Прэтчетт Терри. Вещие Сестрички

   - Давайте я приготовлю всем чай, - вставая с места, прожурчала Маграт и упорхнула в буфетную.
   Оставшись вдвоем по обе стороны от стола, две старые подруги некоторое время сохраняли подчеркнуто учтивое молчание. Первой заговорила нянюшка Ягг:
   - Смотри, как миленько она здесь все устроила! Цветочки... А это что такое со стен свисает?
   - Пихтограммы, - брезгливо процедила матушка. - Насколько я вижу.
   - Скажите пожалуйста... - вежливо протянула нянюшка Ягг. - Гляди-ка, всякие одеяния, волшебные палочки...
   - В ногу со временем шагает, - фыркнула матушка. - Когда я была молодой, нам раздавали по головке воска да по паре булавок, и то еще спасибо не забудь сказать. Никто ничего на блюдечке не приносил, сами свою ворожбу в жизнь запускали, сами потом и осваивали.
   - Чего там, свои три пуда соли каждый должен съесть, - ответила не менее умудренная опытом нянюшка и пару раз легонько качнула дитя, прерывая его попытку расплакаться.
   Матушка снова фыркнула. Трижды за свою жизнь побывав замужем, нянюшка Ягг стояла нынче во главе обширного клана отпрысков и внуков, рассеянных по всему королевству. Правда, заводить семьи и рожать детей ведьмам не воспрещалось. Здесь матушка была вынуждена уступить, хотя сама считала иначе. Матушка в третий раз не удержалась от пренебрежительного фырканья. И тут же пожалела об этом.
   - А это что за запах? - недоуменно спросила она.
   - Так-так, - сказала нянюшка Ягг, осторожно перекладывая ребенка на другую руку. - Пойду спрошу Маграт, у нее должны найтись чистые тряпки.
   Оставшись одна, матушка почувствовала себя чуть неловко, как всякий гость, что остался один посреди хозяйской комнаты. Она даже погасила в себе мимолетный порыв подняться и рассмотреть корешки книжек в серванте, провести пальцем по каминной полке в поисках возможной пыли. Вместо этого она принялась с озабоченным видом вертеть в руках корону. Корона и в самом деле была куда увесистее, чем выглядела.
   Поймав свое отражение в зеркале, поставленном на каминную полку, матушка еще раз пригляделась к короне. Она искушала. Почти умоляла матушку хотя бы разок примерить ее, хотя бы прикинуть размер. А и правда, великое ли дело? Убедившись, что по-прежнему в комнате одна, матушка быстрым движением смахнула шляпу и водрузила на ее место корону.
   Размер был идеальным. Матушка чуть приосанилась и жестом, исполненным царственной лени, ткнула пальцем в сторону очага.
   - Сию же минуту, бездельницы, - промурлыкала она. Затем, переведя взгляд на старинные стоячие часы, отчеканила каждый слог: - Повелеваю, негодяю голову с плеч долой! - И хмуро ухмыльнулась.
   Но тут же обомлела, ибо ее слуха достигли чьи-то истошные вопли, стук конских подков, мерзостный свист стрел и гнусное чмоканье наконечника пики, что встретилась с человеческой плотью. Своды ее черепа сомкнулись над театром войны. С неистощимой силой клинки раскалывали щиты, ломали лезвия, крошили скелеты. За считанные секунды в мозгу ее пронеслись века. Она видела себя лежащей среди мертвецов, бессильно повисала на суку дерева, но всякий раз преданные руки подхватывали ее, прижимали к себе, подсовывали бархатную подушечку...
   Матушка осторожно приподняла корону над темечком, что стоило ей немало усилий, поскольку корона того совсем не желала, и положила ее на стол.
   - Да, несладко быть королем, - проговорила ведьма. - Может, надоумишь меня, малыш, чего ради в глотки друг другу вцепляться, если потом так маяться...
   - Сахару? - раздался за ее спиной голос Маграт.
   - В короли лезут одни дураки, - продолжала матушка.
   - Прости, я что-то...
   Матушка Ветровоск резко обернулась.
   - Не слышала, как ты вошла, - объяснила она. - Что ты хотела?
   - Сахару в чай сколько?
   - Три ложки, - быстро заявила матушка Ветровоск.
   Среди тех немногочисленных изъянов, от которых матушка не сподобилась избавиться на пути к высотам профессионального мастерства, главнейшими оказались здоровый румянец, играющий на ее щеках, и крепкие зубы. Какие бы заклинания ни пускала она в ход, бородавки упорно отказывались портить ее пригожее, хотя и чуточку кобылье лицо. Матушка беспощадно начиняла организм сахаром, но добивалась лишь дальнейшего накопления и без того неисчерпаемых запасов жизненной энергии. Волшебник, к которому она как-то раз обратилась за консультацией, объяснил это наличием в ее клетках повышенного метаболизма. Матушку это отчасти утешило, поскольку такое положение дел давало ей некоторое преимущество, скажем, перед нянюшкой Ягг, в клетках которой отродясь никакого метаболизма не было.
   Маграт прилежно отсчитала три полные, с горкой, ложки. "Что ты, не за что", - ответила она про себя, так и не дождавшись никакой реакции со стороны матушки.
   Но тут она внезапно ощутила, что корона пристально наблюдает за ней.
   - Как живая смотрит, верно? - сказала матушка. - Помнишь, что я говорила? Они приманивают людей!
   - Какой ужас...
   - На то они и короны. Не сами же они себя такими создали.
   - Она наверняка заколдована!
   - А я говорю, на то они и короны... - повторила матушка.
   - Так и подначивает, чтобы я ее надела.
   - Вот тут ты права.
   - Но я выстою, я буду сильной... - пролепетала Маграт.
   - От всего сердца надеюсь, - кивнула матушка. Вдруг ее лицо в неправдоподобно короткие сроки утратило всякое подобие жизненности. - А чем там Гита занимается?
   - Моет младенца, - рассеянно ответила Маграт. - Но есть ли способ надежно спрятать эту штуку? А что, если мы все-таки возьмем да зароем ее в глубокой яме?
   - Тогда ее рано или поздно откопает барсук, - начиная утомляться, объяснила матушка. - А может, приберут к рукам золотодобытчики. Или дерево оплетет ее корнями, а потом его ураган выкорчует. И уж тут обязательно кто-нибудь явится да нацепит ее.
   - Только они, в отличие от нас, будут бессильны перед искушением, - веско добавила Маграт.
   - Это понятно, - согласилась матушка, внимательно разглядывая свои ногти. - Хотя корону надеть - дело немудреное. Главное - снять ее потом.
   Маграт взяла корону в руки и повертела ее перед глазами.
   - Мне кажется, она как-то даже не похожа на настоящую корону, - заявила она.
   - Наверное, ты немало их на своем веку перевидала, - буркнула матушка.
   - Между прочим, действительно немало, - дерзко откликнулась Маграт. - На настоящих коронах гораздо больше драгоценных камней, а серединка у них прикрыта лоскутком материи. А эта - какая-то маленькая, незаметная...
   - Маграт Чесногк!
   - Когда я училась у тетушки Вемпер...
   - Пустьземляейбудетпухом.
   - ...Пустьземляейбудетпухом, она часто брала меня с собой в разные города, где играли труппы бродячих актеров, - мы побывали и в Захребетье, и в Ланкре. Тетушка Вемпер была без ума от театра. И у них в реквизите корон было столько, что они их даром могли раздавать, хотя... - Тут Маграт чуть замялась. Мастерили их из жести, бумаги и лоскутков, а вместо драгоценностей были разноцветные стекляшки. Но они были больше похожи на настоящие короны, чем вот эта. Ты не находишь это немного странным?
   - Ненастоящее, которое хочет стать настоящим, часто становится более настоящим, чем само настоящее. Общеизвестный факт. Только мне все это противно. Гляди-ка, теперь у нас еще и трупы играют. Напялили на себя короны и бродят по свету...
   - Ты никогда не была в театре? - прошептала Маграт.
   Матушка Ветровоск, никогда не признававшаяся в собственном невежестве, ответила не колеблясь:
   - Ну да, скажешь тоже! Видела я эти модные штучки!
   - Тетушка Вемпер любила повторять, что театр - это зеркало жизни, сказала Маграт. - А еще она говорила, что театр возвращает ей молодость.
   - Так оно и бывает, - освоившись с новым поворотом темы, поспешила заверить ее матушка. - Надо только играть на нем умеючи. Они ведь люди-то сами неплохие, актеры эти, что на театре играют?
   - Думаю, что хорошие.
   - И по всей стране странствуют, говоришь? - задумчиво пробормотала матушка, бросая взгляд в сторону кухни.
   - Они бывают всюду, где им рады. Я слышала, сейчас одна труппа находится в Ланкре. Правда, сама я на спектакли не ходила, поскольку, как понимаешь... Маграт потупила взор. - Благовоспитанной девушке не к лицу в одиночку посещать такого рода увеселения...
   Матушка кивнула. Она всегда ратовала за благочестивый образ жизни. Правда, себя она считала исключением.
   Матушка отбарабанила по столу дробь.
   - Так и решим, - сказала она. - Давай попробуем. Пойди к Гите, скажи, чтобы пеленала малыша. Давненько я не видала хорошей игры на театре...
   Упоение сценой было для Маграт привычным состоянием. Сцена представляла собой дощатый настил на трех пивных бочонках. Все прочие приметы театра сводились к нескольким холстам размалеванной мешковины и полудюжине лавчонок, расставленных на площади городка. И все же перед зрителями возникали картины, которые обозначали сначала "Замок", потом - "Другую часть того же Замка", каковая перевоплощалась в "Ту же часть Замка несколькими часами позже", а затем - в "Поле брани". Наконец настал черед и "Дороги, ведущей из города". Вечер в целом мог бы удаться на славу, если бы не матушка Ветровоск.
   После нескольких попыток определить, какой именно из трех инструментов, представленных в оркестровой яме, именуется театром, ведьма вынуждена была переключить внимание на сцену, и вот тут-то Маграт начала понемногу проникаться смутным осознанием того, что матушка еще не совсем уяснила краеугольные аспекты драматического искусства.
   По ходу пьесы матушка не раз, заходясь от ярости, порывалась вскочить с лавки.
   - Так ведь он же его прикончил! - шипела она. - Убил, нагло убил! Почему все сидят и глазеют?! Говорю тебе, убил! Нас даже не постеснялся!
   Маграт судорожно вцепилась в руку своей подруги, но та упрямо пыталась высвободиться из захвата.
   - Да не волнуйся ты так, - прошептала Маграт, - с ним все в порядке, он жив.
   - Хочешь сказать, я вру?! - не унималась матушка. - Я же собственными глазами видела!
   - Пойми же, матушка, - взмолилась Маграт. - На самом деле он не умер, это понарошку, ну?!
   Матушка малость утихомирилась, но время от времени продолжала издавать глухое, негодующее урчание. У нее создалось впечатление, что из нее хотят сделать посмешище.
   Тем временем на сцене появился мужчина, одетый в одну рубаху, и принялся произносить долгий и страстный монолог. Пару минут матушка внимала ему с напряженным вниманием, но потом ткнула свою младшую товарку под ребра.
   - А ну-ка переведи, что он там наговорил! - потребовала она.
   - Он сказал, что страшно мучится из-за смерти того, второго... - начала было втолковывать Маграт, но, осекшись, поспешила сменить тему. - Ты обратила внимание, сколько здесь разных корон?
   Однако матушка не желала уходить от обсуждения:
   - А чего ж он тогда его убивал?
   - Как тебе сказать, это очень тонкий нюанс... - беспомощно пропищала Маграт.
   - Стыд и позор! - отрезала матушка. - А тот, мертвый, так и валяется!
   Маграт обратила исполненный мольбы и отчаяния взор на нянюшку Ягг. Та, неторопливо пережевывая очередное яблоко, вперила в сцену пытливый взор, за которым читался ненаигранный естественно-научный интерес.
   - Я лично смекаю, - она сделала ударение на последнем слове и повторила, я лично смекаю, что тут все сплошная липа. Да ты глянь, этот-то, второй, все еще дышит.
   Прочие зрители, невольно решившие, что реплики, сопровождающие ход спектакля, являются особенностью данной постановки, все как один переключили внимание на дышащего мертвеца. Лицо трупа залила густая краска румянца.
   - А теперь на обувь его посмотри, - продолжала разбор нянюшка, - ты видала, чтобы настоящий король в такой обуви на люди вышел?
   Труп сделал попытку переместить злополучную обувку за картонный кустик.
   Матушка, в душе которой, по-видимому, пустили первые всходы семена небольшой победы, одержанной ею вместе со старой приятельницей над лицемерами и лжецами, извлекла из котомки яблоко и принялась с обновленным интересом следить за развитием событий на сцене. Взбудораженная психика Маграт начала успокаиваться, и сама она уже готова была сосредоточиться на пьесе, как вдруг ее усердные попытки отгородиться от тлетворной желчи неверия рассыпались в прах, когда слева от нее раздался вопрос:
   - А это еще что за явление? Маграт перевела дыхание.
   - Дело вот в чем. Этот человек полагает, будто этот парень - принц, хотя на самом деле он - дочка второго короля, но переодетая мужчиной, - выпалила она на одном дыхании.
   Матушка молчала. Облик актера стал предметом самого придирчивого разбора.
   - Он и есть мужчина, - наконец заключила она. - Правильно думает. Мужчина в соломенном парике. Только говорит почему-то пискляво.
   Маграт затрепетала. Ей, конечно, были знакомы некоторые условности сценического искусства. И в предвкушении этого явления ее сердце весь день ныло от ужаса. Ибо матушка Ветровоск была из тех, что всегда занимают недвусмысленную позицию.
   - Ты права, - кивнула Маграт, отдавая себя на заклание. - Но таковы каноны театра. Женщин всегда играют только мужчины.
   - Это еще почему?
   - Потому что женщинам нельзя появляться на сцене, - прикрыв глаза, пискнула Маграт.
   Каково же было ее изумление, когда спустя минуту она поняла, что ожидаемая буря так и не разразилась. Маграт скосила глаза влево.
   Матушка, не сводя глаз со сцены, мирно жевала яблочный огрызок.
   - Вечно ты всех взбаламутишь, Эсме, - вдруг сказала нянюшка Ягг, которая также знала о недвусмысленности матушкиной Позиции. - По-моему, неплохо. Мне даже нравится.
   Вдруг кто-то сидящий сзади дотронулся до матушкиного плеча и произнес:
   - Извините, пожалуйста, нельзя ли вас попросить снять шляпу?
   Поворот, который предприняла матушка, протекал настолько медленно, что казалось, будто она запустила в ход некий крохотный, невидимый моторчик. Однако, выйдя на заданные рубежи, она одарила докучливого типа страшным стокиловаттным взором ярко-голубых глаз. Тип сразу зачах, обмяк и осел, причем физиономия его в точности передала все три стадии перевоплощения.
   - Нельзя, - последовал ответ. С минуту театрал обдумывал открывающиеся перед ним возможности.
   - Хорошо, - в конце концов выдавил он.
   Матушка, задержав взор на еще одно мучительное мгновение, все же решила возобновить просмотр спектакля. Повернувшись, она повелительно кивнула актерам, которые, позабыв о ролях, во все глаза таращились на нее.
   - Что уставились? - рявкнула она. - Давайте дальше.
   Нянюшка Ягг передала ей вторую котомку:
   - На, отведай конфеток.
   Если бы у этого театра были своды, то под ними обязательно воцарилась бы чарующая тишина. Тишина эта время от времени прерывалась сдавленными репликами актеров, которые не смели оторвать взоры от ощерившейся матушки, а также эхом обсасывания двух вареных мятных конфеток.
   Внезапно голосом до того чеканным, что один из актеров даже выронил свой деревянный меч, матушка изрекла:
   - Смотрите, сбоку еще один спрятался. Бормочет чего-то себе под нос.
   - Это суфлер, - пояснила Маграт. - Он подсказывает им реплики.
   - А сами они не знают, что говорить?
   - Видимо, кое-кто постоянно отвлекает их, - с горечью промолвила Маграт.
   Матушка пихнула в бок нянюшку Ягг:
   - Слушай, что здесь творится, а? Растолкуй мне, зачем столько королей и прочего народу понабежало?
   - А это они тут поминки справляют, - живо разъяснила нянюшка Ягг. - По королю мертвому, который в обувке драной был, только теперь он под солдата работает, а все остальные речи толкают - какой хороший, мол, король у нас был - и спрашивают, кто ж его прикончить посмел.
   - Ты точно уверена? - мрачно переспросила матушка. Она окинула взглядом актеров, вычисляя преступника. И долго не сомневалась.
   Черная шаль взметнулась над матушкиными плечами, словно крылья несущего возмездие ангела, спустившегося с небес, дабы карающим мечом истребить ложь, лицемерие, скудоумие и притворство. Матушка сейчас казалась вдвое крупнее против своих действительных объемов. Клеймящий перст указал на виновного.
   - Этот вот! - пророкотала она. - Вот вам убийца! Это он его кинжалом пырнул. Теперь не отвертишься, душегуб!
   В шеренгах театралов, продвигавшихся к выходу, преобладал самый благодушный настрой. Во-первых, порадовала сама пьеса, даже с учетом того, что многие перипетии драмы ускользнули от их внимания. Во-вторых, под конец действия им удалось вдосталь потешиться: все до одного короли разом сиганули со сцены, а к подмосткам выскочила какая-то особа в черном и начала орать благим матом. Этот финал вполне покрывал пару грошей, что брали при входе.
   Но три зрительницы не торопились покидать театр, продолжая оживленно обсуждать постановку.
   - Слушай, а где они столько разных королей и господ набрали? - не унималась матушка. - Я всегда думала, что такие люди без дела не шляются. Сидят на тронах, правят и все такое прочее.
   - Все совсем не так, - уныло протянула Маграт. - Мне кажется, что ты до сих пор кое-чего не поняла.
   - Нет, я все-таки докопаюсь! - бушевала матушка.
   В подтверждение своих слов она вскарабкалась на сцену и отшвырнула в сторону декорации из мешковины.
   - Слушай, ты! - крикнула она. - Это ведь ты трупом прикидывался!
   Злополучный труп, который, желая укрепить расшатавшиеся нервы, уплетал бутерброд с ветчиной, грохнулся со стула и повалился на спину.
   Затем настал черед картонного кустика. Матушкин башмак пропорол его насквозь.
   - Ну что? - провозгласила она почти плотоядно, обращаясь к окружающим. Все подделка! Фальшивка! Тут краска, там палки, а сзади бумага наклеена.
   - Чем могу помочь вам, многоуважаемые?
   Голос, произнесший эти слова, обладал дивным, раскатистым выговором, позволявшим ему журчать и искриться, тем более что окрашен он был в драгоценную палитру с преобладанием золотисто-коричневого отлива. Если бы Создатель Вселенной был наделен голосовыми связками, то одаривал бы слушателей чем-то сравнимым по сладкозвучию. Единственный изъян этого голоса заключался в том, что им немыслимо было, скажем, попросить пошуровать кочергой в топке, ибо уголья тут же превратились бы в алмазы.
   А меж тем голос этот, по-видимому, принадлежал тучному здоровяку, чье лицо подверглось самому гнусному домогательству со стороны безобразных усищ. Красные штришки вен испещряли его щеки до того густо, что последние смахивали на подробнейшие карты двух городов. Что же касается носа, то им толстяк, наверное, за минуту до этой встречи толок клубнику в глубокой миске. Однако истрепанный жилет и дырявые башмаки он носил с апломбом, который почти убеждал, что всего минуту назад прачка забрала в стирку его подбитое дурностаем1, отделанное бархатным сукном пла
   1 Дурностай - небольшое существо, чья черно-белая шкурка пользуется традиционным спросом в меховом производстве. Являясь более осмотрительным сородичем лемминга, этот грызун если и скидывается со скал, то только с надежной страховкой.
   тье. В одной руке он держал полотенце, которым продолжал стирать с лица лоснящийся грим.
   - Я тебя узнаю, - проговорила матушка. - Ты - убийца. - Покосившись на Маграт, она нехотя буркнула: - По крайней мере, выглядело все очень натурально.
   - Очень рад. Редкая удача встретить подлинного и тонкого ценителя. Позвольте же отрекомендоваться: Ольвин Витоллер. Я своего рода управляю этой праздношатающейся ватагой, - произнес толстяк и, стянув с головы побитую молью шляпу, приветствовал ведьму учтивейшим поклоном, который скорее смахивал на некое физическое упражнение для любителей натуралистической топологии.
   Шляпа, проделав головокружительную череду кульбитов и пируэтов, замерла застывшей капителью на вершине упершейся в небесный свод руки, тогда как одна нога Витоллера отъехала чуть назад. При этом оставшаяся часть туловища, включая голову, осела в подобострастном скольжении к коленам ошарашенной матушки.
   - Ну-ну, мы все понимаем, - успокоила его матушка, с удивлением замечая, что в любимом платье ей вдруг стало как-то неуютно и жарковато.
   - А и правда, ты молодцом смотрелся, - вмешалась нянюшка Ягг. - Когда ты на них набросился, я сразу подумала: вон какие слова благородные, значит, точно король.
   - Мы извиняемся, что нечаянно вам помешали, - пропищала Маграт.
   - Милостивые государыни, - начал Витоллер, - позволено ли будет мне донести до вас неслыханный восторг, каким преисполняется душа лицедея, когда он узнает о том, что в числе его публики нашлись натуры тонкие и чуткие, которые
   способны прозреть кристаллы духа, обитающие за смрадными пеленами грима?
   - Считай, что позволено, - проговорила матушка. - Кто мы такие, чтобы запрещать тебе говорить?
   Комедиант выпрямился, водворил на место шляпу и поймал матушкин взгляд. В течение последующей минуты они привередливо, почти нескромно изучали друг друга, как профессионал профессионала. Витоллер вынужден был уступить, хотя тут же заговорил с таким видом, словно вовсе и не участвовал в поединке:
   - А теперь не могу ли я узнать, чем обязан визиту столь обворожительных дам?
   В общем, он явно победил. Нижняя челюсть матушки отвалилась. Представься ей случай воздать хвалу собственной персоне, она бы никогда не отважилась перешагнуть за отметку "порядочная и отзывчивая". Нянюшка Ягг, при всей одутловатости, лицом больше смахивала на порядком ссохшуюся изюминку. Маграт Чесногк сравнение со стиральной доской если бы и не польстило, то и не обидело бы, - обеим была свойственна очаровательная незамысловатость натуры, а также опрятность, отдраенность и общая чистоплотность в сочетании с плоскогрудостью, которая, правда, в случае Маграт чуть нарушалась двумя крохотными бугорками. Матушка нутром чуяла, что в ход было пущено какое-то волшебство, однако не была уверена, что сможет назвать какое именно.
   Дело было в голосе Витоллера. Все, о чем говорил комедиант, мгновенно преображалось.
   "Только полюбуйтесь на этих двух, сразу хвосты распустили", - проворчала про себя матушка. Нахмурившись, она остановила собственную руку, которая вдруг вознамерилась пригладить торчащие во все стороны, словно железная стружка, кудряшки, и многозначительно откашлялась.
   - Нам нужно побеседовать с тобой, господин Витоллер. - Матушка многозначительно ткнула пальцем в сторону актеров, которые, разбирая декорации, явно сторонились ревностной поклонницы сцены. Все же матушка сочла должным перейти на шепот. - Наедине, без посторонних.
   - Сударыня, я весь к вашим услугам! - вскричал толстяк. - Что до меня, то я нынче обретаюсь вон в том достопочтеннейшем караван-сарае...
   Ведьмы рассеянно оглянулись. В конце концов Маграт робко уточнила:
   - Ты, наверное, имел в виду таверну?
   Большая зала Ланкрского замка из всех щелей продувалась сквозняками, а у нового камергера двора имелись старые нелады с мочевым пузырем. В данную минуту камергер раболепно извивался под грозным оком ее светлости.
   - Бесспорно. Их у нас хватает.
   - И народ терпит их? Камергер кашлянул:
   - Виноват?
   - Люди их терпят?
   - О да, с большой охотой, ваша светлость. Считается доброй приметой, если по соседству с вами обосновалась ведьма. Весьма доброй приметой.
   - Отчего же?
   Камергер чуть помешкал. Последний раз он обращался к ведьме за помощью после того, как занедужила его прямая кишка, что немедленно превратило уборную в его доме в одиночную камеру пыток. Пузырек с притираниями, который вручила ему ведьма, сумел в кратчайшие сроки рассеять злое заклятие.
   - Если случится у человека какая болезнь или морока, куда ж ему, как не к ведьме, податься?
   - В той стране, где я выросла, к ведовству относились менее снисходительно, - отрезала герцогиня. - На том же подходе мы будем настаивать и здесь. А ты немедленно раздобудешь для нас их адреса.
   - Кого-кого, ваша светлость?
   - Мы хотим знать, где они проживают. Полагаю, сборщики налогов смогут без труда указать, где нам их найти?
   - А, ну да... - жалобно протянул камергер. Герцог подался чуть вперед на своем возвышении.
   - Полагаю, они добросовестно платят налоги?
   - Платить налоги - это не совсем по их части, ваша светлость...
   Воцарилось долгое молчание.
   - Да-да, продолжай, - наконец поощрил герцог.
   - Сказать правду, ваша светлость, они их вроде как и не платят. Так у нас повелось... одним словом, покойный король... Нет, в общем, не платят.
   Герцог положил руку на кулачок жены.
   - Нам все понятно, - холодно ответил он. - Вопросов нет. Свободен.
   Камергер, отвесив краткий, торопливый поклон, по-крабьи ретировался из залы.
   - Да уж! - крякнула герцогиня.
   - Ничего не скажешь! - подхватил герцог.
   - Вот как твоя семья правила этим королевством! Умертвить кузена было твоим священным долгом. Того требовало попечение о благе рода человеческого. Слабый должен уступить дорогу сильному.
   Герцог вздрогнул. Она не уставала напоминать ему об убийстве. Нельзя сказать, что герцог чурался убийства как такового, в особенности если совершалось оно другими людьми по его приказу, а сам он получал возможность лишь присутствовать при исполнении. Однако убийство собственного родича, к тому же исполненное самолично, крепко засело у него в горле... или - герцог задумался - в печенках.
   - Истинная правда, - выдавил он. - Однако хоть на первый взгляд страна наша так и кишит ведьмами, отыскать среди них тех трех, что торчали тогда на торфяной пустоши...
   - Их всех ждет одна судьба.
   - Ну разумеется.
   - А твоя судьба - в твоих руках.
   - Знаю, любовь моя.
   Она попала в точку. Его судьба и впрямь оказалась в его руках. Стоило на миг закрыть глаза, и он видел тело, что скатывалось по ступенькам лестницы. Но не чудится ли ему? Из темного угла залы до Флема явственно донеслось чье-то сиплое, сдавленное дыхание. Но они определенно остались в зале вдвоем. Итак, он взял судьбу в руки, и она решила остаться там навечно. Герцог пытался смыть кровавые подтеки. Словно, вытравив их, он избавится и от своей судьбы. Он тер, скреб, драил зловещие следы до тех пор, пока в утробе его не родился вопль отчаяния.