— Кажется, эта штука запуталась у меня в волосах, мистер Тернбулл.
   Она дернула за тесемку маски и поморщилась от боли. Я и хотел бы как-то помочь ей, но был слишком взволнован. Еще рывок за тесемку — с тем же успехом: металлическая застежка прочно застряла в длинных волосах.
   В дальнем конце коридора послышались голоса, поскрипывание деревянной лестницы. Мисс Фицгиббон, видимо, тоже расслышала что-то, поскольку обернулась на звук.
   — Что прикажете делать? — тихо спросила она. — Не могу же я попасться людям на глаза с таким украшением в волосах…
   Она рванула тесемку и опять поморщилась.
   — Разрешите помочь? — осведомился я, нерешительно протянув руку.
   На стене у лестничной площадки закачалась чья-то тень — кто-то поднимался снизу, из прихожей.
   — Нас с секунды на секунду застанут здесь! — забеспокоилась мисс Фицгиббон. Злополучные очки болтались у нее возле щеки. — Лучше ненадолго скроемся ко мне в комнату.
   Голоса звучали все ближе.
   — К вам в комнату? — откликнулся я изумленно. — Вдвоем, без свидетелей? Ведь до сих пор…
   — Кого вы предложите мне в свидетели? — — спросила она. — Уж не миссис ли Энсон?
   И, подобрав юбки, мисс Фицгиббон поспешила вверх по ступенькам к своей двери. Я постоял в нерешительности еще мгновение, потом подхватил незакрытый саквояж и последовал за ней. Подождал, пока молодая женщина отворит дверь, и переступил порог.
   Комната оказалась гораздо больше моей и много уютнее. На стене висели два газовых рожка, и, когда мисс Фицгиббон открыла газ, комнату наполнил яркий, теплый свет. В камине пылали угли, на окнах красовались длинные бархатные портьеры. Один угол занимала широкая, французского стиля кровать с откинутым покрывалом. Большая же часть комнаты была занята мебелью, которая пришлась бы к месту в гостинице средней руки: шезлонг и еще два кресла, несколько ковриков, огромный сервант, книжный шкафчик и маленький стол.
   Я беспокойно топтался у двери, а мисс Фицгиббон сразу же направилась к зеркалу и, выпутав из волос очки, положила их на стол. Потом сняла шляпу и сказала:
   — Прошу садиться, мистер Тернбулл.
   Я посмотрел на очки.
   — Мне, вероятно, следует уйти.
   Мисс Фицгиббон помолчала, прислушиваясь к голосам, доносящимся из коридора.
   — Пожалуй, вам есть смысл чуточку задержаться здесь, — решила она. — К чему рисковать, что вас увидят выходящим из моей комнаты в столь поздний час…
   Я из вежливости посмеялся вместе с ней, по должен признаться, что эта вольная шутка меня изрядно шокировала. Я сел в одно из кресел у стола, а мисс Фицгиббон подошла к камину и пошевелила угли кочергой, чтобы они разгорелись повеселее.
   — Извините, я вас ненадолго покину, — произнесла она. Когда она проходила мимо, на меня вдруг пахнуло тем самым ароматом трав, который я уловил на лестнице двумя часами раньше.
   Мисс Фицгиббон скрылась за маленькой внутренней дверью, плотно затворив ее за собой. Я остался сидеть, в душе проклиная себя на чем свет стоит. Вся эта история совершенно вывела меня из равновесия: кому угодно стало бы ясно, что автомобильная маска хозяйке комнаты вовсе не нужна и нисколько ее не интересует. А надежда, что она убедит сэра Уильяма испробовать мои очки, представлялась мне теперь, просто несбыточной. Я раздосадовал мисс Фицгиббон, а то еще, чего доброго, и скомпрометировал ее. Ведь если миссис Энсон или кто другой в гостинице пронюхает, что я в ночное время находился наедине с юной леди, ее репутация окажется непоправимо запятнанной.
   Когда минут через десять мисс Фицгиббон вернулась ко мне, я уловил донесшееся из-за внутренней двери шипенье водопроводного крана и сделал вывод, что там расположена ванная. Очевидно, я не ошибся, поскольку мисс Фицгиббон заново напудрилась и к тому же уложила волосы по-другому, распустив тугой узел, который носила до того, и позволив освобожденным прядям упасть на плечи. А когда она опять прошла мимо меня к креслу, я ощутил, что излюбленный ею аромат трав стал намного сильнее.
   Она села и, вздохнув, откинулась на спинку кресла. Держалась она теперь удивительно естественно и просто.
   — Знаете, мистер Тернбулл, — сказала она, — мне кажется, я должна перед вами извиниться. Не сердитесь, что поначалу я вела себя так заносчиво.
   — Напротив, это я должен извиниться, — тотчас же возразил я. — Мне не следовало…
   — Наверное, у меня наступила естественная реакция, — продолжала она, словно не слыша меня. — Я пробыла четыре часа в обществе миссис Энсон, и за все четыре часа она не умолкала ни на минуту.
   — Я полагал, что вы с ней приятельницы.
   — Она добровольно приняла на себя роль моего опекуна и наставника. Я получила от нее кучу житейских советов. — Мисс Фицгиббон встала, подошла к серванту и вынула два стаканчика. — Не спрашиваю, мистер Тернбулл, пьете ли вы, поскольку обоняние уже подсказало мне ответ. Хотите бренди?
   — Спасибо, не откажусь, — отозвался я, проглотив упрек.
   Она наполнила стаканчики из плоской фляги, которую достала из ридикюля, и поставила их на столик.
   — Подобно вам, мистер Тернбулл, я иногда ощущаю потребность подкрепить свои силы.
   С этими словами она снова села. Мы подняли стаканчики и пригубили спиртное.
   — Что же вы так угрюмо молчите? — спросила Надеюсь, я вас не слишком смутила? — Мне оставалось лишь беспомощно глядеть на нее и ругательски ругать себя за всю эту идиотскую затею. — Вы часто бываете в Скиптоне?
   — Два-три раза в год. Мисс Фицгиббон, я полагаю, что должен пожелать вам спокойной ночи. Мне не следует оставаться здесь с вами наедине.
   — Но я так и не уловила, зачем вам понадобилось показывать мне эти очки.
   — Я надеялся, вы воздействуете на сэра Уильяма, чтобы он попробовал их в поездке.
   Она кивнула в знак того, что наконец поняла меня.
   — Вы что, торгуете очками?
   — Видите ли, мисс Фицгиббон, фирма, которую я представляю, занимается производством…
   Я замер на полуслове, поскольку в это самое мгновение до меня донесся звук, явно привлекший и внимание мисс Фицгиббон. Мы оба услышали, как за дверью скрипнула половица.
   Мисс Фицгиббон прижала палец к губам, и мы застыли в мучительном молчании. Но тишину тут же прервал резкий и настойчивый стук в дверь.

3

   — Мисс Фицгиббон!
   Это была миссис Энсон.
   Я в отчаянии уставился на свою новую знакомую.
   — Что же нам делать? — прошептал я. — Если меня обнаружат здесь в такой час…
   — Тише! Предоставьте это мне.
   Снаружи вновь донеслось:
   — Мисс Фицгиббон!
   Прежде чем ответить, мисс Фицгиббон быстро отошла в дальнюю часть комнаты и встала подле кровати.
   — В чем дело, миссис Энсон? — отозвалась она слабым, заспанным голоском.
   Последовала короткая пауза, затем:
   — Горничная не забыла принести вам грелку?
   — Нет, не забыла, благодарю вас. Я уже лежу.
   — При непотушенном свете, мисс Фицгиббон?
   Молодая женщина кивком показала на дверь и отчаянно замахала на меня руками. Я сообразил, что от меня требуется, и отодвинулся в сторону, чтобы меня не увидели сквозь замочную скважину.
   — Я немного почитала перед сном, миссис Энсон. Доброй вам ночи.
   За дверью вновь воцарилось молчание, такое напряженное, что хотелось крикнуть, лишь бы оборвать его.
   — Мне показалось, я слышала у вас в комнате мужской голос, — решилась наконец миссис Энсон.
   — Я совершенно одна, — ответила мисс Фицгиббон.
   От меня не укрылось, что она вспыхнула, но от смущения или от гнева — сказать не берусь.
   — Не думаю, чтобы я обманулась.
   — Подождите минутку, — попросила мисс Фицгиббон. Подойдя ко мне на цыпочках, она подняла голову и почти коснулась губами моего уха. — Придется впустить эту ведьму, — прошептала она. — Но я придумала, как нам быть. Пожалуйста, отвернитесь.
   — Что?… — оторопело переспросил я.
   — Отвернитесь, сделайте милость… Ну, пожалуйста!
   Я уставился на нее в мучительном недоумении, но в конце концов подчинился. На слух я определил, что она отошла к платяному шкафу, а вслед за тем до меня донесся треск кнопок и пуговиц — она расстегивала платье! Я зажмурился и еще прикрыл глаза рукой. Противоестественность положения, в котором я очутился, была просто чудовищной.
   Дверца шкафа захлопнулась, и я ощутил прикосновение к своей руке. Открыв глаза, я увидел, что мисс Фицгиббон стоит рядом в полосатой фланелевой ночной рубашке до пят. Она распустила волосы, и они свободно заструились по щекам.
   — Заберите это, — шепнула она, сунув мне в руки стаканчики с бренди, — и ждите в ванной.
   — Мисс Фицгиббон, я настаиваю на своих подозрениях! — заявила миссис Энсон.
   Спотыкаясь, я поплелся к двери ванной. У самой двери я рискнул обернуться и застиг мисс Фицгиббон за тем, что она отбросила с кровати покрывало и старательно мнет подушку и простыни. Потом, схватив мой саквояж, она зашвырнула его под шезлонг. Я вошел в ванную и закрыл за собой дверь. В темноте нащупал спиной притолоку, оперся о нее и попытался унять дрожь в руках.
   Мисс Фицгиббон отомкнула наружную дверь.
   — Что вам угодно, миссис Энсон?
   Хозяйка гостиницы буквально ворвалась в комнату. Нетрудно было представить себе, как она обводит все вокруг подозрительным взглядом, и я, признаться, ждал, что она вот-вот вломится в ванную.
   — Мисс Фицгиббон, уже очень поздно. Почему вы еще не спите?
   — Я читала. Смею вас заверить, что, не постучись вы ко мне, я бы уже спала.
   — Я отчетливо слышала мужской голос.
   — Но вы же видите — я одна. Наверное, голос доносился из соседней комнаты.
   — Он доносился отсюда.
   — Вы что, подслушивали под дверью?
   — Разумеется, нет! Просто я проходила по коридору, направляясь к себе.
   — Тогда вы легко могли ошибиться. Я тоже слышала голоса.
   Тон миссис Энсон внезапно переменился.
   — Дорогая Амелия, я забочусь исключительно о вашем благополучии. Вы не знаете этих коммивояжеров, как знаю их я. Вы молоды и неопытны, и я отвечаю за вашу безопасность.
   — Миссис Энсон, мне двадцать два года, и я способна сама позаботиться о своей безопасности. Будьте добры, оставьте меня, я хочу спать.
   Тон миссис Энсон опять изменился.
   — Откуда мне знать, что вы меня не обманываете?
   — Посмотрите вокруг, миссис Энсон! — Мисс Фицгиббон подбежала к двери ванной и рывком распахнула ее. Дверь больно ушибла мне плечо, но одновременно спрятала меня за створкой. — Смотрите внимательнее. Не угодно ли вам обыскать платяной шкаф? Или вы предпочитаете сначала заглянуть под кровать?
   — Ну зачем же говорить колкости, мисс Фицгиббон. Мне вполне достаточно вашего слова.
   — Тогда будьте добры оставить меня в покое. Я работала весь день и хочу наконец заснуть.
   Помолчав немного, миссис Энсон произнесла:
   — Ну что ж, Амелия. Спокойной вам ночи.
   — Спокойной ночи, миссис Энсон.
   Я услышал, как хозяйка вышла из комнаты, спустилась по ступенькам в коридор. Мисс Фицгиббон выждала довольно долгое время, потом закрыла входную дверь. Вошла ко мне в ванную, обессилено оперлась о притолоку.
   — Ушла, — только и сказала она.

4

   Мисс Фицгиббон взяла у меня из рук стаканчик и проглотила бренди одним глотком.
   — Хотите еще? — тихо спросила она.
   — Да, если можно.
   Фляга была уже почти пуста, но мы честно поделили то, что там оставалось. В отсветах газа лицо мисс Фицгиббон казалось мертвенно-бледным; подозреваю, что и я выглядел не лучше.
   — Я, конечно, сейчас же уйду.
   Она покачала головой.
   — Вас увидят. Миссис Энсон не посмеет вломиться сюда снова, но уж будьте уверены, что ляжет она не сразу.
   — Что же делать?
   — Придется повременить с уходом. Думаю, через часок ее терпение истощится.
   — Мы ведем себя так, словно в самом деле в чем-то провинились, — заметил я. — Почему мне нельзя выйти прямо сейчас и рассказать миссис Энсон все как было?
   — Потому что мы уже прибегли к обману, и к тому же она видела меня в ночной рубашке.
   — Ах, да…
   — Придется выключить газ, будто я действительно легла спать. Тут есть маленькая керосиновая лампа, как-нибудь обойдемся. — Мисс Фицгиббон показала на складную ширму. — Если вы, мистер Тернбулл, передвинете эту штуку к двери, она заслонит свет и приглушит наши голоса.
   — Так я и сделаю.
   Мисс Фицгиббон подбросила в камин кусок угля, зажгла керосиновую лампу и выключила газ. Я помог ей переместить кресла поближе к огню, а лампу поставил на каминную полку. И вдруг услышал прямой вопрос:
   — Вам не хочется оставаться здесь?
   — Я предпочел бы уйти, — ответил я, заикаясь от смущения, — но вы, вероятно, правы. Я вовсе не жажду встречи с миссис Энсон, по крайней мере в настоящий момент.
   — Тогда постарайтесь взять себя в руки.
   — Мисс Фицгиббон, — сказал я, — мне было бы гораздо проще, если бы вы вновь оделись как полагается.
   — Но под этой рубашкой на мне еще и белье.
   — Все равно.
   Я опять ненадолго отправился в ванную, а когда вернулся, мисс Фицгиббон была уже в платье. Причесываться она, впрочем, не стала, но это мне нравилось — ее лицо, на мой вкус, выигрывало в обрамлении распущенных волос. Когда я снова уселся, она обратилась ко мне:
   — Могу я просить вас об одном одолжении, не рискуя шокировать вас окончательно?
   — О чем вы?
   — Мне будет легче выдержать этот час, если вы перестанете обращаться ко мне столь официально. Меня зовут Амелия.
   — Знаю. Миссис Энсон называла вас при мне по имени. Меня зовут Эдуард.
   — Вы неисправимый формалист, Эдуард.
   — Ничего не могу поделать. Так меня воспитали.
   Напряжение спало, и я сразу почувствовал усталость. Судя по тому, как мисс Фицгиббон — простите, Амелия — откинулась в кресле, она устала не меньше моего. Переход на дружескую манеру обращения принес нам обоим облегчение, словно вторжение миссис Энсон упразднило общепринятый этикет. Мы были на волоске от гибели и уцелели, и это нас сблизило.
   — Как вы думаете, Амелия, миссис Энсон и впрямь заподозрила, что я здесь?
   Моя собеседница взглянула на меня лукаво:
   — Заподозрила? Да она прекрасно знала, что вы здесь!
   — Значит, я вас скомпрометировал?
   — Нет, это я вас скомпрометировала. Представление с переодеванием — моя выдумка.
   — Вы очень откровенны, — сказал я. — Право, до сих пор я никогда не встречал таких людей, как вы.
   — Ну что ж, Эдуард, хоть вы и чопорны, как индюк, но я тоже, пожалуй, не встречала таких, как вы.

5

   Теперь, когда худшее осталось позади, а о последствиях можно было до поры не задумываться, я вдруг понял, что необычность ситуации доставляет мне удовольствие. Наши кресла стояли вплотную друг к другу, в комнате царил уютный полумрак, пламя керосиновой лампы отбрасывало на лицо Амелии мягкие, манящие тени. Все это внушало мне мысли, которые не имели ни малейшего отношения к обстоятельствам, предшествовавшим этой минуте. Рядом со мной сидела женщина, которую отличали редкая красота и присутствие духа, и даже подумать о том, что через какой-то час придется с нею расстаться, было непереносимо.
   Сперва разговором завладел я, рассказав Амелии немного о себе. Я поведал ей, в частности, что мои родители эмигрировали в Америку вскоре после того, как я окончил школу, и что с тех пор я живу один и работаю на мистера Вестермена.
   — Неужели у вас никогда не возникало желания поехать вслед за родителями? — поинтересовалась Амелия.
   — Искушение, конечно, немалое. Они часто шлют мне письма, из которых видно, что Америка — замечательная страна. Но я решил, что сначала надо как следует узнать Англию и что, прежде чем воссоединяться с родителями, мне лучше некоторое время пожить самостоятельной жизнью.
   — Ну и как? Удалось вам узнать про Англию что-нибудь новенькое?
   — Вряд ли, — ответил я. — Хоть я и живу неделями вне Лондона, но много ли увидишь из гостиниц наподобие этой?
   Теперь можно было, не нарушая приличий, осведомиться о родственниках самой Амелии. Она рассказала, что росла без родителей — они утонули в море, когда она была еще совсем маленькой, — и что сэр Уильям был назначен ее опекуном. Отец мисс Фицгиббон был его приятелем еще со школьной скамьи и выразил такую волю в своем завещании.
   — Так вы и живете в доме Рейнольдса? — спросил я. — Это не просто служба?
   — Мне платят небольшое жалованье, но главное — сэр Уильям отвел мне две комнатки во флигеле.
   — Как я хотел бы познакомиться с сэром Уильямом! — пылко воскликнул я.
   — Чтобы он мог примерить очки в вашем присутствии? — съязвила Амелия.
   — Искренне сожалею, что осмелился обратиться к вам с подобным предложением.
   — А я рада, что вы это сделали. Вы, пусть невольно, скрасили мой сегодняшний вечер. Каюсь, я начинала подозревать, что в гостинице просто нет никого, кроме миссис Энсон, — так крепко эта особа вцепилась в меня. Между прочим, я совершенно уверена, что сэр Уильям купит у вас очки, невзирая на то, что уже забросил свой самоходный экипаж.
   Я не скрыл удивления.
   — Но я слышал, что сэр Уильям — ревностный моторист. Почему же он охладел к своему увлечению?
   — Он ученый, Эдуард. Его интересы многообразны, и он постоянно переключается с одного изобретения на другое.
   Так мы беседовали довольно долгое время, и чем дальше, тем увереннее я себя чувствовал. С одного предмета мы перескакивали на другой, вспоминая пережитые прежде события и приключения. Очень скоро я выяснил, что Амелия путешествовала много больше меня — ей случалось сопровождать сэра Уильяма в его заморских странствиях. Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк, а также в Дрезден и Лейпциг, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление.
   Наконец огонь в камине догорел, и мы допили последние капли бренди. Я произнес с сожалением:
   — Как вы думаете, Амелия, мне, наверное, пора возвращаться к себе?
   Секунду-другую она молчала, потом слегка улыбнулась и, к моему изумлению, мягко положила пальцы на мою руку.
   — Только если вы сами решительно хотите уйти.
   — Тогда я, пожалуй, задержусь еще на несколько минут.
   Едва я произнес эти слова, как пожалел о них. Амелия вела себя более чем по-дружески, но, право, мы уже потолковали обо всем, что нас интересовало, и теперь откладывать свой уход значило потрафлять своего рода безумию, обусловленному ее близостью. Я не представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как миссис Энсон убралась восвояси, — вытащить часы в создавшихся обстоятельствах было бы непростительно, — но чутье подсказывало мне, что гораздо больше часа, на который мы оба согласились. Задерживаться еще было бы неприлично.
   Амелия все не торопилась убрать свою руку с моей.
   — Мы должны продолжить разговор, Эдуард, — предложила она. — Давайте встретимся в Лондоне как-нибудь вечерком. Или вы пригласите меня пообедать. Чтобы можно было говорить, не снижая голоса, сколько захочется.
   Я спросил:
   — Когда вы думаете возвращаться к себе в Суррей?
   — По-видимому, завтра во второй половине дня.
   — Я буду весь день в городе. Быть может, позавтракаем вместе? Я знаю маленькую таверну по дороге в Илкли…
   — Хорошо, Эдуард. С удовольствием.
   — А теперь я лучше вернусь к себе. — Я достал из кармана часы и убедился, что с момента вторжения миссис Энсон пролетело целых полтора часа. — Извините, что так долго задерживал вас своей болтовней.
   Амелия ничего не ответила, только покачала головой. Я подхватил свой саквояж и сделал шаг к двери. Амелия тоже встала и задула лампу.
   — Я помогу вам отодвинуть ширму, — сказала она.
   Единственным источником освещения в комнате оставались догорающие угольки в камине. На их фоне четко вырисовывался силуэт Амелии — она подошла ко мне совсем близко. Вдвоем мы оттащили ширму в сторону, и я нажал на дверную ручку. В коридоре все было тихо и спокойно. Тишина казалась такой глубокой, что я вдруг задал себе вопрос: а могла ли ширма заглушить наши голоса? Не привлек ли наш ночной разговор внимание постояльцев, а не только одной миссис Энсон? Я обернулся.
   — Спокойной ночи, мисс Фицгиббон.
   Ее пальцы вновь дотронулись до моей руки, и я почувствовал на щеке тепло ее дыхания. На какую-то долю секунды она коснулась меня губами.
   — Спокойной ночи, мистер Тернбулл.
   Она быстро сжала мне руку, потом отодвинулась и беззвучно затворила дверь.

6

   У меня в комнате было холодно, постель остыла, и я никак не мог уснуть. Я проворочался с боку на бок всю ночь, и мысли мои без конца возвращались к вопросам, от которых я просто не мог уйти. Утром, на удивление свежий, несмотря на бессонницу, я первым спустился к завтраку, но, едва я сел на свое обычное место, ко мне приблизился старший официант.
   — Миссис Энсон просила кланяться вам, сэр, — заявил он, — и озаботиться этим сразу же после завтрака.
   Я вскрыл тонкий коричневый конверт — там лежал счет. Выйдя из столовой, я обнаружил, что мой багаж уже упакован и вынесен в холл. Старший официант принял у меня деньги и проводил к двери. Никто из других постояльцев не видел этой сцены; миссис Энсон также не показывалась на глаза.
   Я стоял на пронизывающем утреннем холодке, не в силах прийти в себя от внезапности столь насильственного отъезда. Затем, немного подумав, отнес вещи на станцию и сдал их в багажное отделение. Часа полтора-два, не меньше, я крутился в окрестностях гостиницы, но Амелии так и не встретил. В полдень я заглянул в таверну по дороге в Илкли, однако новая моя знакомая не появилась и там. С приближением вечера мне оставалось лишь вернуться на станцию и с последним поездом уехать в Лондон.

Глава III
В доме на Ричмонд-Хилл

1

   Неделю, следующую за преждевременным возвращением из Скиптона, я провел в деловой поездке в Ноттингем. И проявил такое усердие в работе, что с лихвой наверстал упущенное за предыдущие дни. К вечеру в субботу, к тому моменту, когда я перешагнул порог своей квартирки близ Риджентс-парка, прискорбное происшествие в Скиптоне почти изгладилось из моей памяти. Впрочем, нет, подобное утверждение было бы не вполне точным: невзирая на все последствия, встреча с Амелией представлялась мне очень примечательной. Вероятно, на новое свидание с ней не стоило и надеяться, но мне тем не менее хотелось бы перед ней извиниться.
   Только, право же, я мог бы и догадаться, что следующий шаг сделает именно она: в субботу, когда я вернулся к себе, меня поджидало письмо из Ричмонда. Письмо было напечатано на пишущей машине, и в нем меня извещали, что сэр Уильям заинтересовался приспособлением для езды на автомобиле, которое я демонстрировал, и выразил желание увидеться со мной. А посему меня приглашали на воскресенье 21 мая — в этот день сэр Уильям будет рад побеседовать со мной за послеобеденным чаем. Письмо было подписано: «А. Фицгиббон».
   Ниже официального послания Амелия добавила от руки:
   «Сэр Уильям обычно проводит большую часть дня у себя в лаборатории. Не хотите ли приехать немного пораньше, часа в два пополудни? Погода заметно улучшилась, и я думаю, что мы с вами могли бы покататься на велосипедах по Ричмонд-парку.
   Амелия.»
   Я не заставил себя долго просить. Честно говоря, уже через пять минут я написал, что принимаю приглашение, а через час опустил ответ в почтовый ящик. Послеобеденный чай — что может быть лучше!

2

   В назначенный день, сойдя с поезда на станции Ричмонд, я не спеша шагал по улицам городка. Лавки, как правило, были закрыты, но движение было оживленное — по большей части фаэтоны и ландо, в которых целыми семьями восседали лондонцы, выехавшие на воскресную прогулку, — а тротуары запружены пешеходами. Я шествовал рядом с ними, чувствуя себя подтянутым и элегантным в новом костюме, купленном накануне. Ради столь необычного случая я даже позволил себе сумасбродство — купил жесткую соломенную шляпу и, поддавшись легкомысленному настроению, лихо заломил ее набок. Единственное, что напоминало сейчас о моей повседневной жизни, был саквояж в руке, но я вытряхнул оттуда все содержимое, за исключением трех пар очков. Непривычная легкость саквояжа также подчеркивала особый характер предстоящего визита.
   Разумеется, я приехал слишком рано — ведь из дому я вышел сразу после завтрака. Я настолько боялся опоздать, что поневоле впал в ошибку, когда рассчитывал, сколько времени мне понадобится на дорогу. Я с удовольствием прогулялся пешком до вокзала Ватерлоо, путешествие на поезде заняло всего-навсего минут двадцать, и вот я у цели, а вокруг свежий воздух и тепло ласкового майского утра.
   В центре городка я миновал церковь как раз в ту минуту, когда закончилась служба и паства выбиралась из-под сводов на солнечный свет — джентльмены, бесстрастно спесивые в своих парадных сюртуках, и дамы, оживленные, в ярких платьях, с разноцветными зонтиками. Я отправился дальше, достиг Ричмондского моста и перешел Темзу, поглядывая вниз на лодки, плывущие на веслах меж лесистых берегов.
   Все это составляло резкий контраст с лондонской суетой и гарью; как ни привлекала меня жизнь в столице, а только нескончаемая людская толчея, грохот движения и нездоровая серая пелена промышленных дымов помимо воли давили на психику. Приятно было найти такое славное местечко, и совсем недалеко от Лондона, где сохранились красота и изящество — качества, которых, как мне частенько казалось, уже нет в природе.