54. И о другом чуде оставил нам рассказ святой отец наш Софроний, бывший преемником на месте его [Феодора] и после него пасший паству его. Он говорил, что некогда, во времена иконоборческого волнения, шел он в области Пафлагонской вместе с постригшим его отцом Анатолием, отличнейшим учеником и бывшим письмоводителем великого отца, мужественно претерпевшим бичевания и заключения за православную веру. «После того, – продолжал он, – как мы совершали путь с утра до вечера, остановились мы для отдыха близ склада сена в копнах; случилось же, что там расположился воинский отряд Римской империи. Когда были во множестве зажжены костры для нагревания воды, то, не знаю каким образом, огонь охватил сено и стал сильно опустошать стоявшие вокруг копны; от этого произошло великое смятение и возмущение между воинами, и когда все убийственными взорами и движениями искали виновника этого, то преподобный отец наш и исповедник Христов Анатолий, увидев жесточайшее раздражение народа и опасаясь, чтобы воины в сильном порыве пламенной ярости не умертвили нас обоих, как бы виновных в таком зле, обратился к востоку и, воздевши руки к небу, воззвал к Богу, говоря: "Господи Иисусе Христе, Боже неба и земли, если Ты благоволил принять подвиги Феодора, [Col. 312] отца моего, то умилостивись и ныне молитвами его и погаси это пламя, чтобы люди не умертвили нас несправедливо". И как только он сказал это, огонь погас как бы от сильнейшего дождя; воины же, сделавшись кроткими и пришедши в изумление, прославили Бога и преподобнейшего отца нашего, преславного Феодора».
55. Подобное этому чудо было и в Константинополе, по словам того же славного Софрония, в доме одного из вельмож, жившего в Равдосе, о котором он слышал от самой госпожи дома, рассказавшей ему об этом предмете так. «В полдень, – говорила она, – сделался пожар в нашем сеновале, не знаю, отчего и как, и огонь от горения удобо-воспламеняющихся веществ разгорелся так, что все наше имущество находилось в опасности погибнуть. Когда все кричали и с воплем и беспокойством рассеялись для принесения воды и насосов, я, также бегая туда и сюда и сильно рыдая, вспомнила, что недавно присланное от великого Феодора письмо лежало у меня в одной из корзин, сделанных из пальмовых ветвей. Итак, поспешно взяв его в руки, я со слезами воззвала громким голосом: „Преподобный Феодор, помоги нам молитвами своими в этот час“; и с такими словами бросаю его с возвышенного места, на котором стояла, навстречу поднимавшемуся пламени, которое, как бы устыдившись написанных на хартии слов святого отца, внезапно перестало свирепствовать и мало-помалу уменьшилось так, что сделалась напрасной беготня народа туда и сюда и расположение по местам насосов, и все прославили Бога за погашение пожара дивным образом».
56. Еще об ином чуде отца нашего и совершителя чудес дошел до нас слух с острова Сардиния. Именно, один из наших отцов, встретившись с первенствовавшим в той стране христолюбивым и очень благочестивым начальником, узнал от него об этом событии, причем он рассказал ему следующее. «Я, – говорит он, – издавна приобрел трипеснцы Святой Четыредесятницы, которые составил богоносный отец наш и исповедник Христов Феодор, и пел их ежегодно с надлежащей верою, как и теперь делаю по благодати Христовой. В то время остановились у меня по-видимому монахи, называвшие себя учениками Григория, бывшего архиепископа города Сиракуз Сицилийских, которые, проживая у меня, получали немалое утешение. Когда настало время Святой Четыредесятницы, я делал приготовления по заведенному у меня порядку к славословию Бога и распорядился, чтобы во время Четыредесятницы петы были трипеснцы святого отца нашего, как обыкновенно делалось у меня в прежние годы. Они же, услышав об этом, смутились и вместе с тем изумились тому, что и до нас достигли учение и слава преподобного отца нашего, начали осмеивать святого и порицать его творения, как будто составленные не по правилам искусства. [Col. 313] Развратившись от них в уме, я и сам воспринял нечистые превратные слова их против богоносного и потому при наступлении Святой Четыредесятницы, как я сказал, не хотел петь трипеснцев его. Но в следующую ночь предстал предо мною служитель Христов Феодор, высокий ростом, сухощавый, бледно-желтый лицом, полуседой волосами и плешивый; а за ним следовали розгоносцы, важные на вид, которым он с жестом приказал немилосердно растянуть меня, а некоторым из них велел сильно бить меня розгами, сам же весьма гневно воскликнул, обращаясь ко мне: «Ты, неверный, презираешь мои произведения?» И опять сказал окружавшим его: "Приказывается вам довольно наказать его, чтобы он научился не принимать бесед злых, которые могут крайне растлевать обычаи благи (1 Кор. 15:33)". Таким образом, я получил довольно ударов, так что, по-видимому, едва мог дышать; пробудившись от сна, я с трепетом в сердце пришел в себя, причем почувствовал сильно болезненные знаки на теле, которые и показывал бывшим около меня, как сохранившиеся в целости и запечатлевшиеся на моем теле в удостоверение случившегося со мною за участие в неверии злых людей праведному отцу нашему. Затем я немедленно выгнал из своего дома доставивших мне угощение такого неприятного рода, и с того времени доныне песнопения святого отца у нас уважаются и предпочитаются другим, а его мы почитаем как одного из апостолов Христовых и богодарованного учителя Кафолической Церкви и составили такое мнение о нем не по одному слуху, но по действительному опыту и по Божественному и неложному, как сказано, откровению».
57. Было много и других чудес, совершенных отцом нашим и чудотворцем как при жизни его, так и по переселении в лучшую жизнь, по сказанию от видевших и испытавших их. Так, один из бесноватых говорил, что он получил исцеление чрез него; другой из страждущих другими телесными болезнями обязан ему совершенным выздоровлением. Был и такой, который, вдруг сильно заболев желудком, только взглянул на икону святого, написанную на столбе, призвал на помощь имя его и тотчас избавился от мучительной боли. Еще иной, принявший вредную и весьма грубую пищу, как бы змеиный яд, почувствовавший от нее боль во внутренностях и уже многим казавшийся совершенно умирающим, выпил елея из лампады, висящей над священною гробницею его, и, сверх чаяния, после небольшой рвоты получил избавление от находившегося в нем яда. Подобным образом другой, вкусив того же целительного елея с ладони своей, освободился от тягчайшей каменной болезни. Еще иной, одержимый болезнью неестественного страха, боявшийся спать в отдельном помещении и даже не смевший выходить ночью для исполнения назначенного служения, после того как выпил немного елея из упомянутой лампады и изобразил знамение креста на теле около сердца и на лбу, [Col. 316] стал с тех пор небоязливым и смелым. Вообще, недостало бы нам времени, если бы мы захотели рассказывать о каждом из чудотворений преподобнейшего отца нашего, ибо с того времени и доныне не перестают совершаться над приходящими с верою к честной и достопоклоняемой раке его дивные дела, которые и мы видим, и после нас, конечно, другие будут видеть: нераскаянна бо дарования Божия (Рим. 11:29). Посему, оставив речь об этом, перейдем к последующим обстоятельствам его жизни.
58. Итак, блаженный Феодор, прожив много дней в Птелеях с братиями и отцами, прибывшими для встречи его и сподвижников, потом отправился оттуда и прибыл вместе с ними в окрестности Пруссы. Когда молва об том распространилась по всей Олимпийской области[533], то собрались к нему почти все, издавна посвятившие себя подвигам добродетели в пустынех и в горах и в пропастех земных (Евр. 11:38), желая видеть его, как первейшего подвижника на поприще исповедания, и вместе получить благословение его молитв. Великий же светильник, поучая по возможности каждого порознь и всех вместе духовной борьбе с бесами и постоянно случающимися искушениями и возбуждая божественную любовь в душах их, отпускал их с благословением. Потом, дойдя до Халкидона и приветствовав Феоктиста, который некогда имел звание магистра, а потом был постриженным и теперь подвизался в собственном монастыре с точным соблюдением правых догматов, оттуда приходит к славному патриарху Никифору; и была у них духовная радость при взаимном свидании и пролитие слез пред Богом, и славословили оба они человеколюбивого Господа за дела, которые Он совершил и совершает, всегда промышляя, как милосердый, о спасении всех.
Пребывание в Крискентиевых местах
Кончина преп. Феодора
55. Подобное этому чудо было и в Константинополе, по словам того же славного Софрония, в доме одного из вельмож, жившего в Равдосе, о котором он слышал от самой госпожи дома, рассказавшей ему об этом предмете так. «В полдень, – говорила она, – сделался пожар в нашем сеновале, не знаю, отчего и как, и огонь от горения удобо-воспламеняющихся веществ разгорелся так, что все наше имущество находилось в опасности погибнуть. Когда все кричали и с воплем и беспокойством рассеялись для принесения воды и насосов, я, также бегая туда и сюда и сильно рыдая, вспомнила, что недавно присланное от великого Феодора письмо лежало у меня в одной из корзин, сделанных из пальмовых ветвей. Итак, поспешно взяв его в руки, я со слезами воззвала громким голосом: „Преподобный Феодор, помоги нам молитвами своими в этот час“; и с такими словами бросаю его с возвышенного места, на котором стояла, навстречу поднимавшемуся пламени, которое, как бы устыдившись написанных на хартии слов святого отца, внезапно перестало свирепствовать и мало-помалу уменьшилось так, что сделалась напрасной беготня народа туда и сюда и расположение по местам насосов, и все прославили Бога за погашение пожара дивным образом».
56. Еще об ином чуде отца нашего и совершителя чудес дошел до нас слух с острова Сардиния. Именно, один из наших отцов, встретившись с первенствовавшим в той стране христолюбивым и очень благочестивым начальником, узнал от него об этом событии, причем он рассказал ему следующее. «Я, – говорит он, – издавна приобрел трипеснцы Святой Четыредесятницы, которые составил богоносный отец наш и исповедник Христов Феодор, и пел их ежегодно с надлежащей верою, как и теперь делаю по благодати Христовой. В то время остановились у меня по-видимому монахи, называвшие себя учениками Григория, бывшего архиепископа города Сиракуз Сицилийских, которые, проживая у меня, получали немалое утешение. Когда настало время Святой Четыредесятницы, я делал приготовления по заведенному у меня порядку к славословию Бога и распорядился, чтобы во время Четыредесятницы петы были трипеснцы святого отца нашего, как обыкновенно делалось у меня в прежние годы. Они же, услышав об этом, смутились и вместе с тем изумились тому, что и до нас достигли учение и слава преподобного отца нашего, начали осмеивать святого и порицать его творения, как будто составленные не по правилам искусства. [Col. 313] Развратившись от них в уме, я и сам воспринял нечистые превратные слова их против богоносного и потому при наступлении Святой Четыредесятницы, как я сказал, не хотел петь трипеснцев его. Но в следующую ночь предстал предо мною служитель Христов Феодор, высокий ростом, сухощавый, бледно-желтый лицом, полуседой волосами и плешивый; а за ним следовали розгоносцы, важные на вид, которым он с жестом приказал немилосердно растянуть меня, а некоторым из них велел сильно бить меня розгами, сам же весьма гневно воскликнул, обращаясь ко мне: «Ты, неверный, презираешь мои произведения?» И опять сказал окружавшим его: "Приказывается вам довольно наказать его, чтобы он научился не принимать бесед злых, которые могут крайне растлевать обычаи благи (1 Кор. 15:33)". Таким образом, я получил довольно ударов, так что, по-видимому, едва мог дышать; пробудившись от сна, я с трепетом в сердце пришел в себя, причем почувствовал сильно болезненные знаки на теле, которые и показывал бывшим около меня, как сохранившиеся в целости и запечатлевшиеся на моем теле в удостоверение случившегося со мною за участие в неверии злых людей праведному отцу нашему. Затем я немедленно выгнал из своего дома доставивших мне угощение такого неприятного рода, и с того времени доныне песнопения святого отца у нас уважаются и предпочитаются другим, а его мы почитаем как одного из апостолов Христовых и богодарованного учителя Кафолической Церкви и составили такое мнение о нем не по одному слуху, но по действительному опыту и по Божественному и неложному, как сказано, откровению».
57. Было много и других чудес, совершенных отцом нашим и чудотворцем как при жизни его, так и по переселении в лучшую жизнь, по сказанию от видевших и испытавших их. Так, один из бесноватых говорил, что он получил исцеление чрез него; другой из страждущих другими телесными болезнями обязан ему совершенным выздоровлением. Был и такой, который, вдруг сильно заболев желудком, только взглянул на икону святого, написанную на столбе, призвал на помощь имя его и тотчас избавился от мучительной боли. Еще иной, принявший вредную и весьма грубую пищу, как бы змеиный яд, почувствовавший от нее боль во внутренностях и уже многим казавшийся совершенно умирающим, выпил елея из лампады, висящей над священною гробницею его, и, сверх чаяния, после небольшой рвоты получил избавление от находившегося в нем яда. Подобным образом другой, вкусив того же целительного елея с ладони своей, освободился от тягчайшей каменной болезни. Еще иной, одержимый болезнью неестественного страха, боявшийся спать в отдельном помещении и даже не смевший выходить ночью для исполнения назначенного служения, после того как выпил немного елея из упомянутой лампады и изобразил знамение креста на теле около сердца и на лбу, [Col. 316] стал с тех пор небоязливым и смелым. Вообще, недостало бы нам времени, если бы мы захотели рассказывать о каждом из чудотворений преподобнейшего отца нашего, ибо с того времени и доныне не перестают совершаться над приходящими с верою к честной и достопоклоняемой раке его дивные дела, которые и мы видим, и после нас, конечно, другие будут видеть: нераскаянна бо дарования Божия (Рим. 11:29). Посему, оставив речь об этом, перейдем к последующим обстоятельствам его жизни.
58. Итак, блаженный Феодор, прожив много дней в Птелеях с братиями и отцами, прибывшими для встречи его и сподвижников, потом отправился оттуда и прибыл вместе с ними в окрестности Пруссы. Когда молва об том распространилась по всей Олимпийской области[533], то собрались к нему почти все, издавна посвятившие себя подвигам добродетели в пустынех и в горах и в пропастех земных (Евр. 11:38), желая видеть его, как первейшего подвижника на поприще исповедания, и вместе получить благословение его молитв. Великий же светильник, поучая по возможности каждого порознь и всех вместе духовной борьбе с бесами и постоянно случающимися искушениями и возбуждая божественную любовь в душах их, отпускал их с благословением. Потом, дойдя до Халкидона и приветствовав Феоктиста, который некогда имел звание магистра, а потом был постриженным и теперь подвизался в собственном монастыре с точным соблюдением правых догматов, оттуда приходит к славному патриарху Никифору; и была у них духовная радость при взаимном свидании и пролитие слез пред Богом, и славословили оба они человеколюбивого Господа за дела, которые Он совершил и совершает, всегда промышляя, как милосердый, о спасении всех.
Пребывание в Крискентиевых местах
59. Прожив с ним несколько дней, отец наш Феодор отправляется оттуда к заливу Никомидийскому и поселяется в так называемых Крискентиевых местах[534]. Там опять собралось великое множество монахов и мирян, ради его молитвы и Боговдохновенного учения. Тогда и Петр[535], великий в подвижничестве, сиявший светом чудотворений и за свое чрезмерное воздержание от пищи справедливо прозванный Авукисом[536], прибыл из своего жилища близ горы Олимп к этому высокому священнослужителю, чтобы поговорить с ним о порицавших его жизнь и называвших его волшебником за совершаемые им чудеса. Великий светильник мудрости, приняв его, весьма тщательно расспросил о вере и жизни и, узнав, что он в том и другом отношении – совершенный о Господе служитель Христов, кротко советовал ему вкушать иногда хлеба и вина и прочих яств монашеской трапезы, по причине склонности слабых людей к осуждению, и употреблять обувь в зимнее время; [Col. 317] а [порицавшим его] с укоризною заповедал лучше обращать внимание на собственные недостатки и впредь воздерживаться от злословий на святого старца, чтобы чрез неприязнь к подвижнику Христову не оказаться оскорбителями действующего в нем Духа истины (Ин. 14:17). Таков был божественный учитель благочестия Феодор, желавший приобрести всех для Христа, подобно святому, сказавшему: кто изнемогает, и не изнемогаю? кто соблазняется, и аз неразжизаюся? (2 Кор. 11:29).
60. Между тем избранные из боголюбезнейших митрополитов на соборе своем согласились и общим голосом признали нужным идти к императору всем вместе, исключая боговдохновенного патриарха, чтобы расторгнуть, как паутину, те клеветы, которые христоненавистные иконоборцы распространили против нашей правой и непорочной веры, и показать Кафолическую Церковь Спасителя нашего Христа не имеющей порока и скверны (ср. Еф. 5:27), как окропленную и очищенную кровию закланного за нее вочеловечившегося Агнца Бога и Отца. Итак, при посредстве одного верного вельможи Христовы жрецы, посвященные Божественному служению, бывшие и являвшиеся достойными священства и по деятельности, и по ангельскому образу, вошли во дворец и каждый из них как мог сказал приветствие кесарю; потом просили его не забывать человеколюбия Божия в дарованной ему неожиданно милости, по которой он избавился от рук прежнего жестокого властителя, но представить Христу, как непременный долг, воздаяние за это – в виде восстановления в Церкви Его прежнего богопреданного украшения священными иконами. Он же, как человек необразованный, грубый нравом и вовсе не сведущий в Писании, с неудовольствием выслушал это и предложил великому Феодору высказать свое мнение; и когда тот выразил такие же священные мысли, как и иерархи, и чрезвычайно ясным образом представил победу истины, тогда он, безрассудно хвалясь бесчестием, как бы доблестию, сказал священному собору епископов: «Хороши и прекрасны ваши слова, но так как я никогда доныне не поклонялся никакой иконе, то какою я нашел Церковь, такою и оставляю ее; вам же я предоставляю власть свободно держаться догматов, как вы говорите, православной веры, но только вне этого города, где каждый из вас захочет жить, не опасаясь и не ожидая себе никакой опасности от нашей власти». Сказав это, он отпустил их из дворца.
61. Отец наш Феодор, вышедши из столицы, опять отправляется к своим ученикам в Крискентиевы места и там продолжает подвижнические труды монашеского общежития до возмущения бунтовщика и злодея Фомы[537]. Когда же насилие последнего стало опустошать азиатскую страну, [Col. 320] тогда царским указом предписывается приверженцам божественного патриарха Никифора прибыть в Константинополь; это сделано было кесарем не из попечительности о них, а из боязни, чтобы некоторые из них не перешли на сторону Фомы, так как говорили, что он принимает святые иконы и поклоняется им; по этому поводу и великий отец наш Феодор опять приходит в отечество. Но как только несчастный Фома перешел в Европу и был взят императором, то отец наш, удалившись из Византия, отплывает на соседний с Акритом полуостров, называемый именем святого Трифона; отсюда в один из торжественных дней он отправился с высшими митрополитами к святейшему патриарху и был великолепнейшим образом, сообразно с истинными своими подвигами за благочестие, удостоен им преимущества чести; именно, священноначальник Никифор изобразил несомненные и истинные подвиги его мужества и дерзновения пред всеми, знаки бичеваний, бедствия в заключениях под стражею, голод и ежедневные смертные опасности, которые он претерпел от защитников иконоборческого безумия в течение пяти лет тирании неукротимого и жестокого Льва, и не только словесными похвалами отдал ему первенство, но еще более самыми делами; ибо когда они приступили к трапезе, то предоставил ему одному сидеть на одном возвышении вместе с собою, сказав священным гостям: «Позвольте, братия, многострадальному отцу нашему председательствовать так же, как и мне, хотя он, мудрый, вовсе не желает этого, дабы нам обоим, сидя вместе, совершить преломление хлеба; ибо кто больше явил знаков любви к общему Владыке, тому больше и воздастся, как Господь сказал в Евангелии (Лк. 7:47); как существует различие в жизни святых, так оно бывает и в почестях, сообразно с заслугами каждого Бог соразмеряет воздаяние; если же так у Бога, то следует быть так и у нас, смиренных». Такое имел уважение к святому Феодору тот, кто украсил первосвятительский престол своими победоносными добродетелями.
62. Да исчезнет зависть, восстающая против праведного Феодора, да постыдятся порицающие богоподобного руководителя и учителя монашествующих и руку положат на уста своя, по выражению Писания (Прем. 8:12), видя взаимное расположение этих почтенных и знаменитых лиц! Подлинно, пастырь нашего стада не приходил бы часто к святейшему Никифору, если бы не знал и с полной уверенностью не признавал его достойнейшим священнослужителем Христовым; с другой стороны, и великий священноначальник не предпочитал бы божественного Феодора митрополитам и епископам, если бы богомудрым умом не признавал его далеко превосходящим других славою добродетели и исповеданием Христовым и имеющим в этом свидетельство. [Col. 321] Если кто из противников не верит написанному нами здесь ради пользы неведущих, тот пусть посмотрит в свитки писем отца нашего и будет верующим, узнав из них истину слов наших об этом; если кто и после еще будет оставаться в неприязненном расположении, тот пусть подумает, как бы ему не оказаться страждущим борьбою против скалы или, лучше, явным богоборством, а это свойственно человеку не доброму, но весьма богоненавистному и безумному. Впрочем, об этом довольно.
60. Между тем избранные из боголюбезнейших митрополитов на соборе своем согласились и общим голосом признали нужным идти к императору всем вместе, исключая боговдохновенного патриарха, чтобы расторгнуть, как паутину, те клеветы, которые христоненавистные иконоборцы распространили против нашей правой и непорочной веры, и показать Кафолическую Церковь Спасителя нашего Христа не имеющей порока и скверны (ср. Еф. 5:27), как окропленную и очищенную кровию закланного за нее вочеловечившегося Агнца Бога и Отца. Итак, при посредстве одного верного вельможи Христовы жрецы, посвященные Божественному служению, бывшие и являвшиеся достойными священства и по деятельности, и по ангельскому образу, вошли во дворец и каждый из них как мог сказал приветствие кесарю; потом просили его не забывать человеколюбия Божия в дарованной ему неожиданно милости, по которой он избавился от рук прежнего жестокого властителя, но представить Христу, как непременный долг, воздаяние за это – в виде восстановления в Церкви Его прежнего богопреданного украшения священными иконами. Он же, как человек необразованный, грубый нравом и вовсе не сведущий в Писании, с неудовольствием выслушал это и предложил великому Феодору высказать свое мнение; и когда тот выразил такие же священные мысли, как и иерархи, и чрезвычайно ясным образом представил победу истины, тогда он, безрассудно хвалясь бесчестием, как бы доблестию, сказал священному собору епископов: «Хороши и прекрасны ваши слова, но так как я никогда доныне не поклонялся никакой иконе, то какою я нашел Церковь, такою и оставляю ее; вам же я предоставляю власть свободно держаться догматов, как вы говорите, православной веры, но только вне этого города, где каждый из вас захочет жить, не опасаясь и не ожидая себе никакой опасности от нашей власти». Сказав это, он отпустил их из дворца.
61. Отец наш Феодор, вышедши из столицы, опять отправляется к своим ученикам в Крискентиевы места и там продолжает подвижнические труды монашеского общежития до возмущения бунтовщика и злодея Фомы[537]. Когда же насилие последнего стало опустошать азиатскую страну, [Col. 320] тогда царским указом предписывается приверженцам божественного патриарха Никифора прибыть в Константинополь; это сделано было кесарем не из попечительности о них, а из боязни, чтобы некоторые из них не перешли на сторону Фомы, так как говорили, что он принимает святые иконы и поклоняется им; по этому поводу и великий отец наш Феодор опять приходит в отечество. Но как только несчастный Фома перешел в Европу и был взят императором, то отец наш, удалившись из Византия, отплывает на соседний с Акритом полуостров, называемый именем святого Трифона; отсюда в один из торжественных дней он отправился с высшими митрополитами к святейшему патриарху и был великолепнейшим образом, сообразно с истинными своими подвигами за благочестие, удостоен им преимущества чести; именно, священноначальник Никифор изобразил несомненные и истинные подвиги его мужества и дерзновения пред всеми, знаки бичеваний, бедствия в заключениях под стражею, голод и ежедневные смертные опасности, которые он претерпел от защитников иконоборческого безумия в течение пяти лет тирании неукротимого и жестокого Льва, и не только словесными похвалами отдал ему первенство, но еще более самыми делами; ибо когда они приступили к трапезе, то предоставил ему одному сидеть на одном возвышении вместе с собою, сказав священным гостям: «Позвольте, братия, многострадальному отцу нашему председательствовать так же, как и мне, хотя он, мудрый, вовсе не желает этого, дабы нам обоим, сидя вместе, совершить преломление хлеба; ибо кто больше явил знаков любви к общему Владыке, тому больше и воздастся, как Господь сказал в Евангелии (Лк. 7:47); как существует различие в жизни святых, так оно бывает и в почестях, сообразно с заслугами каждого Бог соразмеряет воздаяние; если же так у Бога, то следует быть так и у нас, смиренных». Такое имел уважение к святому Феодору тот, кто украсил первосвятительский престол своими победоносными добродетелями.
62. Да исчезнет зависть, восстающая против праведного Феодора, да постыдятся порицающие богоподобного руководителя и учителя монашествующих и руку положат на уста своя, по выражению Писания (Прем. 8:12), видя взаимное расположение этих почтенных и знаменитых лиц! Подлинно, пастырь нашего стада не приходил бы часто к святейшему Никифору, если бы не знал и с полной уверенностью не признавал его достойнейшим священнослужителем Христовым; с другой стороны, и великий священноначальник не предпочитал бы божественного Феодора митрополитам и епископам, если бы богомудрым умом не признавал его далеко превосходящим других славою добродетели и исповеданием Христовым и имеющим в этом свидетельство. [Col. 321] Если кто из противников не верит написанному нами здесь ради пользы неведущих, тот пусть посмотрит в свитки писем отца нашего и будет верующим, узнав из них истину слов наших об этом; если кто и после еще будет оставаться в неприязненном расположении, тот пусть подумает, как бы ему не оказаться страждущим борьбою против скалы или, лучше, явным богоборством, а это свойственно человеку не доброму, но весьма богоненавистному и безумному. Впрочем, об этом довольно.
Кончина преп. Феодора
63. Наконец, пусть слово приступит к кончине богоносного, если только можно назвать ее кончиною жизни, а не смерти, как начало истиннейшей жизни. Ибо кто во всю жизнь свою подвергался добровольной смерти, то есть умерщвлению страстей, и сокровенную во Христе жизнь праведно предпочитал жизни произвольной, о том, как мертвом для греха в тленном и многотрудном состоянии естественной жизни, справедливо можно думать, что он переходит от этой жизни, как от смерти, к неизменной и вечной жизни. Итак, отец наш и божественный исповедник Христов Феодор и тогда, когда достиг самого конца жизни, не переставал посылать по всем странам и городам спасительные врачевства в собственных своих письмах, присоединяя и привлекая многих к православной вере; также он благосклонно принимал и приходивших к нему людей всякого звания и возраста и потоками медоточивого языка своего располагал души их к добродетели; а к нему приходили то те, то другие не только из этого великоименитого города – и знаменитейшие из святейших митрополитов, и весьма многие из игуменов, и отличнейшие из монашествующих, – но и из всех отдаленных островов и городов усерднейше стекались, чтобы сподобиться его лицезрения и благословения в напутствие к добродетели и в преспеяние благочестия, ибо преподобный был прекраснее и вожделеннее всякого вещественного сада, имея внутри себя и во внешности своей как бы приятные плоды и благоуханные дары Всесвятого Духа: он был прославлен лицом, подобно Моисею (Исх. 34:30), и носил знаки добровольного умерщвления в крайней бледности священного лица своего; ростом он был высок, и вся эта лира имела соразмерные струны и издавала стройные звуки, произнося приятнейшее и сладчайшее учительное слово.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента