Леонардо был здесь, на Соборной площади! Он сбрил свою бороду — непостижимая жертва! — и осмелился ослушаться папу! А теперь он показывал мне пальцем на что-то в стороне Борго. Я же окаменел.
   — Вон там, Гвидо, — прошептал мэтр. — Смотри скорее!
   Я ожил. Но от удивления чуть было снова не оцепенел.
   Вдоль Борго Нуово быстрыми шагами удалялся от Ватикана какой-то человек. На его голове красовалась изумительная маска удода. Та самая маска!
   Я собрался было побежать следом, однако ноги еще плохо слушались меня.
   — Балтазар! — крикнул я. — Быстрей ко мне!
   Он быстро понял задачу и исчез.
   На другом конце, на Борго, события развивались не менее стремительно. Поняв, что его обнаружили, человек в маске удода побежал. Он свернул в проулок и скрылся из виду. От Балтазара его отделяло не меньше трехсот шагов.
   В это самое время у входа в Ватикан началось что-то вроде свалки. Порывистые движения, толкотня, крики:
   — К оружию! К оружию! Покушение в Сикстинской капелле!
   Веселье на площади поутихло. Люди недоуменно переглядывались, не зная, что подумать. Неожиданно на толпу посыпался град камней; один из солдат упал. Остальные в едином порыве выхватили свои мечи и бросились на группу, метавшую из пращей камни, крича:
   — Смерть папе! Смерть Медичи!
   Поднялась паника. Все завопили и побежали кто куда. Дети плакали, родители тащили их за руки, пытаясь спастись, некоторые потеряли свои маски. Комедианты старались защитить подмостки, но они в мгновение ока оказались разрушенными. В разных концах площади вспыхивали короткие стычки. Воздух наполнился звоном лезвий кинжалов и мечей, стонами. Мгновенно площадь Святого Петра превратилась в поле битвы, с которого в ужасе пытались бежать участники карнавала. Паника была неописуемая.
   — Идем, — сказал мне Леонардо.
   Он опустил капюшон и, преодолевая поток бегущих, повел меня за собой к дворцу. Гвардейцы у ворот предложили нам отойти. Не говоря ни слова, да Винчи показал им что-то находившееся у него в руке. Не знаю, что это было, но эффект оказался потрясающим: для видимости поколебавшись, швейцарцы раздвинулись, пропустив нас в Ватикан.
   — Может, вы объясните мне? — начал я, когда мы вошли.
   — Не горячись, Гвидо, успокойся! Если меня сейчас узнают, камера в Сант-Анджело мне обеспечена!
   Мы направились во двор Попугая, где уже собрались прелаты, вытянувшие шеи, чтобы заглянуть в окна Сикстинской капеллы.
   — Что там случилось? — спросил я одного доминиканца, чей лысый череп блестел, как намазанный маслом.
   Тот казался очень возбужденным:
   — Нападение! Нападение во время мессы! Кто-то пытался убить! Не знаю кого. Жив он еще или уже мертв? Но покушение на убийство было, это точно!
   Он ударил себя в грудь:
   — Только бы не папу… Нашего папу… О! Такое невозможно представить…
   Он почти рыдал. Позволив ему причитать, я обдумывал наилучший способ проскользнуть между двумя швейцарцами, охранявшими вход. И тут я увидел Бибьену, который быстро шел к крыльцу.
   — Кардинал!
   Он быстро взглянул на меня и замедлил шаг, так что я смог догнать его. Сердце мое сильно билось: лишь бы он не поинтересовался стариком в капюшоне… Я затаил дыхание, но он посмотрел на Леонардо отсутствующим взглядом. Показалось, что его преосвященство хотел о чем-то спросить, однако, вновь уйдя в себя, жестом пригласил меня следовать за собой.
   Мы проскользнули за ним в дверь и поднялись по лестнице, ведущей к Сикстинской капелле.
   — Жди меня здесь.
   Кардинал покинул нас на последней ступени, оставив под неусыпным надзором камергера. За дверью слышались шумы, приглушенные восклицания.
   — Повезло, что он вас не узнал, — пробормотал я.
   — Что? — откликнулся Леонардо.
   — Вы хотя бы можете сказать, когда вернулись в Рим?
   — Честно говоря, я и не уезжал.
   — Не уезжали? Но то письмо? Приказ папы? Указ о ссылке?
   — Увы, все это так! Поэтому нужна строжайшая тайна!
   — Почему вы остались?
   — Ты же не хотел встретиться один на один с убийцей?
   — И все-таки это произошло…
   — Да, в тот вечер. Я тоже виноват. Если бы я только мог предположить…
   — Значит, это вы наблюдали за моим домом в последние дни?
   — Я беспокоился за тебя… Но вообще-то мы можем тебя поздравить… Ты хорошо вел расследование…
   — Кто это мы?
   — Мы…
   Впервые с лица его, которое я видел лишь наполовину, сошла напряженность. Он вынул из кармана небольшой предмет, позволивший нам без труда пройти за ограду Ватикана.
   Я взял его в руку.
   Это оказался перстень с камнем, на котором был выгравирован герб первого советника папы. Кардинальское кольцо Пьетро Бибьены.
   — Бибьена?.. — изумился я. — Кардинал посвящен в тайну?
   — Он-то и предоставил мне убежище.
   — Но ведь он… Ничего не понимаю… Только что он сделал вид, что не узнал вас…
   — Кардинал многим рискует. Больше, чем ты или я. Если до Льва Десятого дошло, что тот обманул его…
   — Но какая Бибьене выгода от всего этого?..
   Створки двери капеллы распахнулись.
   — Тсс, Гвидо. Не исключено, что мы сейчас увидим убийцу!

21

   К нам подошел камергер:
   — Его преосвященство приглашает вас…
   Мы повиновались. Мэтр поправил капюшон так, чтобы по возможности закрыть свои волосы.
   Вопреки моему ожиданию капелла была почти пуста. Кроме Бибьены в ней находились майор, начальник швейцарской гвардии, и Симеон, один из личных врачей Льва X.
   — Подойдите, — произнес кардинал. — Попробуем вместе распутать клубок новой загадки. Майор, не могли бы вы вкратце изложить события?
   Майор, рыжий детина с молочной кожей и живыми, умными глазами, заговорил:
   — Ваше преосвященство, смысл всего этого — для меня головоломка. Итак, его святейшество служил личную мессу этим утром, в одиннадцать часов. Служба проходила здесь, у этого алтаря, в присутствии семи приглашенных. Восьмой не явился. До последней молитвы месса проходила спокойно. Но сразу после нее один из приглашенных внезапно упал, словно с ним стало плохо. Это был Марино Джорджо, венецианский посол. Все кинулись к нему: тот еще дышал, но очень слабо. Его уложили поудобнее и рядом обнаружили вот эту… этот предмет.
   Он показал нечто вроде маленькой стрелки из красного дерева, очень тонкой и острой, длиной около трех дюймов. Я непроизвольно поднес руку к своему затылку.
   — Ничего подобного мне еще не встречалось, — продолжил швейцарец. — Должно быть, это упало, когда посол рухнул. Но может быть, доктор Симеон, осматривавший посла, расскажет поподробнее…
   Симеон откашлялся. В университете, где я учился, часто хвалили верность его диагнозов и методов лечения.
   — Так вот… Гм-м-м… Начну с того, что наш пациент не умер. Однако состояние его близко к критическому. Дыхание затруднено, он мертвенно бледен… Но все-таки жив. Я бы отнес его состояние к каталептическому сну. Как после сильного удара или принятия большой дозы наркотического вещества. И тем не менее пульс его снова учащается, так что я очень надеюсь, что Серениссиме 8 не придется искать себе нового дипломата…
   Он вновь прокашлялся.
   — Что касается острия стрелки, оно, по всей видимости, было смазано или пропитано каким-то веществом. Похоже на клей с резким запахом. Нет сомнения, что именно оно и вызвало странное оцепенение нашего пациента. Доказательством тому служит след от укола на лице.
   — Куда пришелся укол? — поинтересовался Бибьена.
   — Сюда…
   Симеон ткнул пальцем в свою левую жирную щеку.
   — Стало быть, стрелка из чего-то должна была быть выпущена, — уточнил майор. — Но ничего похожего здесь не обнаружили.
   — Вы обыскали приглашенных?
   — Святейший отец сам потребовал этого, ваше преосвященство. Всех гостей отвели в соседнюю комнату, заставили раздеться догола и предъявить все находящиеся при них предметы. Сами понимаете, без препирательств не обошлось, но приказ был выполнен неукоснительно. Добыча, если можно так выразиться, оказалась незначительной: несколько кружевных платочков, пара четок, мелкие безделушки. Ничего такого, из чего можно было бы выпустить эту стрелку.
   — Где стоял посол во время мессы?
   — Насколько помнится…
   Майор прошел треть капеллы и остановился на месте, расстояние от которого до алтаря и до левой стены было примерно одинаковым.
   — Марино Джордже стоял здесь, в последнем ряду.
   — А вы в каком положении нашли его?
   — Он лежал на спине с закрытыми глазами, рука его прикрывала голову, будто он хотел отразить удар, — отозвался врач.
   Я почувствовал желание Леонардо вмешаться, но мэтр сдержался.
   — Кто был ближе всего к нему во время богослужения?
   — Первым увидел его падающим кардинал Пуччи, ваше преосвященство. Но он ничего не понял из происшедшего, если таков смысл вашего вопроса.
   — Жаль, — вздохнул Бибьена. — Кто еще присутствовал на мессе?
   — Кроме кардинала Пуччи, еще два кардинала: Армеллини и Сальвиати. Это уже четверо. Трое остальных были банкиры Турини, Гадди и Рикасоли.
   Последние щедро финансировали папу, и посему он особо одарял их своим вниманием и почестями.
   — А восьмой, тот, кто не явился? — спросил я. Рыжий здоровяк улыбнулся:
   — Я, разумеется, сверился по списку камергера. Это главный смотритель улиц Витторио Капедиферро.
   Мы понимающе переглянулись с Бибьеной.
   — Есть ли у вас еще что сказать нам, что могло бы пролить свет на это темное дело, майор?
   — Больше ничего, ваше преосвященство. Но если хотите знать мое мнение, никто из присутствующих не мог совершить подобный поступок. Кстати, все входы в капеллу тщательно охранялись, так что это покушение — случай необъяснимый.
   Кардинал лишь махнул рукой на это замечание. Затем обратился к врачу:
   — Когда можно надеяться переговорить с послом?
   — Не зная природу и состав вещества, было бы преждевременно обещать что-либо. Но я поставлю вас в известность, как только он будет в состоянии говорить.
   Кардинал, поблагодарив, отпустил обоих мужчин, и мы остались втроем под божественными взглядами персонажей Микеланджело.
   — Синьоры, — торжественно произнес Бибьена, — мы находимся на пороге опаснейших событий. За стенами Ватикана назревает бунт. Трастевере, возможно, уже бурлит. Завтра, если не состоится вынос Святого Лика и станет известно о пропаже реликвии, в городе возникнет хаос. В нашем распоряжении буквально несколько часов. Что вы обо всем этом думаете, Леонардо?
   — Ваше преосвященство… Прежде всего я… я немало удивлен…
   — Удивлены?
   — Я имею в виду то, что посол жив.
   — Это пока под вопросом. Неизвестны последствия…
   — Нет, я уверен, что он выживет. Я хочу сказать: захоти убийца по-настоящему его убить, он пропитал бы стрелку смертельным ядом. Но он этого не сделал.
   — Ваш вывод?
   — Он не желал смерти посла.
   — В таком случае почему он выбрал именно его?
   — Я и сам спрашиваю себя. Мне кажется…
   Он попытался погладить несуществующую бороду.
   — Да, возможно, он хотел показать, на что способен… Просто и ясно… Что папа нигде не может быть в безопасности. Впрочем, поза раненого напоминает один из эпизодов гравюры Босха: некто лежит на земле, прикрыв голову рукой. Шестая жертва… Лично я сомневаюсь, что Марино Джорджо имеет к этому какое-либо отношение. Повторяю: он уже был бы мертв.
   — Допустим. Но способ? Как он смог поразить мишень, не будучи в капелле?
   — Да, действительно… Ему нужна была мишень. Не важно какая. А это значит…
   Винчи встал на то место, где стоял посол, и огляделся. Потом внимательно рассмотрел левую стену с фреской Козимо Росселли «Переход через Красное море».
   — Камни в отвратительном состоянии. Сырость разъедает их. Можно было бы почти…
   Он нагнулся, поскреб камень пальцем.
   — Селитра появилась…
   — Ремонтные работы уже ведутся, — уточнил кардинал. — Рафаэль этим занимается.
   — А что находится по ту сторону этой стены?
   — Ничего. Пустота. Этот фасад выходит во внутренний двор. На высоте тридцати футов… А под нами только библиотека.
   — Значит, надо искать в другом месте… Тем хуже… Леонардо продолжил изучать стену, потом прошел к алтарю, заинтересовался правой стеной.
   — Окна расположены высоко, — пробормотал он. — Никто не мог долезть или спрятаться там…
   Он вернулся к центру капеллы.
   — Ловкач какой-то… И все же я уверен, что посла он выбрал потому, что так ему было удобнее… Потому что поразить его было легче, чем других. Либо это был один из присутствующих…
   — Обыскали всех — вот что удивительно. Впрочем, слева от Джорджо никого не было. А стрела вонзилась в левую щеку…
   — Согласен, ваше преосвященство…
   Мэтр повернулся ко мне:
   — А ты, Гвидо, что думаешь обо всем этом?
   — Способ мне непонятен, как и вам. Но у меня не выходят из головы приглашение Капедиферро и его неявка на мессу.
   — Верно, — подтвердил Бибьена. — Полагаю, что со стороны его святейшества это приглашение было свидетельством доверия к суперинтенданту. И тем не менее тот не воспользовался им.
   — Добавлю, впрочем, что только что на площади Святого Петра произошел любопытный случай… — продолжил я. — Случай этот имеет лишь косвенное отношение к происшествию, однако совпадение поражает… Мы с мэтром видели человека, на голове которого была маска удода; человек, казалось, бежал от Ватикана, чтобы затеряться в улочках Борго. Один из полицейских сейчас преследует его.
   — Маска удода объявилась! — воскликнул Бибьена.
   — Злодей обнаглел от своей безнаказанности, — поддакнул я. — И вполне можно поверить, что речь идет о Капедиферро. Под предлогом приглашения на мессу он смог пройти в Сикстинскую капеллу, затем, выполнив — не знаю уж как — свою задачу, воспользовался карнавалом, чтобы удрать, прикрывшись маской.
   — Какая дерзость! Есть известия от вашего полицейского?
   — Не знаю… Балтазар является помощником капитана Барбери, и ему можно доверять. Впрочем, полагаю, капитана Барбери еще не успели предупредить?
   — Все произошло слишком быстро. Думаю, швейцарцы уже послали за ним и он вот-вот явится.
   — Хотелось бы… Считаю, нужно срочно сходить к Капедиферро и узнать: выходил ли он, вернулся ли, почему не был на мессе, чем может оправдать свое отсутствие? Если удача на нашей стороне, Балтазар уже там.
   — Обвинение суперинтенданта не понравится папе. Но у меня нет выбора.
   Да Винчи, похоже, закончил размышлять.
   — Библиотека, ну конечно же! Ваше преосвященство, никто не опрашивал посетителей? Ведь они находятся этажом ниже и пользуются тем же входом. Кто-нибудь да заметил что-то подозрительное…
   — Ничем нельзя пренебрегать, — согласился Бибьена. — Разрешаю вам спуститься и дам соответствующие указания насчет суперинтенданта. Присоединюсь к вам как можно быстрее.
   На этом мы и расстались. Мэтр и я вышли на лестницу, по которой поднимались.
   — Пройти через двери — нет проблем! — проворчал Леонардо, натягивая свой капюшон. — Но сквозь стены?..
   В библиотеке было пусто, но дверь не была заперта. Удивительно, что на столах и пюпитрах латинского и греческого залов лежали раскрытые книги. Создавалось впечатление, что все читатели только что ушли.
   — Как только стало известно о покушении, швейцарцы, должно быть, всех выпроводили, — предположил мэтр. — Теперь нам придется разыскивать посетителей и допрашивать их поодиночке. Увы, время сейчас дорого!
   Он взглянул на открытые книги, потом подошел к книге записей.
   — Ага! Сейчас посмотрим…
   Пока он просматривал ее, я прошел в главный зал; он тоже не был заперт, и его тоже спешно покинули: раскрытый толстый том с миниатюрами остался прикрепленным к цепочке, а дверца железного шкафа была открыта. Неяркий свет из окон мягко опускался на математические инструменты, и все, как и обычно, казалось спокойным. Однако я почувствовал нечто необычное: холод.
   Я вспомнил слова Ингирами при первом посещении библиотеки: «Для удобства читателей мы разводим огонь в камине зимой». Впоследствии, приходя сюда, я и в самом деле чувствовал разницу в температурах. Сегодня же в зале было холодно как никогда. Огня в камине не было и… Камин!
   Поеживаясь, я приблизился к очагу. Ни поленьев, ни щепочек, ни золы. Я наклонился, посмотрел в трубу: она была довольно широкой, взрослый человек вполне мог уместиться в ней.
   Я колебался… Конечно, следовало бы предупредить Винчи… А впрочем, чего мне опасаться? Присев на корточки на поддоне, я вытянулся во весь рост в трубе. «Стена!» — сказал Леонардо.
   Ощупав стенку, я обнаружил выбоину в камне. Чуть повыше — другую. Еще выше — третью. Задрав ногу, я рискнул вступить в первую, вторую ногу подтянул к другой и ощупью стал взбираться. Выбоины располагались равномерно, подъем оказался нетрудным. Вскоре я уже не видел внизу очага, а вверху различал лишь слабый сероватый свет. Так по выбоинам я постепенно поднялся на десять, пятнадцать, двадцать футов.
   По мере подъема проход становился все уже, продвижение затруднялось.
   Мелькнула мысль: может быть, выемки сделаны для трубочистов? Но нет, теперь я был уверен, что это дело рук… Неожиданно выемки пропали…
   До верха оставалось еще футов тридцать, и добраться туда не было возможности. Вот разве что на этой высоте я, возможно, находился на уровне… Я лихорадочно щупал камни. Напротив лба слегка выступал более гладкий камень. Кирпич?
   Я потянул его к себе. Это оказался прямоугольный брикет, имевший два пальца в длину и два — в ширину. Я поспешно сунул его в карман.
   — Гвидо?
   Мэтр звал меня снизу. Я не ответил, пытаясь дотянуться на цыпочках до отверстия. По глазам резанул свет, ворвавшийся в темень трубы. Затем я увидел… Сикстинскую капеллу.
   Убийца проделал в трубе оконце, выходящее прямо внутрь!
   Из-за толщины стенки и неровностей внутри были видны, разумеется, лишь часть пола и фрески с изображением Иисуса на противоположной стене. Но этого хватало, чтобы поразить стрелой лицо человека. А потом уж вставить кирпич на место!
   — Гвидо!
   — Я здесь, мэтр, в камине! Вы оказались правы!
   — Гвидо?
   Спеша спуститься, я едва не поскользнулся. Голос Леонардо стал более отчетливым.
   — Гвидо, что ты там делал? Давай быстрее… Пришел Балтазар с солдатами… Они захватили…
   Конец фразы заглушил поток ругательств и восклицаний.
   Надо было видеть лица тех, кто находился в зале! Я вылез из камина, как черт из своего логова, — весь черный от сажи, но с торжествующей улыбкой на губах.
   Мое собственное изумление было не меньше. Главный зал библиотеки, до того пустой, заполнился солдатами. Здесь же был и Балтазар в сопровождении швейцарских гвардейцев. Он, казалось, упрекал в чем-то Леонардо, тогда как швейцарцы громко переговаривались между собой. Позади этой группы двое солдат держали за плечи какого-то мужчину. Его-то я сразу узнал.
   — Гвидо! — вскричал Балтазар, раскидывая руки. — Я подозревал этого старика, — он показал на мэтра, — в покушении на убийство…
   — Успокойся, мы работаем вместе, — прервал я его. — Он… на службе у Бибьены.
   Леонардо, неузнаваемый под своим капюшоном, кивнул головой.
   — А ты, Балтазар, можешь мне объяснить, к чему весь этот шум?
   — Я арестовал его, Гвидо… Я поймал этого удода!
   Зажатый солдатами, тот не мог пошевелиться.
   — Ну и погонялся же я за ним, можешь поверить. Хорошо еще, что он не оторвался от меня в той толчее… Но в переулках Борго я оказался попроворней. Схватил его у самой двери!
   Он потряс маской, как трофеем.
   — Когда он снял ее, то я опешил… Но всего можно было ожидать, не так ли? Потом я позвал подмогу и привел его сюда.
   Я какое-то время рассматривал красивую голову серого удода с длинным черным клювом и цветным хохолком на макушке. И эту птицу я упорно искал с самого начала!
   — И вправду хорошая добыча, Балтазар. Капитан Барбери может гордиться тобой.
   Воспользовавшись установившимся спокойствием, я, отряхиваясь, направился к все еще приоткрытому железному шкафу. Мне пришлось открыть вторую створку и немного пошарить на полках, чтобы вытащить засунутый между двумя полками сверток материи, запачканный сажей.
   — А вот и перышки, которые надевала наша птичка, чтобы долететь до Сикстинской капеллы…
   Для ясности я развернул сверток, оказавшийся длинным балахоном. На груди был пришит карман, в котором было что-то твердое: вторая стрелка, тоже красная, тонкая и такая же острая, как и предыдущая.
   — Все сомнения отпали… — заключил я.
   — Гвидо, — изумился Балтазар, — а теперь ты объясни…
   — Человек, совершивший этим утром попытку убийства в часовне, просто-напросто добрался до нее по внутренней части каминной трубы. Отверстие он проделал заранее и выстрелил из него вот такой штукой. Затем спустился, снял этот балахон, спрятал его в этом шкафу и спокойненько вышел из Ватикана.
   — Надев прежде эту маску, чтобы не быть узнанным, — дополнил Балтазар, поворачиваясь к пленнику.
   Томмазо Ингирами, державший себя достойно, несмотря на крепкую хватку солдат, затряс головой с выражением отвращения на лице:
   — Все это подстроенная грубая шутка!..
   — У вас есть другие объяснения, мессер префект?
   — Я не понял и половины ваших обвинений!
   — Не слушай его, Гвидо, сейчас он будет вешать лапшу на уши. Маска-то удода была на его голове!
   — Конечно, я носил эту маску, не отрицаю. Но если бы у вас было хотя бы на пару куатрино здравого смысла, вы бы меня уже отпустили!
   — Чего ради? — возразил я.
   — Прикажите вашим солдатам дать мне вздохнуть, и я все объясню по поводу маски. А после пусть мою судьбу решает святейший отец, и только он.
   — И то правда, — поддержал префекта библиотеки Ватикана один из швейцарцев. — Он служитель папы, и я не очень-то одобряю подобное обращение.
   Балтазар немного поколебался, затем сделал знак солдатам отойти от Ингирами.
   — Благодарю. Тот потер плечи.
   — Ситуация эта — одна из самых нелепых. Если бы не дружба, связывающая меня с да Винчи, я ни за что не пошел бы на эту… унизительную комедию.
   Он глубоко вздохнул.
   — Коль уж вам так хочется знать, я крайне неохотно надел эту маску. Знать бы последствия… Одним словом, утром я обнаружил некий пакет перед своей дверью. В нем находилась эта голова удода. К ней была приложена записка, написанная рукой папы. Я по крайней мере предположил, что рука была его. В ней говорилось: «В знак расположения и для празднования первого дня карнавала посылает вам это его святейшество Лев Десятый». Сомнений у меня не возникло. Откуда мне было знать, что эта маска?.. Впрочем, чем она была? Как бы то ни было, когда я вышел отсюда, направляясь в город, я надел ее. Наш папа обожает любоваться карнавальными костюмами из своих окон, и я подумал, что ему будет приятно видеть меня среди ряженых… Но вдруг на площади Святого Петра какие-то люди принялись кричать и показывать на меня пальцами. Я еще раньше приметил несколько кучек бездельников, и, зная о напряженной атмосфере в городе, я… испугался и побежал. Вот и вся история.
   — Прекрасная защита! — возмутился Балтазар. — Кого вы хотите обмануть этими баснями? Вы побежали потому, что боялись, что вас поймают и арестуют за обличающую вас маску!
   — Но в чем меня обвиняют, в конце-то концов? — взорвался Ингирами.
   — В совершении пяти убийств, — спокойно пояснил я. — Шести, может быть…
   Все вздрогнули.
   У Ингирами подкосились было ноги, но он тут же овладел собой и с кажущимся безразличием произнес:
   — Вы рехнулись, мой мальчик, вы сошли с ума.
   Я показал на манускрипт на столе.
   — Скажите лучше, Томмазо, кто читал эту книгу до вашего ухода из библиотеки?
   Он с вызовом ответил:
   — Вы точно сошли с ума. Я требую встречи с его святейшеством…
   Леонардо приблизился к моему уху и прошептал:
   — Ты удивишься, Гвидо, количеству наших знакомых, взявших утром книги в библиотеке. В журнале я нашел фамилии Бибьены, Аргомбольдо и даже Серапики! Но список неполон, приходили и другие, не отметившиеся в книге записей!
   Я взглянул на библиотекаря, потом на балахон, потом на диковинную деревянную стрелку. Подумал я и об отверстии в трубе, о шрифте Цвайнхайма, о гравюре Босха и о прочих вещах. Да, все эти элементы составляли одно целое.
   — Вы встретитесь с папой, Томмазо, не так ли? Так вот, передайте, пожалуйста, святейшему отцу, что теперь мы знаем убийцу.

22

   Знать имя убийцы еще не значит помешать ему убивать и дальше. Надо было поймать его и обезвредить.
   Как и было предусмотрено, птичка вылетела из гнезда. Нам с да Винчи пришлось переговорить с властями, чтобы получить разрешение на посещение его жилища. А потом, после долгих сомнений и безрезультатного обыска, мы обнаружили под обивкой потайную дверь, которую удалось взломать. Она вела в небольшое помещение, в котором словно для самообличения были собраны все улики виновного в преступлениях…
   В центре комнаты стоял печатный станок. Вокруг валялись многочисленные флаконы, горшочки из-под мазей и с мазями, пакетики с очень пахучими травами, различные тигели для измельчения и нагревания…
   На наборной доске лежала стопа бумаги, рядом стояла деревянная шкатулка. Открыв ее, я торжествующе вскрикнул: в шкатулке находились свинцовые литеры — те самые, которые убийца использовал для печатания своих посланий. Шрифт Цвайнхайма! Удивительный шрифт Цвайнхайма!