Вешают такие в сельских чайных; Густо их засиживают мухи. По заслугам. Карма. Не случайно Подшутили оборотни-духи. А ведь не был я обижен Богом, Суемудрый ласковый повеса, И владел неповторимым слогом, Людям верил, не боялся беса. Но явился черт, увы, бес серы, И не в мефистофельском обличье... Испугался я вне всякой меры, Потеряв последнее приличье; Кирпичом упал на дно болота, Ускользнув от лап, завыл, как сука, И в трусливом пароксизме рвоты Шкурой понял тайную науку. Никогда я не имел привычки Обращать вниманье на воззванья: "Не давайте детям в руки спички!"... Правильно... сгорят без покаянья.
   7 февраля 1981 год
   50.
   Т. П., А. Л.
   Сей мир переперчен, но пресен: Тусовки, разборки, туше... Ошметки хасидских песен Смердят в моей темной душе.
   Я, выломившийся из строя Гоплит, убиенный копьем. Сгорев, моей юности Троя Забита бурьяном, репьем.
   Иначе: я - Божья коровка С мечом и щитом на ремне. Страдающая полукровка: Татарин и русич во мне...
   С торжественностью иерея Стиха воздымая потир, Печалуюсь: крови еврея Нет в жилах... Печеночный тир
   Подвергнут обстрелу таблеток, Господь костерит подлеца, Приди, корешок-однолеток, И кровь промокни мне с лица.
   Заносчивое мессианство Поганых равнин и болот, С чужого плеча окаянство, Россия, твой блуд и оплот...
   Разверста и выбита рама Сквозняк и осколки - тот свет. Дорога, ведущая к Храму, Лишь Ветхий и Новый Завет.
   Отчизны веселая тризна. Топор неподъемно кровав... Палачеству - стих - укоризна И знак неотъемлемых прав,
   Которые Бог на скрижали Занес, заповедав сынам... Так тяжко нас мяли и жали, Что трудно очухаться нам.
   Молюсь.., но о чем ни проси я, Мечтаю: пусть сгинет Конь Блед, Чтоб в славе Христовой Россия Горела бы тысячу лет.
   Как молния, бьющая свыше, Летит изречение к вам: "Имеющий ухо да слышит, Что Дух говорит церквам".
   Нас вера избавит от тленья, Нас сладкие слезы спасут... Надеюсь, мое поколенье Не узрит Господень Суд.
   10 февраля 1989 год
   51.
   М. Генд.
   Прогорклой взрослостью подступит седина к виску души и вытечет из уха пеньковый хлеб души зальдевшая страна бесовское смещенье духа
   одических стишков хромающая рать телесное непостиженье Бога читатель-слушатель мне хочется сказать и про тебя и о себе немного
   серьезный разговор с эпохой тет-а-тет противен мне как ремесло хирурга паясничал я целых тридцать лет под вымышленным небом Петербурга
   я сопричастен мороку скорбей когтивших шкуру Индии духовной посечены мечом и не собрать костей в воспоминаниях греховных
   развеян склизкий тлен убитых мотыльков сданы в утиль позорные страницы но посещают снятый мной альков теней и душ ощерившихся лица
   ведь с кровью выблевав жемчужное зерно державной мамой данное в сиротство я в ужасе почувствовал... оно вновь прорастает в гены первородства
   никто России не бежал... увы не перегрыз дубовый лак конуры одни далече... их пожрали львы другие здесь... их поклевали куры
   24 июня 1977 год
   52.
   Т. К.
   Тревожно в мире. Запах гари Пороховой. Мертвячий смрад... И в этом дьявольском пожаре И я безвинно виноват.
   Спокойно в мире. Плотской гнили Пласты удобрили поля. О русичи, что тайно сгнили В тебе, афганская земля.
   Чу... красноперые фантомы. Вон - Пентагона ястребки. "Чума на оба ваши дома". Разбей вас Бог на черепки.
   Поэт подобен Пенелопе В строковязанье... Афоризм: Глумливо мчится по Европе Кровавый призрак: терроризм.
   Ислам гяуры нынче славят. У европеянок - приязнь К стране, где чалмоносец правит И громоздит на казни казнь.
   Перед вселенской гекатомбой, Пред воздаяньем за грехи, Как мне запрятать в катакомбы На грифельной доске штрихи,
   Где строчки с рифменной полудой Моих кощунств, удач, обид Валяются нелепой грудой... Опять катрена край отбит.
   Червонец ставлю с роком в фанты На кон... Ведь я в игре неплох. Прилежно, франты-сикофанты, Выискивайте в рифмах блох.
   Душа моя - эфемерида Бежит сетей, плетей, оков К вратам Олимпа, как Ирида Благая вестница богов.
   18 августа 1982 год
   53.
   Б. П.
   Сегодня встали мы с тобой Изрядно рано. Дождь за стеной играл с листвой, Лил, как из крана.
   Я думал: Боже упаси Нас от запретов. Когда ж родятся на Руси Опять поэты.
   Чтобы писали наугад И без оглядки, Как каменщики знали б лад В фонемной кладке...
   Они придут, они взойдут Лет через тридцать И нас за пазуху заткнут, Как рукавицы.
   Я им шепну, я им скажу, Я им отвечу: Я метил первую межу, Я - ваш предтеча.
   Я изблевал гортанный гной В бреду, в задохе... Пусть я всего лишь перегной Для той эпохи.
   Я - пьяница и дурачок В своей отчизне. Но все же я - первотолчок Для новой жизни.
   Стишки мои на чердаке Бегут от смерти И на "чужом черновике" Свой путь отчертят.
   27 июня 1980 года
   54.
   ЭЛЛИСУ
   Скрипят миры под властью Божества Юродствуют в истоме смертной твари О вечность - знак Христова торжества
   С тобою смерть у изголовья - в паре... Поставлен духу яростный препон Душа во мне как фитилек в нагаре
   Эфирный хлад объял со всех сторон Утеряны взыскуемые нити Уходит ввысь глаголов вещих звон...
   Я отдохну, а вы друзья плывите... Куда мне плыть... куда ни кину взор Везде свинья копается в корыте
   О слабый дар мой радость и позор Стихов моих тяжеловесных влага... Сужается кубический простор
   О слабый дар мой горе или благо? Я верую в Господне Естество Горячей веры в сердце бродит брага
   Я чую над собою Существо Простершее над сирым миром крылья Тебя не принимает большинство
   Я знаю тщетны все мои усилья В тисках терцин о Боге возвестить... Хоть проползи десятки тысяч миль я
   Себя винить - да - некуда мне плыть Суровый Бог не примет святотатца Хоть я готов скулить рыдать и выть
   И в ужасе в ногах его валяться О черный искус инобытия Всяк думает: кто знает... может статься...
   Я в вере тверд и твердо знаю я Смерть - Воскресенье в радуге Сиона Расколот дух и в страхе плоть моя
   Господь... молю коленопреклоненно: Дай силы мне... яви Себя... подвинь Меня на подвиг Твоего Закона
   Очисти душу дьявола отринь Дай насладиться ангельским покоем Сопричаститься таинств и святынь
   В стигматах небо видеть голубое И научи меня любить людей... Триипостасья знаменье простое
   Раскрой страницей Библии Твоей
   5 мая 1968 года
   55.
   МАРФИНЬКЕ
   Кудель косматую годов Расчешет глупой Мойры гребень. Гортанный переплеск ладов Поглотит пламенная темень...
   И с инфернальным багажом Ты выскочишь на полустанке, Свернешься на земле ужом, Угрев собой мои останки...
   Я в трубку выйти дам листу, Колючки пробужу от лени, Чертополохом прорасту И обовью твои колени,
   Смешно заухаю совой, Взлечу ночной эфемеридой, Заплачу мышью полевой, Прощу посмертные обиды.
   14 марта 1978 год
   56.
   Кс.
   Над заштопанным прошлым Ни к чему мудровать, Коль стал глупым и пошлым, Как тройная кровать.
   В суете муравейной, В одиночке избы С вязкой смазкой портвейной Я сорвался с резьбы.
   Ненавистная служба: Что ни день, так удар. Живописная дружба: То проклятье, то дар.
   В горле рвотные крошки Сдобной булки земной. Лишь собаки и кошки Безраздельно со мной.
   Моя бедная Ора (Я - неправедный муж) Скандальезного ора Не стесняется уж.
   Человечка б, словечка... Фитилек мой погас. Рвет траву, как овечка, У крылечка Пегас.
   4 июня 1983 года
   57.
   МАКСИМИЛИАНУ ВОЛОШИНУ
   Прожив неполную неделю Под Кара-даговой грядой, Я уезжал из Коктебеля С такой щемящею тоской, Что увлажнялось сердца око Слюною с кровью вперемеж... Под дуновеньем нежным рока Я ощутил такую брешь В себе, в судьбе, в житейской вере... Самокопание - чума! Вот и воздалось в полной мере Мне за прельщение ума... Как сладкопевец Сирин, вежды Я закрывал, болтая дичь, Свои нелепые надежды Пытаясь коротко обстричь. Каким-то полоумным теткам Читал с листа крутую ложь, Соображая очень четко, Что пропадаю ни за грош... И словно желтохвостый кенар Чего-то верещал, свистал, И как провинциальный тенор Автографы я раздавал. Кому-то мерзко улыбался Все невпопад: то да, то нет... Каким я был, таким остался, А мне почти что тридцать лет.
   1 июня 1977 года
   58.
   А. Б.
   Мой путь не извилист, но кляузен. Судьбы незатейлива лепка. Как тот пресловутый Мюнхгаузен, Я спутан тенетами крепко.
   Барон, мы теперь в обороне. Как Вы, я - бездельник и псих. Веди же меня, чичероне, По саду видений своих.
   Барон, мы сейчас в нападенье. Остроты опасней клинка. Что толку в паденье, в раденье Скулящего нервно щенка.
   Барон, мы на пире... - В сортире Вонючем и тесном, как гроб. Сбренчать бы на лире, но в тире Мне кто-то прицелился в лоб...
   ...Обрушится снежной лавиною Заемное лживое кредо И станет для нас с половиною Эрзацем шотландского пледа.
   27 декабря 1981 года
   59.
   ПИСЬМО АНДРЕЯ БЕЛОГО К НИНЕ ПЕТРОВСКОЙ
   Д.
   Все бросив и уехав в Нижний Забыться в площадной гульбе Я - хулиган и трутень книжный Скучал и думал о тебе
   Как ни играй с собою в прятки Как ни юродствуй и ни лги Приходят святки - взятки гладки Помилуй мя и помоги
   Мороз и толчея у стойки Похмелье... вьюга над Венцом Я еду к Метнеру на тройке С глухим до боли бубенцом
   В багете в кабинете Гете Сияет рамой золотой Хозяин в бархатном жилете Нальет мне рюмочку простой
   Нальет мне рюмочку... я выпью... Как Валтасарово кольцо Над пьяной и угарной зыбью Возникнет милое лицо
   Ну - бес - загадочно и лестно Беду мне новую сули... Звучи - единственная песня В метельной иглистой пыли
   Пусть пляшет в сердце ретивое Где тонко - там порвется нить Есть нечто роковое, злое В том что нельзя соединить
   Все бросив и уехав в Нижний Забыться в площадной гульбе Я - хулиган и трутень книжный Скучал и думал о тебе
   8 ноября 1972 год
   60.
   Кукленок, позер, ходя-ходя На нитке висит, не дыша. Витальная сила уходит. В потемках и струпьях душа.
   В трясучке бумажное тельце. Песчинки в картонной башке. Какое нехитрое дельце: Сломаться в неверном шажке.
   Забавник с сердчишком-игрушкой, Китайчик с мочальной косой Тягаться решил со старушкой, Владеющей ловко косой.
   Премьер нитяного театра Отравленный, битый, хромой Пиеску сыграл психиатру И еле отпущен домой.
   И в ящике душном из досок, Смиряя тошнотную дрожь, Ругает себя, недоносок, За силу, за слабость, за ложь.
   28 января 1983 год
   61.
   НИКОЛАЮ КЛЮЕВУ
   К. А.
   О, христотерпец, выговский вещун, Запечник каргопольский, щур нарымский, Омыть стопы твои тебя ищу. Сымай суму, ставь посох пилигримский.
   Не сигом по Сухоне лупит рок, Литою гирей бьет под вздох и насмерть... Вертайся вниз, ступи на мой порог, Как в струпьях нищий на резную паперть.
   Что видел в белой Индии своей? Что насбирали анделы в котомку? Словес-смарагдов горсть не пожалей Безбожному и скучному потомку.
   Апостол Петр, наверно, насушил Тебе в дорожку сладкую морошку. Ты жил, как умер, и, как умер, жил. Попей чайку, погостевай немножко.
   Повой, родимый, вьюгою в трубе, Как кот запечный, поскребись о стены, Поведай, замогильный гость: в судьбе Какие ожидать мне перемены.
   Перекрести набрякшею рукой, Не хмурься на табачный запах пыли. Помолимся вдвоем за упокой Тех, что свое уже давно отжили...
   Встает, рукою опершись на стол. В глазах - огонь, всесветно бьющий с неба. Уходит тихо, смачно плюнув в пол... Под скатертью - в тряпице - пайка хлеба.
   11 августа 1977 год
   62.
   Вас распустили по указу, Смастряченному холуем, Чтоб чумоносную заразу Вы унесли за окоем.
   Приказ был дан шагать не в ногу Нерастолкованно нелеп Вам не прогатили дорогу, Не испекли с изюмом хлеб.
   И, сняв с довольствия поротно, Дав благодарно по рогам, Вас обрекли бесповоротно Апостолическим трудам.
   И тронулись, и побежали, Крича на птичьем языке, Неся заветные скрижали Брошюркой тоненькой в руке.
   И растеклись по Ойкумене Тьмы жен, манипулы мужей, Чтоб тесто душ кроваво пенить Чужими пачками дрожжей.
   И клеветать, и лицемерить, Пытать, прощать, казнить, плясать, Принудить всех к животной вере И руку грязную лизать...
   Чтоб над ликеем и амбаром На вековечные года Прореял дьявольский лабарум Алчбы и рабского труда.
   25 октября 1978 год
   63.
   ОСИПУ МАНДЕЛЬШТАМУ
   "И у костра читает нам Петрарку..."
   Тень улыбки пробежала по губам О туманный пророческий зов Обвиняется коллега Мандельштам В сочинении прелестных стихов
   Мандельштам - златоуст Искупительная жертва людей В имени Вашем слышу хруст Переламываемых костей
   Жизнь - неразгаданная молвь Смерть - немота пустота Ваша немецкая кровь Падает в гётев стакан
   Вы рассорились с грубым веком На него замахнулись стеком Сочинитель пророк педант
   Вы под милой фебовой аркой Там где ворон зловеще каркал Наизусть читали Петрарку Рифмоплет трясогузка талант
   На балу в салоне в охранке В Петербурге в тюрьме на Лубянке Вас хранил белокрылый архангел От безумья коварства лжи...
   "Я в мир вхожу и люди хороши..."
   Из прихожей Вам калоши Принесет век-волкодав И вальяжный Макс Волошин Вас потреплет за рукав
   Наше русское раздолье Наш загадочный народ "Баратынский из подполья" Вас в "Собаку" поведет
   Там роскошные таланты Инсценируют грехи Там Вы выпьете "Спуманте" И попишете стихи...
   И если мне придется у костра Мечтать о миске нищего приварка То Мандельштама вспомню я сперва И лишь потом Торквато и Петрарку
   1 мая 1966 год
   64.
   ЧУДАК - В СУДАК,
   КОБЕЛЬ - В КОКТЕБЕЛЬ,
   А ДУРАК - НА КАРА-ДАГ.
   Коктебель.
   А. М. Р.
   Полынный ветер скалами согрет, Сомкнувшимися будто бы на спевке. Здесь выспренно дурил жиреющий поэт, И сбрасывали вес писательские девки.
   Библейские проплешины холмов Излюблены туристами в туниках. Зов Киммерии. Пыль ристалища богов... И лом бутылочный на кара-дагских пиках.
   Ржаное ржанье краснорожих крикс-варакс. Желе медуз, сияньем облитое. Шепните на ухо, ясновельможный Макс, Не зябко ли лежать под новенькой плитою...
   И я там был, и салом прел нутра, Пил корвалол - не старокрымский допинг... По вечерам не надевает Пра Свой молью траченый, Но импозантный смокинг.
   Судак.
   Б. Н. Б. (А. Б.)
   Бесстыдно светоносное тепло В подсиненном желе воды и неба. Слепящий пляж, как тертое стекло, Глоток вина и вес буханки хлеба.
   Прибою монотонному внемли, Держась лопатками за лоб скалы покатой... Се - заповедный уголок земли, Где плачут тени скифов и сарматов.
   Скатившись в море, наг и бездыхан, Разуй глаза на золотое пламя. Здесь некогда немытый крымский хан Шитьем шатров тягался всласть с богами.
   Воззрись окрест: старухи и скопцы Дно боронят хвостом, копытом, рылом. Когда-то итальянские купцы Тут девок тискали с галантно-потным пылом.
   Зри: генуэзской крепости излом, Дерзнувший в прах рассыпаться по скалам... Внизу торгуют розовым вином И дамских прелестей перегорелым салом.
   Кара-Даг.
   А. В. Л.
   Смири гордыню. Помолись. Судьба слепа. Доверься инстинктивному уменью. Уходит в небо горная тропа. Ступай, держась за ветви и каменья.
   Три тысячи шагов в палящий зной. Неверная щебенка колет ноги. Из-под надбровных дуг смахни рукой Слепящий пот, упав на пол-дороге.
   Тропа теряется в камнях, ползи туда. Зажмурь глаза на круче перевала: Внизу, в полуверсте, кипящая вода Бесшумно бьет в обугленные скалы.
   Запомни диво это. Поиграй, Побалансируй на ветру над миром... Невероятен первобытный рай, Расчерченный парящих птиц пунктиром.
   Не выбирай проторенных дорог, Спускайся вниз по горному распаду... Колючки терна. Сухо пахнет дрок. И под тобой поют в траве цикады.
   Лето 1977 год
   65.
   Напьюсь в сосиску, начудачу В последний раз и напоказ, Войду в нетопленую дачу И отверну на кухне газ.
   Балонный окисел метана Вдохну, как наркоман дурцу, Пока посмертная сметана Не растечется по лицу.
   Небрит, кромешен, неприятен, Как черт горячечный, в углу Я в диадеме трупных пятен Валяться буду на полу.
   Разбухну жижей разложенья. Впитают стены трупный яд. Мне мыши в сытом возбужденье Глаза и уши отъедят.
   Сухие легкие сугробы Мой склеп убогий занесут, Пока истлевшего без гроба Не призовет Господь на суд.
   И я скажу: Всевластный Претор, Не верь, не бойся, не проси Меня, - я - шелудивый ретор, Немытый пасынок Руси.
   Махнет Господь ладонью старой, Даст кипятку и табаку, Укажет тесаные нары, Где я угреюсь на боку...
   И с губ сотру собачью пену, Стопы пречистые лизну, Осознавая постепенно Немыслимую новизну.
   11 мая 1979 год
   66.
   ЮРИЮ ЖИВАГО
   "Я гордый римлянин эпохи апостата..."
   Во сне свинцовой яростью метнутся На нежный берег алые валы Из чадной пещи хмурых революций Приветливо рукой махнете Вы
   Стальной ланцет стального катаклизма Взносила ввысь державная рука Вы спрятали останки гуманизма Под саваном Ванятки-дурака
   Исторгнув искры грозное кресало Зажгло пожар неслыханнейших смут В огне шипело человечье сало Вы шли - как Он - на каиафов суд
   Брат на врага кретин на супостата Поднялись закружившись в вихре бед Как римлянин эпохи Апостата Все понимая Вы сказали "Нет"
   Кровавый пух разрубленных воскрылий Припудрил Ваш батистовый хитон Когда надменно топоры рептилий Долбили среброглавый Киферон
   Сегодня мы - печальные потомки Как крысы в отгоревших закромах Обшариваем пыльные котомки Оставленные Вами впопыхах
   8 ноября 1968 год
   67.
   В хрущевско-блочную беседку С женой дорожку проторив, Я коммунальную соседку Боготворил, обматерив.
   Подныривая в чье-то ретро Булгаковский ажиотаж Делил на кухне дециметры, Уверовав в благую блажь.
   За коридорную картошку, За лампочку в пятнадцать ватт Взаправду, а не понарошку Орал я родине виват.
   Гиньольно-фарсовая сценка (Жиличек театральный зал), Когда пробойником я стенку И дюбелями пронизал.
   В саду бухие крикс-вараксы Бутылки чмокали взасос. На нашу рыженькую таксу Писала бабушка донос.
   Кондовый новый участковый Под хруст наглаженных манжет Усваивал сей бестолковый, Но не бесхитростный сюжет...
   Как в коммуналке нашей мило... Не дай мне, Господи, пропасть! Ведь и отдельные могилы Отменит скоро эта власть.
   8 июня 1979 год
   68.
   Соседка гремела в тазы На кухне и харкала в мойку. А я листал Чжуан цзы, Развратно улегшись на койку.
   Старуха жарила корки И хрумкала их потом. Я строчек-раковин створки Разламывал пером.
   Шизоидные торосы Раскалывая с трудом, Не пишет она доносы: Ее напугал дурдом.
   Чернильно-словесную жижу Не льет намеченным в пасть... Господи, я ненавижу Ее, как фашистскую власть.
   Откуда такое чудо? Богатый какой типаж! Не может меня, паскуда, Взять на свой карандаш.
   Заржавели трупные крючья, Обрызганные слюной. Повадка осталась паучья, Но яд превратился в гной.
   Не можешь меня повесить, Распять и колесовать. Приятственно мне, повесе, Стиха звукоряд ломать.
   Мерзоидна и убога, Постигшая Дао и дэ, Должно быть, народу много Спровадила в НКВД.
   Распухших костей бряцаньем Косую спугнуть сумей. Я - жизни твоей отрицанье А ты - поруганье моей...
   28 октября 1979 год
   69.
   Т. - Ю. - К. - И.
   В суете и кутерьме Не до слез и смеха. Друг в могиле, друг в тюрьме, Друг туда уехал...
   И печальный, и седой, Трезвый, не похмельный Я кумекал над бедой Долгий срок недельный.
   Хоть беда и не моя, Рвет на части душу... Ледяная колея Сквозь метель и стужу.
   Ласковые господа, Братики-сестрички, Натуральная беда... Не испить водички,
   Водочки не полакать... Ангелы и беси ! И Господня благодать Ничего не весит.
   Стелит жесткую постель Пакостное лихо. Обморочная метель Подпевает тихо.
   Вьется сухонький снежок. Горюшко подперло. Мне железный сапожок Наступил на горло.
   Застят взор из-под бровей Льдистые иголки. Алчут кровушки моей Человековолки.
   Не пробиться никуда. Нет того разбега... Настоящая беда, Как дольмен из снега.
   Воют черные ветра Зло и одичало. Надо ехать со двора, Начинать сначала.
   6 января 1981 год
   70.
   Был вечер *********... Телевизор Его, как шведский стол, сервировал Поэт куражился: капризные репризы, Как рыночная баба, выдавал; Манерничал продуманно пластично, Плескался омулем в цензурном котелке, С улыбкой скорбной женщины публичной И с кукишем, зажатым в кулаке. Вийон сибирский, хлопчик, сучий потрох. А ведь ему уже под пятьдесят... Все так же порошок зубной за порох Нам вольнодумцы принимать велят... Как распинался он луженой глоткой За родину, за вольность, за народ. И как полосовал словесной плеткой Процеженный блатной московский сброд. Бард малограмотный, всея Руси заступник, Печальный страстотерпец-потаскун, Сознательный растлитель и преступник, Дозволенной поэзии сегун Хрипел и приседал, и задыхался, И, в раж входя, себя колесовал, И под конец так гнусно обмарался, Что даже зал в ладошки заплескал. Мишень и средоточье русской боли, Советский кривогубый соловей, Что знаешь ты о нашенской юдоли? Ты пой и пей, да дело разумей. Лакей и лицедей, ты столь нескромен, Что микрофон краснел, как светофор. Квасно, красно, неслыханно погромен, Надменной музы язвенный позор... Слагай свои убогие эклоги, Печатай миллионным тиражом. Российские поэты-полубоги Прирезаны разбойничьим ножом. А вы, ценители словесных исхищрений, Гурманы соловьиных языков, Внимайте: се - национальный гений Вам за грехи и до конца веков.
   23 марта 1979 года
   71.
   Плодящаяся деревенщина В словесности... Ажиотаж. Дозволенная экривенщина. Вольнолюбивый эпатаж.
   Плуты, кликушеньки базарные, Расхристанные апаши... Не за кредитки гонорарные, Писатель, для души пиши.
   Горит медаль лауреатская, Как сатанинское клеймо... Оставь свою повадку ********, Провравшееся дерьмо.
   К чему натужно россиянина Вздымать на шаткий пьедестал, Уэллсовского марсианина, Что кровь лакать не перестал.
   Аксессуары: водка, воблочка, Душевный говор закута... Шовинистическое облачко Вокруг имперского кнута.
   Хмельные слезоньки бесстыжие: На торге каяться не трусь... Глумливо - ряженые-рыжие Оплакивают труп твой, Русь.
   Национального достоинства Ревнители, ступайте вон. Христово ангельское воинство Не пустит вас на тот амвон,
   Где мученики и угодники С собой и с Господом в ладу... Отступники и греховодники Исчахнут в пепельном аду.
   2 сентября 1982 год
   72.
   КОНСТАНТИНУ И ЗВИАДУ ГАМСАХУРДИА
   Как-то зябко мне, душно и плохо. Сквознячок инфернальный, как пар... В кабаке свою пховскую чоху Я оставил вчера за динар.
   Нас принудить к неправедной вере Возмечтал исламит Альф-Арслан. Азнауры мои, хевисбери, Неспокоен опять Лазистан.
   Царь царей, Авшанидзе Глахуна, Бог и раб кровожадных химер, Уплачу смертоносную куну Я за душу твою, Чиабер.
   У Христа моя кроткая Тихе... Собирает войска спасалар. За победу мы пьем в Уплисцихе Под узорчатой тенью чинар.
   Ждет в веках несказанная слава Тех, кто в битвах положит главы. Мандатуры мои, эриставы, Харалужные латные львы.
   Чтоб в бою вы не осоловели, Подниму я за вас турий рог... Стой незыблемо, Светицховели, Осиянный Господень чертог.
   Сельджукиды, язычники-твари Да склонятся под игом мечей... Пусть купается каменный Джвари В водопаде незримых лучей.
   25 октября 1980 год
   73.
   Из всех вероятностных множеств, Стасованных веком в пасьянс, Я выбрал: шестерку ничтожеств В системе людей де сиянс.
   Пишу ахинею и дичь я (Снедает тщеславья азарт), Меняю частенько обличья, Как шулер рубашки у карт.
   Суконный колпак лжепророка Надежно мне уши закрыл. И, право, какая морока Выдергивать перья из крыл.
   Из крыльев, как учит учебник Такого, как я, дурака. Плевать: тупорылый нахлебник Не знает азов языка...
   Безжалостны, злы и летучи Виденья. Я ими томим. На Ладожском озере тучи Клубятся над домом моим.
   Там лоси живут и еноты. Там рыбой сверкает канал. Иные, мажорные ноты В себе я впервые узнал.
   Душа - полигон червоточин Здорова всего лишь на треть. Мой дом удивительно прочен, И в нем я хочу умереть.
   5 мая 1981 год
   74.
   Ей.
   Ветер свищет, рыщет, вертит Листьев ржавое рыжье. На сто верст один, поверьте, Я - две кошки, пес, ружье.
   Лупит дождь в огрызки ставен Утомительно не нов. И ревет всю ночь "Коль славен..." Хор озерных бурунов.
   Размышляю о Плутархе, Разводя зубцы у пил. А гадючью мысль об Архе Я в канаве утопил.
   Бесы, когти берегите, Уползайте за кордон... Медитации по Гите Рвут небес сырой картон.
   Огнедышащая сфера Фейерверком рухнет в ад, Коль любовь, надежда, вера Не задержат камнепад...
   Допотопная коптилка Освещает белый лист. Жив пока еще курилка, Виршеплет и стрекулист.
   Простучал мотором глиссер По каналу, вдоль куртин. Я нанизываю бисер Снов, видений и картин.
   Принцепс - в избяной державе Повелитель мух и крыс Я бубню: - Осанна, Аве Тем, кто чрево мне изгрыз...
   Одинок, я прячусь в лузу, Как бильярдный верткий шар, Страстно жду ворчунью-музу, Ворошу поленьев жар.
   Сероглазая планета Всходит над печной трубой... Никого на свете нету: Ты да я... и я с тобой.
   4 ноября 1983 год
   75.
   А. Ис.
   Художник полубог мальчишка златокудрый Тебе я приношу стихов несносных сор Возлюбленный мой брат смиренно богомудрый Прими мой тайный грех гордыню и позор
   О сколь кровопотлив труд памяти Господней Как страшен чистый лист и белизна холста Обстали бесы нас хохочут в преисподней Под тяжестью креста идем путем Христа
   22 апреля 1977 года
   76.
   Как мышь, залезу в перепревший стог. Видения, таблетки, переплясы. Меч отзвенел, я подвожу итог. Не все ж точить неугомонно лясы.
   Я жрал и пил на жизненном пиру, Тянулся к вологодскому стакану. Не изменив ни другу, ни перу, С подмостков жизни хрустко в Лету канул.
   Пошли круги по бешеной реке. Я выплыл, как гнилая половица. Но ангелы в разбухшем старике Не узнают пророка и провидца.