Проскурин Вадим Геннадьевич. Люди, черви и боги

   — Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Кержак. — Например, о погоде. Ты не находишь, что прошедшая зима была необычно дождливой?
   «А ведь он мог бы стать моим другом», — подумал я. У меня никогда не было друзей, я привык относиться ко всем людям как к эгоистичным мерзавцам, и вот теперь в моей жизни впервые появился человек, который мог бы стать моим другом, но не станет, потому что уже поздно. Если мы выйдем из Преддверия (а ведь мы выйдем! Гадом буду, выйдем!), я никогда больше не вернусь домой, а он ни за что не откажется от моего подарка.
   — Я дарю тебе дом и участок, — сказал я. — Сразу и навсегда, независимо ни от чего.
   Кержак озадаченно хмыкнул.
   — А ты не боишься, — спросил он, — что я все брошу прямо сейчас и пойду осваиваться в новых владениях?
   — Боялся бы — не подарил, — отрезал я. — Друзей не боятся.
   — У меня никогда не было друзей, — сказал Кержак. И добавил: — До тебя.
   — Этой зимой было много дождей, — сказал я. — Грядки с репой сильно размыло.
 
   Мы не успели совсем чуть-чуть. Я уже видел границу крайних участков, уже чувствовал, как волшебный зов ослабевает с каждым шагом, еще минута—другая — и он перестанет быть различимым и тогда можно будет остановиться, привести мою любимую в сознание и… Впрочем, думать об этом пока преждевременно. Мало ли что…
   По земле пробежала тень летающего бога. Тень была не обычная, округлая, а какая-то угловатая. А потом я почувствовал, что бог приземляется.
   Судорогой свело ноги, дыхание сбилось, сердце пропустило удар. Руки расслабились, Белянка выпала и ударилась головой о камень. Несильно ударилась, не настолько, чтобы покалечиться, но достаточно, чтобы проснуться.
   Нет! Я не остановлюсь! Я все равно сделаю это! Мне наплевать, что Сила, исходящая от приземлившегося бога, усиливает действие закона. Я не нарушаю закон, я, наоборот, соблюдаю его. Я спасаю ту, чья жизнь в моих руках. Я не нарушаю закон.
   Я собрал воедино всю свою волю и с удивлением почувствовал, что боги вняли моим доводам. Припадок прошел, я снова управлял своим телом. Не знаю, сколько еще продержусь… Не думать об этом!
   В воздухе запахло озоном, это Кержак усыпил мою любимую слабой молнией.
   — Спасибо, — сказал я.
   Нагнулся, подхватил Белянку, и мы с Кержаком продолжили свой путь, стараясь не обращать внимания на приземлившегося бога, а точнее, богов — их было двое.
   Это были совсем новые боги, таких я еще не видел. Обычно летающие боги не умеют ходить. Приземлившись, они некоторое время стоят неподвижно, а потом снова взлетают. Но эти боги ходили, не перекатывались, а именно ходили.
   Пожалуй, из всех богов именно эти двое больше всего похожи на людей. Очень большие, почти как болотный змей, туловище короткое, широкое и какое-то округлое, как камень, голова очень большая, руки и ноги непропорционально длинные… Что? Точно! Они разговаривают!
   Да, они разговаривали. Их речь была непонятна, но это была именно речь, никаких сомнений быть не могло. Только сейчас я сообразил, что никогда раньше не слышал, чтобы боги разговаривали между собой. Когда боги занимаются тяжелой работой, они рычат, когда спотыкаются или оскальзываются — визгливо ругаются, но они никогда не разговаривают между собой. Странно, что раньше я не обращал внимания на эту несообразность, а воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся.
   Один из богов поднял руки, и на конце одной руки открылся глаз. Глаз был огромен, раз в десять больше, чем у болотного змея. Глаз уставился на меня пустым и холодным взглядом, и я почувствовал приближение припадка. Нет! Не думать об этом!
   Бог с глазом что-то сказал другому, тот что-то ответил, а потом снова случилось нечто невиданное. Бог с глазом справил большую нужду.
   В его руке рядом с глазом открылось отверстие, и из него на траву выпали четыре куска испражнений. Они не выглядели как экскременты, они были похожи на камни неестественно правильной цилиндрической формы толщиной в половину человеческого туловища, но намного короче. Облегчившийся бог снова что-то сказал, мне показалось, что в его речи прозвучали нотки раздражения.
   Боги стояли на нашем пути. Я не хотел приближаться к ним вплотную, но выбора не было — слева и справа дорогу преграждали изгороди частных владений. И когда мы приблизились к богам на расстояние двух божьих шагов, бог без глаза сделал эти два шага.
   Он наклонился, протянул свою неимоверно длинную руку, схватил Белянку, вырвал ее из наших с Кержаком рук и поднял высоко вверх. Он коснулся меня, и я почувствовал, что рука его очень горячая.
   К горлу подкатил комок, кровь прилила к голове, а земля стала скользкой. Я потерял равновесие и растянулся на дороге. Я был уверен, что сейчас начнется припадок, но я ошибся, припадка не было. Наоборот, я почувствовал вдруг абсолютное спокойствие.
   Белянка очнулась, ее глаза открылись. Несколько секунд она лежала неподвижно, очевидно, не понимала, где находится, а потом она все поняла и вспомнила. Она заорала, она забилась в судорогах, она вздрогнула так, что бог едва не выпустил ее. А потом она вздрогнула в последний раз и бессильно обвисла на руках бога.
   Боги обменялись несколькими словами. Тот, который держал Белянку, разжал руки, и моя любимая упала прямо на кучу божьих экскрементов. Второй бог указал рукой на тело Белянки и что-то сказал. А потом они взлетели и быстро скрылись из вида.
   Волна Силы отступила. Земля перестала быть скользкой, кровь отлила от головы, и я почувствовал себя почти нормально, в физическом смысле, конечно, в душе зияла большая черная пустота.
   Я подошел к Белянке, припал ухом к ее телу и прислушался к сердцебиению. Сердце не билось.
   Не помню, сколько времени я просидел, привалившись к свежему трупу. Не помню, о чем я думал и думал ли вообще. Это время просто выпало из моей жизни.
   Из ступора меня вывел вскрик Кержака. Оказывается, он еще не ушел наводить порядок в своем новом доме. Он сидел рядом и то ли охранял меня непонятно от кого, то ли просто решил до конца досмотреть необычное представление.
   Кричал он оттого, что схватился за кусок божьего дерьма и после этого произошло что-то, что его напугало.
   — Что случилось? — спросил я.
   — Не знаю, — испуганно ответил Кержак. — Меня будто молнией ударило.
   Я рассеянно встал на ноги и переместился на метр, туда, где лежал еще один образец отходов божьей жизнедеятельности. Ухватился двумя руками за холодный каменный бок и вскрикнул, не столько от боли, сколько от потрясения.
   Кержак не понял самого главного, но это неудивительно — чтобы это понять, надо провести в Преддверии не два неполных дня, а гораздо больше времени. Либо быть настоящим волшебником.
   Кто мог подумать, что Камень Силы, о котором сложено так много легенд, представляет собой не что иное, как испражнения бога? Я рассмеялся. Жизнь полна непостижимых загадок, ответы на которые часто бывают несуразными и оттого смешными.
   Я крепко вцепился в Камень обеими руками и стал впитывать Силу в себя. Это было очень болезненно, но я знал, что результат окупит все мои страдания сторицей. К тому же страдать мне осталось недолго. Я понял, что должен сделать, ужаснулся, но тут же успокоился. Какой смысл ужасаться, если другого выхода все равно нет?
   Не знаю, сколько времени я пролежал в обнимку с божьим дерьмом. Просто в один прекрасный момент я понял, что Камень потерял всю свою Силу и стал обычным камнем, пусть и необычным на вид. Я впитал всю его Силу в себя.
   Бог оставил мне четыре камня. Я могу повторить процедуру… но зачем? Или повторить? На всякий случай?
   Я принял компромиссное решение. Положил второй камень в набрюшную сумку и пошел обратно в деревню.
 
   Сила переполняла меня. Странное дело, но волшебный зов, доносящийся с Лысой горы, теперь почти не ощущался. Я знал, что совершил смертный грех, но не чувствовал никаких признаков приближающегося припадка. Я знал, что мне нечего бояться, потому что я действую правильно. Вот когда я закончу то, что должен закончить, вот тогда… Ничего тогда не случится, потому что на Лысой горе больше не останется никакой Силы. Трудно, конечно, придется… Стоп! О чем это я? Я что, собрался остаться в живых после всего, что произойдет?!
   Я не заметил, как перешел границу. Сила, наполнявшая пространство вокруг Лысой горы, казалась слабой и незначительной по сравнению с той Силой, что бушевала во мне.
   Я поскользнулся и только тогда осознал, что нахожусь на земле богов. Огляделся по сторонам и увидел первого бога. Я его называю Неподвижный Ушастик. В отличие от других богов он не умеет ни ходить, ни летать, он все время стоит на одном месте, а единственное его ухо равномерно вращается вокруг вертикальной оси, прислушиваясь ко всему, что происходит вокруг. Судя по тому, что они никогда не меняют свое поведение, за всю свою жизнь он ни разу не услышал ничего интересного.
   Я остановился, поднял руки и сотворил заклинание. И сам поразился тому, что сотворил.
   Я рассчитывал, что моя молния заставит бога прекратить вращать своим ухом и, может быть, сделать что-нибудь заметное, перед тем как тихо умереть. То, что произошло в действительности, стало для меня полной неожиданностью.
   Бог разорвался на части. Огромное ухо оторвалось от головы, на которой росло, взмыло ввысь, как будто неожиданно научилось летать, но тут же развалилось на части, опавшие на землю, как листья с засохшего дерева. Голова рассыпалась кучей мелких осколков, туловище раскрылось, и я увидел, что бог внутри состоит из камня. Странно, я полагал, что боги такие же живые, как мы, люди.
   Привлеченный грохотом, проснулся Большой Бегун. Он издал протяжный стон, открыл свои страшные светящиеся глаза и с громким рычанием побежал ко мне. Обычно Большой Бегун ходит очень медленно, но если необходимо, он может развивать впечатляющую скорость.
   Я встретил его молнией в лоб. Бог качнулся, остановился и перестал рычать. Из задней части его тела повалил густой дым.
   Кто следующий? Ага, понятно.
   Сразу четверо богов нового вида, тех, которые и ходят, и летают, выскочили из-за угла Большого Дома. Они что-то громко кричали на своем языке, переговариваясь между собой, и быстро приближались ко мне. Хотя нет, не ко мне, меня они не видели, они бежали к дымящемуся Большому Бегуну.
   Я подождал, когда они подбегут поближе, и метнул третью молнию. Ближайший ко мне бог подпрыгнул и вдруг взорвался кровавым дождем. Выходит, я был прав, пусть и не до конца — некоторые боги действительно живые.
   Теперь боги увидели меня. Они застыли там, где стояли, и смотрели на меня в полнейшем остолбенении. Что, не ждали, что человек способен ответить на оскорбление?
   Четвертая молния разорвала на куски еще одного бога. А потом в моем позвоночнике что-то взорвалось, меня подбросило в воздух, перевернуло, и я успел увидеть, что нижняя часть моего тела лежит отдельно от верхней, а из того места, где две половинки должны соединяться, бьет фонтан крови. Это было последнее, что я увидел.
 
   — Твою мать! — с чувством выругался Умберто. — Оторву яйца тому дебилу, который присвоил этой планете рейтинг семьдесят…
   — Семьдесят три процента, — подсказал Тимоти. — Курорт, блин.
   — Где профессор?! — заорал Умберто в переговорник. — Где долбаный профессор, мать его в…
   Умберто говорил еще долго, но оставшаяся часть его тирады не включала в себя ничего, кроме площадной брани, и не несла лексической нагрузки.
   — Что случилось? — отозвался через переговорник профессор Гольдштейн. — Что-то чрезвычайное?
   — Чрезвычайное, блин! — с чувством подтвердил Умберто. — Один долбаный червяк заполз на базу, сжег радар, большой транспортер и двух моих бойцов. Какой кретин написал, что их электрические разряды не опасны для жизни?
   — Сейчас иду, — сказал профессор. — А что… Погодите! Он все это сделал своим биологическим электричеством?!
   Умберто смачно сплюнул на землю и выключил переговорник. Все эти яйцеголовые одинаковы — думают только о своей науке. Сейчас это чмо прибежит сюда, начнет разоряться, что ему срочно надо ставить опыты над червяками… тьфу на него!
   Его мысли прервал Тимоти.
   — Шеф! — позвал он. — Посмотрите сюда!
   Умберто посмотрел и обомлел. Из набрюшной сумки сумасшедшего червяка выглядывал наконечник стандартной высокоэнергетической батарейки китайского производства.
   — Какой урод… — начал Умберто, но наткнулся на взгляд Тимоти и умолк.
   Он вспомнил, какой урод. Но кто же мог подумать, что простое желание сфотографировать необычную сценку из жизни этих долбаных червяков…
   Тимоти решительно выдернул батарейку из кожной складки на брюхе червя и сунул себе в карман.
   — Вы что-то увидели, шеф? — спросил он. Умберто мрачно рассмеялся и с чувством хлопнул его по спине.
   — Я твой должник, — сказал Умберто.
   Он представил себе, как долбанутый профессор Гольдштейн будет снова и снова безуспешно пытаться воспроизвести результаты эксперимента… Хороший урок будет старому козлу, будет знать, гнида очкастая, что десантники никому не позволяют собой помыкать. А то завел моду — принесите то, унесите это, извольте не выражаться в моем присутствии… тьфу на него!
   А потом взгляд Умберто упал на две обугленные головешки, которые совсем недавно были хорошими живыми ребятами, у него засвербело в носу и защипало в глазах. «Ненавижу эту работу», — подумал Умберто.