Страница:
Пройдя через дворик, Марго вошла в служебный вход, свернула направо и быстро зашагала по цокольному коридору к отделу антропологии.
В многочисленных служебных кабинетах было темно, как всегда до половины десятого или до десяти.
Коридор повернул под прямым углом, и Марго остановилась. Дорогу ей преградила желтая пластиковая лента. Марго разобрала печатные буквы: “НЬЮ-ЙОРКСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ, МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ПЕРЕХОДИТЬ”. Джимми, охранник, обычно назначаемый в зал перуанского золота, стоял перед лентой, как и Грегори Кавакита, молодой помощник хранителя из отдела эволюционной биологии.
– Что здесь происходит? – спросила Марго.
– Типичная музейная неразбериха, – отозвался Кавакита с кривой улыбкой. – Нас не пропускают.
– Никто мне ничего не объяснил, только велели никого не пускать, – раздраженно произнес охранник.
– Послушай, – сказал Кавакита. – На будущей неделе у меня презентация в Национальном научном фонде, дел по горло. Если пропустишь меня...
На лице у Джимми появилось выражение замешательства.
– Я просто выполняю свою работу.
– Идем отсюда, – сказала Марго Каваките. – Выпьем кофе в комнате отдыха. Может, узнаем у кого-нибудь, что случилось.
– Сначала я хотел бы зайти в туалет, если найду такой, куда вход не перекрыт, – раздраженно ответил Кавакита. – Иди, я тебя догоню.
Всегда распахнутая дверь комнаты отдыха для служащих в тот день оказалась закрытой. Марго взялась за шарообразную дверную ручку, думая, не лучше ли дождаться Грегори. Потом открыла дверь. Уж без его-то поддержки она как-нибудь обойдется.
Внутри двое полицейских разговаривали, стоя к ней спинами.
– Это уже который раз, шестой? – хихикнул один.
– Потерял счет, – ответил его напарник. – Но желудок у него должен наконец опустеть.
Когда полицейские расступились, Марго увидела комнату отдыха.
Просторное помещение было безлюдным. В дальнем конце, возле кухни, кто-то склонился над раковиной. Человек сплюнул, вытер губы и обернулся. Марго узнала Чарли Прайна, нового специалиста по консервации, которого взяли на работу полгода назад, чтобы восстановить экспонаты для новой выставки. Его ничего не выражающее лицо было пепельным.
Полицейские, подойдя к Прайну, мягко подтолкнули его к двери.
Марго посторонилась, пропуская группу. Прайн шел скованно, будто робот. Марго инстинктивно опустила взгляд.
Туфли Прайна были в крови.
Рассеянно глядя на Марго, Прайн заметил, как изменилось выражение ее лица. Последовал за нею взглядом; потом остановился так внезапно, что шедший сзади полицейский наткнулся на него.
Глаза Прайна расширились и побелели. Полицейские схватили его за руки, он стал сопротивляться, заскулил. Его быстро вывели из комнаты.
Марго прислонилась к стене, пытаясь справиться с сердцебиением, тут вошел Кавакита и с ним еще несколько человек.
– Перекрыта, должно быть, половина музея, – сказал он, покачивая головой и наливая себе кофе. – Никто не может войти в свои кабинеты.
И словно в ответ на его реплику система общественного оповещения с хрипом заработала. “Внимание! Всех находящихся в здании служащих просим пройти в комнату отдыха”.
Когда они сели, по двое, по трое стали входить служащие. Главным образом лаборанты и помощники хранителей без полномочий: время для появления важных лиц было еще ранним. Марго бесстрастно смотрела на входивших. Кавакита что-то говорил, но она его не слышала.
Через десять минут помещение наполнилось людьми. Все говорили разом: возмущались, что не могут войти в свои кабинеты, обсуждали каждый новый слух. В музее никогда не происходило ничего сенсационного, и теперь настроение у всех было приподнятым.
Кавакита отпил кофе и скорчил гримасу.
– Сплошная гуща. – Повернулся к Марго. – Онемела? С тех пор как мы сели, рта не раскрыла.
Она, запинаясь, стала рассказывать о Прайне. Красивое лицо Кавакиты вытянулось.
– Господи, – наконец произнес он. – Как ты думаешь, что случилось?
Когда прозвучал его баритон, Марго осознала, что все разговоры в комнате стихли. В дверном проеме появился крепко сложенный лысеющий мужчина в коричневом костюме, из кармана его плохо сидящего пиджака торчала полицейская рация, изо рта – незажженная сигара. За ним вошли двое полицейских в форме.
Мужчина встал перед сидящими в комнате, вынул изо рта сигару, снял табачную крошку с языка и откашлялся.
– Прошу внимания, – сказал он. – Ситуация такова, что вам придется потерпеть наше присутствие еще какое-то время.
Внезапно из глубины комнаты раздался громкий, укоризненный голос:
– Прошу прощения, мистер... Марго вытянула шею и оглянулась.
– Фрид, – прошептал Кавакита. Марго была наслышана о вспыльчивом характере Фрэнка Фрида, хранителя ихтиологического отдела.
Мужчина повернулся и взглянул на Фрида.
– Лейтенант д’Агоста, – отчеканил он. – Нью-йоркское управление полиции.
Такой ответ заставил бы умолкнуть большинство людей. Но худощавый, седовласый хранитель был не из пугливых.
– Надеюсь, – произнес он саркастически, – нам дозволено будет узнать, что здесь происходит? Полагаю, мы имеем право...
– Я хотел бы подробно осведомить вас о том, что случилось, – ответил д’Агоста. – Однако в настоящее время могу только сказать, что в здании музея обнаружен труп, обстоятельства случившегося расследуются. Если...
Все разом зашумели, д’Агоста поднял руку, призывая к тишине.
– Могу только сказать, что бригада из отдела расследования убийств находится здесь и занята делом. Музей закрыт. Пока что никто не может ни войти, ни выйти. Надеемся, такое положение продлится недолго.
Он немного помолчал.
– Если произошло убийство, то есть вероятность – вероятность – того, что убийца все еще в музее. Мы просим вас побыть здесь час или два, пока ведется поиск улик. Полицейский запишет ваши фамилии и должности.
Никто не произнес ни звука. Д’Агоста вышел и закрыл за собой дверь. Один из оставшихся полицейских придвинул к двери стул и грузно сел на него. Разговоры стали понемногу возобновляться.
– Мы арестованы? – воскликнул Фрид. – Это возмутительно.
– Господи, – чуть слышно произнесла Марго. – Неужели Прайн – убийца?
– Ужасная мысль, правда? – сказал Кавакита. Встал, подошел к кофеварке и сильным ударом выбил из нее последние капли. – Но то, что я не подготовлюсь к своей презентации, еще ужаснее.
Марго была уверена, что молодой энергичный ученый всегда будет подготовлен к чему угодно. Однако кивнула.
– Теперь престиж – это все, – продолжал Кавакита. – Чистая наука сама по себе больше не приносит субсидий.
Марго снова кивнула. Она слышала Грегори, слышала голоса коллег, но все казалось ей не важным. Кроме крови на туфлях Прайна.
5
6
В многочисленных служебных кабинетах было темно, как всегда до половины десятого или до десяти.
Коридор повернул под прямым углом, и Марго остановилась. Дорогу ей преградила желтая пластиковая лента. Марго разобрала печатные буквы: “НЬЮ-ЙОРКСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ, МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ПЕРЕХОДИТЬ”. Джимми, охранник, обычно назначаемый в зал перуанского золота, стоял перед лентой, как и Грегори Кавакита, молодой помощник хранителя из отдела эволюционной биологии.
– Что здесь происходит? – спросила Марго.
– Типичная музейная неразбериха, – отозвался Кавакита с кривой улыбкой. – Нас не пропускают.
– Никто мне ничего не объяснил, только велели никого не пускать, – раздраженно произнес охранник.
– Послушай, – сказал Кавакита. – На будущей неделе у меня презентация в Национальном научном фонде, дел по горло. Если пропустишь меня...
На лице у Джимми появилось выражение замешательства.
– Я просто выполняю свою работу.
– Идем отсюда, – сказала Марго Каваките. – Выпьем кофе в комнате отдыха. Может, узнаем у кого-нибудь, что случилось.
– Сначала я хотел бы зайти в туалет, если найду такой, куда вход не перекрыт, – раздраженно ответил Кавакита. – Иди, я тебя догоню.
Всегда распахнутая дверь комнаты отдыха для служащих в тот день оказалась закрытой. Марго взялась за шарообразную дверную ручку, думая, не лучше ли дождаться Грегори. Потом открыла дверь. Уж без его-то поддержки она как-нибудь обойдется.
Внутри двое полицейских разговаривали, стоя к ней спинами.
– Это уже который раз, шестой? – хихикнул один.
– Потерял счет, – ответил его напарник. – Но желудок у него должен наконец опустеть.
Когда полицейские расступились, Марго увидела комнату отдыха.
Просторное помещение было безлюдным. В дальнем конце, возле кухни, кто-то склонился над раковиной. Человек сплюнул, вытер губы и обернулся. Марго узнала Чарли Прайна, нового специалиста по консервации, которого взяли на работу полгода назад, чтобы восстановить экспонаты для новой выставки. Его ничего не выражающее лицо было пепельным.
Полицейские, подойдя к Прайну, мягко подтолкнули его к двери.
Марго посторонилась, пропуская группу. Прайн шел скованно, будто робот. Марго инстинктивно опустила взгляд.
Туфли Прайна были в крови.
Рассеянно глядя на Марго, Прайн заметил, как изменилось выражение ее лица. Последовал за нею взглядом; потом остановился так внезапно, что шедший сзади полицейский наткнулся на него.
Глаза Прайна расширились и побелели. Полицейские схватили его за руки, он стал сопротивляться, заскулил. Его быстро вывели из комнаты.
Марго прислонилась к стене, пытаясь справиться с сердцебиением, тут вошел Кавакита и с ним еще несколько человек.
– Перекрыта, должно быть, половина музея, – сказал он, покачивая головой и наливая себе кофе. – Никто не может войти в свои кабинеты.
И словно в ответ на его реплику система общественного оповещения с хрипом заработала. “Внимание! Всех находящихся в здании служащих просим пройти в комнату отдыха”.
Когда они сели, по двое, по трое стали входить служащие. Главным образом лаборанты и помощники хранителей без полномочий: время для появления важных лиц было еще ранним. Марго бесстрастно смотрела на входивших. Кавакита что-то говорил, но она его не слышала.
Через десять минут помещение наполнилось людьми. Все говорили разом: возмущались, что не могут войти в свои кабинеты, обсуждали каждый новый слух. В музее никогда не происходило ничего сенсационного, и теперь настроение у всех было приподнятым.
Кавакита отпил кофе и скорчил гримасу.
– Сплошная гуща. – Повернулся к Марго. – Онемела? С тех пор как мы сели, рта не раскрыла.
Она, запинаясь, стала рассказывать о Прайне. Красивое лицо Кавакиты вытянулось.
– Господи, – наконец произнес он. – Как ты думаешь, что случилось?
Когда прозвучал его баритон, Марго осознала, что все разговоры в комнате стихли. В дверном проеме появился крепко сложенный лысеющий мужчина в коричневом костюме, из кармана его плохо сидящего пиджака торчала полицейская рация, изо рта – незажженная сигара. За ним вошли двое полицейских в форме.
Мужчина встал перед сидящими в комнате, вынул изо рта сигару, снял табачную крошку с языка и откашлялся.
– Прошу внимания, – сказал он. – Ситуация такова, что вам придется потерпеть наше присутствие еще какое-то время.
Внезапно из глубины комнаты раздался громкий, укоризненный голос:
– Прошу прощения, мистер... Марго вытянула шею и оглянулась.
– Фрид, – прошептал Кавакита. Марго была наслышана о вспыльчивом характере Фрэнка Фрида, хранителя ихтиологического отдела.
Мужчина повернулся и взглянул на Фрида.
– Лейтенант д’Агоста, – отчеканил он. – Нью-йоркское управление полиции.
Такой ответ заставил бы умолкнуть большинство людей. Но худощавый, седовласый хранитель был не из пугливых.
– Надеюсь, – произнес он саркастически, – нам дозволено будет узнать, что здесь происходит? Полагаю, мы имеем право...
– Я хотел бы подробно осведомить вас о том, что случилось, – ответил д’Агоста. – Однако в настоящее время могу только сказать, что в здании музея обнаружен труп, обстоятельства случившегося расследуются. Если...
Все разом зашумели, д’Агоста поднял руку, призывая к тишине.
– Могу только сказать, что бригада из отдела расследования убийств находится здесь и занята делом. Музей закрыт. Пока что никто не может ни войти, ни выйти. Надеемся, такое положение продлится недолго.
Он немного помолчал.
– Если произошло убийство, то есть вероятность – вероятность – того, что убийца все еще в музее. Мы просим вас побыть здесь час или два, пока ведется поиск улик. Полицейский запишет ваши фамилии и должности.
Никто не произнес ни звука. Д’Агоста вышел и закрыл за собой дверь. Один из оставшихся полицейских придвинул к двери стул и грузно сел на него. Разговоры стали понемногу возобновляться.
– Мы арестованы? – воскликнул Фрид. – Это возмутительно.
– Господи, – чуть слышно произнесла Марго. – Неужели Прайн – убийца?
– Ужасная мысль, правда? – сказал Кавакита. Встал, подошел к кофеварке и сильным ударом выбил из нее последние капли. – Но то, что я не подготовлюсь к своей презентации, еще ужаснее.
Марго была уверена, что молодой энергичный ученый всегда будет подготовлен к чему угодно. Однако кивнула.
– Теперь престиж – это все, – продолжал Кавакита. – Чистая наука сама по себе больше не приносит субсидий.
Марго снова кивнула. Она слышала Грегори, слышала голоса коллег, но все казалось ей не важным. Кроме крови на туфлях Прайна.
5
Теперь можете идти, – сказал через час полицейский. – Но ни в коем случае не заходите за желтую ленту.
Сидевшая сжавшись в комочек Марго резко вскинула голову, когда ей на плечо опустилась чья-то ладонь. Рядом стоял долговязый, тощий Билл Смитбек, в другой руке он держал пару скрепленных спиралями блокнотов, его каштановые волосы были, как всегда, взъерошены. За ухо засунут карандаш с изжеванным концом, воротничок был расстегнут, узел черного галстука спущен. Живая карикатура на работягу-журналиста. Марго подозревала, что это тщательно продуманный имидж. Смитбеку поручили написать книгу о музее, уделив главное внимание выставке “Суеверия”, которая должна была открыться на будущей неделе.
– Сверхъестественные события в музее естественной истории, – угрюмо пробормотал Смитбек ей на ухо, присев на стоявший рядом стул. Бросил на стол свои блокноты, и поток исписанных листков бумаги, компьютерных дискет без этикеток и ксерокопий газетных статей разбежался по его пластиковой поверхности.
– Привет, Кавакита, – весело сказал Смитбек, хлопнув его по плечу. – Не встречал тигров в последнее время?
– Только бумажных, – сухо откликнулся Кавакита.
Смитбек повернулся к Марго:
– Ты, наверное, уже знаешь все кровавые подробности. Жуть, правда?
– Нам ничего не сообщали, – ответила она. – Мы только слышали что-то об убийстве. Совершил его, надо полагать, Прайн.
Смитбек рассмеялся.
– Чарли Прайн? Этот парень мухи не способен убить, тем более двуногого. Нет, Прайн только обнаружил тело. Вернее, тела.
– Тела? О чем ты?
Смитбек вздохнул.
– Так вам в самом деле ничего не известно? Я думал, вы хоть что-то разузнали, пока сидели здесь несколько часов. – Он вскочил, подошел к кофеварке, наклонил ее, подергал за ручку и вернулся с пустыми руками. – В зале приматов за стеклом витрины нашли жену директора, – сообщил он, усевшись снова. – Ее двадцать лет никто не замечал.
Марго застонала.
– Смитбек, рассказывай, что произошло на самом деле.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Утром около половины восьмого двух мальчишек обнаружили мертвыми в подвале старого здания.
Марго прижала ладонь ко рту.
– Как ты об этом узнал? – спросил Кавакита.
– Покуда вы прохлаждались здесь, все остальное человечество собралось на Семьдесят второй улице, – продолжал Смитбек. – Ворота закрыли у нас перед носом. Журналисты там тоже были.
И немало. В общем, Райт собирается в десять часов устроить пресс-конференцию в Большой ротонде, дабы пресечь слухи. Все разговоры о зоопарке. Начнется она через десять минут.
– О зоопарке? – переспросила Марго.
– Находящемся здесь. До чего же сложное положение. – Смитбек явно наслаждался, выдавая им информацию небольшими порциями. – Убийство, кажется, было очень жестоким. А вы знаете журналистов: они всегда предполагали, что тут у вас содержатся в клетках всевозможные звери.
– Кажется, ты рад случившемуся, – улыбнулся Кавакита.
– Происшествие придаст моей книге совершенно новый размах, – продолжал Смитбек. – Потрясающий правдивый отчет об ужасном убийстве в музее, автор – Уильям Смитбек-младший. Ненасытные дикие звери бродят по пустынным коридорам. Книга может стать бестселлером.
– Это не смешно, – раздраженно заметила Марго. Она думала о том, что лаборатория Прайна находится неподалеку от ее кабинета в подвале старого здания.
– Знаю, знаю, – добродушно отозвался Смитбек. – Это ужасно. Бедные дети. Но все же я не уверен, что это правда. Возможно, Катберт пошел на такую уловку, чтобы сделать рекламу выставке.
Он вздохнул, потом заговорил виноватым тоном:
– Послушай, Марго, меня очень огорчило известие о смерти твоего отца. Я собирался сказать тебе раньше.
– Спасибо, – ответила она. В улыбке ее было немного теплоты.
– Послушайте, – сказал, поднимаясь, Кавакита. – Я, право, должен...
– Я слышал, ты собираешься уволиться, – продолжал Смитбек, обращаясь к Марго. – Забросить диссертацию, работать в отцовской компании или что-то в этом роде. – Он с любопытством глядел на нее. – Это правда? Я думал, твои исследования в конце концов дают какие-то результаты.
– И да, и нет, – ответила Марго. – Работа над диссертацией слегка затягивается. Сегодня в одиннадцать у меня еженедельная встреча с Фроком. Возможно, он забудет о ней, как обычно, и наметит на это время что-нибудь другое, особенно после такой трагедии. Но все же надеюсь увидеться с ним. Я обнаружила интересную монографию о классификации лекарственных растений у племени кирибуту.
Заметив, что взгляд Смитбека начинает блуждать, она вновь напомнила себе, что большинство людей не интересуется ни генетикой растений, ни этнофармакологией.
– Так что мне надо подготовиться, – заключила Марго, поднимаясь.
– Погоди минутку! – сказал Смитбек, с трудом собирая свои бумаги. – Не хочешь побывать на пресс-конференции?
Когда они выходили из комнаты отдыха, Фрид все еще жаловался на притеснения тем, кто его слушал. Кавакита уже быстро шагал впереди них по коридору, потом, помахав им через плечо, скрылся за поворотом.
Когда они пришли в Большую ротонду, пресс-конференция уже шла. Репортеры, окружив Уинстона Райта, директора музея, направляли микрофоны и камеры в его сторону, голоса гулко раздавались в похожем на пещеру помещении. Ипполито, начальник охраны музея, стоял рядом с директором. Поодаль столпились другие служащие и несколько любопытных школьников.
Рассерженный Райт, стоя в свете кварцевых ламп, пытался отвечать на вопросы, которые выкрикивали журналисты. Обычно безупречный костюм директора был помят, редкие волосы спадали на ухо. Бледная кожа посерела, глаза налились кровью.
– Нет, – говорил Райт, – видимо, они сочли, что их дети уже ушли из музея. У нас не было предварительного предупреждения... Нет, мы не держим в музее живых животных!.. Ну разумеется, у нас есть мыши и змеи для исследовательских целей, но ни львов, ни тигров, ни прочих хищников... Нет, трупов я не видел... Не знаю, какие там были увечья... Я не проводил экспертизы и не могу говорить на эту тему, вам придется подождать вскрытия... Хочу подчеркнуть, что полиция не делала официальных заявлений... Пока не прекратите крик, я не буду отвечать на вопросы... Нет, я уже сказал, что у нас нет диких зверей в музее... Да, в том числе и медведей... Нет, никаких фамилий называть не буду... Как я могу ответить на этот вопрос?.. Пресс-конференция окончена... Я сказал окончена... Да, конечно, мы всеми средствами оказываем содействие полиции... Нет, я не вижу причин откладывать открытие новой выставки. Позвольте подчеркнуть, что дата открытия выставки “Суеверия” уже назначена... Да, у нас есть чучела львов, но если вы намекаете... Господи, они застрелены в Африке семьдесят пять лет назад! Зоопарк? У нас нет связей с зоопарком... Я просто не буду отвечать на эти возмутительные намеки... Может, джентльмен из газеты “Пост” перестанет орать?.. Полиция допрашивает ученого, обнаружившего трупы, но я никакими сведениями об этом не располагаю... Нет, мне больше нечего добавить, кроме того, что мы делаем все, что в наших силах... Да, конечно, это трагично...
Репортеры стали расходиться. Райт повернулся к начальнику охраны.
– Где была полиция, черт возьми? – услышала Марго его гневный голос. Обернувшись, он бросил через плечо: – Если увидите миссис Рикмен, скажите, чтобы немедленно зашла ко мне в кабинет.
И с важным видом вышел из Большой ротонды.
Сидевшая сжавшись в комочек Марго резко вскинула голову, когда ей на плечо опустилась чья-то ладонь. Рядом стоял долговязый, тощий Билл Смитбек, в другой руке он держал пару скрепленных спиралями блокнотов, его каштановые волосы были, как всегда, взъерошены. За ухо засунут карандаш с изжеванным концом, воротничок был расстегнут, узел черного галстука спущен. Живая карикатура на работягу-журналиста. Марго подозревала, что это тщательно продуманный имидж. Смитбеку поручили написать книгу о музее, уделив главное внимание выставке “Суеверия”, которая должна была открыться на будущей неделе.
– Сверхъестественные события в музее естественной истории, – угрюмо пробормотал Смитбек ей на ухо, присев на стоявший рядом стул. Бросил на стол свои блокноты, и поток исписанных листков бумаги, компьютерных дискет без этикеток и ксерокопий газетных статей разбежался по его пластиковой поверхности.
– Привет, Кавакита, – весело сказал Смитбек, хлопнув его по плечу. – Не встречал тигров в последнее время?
– Только бумажных, – сухо откликнулся Кавакита.
Смитбек повернулся к Марго:
– Ты, наверное, уже знаешь все кровавые подробности. Жуть, правда?
– Нам ничего не сообщали, – ответила она. – Мы только слышали что-то об убийстве. Совершил его, надо полагать, Прайн.
Смитбек рассмеялся.
– Чарли Прайн? Этот парень мухи не способен убить, тем более двуногого. Нет, Прайн только обнаружил тело. Вернее, тела.
– Тела? О чем ты?
Смитбек вздохнул.
– Так вам в самом деле ничего не известно? Я думал, вы хоть что-то разузнали, пока сидели здесь несколько часов. – Он вскочил, подошел к кофеварке, наклонил ее, подергал за ручку и вернулся с пустыми руками. – В зале приматов за стеклом витрины нашли жену директора, – сообщил он, усевшись снова. – Ее двадцать лет никто не замечал.
Марго застонала.
– Смитбек, рассказывай, что произошло на самом деле.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Утром около половины восьмого двух мальчишек обнаружили мертвыми в подвале старого здания.
Марго прижала ладонь ко рту.
– Как ты об этом узнал? – спросил Кавакита.
– Покуда вы прохлаждались здесь, все остальное человечество собралось на Семьдесят второй улице, – продолжал Смитбек. – Ворота закрыли у нас перед носом. Журналисты там тоже были.
И немало. В общем, Райт собирается в десять часов устроить пресс-конференцию в Большой ротонде, дабы пресечь слухи. Все разговоры о зоопарке. Начнется она через десять минут.
– О зоопарке? – переспросила Марго.
– Находящемся здесь. До чего же сложное положение. – Смитбек явно наслаждался, выдавая им информацию небольшими порциями. – Убийство, кажется, было очень жестоким. А вы знаете журналистов: они всегда предполагали, что тут у вас содержатся в клетках всевозможные звери.
– Кажется, ты рад случившемуся, – улыбнулся Кавакита.
– Происшествие придаст моей книге совершенно новый размах, – продолжал Смитбек. – Потрясающий правдивый отчет об ужасном убийстве в музее, автор – Уильям Смитбек-младший. Ненасытные дикие звери бродят по пустынным коридорам. Книга может стать бестселлером.
– Это не смешно, – раздраженно заметила Марго. Она думала о том, что лаборатория Прайна находится неподалеку от ее кабинета в подвале старого здания.
– Знаю, знаю, – добродушно отозвался Смитбек. – Это ужасно. Бедные дети. Но все же я не уверен, что это правда. Возможно, Катберт пошел на такую уловку, чтобы сделать рекламу выставке.
Он вздохнул, потом заговорил виноватым тоном:
– Послушай, Марго, меня очень огорчило известие о смерти твоего отца. Я собирался сказать тебе раньше.
– Спасибо, – ответила она. В улыбке ее было немного теплоты.
– Послушайте, – сказал, поднимаясь, Кавакита. – Я, право, должен...
– Я слышал, ты собираешься уволиться, – продолжал Смитбек, обращаясь к Марго. – Забросить диссертацию, работать в отцовской компании или что-то в этом роде. – Он с любопытством глядел на нее. – Это правда? Я думал, твои исследования в конце концов дают какие-то результаты.
– И да, и нет, – ответила Марго. – Работа над диссертацией слегка затягивается. Сегодня в одиннадцать у меня еженедельная встреча с Фроком. Возможно, он забудет о ней, как обычно, и наметит на это время что-нибудь другое, особенно после такой трагедии. Но все же надеюсь увидеться с ним. Я обнаружила интересную монографию о классификации лекарственных растений у племени кирибуту.
Заметив, что взгляд Смитбека начинает блуждать, она вновь напомнила себе, что большинство людей не интересуется ни генетикой растений, ни этнофармакологией.
– Так что мне надо подготовиться, – заключила Марго, поднимаясь.
– Погоди минутку! – сказал Смитбек, с трудом собирая свои бумаги. – Не хочешь побывать на пресс-конференции?
Когда они выходили из комнаты отдыха, Фрид все еще жаловался на притеснения тем, кто его слушал. Кавакита уже быстро шагал впереди них по коридору, потом, помахав им через плечо, скрылся за поворотом.
Когда они пришли в Большую ротонду, пресс-конференция уже шла. Репортеры, окружив Уинстона Райта, директора музея, направляли микрофоны и камеры в его сторону, голоса гулко раздавались в похожем на пещеру помещении. Ипполито, начальник охраны музея, стоял рядом с директором. Поодаль столпились другие служащие и несколько любопытных школьников.
Рассерженный Райт, стоя в свете кварцевых ламп, пытался отвечать на вопросы, которые выкрикивали журналисты. Обычно безупречный костюм директора был помят, редкие волосы спадали на ухо. Бледная кожа посерела, глаза налились кровью.
– Нет, – говорил Райт, – видимо, они сочли, что их дети уже ушли из музея. У нас не было предварительного предупреждения... Нет, мы не держим в музее живых животных!.. Ну разумеется, у нас есть мыши и змеи для исследовательских целей, но ни львов, ни тигров, ни прочих хищников... Нет, трупов я не видел... Не знаю, какие там были увечья... Я не проводил экспертизы и не могу говорить на эту тему, вам придется подождать вскрытия... Хочу подчеркнуть, что полиция не делала официальных заявлений... Пока не прекратите крик, я не буду отвечать на вопросы... Нет, я уже сказал, что у нас нет диких зверей в музее... Да, в том числе и медведей... Нет, никаких фамилий называть не буду... Как я могу ответить на этот вопрос?.. Пресс-конференция окончена... Я сказал окончена... Да, конечно, мы всеми средствами оказываем содействие полиции... Нет, я не вижу причин откладывать открытие новой выставки. Позвольте подчеркнуть, что дата открытия выставки “Суеверия” уже назначена... Да, у нас есть чучела львов, но если вы намекаете... Господи, они застрелены в Африке семьдесят пять лет назад! Зоопарк? У нас нет связей с зоопарком... Я просто не буду отвечать на эти возмутительные намеки... Может, джентльмен из газеты “Пост” перестанет орать?.. Полиция допрашивает ученого, обнаружившего трупы, но я никакими сведениями об этом не располагаю... Нет, мне больше нечего добавить, кроме того, что мы делаем все, что в наших силах... Да, конечно, это трагично...
Репортеры стали расходиться. Райт повернулся к начальнику охраны.
– Где была полиция, черт возьми? – услышала Марго его гневный голос. Обернувшись, он бросил через плечо: – Если увидите миссис Рикмен, скажите, чтобы немедленно зашла ко мне в кабинет.
И с важным видом вышел из Большой ротонды.
6
Марго дошла до коридора, который сотрудники музея называли Бродвеем. Он тянулся во всю длину здания – шесть городских кварталов. Говорили, что это самый длинный коридор в Нью-Йорке. Стены его были обиты дубовыми панелями, через каждые десять футов находились двери с матовыми стеклами. Очень многие фамилии хранителей на золотистых прямоугольных табличках были обведены черной каймой.
В распоряжении аспирантки Марго Грин были только металлический стол и книжная полка в одной из подвальных лабораторий. По крайней мере, у меня есть кабинет, подумала она, выйдя из коридора и начав спускаться по узкой железной лестнице. У одной из ее знакомых – аспирантки в отделе маммологии – был только маленький обшарпанный школьный стол, втиснутый между большими холодильниками. Этой женщине даже в середине августа приходилось носить на работе теплые свитера.
Внизу охранник махнул ей рукой, разрешая проходить, и она двинулась по тускло освещенному туннелю, окаймленному по обеим сторонам конскими скелетами в застекленных витринах. Никаких полицейских лент там не было.
У себя в кабинете Марго поставила сумочку и села. Большая часть лаборатории представляла собой, в сущности, склад артефактов из южных морей: здесь были маорийские щиты, боевые каноэ и тростниковые стрелы, набитые в металлические зеленые, высящиеся до потолка шкафы. Имитирующая озеро стогаллоновая цистерна для рыбы, принадлежавшая отделу поведения животных, стояла на железном каркасе под батареей ламп. В ней было столько водорослей, что Марго очень редко могла разглядеть рыбу. Рядом с ее рабочим местом примостился столик, заваленный пыльными масками. Консерватор, неприятная молодая женщина, работала в угрюмом молчании, казалось, не больше трех часов в день. По медлительности коллеги Марго полагала, что на консервацию каждой маски у нее уходит недели две. В данной коллекции насчитывалось пять тысяч масок, но, похоже, никого не волновало, что при таких темпах на завершение работы потребуется около двух столетий.
Марго включила компьютер. На мониторе появились зеленые буквы:
ПРИВЕТ МАРГО ГРИН
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ В РАСПРЕДЕЛЕННУЮ СЕТЕВУЮ СИСТЕМУ МУЗЕЯ
ВЫПУСК 15 – 5 СООБЩЕНИЙ ДЛЯ ВАС НЕТ
Марго изменила режим и стала просматривать свои записи, готовясь к встрече с Фроком. Ее наставник зачастую выглядел озабоченным во время еженедельных встреч, и Марго постоянно старалась представить ему что-нибудь новое. Проблема заключалась в том, что обычно ничего нового не было, – еще какие-то статьи прочтены, проанализированы и введены в компьютер: сделана какая-то лабораторная работа: и возможно... возможно... написаны еще три-четыре страницы диссертации. Она понимала, что представляет собой научный сотрудник, существующий на государственные средства, и что ученые с насмешкой именуют ПД – псевдодиссертация.
Два года назад, когда Фрок согласился быть ее научным руководителем, Марго даже подумала, что произошла какая-то ошибка. Фрок – автор теории “эффекта Каллисто”, профессор кафедры статистической палеонтологии Колумбийского университета, глава отдела эволюционной биологии музея – избрал ее в аспирантки! Этой чести удостаивались очень немногие.
Карьеру Фрок начинал как антрополог. Прикованный перенесенным в детстве полиомиелитом к инвалидной коляске, он тем не менее провел выдающуюся полевую работу, результаты которой до сих пор являлись основой многих учебников. После того как несколько серьезных приступов малярии сделали невозможным продолжение полевых исследований. Фрок посвятил все свои силы разработке эволюционной теории. В середине восьмидесятых он выступил с новой радикальной гипотезой, вызвавшей бурную полемику. Сочетая теорию хаоса и дарвинизм, гипотеза Фрока оспаривала общепринятое мнение, что жизнь эволюционировала последовательно. Ученый теоретически допускал, что принцип последовательности иногда нарушался; он считал, что недолговечные аберрации – “чудовищные виды” – иногда становились ответвлением эволюции. Фрок доказывал, что эволюция не всегда вызывалась слепым отбором, что само окружение способно вызывать в видах внезапные, причудливые изменения.
Хотя теория Фрока подкреплялась блестящей серией статей и документов, большинство светил научного мира продолжали пребывать в сомнении. Если причудливые формы жизни существуют, вопрошали ученые, то где же они скрываются? Фрок отвечал, что его теория прогнозирует как быструю передачу генов, так и быструю эволюцию.
Чем чаще специалисты называли Фрока заблуждающимся, даже безумным, тем охотнее становилась на его сторону популярная пресса. Его теорию окрестили “эффектом Каллисто”, по греческому мифу, где молодая женщина внезапно превращается в медведицу. Хотя Фрок и жалел о популистском толковании своего труда, он расчетливо пользовался известностью для продолжения научных изысканий. Как многие блестящие ученые, Фрок был увлечен собственными исследованиями; Марго иногда казалось, что все прочее, в том числе и ее работа, вызывает у него скуку.
Консерватор в другом конце комнаты поднялась и, ни слова не говоря, ушла на обед, значит, время близилось к одиннадцати часам. Марго написала на листе бумаги несколько фраз, очистила экран компьютера и взяла тетрадь для записей.
Кабинет Фрока находился в юго-восточной башне, в конце коридора пятого этажа: он представлял собой оазис, далекий от лабораторий и автоматизированных рабочих мест, весьма характерных для той части музея, куда не ходят посетители. На массивной дубовой двери кабинета было написано просто: “ДОКТОР ФРОК”.
Марго постучала.
Она услышала покашливание и негромкий шорох, инвалидной коляски. Медленно открылась дверь, появилось знакомое румяное лицо, кустистые брови были удивленно нахмурены. Потом взгляд Фрока посветлел.
– Ну да, сегодня же понедельник. Входите.
Фрок произнес это вполголоса, коснулся запястья Марго пухлой рукой и указал ей на кресло. Одет он был, как обычно, в темный костюм с белой рубашкой и ярким пестрым галстуком. Густая грива седых волос была взъерошена.
Стены кабинета были заставлены старыми застекленными книжными шкафами, на полках лежали реликты и диковины, привезенные из экспедиций. Книги были сложены у одной из стен в громадные, грозящие рухнуть стопы. Два больших эркера выходили на Гудзон. Зачехленные викторианские кресла стояли на потертом персидском ковре, на письменном столе лежало несколько экземпляров последней книги Фрока “Фрактальная эволюция”.
Рядом с книгой стояла знакомая Марго глыба серого песчаника. На плоской поверхности камня был глубокий отпечаток, странно смазанный и вытянутый вдоль одного края, с тремя большими вмятинами возле другого. Фрок утверждал, что это ископаемый след неизвестного науке существа: единственное материальное свидетельство, подтверждавшее его теорию аберрационной эволюции. Другие ученые оспаривали этот факт. Многие не верили, что это ископаемый след, и называли его причудой Фрока. Многие вообще его не видели.
– Уберите этот хлам и садитесь, – сказал Фрок, возвращаясь на свое любимое место у одного из окон. – Шерри? Хотя нет, вы всегда отказываетесь. Как глупо с моей стороны забыть об этом.
На предложенном кресле лежало несколько старых номеров журнала “Нейчур” и рукопись неоконченной статьи, озаглавленной “Филогенетическая трансформация и широколистный папоротник кайнозойской эры”. Марго переложила все на ближайший столик и села, гадая, упомянет ли Фрок о смерти двух мальчиков.
Несколько секунд он, неподвижно застыв, глядел на нее. Потом замигал и вздохнул.
– Ну что, мисс Грин? Приступим?
Разочарованная, Марго раскрыла тетрадь. Быстро просмотрела записи, потом стала обосновывать свой анализ классификации растений племенем кирибиту и то, какое он имеет отношение к следующей главе диссертации. Слушая ее, Фрок склонил голову на грудь и закрыл глаза. Посторонний человек принял бы его за спящего, но Марго знала, что доктор внимательно слушает.
Когда она закончила, Фрок медленно расправил плечи.
– Классификация лекарственных растений по способу воздействия, а не по внешнему виду, – пробормотал он наконец. – Интересно. Этот параграф напоминает мне о том, с чем я столкнулся у племени ки в Бечуаналенде.
Марго терпеливо ждала воспоминаний, которые неизбежно должны были последовать.
– Ки, как вам известно, – Фрок всегда предполагал, что слушатель так же хорошо знаком с предметом, как и он сам, – некогда использовали кору некоего кустарника как средство от головной боли. Шарьер изучал их в восемьсот шестьдесят девятом году и отметил этот факт в полевых журналах. Когда я появился там три четверти века спустя, племя уже не пользовалось этим средством. Теперь ки верили, что головные боли вызываются колдовством.
Рассказывая, он понемногу передвигался в кресле.
– Для исцеления заболевшего его родственники находили колдуна и, разумеется, убивали. Естественно, родные убитого жаждали мести и зачастую приканчивали больного. Можете представить, к чему это в конце концов привело.
– К чему же? – спросила Марго, полагая, что Фрок намерен объяснить, какое отношение все это имеет к ее диссертации.
– Ну, ясное дело, – развел руками Фрок, – к медицинскому чуду. У людей перестали болеть головы.
Его широкая грудь затряслась от смеха. Марго тоже улыбнулась – и осознала, что это впервые за день.
– Ну, хватит о первобытной медицине, – с легким сожалением сказал Фрок. – А работа в поле была интересной.
Он немного помолчал.
– Знаете, в экспозиции “Суеверия” племени ки отводится целый раздел, – продолжал ученый. – Конечно, выставка будет чудовищно разрекламирована для привлечения зрителей. Специально для этого пригласили какого-то молодого человека, только что окончившего Гарвард. Говорят, в компьютерах и маркетинге он разбирается лучше, чем в чистой науке.
Фрок снова слегка передвинулся в своей коляске. Пока Марго укладывала в сумочку тетрадь, Фрок заговорил снова:
– Скверная история произошла сегодня утром.
Марго кивнула.
Фрок немного помолчал.
– Боюсь за музей, – наконец произнес он. Удивленная Марго сказала:
– Они были братьями. Это трагедия для семьи. А все остальные скоро забудут о случившемся – как обычно.
– Думаю, что нет, – ответил Фрок. – Я кое-что слышал о состоянии трупов. Приложенная сила была... необычайной.
– Не предполагаете же вы, что их убило дикое животное? – сказала Марго. Неужели, подумала она, Фрок столь безумен, как о нем говорят?
Фрок улыбнулся:
– Дорогая моя, я не строю предположений. Буду ждать дальнейших свидетельств. Пока что просто надеюсь, что произошедшее не повлияет на ваше решение остаться в музее. Да, я с глубоким прискорбием узнал о смерти вашего отца. Но вы обнаружили три незаменимые для настоящего ученого способности: понимание, что искать, понимание, где искать, и стремление завершить разработку своих теорий. – Он подъехал к ней. – В обработке материала усердие так же важно, как и в сборе, мисс Грин. Не забывайте этого. Ваши лабораторные работы были великолепны. Будет весьма досадно, если наука лишится столь талантливого исследователя.
В распоряжении аспирантки Марго Грин были только металлический стол и книжная полка в одной из подвальных лабораторий. По крайней мере, у меня есть кабинет, подумала она, выйдя из коридора и начав спускаться по узкой железной лестнице. У одной из ее знакомых – аспирантки в отделе маммологии – был только маленький обшарпанный школьный стол, втиснутый между большими холодильниками. Этой женщине даже в середине августа приходилось носить на работе теплые свитера.
Внизу охранник махнул ей рукой, разрешая проходить, и она двинулась по тускло освещенному туннелю, окаймленному по обеим сторонам конскими скелетами в застекленных витринах. Никаких полицейских лент там не было.
У себя в кабинете Марго поставила сумочку и села. Большая часть лаборатории представляла собой, в сущности, склад артефактов из южных морей: здесь были маорийские щиты, боевые каноэ и тростниковые стрелы, набитые в металлические зеленые, высящиеся до потолка шкафы. Имитирующая озеро стогаллоновая цистерна для рыбы, принадлежавшая отделу поведения животных, стояла на железном каркасе под батареей ламп. В ней было столько водорослей, что Марго очень редко могла разглядеть рыбу. Рядом с ее рабочим местом примостился столик, заваленный пыльными масками. Консерватор, неприятная молодая женщина, работала в угрюмом молчании, казалось, не больше трех часов в день. По медлительности коллеги Марго полагала, что на консервацию каждой маски у нее уходит недели две. В данной коллекции насчитывалось пять тысяч масок, но, похоже, никого не волновало, что при таких темпах на завершение работы потребуется около двух столетий.
Марго включила компьютер. На мониторе появились зеленые буквы:
ПРИВЕТ МАРГО ГРИН
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ В РАСПРЕДЕЛЕННУЮ СЕТЕВУЮ СИСТЕМУ МУЗЕЯ
ВЫПУСК 15 – 5 СООБЩЕНИЙ ДЛЯ ВАС НЕТ
Марго изменила режим и стала просматривать свои записи, готовясь к встрече с Фроком. Ее наставник зачастую выглядел озабоченным во время еженедельных встреч, и Марго постоянно старалась представить ему что-нибудь новое. Проблема заключалась в том, что обычно ничего нового не было, – еще какие-то статьи прочтены, проанализированы и введены в компьютер: сделана какая-то лабораторная работа: и возможно... возможно... написаны еще три-четыре страницы диссертации. Она понимала, что представляет собой научный сотрудник, существующий на государственные средства, и что ученые с насмешкой именуют ПД – псевдодиссертация.
Два года назад, когда Фрок согласился быть ее научным руководителем, Марго даже подумала, что произошла какая-то ошибка. Фрок – автор теории “эффекта Каллисто”, профессор кафедры статистической палеонтологии Колумбийского университета, глава отдела эволюционной биологии музея – избрал ее в аспирантки! Этой чести удостаивались очень немногие.
Карьеру Фрок начинал как антрополог. Прикованный перенесенным в детстве полиомиелитом к инвалидной коляске, он тем не менее провел выдающуюся полевую работу, результаты которой до сих пор являлись основой многих учебников. После того как несколько серьезных приступов малярии сделали невозможным продолжение полевых исследований. Фрок посвятил все свои силы разработке эволюционной теории. В середине восьмидесятых он выступил с новой радикальной гипотезой, вызвавшей бурную полемику. Сочетая теорию хаоса и дарвинизм, гипотеза Фрока оспаривала общепринятое мнение, что жизнь эволюционировала последовательно. Ученый теоретически допускал, что принцип последовательности иногда нарушался; он считал, что недолговечные аберрации – “чудовищные виды” – иногда становились ответвлением эволюции. Фрок доказывал, что эволюция не всегда вызывалась слепым отбором, что само окружение способно вызывать в видах внезапные, причудливые изменения.
Хотя теория Фрока подкреплялась блестящей серией статей и документов, большинство светил научного мира продолжали пребывать в сомнении. Если причудливые формы жизни существуют, вопрошали ученые, то где же они скрываются? Фрок отвечал, что его теория прогнозирует как быструю передачу генов, так и быструю эволюцию.
Чем чаще специалисты называли Фрока заблуждающимся, даже безумным, тем охотнее становилась на его сторону популярная пресса. Его теорию окрестили “эффектом Каллисто”, по греческому мифу, где молодая женщина внезапно превращается в медведицу. Хотя Фрок и жалел о популистском толковании своего труда, он расчетливо пользовался известностью для продолжения научных изысканий. Как многие блестящие ученые, Фрок был увлечен собственными исследованиями; Марго иногда казалось, что все прочее, в том числе и ее работа, вызывает у него скуку.
Консерватор в другом конце комнаты поднялась и, ни слова не говоря, ушла на обед, значит, время близилось к одиннадцати часам. Марго написала на листе бумаги несколько фраз, очистила экран компьютера и взяла тетрадь для записей.
Кабинет Фрока находился в юго-восточной башне, в конце коридора пятого этажа: он представлял собой оазис, далекий от лабораторий и автоматизированных рабочих мест, весьма характерных для той части музея, куда не ходят посетители. На массивной дубовой двери кабинета было написано просто: “ДОКТОР ФРОК”.
Марго постучала.
Она услышала покашливание и негромкий шорох, инвалидной коляски. Медленно открылась дверь, появилось знакомое румяное лицо, кустистые брови были удивленно нахмурены. Потом взгляд Фрока посветлел.
– Ну да, сегодня же понедельник. Входите.
Фрок произнес это вполголоса, коснулся запястья Марго пухлой рукой и указал ей на кресло. Одет он был, как обычно, в темный костюм с белой рубашкой и ярким пестрым галстуком. Густая грива седых волос была взъерошена.
Стены кабинета были заставлены старыми застекленными книжными шкафами, на полках лежали реликты и диковины, привезенные из экспедиций. Книги были сложены у одной из стен в громадные, грозящие рухнуть стопы. Два больших эркера выходили на Гудзон. Зачехленные викторианские кресла стояли на потертом персидском ковре, на письменном столе лежало несколько экземпляров последней книги Фрока “Фрактальная эволюция”.
Рядом с книгой стояла знакомая Марго глыба серого песчаника. На плоской поверхности камня был глубокий отпечаток, странно смазанный и вытянутый вдоль одного края, с тремя большими вмятинами возле другого. Фрок утверждал, что это ископаемый след неизвестного науке существа: единственное материальное свидетельство, подтверждавшее его теорию аберрационной эволюции. Другие ученые оспаривали этот факт. Многие не верили, что это ископаемый след, и называли его причудой Фрока. Многие вообще его не видели.
– Уберите этот хлам и садитесь, – сказал Фрок, возвращаясь на свое любимое место у одного из окон. – Шерри? Хотя нет, вы всегда отказываетесь. Как глупо с моей стороны забыть об этом.
На предложенном кресле лежало несколько старых номеров журнала “Нейчур” и рукопись неоконченной статьи, озаглавленной “Филогенетическая трансформация и широколистный папоротник кайнозойской эры”. Марго переложила все на ближайший столик и села, гадая, упомянет ли Фрок о смерти двух мальчиков.
Несколько секунд он, неподвижно застыв, глядел на нее. Потом замигал и вздохнул.
– Ну что, мисс Грин? Приступим?
Разочарованная, Марго раскрыла тетрадь. Быстро просмотрела записи, потом стала обосновывать свой анализ классификации растений племенем кирибиту и то, какое он имеет отношение к следующей главе диссертации. Слушая ее, Фрок склонил голову на грудь и закрыл глаза. Посторонний человек принял бы его за спящего, но Марго знала, что доктор внимательно слушает.
Когда она закончила, Фрок медленно расправил плечи.
– Классификация лекарственных растений по способу воздействия, а не по внешнему виду, – пробормотал он наконец. – Интересно. Этот параграф напоминает мне о том, с чем я столкнулся у племени ки в Бечуаналенде.
Марго терпеливо ждала воспоминаний, которые неизбежно должны были последовать.
– Ки, как вам известно, – Фрок всегда предполагал, что слушатель так же хорошо знаком с предметом, как и он сам, – некогда использовали кору некоего кустарника как средство от головной боли. Шарьер изучал их в восемьсот шестьдесят девятом году и отметил этот факт в полевых журналах. Когда я появился там три четверти века спустя, племя уже не пользовалось этим средством. Теперь ки верили, что головные боли вызываются колдовством.
Рассказывая, он понемногу передвигался в кресле.
– Для исцеления заболевшего его родственники находили колдуна и, разумеется, убивали. Естественно, родные убитого жаждали мести и зачастую приканчивали больного. Можете представить, к чему это в конце концов привело.
– К чему же? – спросила Марго, полагая, что Фрок намерен объяснить, какое отношение все это имеет к ее диссертации.
– Ну, ясное дело, – развел руками Фрок, – к медицинскому чуду. У людей перестали болеть головы.
Его широкая грудь затряслась от смеха. Марго тоже улыбнулась – и осознала, что это впервые за день.
– Ну, хватит о первобытной медицине, – с легким сожалением сказал Фрок. – А работа в поле была интересной.
Он немного помолчал.
– Знаете, в экспозиции “Суеверия” племени ки отводится целый раздел, – продолжал ученый. – Конечно, выставка будет чудовищно разрекламирована для привлечения зрителей. Специально для этого пригласили какого-то молодого человека, только что окончившего Гарвард. Говорят, в компьютерах и маркетинге он разбирается лучше, чем в чистой науке.
Фрок снова слегка передвинулся в своей коляске. Пока Марго укладывала в сумочку тетрадь, Фрок заговорил снова:
– Скверная история произошла сегодня утром.
Марго кивнула.
Фрок немного помолчал.
– Боюсь за музей, – наконец произнес он. Удивленная Марго сказала:
– Они были братьями. Это трагедия для семьи. А все остальные скоро забудут о случившемся – как обычно.
– Думаю, что нет, – ответил Фрок. – Я кое-что слышал о состоянии трупов. Приложенная сила была... необычайной.
– Не предполагаете же вы, что их убило дикое животное? – сказала Марго. Неужели, подумала она, Фрок столь безумен, как о нем говорят?
Фрок улыбнулся:
– Дорогая моя, я не строю предположений. Буду ждать дальнейших свидетельств. Пока что просто надеюсь, что произошедшее не повлияет на ваше решение остаться в музее. Да, я с глубоким прискорбием узнал о смерти вашего отца. Но вы обнаружили три незаменимые для настоящего ученого способности: понимание, что искать, понимание, где искать, и стремление завершить разработку своих теорий. – Он подъехал к ней. – В обработке материала усердие так же важно, как и в сборе, мисс Грин. Не забывайте этого. Ваши лабораторные работы были великолепны. Будет весьма досадно, если наука лишится столь талантливого исследователя.