Прэтчетт Терри. Движущиеся картинки

   Виктор Тугельбенд сошел с дороги там, где обочина была разворошена и примята множеством телег и ног. Как явствовало из более подробного осмотра, следы были в основном свежие.
   Впереди ждал долгий путь. Виктор зашагал дальше.
   В каком-то отдаленном уголке сознания тонюсенький голосок надоедливо вопрошал: "Где я? Чего ради я это делаю?" Тогда как у другой части сознания подобных вопросов не возникало: Виктор вовсе не обязан был идти туда, куда шел. Однако сейчас он был подобен жертве гипноза, твердо убежденной, что в любую минуту она может выйти из подчинения, просто ей не хочется. Поэтому Виктор предоставил своим ногам шагать куда им вздумается.
   Он сам не знал, куда идет и зачем. Знал лишь, что он должен стать частью чего-то очень и очень важного. И что такой возможности ему больше не представится.
   Чуть позади, быстро нагоняя Виктора, следовал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. Не будучи прирожденным наездником, время от времени он падал с лошади - и только поэтому еще не поравнялся с Виктором. Кроме того, Доставлю пришлось ненадолго задержаться в городе - чтобы по дешевке продать свое сосисочное предприятие одному гному, который теперь никак не мог нарадоваться своей удаче (его радость не омрачилась даже после того, как он отведал сосисок). Достабля тоже что-то звало - и в зове том звенело золото.
   Много позади него, бороздя передними лапами песок, тащился тролль Детрит. Трудно с уверенностью сказать, о чем именно размышлял тролль, - так же как невозможно сказать, о чем думает почтовый голубь. Скорее всего, тролль, как и голубь, просто знал: там, где он сейчас, вовсе не то место, где он, по идее, должен быть.
   И, наконец, позади всех по дороге двигался фургон, запряженный восемью лошадьми, - он вез груз строительного леса для Голывуда. Возница тоже ни о чем особенно не думал, разве что слегка недоумевал по поводу странного происшествия, случившегося с ним в предрассветной тьме на выездной дороге из Анка. Голос из придорожного мрака вдруг окликнул его: "Именем городской стражи приказываю остановиться!" И возница, разумеется, тут же остановился, но, оглядевшись по сторонам, никого не увидел.
   Однако сейчас повозка грохоча проезжает мимо нас, и мы, гипотетические наблюдатели, видим маленькую фигурку Чудо-Пса Гаспода, который тщетно пытается устроиться среди бревен. Этот пес тоже направляется в Голывуд.
   И тоже не знает, зачем.
   Но полон решимости узнать.
   Столетие Летучей Мыши близилось к исходу, и в эти дни вряд ли кто поверил бы, что за делами Плоского мира пристально и нетерпеливо следят умы, превосходящие Ум Человеческий своей мощью или, по крайней мере, злобой; что дела эти рассматриваются и изучаются с тем же вниманием, с каким три дня голодавший человек рассматривает и изучает особое предложение "Все-Что-Успеешь-Сожрать-На-Доллар", выставленное у входа в "Реберный дом Харги"...
   Хотя большинство волшебников смогли бы поверить, только им никто ничего не сказал.
   А уж библиотекарь поверил бы точно.
   И госпожа Мариетта Космопилит, что живет в доме номер 3 по улице Щеботанской в Анк-Морпорке, тоже поверила бы. Но она также верила, что земля круглая, что перышко чеснока в бельевом ящике комода отгоняет вампиров, что время от времени полезно побыть на людях и посмеяться, что в каждом есть что-то хорошее - надо только знать, где искать, и что три отвратительных гнома всякий раз подсматривают, когда она раздевается перед сном.* [Вот как раз здесь она была права, но это чистая случайность.]
   Голывуд!..
   ...Пока был, прямо скажем, так себе. Просто холм у моря, а по другую сторону холма - множество песчаных дюн. Место было красиво своеобразной красотой - той самой, которой можно быстро полюбоваться и тотчас перенестись в другое место, туда, где есть горячая ванна и прохладительные напитки. Оставаться там на более продолжительное время следует разве что во искупление грехов.
   И все же то был город... какой-никакой, а город. Лачуги строились прямо там, где возчикам приходило в голову сгрузить лес. Постройки были безыскусны и грубы, словно плотники жалели на них время, которое предпочли бы потратить на нечто более значительное. Голывуд был застроен дощатыми квадратными коробками.
   Исключение представляли лишь фасады.
   Как много лет спустя говаривал Виктор, тот, кто желает понять Голывуд, должен первым делом понять его постройки.
   Сначала вы видели стоящую на песке коробку. Кое-как сварганенная двускатная кровля функционального значения не несла - дождей в Голывуде не было никогда. Щели в стенах конопатились старым тряпьем. Окна - просто дыры в стене, так как стекло при перевозке из Анк-Морпорка могло треснуть. А фасад с задней стороны дома выглядел как огромный деревянный щит, удерживаемый сложным переплетением подпорок.
   Зато спереди фасад представлял собой крашеную и расписную архитектурную фантазию в стиле баракко - резьба, лепнина и прочие изыски. В Анк-Морпорке люди благоразумно стремились не привлекать внимания и строили очень простые дома, а украшения приберегали для внутреннего убранства. Тогда как Голывуд выворачивал свои дома наизнанку.
   Пребывая в несколько одурманенном состоянии, Виктор брел по дороге, которая считалась здесь главной улицей. Кажется, рано утром он проснулся в дюнах. Почему? Он направлялся в Голывуд, но зачем? Этого он вспомнить не мог. Помнил только, что, когда он принимал это решение, оно казалось бесспорным и очевидным. У него была сотня веских причин.
   Вспомнить хотя бы одну...
   Увы, в мыслях его не было места воспоминаниям. Они были слишком заняты насущной проблемой голода и жажды. Пошарив по карманам, он наскреб всего семь пенсов. Этого не хватило бы и на миску супа, не говоря уж о том, чтобы сытно поесть.
   А сытно поесть ему бы не помешало. После сытной еды голова обычно проясняется.
   Он начал протискиваться сквозь толпу. Большинство местных жителей, похоже, составляли плотники, но были и другие, тащившие большие плетеные бутыли и таинственные ящики. Все двигались очень быстро, с решительным видом, по каким-то своим очень важным делам.
   Все, кроме него.
   Он плелся по недавно проложенной улице, разглядывал дома и чувствовал себя кузнечиком, который по ошибке запрыгнул в муравейник. И, казалось, не было...
   - Смотри, куда прешь!
   Он отлетел к стене. Когда он вновь обрел равновесие, вторую участницу столкновения уже поглотила толпа. С минуту он высматривал ее, а затем со всех ног кинулся следом.
   - Эй! - окликнул он. - Прошу прощения! Всего на минутку! Госпожа!
   Она остановилась, в нетерпении ожидая, пока он подойдет.
   - Ну? - сказала она.
   Она была ниже его на голову. О фигуре судить было трудно, поскольку почти вся фигура скрывалась под нелепой пышности платьем в оборках впрочем, не таким уж и нелепым по сравнению с громадным белокурым париком, усеянным кудряшками. Глаза на мертвенно-белом от грима лице были густо обведены черным. В целом создавалась картина ходячего абажура, страдающего от жестокого недосыпания.
   - Ну? - повторила она. - Быстрее! Через пять минут я снимаюсь!
   - Что?
   Она немного смягчилась.
   - Ладно, можешь не объяснять, - сказала она. - Ты - новенький. Ничего здесь не знаешь. Куда пойти и с чего начать. И хочешь есть. А денег нет. Верно?
   - Да! Но откуда ты знаешь?
   - Все с этого начинают. И ты хочешь попробоваться, верно?
   - Кем попробоваться?
   Она закатила подведенные черным глаза:
   - О боги, попасть в движущиеся картинки!
   - М-м...
   "А ведь хочу, - подумал он. - Я не знал этого, но точно хочу. Да. За этим я сюда и пришел. Как же я забыл?"
   - Точно, - сказал он. - Именно этого я и хочу. Хочу, э-э-э... чтобы меня, э-э, попробовали. А как это происходит?
   - Некоторые ждут целую вечность. А потом - раз, и их замечают. Девушка оглядела его с нескрываемым презрением. - Слушай, становись-ка лучше плотником. В Голывуде всегда нужны хорошие плотники.
   И, повернувшись на каблучках, она исчезла, затерялась в толпе очень занятых людей.
   - Э-э-э, благодарю... - произнес Виктор ей вслед. - Спасибо! - Он повысил голос: - Надеюсь, твоим глазам уже лучше!
   Виктор побренчал монетами в кармане.
   Ну, плотником - это исключено! Тяжелая, монотонная работа. Как-то раз он пробовал стать плотником, и они с деревом быстро пришли к соглашению - он его не трогает, а оно не колется.
   В том, чтобы ждать целую вечность, есть некоторые плюсы. Только тебе тогда пригодятся деньги.
   Пальцы его нащупали нечто маленькое и неожиданно четырехугольное. Виктор достал это нечто из кармана. Присмотрелся.
   Карточка Зильберкита.
   Голывуд, дом № 1, представлял собой пару самых обычных лачуг, расположенных за высоким забором. У ворот выстроилась очередь. Она состояла из троллей, гномов и людей. Судя по ряду признаков, они здесь стояли довольно долго. Кое-кто из участников очереди уже имел тот врожденно подавленный вид, который вкупе с манерой, оставаясь на ногах, оседать всем телом приводит стороннего наблюдателя к выводу, что он лицезреет особо выведенную породу, чьи предки стояли еще в первой доисторической очереди.
   В воротах дежурил высокий человек мощного телосложения и взирал на очередь с самодовольным видом всех мелких начальников.
   - Э-э, прошу прощения... - начал Виктор.
   - Господин Зильберкит сегодня больше не принимает, - процедил человек одной стороной рта. - Давай, вали отсюда.
   - Но он сказал, если я когда-нибудь буду в...
   - А я говорю - вали отсюда, приятель.
   - Да, но...
   Створка ворот чуть приоткрылась. Выглянуло маленькое испитое личико.
   - Нужны тролль и парочка людей. На один день. Оплата как обычно.
   Ворота вновь захлопнулись. Человек приосанился и, сложив рупором, поднес ко рту покрытые шрамами руки.
   - Ну, вы, чудища! - крикнул он. - Слышали, что человек сказал? - Он окинул очередь опытным взглядом скотовода. - Ты, ты и ты, - ткнул пальцем он.
   - Кажется, здесь вкралась ошибка, - услужливо подсказал Виктор. По-моему, вон тот человек стоял первым...
   Его отпихнули с дороги. Три счастливчика вошли в ворота. На секунду Виктору привиделся блеск переходящих из рук в руки монет. А потом к нему повернулось красное, злое лицо привратника.
   - А ты, - рявкнул привратник, - ступай в конец очереди. И стой там!
   Виктор внимательно посмотрел на него. Взглянул на ворота. Повернулся к унылой веренице людей, гномов и троллей.
   - М-м-м, пожалуй что нет, - решил он. - Вряд ли. Но все равно спасибо.
   - Тогда убирайся!
   Виктор ответил ему ласковой улыбкой. Пройдя вдоль ограды, он повернул за угол и очутился в узкой аллейке.
   Виктор порылся в мусоре, которым обычно завалены такие аллейки, и отыскал клочок бумаги. Потом закатал рукава. После этого тщательно обследовал забор, нащупал пару расшатанных досок и, приложив некоторые усилия, протиснулся между ними.
   И очутился на участке, заваленном строительным лесом и кипами материи. Вокруг не было ни души.
   С деловым видом - ибо он твердо знал, что никому не придет в голову остановить человека с закатанными рукавами, решительно шагающего и внимательно изучающего, видимо, крайне важный листок бумаги, - Виктор отправился в путь по деревянной и парусиновой стране чудес Интересных и Поучительных Картинок.
   Одни здания были нарисованы на заднике других. Деревья спереди были деревьями, а сзади - лесом подпорок. Здесь царила бурная деятельность, хотя, насколько мог видеть Виктор, никто ничего не производил.
   Потом он увидел, как человек в длинном черном плаще, черной шляпе и с усами, похожими на два пучка прутьев, привязывает девушку к одному из таких деревьев. Останавливать его никто не собирался, хотя девушка от него отбивалась. Человека два-три равнодушно наблюдали за сценой, а один стоял позади большого ящика на треноге и крутил ручку.
   Девушка умоляюще простирала руки и беззвучно открывала и закрывала рот.
   Один из наблюдающих встал, порылся в лежащей рядом стопке дощечек и поднял одну дощечку перед ящиком.
   Дощечка была черная. Белыми буквами на ней было написано: "Не-ет! Не-ет!"
   Он отошел. Злодей подкрутил усы. Человек с дощечкой вернулся. Теперь на ней значилось: "Аха-а! Мая гордая красавитса!"
   Другой наблюдатель поднял мегафон.
   - Прекрасно, прекрасно, - сказал он. - Перерыв пять минут. Потом все возвращаемся и делаем большую сцену драки.
   Злодей отвязал девушку. Они удалились. Человек перестал крутить ручку, закурил сигарету и поднял крышку ящика.
   - Все слышали? - спросил он. Раздалось дружное верещание.
   Виктор подошел к человеку с мегафоном и тронул его за плечо.
   - Срочное известие для господина Зильберкита, - сообщил он.
   - Там, в конторе. - Человек, не оглядываясь, ткнул большим пальцем себе за спину.
   - Благодарю.
   В первом сарае, куда он заглянул, не было ничего, кроме рядов маленьких клеток, уходящих в темноту. Тут же о прутья клеток, злобно застрекотав, начали колотиться какие-то смутные контуры. Виктор поспешно захлопнул дверь.
   За другой дверью оказался Зильберкит. Он стоял у стола, загроможденного всякими склянками и заваленного кипами бумаг.
   - Туда положи, - рассеянно распорядился он.
   - Вообще-то, это я, господин Зильберкит, - сказал Виктор.
   Зильберкит обернулся и устремил на него отсутствующий взгляд, словно именно Виктор был виноват в том, что это имя ничего ему не говорит.
   - Ну и?
   - Я пришел по поводу работы. Помнишь?
   - По поводу какой работы? Что я должен помнить? Каким образом ты сюда пролез?
   - Я попробовал и пролез, - ответил Виктор. - Но это легко поправить нужен всего-навсего молоток и пара гвоздей.
   Лицо Зильберкита выразило панический ужас. Виктор извлек из кармана карточку и взмахнул ею перед носом Зильберкита, понадеявшись, что это снимет все вопросы.
   - Помнишь, в Морпорке, пару дней тому назад? Ну? На тебя еще напали...
   Зильберкит вспомнил.
   - А, да, - без особой радости признал он. - Ты тот парень, который, так сказать, был моим спасителем.
   - А ты еще приглашал меня, если я вдруг решу подвигать картинки, добавил Виктор. - Я тогда не хотел, но сейчас уже хочу. - Он приветливо улыбнулся Зильберкиту.
   Но про себя подумал: "Сейчас попробует вывернуться. Уже жалеет, что предложил. Отошлет меня в очередь".
   - Да, конечно, - кивнул Зильберкит. - Нынче в движущиеся картинки устремилось немалое число одаренных людей. Ведь не сегодня завтра у нас уже будет звук. А ты у нас кто - плотник? С алхимией как-то был связан? Бесов когда-нибудь дрессировал? Руками работать умеешь?
   - Нет, - признался Виктор.
   - Поешь?
   - Немного. В ванне. Но не очень хорошо.
   - Танцуешь?
   - Нет.
   - Мечом владеешь? Умеешь фехтовать?
   - Немного, - ответил Виктор.
   Он занимался с мечом в спортивном зале. Но с противником никогда не сражался, поскольку волшебники обычно питают отвращение к спорту, так что единственным, не считая Виктора, обитателем Университета, посещающим спортзал, был библиотекарь, но того интересовали лишь канат да гимнастические кольца. Виктор отрабатывал перед зеркалом энергичные приемы собственного изобретения, и зеркало всякий раз признавало себя побежденным.
   - Понятно, - мрачно подвел итог Зильберкит. - Не поешь. Не танцуешь. Немного владеешь мечом.
   - Но я дважды спас тебе жизнь, - напомнил Виктор.
   - Дважды? - резко переспросил Зильберкит.
   - Ага, - ответил Виктор. Он глубоко вздохнул. Предстоял рискованный шаг. - Тогда, - сказал он, - и сейчас.
   Повисла пауза. Наконец Зильберкит сказал:
   - По-моему, два - это слишком.
   - Прошу прощения, господин Зильберкит, - взмолился Виктор. - На самом деле я совсем не такой, но ты ведь меня сам пригласил, и я сюда притащился пешком, и у меня нет денег, и я голоден, и согласен на любую работу. На какую угодно. Пожалуйста.
   Зильберкит с сомнением поглядел на него.
   - Что, даже играть готов?
   - А это как?
   - Ну, изображать кого-то, притворяться - в общем, делать все понарошку, - пояснил Зильберкит.
   - О да!
   - А ведь вроде способный, образованный юноша... И куда катимся?.. горестно вопросил Зильберкит. - Чем ты занимаешься?
   - Я учился на волш... - начал было Виктор, но, вспомнив о нелюбви Зильберкита к волшебникам, поспешно исправился: - ...секретаря.
   - На волшекретаря? - недоуменно переспросил Зильберкит.
   - Только не знаю, получится ли у меня играть, - признался Виктор.
   Зильберкит с удивлением посмотрел на него.
   - Конечно получится, - заверил он. - Надо очень постараться, чтобы не суметь сыграть в движущихся картинках.
   Он порылся в кармане и вынул монету в доллар.
   - Вот, - сказал он. - Иди поешь.
   Он оглядел Виктора с ног до головы.
   - Чего-то еще? - спросил он.
   - Ну, я надеялся, ты расскажешь мне, что происходит.
   - Не понимаю, - мигом насторожился Зильберкит.
   - Дня два я смотрел твой, этот, как его... твои клики... - Он почувствовал некоторую гордость оттого, что вспомнил технический термин. Там, в городе. И вдруг больше всего на свете захотел оказаться здесь. До сих пор я ничего по-настоящему не хотел.
   В улыбке Зильберкита читалось облегчение.
   - Ах, вот ты о чем, - промолвил он. - Это просто магия Голывуда. Не волшебническая магия, - указал он поспешно, - не суеверия, не фокусы какие-нибудь. Нет! Это магия для простых людей. Просто голова кружится от неограниченных возможностей. Моя, во всяком случае, кружилась.
   - Ага, - неуверенно отозвался Виктор. - Но как она действует?
   Зильберкит просиял.
   - Хочешь знать? - спросил он. - В самом деле хочешь узнать, как она действует?
   - Да, я...
   - С людьми по большей части очень скучно. Им показываешь что-то поразительное, ящик для картинок, например, а они только: "О!", и все тебе. И никогда не спросят, как это у тебя получилось. Господин Птич!
   Последние слова он прокричал. Спустя минуту в дальнем конце лачуги открылась дверь, и появился человек.
   С шеи у него свисал на ремне ящик для картинок. Из-за пояса торчали всевозможные инструменты. Руки были в пятнах от реактивов, брови отсутствовали, что, как вскоре узнал Виктор, служило верным признаком длительного обращения с октоцеллюлозой. Кепка его была повернута козырьком назад.
   - Это Бригадир Птич, - сияя улыбкой, сообщил Зильберкит. - Наш старший рукоятор. Бригадир, это Виктор. Он будет у нас играть.
   - Вот как? - отозвался Бригадир, посмотрев на Виктора, словно мясник на тушу. - Играть, значит?
   - И он хочет знать, как все у нас действует, - сказал Зильберкит.
   Бригадир одарил Виктора еще одним неприязненным взглядом.
   - При помощи веревочки, - мрачно изрек он. - Все здесь висит на веревочке. Здесь бы все к богам рухнуло, если б не я и мой моток веревки.
   В ящике, висящем у него на шее, вдруг поднялась шумная возня. Птич прихлопнул ящик ладонью.
   - А ну, кончайте там! - велел он. Потом кивнул Виктору.
   - Становятся беспокойными, когда режим нарушается.
   - А что там, в ящике? - спросил Виктор.
   - Любопытно, да? - ухмыльнулся Бригадир, подмигнув Зильберкиту.
   Виктору вспомнились существа в клетках, которых он увидел в сарае.
   - По звуку похоже на обычных демонов, - осторожно сказал он.
   Бригадир поглядел на него с одобрением - так смотрят на глупую псину, которая вдруг исполнила хитрый фокус.
   - Верно! - признал он.
   - А как ты их удерживаешь, чтобы они не разбегались?
   Бригадир осклабился:
   - Веревка - незаменимая штука...
   Себя-Режу-Без-Ножа Достабль был одним из тех редких людей, что способны мыслить прямолинейно.
   Большинство людей мыслят изгибами и зигзагами. Скажем, начнут с мысли: "Давай-ка подумаем, как мне разбогатеть", и тут же куда-нибудь сворачивают, цепляясь за всякие "интересно, а что сегодня на ужин?" или "у кого бы перехватить пару монет?".
   Себя-Режу-Без-Ножа был одним из тех людей, что в состоянии распознать мысль на противоположном полюсе процесса (в данном случае "вот теперь я очень богат"), провести между этими двумя полюсами прямую и затем мысленно по ней пройтись, медленно и терпеливо, пока не достигнут противоположного полюса.
   Правда, в жизни это не работало. В проработанном, на первый взгляд, процессе вечно обнаруживались мелкие, но существенные изъяны. Обычно они были связаны со странным нежеланием некоторых людей покупать то, что Достабль намеревался им продать.
   Нынче все сбережения Достабля покоились в кожаном мешочке за пазухой. Уже целый день он провел в Голывуде. И хромающая организация здешнего хозяйства не укрылась от глаз прирожденного коммерсанта. Свободных мест вроде не было, но эта проблема Достабля не заботила. Он знал, что на вершине всегда найдется свободное местечко.
   День, проведенный в расспросах и пристальных наблюдениях, привел его наконец к "Интересным и Поучительным Картинкам". Достабль занял позицию в дальнем конце улицы и стал внимательно смотреть.
   Рассмотрел очередь. Оглядел человека в воротах. И принял решение.
   Достабль несколько раз прошелся вдоль очереди. Мозги у него есть. Он-то знал, что мозги у него есть. Но сейчас требовались мускулы. Кто-нибудь такой, такой, как...
   - Здравия желаю, господин Достабль.
   Плоская голова, могучие ручищи, кривая нижняя губа, хриплый бесцветный голос, выдающий коэффициент развития не выше плинтуса. А все вместе...
   - Это я, Детрит, - сказал Детрит. - Надо же, где повстречались...
   Он улыбнулся Доставлю. Его улыбка изрядно смахивала на трещину в несущей опоре моста.
   - Привет, Детрит. Работаешь в картинках? - поинтересовался Достабль.
   - Не то чтобы работаю... - застенчиво ответил Детрит.
   Достабль молча оглядел тролля, чьи ободранные кулаки всегда были решающим аргументом во всякой уличной потасовке.
   - Просто отвратительно, - сказал Достабль. Он вытащил свой мешочек и отсчитал пять долларов. - Хочешь работать на меня, Детрит?
   Детрит почтительно коснулся своего угловатого лба.
   - Рад служить, господин Достабль.
   - Поди-ка сюда.
   Достабль направился к началу очереди. Человек в воротах выставил руку, преграждая ему путь.
   - Куда это ты собрался, приятель?
   - Встреча с господином Зильберкитом, - заявил Достабль.
   - И он, конечно, знает об этом? - Тон привратника показывал, что он не верит ни единому слову и не поверит, даже если то же самое будет написано на небесах.
   - Пока нет, - ответил Достабль.
   - В таком случае, друг, давай-ка...
   - Детрит?
   - Да, господин Достабль?
   - Стукни этого человека.
   - Рад служить, господин Достабль.
   Рука Детрита описала стовосьмидесятиградусную дугу с блаженным беспамятством на конце. Привратник оторвался от земли, проломил ворота и рухнул шагах в двадцати прямо на остатки забора. Очередь исторгла одобрительный рев.
   Достабль радушно оглядел тролля. На Детрите была лишь ветхая набедренная повязка, прикрывающая... в общем, прикрывающая то, что тролли считают нужным скрывать.
   - Молодчина, Детрит.
   - Рад служить, господин Достабль.
   - Надо будет раздобыть тебе костюм, - сказал Достабль. - А сейчас, будь добр, постереги ворота. Смотри, чтобы никто не пролез.
   - Как скажешь, господин Достабль.
   Минуты две спустя маленькая серая собачонка протиснулась между короткими кривыми ногами тролля, перескочила через обломки ворот и потрусила в сторону домов-коробок. Ее Детрит останавливать не стал. Как известно, в категорию "никто" собаки не входят.
   - Господин Зильберкит? - окликнул Достабль. Зильберкит, осторожно пробиравшийся через студию с коробкой свежего материала для картинок, недоуменно застыл. На него мчался какой-то тощий тип, смахивающий на обрадовавшегося хозяину дурностая. А выражением лица Достабль напоминал тех длиннющих лоснящихся белых рыб, что, перебираясь через рифы, выплывают на теплое мелководье, где, как правило, резвятся невинные ребятишки.
   - Да? - отозвался Зильберкит. - А ты кто? И как ты сюда...
   - Мое имя - Достабль. Но зови меня запросто - Себя-Режу.
   Не давая Зильберкиту опомниться, Достабль одной рукой стиснул его ладонь, другую руку положил ему на плечо и подступил вплотную, не переставая назойливо трясти захваченные им пальцы. Сцена дышала проявлением крайнего дружелюбия, а между тем, сделай Зильберкит шаг назад, локоть его неминуемо оказался бы вывихнут.
   - И я должен заверить, - продолжал Достабль, - все мы просто потрясены твоими успехами в этом деле.
   Зильберкит взирал на свою руку, которая внезапно оказалась такой дружелюбной, и неуверенно улыбался.
   - Вот как? - отважился вымолвить он.
   - Знаешь, все это... - Достабль выпустил на секунду плечо Зильберкита и широким жестом охватил окружающий их деятельный хаос. - Просто фантастика! воскликнул он. - Настоящее чудо! А эта твоя последняя вещь... как там ее?..
   - "Большой переполох в маленькой лавке", - подсказал Зильберкит. - Это где вор крадет сосиски, а лавочник за ним гонится?
   - Ну! - мгновенно узнал Достабль. На секунду улыбка застыла у него на губах, но тут же вновь сделалась открытой и искренней. - Да. Именно. Поразительно! Поистине гениально! Блистательно выдержанная метамфора!
   - Обошлась нам всего в двадцать долларов, - со скрытой гордостью похвастался Зильберкит. - Ну и сорок пенсов за сосиски, конечно.
   - Поразительно! - отозвался Достабль. - Ведь ее посмотрели уже сотни людей, верно?
   - Тысячи, - поправил Зильберкит.