лицом к лицу.
Зрачки его глаз были величиной с булавочную головку. Я немедленно сел на место.
Он принял хорошую дозу. Я знал, что Шутник наркоман, однако в настоящий момент это было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Судя по всему, он накачался под завязку, скорей всего морфином, а значит способен на все, что угодно. Поступки наркомана предсказать нельзя. Поэтому я не стал с ним связываться.
Шутник вел себя загадочно, что в его состоянии было естественно, только я был не в силах его разгадать. Он даже не глядел в мою сторону, он зыркал глазами по залу, заискивающе улыбаясь всем этим головорезам, которые улыбались ему в ответ. Он вовсю наслаждался собой, а те, кто знал его «игривые» наклонности, теперь не спускали с него глаз. Меня так и подмывало скрыться куда-нибудь подальше, но я чувствовал, что заторчу здесь помимо воли.
Шутник снова соизволил обратить свой взгляд на меня.
— Тебе, небось, не нравится, что я назвал тебя клопом, а?
— Не нравится.
— Тогда почему ты не сказал об этом мне? Я не буду называть тебя клопом. Я ведь всем на свете друг. Мне все это очень даже не нравилось.
— Лучше не трогай меня, ладно? — сказал я, подбирая слова самым тщательнейшим образом. — Ты портишь мне весь отдых.
Это его доконало. Он заржал точно чокнутый и хлопнул себя рукой по животу. Потом заткнулся, сделал разворот на сто восемьдесят и отбыл. Он держал путь в дальний конец зала, и у меня слегка полегчало на душе. Но не надолго, потому что он причалил к столику, за которым восседал Джордж Мэдисон и бросил там якорь.
— Крошка, мне здесь как-то не по себе. И нервишки пошаливают, — сказал я. — Вон там Шутник с твоим муженьком. Кому-то может показаться странным, что мы сидим с тобой.
Она вся позеленела.
— Тогда давай отсюда уйдем.
— Давай. По воздуху. — Я глотнул его, как выброшенная из воды рыба. — Хотя бы попытаемся.
Я привстал, и тут случилось нечто странное. Когда я отодвинул стул, он, отъехав назад дюймов на шесть, вдруг запнулся, вернулся назад и стукнулся о мои ноги. Я плюхнулся на сидение и обернулся.
Сзади за столиком на четверых, где восседало шестеро, был один тип моих габаритов, то есть весьма внушительных. Так вот, этот самый тип отфутболил мой стул назад ко мне, и теперь его ножища покоилась на спинке. Я не знал, кто он такой и что из себя представляет, хотя это последнее не представляло труда угадать. У него была физиономия бывшего боксера, который стал бывшим ввиду своей очевидной непригодности: приплюснутый нос, торчащие в разные стороны уши, шрам во весь лоб. Он качал головой — вперед-назад, вперед-назад — и молчал. Ему и не нужно было что-либо говорить. Его пять дружков были самых разных габаритов и степеней уродства. Они тоже качали головами, не одобряя моего поведения.
— Не обращай на них внимания, Глория, — сказал я, снова повернувшись к ней. — Знаешь, а мне тут несмотря ни на что нравится.
Она все поняла, осушила залпом свой стакан, схватила другой, только что принесенный официантом и жадно к нему припала. Я оказался расторопней — разделался с моим виски куда раньше, чем она и велел повторить. Если накачаешься, многое становится проще.
Обычно после такого количества виски со льдом из моего желудка поднимается теплая волна радости бытия. Теперь эта волна достигла самой макушки, но я все еще не начал радоваться жизни. Я осушил еще один стакан и стало чуть-чуть легче. Я не имел представления о том, что может произойти дальше, но что-то готовилось, и даже дураку было ясно, что поварами были Шутник и Мэдисон Смерть-на-месте, — то ли вдвоем, то ли каждый поодиночке.
— Слишком много поваров, — сказал я.
— Да, сэр, слишком много воров.
— Не воров.
— Воров, воров. Все они тут воры.
Я не собирался с ней спорить.
— Я не совсем то имел в виду, — уточнил я. — Мне не нравится, что Шутник и Джордж сидят вместе. Эти два головореза.
Глория несколько минут молча на меня смотрела.
— Наверное, они решили, что два головореза лучше, чем один головорез, — медленно изрекла она. И рассмеялась.
Я больше не стал распространяться на этот счет. Возможно, они решили, что я охочусь за бумагами. Они и еще какая-нибудь тысчонка бандюг. Не скрою, я бы с удовольствием поискал эти бумаги, если бы сумел отсюда выбраться. Особенно после того, что услышал от Глории.
Она оказалась милой малышкой.
— Глория, — сказал я. — Ты моя милашка. Ты мне очень нравишься.
— Ты тоже милашка. И тоже мне нравишься.
Итак, я кое-что понял, именно здесь, хотя здесь мне больше нечего было делать, в особенности после того, как сгустились тучи. А что если меня нарочно сюда заманили? Хотя нет, никто меня не заманивал — я сам свалял дурака. Не исключено, что официант тоже из их синдиката. Он мог подлить мне в виски воды из-под крана, а мексиканская вода такова, что можно запросто сыграть в ящик. Мои размышления прервали фанфары оркестра, а с утеса сзади нас на танцплощадку упал сноп света. Наступило время шоу. Церемонимейстер вытащил на середину площадки микрофон и сказал что-то по-испански.
— Сейчас начнется представление, — обратился я к Глории. — Думаю, это будет грандиозно.
Церемонимейстер перешел на английский и объявил Марию Кармен, танцовщицу-акробатку.
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Под пиджаком у меня был кольт, но я и думать не мог о том, чтобы его достать.
Глория облизнула губы и сказала:
— О, Господи.
Шутник остановился возле нашего столика и несколько секунд молча на меня смотрел.
— Тебе, клоп, было ведено сидеть в своем номере, — наконец изрек он.
— Ну да. Под кроватью. И отложить все свои клопиные дела.
Я встал из-за столика и оказался с ним лицом к лицу.
Зрачки его глаз были величиной с булавочную головку. Я немедленно сел на место.
Он принял хорошую дозу. Я знал, что Шутник наркоман, однако в настоящий момент это было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Судя по всему, он накачался под завязку, скорей всего морфином, а значит способен на все, что угодно. Поступки наркомана предсказать нельзя. Поэтому я не стал с ним связываться.
Шутник вел себя загадочно, что в его состоянии было естественно, только я был не в силах его разгадать. Он даже не глядел в мою сторону, он зыркал глазами по залу, заискивающе улыбаясь всем этим головорезам, которые улыбались ему в ответ. Он вовсю наслаждался собой, а те, кто знал его «игривые» наклонности, теперь не спускали с него глаз. Меня так и подмывало скрыться куда-нибудь подальше, но я чувствовал, что заторчу здесь помимо воли.
Шутник снова соизволил обратить свой взгляд на меня.
— Тебе, небось, не нравится, что я назвал тебя клопом, а?
— Не нравится.
— Тогда почему ты не сказал об этом мне? Я не буду называть тебя клопом. Я ведь всем на свете друг. Мне все это очень даже не нравилось.
— Лучше не трогай меня, ладно? — сказал я, подбирая слова самым тщательнейшим образом. — Ты портишь мне весь отдых.
Это его доконало. Он заржал точно чокнутый и хлопнул себя рукой по животу. Потом заткнулся, сделал разворот на сто восемьдесят и отбыл. Он держал путь в дальний конец зала, и у меня слегка полегчало на душе. Но не надолго, потому что он причалил к столику, за которым восседал Джордж Мэдисон и бросил там якорь.
— Крошка, мне здесь как-то не по себе. И нервишки пошаливают, — сказал я. — Вон там Шутник с твоим муженьком. Кому-то может показаться странным, что мы сидим с тобой.
Она вся позеленела.
— Тогда давай отсюда уйдем.
— Давай. По воздуху. — Я глотнул его, как выброшенная из воды рыба. — Хотя бы попытаемся.
Я привстал, и тут случилось нечто странное. Когда я отодвинул стул, он, отъехав назад дюймов на шесть, вдруг запнулся, вернулся назад и стукнулся о мои ноги. Я плюхнулся на сидение и обернулся.
Сзади за столиком на четверых, где восседало шестеро, был один тип моих габаритов, то есть весьма внушительных. Так вот, этот самый тип отфутболил мой стул назад ко мне, и теперь его ножища покоилась на спинке. Я не знал, кто он такой и что из себя представляет, хотя это последнее не представляло труда угадать. У него была физиономия бывшего боксера, который стал бывшим ввиду своей очевидной непригодности: приплюснутый нос, торчащие в разные стороны уши, шрам во весь лоб. Он качал головой — вперед-назад, вперед-назад — и молчал. Ему и не нужно было что-либо говорить. Его пять дружков были самых разных габаритов и степеней уродства. Они тоже качали головами, не одобряя моего поведения.
— Не обращай на них внимания, Глория, — сказал я, снова повернувшись к ней. — Знаешь, а мне тут несмотря ни на что нравится.
Она все поняла, осушила залпом свой стакан, схватила другой, только что принесенный официантом и жадно к нему припала. Я оказался расторопней — разделался с моим виски куда раньше, чем она и велел повторить. Если накачаешься, многое становится проще.
Обычно после такого количества виски со льдом из моего желудка поднимается теплая волна радости бытия. Теперь эта волна достигла самой макушки, но я все еще не начал радоваться жизни. Я осушил еще один стакан и стало чуть-чуть легче. Я не имел представления о том, что может произойти дальше, но что-то готовилось, и даже дураку было ясно, что поварами были Шутник и Мэдисон Смерть-на-месте, — то ли вдвоем, то ли каждый поодиночке.
— Слишком много поваров, — сказал я.
— Да, сэр, слишком много воров.
— Не воров.
— Воров, воров. Все они тут воры.
Я не собирался с ней спорить.
— Я не совсем то имел в виду, — уточнил я. — Мне не нравится, что Шутник и Джордж сидят вместе. Эти два головореза.
Глория несколько минут молча на меня смотрела.
— Наверное, они решили, что два головореза лучше, чем один головорез, — медленно изрекла она. И рассмеялась.
Я больше не стал распространяться на этот счет. Возможно, они решили, что я охочусь за бумагами. Они и еще какая-нибудь тысчонка бандюг. Не скрою, я бы с удовольствием поискал эти бумаги, если бы сумел отсюда выбраться. Особенно после того, что услышал от Глории.
Она оказалась милой малышкой.
— Глория, — сказал я. — Ты моя милашка. Ты мне очень нравишься.
— Ты тоже милашка. И тоже мне нравишься.
Итак, я кое-что понял, именно здесь, хотя здесь мне больше нечего было делать, в особенности после того, как сгустились тучи. А что если меня нарочно сюда заманили? Хотя нет, никто меня не заманивал — я сам свалял дурака. Не исключено, что официант тоже из их синдиката. Он мог подлить мне в виски воды из-под крана, а мексиканская вода такова, что можно запросто сыграть в ящик. Мои размышления прервали фанфары оркестра, а с утеса сзади нас на танцплощадку упал сноп света. Наступило время шоу. Церемонимейстер вытащил на середину площадки микрофон и сказал что-то по-испански.
— Сейчас начнется представление, — обратился я к Глории. — Думаю, это будет грандиозно.
Церемонимейстер перешел на английский и объявил Марию Кармен, танцовщицу-акробатку.
Глава 9
Наш столик находился в нескольких футах от края танцплощадки в самом центре зала, поэтому наши места оказались самыми лучшими. Вспомнив Марию, я был очень этому рад и чуть-чуть повернул свой стул, чтобы было удобней смотреть. Церемонимейстер убрал микрофон, вся площадка была теперь залита светом прожектора. На сцену вышла Мария Кармен.
Я думал, что она самых что ни на есть стандартных размеров, однако теперь понял, что обманулся, ибо видел ее в одежде. На ней и сейчас кое-что было надето, но что это была за одежда! Ее бюст, который оказался отнюдь не стандартных размеров, прикрывало что-то вроде бюстгальтера. А еще на ней были облегающие трусики, похоже, из тонкого, но очень прочного материала, так как они не порвались, когда Мария начала свое шоу. Что ж, хорошего понемножку.
Она была босая; медленно направившись в середину сцены и поклонившись в ответ на громкие аплодисменты, в которые и я внес свою лепту, Мария стала раскачиваться. Я последовал ее примеру. Барабанщик из оркестра начал выбивать дробь, сперва тихо, потом все громче и громче. Мария стояла в самом центре площадки лицом к публике, широко расставив ноги. Она начала медленно клониться назад, в обычный мостик. Но обычным все было лишь в самом начале. Вместо того, чтобы коснуться руками пола, она гнулась назад до тех пор, пока ее голова не очутилась между ног. Находясь в этой необычной позе, она широко улыбнулась.
Так продолжалось несколько секунд, и именно тогда она увидела меня, сидящего на самой грани света и тьмы.
Она легонько качнула головой, что выглядело весьма странно, и подмигнула мне.
Я ей улыбнулся, и она начала выпрямляться.
— Что это было? — спросила Глория.
— Что «что»?
Во мне уже играл бурбон.
— Сам знаешь, что «что».
— Похоже, она кому-то подморгнула.
— Похоже, тебе. Ты ее знаешь?
— Мы с ней всего лишь говорим друг другу здрасьте.
— Может, она таким образом сказала тебе «здрасьте»?
Вопрос остался открытым. Я не знал на него ответа, но мне было бы очень интересно его знать. Однако в настоящий момент было не до разговоров. Движения Марии стали быстрей, оркестр заиграл какую-то джазовую мелодию, под которую она кувыркалась, а потом, сев на пол, вытворяла всякие штучки. Она завела за голову сперва одну ногу, потом другую, и будь у нее три ноги, а не две, она бы, думаю, и третью туда завела, казалось, она вся вот-вот очутится там, за своей головой.
Я был в восторге; я повидал женщин в различных самых странных позах, но в таких не видел никогда. Вдруг Мария вся вывернулась наизнанку и уже через секунду стояла на голове, потом лежала на спине, а дальше лежала и стояла почти на всех частях тела в отдельности. Некоторые ее позы нет смысла описывать, так как они немыслимы, и в том, что она их принимала, мне чудилась какая-то мистика. Одним словом, она ходила по сцене ходуном, то и дело сопровождаемая взрывами аплодисментов, выделывала свои антраша на краю сцены прямо передо мной, что меня привело в неистовое восхищение.
Мария была примерно в двух футах от меня, может даже меньше, когда еще раз мне подморгнула.
— Ага! Так это она тебе! — злорадствовала Глория. Потом Мария Кармен прошлась по сцене колесом, сделала в центре контрольную стойку, очутилась на ногах и раза два поклонилась на неистовые аплодисменты публики, главным образом тех, кто сидел по краю танцплощадки. Она послала всем нам воздушный поцелуй и ускакала за кулисы с высоко поднятой головой. Церемонимейстер объявил на двух языках, что теперь Мария Кармен выступит с теми двумя смышлеными ребятами, Эрнандесом и Родригесом.
Они все трое одновременно выскочили в зал, запрыгали, завертелись волчками. Мужчины были в черных трико по щиколотки и в белых рубашках байронического фасона, Мария Кармен все в том же наряде, который, оказывается, так и не лопнул.
Один из ребят вдруг завопил: «Алле... гоп!», а, может, его испанский вариант. Мария разогналась и прыгнула прямо на него, и будь я проклят, если он не схватил ее обе ступни в свои ладони, по одной в каждую, и не швырнул ее обратно. Она взлетела в воздух и приземлилась на плечи второго парня. Потом было еще несколько этих «алле-гоп!» и Мария прыгала, взлетала, носилась в воздухе колесом.
Я закрыл глаза, но меня охватило беспокойство, и я их моментально открыл. Все как будто бы было в порядке. Акробаты все еще носились точно сумасшедшие в воздухе. Мария была восхитительной девчонкой, и я даже боялся подумать о том, что случится, если один из этих ребят ее не поймает. Тогда она навылет прочертит в своем полете не ограниченное никакими стенами пространство и... Нет, это ужасно. Они все скакали. Я закрыл глаза: все, все, она улетела. Когда я открою глаза, увижу, что двое мужчин перегнулись через перила и кричат что-то во мрак. Я открыл глаза. Все трое стояли рядом, сцепив в дружеском пожатии руки. Гремели фанфары и аплодисменты.
Они поклонились, потом один из них, как мне кажется, Эрнандес, приблизился к краю танцплощадки в нескольких футах от меня побеседовать с каким-то незнакомым мне типом и с Шутником. Я удивился, что с этим плоскомордым гиппопотамом можно о чем-то говорить. Интересно, что это Шутнику вдруг вздумалось поговорить с Эрнандесом и вообще... Глория кашлянула.
— Нравится, голубушка? — поинтересовался я, повернувшись к ней. — Тебе это доставляет удовольствие?
— Думаю, тебе гораздо больше, — ехидно ответила она. — Неужели не могут придумать шоу для женщин?
— Это мысль. Может, какой-нибудь умник сумеет заработать миллионы на этих самых шоу для женщин. Но, позволь, разве женщинам не нравится смотреть на других женщин?
— Ну, не так, как мужчинам. Надо же, что тут вытворяла эта маленькая... воображала! Ты, наверное, думаешь она очень сексуальна.
Я улыбнулся Глории и допил свой бурбон. И тут меня всего передернуло. Медленно поставив на стол пустой стакан, я обернулся, чтобы взглянуть на совещание, происходившее в нескольких футах за моей спиной. Пока шло представление, я от всего отключился. Забыл об этих бандюгах в зале, даже о Шутнике забыл, о котором обычно всегда помню. Я даже не больно насторожился, когда он вступил в беседу с Эрнандесом. Проклятье, что же там все-таки затевается?
Они стояли достаточно близко от меня, и я мог кое-что слышать из их разговора, но они говорили на испанском, что для меня все равно, что на птичьем. Тип, который был с Шутником, доказывал что-то Эрнандесу, я уловил «с разрешения», «великолепный» и «комический». Эрнандес закивал головой, сказал «да, да» и что-то еще мне непонятное.
Этот самый субъект, Шутник, вперся на танцплощадку и схватил микрофон, а Эрнандес между тем о чем-то болтал с Марией и Родригесом.
— Друзья и подружки, — сказал в микрофон Шутник.
Ему зааплодировали, засвистели, затопали ногами как в конюшне. Шутник просиял и расплылся в улыбке. Он взмахнул рукой, призывая соблюдать тишину. «Все устроено», — изрек он. Бандюги внимали каждому его слову, прямо-таки умирая от любопытства узнать, кого он собирается разыграть. А он был на седьмом небе от счастья.
— По специальному разрешению администрации и благодаря их доброму согласию, — Шутник показал оттопыренным большим пальцем куда-то позади себя, — нас с вами ждет еще одно развлечение. Знаменитый комический танцор, который находится сейчас здесь, покажет нам свои трюки вместе с ними.
Он снова ткнул пальцем куда-то назад.
— А теперь я рекомендую его вам, раз уж он с радостью согласился для вас танцевать. Этот знаменитый комический иностранный танцор — Шелл Скотт!
Я думал, что она самых что ни на есть стандартных размеров, однако теперь понял, что обманулся, ибо видел ее в одежде. На ней и сейчас кое-что было надето, но что это была за одежда! Ее бюст, который оказался отнюдь не стандартных размеров, прикрывало что-то вроде бюстгальтера. А еще на ней были облегающие трусики, похоже, из тонкого, но очень прочного материала, так как они не порвались, когда Мария начала свое шоу. Что ж, хорошего понемножку.
Она была босая; медленно направившись в середину сцены и поклонившись в ответ на громкие аплодисменты, в которые и я внес свою лепту, Мария стала раскачиваться. Я последовал ее примеру. Барабанщик из оркестра начал выбивать дробь, сперва тихо, потом все громче и громче. Мария стояла в самом центре площадки лицом к публике, широко расставив ноги. Она начала медленно клониться назад, в обычный мостик. Но обычным все было лишь в самом начале. Вместо того, чтобы коснуться руками пола, она гнулась назад до тех пор, пока ее голова не очутилась между ног. Находясь в этой необычной позе, она широко улыбнулась.
Так продолжалось несколько секунд, и именно тогда она увидела меня, сидящего на самой грани света и тьмы.
Она легонько качнула головой, что выглядело весьма странно, и подмигнула мне.
Я ей улыбнулся, и она начала выпрямляться.
— Что это было? — спросила Глория.
— Что «что»?
Во мне уже играл бурбон.
— Сам знаешь, что «что».
— Похоже, она кому-то подморгнула.
— Похоже, тебе. Ты ее знаешь?
— Мы с ней всего лишь говорим друг другу здрасьте.
— Может, она таким образом сказала тебе «здрасьте»?
Вопрос остался открытым. Я не знал на него ответа, но мне было бы очень интересно его знать. Однако в настоящий момент было не до разговоров. Движения Марии стали быстрей, оркестр заиграл какую-то джазовую мелодию, под которую она кувыркалась, а потом, сев на пол, вытворяла всякие штучки. Она завела за голову сперва одну ногу, потом другую, и будь у нее три ноги, а не две, она бы, думаю, и третью туда завела, казалось, она вся вот-вот очутится там, за своей головой.
Я был в восторге; я повидал женщин в различных самых странных позах, но в таких не видел никогда. Вдруг Мария вся вывернулась наизнанку и уже через секунду стояла на голове, потом лежала на спине, а дальше лежала и стояла почти на всех частях тела в отдельности. Некоторые ее позы нет смысла описывать, так как они немыслимы, и в том, что она их принимала, мне чудилась какая-то мистика. Одним словом, она ходила по сцене ходуном, то и дело сопровождаемая взрывами аплодисментов, выделывала свои антраша на краю сцены прямо передо мной, что меня привело в неистовое восхищение.
Мария была примерно в двух футах от меня, может даже меньше, когда еще раз мне подморгнула.
— Ага! Так это она тебе! — злорадствовала Глория. Потом Мария Кармен прошлась по сцене колесом, сделала в центре контрольную стойку, очутилась на ногах и раза два поклонилась на неистовые аплодисменты публики, главным образом тех, кто сидел по краю танцплощадки. Она послала всем нам воздушный поцелуй и ускакала за кулисы с высоко поднятой головой. Церемонимейстер объявил на двух языках, что теперь Мария Кармен выступит с теми двумя смышлеными ребятами, Эрнандесом и Родригесом.
Они все трое одновременно выскочили в зал, запрыгали, завертелись волчками. Мужчины были в черных трико по щиколотки и в белых рубашках байронического фасона, Мария Кармен все в том же наряде, который, оказывается, так и не лопнул.
Один из ребят вдруг завопил: «Алле... гоп!», а, может, его испанский вариант. Мария разогналась и прыгнула прямо на него, и будь я проклят, если он не схватил ее обе ступни в свои ладони, по одной в каждую, и не швырнул ее обратно. Она взлетела в воздух и приземлилась на плечи второго парня. Потом было еще несколько этих «алле-гоп!» и Мария прыгала, взлетала, носилась в воздухе колесом.
Я закрыл глаза, но меня охватило беспокойство, и я их моментально открыл. Все как будто бы было в порядке. Акробаты все еще носились точно сумасшедшие в воздухе. Мария была восхитительной девчонкой, и я даже боялся подумать о том, что случится, если один из этих ребят ее не поймает. Тогда она навылет прочертит в своем полете не ограниченное никакими стенами пространство и... Нет, это ужасно. Они все скакали. Я закрыл глаза: все, все, она улетела. Когда я открою глаза, увижу, что двое мужчин перегнулись через перила и кричат что-то во мрак. Я открыл глаза. Все трое стояли рядом, сцепив в дружеском пожатии руки. Гремели фанфары и аплодисменты.
Они поклонились, потом один из них, как мне кажется, Эрнандес, приблизился к краю танцплощадки в нескольких футах от меня побеседовать с каким-то незнакомым мне типом и с Шутником. Я удивился, что с этим плоскомордым гиппопотамом можно о чем-то говорить. Интересно, что это Шутнику вдруг вздумалось поговорить с Эрнандесом и вообще... Глория кашлянула.
— Нравится, голубушка? — поинтересовался я, повернувшись к ней. — Тебе это доставляет удовольствие?
— Думаю, тебе гораздо больше, — ехидно ответила она. — Неужели не могут придумать шоу для женщин?
— Это мысль. Может, какой-нибудь умник сумеет заработать миллионы на этих самых шоу для женщин. Но, позволь, разве женщинам не нравится смотреть на других женщин?
— Ну, не так, как мужчинам. Надо же, что тут вытворяла эта маленькая... воображала! Ты, наверное, думаешь она очень сексуальна.
Я улыбнулся Глории и допил свой бурбон. И тут меня всего передернуло. Медленно поставив на стол пустой стакан, я обернулся, чтобы взглянуть на совещание, происходившее в нескольких футах за моей спиной. Пока шло представление, я от всего отключился. Забыл об этих бандюгах в зале, даже о Шутнике забыл, о котором обычно всегда помню. Я даже не больно насторожился, когда он вступил в беседу с Эрнандесом. Проклятье, что же там все-таки затевается?
Они стояли достаточно близко от меня, и я мог кое-что слышать из их разговора, но они говорили на испанском, что для меня все равно, что на птичьем. Тип, который был с Шутником, доказывал что-то Эрнандесу, я уловил «с разрешения», «великолепный» и «комический». Эрнандес закивал головой, сказал «да, да» и что-то еще мне непонятное.
Этот самый субъект, Шутник, вперся на танцплощадку и схватил микрофон, а Эрнандес между тем о чем-то болтал с Марией и Родригесом.
— Друзья и подружки, — сказал в микрофон Шутник.
Ему зааплодировали, засвистели, затопали ногами как в конюшне. Шутник просиял и расплылся в улыбке. Он взмахнул рукой, призывая соблюдать тишину. «Все устроено», — изрек он. Бандюги внимали каждому его слову, прямо-таки умирая от любопытства узнать, кого он собирается разыграть. А он был на седьмом небе от счастья.
— По специальному разрешению администрации и благодаря их доброму согласию, — Шутник показал оттопыренным большим пальцем куда-то позади себя, — нас с вами ждет еще одно развлечение. Знаменитый комический танцор, который находится сейчас здесь, покажет нам свои трюки вместе с ними.
Он снова ткнул пальцем куда-то назад.
— А теперь я рекомендую его вам, раз уж он с радостью согласился для вас танцевать. Этот знаменитый комический иностранный танцор — Шелл Скотт!
Глава 10
Святой Апостол! Нужно как можно скорей рвать подметки.
Я вскочил со стула и закружился под звуки фанфар в свете направленного на меня прожектора. Потом застыл как вкопанный и обвел глазами публику. Все орали «ура!», свистели, визжали. Ужас один. И командовал парадом старина Шутник.
Я все еще рассчитывал на то, что мне удастся смыться, однако какой-то глистоподобный субъект за ближайшим от меня столиком, поймав мой взгляд, убрал салфетку, под которой оказался револьвер, и тут же снова его накрыл. Мне в бок уперлось жесткое дуло. Обернувшись, я увидел тупое ухмыляющееся рыло Джорджа Мэдисона.
— Ну, Скотт, будь умницей. Станцуй для нас красиво, — сказал он и больно поддел мне дулом под ребро.
Подскочил Шутник, и они оба стали теснить меня со света во мрак. Там Шутник незаметно вытащил у меня из-под пиджака кольт и легонько стукнул им меня по затылку.
— Танцуй красиво, — повторил он приказ Джорджа.
У меня екнуло сердце.
— Что ты задумал? Стрелять мне по ногам? Если я возьму тебя когда-нибудь на мушку, я не стану стрелять тебе по ногам. Понимаешь?
Они оттеснили меня к краю площадки, где почти ничего не было видно. Шутник снова стукнул меня по затылку моим собственным кольтом. На этот раз сильней. Он не собирался меня убивать, но это нужно было делать иначе. Я разъярился так, что мог бы перестрелять всех гангстеров во Вселенной, но тут Шутник выпихнул меня на середину сцены, я споткнулся, завертелся волчком на натертом полу и лишь с большим трудом удержался на ногах.
Публика зашлась в истерике. Все эти убийцы, душегубы, садисты, наркоманы, шантажисты гоготали до посинения. Где-то в середине сцены я, наконец, обрел равновесие и застыл на месте, от ярости сжимая и разжимая кулаки. Повернув голову, я увидел, что Мария хлопает в ладоши и смеется, а ее партнеры просто давятся от смеха. Они были уверены, что я первоклассный артист!
Прожектор слепил меня, и я не знал, где сейчас Мэдисон с Шутником. Заметь я кого-нибудь из них, я бы ринулся в бой как бык. Но отсюда были видны лишь лица тех, кто сидел на краю танцплощадки. В том числе и Глории. Внизу подо мной шумел океанский прибой, но его почти заглушали взрывы смеха, свистки, топанье ног.
О, как мне сейчас был нужен пулемет! Или лучше бомба. А еще лучше закопать их всех по самую шею в землю и выпустить табун коней. Нет, куда лучше...
Самое лучшее — выбраться отсюда. Вдруг я услышал этот идиотский вопль: «Алле... гоп!» и в ужасе обернулся. Мария была в воздухе, ее ловко подхватили с двух сторон партнеры, стали раскачивать головой вперед, явно намереваясь снова запустить в воздух. Господи, только не это!
Они собирались бросить ее мне!
Я отступил назад и замахал им обеими руками, а публика ревела все громче и громче. Партнеры все сильней раскачивали Марию, держа ее за руки и за ноги, я завопил во всю глотку: «Нет! Не надо! Если вам дорога...»
Они кинули ее прямо в меня.
Мария Кармен летела в сидячем положении, подняв высоко над головой одну руку и широко и довольно улыбаясь.
Я испустил панический вопль — это было все, что я мог сделать. Она врезалась в меня. Я успел схватить ее за одну ногу, и мы оба стали двигаться в одном направлении — в направлении ее полета, только не по воздуху, а по полу: я на спине, Мария Кармен у меня на шее. Однако время и место для полета были выбраны неудачно.
Когда я упал, мне показалось, что моя голова непременно проломит пол, но пол оказался почти таким же крепким, как и голова. Началась всеобщая свалка, я слышал три или четыре тяжелых удара — похоже, это зрители валились со своих стульев и катались по полу от смеха.
О, я имел грандиозный успех. Я был настоящей звездой. Шутник может умереть со спокойной душой — он с блеском справился со своей задачей. Возможно, он на самом деле умрет со спокойной душой, но, клянусь чем угодно, он так либо иначе умрет.
А он уже был рядом со мной, его гнусная харя сияла от дьявольского восторга, по щекам текли слезы. Мария Кармен встала, а я все еще лежал распластанный, слегка чумной в результате удара затылком об пол. Мне хотелось посмотреть направо, на этих веселящихся бандитов, но мешало возвышение для оркестра. «Давай помогу тебе, танцор», — сказал Шутник, приподнял обеими руками мою голову и уронил ее на пол.
Похоже, я на короткое время отключился, но это была все та же белая ночь, потому что я ни на секунду не переставал слышать гвалт. Нет, я бредил, ибо то, что происходило, иначе как бредом не назовешь.
Возле меня стояли двое. Вот они нагнулись, каждый схватил меня за руку и за ногу, как совсем недавно Марию Кармен ее партнеры. Похоже, это был Шутник с Мэдисоном. Но я, видимо, все-таки бредил.
Так вот, в этом самом бреду Шутник и Мэдисон Смерть-на-месте схватили меня за руки за ноги и стали раскачивать.
Сзади меня была публика, впереди край площадки и высокие перила, а за ними — небо, звезды, океан.
Какая-то чепуха. Даже эти чокнутые бандюги не могли швырнуть меня в океан.
В следующее мгновение они швырнули меня в океан.
Я вскочил со стула и закружился под звуки фанфар в свете направленного на меня прожектора. Потом застыл как вкопанный и обвел глазами публику. Все орали «ура!», свистели, визжали. Ужас один. И командовал парадом старина Шутник.
Я все еще рассчитывал на то, что мне удастся смыться, однако какой-то глистоподобный субъект за ближайшим от меня столиком, поймав мой взгляд, убрал салфетку, под которой оказался револьвер, и тут же снова его накрыл. Мне в бок уперлось жесткое дуло. Обернувшись, я увидел тупое ухмыляющееся рыло Джорджа Мэдисона.
— Ну, Скотт, будь умницей. Станцуй для нас красиво, — сказал он и больно поддел мне дулом под ребро.
Подскочил Шутник, и они оба стали теснить меня со света во мрак. Там Шутник незаметно вытащил у меня из-под пиджака кольт и легонько стукнул им меня по затылку.
— Танцуй красиво, — повторил он приказ Джорджа.
У меня екнуло сердце.
— Что ты задумал? Стрелять мне по ногам? Если я возьму тебя когда-нибудь на мушку, я не стану стрелять тебе по ногам. Понимаешь?
Они оттеснили меня к краю площадки, где почти ничего не было видно. Шутник снова стукнул меня по затылку моим собственным кольтом. На этот раз сильней. Он не собирался меня убивать, но это нужно было делать иначе. Я разъярился так, что мог бы перестрелять всех гангстеров во Вселенной, но тут Шутник выпихнул меня на середину сцены, я споткнулся, завертелся волчком на натертом полу и лишь с большим трудом удержался на ногах.
Публика зашлась в истерике. Все эти убийцы, душегубы, садисты, наркоманы, шантажисты гоготали до посинения. Где-то в середине сцены я, наконец, обрел равновесие и застыл на месте, от ярости сжимая и разжимая кулаки. Повернув голову, я увидел, что Мария хлопает в ладоши и смеется, а ее партнеры просто давятся от смеха. Они были уверены, что я первоклассный артист!
Прожектор слепил меня, и я не знал, где сейчас Мэдисон с Шутником. Заметь я кого-нибудь из них, я бы ринулся в бой как бык. Но отсюда были видны лишь лица тех, кто сидел на краю танцплощадки. В том числе и Глории. Внизу подо мной шумел океанский прибой, но его почти заглушали взрывы смеха, свистки, топанье ног.
О, как мне сейчас был нужен пулемет! Или лучше бомба. А еще лучше закопать их всех по самую шею в землю и выпустить табун коней. Нет, куда лучше...
Самое лучшее — выбраться отсюда. Вдруг я услышал этот идиотский вопль: «Алле... гоп!» и в ужасе обернулся. Мария была в воздухе, ее ловко подхватили с двух сторон партнеры, стали раскачивать головой вперед, явно намереваясь снова запустить в воздух. Господи, только не это!
Они собирались бросить ее мне!
Я отступил назад и замахал им обеими руками, а публика ревела все громче и громче. Партнеры все сильней раскачивали Марию, держа ее за руки и за ноги, я завопил во всю глотку: «Нет! Не надо! Если вам дорога...»
Они кинули ее прямо в меня.
Мария Кармен летела в сидячем положении, подняв высоко над головой одну руку и широко и довольно улыбаясь.
Я испустил панический вопль — это было все, что я мог сделать. Она врезалась в меня. Я успел схватить ее за одну ногу, и мы оба стали двигаться в одном направлении — в направлении ее полета, только не по воздуху, а по полу: я на спине, Мария Кармен у меня на шее. Однако время и место для полета были выбраны неудачно.
Когда я упал, мне показалось, что моя голова непременно проломит пол, но пол оказался почти таким же крепким, как и голова. Началась всеобщая свалка, я слышал три или четыре тяжелых удара — похоже, это зрители валились со своих стульев и катались по полу от смеха.
О, я имел грандиозный успех. Я был настоящей звездой. Шутник может умереть со спокойной душой — он с блеском справился со своей задачей. Возможно, он на самом деле умрет со спокойной душой, но, клянусь чем угодно, он так либо иначе умрет.
А он уже был рядом со мной, его гнусная харя сияла от дьявольского восторга, по щекам текли слезы. Мария Кармен встала, а я все еще лежал распластанный, слегка чумной в результате удара затылком об пол. Мне хотелось посмотреть направо, на этих веселящихся бандитов, но мешало возвышение для оркестра. «Давай помогу тебе, танцор», — сказал Шутник, приподнял обеими руками мою голову и уронил ее на пол.
Похоже, я на короткое время отключился, но это была все та же белая ночь, потому что я ни на секунду не переставал слышать гвалт. Нет, я бредил, ибо то, что происходило, иначе как бредом не назовешь.
Возле меня стояли двое. Вот они нагнулись, каждый схватил меня за руку и за ногу, как совсем недавно Марию Кармен ее партнеры. Похоже, это был Шутник с Мэдисоном. Но я, видимо, все-таки бредил.
Так вот, в этом самом бреду Шутник и Мэдисон Смерть-на-месте схватили меня за руки за ноги и стали раскачивать.
Сзади меня была публика, впереди край площадки и высокие перила, а за ними — небо, звезды, океан.
Какая-то чепуха. Даже эти чокнутые бандюги не могли швырнуть меня в океан.
В следующее мгновение они швырнули меня в океан.
Глава 11
Перелетев через перила и оказавшись над черной бездной, я понял, что скорее всего уже не смогу воспользоваться свободой. В прилив здесь было футов сто высоты. Когда же начинался отлив... Сейчас только что начался отлив.
Я сверлил черное пространство наподобие управляемой ракеты. Я падал со скоростью свинцового грузила, вопил от страха и лягал ногами воздух, старался направить свое тело таким образом, чтобы, ударившись о поверхность воды, не сломать спину. Если, разумеется, я ударюсь о поверхность воды.
Я вошел в воду ногами, но их тут же стало заводить за спину. Ощущение было такое, точно меня снизу и с боков лупят кузнечными молотами. Но я был в воде, я был жив. Я даже брыкался ногами и руками, одним словом, делал уйму всяких движений, способствующих быстрому ходу, но только в обратном от искомого направлении, ибо я все еще шел ко дну. Наконец я притормозил и как будто бы даже стал всплывать, но я не был уверен, что делаю это по прямой, а не по касательной. Мне казалось, я уже целый час под водой и мои легкие готовы были разорваться в клочья.
Мне удалось снять пиджак, на все остальное просто не хватило дыхания. Как только моя голова очутилась над поверхностью воды, я постарался вобрать в себя весь воздух Акапулько. Вместе с воздухом я набрал и воды, но у меня по крайней мере перестала кружиться голова. Море было неспокойно. Намокшие одежда и туфли тянули как камень на дно, и мне приходилось прилагать немало усилий, чтобы остаться на поверхности. Я набрал побольше воздуха и изо всех оставшихся сил поплыл в сторону берега, пока не уцепился за скалу. Я вылез на сушу.
Какое-то время я лежал и думал о том, смогу ли я когда-нибудь двигаться; эта твердая скала казалась мне матрацем «Симмонз Бьюгирест». Еще я сделал вывод, что совершил досадный промах. Я поднял голову и уставился в небо, с которого только что был сброшен. Там мельтешили огни.
Похоже, бандиты спускались по ступенькам «Эль Пенаско», чтобы заняться поисками останков.
Увы, но это так — я мог запросто распрощаться с жизнью. Эти бандюги наверняка решили, что я захлебнулся. И им право же ни к чему знать, что я жив. Пускай отныне навсегда считают меня усопшим.
Здесь была кромешная темень, но мне удалось отползти в сторону, больно оцарапавшись об острые камни. Я удалился на приличное расстояние от того места, куда направлялись эти мельтешащие огни, так что меня ни за что не найти.
Я лежал в сравнительной безопасности и анализировал причины моего провала. Торелли тут не при чем — я был уверен, что Торелли к этому не причастен. Мало того, ему это придется не по вкусу. Торелли и ему подобные действуют иначе: пожелай он избавиться от меня, и это будет сделано чисто и наверняка. Похоже, у Шутника с Мэдисоном тоже были иные намерения. Вероятней всего они слишком увлеклись. Как бы босс не занес их за это в черный список. Что ж, они будут числиться в двух черных списках.
Ну, а эта шайка головорезов, то есть публика, ни о чем не подозревала — они попросту собрались повеселиться. А Глория? Она-то подозревала о чем-нибудь подобном? Увы, как бы мне этого ни хотелось, такую возможность я исключить не мог.
И как мне быть дальше? В «Лас Америкас» возвращаться нельзя: Джордж с Шутником запросто могут утопить меня в ванне. Во имя собственного будущего я должен знать наверняка — получили ли они приказ меня убрать. И еще много чего я должен был знать. Ну, например: что произошло после того, как я испарился? как повели себя эти головорезы? Глория? что с ней теперь? Я даже улыбнулся, вспомнив, что, как и обещал Глории, выбрался из набитого гангстерами «Эль Пенаско» по воздуху.
А сейчас мне пора перенестись по воздуху куда-нибудь еще и на какое-то время исчезнуть из их поля зрения. Пешком это невозможно, тем более, что я числюсь в покойниках. Поразмыслив, я решил, что, пожалуй, стоит попытаться воспользоваться взятым напрокат «бьюиком». Стоянка расположена на приличном расстоянии от клуба, к тому же в этот час она должна быть безлюдна, а потому, соблюдая осторожность, я не слишком рискую. Если же у меня будут колеса, я смогу поехать куда вздумается. В Калифорнию, например. Но если все будет продолжаться в таком же духе, гангстеры вскоре будут управлять Соединенными Штатами Америки. А потом и всем миром.
Я прошел футов сто по полоске пляжа, вскарабкался наверх и вернулся к стоянке. Верхом идти было легче.
Через десять минут я добрался до стоянки. Из полутени, в которой я притаился, был виден мой «бьюик», стоявший примерно в пятидесяти футах от меня. Пока я размышлял, подойти к нему обычным образом или подползти на пузе, я заметил красный огонек сигареты в нескольких футах от машины. Лица мне не были видны, но похоже, там облокотясь о дверцу машины стояли двое. Может, кто-то просто дышит свежим воздухом, а, может, и кто-то из шайки, рыскающие в поисках меня на тот случай, если я еще дышу. Коль так, они при оружии, а мое оружие забрал Шутник. Я огляделся по сторонам, желая знать, на что мне можно рассчитывать, и увидел знакомый желтый «кадиллак» Марии Кармен.
Согнувшись в три погибели и лавируя между машинами, я бросился к «кадиллаку». Он оказался незапертым. Я перелез через заднее сидение и примостился на полу.
Прошло немало времени, у меня уже заныли мускулы, как вдруг послышалось постукивание каблучков по асфальту. Я пригнулся, чтобы меня не было видно из-за сидения. Мария Кармен подошла слева, села на сидение и захлопнула дверцу. Она мурлыкала себе под нос какую-то мелодию и вообще была очень весела. Я стремительно перегнулся через спинку и схватил ее одной рукой за плечо, другой зажал ей рот. Она подпрыгнула до самой крыши.
Я сказал, не разжимая ее рта:
— Мария, это Шелл Скотт. Ты пригласила меня на представление. Помнишь?
Она перестала вырываться.
— Только я не хочу, чтобы ты кричала, Мария. Молчи.
Я разжал ее рот.
Она не закричала. Она обернулась и уставилась на меня в оба.
— Приношу извинение за свою грубость, — сказал я. — Но стоило тебе вскрикнуть и я... Одним словом, вероятно, поблизости околачиваются мои... приятели.
Она внезапно расхохоталась.
— Между прочим, я поняла, что ты не профессионал по тому, как ты меня тогда поймал. Да, я пригласила тебя на представление. — Она никак не могла унять смех. — Тебе стоит попрактиковаться. — Наконец, она успокоилась и спросила: — Что ты здесь делаешь? В моей машине?
Я сказал, что разыскивал мой кабриолет, но оказалось, что к нему в нагрузку полагаются гангстеры.
— А поскольку я знаю, что ты одна из тех немногих, кто не имеет отношения к этим бандюгам, я подумал, что ты, быть может, согласишься подбросить меня куда-нибудь подальше отсюда. Я буду лежать на полу.
— Подброшу. Перелезай вперед.
С каждой минутой эта девчонка нравилась мне все больше и больше.
— Непременно. Давай только отъедем отсюда. И ты мне расскажешь, что произошло после того, как окончилось представление.
Она снова засмеялась и завела машину.
— Много чего. А почему ты не на том свете?
Я сверлил черное пространство наподобие управляемой ракеты. Я падал со скоростью свинцового грузила, вопил от страха и лягал ногами воздух, старался направить свое тело таким образом, чтобы, ударившись о поверхность воды, не сломать спину. Если, разумеется, я ударюсь о поверхность воды.
Я вошел в воду ногами, но их тут же стало заводить за спину. Ощущение было такое, точно меня снизу и с боков лупят кузнечными молотами. Но я был в воде, я был жив. Я даже брыкался ногами и руками, одним словом, делал уйму всяких движений, способствующих быстрому ходу, но только в обратном от искомого направлении, ибо я все еще шел ко дну. Наконец я притормозил и как будто бы даже стал всплывать, но я не был уверен, что делаю это по прямой, а не по касательной. Мне казалось, я уже целый час под водой и мои легкие готовы были разорваться в клочья.
Мне удалось снять пиджак, на все остальное просто не хватило дыхания. Как только моя голова очутилась над поверхностью воды, я постарался вобрать в себя весь воздух Акапулько. Вместе с воздухом я набрал и воды, но у меня по крайней мере перестала кружиться голова. Море было неспокойно. Намокшие одежда и туфли тянули как камень на дно, и мне приходилось прилагать немало усилий, чтобы остаться на поверхности. Я набрал побольше воздуха и изо всех оставшихся сил поплыл в сторону берега, пока не уцепился за скалу. Я вылез на сушу.
Какое-то время я лежал и думал о том, смогу ли я когда-нибудь двигаться; эта твердая скала казалась мне матрацем «Симмонз Бьюгирест». Еще я сделал вывод, что совершил досадный промах. Я поднял голову и уставился в небо, с которого только что был сброшен. Там мельтешили огни.
Похоже, бандиты спускались по ступенькам «Эль Пенаско», чтобы заняться поисками останков.
Увы, но это так — я мог запросто распрощаться с жизнью. Эти бандюги наверняка решили, что я захлебнулся. И им право же ни к чему знать, что я жив. Пускай отныне навсегда считают меня усопшим.
Здесь была кромешная темень, но мне удалось отползти в сторону, больно оцарапавшись об острые камни. Я удалился на приличное расстояние от того места, куда направлялись эти мельтешащие огни, так что меня ни за что не найти.
Я лежал в сравнительной безопасности и анализировал причины моего провала. Торелли тут не при чем — я был уверен, что Торелли к этому не причастен. Мало того, ему это придется не по вкусу. Торелли и ему подобные действуют иначе: пожелай он избавиться от меня, и это будет сделано чисто и наверняка. Похоже, у Шутника с Мэдисоном тоже были иные намерения. Вероятней всего они слишком увлеклись. Как бы босс не занес их за это в черный список. Что ж, они будут числиться в двух черных списках.
Ну, а эта шайка головорезов, то есть публика, ни о чем не подозревала — они попросту собрались повеселиться. А Глория? Она-то подозревала о чем-нибудь подобном? Увы, как бы мне этого ни хотелось, такую возможность я исключить не мог.
И как мне быть дальше? В «Лас Америкас» возвращаться нельзя: Джордж с Шутником запросто могут утопить меня в ванне. Во имя собственного будущего я должен знать наверняка — получили ли они приказ меня убрать. И еще много чего я должен был знать. Ну, например: что произошло после того, как я испарился? как повели себя эти головорезы? Глория? что с ней теперь? Я даже улыбнулся, вспомнив, что, как и обещал Глории, выбрался из набитого гангстерами «Эль Пенаско» по воздуху.
А сейчас мне пора перенестись по воздуху куда-нибудь еще и на какое-то время исчезнуть из их поля зрения. Пешком это невозможно, тем более, что я числюсь в покойниках. Поразмыслив, я решил, что, пожалуй, стоит попытаться воспользоваться взятым напрокат «бьюиком». Стоянка расположена на приличном расстоянии от клуба, к тому же в этот час она должна быть безлюдна, а потому, соблюдая осторожность, я не слишком рискую. Если же у меня будут колеса, я смогу поехать куда вздумается. В Калифорнию, например. Но если все будет продолжаться в таком же духе, гангстеры вскоре будут управлять Соединенными Штатами Америки. А потом и всем миром.
Я прошел футов сто по полоске пляжа, вскарабкался наверх и вернулся к стоянке. Верхом идти было легче.
Через десять минут я добрался до стоянки. Из полутени, в которой я притаился, был виден мой «бьюик», стоявший примерно в пятидесяти футах от меня. Пока я размышлял, подойти к нему обычным образом или подползти на пузе, я заметил красный огонек сигареты в нескольких футах от машины. Лица мне не были видны, но похоже, там облокотясь о дверцу машины стояли двое. Может, кто-то просто дышит свежим воздухом, а, может, и кто-то из шайки, рыскающие в поисках меня на тот случай, если я еще дышу. Коль так, они при оружии, а мое оружие забрал Шутник. Я огляделся по сторонам, желая знать, на что мне можно рассчитывать, и увидел знакомый желтый «кадиллак» Марии Кармен.
Согнувшись в три погибели и лавируя между машинами, я бросился к «кадиллаку». Он оказался незапертым. Я перелез через заднее сидение и примостился на полу.
Прошло немало времени, у меня уже заныли мускулы, как вдруг послышалось постукивание каблучков по асфальту. Я пригнулся, чтобы меня не было видно из-за сидения. Мария Кармен подошла слева, села на сидение и захлопнула дверцу. Она мурлыкала себе под нос какую-то мелодию и вообще была очень весела. Я стремительно перегнулся через спинку и схватил ее одной рукой за плечо, другой зажал ей рот. Она подпрыгнула до самой крыши.
Я сказал, не разжимая ее рта:
— Мария, это Шелл Скотт. Ты пригласила меня на представление. Помнишь?
Она перестала вырываться.
— Только я не хочу, чтобы ты кричала, Мария. Молчи.
Я разжал ее рот.
Она не закричала. Она обернулась и уставилась на меня в оба.
— Приношу извинение за свою грубость, — сказал я. — Но стоило тебе вскрикнуть и я... Одним словом, вероятно, поблизости околачиваются мои... приятели.
Она внезапно расхохоталась.
— Между прочим, я поняла, что ты не профессионал по тому, как ты меня тогда поймал. Да, я пригласила тебя на представление. — Она никак не могла унять смех. — Тебе стоит попрактиковаться. — Наконец, она успокоилась и спросила: — Что ты здесь делаешь? В моей машине?
Я сказал, что разыскивал мой кабриолет, но оказалось, что к нему в нагрузку полагаются гангстеры.
— А поскольку я знаю, что ты одна из тех немногих, кто не имеет отношения к этим бандюгам, я подумал, что ты, быть может, согласишься подбросить меня куда-нибудь подальше отсюда. Я буду лежать на полу.
— Подброшу. Перелезай вперед.
С каждой минутой эта девчонка нравилась мне все больше и больше.
— Непременно. Давай только отъедем отсюда. И ты мне расскажешь, что произошло после того, как окончилось представление.
Она снова засмеялась и завела машину.
— Много чего. А почему ты не на том свете?