Страница:
пришел. Но сразу к сестрам не проследовал. Пригласил на вальс Верку
Кишечникову. Один раз, второй... У Верки фамилия не дай Бог, зато девка
писаная. Не чета нашим сестрам. Нинка с Валькой как на подбор -
невысоконькие, мордашки кругленькие, конопатенькие. Никто их в тот вечер не
приглашал. Сестры виду не подавали, будто задевает их обидное
обстоятельство, болтали, сидя на своем насесте, хихикали, обсуждали
Кишечникову, вырядившуюся в малиновую кофту. "Дураки красное любят".
Когда патефон заиграл "Утомленное солнце", Валера вдруг через всю
танцплощадку, мимо Кишечниковой, пошел в сторону сестер. "Меня?" -
затрепыхалось сердечко у Вальки. "Меня?" - аналогичные изменения произошли
под ребрами у сестры. Трепыхания в десятки раз усилились у Нинки, когда
Валера пригласил ее.
- Сейчас, - засветилась девушка всеми конопушками и высвободила ноги из
решетки.
Но, спеша на танец, чересчур резко выдернула их. Конечно, можно понять
девушку - такое счастье подвалило.
А оно как подвалило, так и отвалило...
Освободившись от решетки, Нинка потеряла равновесие и, задрав в лицо
кавалеру ноги, продемонстрировав молочную белизну подъюбочных телес,
бесхитростное бельишко, сделала сальто-мортале в сторону описанной выше и
находящейся ниже красоты. Первое, что попалось на пути - заросли крапивы.
Они сдержали кувыркающийся полет. А так бы промерить Нинке боками все крутые
двадцать с гаком метров. Проделав в зарослях просеку шагов в десять, ошпарив
злой крапивой ноги до самого основания и физиономию до последней конопушки,
Нинка завершила кувыркания.
Танцплощадка громовым хохотом проводила акробатический переворот через
голову под откос.
Сгорая от стыда и крапивы, Нинка побежала домой.
На танцы в то лето не ходила. И Валеру больше никогда не видела...
- Ты за него должна голосовать, - сказала сестра Валентина, - раз тогда
опозорила.
- Я за Фетисова склонялась. Он уголь в больницу и церковь прислал.
- Че он из своего кармана выложил? Ему как директору глиноземного
комбината уголь раз плюнуть.
- А-а-а!
- Нет, я за Валеру буду, - сказала Валентина. - Может, про наш Богом
забытый угол вспомнит.
- А я еще подумаю, - поднялась с табуретки Нина Егоровна.
- Индюк тоже думал, да в суп попал.
- Какой из нас, старперов, суп... - сказала Нина Егоровна. - Главное
теперь - дожить до смерти.
- Вот и выбирай правильно, чтобы дожить.
На крыльце своего дома Нина Егоровна вдруг вновь вспомнила тот полет с
танцплощадки за борт. Как боялась после этого столкнуться с Валерой и как
хотела, чтобы нашел ее и еще раз пригласил на танцы... Но увы...
- Не буду шмутье твое драное стирать! Хватит! - кричала Клавдия. -
Жадишься денег давать!
- Нету, - бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.
- И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!
- Твоей фигуре вредно много есть, плывет.
- Как лапать, так пойдет! А тут сразу не топмоделистая! Че тогда
квартирантом на полкровати пристроился?..
- Нету денег.
- Не надо было клад сдавать?! - плюнула солью в старую рану Клавдия. -
И вообще - побаловались и буде, сделай тете ручкой!
- Не возьму тебя в Швейцарию! - обиженно бросил с порога Витя.
- Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!
Витя подхватил узелок с бельем и поднялся к себе, двумя этажами выше.
Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии "на полкровати". И
вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.
Жил Витя берложно. Однокомнатная квартира была обставлена односпальной
кроватью. Выпущенная ширпотребовским конвейером лет тридцать назад, она
давно обезножела, горизонт спальной поверхности держали куски шпал.
- Паровозы не снятся? - вышучивала кровать Клавдия.
- Проводницы и стрелочницы, - отвечал Витя. - Вот с такими стрелками.
Проблему постельного белья Витя решал с завидной изобретательностью.
Чистая простыня складывалась вдвое. Сначала эксплуатировалась одна половина
конструкции, через пару недель - вторая. Затем простыня перегибалась на
другую сторону, что обеспечивало еще две смены. С наволочкой такой номер
экономии не проходил, посему Витя спал на плюшевой подушке.
Из мебели имелись также гвозди по стенам, исполняющие функции платяного
шкафа.
Окна украшали музейных времен занавески с ретро-выбивкой 60-х годов.
Вместо ковра над транссибирской кроватью был прибит флаг. Но не
персидский, то бишь - иранский, а швейцарский. Красное полотно с белым
крестом.
Вернувшись от Клавдии, Витя лег на железнодорожное ложе. "Зря ей про
клад болтанул", - подумал с закрытыми глазами.
Клад был печальной промашкой давних лет. Витя нашел его на кладбище
мамонтов. Как эти вагоны с хоботом в доисторически древнем году оказались на
кладбище, Витя не знает. Может, стадо ловило дремотный кайф после водопоя.
Стояло на высоком, с которого сдувало комаров, берегу, а тут ледник снегом
на голову. Не успели толстокожие сообразить, что в природе катаклизм, как
перешли в свежемороженую фазу. И мех не спас.
А может, кладбище возникло по другой причине - первобытная скотобойня
на данном участке располагалась? Местные, не менее чем мамонты ископаемые,
люди с дрекольем, камнями и шестоперами заманивали пропитание с бивнями в
ловушки - оврагов кругом немерено, - ломая ноги, срывались простодырные
травоеды с кручи вниз, а там уже плотоядно раскочегаривали костер двуногие
мясоеды. И вскоре обглоданные кости весело разлетались от первобытной
трапезы в разные стороны, создавая это без памятников кладбище. На коем Витя
наткнулся на клад, хотя искал вместе с классом доисторический скелетный
материал.
Весной, когда бивни и другие останки вешние воды вымывают на обозрение,
школьники пошли пополнять свой музей. Поисковый день у Вити складывался из
рук вон. Всего одну кость обнаружил, и та из более позднего периода
захоронения - собачья. Уже под вечер спустился в овраг и глядь - торчит
экспонат. Не собачьего происхождения, без экспертизы видно, от мамонта. Витя
хвать-похвать, а кость не вытаскивается из доисторического кладбища в музей.
Заметался юный археолог, чем бы подковырнуть находку? Туда-сюда дергается, а
под ногами поисков пенек березовый путается. Пнул с досады, чтоб не мешался.
На что пенек зазвенел от обиды.
- Ах, ты, пень-забубень! - рассердился Витя и еще раз пыром приголубил
помеху на тропе археолога.
Пень вылетел из земли, сея на лету ложки, вилки, деньги, кольца, кулоны
и цепочки.
- Ничего себе пенек! - раскрыл рот Витя, разглядывая березовый туес и
его содержимое.
А потом заорал на все кладбище, наверно, так мамонты ревели, когда
летели вниз бивнями в ловушку:
- Клад! Клад!!
Класс, конечно, сбежался на чужое добро...
- Я клад нашел! - примчался домой Витька.
- Где он? - мелко завибрировал отец.
- Отдал! - сиял Витька.
- Кому? - крупно завибрировал отец.
- Учительнице, она сдаст куда надо!
Отец заходил ходуном.
- Пенек! - закричал он. - Зачем орал на всю округу?! Зачем?! Сунь клад
в рюкзак, и концы в воду!
- Это достояние государства! - возмущался дремучести родителя
комсомолец Витя.
- Государство его закапывало? Ты кошелек на улице обронил - тоже
достояние государства?
- Мне по закону полагается 25 процентов.
- Всыпать тебе полагается 225 процентов по заднице! - хватался за
ремень отец.
Ременных процентов Витя не получил, мать отстояла. Как, впрочем, и
законных. Клад, согласно полученным из Москвы бумагам, в разряде лома пошел
на переплавку.
- Золотые цепи, кресты, "десятки", "пятерки", броши, кулоны в
переплавку! - снова крупно вибрировал отец. - Пенек! Ой, пенек! Наделают из
них разъемов и проволоки!
Отец и через десять лет не успокоился.
- Пенек стоеросовый! - обзывался время от времени. - На миллион человек
одному-разъединственному в 100 лет такая жар-птица!.. А ты? Пять килограммов
золота и серебра своими руками в прорву! Ой! пенек!
- Куда бы я их дел?
- Я бы реализовал! А деньги на книжку! Они бы уже страшными процентами
обросли!
- Ты и так засолил их навалом!
- Не твоего, пенек, ума дело!
Отца всю жизнь разрывали две огненные страсти. Деньги и водка. Страсть
как любил пополнять вклады на сберкнижке и был чересчур склонен к питию.
Взаимно-уничтожающие чувства. Первое трупом ложилось на пути второго в
водочный магазин. Если на свои покупал. И в то же время на дармовой выпивон
никаких шлагбаумов. Тут и возникала заковыка - стоило отцу помазать губы,
как душа щедро начинала выворачивать карманы, деньги радостными голубями
летели в водочный отдел... На следующий день не так с похмелья страдал, как
жаба давила - столько угрохал. До сберкассы не донес.
Трезвый тащил туда все что можно. К 1991 году имел вклады в объеме
трехкомнатной квартиры. Когда ее коровьим языком слизала либерализация цен,
чуть инфаркт не шандарахнул старика.
- Ой, пенек! - истязал себя. - Ой, пенек!
Отвлекла от инфаркта вторая страсть. Попил водки, снял стресс, а
вскорости начал играть в "Русский дом Селенга". Закладывал туда всю пенсию и
что с сада-огорода выручал. Гараж продал. Жил по-вегетариански: без мяса, с
черно-белым телевизором.
- Нет, не пеньки мы, - во множественном числе навеличивал себя, ведя
подсчеты бешено накручивающихся процентов, - все вернем! Эх, Витек, зачем ты
клад в рюкзак не сунул. Сейчас бы на нем такие деньги наварили. Золотые
цепочки метровых размеров, платиновый перстень в форме кошачьей головы,
кольцо с изумрудом...
Отец знал наизусть весь перечень клада
От удара с крахом "Селенги" и водка не помогла.
"Я пойду другим путем", - хороня отца, решил Витя.
...А сейчас, лежа на транссибирской кровати, с удовлетворением думал:
"Верным путем иду".
Зазвонил телефон.
- Выезжаю, - коротко бросил в трубку Витя. Надел джинсовый костюм, взял
самый приличный во всей квартире предмет - кожаный дипломат...
Не подумайте, что "другой путь" у Вити - это антисанитарная дорожка
деклассированного элемента. Витя располагал актуальным рукомеслом. Вскрывал
сейфы. Как консервы. И не воровским, среди ночи с пистолетом за пазухой,
способом, а официально - по вызову в бессилии плачущих перед ящиком с
деньгами хозяев. Когда близок рублик, а не достанешь.
При всеобщей банкотизации страны сейфов на душу народонаселения стало
больше, чем денег у большей части народа, которой сколько кредит в очной
ставке с дебитом не своди - сальдо карман не тянет. А у кого "тянет", те
норовят его в сейфы упрятать от посторонних глаз и карманов. Но раз в год и
палка - гранатомет. То есть ляжка размечталась, чтобы ее деньги жгли, а в
закрома их хранения доступа нет. И хоть ты мозоль на языке набей: "Сим-сим,
открой!" - Сима бессильна. Надо за Витей бежать. А он такой мастер, что
дунет, плюнет, перекрестит заартачившийся замок и... берите ваши сбережения,
отслюните специалисту...
Не всегда в деньгах запертое под заевшим замком счастье заключалось.
Был случай. Новый год на носу. Совсем на кончике, а Витю от телевизора
срывают. Господин с толстой мошной из Европы шампанское привез. И не
простое, что на рупь ведро, а из королевских погребов. Легче иной автомобиль
купить, чем бутылку такого алкоголя. В гараже его держать не будешь. В сейф
поставил. В Новый год захотелось выдрючиться. Назвал гостей, закуски
накупил. Побежал к сейфу, дескать, не бормотье в честь праздничка под елкой
употреблять будем! Готовьте бокалы под эксклюзив.
Гости всегда давай. А близок сосуд, да не нальешь. Хоть автогеном сейф
режь. Взбрыкнул тот по причине, что вместо буфета используют, и обрезал
хозяину кайф. Гости подначивают: "Нагнал про супершампань!"
И стрелки на часах блохами скачут на встречу друг с другом в высшей
точке. Срам, позор и стыдоба.
Хозяин за Витей послал.
Шепчет мастеру по прибытию: "Откроешь до двенадцати - хорошие бабки
получишь и напою". За две минуты до курантов Витя обеспечил доступ к
королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных богов удостоен не был,
зато 200 долларов отхватил.
Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.
В тот раз, когда вызвали после размолвки с Клавдией, тоже не из-за
денег сыр-бор вокруг замка с секретом разгорелся. Босс водочной фирмы в
Нью-Йорк собрался, билет на берега Гудзона в сейф засунул. Из расчета:
подальше от ревнивой жены положишь - ближе возьмешь. Эта истеричка может и
порвать, если узнает, что с переводчицей летит.
Целее целого лежит билет в сейфе, и хоть вместе с ящиком тащи его в
аэропорт, чтобы на рентгеновский просвет зарегистрировали. Иначе никак.
Бьется путешественник с замком, матершинными выражениями на нет исходит, а
проездной документ с каждой минутой все ближе к ценности фантика от
съеденных конфет приближается. Можно выкинуть, а можно в семейный архив
сдать.
Витя на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся
с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.
100 долларов за оперативность отхватил.
Сунул их в тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к
Клавдии с узелком белья.
- Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.
- А в Швейцарию возьмешь? - сунула доллар в карман фартука Клавдия.
- Конечно! - с готовностью сказал Витя. - Цюрих, Берн, Женевское озеро.
Кстати, о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов.
И не пустопорожними грезами с флагом над кроватью. Без инвестиций в виде
манны небесной видел себя Витя на улочках Цюриха. Без розовых слюней изучал
карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу. Расширяя
его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой, как блин, нос кривой
картошкой, физиономией, имел счет в Швейцарском банке. И жесткий план -
увеличивать сумму вклада на семь тысяч долларов в год. План героически
выполнялся.
- Почему Швейцария? - спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.
- Чем я хуже Ленина?
- Тогда я не хужее Крупской! - хохотнув, провела историческую аналогию
Клавдия.
- А то! - поддакнул Витя. - Конечно, не хужее!
Сам подумал: "Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии
не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?.."
"Завязывать надо с куревом, - думал Петя Кобылкин. - И не бантиком, а
бабским узлом".
Смолить Петя начал тридцать лет назад. С бычков. Не так курить в ту
пору хотелось, как себя показать. Лучшие в селе бычки - бычары - были у
директора школы Николая Ивановича, или - Коли-Вани. Жил Коля-Ваня в
километре от школы, на этом пути выкуривал три беломорины. И как выкуривал -
до половины. Для него главным в процессе было не наглотаться дыма до одури,
а остановиться, не спеша достать пачку, щелчком выбить папиросу, чиркнуть
спичкой и сделать первую, самую сладкую затяжку, дальше курил на ходу, в
безвкусном автоматическом режиме.
Бычки после этого получались знатные, на дороге такие не залеживались.
За ними шла напряженная охота. Курцы в пионерских галстуках, крадучись от
палисадника к палисаднику, сопровождали директора. Вот "бычара" брошен,
Коля-Ваня неторопливо идет дальше. Охотники замирают перед броском. Нельзя
допустить фальстарта и выдать себя, тем более - нельзя задержаться с рывком.
Наконец, стая срывается с места, счастливчик хватает добычу, а
несчастливчики снова крадутся за Колей-Ваней - он опять достал из кармана
пачку.
В шестом классе на охоту вышел Петя. И не было дня, чтобы не докурил
раз несколько за Колей-Ваней. У Пети в стартовый момент что-то взрывалось в
пятках, ураганная сила швыряла к финишному бычку, и бесполезно было
угнаться.
- Петьке легче ноги выдернуть, чем обогнать, - ворчали нерасторопные
конкуренты.
- Ноги выдернуть, а спички вставить!
- Курить - здоровью вредить, - выпускал победный дым Петя.
Однако через два года взрывы вдруг бесследно исчезли. Напрочь. Петя
вынужден был от Коли-Ваниных деликатесов перейти на обычный
бычково-подножный корм.
"С такими ногами, кабы не курил, - сокрушался позже, - до олимпийского
чемпиона мог добежать".
С тех пор осталась в Пете дурная привычка насмерть выкуривать сигарету,
чтоб ни одна табачинка не пропала. Уже фильтр огнем занимается, он все
дымососит. И еще была неистребимая особенность - курить в ожидании автобуса.
Не успеет подойти к остановке - рука прыг в карман за сигаретой. Пока голова
спохватится - дым уже из ноздрей валит. Сколько сигарет перепортил! Только
затянется - автобус. А забычковать на потом, так низко Петя не мог
опуститься.
В тот памятный день произошел аналогичный случай - не успел раскурить
сигарету, автобус припыхтел. -мое и ваше! Петя начал затягиваться с
частотой пулемета. Последний раз курнул, уже запрыгнув на нижнюю ступеньку
отходящего транспорта. Затянулся, бросил за борт бычок, лязг закрывающейся
двери совпал с матерным криком.
Было от чего матюгнуться. К уходящему с Петей автобусу подбежал парень
в меховой кепке. Пытаясь ухватиться за поручень, он нетерпеливо раззявил
рот, поторопить Петю: "Ну, ты! давай быстрее!" Не успело понукание вылететь
из широко разинутого рта, в него, как в урну, упал бычок. Горящий.
- -е-е! - зарычал парень вослед уходящему автобусу.
"Вот елки!" - не очень расстроился Петя и плюхнулся на заднее сиденье.
А парень, отплевываясь, побежал за автобусом.
Петя дремал, когда на следующей остановке влетел обожженный окурком.
- Ты! - схватил он Петю за грудки. - Козел старый!
И вышвырнул Петю из автобуса.
Петя упал на пышную даму.
- Наквасился с утра! На сладкое потянуло! - сбросила с себя инородное
тело женщина.
- Сам он козел! - обиженно крикнул Петя.
Вдруг в его пятках произошел давно забытый взрыв, и Петя вихрем полетел
за автобусом с мстительной мыслью: "Ну, держись, гад!"
Секунды не хватило до "держись". Двери захлопнулись перед Петиным
носом.
"Надо бросать курить!" - подумал в хвост автобусу.
В пятках опять взорвалось. На этом перегоне дорога делала здоровенную
петлю, метров в четыреста. Направленным взрывом Петю бросило напрямки.
Промчавшись по линии птичьего полета, он ураганом ворвался в автобус на
остановке. Обидчик в меховой кепке сидел на его месте. Петя схватил наглеца
в охапку и выкинул за борт.
- Это тебе за козла! - крикнул вослед летящему.
- Господи, что творится на белом свете?! - запричитала бабуля в
клетчатом платке. - Людей из-за местов выбрасывают под колеса!
"Нечего было ему хлеборезку разевать и козлом обзываться", - подумал в
ответ Петя.
Задняя площадка начала пустеть, все запротискивались от Пети вперед.
Вдруг ему еще места понадобятся?
- Эт че, скоро пассажиров из-за местов резать начнут? - громко
поинтересовалась бабуля.
- Билет-то будете брать? - спросила кондукторша.
- Сколько раз брать?! - гневно ответил Петя.
- Ты че, милая, - обратилась к кондукторше бабуля, - захотела под
колесом побывать?
Петя отвернулся к окну и возмутился увиденным:
- Че это на Карла Маркса повернули?
- Во! - обрадовано сказала бабулька. - Человека выбросил! Теперь
автобус погонит в свою малину!
- Всю жизнь "семерка" на вокзал ходит! - с вызовом ответила
кондукторша.
- Как "семерка"?! - подскочил Петя. - Я ведь на шестьдесят третьем... А
кого тогда?..
- Сейчас остальных будет в окна разбрасывать! - объявила бабуля. -
Надевай парашюты!
"Завязывать надо с куревом! - выскочил Петя на следующей остановке. -
Бабским узлом завязывать, а то ведь оторвут голову ни за понюх табаку...
...А и за понюх оторвать могут..."
Из Елены Ефимовны Шендерей энергия с сосункового детства хлестала -
близко не подходи. В молодости, порядком затянувшейся, всю дорогу атаманила
в комсомоле на разных должностях. С упразднением руководящей роли КПСС и ее
подрастающей смены - прибилась к демократам, да не прорвалась в верхушку
пламенного проекта. На подступах тормознули. Желающих рулить набежало до
фига и больше. Не вписавшись в поворот истории, на обочину носом в кювет не
вылетела. Далеко не нищую должностишку в службе занятости устроила. Но
неугомонная душа требовала духовного накала.
Мучаясь в безыдеологическом пространстве, Елена Ефимовна повстречала
Тоньку Початкову, коллегу по комсомольской юности, та уже полгода
окормлялась от духовных сокровищ Учителя.
- У него третий глаз не передать какой! - гордилась своим эзотерическим
наставником Тонька, - на фотографию моего брата шесть секунд посмотрел и
сразу определил: "У него что-то в голове!" Кроме дурости, говорю, ничего там
сроду не наблюдается. "Нет, - стоит на своем, - что-то есть постороннее.
Аура из двух частей сшита". Какая, объясняю, аура? Лет пять пьет, как
собака, недавно закодировался. "Все правильно, - говорит, - от кодировки шов
и образовался". Представляешь, с фотографии неисправность зафиксировал!
Елена Ефимовна смерть как захотела также насквозь прошивать
внутренности окружающих третьим глазом: какие органы подгнивают, а какие без
лечения сойдут.
- Что там людей! Он язык животных понимает, - восторженно тараторила
Початкова. - "Твоя кошка, - говорит, - на тебя жалуется, к котам на улицу не
пускаешь". Ага, пусти ее - котят замучаешься топить.
Елене Ефимовне тоже загорелась на уровне мыслей понимать своего пуделя
Бонда. И вообще, надоело до чертиков сбоку припеку небо коптить, когда всю
дорогу ждешь: будет - не будет милость от природы. Прилетит манна небесная
или опять мимо кассы. По всем учебникам ты - царь природы, вершина творения.
А какие-то безмозглые микробы запросто у этой вершины понос могут вызвать
или другую головную боль. А ты, кроме как ноги попарить или аспирин
зажевать, ничего не в силах в ответ. И врачи не больше соображают.
Тогда как с третьим глазом любую заразу внутри себя можно вовремя
засечь. И не надо, выворачиваясь наизнанку, "кишку" глотать для поиска язвы
в желудке или под рентген каждый год грудь совать для высвечивания
туберкулеза. Его там на 100 процентов нет, а очередную дозу облучения
приплюсуй. Тем паче, при сегодняшней бестолковщине - денег не напасешься на
анализы и лечение. Дешевле сразу Богу душу отдать. Тогда как имея третий
глаз, включаешь его в нужный момент - и все внутренности как на ладони. Где
засучивай рукава на борьбу с недугом, а где - не стоит вибрировать от
страха. И на лекарства не надо деньги выбрасывать, когда сам себе доктор.
Наоборот, можно хорошие доллары зарабатывать, в другие организмы глядючи.
Но дабы подняться царем над окружающей действительностью и остальным
населением, надо сначала опуститься на уровень травоядного. Сместить точку
сборки в другую реальность. А потом, на втором этапе развития
дополнительного глаза, включаешь интеллект и воздействуешь на природу
сколько влезет.
А поначалу растворись в ней, и каким бы минусом происходящее не падало
тебе на голову - воспринимай удары без отрицательных эмоций. Не кочевряжься
по любому поводу "хочу - не хочу", "буду - не буду", "можно - нельзя"...
Каленым железом исключай "нет" из внутреннего содержания.
Если, к примеру, в белоснежном плаще ляпнулась в лужу, не блажи на всю
улицу: "За что такое наказание?" Тебя, может, лужей испытывают. Поэтому не
ной: "Первый раз плащ надела!" - а крутнись с боку на бок, зачерпни грязи
полные пригоршни и похлопай, где еще чисто.
- Каждый человек может развить в себе способности духовного зрения, -
говорил Учитель, - постичь тонкоматериальные законы природы.
- А если незнакомый мужчина начнет приставать с целью прелюбодеяния? -
спрашивала Елена Ефимовна.
- Кастанеда в период смещения точки сборки, - рассказывал Учитель, -
бегал на четвереньках, как собака, причем, нагишом и, извините, задрав
заднюю ногу, справлял нужду. Зато потом обрел способность видеть мысли
окружающих и начал общаться с койотом. Расширил сознание до полного
понимания природы. Да и зачем далеко ходить к Кастанеде, наш Федор Колотуша,
смещая точку сборки, два года бомжевал, а сейчас даже левитировать может, не
говоря о телепатии и духовном зрении.
Федор Колотуша имел мужиковатый вид. Голова как дыня, глазенки как
семечки от нее. Когда впервые Елена Ефимовна столкнулась с ним в духовном
центре, не успела парой слов перекинуться, у него из рукава как гаркнет
загробным голосом:
- Семнадцать часов!
Елена Ефимовна присела от неожиданности.
- Мое биополе,- объяснил Федор густым голосом, - часы механические не
выдерживают - ломаются на раз. Хоть швейцарские, хоть чистопольские. Только
эти, с придурочным диктором, терпят.
Каждые четверть часа "придурочный" карканьем выплевывал время.
- У тебя камни в почках, и твой мужик квасит, - определил на первой
минуте знакомства Федор.
- Откуда ты взял? - удивилась Елена Ефимовна точности диагноза.
- От верблюда, - обиделся тупости собеседницы Федор. - Вижу.
- Полечи, - попросила Елена Ефимовна.
- Не-е-е, - отказался Федор, - с этим временно завязал, боюсь - "крыша"
поплывет. После сеанса хоть в автобус не садись! Мысли попутчиков со всего
салона в мою голову, как бичи на халявную выпивку, слетаются. Не черепушка,
а сумасшедший дом с ушами! Один едет и мечтает начальника взорвать вместе с
офисом. Другой, дедок, мухомор мухомором на первый взгляд, а тоже еще тот
живодер: бывшего президента Ельцина за ноги к верхушкам двух берез
привязывает, чтобы потом отпустить деревья и полюбоваться, как из одного
Бориса два выйдет. Третий с виду интеллигентный в галстуке мужчина, на самом
Кишечникову. Один раз, второй... У Верки фамилия не дай Бог, зато девка
писаная. Не чета нашим сестрам. Нинка с Валькой как на подбор -
невысоконькие, мордашки кругленькие, конопатенькие. Никто их в тот вечер не
приглашал. Сестры виду не подавали, будто задевает их обидное
обстоятельство, болтали, сидя на своем насесте, хихикали, обсуждали
Кишечникову, вырядившуюся в малиновую кофту. "Дураки красное любят".
Когда патефон заиграл "Утомленное солнце", Валера вдруг через всю
танцплощадку, мимо Кишечниковой, пошел в сторону сестер. "Меня?" -
затрепыхалось сердечко у Вальки. "Меня?" - аналогичные изменения произошли
под ребрами у сестры. Трепыхания в десятки раз усилились у Нинки, когда
Валера пригласил ее.
- Сейчас, - засветилась девушка всеми конопушками и высвободила ноги из
решетки.
Но, спеша на танец, чересчур резко выдернула их. Конечно, можно понять
девушку - такое счастье подвалило.
А оно как подвалило, так и отвалило...
Освободившись от решетки, Нинка потеряла равновесие и, задрав в лицо
кавалеру ноги, продемонстрировав молочную белизну подъюбочных телес,
бесхитростное бельишко, сделала сальто-мортале в сторону описанной выше и
находящейся ниже красоты. Первое, что попалось на пути - заросли крапивы.
Они сдержали кувыркающийся полет. А так бы промерить Нинке боками все крутые
двадцать с гаком метров. Проделав в зарослях просеку шагов в десять, ошпарив
злой крапивой ноги до самого основания и физиономию до последней конопушки,
Нинка завершила кувыркания.
Танцплощадка громовым хохотом проводила акробатический переворот через
голову под откос.
Сгорая от стыда и крапивы, Нинка побежала домой.
На танцы в то лето не ходила. И Валеру больше никогда не видела...
- Ты за него должна голосовать, - сказала сестра Валентина, - раз тогда
опозорила.
- Я за Фетисова склонялась. Он уголь в больницу и церковь прислал.
- Че он из своего кармана выложил? Ему как директору глиноземного
комбината уголь раз плюнуть.
- А-а-а!
- Нет, я за Валеру буду, - сказала Валентина. - Может, про наш Богом
забытый угол вспомнит.
- А я еще подумаю, - поднялась с табуретки Нина Егоровна.
- Индюк тоже думал, да в суп попал.
- Какой из нас, старперов, суп... - сказала Нина Егоровна. - Главное
теперь - дожить до смерти.
- Вот и выбирай правильно, чтобы дожить.
На крыльце своего дома Нина Егоровна вдруг вновь вспомнила тот полет с
танцплощадки за борт. Как боялась после этого столкнуться с Валерой и как
хотела, чтобы нашел ее и еще раз пригласил на танцы... Но увы...
- Не буду шмутье твое драное стирать! Хватит! - кричала Клавдия. -
Жадишься денег давать!
- Нету, - бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.
- И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!
- Твоей фигуре вредно много есть, плывет.
- Как лапать, так пойдет! А тут сразу не топмоделистая! Че тогда
квартирантом на полкровати пристроился?..
- Нету денег.
- Не надо было клад сдавать?! - плюнула солью в старую рану Клавдия. -
И вообще - побаловались и буде, сделай тете ручкой!
- Не возьму тебя в Швейцарию! - обиженно бросил с порога Витя.
- Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!
Витя подхватил узелок с бельем и поднялся к себе, двумя этажами выше.
Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии "на полкровати". И
вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.
Жил Витя берложно. Однокомнатная квартира была обставлена односпальной
кроватью. Выпущенная ширпотребовским конвейером лет тридцать назад, она
давно обезножела, горизонт спальной поверхности держали куски шпал.
- Паровозы не снятся? - вышучивала кровать Клавдия.
- Проводницы и стрелочницы, - отвечал Витя. - Вот с такими стрелками.
Проблему постельного белья Витя решал с завидной изобретательностью.
Чистая простыня складывалась вдвое. Сначала эксплуатировалась одна половина
конструкции, через пару недель - вторая. Затем простыня перегибалась на
другую сторону, что обеспечивало еще две смены. С наволочкой такой номер
экономии не проходил, посему Витя спал на плюшевой подушке.
Из мебели имелись также гвозди по стенам, исполняющие функции платяного
шкафа.
Окна украшали музейных времен занавески с ретро-выбивкой 60-х годов.
Вместо ковра над транссибирской кроватью был прибит флаг. Но не
персидский, то бишь - иранский, а швейцарский. Красное полотно с белым
крестом.
Вернувшись от Клавдии, Витя лег на железнодорожное ложе. "Зря ей про
клад болтанул", - подумал с закрытыми глазами.
Клад был печальной промашкой давних лет. Витя нашел его на кладбище
мамонтов. Как эти вагоны с хоботом в доисторически древнем году оказались на
кладбище, Витя не знает. Может, стадо ловило дремотный кайф после водопоя.
Стояло на высоком, с которого сдувало комаров, берегу, а тут ледник снегом
на голову. Не успели толстокожие сообразить, что в природе катаклизм, как
перешли в свежемороженую фазу. И мех не спас.
А может, кладбище возникло по другой причине - первобытная скотобойня
на данном участке располагалась? Местные, не менее чем мамонты ископаемые,
люди с дрекольем, камнями и шестоперами заманивали пропитание с бивнями в
ловушки - оврагов кругом немерено, - ломая ноги, срывались простодырные
травоеды с кручи вниз, а там уже плотоядно раскочегаривали костер двуногие
мясоеды. И вскоре обглоданные кости весело разлетались от первобытной
трапезы в разные стороны, создавая это без памятников кладбище. На коем Витя
наткнулся на клад, хотя искал вместе с классом доисторический скелетный
материал.
Весной, когда бивни и другие останки вешние воды вымывают на обозрение,
школьники пошли пополнять свой музей. Поисковый день у Вити складывался из
рук вон. Всего одну кость обнаружил, и та из более позднего периода
захоронения - собачья. Уже под вечер спустился в овраг и глядь - торчит
экспонат. Не собачьего происхождения, без экспертизы видно, от мамонта. Витя
хвать-похвать, а кость не вытаскивается из доисторического кладбища в музей.
Заметался юный археолог, чем бы подковырнуть находку? Туда-сюда дергается, а
под ногами поисков пенек березовый путается. Пнул с досады, чтоб не мешался.
На что пенек зазвенел от обиды.
- Ах, ты, пень-забубень! - рассердился Витя и еще раз пыром приголубил
помеху на тропе археолога.
Пень вылетел из земли, сея на лету ложки, вилки, деньги, кольца, кулоны
и цепочки.
- Ничего себе пенек! - раскрыл рот Витя, разглядывая березовый туес и
его содержимое.
А потом заорал на все кладбище, наверно, так мамонты ревели, когда
летели вниз бивнями в ловушку:
- Клад! Клад!!
Класс, конечно, сбежался на чужое добро...
- Я клад нашел! - примчался домой Витька.
- Где он? - мелко завибрировал отец.
- Отдал! - сиял Витька.
- Кому? - крупно завибрировал отец.
- Учительнице, она сдаст куда надо!
Отец заходил ходуном.
- Пенек! - закричал он. - Зачем орал на всю округу?! Зачем?! Сунь клад
в рюкзак, и концы в воду!
- Это достояние государства! - возмущался дремучести родителя
комсомолец Витя.
- Государство его закапывало? Ты кошелек на улице обронил - тоже
достояние государства?
- Мне по закону полагается 25 процентов.
- Всыпать тебе полагается 225 процентов по заднице! - хватался за
ремень отец.
Ременных процентов Витя не получил, мать отстояла. Как, впрочем, и
законных. Клад, согласно полученным из Москвы бумагам, в разряде лома пошел
на переплавку.
- Золотые цепи, кресты, "десятки", "пятерки", броши, кулоны в
переплавку! - снова крупно вибрировал отец. - Пенек! Ой, пенек! Наделают из
них разъемов и проволоки!
Отец и через десять лет не успокоился.
- Пенек стоеросовый! - обзывался время от времени. - На миллион человек
одному-разъединственному в 100 лет такая жар-птица!.. А ты? Пять килограммов
золота и серебра своими руками в прорву! Ой! пенек!
- Куда бы я их дел?
- Я бы реализовал! А деньги на книжку! Они бы уже страшными процентами
обросли!
- Ты и так засолил их навалом!
- Не твоего, пенек, ума дело!
Отца всю жизнь разрывали две огненные страсти. Деньги и водка. Страсть
как любил пополнять вклады на сберкнижке и был чересчур склонен к питию.
Взаимно-уничтожающие чувства. Первое трупом ложилось на пути второго в
водочный магазин. Если на свои покупал. И в то же время на дармовой выпивон
никаких шлагбаумов. Тут и возникала заковыка - стоило отцу помазать губы,
как душа щедро начинала выворачивать карманы, деньги радостными голубями
летели в водочный отдел... На следующий день не так с похмелья страдал, как
жаба давила - столько угрохал. До сберкассы не донес.
Трезвый тащил туда все что можно. К 1991 году имел вклады в объеме
трехкомнатной квартиры. Когда ее коровьим языком слизала либерализация цен,
чуть инфаркт не шандарахнул старика.
- Ой, пенек! - истязал себя. - Ой, пенек!
Отвлекла от инфаркта вторая страсть. Попил водки, снял стресс, а
вскорости начал играть в "Русский дом Селенга". Закладывал туда всю пенсию и
что с сада-огорода выручал. Гараж продал. Жил по-вегетариански: без мяса, с
черно-белым телевизором.
- Нет, не пеньки мы, - во множественном числе навеличивал себя, ведя
подсчеты бешено накручивающихся процентов, - все вернем! Эх, Витек, зачем ты
клад в рюкзак не сунул. Сейчас бы на нем такие деньги наварили. Золотые
цепочки метровых размеров, платиновый перстень в форме кошачьей головы,
кольцо с изумрудом...
Отец знал наизусть весь перечень клада
От удара с крахом "Селенги" и водка не помогла.
"Я пойду другим путем", - хороня отца, решил Витя.
...А сейчас, лежа на транссибирской кровати, с удовлетворением думал:
"Верным путем иду".
Зазвонил телефон.
- Выезжаю, - коротко бросил в трубку Витя. Надел джинсовый костюм, взял
самый приличный во всей квартире предмет - кожаный дипломат...
Не подумайте, что "другой путь" у Вити - это антисанитарная дорожка
деклассированного элемента. Витя располагал актуальным рукомеслом. Вскрывал
сейфы. Как консервы. И не воровским, среди ночи с пистолетом за пазухой,
способом, а официально - по вызову в бессилии плачущих перед ящиком с
деньгами хозяев. Когда близок рублик, а не достанешь.
При всеобщей банкотизации страны сейфов на душу народонаселения стало
больше, чем денег у большей части народа, которой сколько кредит в очной
ставке с дебитом не своди - сальдо карман не тянет. А у кого "тянет", те
норовят его в сейфы упрятать от посторонних глаз и карманов. Но раз в год и
палка - гранатомет. То есть ляжка размечталась, чтобы ее деньги жгли, а в
закрома их хранения доступа нет. И хоть ты мозоль на языке набей: "Сим-сим,
открой!" - Сима бессильна. Надо за Витей бежать. А он такой мастер, что
дунет, плюнет, перекрестит заартачившийся замок и... берите ваши сбережения,
отслюните специалисту...
Не всегда в деньгах запертое под заевшим замком счастье заключалось.
Был случай. Новый год на носу. Совсем на кончике, а Витю от телевизора
срывают. Господин с толстой мошной из Европы шампанское привез. И не
простое, что на рупь ведро, а из королевских погребов. Легче иной автомобиль
купить, чем бутылку такого алкоголя. В гараже его держать не будешь. В сейф
поставил. В Новый год захотелось выдрючиться. Назвал гостей, закуски
накупил. Побежал к сейфу, дескать, не бормотье в честь праздничка под елкой
употреблять будем! Готовьте бокалы под эксклюзив.
Гости всегда давай. А близок сосуд, да не нальешь. Хоть автогеном сейф
режь. Взбрыкнул тот по причине, что вместо буфета используют, и обрезал
хозяину кайф. Гости подначивают: "Нагнал про супершампань!"
И стрелки на часах блохами скачут на встречу друг с другом в высшей
точке. Срам, позор и стыдоба.
Хозяин за Витей послал.
Шепчет мастеру по прибытию: "Откроешь до двенадцати - хорошие бабки
получишь и напою". За две минуты до курантов Витя обеспечил доступ к
королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных богов удостоен не был,
зато 200 долларов отхватил.
Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.
В тот раз, когда вызвали после размолвки с Клавдией, тоже не из-за
денег сыр-бор вокруг замка с секретом разгорелся. Босс водочной фирмы в
Нью-Йорк собрался, билет на берега Гудзона в сейф засунул. Из расчета:
подальше от ревнивой жены положишь - ближе возьмешь. Эта истеричка может и
порвать, если узнает, что с переводчицей летит.
Целее целого лежит билет в сейфе, и хоть вместе с ящиком тащи его в
аэропорт, чтобы на рентгеновский просвет зарегистрировали. Иначе никак.
Бьется путешественник с замком, матершинными выражениями на нет исходит, а
проездной документ с каждой минутой все ближе к ценности фантика от
съеденных конфет приближается. Можно выкинуть, а можно в семейный архив
сдать.
Витя на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся
с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.
100 долларов за оперативность отхватил.
Сунул их в тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к
Клавдии с узелком белья.
- Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.
- А в Швейцарию возьмешь? - сунула доллар в карман фартука Клавдия.
- Конечно! - с готовностью сказал Витя. - Цюрих, Берн, Женевское озеро.
Кстати, о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов.
И не пустопорожними грезами с флагом над кроватью. Без инвестиций в виде
манны небесной видел себя Витя на улочках Цюриха. Без розовых слюней изучал
карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу. Расширяя
его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой, как блин, нос кривой
картошкой, физиономией, имел счет в Швейцарском банке. И жесткий план -
увеличивать сумму вклада на семь тысяч долларов в год. План героически
выполнялся.
- Почему Швейцария? - спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.
- Чем я хуже Ленина?
- Тогда я не хужее Крупской! - хохотнув, провела историческую аналогию
Клавдия.
- А то! - поддакнул Витя. - Конечно, не хужее!
Сам подумал: "Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии
не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?.."
"Завязывать надо с куревом, - думал Петя Кобылкин. - И не бантиком, а
бабским узлом".
Смолить Петя начал тридцать лет назад. С бычков. Не так курить в ту
пору хотелось, как себя показать. Лучшие в селе бычки - бычары - были у
директора школы Николая Ивановича, или - Коли-Вани. Жил Коля-Ваня в
километре от школы, на этом пути выкуривал три беломорины. И как выкуривал -
до половины. Для него главным в процессе было не наглотаться дыма до одури,
а остановиться, не спеша достать пачку, щелчком выбить папиросу, чиркнуть
спичкой и сделать первую, самую сладкую затяжку, дальше курил на ходу, в
безвкусном автоматическом режиме.
Бычки после этого получались знатные, на дороге такие не залеживались.
За ними шла напряженная охота. Курцы в пионерских галстуках, крадучись от
палисадника к палисаднику, сопровождали директора. Вот "бычара" брошен,
Коля-Ваня неторопливо идет дальше. Охотники замирают перед броском. Нельзя
допустить фальстарта и выдать себя, тем более - нельзя задержаться с рывком.
Наконец, стая срывается с места, счастливчик хватает добычу, а
несчастливчики снова крадутся за Колей-Ваней - он опять достал из кармана
пачку.
В шестом классе на охоту вышел Петя. И не было дня, чтобы не докурил
раз несколько за Колей-Ваней. У Пети в стартовый момент что-то взрывалось в
пятках, ураганная сила швыряла к финишному бычку, и бесполезно было
угнаться.
- Петьке легче ноги выдернуть, чем обогнать, - ворчали нерасторопные
конкуренты.
- Ноги выдернуть, а спички вставить!
- Курить - здоровью вредить, - выпускал победный дым Петя.
Однако через два года взрывы вдруг бесследно исчезли. Напрочь. Петя
вынужден был от Коли-Ваниных деликатесов перейти на обычный
бычково-подножный корм.
"С такими ногами, кабы не курил, - сокрушался позже, - до олимпийского
чемпиона мог добежать".
С тех пор осталась в Пете дурная привычка насмерть выкуривать сигарету,
чтоб ни одна табачинка не пропала. Уже фильтр огнем занимается, он все
дымососит. И еще была неистребимая особенность - курить в ожидании автобуса.
Не успеет подойти к остановке - рука прыг в карман за сигаретой. Пока голова
спохватится - дым уже из ноздрей валит. Сколько сигарет перепортил! Только
затянется - автобус. А забычковать на потом, так низко Петя не мог
опуститься.
В тот памятный день произошел аналогичный случай - не успел раскурить
сигарету, автобус припыхтел. -мое и ваше! Петя начал затягиваться с
частотой пулемета. Последний раз курнул, уже запрыгнув на нижнюю ступеньку
отходящего транспорта. Затянулся, бросил за борт бычок, лязг закрывающейся
двери совпал с матерным криком.
Было от чего матюгнуться. К уходящему с Петей автобусу подбежал парень
в меховой кепке. Пытаясь ухватиться за поручень, он нетерпеливо раззявил
рот, поторопить Петю: "Ну, ты! давай быстрее!" Не успело понукание вылететь
из широко разинутого рта, в него, как в урну, упал бычок. Горящий.
- -е-е! - зарычал парень вослед уходящему автобусу.
"Вот елки!" - не очень расстроился Петя и плюхнулся на заднее сиденье.
А парень, отплевываясь, побежал за автобусом.
Петя дремал, когда на следующей остановке влетел обожженный окурком.
- Ты! - схватил он Петю за грудки. - Козел старый!
И вышвырнул Петю из автобуса.
Петя упал на пышную даму.
- Наквасился с утра! На сладкое потянуло! - сбросила с себя инородное
тело женщина.
- Сам он козел! - обиженно крикнул Петя.
Вдруг в его пятках произошел давно забытый взрыв, и Петя вихрем полетел
за автобусом с мстительной мыслью: "Ну, держись, гад!"
Секунды не хватило до "держись". Двери захлопнулись перед Петиным
носом.
"Надо бросать курить!" - подумал в хвост автобусу.
В пятках опять взорвалось. На этом перегоне дорога делала здоровенную
петлю, метров в четыреста. Направленным взрывом Петю бросило напрямки.
Промчавшись по линии птичьего полета, он ураганом ворвался в автобус на
остановке. Обидчик в меховой кепке сидел на его месте. Петя схватил наглеца
в охапку и выкинул за борт.
- Это тебе за козла! - крикнул вослед летящему.
- Господи, что творится на белом свете?! - запричитала бабуля в
клетчатом платке. - Людей из-за местов выбрасывают под колеса!
"Нечего было ему хлеборезку разевать и козлом обзываться", - подумал в
ответ Петя.
Задняя площадка начала пустеть, все запротискивались от Пети вперед.
Вдруг ему еще места понадобятся?
- Эт че, скоро пассажиров из-за местов резать начнут? - громко
поинтересовалась бабуля.
- Билет-то будете брать? - спросила кондукторша.
- Сколько раз брать?! - гневно ответил Петя.
- Ты че, милая, - обратилась к кондукторше бабуля, - захотела под
колесом побывать?
Петя отвернулся к окну и возмутился увиденным:
- Че это на Карла Маркса повернули?
- Во! - обрадовано сказала бабулька. - Человека выбросил! Теперь
автобус погонит в свою малину!
- Всю жизнь "семерка" на вокзал ходит! - с вызовом ответила
кондукторша.
- Как "семерка"?! - подскочил Петя. - Я ведь на шестьдесят третьем... А
кого тогда?..
- Сейчас остальных будет в окна разбрасывать! - объявила бабуля. -
Надевай парашюты!
"Завязывать надо с куревом! - выскочил Петя на следующей остановке. -
Бабским узлом завязывать, а то ведь оторвут голову ни за понюх табаку...
...А и за понюх оторвать могут..."
Из Елены Ефимовны Шендерей энергия с сосункового детства хлестала -
близко не подходи. В молодости, порядком затянувшейся, всю дорогу атаманила
в комсомоле на разных должностях. С упразднением руководящей роли КПСС и ее
подрастающей смены - прибилась к демократам, да не прорвалась в верхушку
пламенного проекта. На подступах тормознули. Желающих рулить набежало до
фига и больше. Не вписавшись в поворот истории, на обочину носом в кювет не
вылетела. Далеко не нищую должностишку в службе занятости устроила. Но
неугомонная душа требовала духовного накала.
Мучаясь в безыдеологическом пространстве, Елена Ефимовна повстречала
Тоньку Початкову, коллегу по комсомольской юности, та уже полгода
окормлялась от духовных сокровищ Учителя.
- У него третий глаз не передать какой! - гордилась своим эзотерическим
наставником Тонька, - на фотографию моего брата шесть секунд посмотрел и
сразу определил: "У него что-то в голове!" Кроме дурости, говорю, ничего там
сроду не наблюдается. "Нет, - стоит на своем, - что-то есть постороннее.
Аура из двух частей сшита". Какая, объясняю, аура? Лет пять пьет, как
собака, недавно закодировался. "Все правильно, - говорит, - от кодировки шов
и образовался". Представляешь, с фотографии неисправность зафиксировал!
Елена Ефимовна смерть как захотела также насквозь прошивать
внутренности окружающих третьим глазом: какие органы подгнивают, а какие без
лечения сойдут.
- Что там людей! Он язык животных понимает, - восторженно тараторила
Початкова. - "Твоя кошка, - говорит, - на тебя жалуется, к котам на улицу не
пускаешь". Ага, пусти ее - котят замучаешься топить.
Елене Ефимовне тоже загорелась на уровне мыслей понимать своего пуделя
Бонда. И вообще, надоело до чертиков сбоку припеку небо коптить, когда всю
дорогу ждешь: будет - не будет милость от природы. Прилетит манна небесная
или опять мимо кассы. По всем учебникам ты - царь природы, вершина творения.
А какие-то безмозглые микробы запросто у этой вершины понос могут вызвать
или другую головную боль. А ты, кроме как ноги попарить или аспирин
зажевать, ничего не в силах в ответ. И врачи не больше соображают.
Тогда как с третьим глазом любую заразу внутри себя можно вовремя
засечь. И не надо, выворачиваясь наизнанку, "кишку" глотать для поиска язвы
в желудке или под рентген каждый год грудь совать для высвечивания
туберкулеза. Его там на 100 процентов нет, а очередную дозу облучения
приплюсуй. Тем паче, при сегодняшней бестолковщине - денег не напасешься на
анализы и лечение. Дешевле сразу Богу душу отдать. Тогда как имея третий
глаз, включаешь его в нужный момент - и все внутренности как на ладони. Где
засучивай рукава на борьбу с недугом, а где - не стоит вибрировать от
страха. И на лекарства не надо деньги выбрасывать, когда сам себе доктор.
Наоборот, можно хорошие доллары зарабатывать, в другие организмы глядючи.
Но дабы подняться царем над окружающей действительностью и остальным
населением, надо сначала опуститься на уровень травоядного. Сместить точку
сборки в другую реальность. А потом, на втором этапе развития
дополнительного глаза, включаешь интеллект и воздействуешь на природу
сколько влезет.
А поначалу растворись в ней, и каким бы минусом происходящее не падало
тебе на голову - воспринимай удары без отрицательных эмоций. Не кочевряжься
по любому поводу "хочу - не хочу", "буду - не буду", "можно - нельзя"...
Каленым железом исключай "нет" из внутреннего содержания.
Если, к примеру, в белоснежном плаще ляпнулась в лужу, не блажи на всю
улицу: "За что такое наказание?" Тебя, может, лужей испытывают. Поэтому не
ной: "Первый раз плащ надела!" - а крутнись с боку на бок, зачерпни грязи
полные пригоршни и похлопай, где еще чисто.
- Каждый человек может развить в себе способности духовного зрения, -
говорил Учитель, - постичь тонкоматериальные законы природы.
- А если незнакомый мужчина начнет приставать с целью прелюбодеяния? -
спрашивала Елена Ефимовна.
- Кастанеда в период смещения точки сборки, - рассказывал Учитель, -
бегал на четвереньках, как собака, причем, нагишом и, извините, задрав
заднюю ногу, справлял нужду. Зато потом обрел способность видеть мысли
окружающих и начал общаться с койотом. Расширил сознание до полного
понимания природы. Да и зачем далеко ходить к Кастанеде, наш Федор Колотуша,
смещая точку сборки, два года бомжевал, а сейчас даже левитировать может, не
говоря о телепатии и духовном зрении.
Федор Колотуша имел мужиковатый вид. Голова как дыня, глазенки как
семечки от нее. Когда впервые Елена Ефимовна столкнулась с ним в духовном
центре, не успела парой слов перекинуться, у него из рукава как гаркнет
загробным голосом:
- Семнадцать часов!
Елена Ефимовна присела от неожиданности.
- Мое биополе,- объяснил Федор густым голосом, - часы механические не
выдерживают - ломаются на раз. Хоть швейцарские, хоть чистопольские. Только
эти, с придурочным диктором, терпят.
Каждые четверть часа "придурочный" карканьем выплевывал время.
- У тебя камни в почках, и твой мужик квасит, - определил на первой
минуте знакомства Федор.
- Откуда ты взял? - удивилась Елена Ефимовна точности диагноза.
- От верблюда, - обиделся тупости собеседницы Федор. - Вижу.
- Полечи, - попросила Елена Ефимовна.
- Не-е-е, - отказался Федор, - с этим временно завязал, боюсь - "крыша"
поплывет. После сеанса хоть в автобус не садись! Мысли попутчиков со всего
салона в мою голову, как бичи на халявную выпивку, слетаются. Не черепушка,
а сумасшедший дом с ушами! Один едет и мечтает начальника взорвать вместе с
офисом. Другой, дедок, мухомор мухомором на первый взгляд, а тоже еще тот
живодер: бывшего президента Ельцина за ноги к верхушкам двух берез
привязывает, чтобы потом отпустить деревья и полюбоваться, как из одного
Бориса два выйдет. Третий с виду интеллигентный в галстуке мужчина, на самом