Прокофьева Софья Леонидовна. Девочка по имени Глазастик

   Затем деликатно, на цыпочках, чтобы не потревожить волшебника Алешу, подошел к термосу, начал сжиматься, таять и, наконец превратившись в тонкую струйку дыма, исчез в узком горлышке.
   – В сказку? Наконец-то... О, как я счастлив! – затихая, донеслось из термоса.
   Волшебник Алеша плотно завинтил термос и поставил его на край стола. Шею закутал толстым вязаным шарфом. Совершенно неизвестно, какая погода ожидает его в сказке. Затем он принялся выдвигать один за другим ящики письменного стола.
   Волшебный мел! Он должен быть где-то тут. Наконец волшебник Алеша отыскал его в старой железной коробочке из-под чая.
   С трудом сдерживая волнение, волшебник Алеша нарисовал на дверце книжного шкафа большой ключ старинной формы, украшенный сложным узором.
   Главное – ничего не забыть! Так-так. Носовой платок. В сказку без носового платка? Ни в коем случае. Термос с джинном? Непременно. Коробок спичек? Обязательно. Ах да! Захватить еще шляпу сегодняшнего таинственного гостя. Надо при случае вернуть ее владельцу. Вдруг он повстречает его в сказке.
   Волшебник Алеша снял с гвоздя шляпу с павлиньим пером. Ему показалось, что иссиня-зеленый глаз на конце пера странно подмигнул ему.
   «Да, да, да! Вот еще что! Надо взять с собой волшебный мел», – сам себе напомнил волшебник Алеша. Он завернул мел в серебряную бумажку и сунул в карман.
   Ну, теперь, кажется, все. Кажется, ничего не забыл. Осталось только остановить волшебные часы.
   Волшебник Алеша подошел к часам, придержал рукой маятник. Теперь время для него остановилось. Теперь он вернется домой из сказки в тот самый миг, как остановился маятник.
   Чуть громким от волнения голосом волшебник Алеша проговорил заклинание:

 
Сказка, близко иль далеко,
Сказка, низко иль высоко,
Где ты прячешься теперь?
Открывайся в сказку дверь!
 

   Протяжно заскрипели дверцы старого книжного шкафа и медленно растворились.
   Волшебник Алеша невольно задержал в груди дыхание, зажмурился и шагнул прямо в книжный шкаф.
   Ему показалось, что воздух как будто уплотнился. Верхняя полка книжного шкафа, которую он недавно вставил, пришлась как раз на уровне груди. Волшебник Алеша почувствовал легкий толчок, словно полка прошла сквозь него.
   – Ты в сказку? И конечно, в ту самую! – вскричал кот Васька. – И я с тобой! Нет, я выцарапаю назад свою улыбку у этого ворюги, у этого нахала! Уж будьте спокойны!
   Кот Васька одним махом слетел с дивана. Волшебник Алеша даже не заметил, как он проскочил у него между ног.
   – Дядя Алеша, у вас дверь не заперта! – послышался запыхавшийся Катин голос.

   Катя весело вбежала в комнату. Она держала тарелку, на которой лежал большой кусок торта.
   – Мама сказала, чтобы я вас угостила! – закричала Катя. – Он вкусный-вкусный-превкусный! Это я сама пекла.
   Катя вбежала как раз в тот момент, когда волшебник Алеша проходил сквозь книжный шкаф. Она еще успела увидеть спину волшебника Алеши и перекинутый через плечо конец мохнатого полосатого шарфа.
   – Дядя Алеша, вы куда? – воскликнула Катя. – А торт попробовать? Хоть кусочек. А то я обижусь...
   И Катя просто влетела вслед за волшебником в распахнутый книжный шкаф.
   Но волшебник Алеша уже не слышал Катиного голоса. В лицо ему ударил стремительный, слепящий порыв ветра. Очки сползли ему на нос.
   Волшебник Алеша загородился локтем от острых снежинок, стараясь не уронить при этом термос да еще удержать шляпу с извивающимся на ветру пером...
   Ветер внезапно утих. Волшебник Алеша поправил очки и огляделся.
   Он стоял на площади сказочного города.
   Был вечер. Смеркалось. В узких окнах, приседая, пугливо мигали язычки свечей. Тихо позванивая, падали небывало крупные розы-снежинки.
   – ...Хоть кусочек! – крикнула Катя и налетела сзади на волшебника Алешу. Она ахнула и уронила тарелку с тортом.
   – Не могли предупредить, что тут зима, – проворчал кот Васька, прижимаясь к ноге волшебника Алеши.
   – П...постойте, друзья, вы-то как тут очутились? – заикаясь, спросил волшебник Алеша. – Вас только не хватало! Катя, ты зачем?..
   Но Катя, казалось, не слышала вопроса. Широко открытыми глазами она смотрела на незнакомый город, на островерхие крыши, с которых местами сполз снег, открыв отсыревшую темную черепицу.
   – Это... это у вас за шкафом? – еле слышно прошептала она.
   – Ну, успокойся, Катя, ничего, ничего. Ты только... Ну не надо... – сбивчиво проговорил волшебник Алеша, стараясь успокоить бледную и перепуганную девочку. – Это только вначале так необычно. Приглядишься – и ничего.
   – Нет, правда, где вы это прятали? – Катя тесно прижалась к волшебнику Алеше. – Ой, какие дома! А снежинки какие большие. Чудеса!
   – Совершенно верно, девочка, именно чудеса, – уже несколько спокойней сказал волшебник Алеша и смахнул с плеча Кати розу-снежинку с прозрачными лепестками. – Дело в том, что мы попали в сказку. Но нет никаких оснований для беспокойства и страхов. У меня с собой – волшебный мел. Сейчас я нарисую ключ на любой двери, и ты без промедления тут же окажешься у себя дома!
   Волшебник Алеша сунул руку в карман, нащупал твердый кусочек мела и огляделся.
   – Хм, да... – несколько растерянно протянул он. – Нарисовать ключ... Опасаюсь, что двери этих домов не совсем подходят. Вон как их замело, совсем занесло снегом. Боюсь, что на такой двери ключ не нарисуешь, только мел искрошится. Впрочем, в любой сказке столько подходящих дверей, не сосчитать!
   – Лично я пока домой не собираюсь, – проворчал в усы кот Васька. – Лично мне надо еще кое с кем повидаться и поговорить по душам. Не желаю я всяким проходимцам дарить свою улыбку!
   – И я хочу здесь еще немножко побыть, дядя Алеша, а дядя Алеша, можно? – жалобно попросила Катя.
   Волшебник Алеша достал из кармана кусок мела, завернутый в серебряную бумажку, вложил Кате в руку и сжал ее пальчики.
   – Хорошо, девочка. Но вот что... Волшебный мел все время должен быть у тебя. На всякий случай. Чтоб ты могла в любой момент... Тогда я буду спокоен.
   Ах, волшебник Алеша, волшебник Алеша! Ну как можно так уверенно, так легкомысленно говорить: «Я буду спокоен». Ведь мы не знаем, что с нами может случиться ровно через минуту, а тем более, тем более в сказке!

Глава четвертая
Король Краподин Первый. И главное: золотые поющие колокольчики

   Ступени, кружась вокруг каменного столба, уходили вниз, в темноту.
   Король осторожно, боясь оступиться, спускался по скользким ступеням. Снизу тянуло сыростью и гнилью. Мерно падали капли воды, как стеклянные, разбивались о каменные ступени, стекали в трещины, обведенные ржавым мхом.
   Откуда-то снизу из глубины появился слабый неровный свет – это был свет факела.
   Король услышал глухое тоскливое бормотанье.
   – О, великая тайна, не мучай меня, откройся! Покорись моей воле и искусству. Кажется, ты рядом – и вновь ускользаешь из рук. Я собрал воедино все самое черное, безнадежное, темное, что только есть в мире: угли дьявольского костра, перья ворона, совесть убийцы, черные зубы дракона. Все облил ядом гадюки. Три дня кипятил в медном котле... И все-таки это не то, не то...
   «Старый, выживший из ума Мираклюс, – с раздражением подумал король. – Если бы я мог, я немедля приказал бы слугам гнать тебя взашей. Но я вынужден ждать, слушать твой бред да еще спускаться в это проклятое подземелье. А здесь так промозгло и холодно, даже дверная ручка позеленела от сырости. Того и гляди, схватишь насморк. Только этого не хватало».
   Король поплотней запахнул тяжелый бархатный плащ.
   Двое неподвижных стражников, казалось, сторожили собственные тени. Тени, как живые, зашевелились за их плечами, когда в открывшуюся дверь влетел сквозняк и распластал по стене пламя факелов.
   Посреди подземелья на огромном столе в беспорядке стояли всевозможные колбы, реторты, мраморные ступки. Валялись пожелтевшие свитки, древние книги с медными застежками.
   В очаге пылали дрова. Пламя жарко лизало дно медного котла, подвешенного на цепях. Человечек крошечного роста, тщедушный и хрупкий, чуть приоткрыв крышку котла, сыпал туда черный порошок.
   Это был Мираклюс, магистр Мираклюс. Его ярко-голубые глаза казались фарфоровыми. У него был взгляд безумца или человека, одержимого одной-единственной мыслью.
   Мираклюс считал себя великим музыкантом. С трудолюбием муравья выучился игре на всевозможных инструментах. Долгие годы скитался по городам, скупая бесценные старинные скрипки и темные виолончели, в которых, казалось, поселились сумерки. Он жил как повелитель целого царства молчаливых и покорных слуг, готовых по его воле зазвучать и запеть.
   Но власть эта была призрачной. Музыка не хотела покориться ему. Скрипка под его смычком пронзительно взвизгивала, флейта пищала, а звук виолончели напоминал голос бранчливой рыночной торговки.
   «Нет, все равно я великий музыкант, – утешал себя Мираклюс. – Виноваты эти грубые, жалкие флейты и арфы. Я должен отыскать инструмент, достойный моего несравненного таланта. Тогда весь мир заговорит обо мне».
   По соседству, под самой крышей маленького дома, на чердаке, жила юная кружевница Миэль. Девушка частенько сидела возле узкого окна, подперев щеку кулачком, разглядывала летящие мимо снежинки. А потом плела кружева, легкие и мерцающие, как падающий снег.
   Однажды Мираклюс услышал звуки прекрасной незнакомой музыки. Чистая мелодия лилась, поднималась куда-то ввысь, улетала и вновь возвращалась. От нее веяло живым теплом, она рассказывала о скорой весне, о первых робких подснежниках, о любви.
   Мираклюс выбежал на улицу. Перед домом Миэль стоял высокий, немного сутулый юноша с черными волосами, густыми прядями падавшими на плечи.

   Он играл на скрипке, а кружевница Миэль сидела у окна и задумчиво слушала, по привычке подперев щеку маленьким кулачком.
   – Продай мне твою скрипку! – бросился к нему Мираклюс. – Я заплачу за нее вдесятеро больше, чем она стоит!
   Но музыкант только покачал головой.
   – У меня нет ничего, кроме этой скрипки. Я не продам ее.
   – Целый кошель золота. Никто не заплатит тебе больше. Ты еще пожалеешь, – упрашивал и угрожал Мираклюс.
   – Нет, нет, нет, – твердил свое юноша.
   «Я не ошибся. Весь секрет в скрипке, – решил Мираклюс. – Не может этот жалкий мальчишка играть так прекрасно, так вдохновенно. Ах хитрец, ах проныра! Теперь понятно, почему он не продал мне эту скрипку!»
   В тоске бродил Мираклюс по пустынным комнатам своего дома, не прикасаясь больше ни к одному инструменту, а пыль и паутина натягивали на них серые покрывала.
   Однажды на стук молочницы никто не открыл дверь. Мираклюс исчез. Ни один человек не знал, где он. Умер или ушел бродить по свету.
   На самом деле его пристанищем стало глубокое подземелье королевского дворца.
   Со страстью принялся он изучать черную магию, пытаясь раскрыть ее мрачные туманные тайны.
   «Я создам самый совершенный инструмент, которому нет подобных, – мечтал Мираклюс. – И тогда люди поймут: я величайший музыкант в мире. Все птицы беспечно поют и щебечут, но надо иметь золотое соловьиное горло».
   Король, с трудом скрывая досаду, слушал его бессвязные речи, не мешал ему жить в стране путаных грез и сновидений...
   Итак, король Краподин Первый, зябко кутаясь в плащ, переступил порог глубокого подземелья.
   – Ну, чем ты порадуешь нас сегодня, Мираклюс? – с трудом сдерживая нетерпение, спросил король.
   – Взгляните сюда, ваше величество! – Мираклюс чуть приподнял крышку медного котла. – Взгляните сюда!
   В котле кипела и бурлила черная как ночь маслянистая жидкость. На миг что-то золотое, разбрызгивая лучи, засветилось, поднявшись со дна котла. Но Мираклюс поспешно опустил крышку.

   – Улыбки, улыбки, моя единственная отрада, моя мечта! – Мираклюс с нежностью и дрожью прикоснулся к узорной крышке котла и тут же отдернул руку. – О, бесценные улыбки! Вы здесь! И хоть на короткий миг я могу видеть ваш ослепительный блеск.
   Да, да, друзья мои, приготовьтесь узнать нечто удивительное! Я понимаю, это слишком невероятно, и все-таки прошу вас мне поверить. Все было именно так.
   В тайных колдовских книгах разыскал Мираклюс проклятый секрет, как отбирать у людей их заветное сокровище – улыбку.
   И тогда король Краподин Первый послал по дорогам, тропинкам, городам и селеньям тайных сборщиков улыбок. Неслышно, как тени, входили они во все дома, во все хижины и лачуги. Они прислушивались, не звучит ли где тихий затаенный смех, приглядывались, не мелькнет ли у кого-нибудь на губах случайная улыбка. Равнодушные и безжалостные, они отнимали у всех жителей королевства улыбки и уходили, оставляя после себя мертвую тишину и отчаяние.
   Эти улыбки магистр Мираклюс превращал в золотые поющие колокольчики на дне своего дьявольского котла.
   Но золото это обладало одним поистине удивительным свойством. Стоило только упасть на золотой колокольчик случайному отблеску солнца, робкому лучу свечи, как колокольчик тут же вновь превращался в улыбку.
   Колокольчик таял в воздухе, слышался еле уловимый щекочущий смех, и улыбка вновь возвращалась к своему владельцу.
   Конечно, королевские сборщики улыбок без труда находили беглянку. По особому блеску глаз, по дрожанию губ они обнаруживали улыбку и снова отбирали ее.
   Но что толку! Вновь превращал улыбку в золотой колокольчик магистр Мираклюс. Однако капризное золото по-прежнему исчезало при первом луче света.
   «Если старик исполнит свое обещание, – стараясь унять дрожь, подумал король, – если и вправду колокольчики перестанут бояться света, тогда... О, только бы убить улыбки, убить это живое золото! Я тотчас же прикажу перелить все колокольчики в монеты, в полновесные золотые монеты. Я стану богат, несметно, неслыханно богат. Тогда прощай, жалкий фантазер Мираклюс, прощай, моя невеста, королева Ветреница...»
   – Если золото перестанет бояться света, – простонал где-то у ног короля магистр Мираклюс, – я сделаю из поющих колокольчиков чудесный музыкальный инструмент. Ведь у каждого колокольчика свой дивный неповторимый голос. А когда они зазвучат все вместе – это будет поистине золотая музыка. Тогда слава, как служанка, покорно и униженно сама постучит в мою дверь!
   Так оба этих человека, глядя на пылающие угли в очаге, мечтали каждый о своем.
   – Что ж, пора! – решительно сказал король. – Туши свечи, Мираклюс. Я забираю колокольчики, уношу их. Ты слышал, старик? Задуй свечи!
   – Какая печаль!.. – Мираклюс заломил худые узловатые руки. – Как тяжко с ними расставаться! Когда я увижу их снова? Когда?
   – Это зависит от тебя, только от тебя, – вкрадчиво проговорил король.
   – О, ваше величество! – Глаза Мираклюса ярко блеснули. – Случайно, в одной древней забытой книге я прочел таинственные слова: «Кромешный мрак убивает свет». Эти слова пронзили меня, как клинок. Они живут во мне. «Мрак убивает свет, мрак убивает свет...» – будто кто-то день и ночь шепчет мне на ухо. И вот, не зная ни сна, ни отдыха, я ищу секрет эликсира мрака. Я собрал воедино все темное, черное, беззвездное. Порой мне кажется, я уже близок к заветной тайне. Но нет! Эликсиру еще не хватает колдовской силы, чтоб убить золотые улыбки. Мертвые, они уже не будут бояться света. Клянусь, скоро мой эликсир соберет весь мрак и ужас вселенной! И тогда...
   – Довольно болтовни, я уже слышал это, – нетерпеливо прервал его король. – Я приказываю: туши свечи!
   Мираклюс плеснул водой на раскаленные угли в очаге. Угли зашипели, вспыхивая и шевелясь, как живые. Мираклюс одну за другой потушил все свечи. Звякнула медная крышка котла.
   В темноте послышался прерывающийся голос Мираклюса:
   – Вот они, людские улыбки – лукавые, шаловливые, нежные! Пусть эти люди никогда не смогут улыбнуться, но наступит час – и они услышат музыку, очищающую душу. А!.. Вот он у меня в руках маленький колокольчик, маленький колокольчик – это улыбка ребенка! Вы только послушайте, как он звенит! Впитайте в себя его звон.
   Подземелье наполнил негромкий ясный звон, свежий и прозрачный.
   – А-а! – пронзительно закричал Мираклюс. – Теперь послушайте этот! О мой чудесный колокольчик! Это – улыбка матери!
   Под нависшими сводами поплыл ласковый, убаюкивающий звон, глубокий и нежный.
   – Дай мне их! Ну дай же мне их скорее! – протягивая руки в темноту, проговорил король. – Вот они! Какие они тяжелые! Тяжеленькие, и как их много...
   Король с жадностью схватил золотые колокольчики. Он пересчитывал их в темноте, сбивался со счета, начинал сначала.
   – Вот последний колокольчик, – с печалью и страданием проговорил Мираклюс. – Как больно, как тяжко мне расставаться с ними. Неужели вы, как всегда, унесете их, не оставите мне ни одного?
   – Еще бы! Конечно унесу, – проворчал король. Он заботливо завернул колокольчики в свой черный бархатный плащ. – Конечно унесу и спрячу в надежное местечко. Никто не знает, где я храню бесценные колокольчики. Это тайна, великая тайна. Впрочем... Даже если бы кто и узнал, где они спрятаны, все равно туда не доберется самый ловкий вор, самый искусный взломщик. Это не в человеческих силах, потому что... Но тс-с! Довольно об этом.
   – Да, да, спрячьте их понадежней, ваше величество, – замирающим голосом проговорил Мираклюс. – Это хорошо и разумно. Да, да, схороните их понадежней, заприте. Спрячьте их до поры до времени, мои колокольчики.
   – Ну, скорее, зажги свечи. – Король лязгнул зубами от холода. – Какая здесь, однако, болотная сырость. Я совсем окоченел. Ах, я, кажется, сейчас чихну. Терпеть не могу чихать в темноте. Нет, не иначе как я схватил насморк!
   Король отчаянно боялся простуды, и насморк казался ему величайшим несчастьем.
   Магистр Мираклюс, тихо вздыхая про себя, зажег свечи в высоких подсвечниках. Язычки огня, распрямляясь, осветили сырые низкие своды.
   Король направился к двери, ведущей из подземелья, и вдруг чуть не упал, споткнувшись о груду черных камней, небрежно сваленных у порога.
   – Я мог упасть и рассыпать колокольчики, – в ярости прошипел король. – Что это за мерзкие камни?
   – Это? – Мираклюс на мгновение смущенно замялся. – Не удивляйтесь, ваше величество. Все улыбки бедняков, мечтателей, художников, веселых бродяжек давно отобраны. Теперь сборщики улыбок приносят мне улыбки придворных, доносчиков и льстецов. Вернее, ухмылки, по-другому их не назовешь – такие они алчные, злобные, завистливые. Я читаю колдовское заклинание. Но не в золотые колокольчики превращаются они, а в уродливые камни.
   – На что мне эти черные камни? Выброси их, вышвырни. Мне нужно золото, много золота! – Тут король повернулся к Мираклюсу и настороженно поглядел на него. Подозрительно прищурился. – Постой, постой, а моя улыбка? Скажи мне, маленький Мираклюс, во что превратилась моя добрая, обаятельная улыбка? В золотой колокольчик, в алмазный? Говори же!
   Магистр Мираклюс с виноватым видом отвел глаза.
   – Увы! – в замешательстве проговорил он и протянул королю на дрогнувшей ладони невзрачный камушек жгуче-черного цвета. – Вот ваша улыбка...
   Король оттолкнул руку Мираклюса.
   – Лжешь, старик, я не верю тебе! Не верю ни одному твоему слову. А эликсир мрака? – Король недобрым взглядом впился в лицо Мираклюса. – Может, ты и тут хитришь, морочишь меня, нарочно тянешь время? Смотри, со мной шутки плохи. Даю тебе три дня сроку, не более. Если через три дня эликсир не будет готов... Запомни, Мираклюс, из бездельников получаются отличные висельники!
   Король так резко захлопнул за собой дверь, что порыв ветра сорвал с фитилей языки пламени и погрузил в беспросветную тьму подземелье и магистра Мираклюса...
   Король поднимался по крутым ступеням, торопясь оставить внизу сырость и темноту.
   Чем выше он поднимался, тем громче становился голос ветра.
   Там, снаружи, словно все ветры мира свились в кольцо вокруг королевского дворца.
   Они пересвистывались, завывали на разные голоса. Косо летели голубые снежинки. Прогремел лист железа, сорванный с какой-то крыши.
   «Это она, моя невеста, королева Ветреница. Она летит, она уже близко...» – зябко передернув плечами, подумал король.
   На верхней площадке лестницы короля поджидали придворные и его любимец барон Нибумбум.
   – Какая прелестная погода, ваше величество! – воскликнул барон Нибумбум. – Не понимаю только, почему сегодня все петухи в королевстве передрались и так громко хлопают крыльями?
   Барон Нибумбум считался первым глупцом в королевстве. Он смотрел на всех наивными доверчивыми глазами и вечно молол всякую чепуху. Но король подозревал, что он из хитрости прикидывается таким дуралеем, и потому не слишком доверял ему.
   – Ее величество королева Ветреница ожидают вас, – с поклоном сказал барон Нибумбум.
   Страна королевы Ветреницы находилась как раз по соседству с владениями короля Краподина Первого.
   Население этой страны было на редкость шумным, беспокойным и непоседливым. Впрочем, и неудивительно – ведь там жили ветры.
   Когда королева решала навестить своего жениха, она приказывала отпереть тяжелые чугунные ворота. И тогда вслед за своей повелительницей в распахнутые ворота со свистом вырывались ее прозрачные слуги: ветры, вихри и сквозняки.
   Стоило королеве появиться во дворце Краподина Первого, как все двери начинали хлопать, занавески взлетать к потолку.
   Мелкие ветерки, пажи королевы, лукавые и любопытные, проникали во все щели и замочные скважины, заглядывали в кастрюли на кухне, гремели крышками, шалили с оборками и прическами придворных дам. Борзые и гончие королевы, прозрачные, чуть видимые, с лаем носились по лестницам. Дуло и сквозило из всех углов. На разные голоса завывали каминные трубы, будто в каждой поселилось больное привидение.
   «Нет, королева Ветреница вовсе не в моем вкусе, – думал Краподин Первый, переходя из зала в зал, а невидимые придворные королевы со свистом сгибались в поклонах. – Она вся сквозная, порывистая. Эти ускользающие глаза и быстрые пальчики... Бр-р!.. А характер? Непостоянный, капризный. Как говорится, ветер в голове! В любой момент может сдуть меня с трона. К тому же каждый день что-нибудь новенькое. Сегодня у нее северное настроение, завтра – южное. „Ах, как мне холодно! Согрейте меня!“ И южные ветры согревают ее, кутают в меха прозрачных соболей и лис. „Ах, мне жарко! Остудите меня!“ И северные ветры пудрят ее ледяной пылью. А мне каково? Непременно чихну или в ухе стрельнет. Нет, мне нужна совсем другая жена: милая и нежная. Теплая и послушная. И главное – каждый день одинаковая. Барон Нибумбум недавно рассказывал мне что-то о красавице с золотыми волосами. Я люблю все золотое... Однако пока королева Ветреница мне необходима. Я должен ждать, ждать до тех пор... Но тс-с! Об этом даже думать опасно. Проклятый сквозняк так и свистит в ушах. Наверное, он хочет подслушать мои мысли».
   Король на мгновение остановился. Взглядом выделил из толпы придворных человека с холодными острыми глазами и мягкими вкрадчивыми движениями. Тускло-серый бархатный плащ, вышитый узором из блестящих снежинок, падал до земли. В руке он держал шляпу с длинным павлиньим пером.
   Это был Главный Сборщик Улыбок, самый опасный и влиятельный человек при дворе.
   – Ну что, ты выполнил мое поручение? – резко и нетерпеливо повернулся к нему король. – Достал ключи от всех сказок, как я тебе приказал?
   – К сожалению... – Главный Сборщик Улыбок с огорченным видом развел руками, склонился в поклоне. – Этот волшебник, к которому я проник, оказался на редкость глуп и упрям. Бестолков и совершенно лишен здравого смысла. Я предложил ему кошель золота за кусочек мела, но он отказался. Непостижимо! Я давно заметил: эти волшебники такой странный народец.
   – Проклятье! – У короля от злости потемнело лицо. – Тем более я должен беречь... – Он с жадностью прижал к себе завернутые в край плаща колокольчики. Один из колокольчиков слабо прозвенел, безнадежно и печально. – Обо всем этом после, после, сейчас я тороплюсь. Моя невеста, королева Ветреница, уже прибыла и ожидает меня.
   Прошло совсем немного времени, и от придворного к придворному полетел еле слышный тревожный шепоток:
   – Человек-ключ... Человек-ключ... Дверь-загадка... Король приказал... Человек-ключ...
   Этих коротких слов было достаточно, чтобы на дворец опустилась гнетущая тишина. Дворец словно вымер. Слуги, бледнея, разбежались, придворные попрятались.
   В конце пустой зеркальной галереи появились четыре стражника. Они вели стройного худощавого юношу со спутанными белокурыми волосами. Он шел медленно, неуверенно ступая, закрыв бледное лицо руками, как будто дневной свет жег ему глаза.
   Угрюмые и молчаливые стражники остановились перед тяжелой дверью из гладкого темного дуба, по углам окованной медью. Странная это была дверь: без замочной скважины и дверной ручки.
   Торопливо вошел король. Левой рукой он прижал к себе нечто бережно укутанное бархатным плащом. Пальцы правой руки скрючились и дрожали. Вдруг на его ладони что-то засверкало, остро, льдисто, рассыпая бриллиантовые лучи.
   – О мои руки, такие нежные и зябкие! – простонал король. – Какой холод, я не выдержу... Я отморожу пальцы!

   Король нетерпеливыми быстрыми шагами подошел к юноше. Стражники отступили в сторону. Темные и безгласные, они скрылись за колоннами.
   – Трот, замочных дел мастер! Помнишь ли ты свою невесту? – в глубокой тишине негромко, но внятно спросил король.
   И вдруг словно слабый луч солнца прошел по изможденному лицу юноши, лишенному всех красок жизни.
   Его губы дрогнули, и он улыбнулся. Улыбнулся туманной улыбкой утраченного счастья.
   И в тот же миг, в тот же самый миг, словно отвечая его улыбке, дверь-загадка медленно, с таинственным скрипом отворилась сама собой.
   Король поспешно шагнул через порог, и тяжелая дверь с грохотом тотчас захлопнулась за ним.