Страница:
Если проверка все-таки приходит, уходит она не солоно хлебавши. Чтобы определить, что линия остановлена не в прошлом году, а вчера, нужна экспертиза. А кто будет ее проводить?
Простого человека со стороны на территорию режимного объекта не допустят. А экспертов, имеющих соответствующий допуск, не так много и я лично знаю почти всех. В прошлом году один не в меру ретивый опер заказал экспертизу, а потом рвал на себе волосы, потому что экспертиза показала, что линия простаивает не менее шести месяцев, в результате чего все другие доказательства, сами по себе весьма серьезные, стали стоить не дороже выеденного яйца. Прокурор приезжал к Василию Дмитриевичу, просил дать хоть сколько-нибудь денег, чтобы коллеги не смеялись, но Василий Дмитриевич денег не дал, а вместо этого порекомендовал лучше воспитывать своих подчиненных. Удивительная была история, уголовное дело рассыпалось без единой взятки и если бы Василий Дмитриевич кому-нибудь об этом рассказал, история вошла бы в легенды, но Василий Дмитриевич никому о случившемся не рассказывал. Василий Дмитриевич — человек умный и знает, чем хвастаться можно, а чем лучше не надо.
За заботами незаметно прошел весь день. Когда процедура консервации подошла к концу, был уже седьмой час. Я позвонил Василию Дмитриевичу, доложил, что все сделано, и спросил, не стоит ли мне к нему подъехать. Василий Дмитриевич похвалил за оперативность и сказал, что подъехать стоит.
12
13
14
15
16
Простого человека со стороны на территорию режимного объекта не допустят. А экспертов, имеющих соответствующий допуск, не так много и я лично знаю почти всех. В прошлом году один не в меру ретивый опер заказал экспертизу, а потом рвал на себе волосы, потому что экспертиза показала, что линия простаивает не менее шести месяцев, в результате чего все другие доказательства, сами по себе весьма серьезные, стали стоить не дороже выеденного яйца. Прокурор приезжал к Василию Дмитриевичу, просил дать хоть сколько-нибудь денег, чтобы коллеги не смеялись, но Василий Дмитриевич денег не дал, а вместо этого порекомендовал лучше воспитывать своих подчиненных. Удивительная была история, уголовное дело рассыпалось без единой взятки и если бы Василий Дмитриевич кому-нибудь об этом рассказал, история вошла бы в легенды, но Василий Дмитриевич никому о случившемся не рассказывал. Василий Дмитриевич — человек умный и знает, чем хвастаться можно, а чем лучше не надо.
За заботами незаметно прошел весь день. Когда процедура консервации подошла к концу, был уже седьмой час. Я позвонил Василию Дмитриевичу, доложил, что все сделано, и спросил, не стоит ли мне к нему подъехать. Василий Дмитриевич похвалил за оперативность и сказал, что подъехать стоит.
12
— Кое-что прояснилось, — сообщил Василий Дмитриевич. — Заказ поступил из Тамбова.
— «Сапфир?» — уточнил я.
— Он самый, «Сапфир».
ОАО «Сапфир» родилось в начале ельцинской эпохи из руин электронного завода, работающего на оборонную промышленность. Производственная база у них раза в три больше, чем у нас, но у нас есть большое преимущество — мы территориально находимся в Москве, а они в Тамбове. Мы ближе к конечному потребителю, мы экономим на бензине и солярке для грузовиков и на взятках на постах ГАИ. Кроме того, у Василия Дмитриевича связей в верхах побольше, чем у Дадамяна.
Ваге Гургенович Дадамян, нынешний хозяин «Сапфира», однажды пытался подкатить к Василию Дмитриевичу с предложением объединить наши компании. Условия предлагались примерно те же, что Путин в свое время предлагал Лукашенко. В отличие от белорусского президента, Василий Дмитриевич не стал долго разводить словоблудие, а отказался сразу, резко и категорично. Дадамян стал намекать на возможные последствия, Василий Дмитриевич пожаловался крыше и неприятных последствий не последовало. Нет, с Дадамяном ничего плохого не сделали, не было ни убийств, ни шантажа, ни портфелей с компроматом, даже маски-шоу не было. Просто однажды к Ваге Гургеновичу подошел один уважаемый человек и вежливо обрисовал ситуацию. Дадамян — человек неглупый, аргументацию воспринял адекватно и от претензий отказался. До поры до времени.
— А вы уверены, что это «Сапфир»? — спросил я. — Уж очень странно все это выглядит…
— Источник абсолютно надежный, — заявил Василий Дмитриевич. — Косвенные данные тоже подтверждают версию. Из Нижнего только что сообщили, что конфискованные диски продали из-под полы Дадамяну.
— Чего он хочет? Передела сфер влияния? Или будет снова предлагать объединиться?
— Вот ты и разберешься, — сказал Василий Дмитриевич. — У меня есть информация только о фактах, но не о намерениях. На контакт со мной Дадамян не выходил, до вчерашнего дня вообще никаких предвестников не было.
— Почему он начал действовать именно сейчас? — задал я риторический вопрос. — Что его спровоцировало? Мы ему дорогу нигде не переходили, все договоренности соблюдали пунктуально. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?
— Типун тебе на язык! — воскликнул Василий Дмитриевич. — Нет, слава богу, ничего такого не было. Эта вот внезапность больше всего меня тревожит. Наверняка все просто объясняется, но до тех пор, пока я это не выяснил, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзый наехал на дадамяновских. Может, действительно в верхах начались новые перетряски, может, у нас завтра крыша рухнет, не дай бог. А может, Дадамяну случайно подвернулась возможность поднасрать нам по мелочи, растрясти на дополнительные взятки. Для нас это самый лучший вариант.
— Есть еще один вариант, еще лучше, — заметил я. — Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.
— Если дезу — это плохо, — сказал Василий Дмитриевич. — Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это сейчас твоя первостепенная задача.
— Разберусь, — сказал я. — Прямо сейчас и начну.
— Начинай. Как что узнаешь, держи меня в курсе.
— «Сапфир?» — уточнил я.
— Он самый, «Сапфир».
ОАО «Сапфир» родилось в начале ельцинской эпохи из руин электронного завода, работающего на оборонную промышленность. Производственная база у них раза в три больше, чем у нас, но у нас есть большое преимущество — мы территориально находимся в Москве, а они в Тамбове. Мы ближе к конечному потребителю, мы экономим на бензине и солярке для грузовиков и на взятках на постах ГАИ. Кроме того, у Василия Дмитриевича связей в верхах побольше, чем у Дадамяна.
Ваге Гургенович Дадамян, нынешний хозяин «Сапфира», однажды пытался подкатить к Василию Дмитриевичу с предложением объединить наши компании. Условия предлагались примерно те же, что Путин в свое время предлагал Лукашенко. В отличие от белорусского президента, Василий Дмитриевич не стал долго разводить словоблудие, а отказался сразу, резко и категорично. Дадамян стал намекать на возможные последствия, Василий Дмитриевич пожаловался крыше и неприятных последствий не последовало. Нет, с Дадамяном ничего плохого не сделали, не было ни убийств, ни шантажа, ни портфелей с компроматом, даже маски-шоу не было. Просто однажды к Ваге Гургеновичу подошел один уважаемый человек и вежливо обрисовал ситуацию. Дадамян — человек неглупый, аргументацию воспринял адекватно и от претензий отказался. До поры до времени.
— А вы уверены, что это «Сапфир»? — спросил я. — Уж очень странно все это выглядит…
— Источник абсолютно надежный, — заявил Василий Дмитриевич. — Косвенные данные тоже подтверждают версию. Из Нижнего только что сообщили, что конфискованные диски продали из-под полы Дадамяну.
— Чего он хочет? Передела сфер влияния? Или будет снова предлагать объединиться?
— Вот ты и разберешься, — сказал Василий Дмитриевич. — У меня есть информация только о фактах, но не о намерениях. На контакт со мной Дадамян не выходил, до вчерашнего дня вообще никаких предвестников не было.
— Почему он начал действовать именно сейчас? — задал я риторический вопрос. — Что его спровоцировало? Мы ему дорогу нигде не переходили, все договоренности соблюдали пунктуально. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?
— Типун тебе на язык! — воскликнул Василий Дмитриевич. — Нет, слава богу, ничего такого не было. Эта вот внезапность больше всего меня тревожит. Наверняка все просто объясняется, но до тех пор, пока я это не выяснил, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзый наехал на дадамяновских. Может, действительно в верхах начались новые перетряски, может, у нас завтра крыша рухнет, не дай бог. А может, Дадамяну случайно подвернулась возможность поднасрать нам по мелочи, растрясти на дополнительные взятки. Для нас это самый лучший вариант.
— Есть еще один вариант, еще лучше, — заметил я. — Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.
— Если дезу — это плохо, — сказал Василий Дмитриевич. — Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это сейчас твоя первостепенная задача.
— Разберусь, — сказал я. — Прямо сейчас и начну.
— Начинай. Как что узнаешь, держи меня в курсе.
13
Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО «Триплекс». Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.
Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.
Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в надписях на упаковке, но и десятки других мелких деталей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира», хотя ни один суд этот факт ни за что не признает. В лучших традициях российского бизнеса «Триплекс» был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией было оформлено так, что слово «Сапфир» не встречалось ни в одном из документов «Триплекса», а слово «Триплекс» не встречалось ни в одном из документов «Сапфира».
Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет — тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша иногда выпивал больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Я завербовал его в позапрошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в ментовской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он слез, по паспорту не восемнадцать лет и даже не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на непомерную акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать отказался. Иногда у ментов горит план по отлову преступников, иногда они начинают искать среди себя оборотней, короче, бывают периоды, когда менты взяток не берут. Эти периоды долго не длятся, но тому, кто попал в поле зрения доблестной милиции в такой период, от этого не легче.
Леша стал предлагать все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Лешу посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, он все подписал сам.
А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно — слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу.
Пришлось играть в открытую. Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у Леши теперь есть два выхода — отдаться на милость закона или отдаться на милость меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную ориентацию очень трудно, для этого надо быть очень крепким, как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я ему собираюсь заплатить деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Леша немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.
Ничего дельного он не сказал, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов он унялся и мы мирно разошлись.
Леша так и не узнал, что девочке, с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная — маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.
Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему заглянуть в паспорт, он просто зачитал данные вслух, а Леша постеснялся проверить. Леша до сих пор думает, что легко отделался.
Мы с ним встречаемся приблизительно раз в два месяца. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Леши Коновальченко превращаются в одну мою фразу — в «Сапфире» все спокойно.
Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.
Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.
Обычно Леша так себя не вел, он всегда сразу соглашался на мои условия. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором такие отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения один случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну мелкую проблему «Триплекса». Леша не знал, что та проблема была организована при моем участии.
— Привет! — сказал Леша, усаживаясь за столик. — Зачем звал?
— Привет, — сказал я. — Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?
Леша странно посмотрел на меня и стало очевидно, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.
— Рассказывай, — сказал я.
— Что рассказывать? — Леша состроил удивленную физиономию.
— Для начала расскажи про Очаково, — подсказал я. — Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я полагаю, сегодня утром у вас планировали операцию?
— Нет, — Леша помотал головой, — вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.
— И куда?
Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на Лешу с неудовольствием.
— Болванку пожалел? — спросил я. — Не прочитается — обижусь.
— Прочитается, — заверил меня Леша. — Только сегодня отформатировал.
— В который раз?
— В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.
— Ну, смотри, — сказал я. — Когда поступила информация о складе?
— Сегодня.
— Только сегодня? Не врешь?
— Не вру, — заверил меня Леша. — На совещании Федотов говорил, что у вас было маски-шоу, но я думаю, что это не наша работа. Если бы шоу организовали наши, совещание провели бы заранее и не пришлось бы все организовывать в такой спешке. Просто кто-то наверху вовремя узнал, какой хороший случай подворачивается, и подсуетился.
— С чего такая уверенность? — поинтересовался я.
— Если уж начинать войну, то первый удар должен быть массированным, — сказал Леша. — Так не делают — один склад захватили и тут же успокоились.
— Может, не успокоились? Может, у вас в верхах что-то еще планируется?
— Тогда тем более глупо. Вы ведь тоже не дураки, все остальное уже наверняка попрятали. А один склад для вас — тьфу. Ваге Гургенович не идиот, чтобы насмерть ругаться с Цодиковым из-за каких-то двух миллионов. Если из-за каждой мелочи идти на крайние меры, то очень скоро начинается конкретная уголовщина.
— Уголовщина уже началась, — сообщил я. — У нас одного человека убили. Убийство явно заказное и мотив понятен — товарищ слишком много знал.
Леша вытаращил глаза и разинул рот.
— Кого это? — спросил он.
— Ты его не знаешь. Он не из руководства, обычный сотрудник, просто знал слишком много.
Леша вдруг нахмурился.
— На что это ты намекаешь? — подозрительно спросил он. — Что я тоже слишком много знаю?
— Да бог с тобой, к тебе претензий нет, — заверил его я. — Просто ты сказал, что может начаться уголовщина, а я тебе говорю, что она уже началась. И мне это не более приятно, чем тебе.
— Убили наши? — спросил Леша.
— Убили не ваши, убили киллеры. Заказали, я полагаю, ваши — больше некому. Но ты лучше вот что скажи. Допустим, склад вы разграбите, диски продадите. Что будет дальше? Налет на завод? На офис? Убийство Цодикова? Убийство меня?
— Да ничего не будет! — воскликнул Леша. — Я тебе уже второй раз говорю, а ты все не понимаешь. Я специально у Федотова спрашивал, что планировать на будущее, а Федотов ясно сказал — акция разовая, ничего планировать не надо.
— Ну ладно, допустим, — сказал я. — На этой дискетке все записано? Я имею ввиду, еще что-нибудь есть, чего там нет и что я должен знать?
— Вроде нет, — сказал Леша. — Но ты учти, я никаких деталей не знаю. Мое дело — раскидать груз по точкам, а все остальное — уже не мое дело.
— Понял, — сказал я. — Если будут вопросы, я тебе еще позвоню. А пока бывай.
Я положил на стол запечатанный бумажный конверт, встал и пошел к выходу.
Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.
Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в надписях на упаковке, но и десятки других мелких деталей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира», хотя ни один суд этот факт ни за что не признает. В лучших традициях российского бизнеса «Триплекс» был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией было оформлено так, что слово «Сапфир» не встречалось ни в одном из документов «Триплекса», а слово «Триплекс» не встречалось ни в одном из документов «Сапфира».
Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет — тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша иногда выпивал больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Я завербовал его в позапрошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в ментовской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он слез, по паспорту не восемнадцать лет и даже не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на непомерную акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать отказался. Иногда у ментов горит план по отлову преступников, иногда они начинают искать среди себя оборотней, короче, бывают периоды, когда менты взяток не берут. Эти периоды долго не длятся, но тому, кто попал в поле зрения доблестной милиции в такой период, от этого не легче.
Леша стал предлагать все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Лешу посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, он все подписал сам.
А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно — слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу.
Пришлось играть в открытую. Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у Леши теперь есть два выхода — отдаться на милость закона или отдаться на милость меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную ориентацию очень трудно, для этого надо быть очень крепким, как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я ему собираюсь заплатить деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Леша немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.
Ничего дельного он не сказал, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов он унялся и мы мирно разошлись.
Леша так и не узнал, что девочке, с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная — маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.
Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему заглянуть в паспорт, он просто зачитал данные вслух, а Леша постеснялся проверить. Леша до сих пор думает, что легко отделался.
Мы с ним встречаемся приблизительно раз в два месяца. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Леши Коновальченко превращаются в одну мою фразу — в «Сапфире» все спокойно.
Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.
Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.
Обычно Леша так себя не вел, он всегда сразу соглашался на мои условия. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором такие отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения один случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну мелкую проблему «Триплекса». Леша не знал, что та проблема была организована при моем участии.
— Привет! — сказал Леша, усаживаясь за столик. — Зачем звал?
— Привет, — сказал я. — Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?
Леша странно посмотрел на меня и стало очевидно, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.
— Рассказывай, — сказал я.
— Что рассказывать? — Леша состроил удивленную физиономию.
— Для начала расскажи про Очаково, — подсказал я. — Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я полагаю, сегодня утром у вас планировали операцию?
— Нет, — Леша помотал головой, — вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.
— И куда?
Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на Лешу с неудовольствием.
— Болванку пожалел? — спросил я. — Не прочитается — обижусь.
— Прочитается, — заверил меня Леша. — Только сегодня отформатировал.
— В который раз?
— В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.
— Ну, смотри, — сказал я. — Когда поступила информация о складе?
— Сегодня.
— Только сегодня? Не врешь?
— Не вру, — заверил меня Леша. — На совещании Федотов говорил, что у вас было маски-шоу, но я думаю, что это не наша работа. Если бы шоу организовали наши, совещание провели бы заранее и не пришлось бы все организовывать в такой спешке. Просто кто-то наверху вовремя узнал, какой хороший случай подворачивается, и подсуетился.
— С чего такая уверенность? — поинтересовался я.
— Если уж начинать войну, то первый удар должен быть массированным, — сказал Леша. — Так не делают — один склад захватили и тут же успокоились.
— Может, не успокоились? Может, у вас в верхах что-то еще планируется?
— Тогда тем более глупо. Вы ведь тоже не дураки, все остальное уже наверняка попрятали. А один склад для вас — тьфу. Ваге Гургенович не идиот, чтобы насмерть ругаться с Цодиковым из-за каких-то двух миллионов. Если из-за каждой мелочи идти на крайние меры, то очень скоро начинается конкретная уголовщина.
— Уголовщина уже началась, — сообщил я. — У нас одного человека убили. Убийство явно заказное и мотив понятен — товарищ слишком много знал.
Леша вытаращил глаза и разинул рот.
— Кого это? — спросил он.
— Ты его не знаешь. Он не из руководства, обычный сотрудник, просто знал слишком много.
Леша вдруг нахмурился.
— На что это ты намекаешь? — подозрительно спросил он. — Что я тоже слишком много знаю?
— Да бог с тобой, к тебе претензий нет, — заверил его я. — Просто ты сказал, что может начаться уголовщина, а я тебе говорю, что она уже началась. И мне это не более приятно, чем тебе.
— Убили наши? — спросил Леша.
— Убили не ваши, убили киллеры. Заказали, я полагаю, ваши — больше некому. Но ты лучше вот что скажи. Допустим, склад вы разграбите, диски продадите. Что будет дальше? Налет на завод? На офис? Убийство Цодикова? Убийство меня?
— Да ничего не будет! — воскликнул Леша. — Я тебе уже второй раз говорю, а ты все не понимаешь. Я специально у Федотова спрашивал, что планировать на будущее, а Федотов ясно сказал — акция разовая, ничего планировать не надо.
— Ну ладно, допустим, — сказал я. — На этой дискетке все записано? Я имею ввиду, еще что-нибудь есть, чего там нет и что я должен знать?
— Вроде нет, — сказал Леша. — Но ты учти, я никаких деталей не знаю. Мое дело — раскидать груз по точкам, а все остальное — уже не мое дело.
— Понял, — сказал я. — Если будут вопросы, я тебе еще позвоню. А пока бывай.
Я положил на стол запечатанный бумажный конверт, встал и пошел к выходу.
14
Дискета прочиталась без проблем. Деталей предстоящего разграбления склада на ней не было, но общая схема была ясна. Завтра утром к опечатанному складу подъезжает две-три ментовские машины, «Газель» с грузчиками и одна большая фура. Грузчики загружают фуру, она под охраной прибывает на Очаковский таможенный терминал, там ее разгружают, сидюки распихивают по десяти «Газелям», которые разъезжаются по точкам в соответствии со схемой, содержащейся на дискете. Потом вся операция повторяется еще дважды.
Я попытался дозвониться до полковника Рогачева из ОБЭП, но телефон не отвечал, ни городской, ни сотовый. Маскируется, гад, увидел на определителе, кто звонит, и не снимает трубку. Неужели все так плохо?
Я доложил полученную информацию Василию Дмитриевичу, тот немного подумал и неожиданно предложил провести силовую операцию. Мне показалось, что я ослышался.
— Как вы это себе представляете? — спросил я. — Как можно угнать фуру, которую сопровождают пять вооруженных ментов? Они же сразу поймут, кто на них наехал, от нас мокрого места не останется. По-моему, у нас нет другого выхода, кроме как смириться с потерями, в конце концов, три миллиона — не так уж и много. Кстати, — до меня только сейчас дошло, — агент говорил о двух миллионах.
— Один миллион уйдет ментам, чтобы не обижались, — сказал Василий Дмитриевич. А насчет того, чтобы смириться, ты неправ, Илья. Если я прощу «Сапфиру» три лимона, надо мной потом все смеяться будут. Или ты боишься, что твои орлы не справятся?
— А как? — спросил я. — Захватывать фуру — самоубийство. Захватить тридцать «Газелей» — нереально, у меня людей не хватит. Брать груз на точках будет уже поздно, так мы накажем не «Сапфир», а его партнеров, товар будет уже у них.
— Наказать партнеров — тоже вариант, — заметил Василий Дмитриевич.
— Плохой вариант, — сказал я. — Если использовать только моих людей, мы сможем вернуть, дай бог, миллион. А если привлекать посторонних, им платить придется, да и утечка информации пойдет. Представляете, какой шухер по всей Москве поднимется? Нас закопают.
— Ты должен что-нибудь придумать, — заявил Василий Дмитриевич. — Ответ может быть асимметричным, но он должен быть. Если мы утремся и будем обтекать, мы потеряем все, не сразу, но потеряем. В нашем бизнесе нельзя терпеть поражения, стоит только проиграть один раз, и тебя растопчут. Мы не можем стерпеть это оскорбление. Думай, Илья, ты обязательно должен что-то придумать.
Я попытался дозвониться до полковника Рогачева из ОБЭП, но телефон не отвечал, ни городской, ни сотовый. Маскируется, гад, увидел на определителе, кто звонит, и не снимает трубку. Неужели все так плохо?
Я доложил полученную информацию Василию Дмитриевичу, тот немного подумал и неожиданно предложил провести силовую операцию. Мне показалось, что я ослышался.
— Как вы это себе представляете? — спросил я. — Как можно угнать фуру, которую сопровождают пять вооруженных ментов? Они же сразу поймут, кто на них наехал, от нас мокрого места не останется. По-моему, у нас нет другого выхода, кроме как смириться с потерями, в конце концов, три миллиона — не так уж и много. Кстати, — до меня только сейчас дошло, — агент говорил о двух миллионах.
— Один миллион уйдет ментам, чтобы не обижались, — сказал Василий Дмитриевич. А насчет того, чтобы смириться, ты неправ, Илья. Если я прощу «Сапфиру» три лимона, надо мной потом все смеяться будут. Или ты боишься, что твои орлы не справятся?
— А как? — спросил я. — Захватывать фуру — самоубийство. Захватить тридцать «Газелей» — нереально, у меня людей не хватит. Брать груз на точках будет уже поздно, так мы накажем не «Сапфир», а его партнеров, товар будет уже у них.
— Наказать партнеров — тоже вариант, — заметил Василий Дмитриевич.
— Плохой вариант, — сказал я. — Если использовать только моих людей, мы сможем вернуть, дай бог, миллион. А если привлекать посторонних, им платить придется, да и утечка информации пойдет. Представляете, какой шухер по всей Москве поднимется? Нас закопают.
— Ты должен что-нибудь придумать, — заявил Василий Дмитриевич. — Ответ может быть асимметричным, но он должен быть. Если мы утремся и будем обтекать, мы потеряем все, не сразу, но потеряем. В нашем бизнесе нельзя терпеть поражения, стоит только проиграть один раз, и тебя растопчут. Мы не можем стерпеть это оскорбление. Думай, Илья, ты обязательно должен что-то придумать.
15
Легко сказать — что-то придумать. Что придумать? Чем больше я думал, тем более безнадежным казалось задание.
Приходится признать, что товар, лежащий на опечатанном складе, для нас потерян безвозвратно. Если попытаться его вернуть, последствия будут такие, что лучше не пытаться. А если не возвращать, а уничтожить? Типа, ни вашим, ни нашим? Нет, тоже не годится. Прикормленные «Сапфиром» менты смертельно обидятся и начнут раскручивать дело о нарушении авторских прав по полной программе. Теоретически, можно сдать им ту фирмочку, на которую записан этот злосчастный склад, но на практике так лучше не делать. Если сеньор сдает одного вассала, другие начинают бояться, что их тоже кинут, а это не способствует хорошему моральному климату внутри компании. Придется подарить три миллиона «Сапфиру», пусть подавятся. Только как сделать, чтобы они подавились?
Способ остается только один — асимметричный ответ. Сделать «Сапфиру» какую-нибудь гадость, никак внешне не связанную с последними событиями. Гадость миллиона на три-четыре, больше не нужно — по понятиям это будет как бы превышение необходимой обороны. Вот только какую гадость сделать?
Можно слить ментам информацию обо всех торговых точках, с которыми работает «Триплекс». По первым прикидкам ущерб будет примерно такой, какой нужен, но Лешу Коновальченко расколют в момент. Стоит ли оно того? Не знаю.
Что еще можно сделать? Заняться конкретной уголовщиной? Набить морду кому-нибудь из высокопоставленных менеджеров «Сапфира»? Или вообще заказать? Не пойдет. Тогда Федотов, начальник службы безопасности «Сапфира», отдаст своим орлам приказ набить морду кому-нибудь из наших, мне придется реагировать и понеслось мочилово… Нет, в такие игры без крайней нужды мы играть не будем.
Еще один вариант — отплатить «Сапфиру» той же монетой. От Леши Коновальченко я знаю, где «Сапфир» хранит в Москве свою продукцию, если слить эту информацию ментам… Лешу расколют. А если подсунуть им другой источник информации? Но какой?
Срочно завербовать еще кого-нибудь? Разработка операции займет не одну неделю, а потом придется выждать месяца три, а еще лучше полгода, чтобы не было очевидно, что вербовка является отвлекающим маневром. На худой конец сойдет, но только на самый худой конец.
И тут меня посетила неожиданная мысль. А что, если загнать «Сапфиру» в локальную сеть троян наподобие того, который некие неизвестные личности загнали нам? А почему, кстати, неизвестные? Все очень хорошо сходится.
Троян долго сидел в нашей сети, давая «Сапфиру» полезную информацию. Потом Володя Глотов трояна нашел, троян самоликвидировался, Володю убили, а чтобы замести следы, заплатили подполковнику Жихареву из ОБЭП и тот устроил маски-шоу. Кстати, надо уточнить, как обстоят дела с Жихаревым, что-то я совсем об этом запамятовал.
Нет, не сходится. Разведка «Сапфира» никак не могла слить из нашей сети настолько ценную информацию, чтобы оправдать заказное убийство. Окупить маски-шоу — это да, но не убийство. Если бы не те следы в грязи, я бы сказал, что Глотова действительно замочили малолетние наркоманы, но следы не позволяют в это поверить.
Итак, троян приказал долго жить, и деятели из «Сапфира» решили напоследок воспользоваться плодами его труда. Они слили в ОБЭП информацию о том, где «Кохинор» складывает нелегальную продукцию… опять не сходится. Почему они не слили ментам всю информацию? Не смогли найти в нашей сети адреса остальных складов? Что-то сомнительно. Сколько времени у нас в сети жил этот троян? Надо, кстати, Денису позвонить, узнать, что он накопал.
В отличие от Рогачева, Денис трубку взял сразу.
— Привет, Илья, — сказал он. — Подъезжай, есть о чем поговорить.
Приходится признать, что товар, лежащий на опечатанном складе, для нас потерян безвозвратно. Если попытаться его вернуть, последствия будут такие, что лучше не пытаться. А если не возвращать, а уничтожить? Типа, ни вашим, ни нашим? Нет, тоже не годится. Прикормленные «Сапфиром» менты смертельно обидятся и начнут раскручивать дело о нарушении авторских прав по полной программе. Теоретически, можно сдать им ту фирмочку, на которую записан этот злосчастный склад, но на практике так лучше не делать. Если сеньор сдает одного вассала, другие начинают бояться, что их тоже кинут, а это не способствует хорошему моральному климату внутри компании. Придется подарить три миллиона «Сапфиру», пусть подавятся. Только как сделать, чтобы они подавились?
Способ остается только один — асимметричный ответ. Сделать «Сапфиру» какую-нибудь гадость, никак внешне не связанную с последними событиями. Гадость миллиона на три-четыре, больше не нужно — по понятиям это будет как бы превышение необходимой обороны. Вот только какую гадость сделать?
Можно слить ментам информацию обо всех торговых точках, с которыми работает «Триплекс». По первым прикидкам ущерб будет примерно такой, какой нужен, но Лешу Коновальченко расколют в момент. Стоит ли оно того? Не знаю.
Что еще можно сделать? Заняться конкретной уголовщиной? Набить морду кому-нибудь из высокопоставленных менеджеров «Сапфира»? Или вообще заказать? Не пойдет. Тогда Федотов, начальник службы безопасности «Сапфира», отдаст своим орлам приказ набить морду кому-нибудь из наших, мне придется реагировать и понеслось мочилово… Нет, в такие игры без крайней нужды мы играть не будем.
Еще один вариант — отплатить «Сапфиру» той же монетой. От Леши Коновальченко я знаю, где «Сапфир» хранит в Москве свою продукцию, если слить эту информацию ментам… Лешу расколют. А если подсунуть им другой источник информации? Но какой?
Срочно завербовать еще кого-нибудь? Разработка операции займет не одну неделю, а потом придется выждать месяца три, а еще лучше полгода, чтобы не было очевидно, что вербовка является отвлекающим маневром. На худой конец сойдет, но только на самый худой конец.
И тут меня посетила неожиданная мысль. А что, если загнать «Сапфиру» в локальную сеть троян наподобие того, который некие неизвестные личности загнали нам? А почему, кстати, неизвестные? Все очень хорошо сходится.
Троян долго сидел в нашей сети, давая «Сапфиру» полезную информацию. Потом Володя Глотов трояна нашел, троян самоликвидировался, Володю убили, а чтобы замести следы, заплатили подполковнику Жихареву из ОБЭП и тот устроил маски-шоу. Кстати, надо уточнить, как обстоят дела с Жихаревым, что-то я совсем об этом запамятовал.
Нет, не сходится. Разведка «Сапфира» никак не могла слить из нашей сети настолько ценную информацию, чтобы оправдать заказное убийство. Окупить маски-шоу — это да, но не убийство. Если бы не те следы в грязи, я бы сказал, что Глотова действительно замочили малолетние наркоманы, но следы не позволяют в это поверить.
Итак, троян приказал долго жить, и деятели из «Сапфира» решили напоследок воспользоваться плодами его труда. Они слили в ОБЭП информацию о том, где «Кохинор» складывает нелегальную продукцию… опять не сходится. Почему они не слили ментам всю информацию? Не смогли найти в нашей сети адреса остальных складов? Что-то сомнительно. Сколько времени у нас в сети жил этот троян? Надо, кстати, Денису позвонить, узнать, что он накопал.
В отличие от Рогачева, Денис трубку взял сразу.
— Привет, Илья, — сказал он. — Подъезжай, есть о чем поговорить.
16
Зябко пригибаясь под проливным дождем, Денис добежал до моей машины, открыл дверь и сел на пассажирское сиденье.
— Ну и погода, — сказал Денис, поежился и протянул руку.
Я молча пожал руку и стал ждать, что Денис скажет.
— Я слышал, у «Кохинора» неприятности, — сказал Денис.
Я молча кивнул, стараясь не показывать удивления. Обычно Денис не интересуется ничем, кроме своих компьютерных дел, если даже он знает о наших неприятностях, значит, все очень плохо. В новостях информация о наших делах не появлялась, откуда, спрашивается, Денис мог узнать о происходящих событиях? Только от своих коллег. А с какой стати коллеги сообщили ему об этом? Это очевидно. Кто-то из тех, кто знает, что Денис с нами сотрудничает, предостерег его от слишком тесного общения с умирающей компанией. Сейчас Денис будет сочувственно выслушивать мои сетования на судьбу, потом вежливо извинится и попросит больше ему не звонить. Неприятно, но все равно так честнее, чем как поступил Рогачев. По крайней мере, Денис не стыдится взглянуть мне в глаза в последний раз.
— Рассказывай, — сказал Денис.
— Зачем? — спросил я. — Ты и так все знаешь.
— Не все. А мне нужно знать все.
— Зачем?
Денис внимательно посмотрел на меня и уголки его губ опустились вниз, придавая лицу немного брезгливое выражение.
— Ты что это? — спросил он. — Совсем расклеился? Соберись! Ничего непоправимого не случилось.
Я пожал плечами.
— Кто знает? — обратился я к пространству с риторическим вопросом. — Может, и не случилось…
— Давай, Илья, рассказывай, — сказал Денис. — В конце рассказа тебя ждет сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Неожиданный. Но сначала рассказывай про дела фирмы.
— Вербуешь? — безразлично спросил я. — Не поздно ли?
— Не поздно, — заявил Денис, понял, что попал в словесную ловушку и смешался. — Да, вербую, можно и так сказать. Только ты сам подумай, что лучше — стучать в ФСБ или быть трупом?
Ему удалось меня удивить.
— А что, все так плохо? — спросил я.
— Хуже некуда, — обнадежил меня Денис. — Ты знаешь не меньше, чем Глотов, а замочить тебя еще проще, чем его. Потому что не надо легендировать мотивы, все спишется на «Сапфир».
До меня начало доходить, на что он намекает.
— Так это не «Сапфир» на нас наезжает? — спросил я. — Ну-ка, поподробнее.
— Сначала ты. Ты пойми, я и так знаю почти все, что у вас происходит, но я хочу знать абсолютно все, что мне нужно. А если я тебе объясню, что происходит и что мне нужно, ты начнешь мыслить предвзято и расскажешь совсем не то. Рассказывай.
Я вздохнул и начал рассказывать.
Мой рассказ был кратким, я не вдавался в подробности и выдал совсем немного корпоративных тайн. Денис внимательно выслушал меня, не перебивая и совсем не задавая наводящих вопросов, а когда я умолк, выговорившись, он констатировал:
— Так я и думал. А теперь слушай сюда.
Денис вытащил сигарету и закурил. Я тоже закурил.
Рассказ свой Денис начал неожиданно.
— Я консультирую не только тебя, — сказал он. — Да ты и сам, наверное, понимаешь. Хороших людей много, всем нужно примерно то же самое, а дополнительные деньги никогда не помешают. Кроме «Кохинора», я постоянно работаю еще с двумя компаниями. У обоих в сети сидит ваш троян.
Я почувствовал некую неясную надежду.
— Кто его засадил, ты выяснил? — спросил я.
— Если бы я выяснил, мы бы с тобой не так разговаривали, — сказал Денис. — Нет, я не выяснил. Троян очень параноический, он очень чувствителен к изменениям программной среды, стоит только посмотреть на него повнимательнее и он тут же самоуничтожается. А перед этим, я полагаю, он отправляет кодированный сигнал своим хозяевам. Так должно быть, иначе нельзя объяснить то, что произошло в той компании.
— А что там произошло? — спросил я.
— Произошло там вот что. Их главный сисадмин, тот человек, с которым я непосредственно работал, трагически погиб. Отказало рулевое управление, вылетел на встречную полосу, погиб на месте, во второй машине еще три трупа. Когда я об этом узнал, я вспомнил про Глотова, позвонил в московскую управу одному хорошему человеку, тот взял достал из сейфа МУРовскую ксиву, съездил в ГАИ и нашел разбитую машину на свалке. Он туда не один приехал, он взял с собой одного человека из этих… ну, которые бомбы террористические разминируют… короче, явная диверсия. К креплению наконечника правой рулевой тяги приделали пиропатрон, при превышении заданной скорости он сработал, тяга отлетела, машину вынесло на встречку и капут. Менты ничего не заметили, они вообще не смотрели как следует, а если и смотрели, то внимания не обратили. Написали в протоколе «техническая неисправность» и все. Но это еще не самое интересное. Знаешь, что произошло на следующий день?
— Ну и погода, — сказал Денис, поежился и протянул руку.
Я молча пожал руку и стал ждать, что Денис скажет.
— Я слышал, у «Кохинора» неприятности, — сказал Денис.
Я молча кивнул, стараясь не показывать удивления. Обычно Денис не интересуется ничем, кроме своих компьютерных дел, если даже он знает о наших неприятностях, значит, все очень плохо. В новостях информация о наших делах не появлялась, откуда, спрашивается, Денис мог узнать о происходящих событиях? Только от своих коллег. А с какой стати коллеги сообщили ему об этом? Это очевидно. Кто-то из тех, кто знает, что Денис с нами сотрудничает, предостерег его от слишком тесного общения с умирающей компанией. Сейчас Денис будет сочувственно выслушивать мои сетования на судьбу, потом вежливо извинится и попросит больше ему не звонить. Неприятно, но все равно так честнее, чем как поступил Рогачев. По крайней мере, Денис не стыдится взглянуть мне в глаза в последний раз.
— Рассказывай, — сказал Денис.
— Зачем? — спросил я. — Ты и так все знаешь.
— Не все. А мне нужно знать все.
— Зачем?
Денис внимательно посмотрел на меня и уголки его губ опустились вниз, придавая лицу немного брезгливое выражение.
— Ты что это? — спросил он. — Совсем расклеился? Соберись! Ничего непоправимого не случилось.
Я пожал плечами.
— Кто знает? — обратился я к пространству с риторическим вопросом. — Может, и не случилось…
— Давай, Илья, рассказывай, — сказал Денис. — В конце рассказа тебя ждет сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Неожиданный. Но сначала рассказывай про дела фирмы.
— Вербуешь? — безразлично спросил я. — Не поздно ли?
— Не поздно, — заявил Денис, понял, что попал в словесную ловушку и смешался. — Да, вербую, можно и так сказать. Только ты сам подумай, что лучше — стучать в ФСБ или быть трупом?
Ему удалось меня удивить.
— А что, все так плохо? — спросил я.
— Хуже некуда, — обнадежил меня Денис. — Ты знаешь не меньше, чем Глотов, а замочить тебя еще проще, чем его. Потому что не надо легендировать мотивы, все спишется на «Сапфир».
До меня начало доходить, на что он намекает.
— Так это не «Сапфир» на нас наезжает? — спросил я. — Ну-ка, поподробнее.
— Сначала ты. Ты пойми, я и так знаю почти все, что у вас происходит, но я хочу знать абсолютно все, что мне нужно. А если я тебе объясню, что происходит и что мне нужно, ты начнешь мыслить предвзято и расскажешь совсем не то. Рассказывай.
Я вздохнул и начал рассказывать.
Мой рассказ был кратким, я не вдавался в подробности и выдал совсем немного корпоративных тайн. Денис внимательно выслушал меня, не перебивая и совсем не задавая наводящих вопросов, а когда я умолк, выговорившись, он констатировал:
— Так я и думал. А теперь слушай сюда.
Денис вытащил сигарету и закурил. Я тоже закурил.
Рассказ свой Денис начал неожиданно.
— Я консультирую не только тебя, — сказал он. — Да ты и сам, наверное, понимаешь. Хороших людей много, всем нужно примерно то же самое, а дополнительные деньги никогда не помешают. Кроме «Кохинора», я постоянно работаю еще с двумя компаниями. У обоих в сети сидит ваш троян.
Я почувствовал некую неясную надежду.
— Кто его засадил, ты выяснил? — спросил я.
— Если бы я выяснил, мы бы с тобой не так разговаривали, — сказал Денис. — Нет, я не выяснил. Троян очень параноический, он очень чувствителен к изменениям программной среды, стоит только посмотреть на него повнимательнее и он тут же самоуничтожается. А перед этим, я полагаю, он отправляет кодированный сигнал своим хозяевам. Так должно быть, иначе нельзя объяснить то, что произошло в той компании.
— А что там произошло? — спросил я.
— Произошло там вот что. Их главный сисадмин, тот человек, с которым я непосредственно работал, трагически погиб. Отказало рулевое управление, вылетел на встречную полосу, погиб на месте, во второй машине еще три трупа. Когда я об этом узнал, я вспомнил про Глотова, позвонил в московскую управу одному хорошему человеку, тот взял достал из сейфа МУРовскую ксиву, съездил в ГАИ и нашел разбитую машину на свалке. Он туда не один приехал, он взял с собой одного человека из этих… ну, которые бомбы террористические разминируют… короче, явная диверсия. К креплению наконечника правой рулевой тяги приделали пиропатрон, при превышении заданной скорости он сработал, тяга отлетела, машину вынесло на встречку и капут. Менты ничего не заметили, они вообще не смотрели как следует, а если и смотрели, то внимания не обратили. Написали в протоколе «техническая неисправность» и все. Но это еще не самое интересное. Знаешь, что произошло на следующий день?