Страница:
Она – «одушевленная, Божественная трапеза, вместившая животный хлеб» – Христа Господа[57]. Где же, как не в храме Божием, предлежало Богоизбранной Отроковице предначать Свое великое служение тайне воплощения Сына Божия? Где, как не во святилище, могли развиться и утвердиться те высокие качества души, те добрые навыки и благоговейные чувства, которые сделали Ее достойною быть «вместилищем Бога невместимаго»?[58]
В храме Иерусалимском (первом и втором), кроме святилища и внутреннего отделения – Святого святых, было много притворов (например, Соломонов, см.: Ин. 10, 23), дворов и пристроек, где помещались служебные лица (см.: 1 Пар. 9, 27, 23, 28; 2 Пар. 31, 11–12; Иер. 35, 2, 4; 36, 10) и были хранимы богослужебные сосуды и запасы (см.: 3 Цар. 6, 5; 7, 51; 15, 15; 4 Цар. 11, 10). Таким образом, при храме, в многочисленных зданиях его, могли найти себе приют как первенцы мужского и младенцы женского пола, посвящаемые Богу[59], так мужи и жены (вдовы и девы), проводившие воздержную и молитвенную жизнь (см.: Лк. 2, 37). Несмотря на ранний возраст, Пресвятая Дева Мария выказывала явное расположение к такому образу жизни. Ей исполнилось три года, и в эту пору сердце Ее уже пламенело искреннею любовию к Богу. Хотя Она, по выражению церковных песней, «младенчествовала плотию, но была совершенна душею»[60], «трилетствовала телом, но многолетствовала духом»[61]. Святые Богоотцы, видя такое расположение своей благодатной Дщери к святой жизни, решились расстаться с Нею и посвятить годы Ее детства Богу. К торжеству введения Богоотроковицы в храм были собраны все родные и знакомые святых Иоакима и Анны, а также множество юных дев, сверстниц Марии. Кто более матери любит дитя? Но Анна, вдохновленная Духом, по свидетельству Святой Церкви, «Пречистую Приснодеву с веселием приводит в храм Божий, призвавши идти пред Нею отроковицам, свещи носящим, и глаголющи: пойди, чадо, давшему Тя буди возложение и благовонный фимиам, вниди в незаходимая и увеждь тайны, и уготовися быти Иисусово вместилище веселое и красное»[62]. Шествие было величественное во всей своей священной простоте. «Начинайте, девы, – радостно восклицает Святая Церковь, – воспойте песни, руками держаще свещи, чистыя Богородицы предшествие хваляще, ныне грядущия во храм Божий»[63]. «Иоакиме и Анно, веселитеся ныне, во храм приводяще Господень чистую Бога Матерь Христа Всецаря будущую»[64]. Святитель Димитрий Ростовский в уста матери Богоотроковицы влагает следующие трогательные слова к Преблагословенной Марии: «Гряди, Дщерь моя, к Тому, Кто даровал мне Тебя; гряди, кивот освященный, к многомилостивому Владыке; гряди, дверь жизни, к милостивому Подателю благ; гряди, ковчег Слова, в храм Господень; войди в церковь Божию, радость и веселие мира!» И к первосвященнику Захарии: «Прими, Захария, сень чистую; прими, священник Божий, ковчег непорочный; прими, пророк, кадильницу с невещественным углем; прими, праведник, фимиам духовный; прими Дщерь, Богом мне данную; введи и всели Ее на гору святую, в жилище Божием, не испытывая о Ней, но ожидая, что Богу, призвавшему Ее, благоугодно будет совершить с Нею»[65]. Как бы окрыленная благодатью Божиею, Преблагословенная Мария одна, никем не поддерживаемая, скоро взошла на самый верх ступеней храма. «Ангелы Божии, – говорит древний проповедник, – невидимо окружали Ее и служили Ей; хотя они еще и не ведали тогда таинства воплощения, но как слуги Господа, по повелению Его, служили Богоотроковице при восхождении Ее. Они удивлялись Ей, как избранному сосуду добродетелей, носящему знамение чистоты вечной, и видели, что плоть Ее была непричастна нечистоте греховной, а посему, исполняя волю Господню, совершали повеленное им служение»[66].
Захария, объятый духовным восторгом, ввел Ее во храм и не остановился там, где обыкновенно стоял народ, но повел Марию за первую и вторую завесу (Евр. 9, 3), в глубину внутреннего святилища, во Святое святых, куда лишь однажды в год, в день очищения, входил первосвященник с жертвенною кровию (ст. 7). На месте ветхозаветного ковчега является, по выражению Святой Церкви, «одушевленный кивот Божий»[67], «во Святое святых Святая и Непорочная Святым Духом вводится, сущи святейший храм Святаго Бога нашего»[68]. Такое необычное введение Девы во внутреннейшее святилище, как бы вопреки древнему закону, поразило недоумением всех зрителей, удивило самих Ангелов, которые, по выражению церковной песни, «вхождение Пречистыя зряще удивишася: како Дева со славою вниде во Святая святых»[69]. Они прозревали в настоящем событии дело Домостроительства Божия и, видя Святое святых лишенным ковчега завета, проразумевали, что настало время, когда закон сени должен уступить место самой истине (см.: Евр. 9, 1112; 10, 1), посему-то с благоговейным трепетом распростирали крыла свои уже не над ковчегом Ветхого Завета, не существовавшим во втором храме, а над новым одушевленным кивотом воплощающегося Сына Божия. «Писание мимотече, и оскуде закон, якоже сень, и благодати лучи возсияша, в храм Божий вшедшей Тебе, Дево, Мати чистая!»[70] – так изъясняет Святая Церковь смысл священного события[71].
Воспитание в священном месте для Пресвятой Девы было приготовлением к тому благодатному призванию, к которому Промысл Божий предызбрал Ее: «В Божественном храме, яко суща Божественный храм, от младенства чисте, со свещами светлыми отдана бывши, – поет Святая Церковь, – явилася еси приятелище неприступнаго и Божественного света»[72].
О беседе с Ангелами – см. канон Введению Пресвятой Богородицы (четвертый тропарь 4-й песни).
В распределении времени занятий Она следовала порядку, установленному при храме, и высокими душевными качествами, по свидетельству святого отца, превосходила всех Своих сверстниц, «представляя образец жизни лучшей и чистейшей в сравнении с прочими»[73]. В скором времени Она обучилась чтению, часто читала Священное Писание и размышляла о нем. Училась также и рукоделиям и Свое искусство впоследствии засвидетельствовала тем, что приготовила для Господа Иисуса Христа нешвенный хитон, истканный от верха до низа, который распинатели не решились раздирать на части, а предоставили тому, кому укажет жребий (см.: Ин. 19, 23–24). Естественный разум Богоотроковицы, образованный чтением Священного Писания, укрепленный молитвою и размышлением, был еще более просвещаем явлениями и беседою Ангелов. Среди этих бесед Она часто забывала о пище и принимала небесный хлеб от руки небожителей: «Святая святых сущи, Чистая, – поет Святая Церковь, – во храм святой возлюбила еси вселитися и со Ангелы, Дево, беседующи пребываеши, преславне с небесе хлеб приемлюще»[74].
Вскоре Пресвятая Дева лишилась Своих престарелых родителей и в ранних годах жизни Сама испытала горесть круглого сиротства. С утратою всего дорогого в жизни Она всею душою, всеми желаниями чистого сердца предалась Единому Богу, в Нем искала Себе отрады и утешения и, как бы соревнуя в чистоте Своим небесным собеседникам и в предведении великого назначения Своего, твердо решилась пребыть навсегда Девою и дала обет сохранить Свое девство до смерти. Торжественное введение
Ее в храм Господень, по толкованию Святой Церкви, было предобручением Богу Слову и уневещением Духу Святому благодатной Невесты Царя-Бога: «Емуже Слову Божию, яко храм избранный и всенепорочный, предобручилася еси Духом таинственно, обручена Богу и Отцу»[75], так что «обстоятельства уневещения Твоего ныне Духу Святому в доме Божием оказываются Божественными знамениями превышающего ум рождения Твоего, чистая Дева!»[76] «Невеста Царя-Бога! – взывает Святая Церковь, выражая мысль и цель священного события входа Богоотроковицы в храм. – Ты посвящаешься ныне в храме подзаконном – соблюдаться для Него, Всечистая!»[77]
В воспоминание Введения Пресвятой Богородицы в Иерусалимский храм учрежден Святой Церковью двунадесятый праздник с предпразднством с 20 ноября и попразднством до 25 ноября. На Востоке установление его относится к VIII веку, как видно из поучений на сей праздник, произнесенных Германом и Тарасием, Константинопольскими патриархами. В XII веке, при императоре Еммануиле Комнине, он уже был на Востоке известным праздником, а с Востока перешел на Запад. Каноны праздничной службы составлены Георгием Никомидийским и Василием Пагариотом, стихиры – тем же Георгием и Сергием Святоградцем.
Паремии – первая (Исх. 40, 1–5, 9, 10, 16, 34, 35) говорит о древней прообразовательной скинии, вторая (3 Цар. 8, 1, 3, 4, 6, 7, 9-11) повествует об освящении Соломонова храма и третья (Иез. 43, 27; 44, 1–4) представляет прообраз врат заключенных. Чтения из Евангелия на утрене и на Литургии те же, как и в праздник Рождества Богородицы, а чтение из Послания святого апостола Павла к Евреям (9, 1–7) указывает на скинию Ветхого Завета, вместившую «сущий Божественный храм и приятелище» невместимого Божества[78].
Благовещение Пресвятой Богородицы
Тропарь, глас 4
Днесь спасе́ния на́шего глави́зна, и е́же от ве́ка та́инства явле́ние; Сын Бо́жий Сын Де́вы быва́ет, и Гаврии́л благода́ть благовеству́ет. Те́мже и мы с ним Богоро́дице возопии́м: ра́дуйся, Благода́тная, Госпо́дь с Тобо́ю.
Кондак, глас 8
Взбра́нной Воево́де победи́тельная, я́ко изба́вльшеся от злых, благода́рственная воспису́ем Ти раби́ Твои́, Богоро́дице; но я́ко иму́щая держа́ву непобеди́мую, от вся́ких нас бед свободи́, да зове́м Ти: ра́дуйся, Неве́сто Неневе́стная.
Лк. 1, 26–38
Когда Пресвятая Дева среди молитвенных и благочестивых упражнений в храме пережила лета отрочества, Промысл Божий расположил обстоятельства так, что со всею необходимою прикровенностию исполнилось вечное предопределение о спасении человеческого рода. «Пока Пресвятая Дева была маловозрастна, – говорит святитель Григорий Нисский, – священники воспитывали Ее, как и Самуила, в церковных зданиях; когда же Она возросла, советовались, что предпринять относительно Ее, чтобы не прогневать Бога: подчинить Ее закону природы, отдав кому-либо в супружество, казалось весьма неуместным, потому что было бы святотатством, если бы человек овладел даром, посвященным Богу, но и дозволить жене пребывать в храме вместе с священниками и показываться в святилище – не было терпимо законами и согласно с важностью и приличием»[79]. Для устранения этих затруднений Дева «вручается от сонма священников обручнику, или хранителю девства, который оставил бы ненарушимым обет Ее»[80]. Хранителем чистоты и святости Богоотроковицы был избран престарелый Иосиф, так что, по выражению святых отцов, «обручение их имело особый смысл»[81], «Мария, соединенная с Иосифом, казалась женою мужа, тогда как между ними не было общения брака»[82]. Таким образом Промысл Божий, в неиследимых путях Своих (Рим. 11, 33), устроил и рождение Слова от Девы, и Самую Деву предохранил от ненависти врагов Христовых. «Для чего, – спрашивает святитель Иоанн Златоуст, – Дева зачала не прежде обручения? – и отвечает: для того, чтобы совершающееся было до некоторого времени сокрыто и Дева избежала всякого подозрения»[83].
Иначе, – продолжает святой отец, – если бы сначала сделалось сие известным иудеям, они, перетолковав слова в худую сторону, побили бы Ее камением. Если они бесстыдно перетолковывали и то, чему примеры имели в Ветхом Завете, – чего бы не сказали, услышав о зачатии Девою? Без сомнения, крайне возмутило бы их сие необыкновенное и новое событие, когда они и не слыхали, чтобы нечто подобное случилось у предков»[84].
Иосиф, подобно Деве Марии, происходил из царского рода Давидова (см.: Мф. 1, 6; Лк. 1, 27). Евангелист называет его праведным (см.: Мф. 1, 19), а это название показывает, по замечанию святителя Иоанна Златоустого, что обручник Пресвятой Девы «имел все добродетели»[85]. Из немногих слов Священного Писания об Иосифе можно видеть, что это был человек вполне честный, скромный, искренний, миролюбивый, внимательный к голосу своей совести и вещаниям свыше, – качества, которые делали его достойным великой чести быть ближайшим зрителем исполнения велией тайны благочестия (1 Тим. 3, 16). Он снискивал пропитание трудами рук своих, будучи древоделом, то есть плотником, и уже много лет провел во вдовстве[86], когда застигло его избрание Промысла Божия, действующего иногда в мире такими путями, которых значения не понимают даже избираемые орудиями действия.
Восьмидесятилетний старец, приняв Деву Марию из рук священников, привел Ее в свой дом, находившийся в галилейском городе Назарете. Мирно и спокойно текли дни Богоизбранной Отроковицы в доме Иосифа: Она и здесь, среди людей, окруженная житейскими суетами, не оставляла благочестивых навыков, приобретенных в прежнем священном обиталище, жила для одного лишь Бога, занимаясь молитвою и чтением святых книг. Но вскоре в этом бедном и пренебрегаемом городе (см.: Ин. 1, 46), в убогой хижине древодела, вдали от блеска и славы мира, совершилось событие, предопределенное вечными судьбами Божиими еще прежде сложения мира (1 Пет. 1, 20), обетованное падшим прародителям в раю и предвозвещенное пророками Ветхого Завета, – вочеловечение Сына Божия.
Тот же небесный вестник – Архангел Гавриил, который возвестил праведному Захарии о зачатии Предтечи Господня (см.: Лк. 1, 19), был послан от Бога в Назарет к Пресвятой Деве Марии благовестить Ей о вочеловечении Сына Божия. Среди молитвенных и святых размышлений Ее о таинственных словах пророка Исаии, предсказывавших о рождении Еммануила от Девы (см.: Ис. 7, 14)[87], как бы в ответ на сокровенные думы и желания чистой души Приснодевы о скорейшем исполнении пророческих слов предстал пред Нею Архангел Гавриил и начал благовестие необычным приветствием: Радуйся, Благодатная! «Радуйся, орудие радости, которым упраздняется приговор клятвы и возвращается право на радость, радуйся, истинно благословенная, радуйся, препрославленная, радуйся, преукрашенное святилище благодати Божией, радуйся, чертог, в котором Христос обручает Себе человечество, радуйся, избранная Богом прежде рождения, радуйся, орудие примирения Бога с человеками, радуйся, святая девственная земля, из которой неизреченным действием Божиим образуется новый Адам для спасения Адама древнего![88] Господь с Тобою! Тебе свойственно радоваться, потому что с рабою – Господь Славы, с благолепнейшею – прекраснейший паче всех сынов человеческих, с нескверною Тот, Кто освящает всяческая! С Тобою Бог и совершенный человек, не земной жених, но Сам Господь святыни, Отец чистоты, Виновник нетления, Податель свободы, Источник спасения, Хранитель истинного мира, – Сей Самый Господь с Тобою и из Тебя![89] Благословенна Ты в женах! Ты одна из всех матерей, предуготованная быть Материю Создателя Своего, не испытаешь свойственного матерям: матернее рождение не повредит чистоте Твоего девства. Ты одна истинно благословенна, потому что наименуешься Материю благословенного Сына, Которому народы воззовут: Благословен Грядый во имя Господне (Мф. 21, 9), и о Котором Пророк возвещал: Благословенно имя славы Его во век и в век века, и исполнится славы Его вся земля (Пс. 71, 19)»[90].
При виде небожителя, благовестившего Пресвятой Деве необычайную радость, Она пришла в смущение. «Отчего так? – спрашивает учитель Церкви, – оттого ли, что не узнала Она небесного вестника? Но если вид незнакомого, внезапно пришедшего, привел Ее в смятение, то должны были тотчас успокоить Ее кроткие и благочестивые слова его. Или Ее потрясло явление вышнего духовного существа, неудобно переносимое немощным и бренным естеством человеческим? Но Ее чистота, беспримерная между рожденными от Адама, соделовала Ее беспримерно способною к небесным общениям, и предание сказует, что не первым уже для Нее опытом таковых общений было явление Гавриила. Отчего же сия, хотя юная, но уже опытная собеседница Божества смутилась при виде Ангела?»[91] Разрешая эти недоумения, тот же учитель Церкви говорит: «До сих пор ни один и особенно ни одна из земнородных не слыхали с небес подобного приветствия, – и потому, когда Мария слышит, что неожиданный посетитель приветствует Ее не только миром, но и радостию, приписывает Ей благодать не как дар, но как Ее неотъемлемое достояние, возвещает Ей благословение, преимущественное пред всеми женами в мире, – тихая душа Ее от сильных слов духа, как тихая вода от сильного дыхания ветра, по необходимости приходит в движение – смутися о словеси его. Нет в сем смущении ничего нечистого, но нет в минуту смущения той душевной тишины, которая ему предшествовала. Когда ветер, ударяя в поверхность воды, частью поднимает ее от места ее покоя, тогда и чистая вода трепещет и кажется возмущенною: так душа Марии, хвалебным словом Ангела не только подъемлемая из самоуничижения, в котором она обыкла покоиться, но и возносимая превыше всего сотворенного, трепетала чистым страхом, и Ее постоянное стремление во глубину смирения, сделавшееся ощутительным оттого, что Ее превозносили, обнаружилось в виде смущения»[92].
Смущенная Дева не спешила отвечать Ангелу, но в молчании помышляше, каково будет целование сие. «Неужели Я одна из женщин дам природе новые законы? Кто принес такую весть и откуда он пришел? Почитать ли вещающего человеком? – но он представляется бестелесным. Ангелом ли его назвать? – но он говорит, как человек. Я не понимаю того, что вижу, недоумеваю о том, что слышу»[93]. Смущение не препятствовало Ей безмолвно размышлять о слышанном, не лишило Ее присутствия духа и не вывело из свойственного Ей состояния сосредоточенности ума, а все это означало, что Она «любила иметь познание о предметах не поверхностное, а твердое и основательное»[94]. «Стараясь успокоить смущенный дух Свой, Она не произносила слов, но только одним взором показывая некоторое недоумение, вместо голоса обнаружила состояние Своей души выражением внешнего Своего вида»[95]…
В храме Иерусалимском (первом и втором), кроме святилища и внутреннего отделения – Святого святых, было много притворов (например, Соломонов, см.: Ин. 10, 23), дворов и пристроек, где помещались служебные лица (см.: 1 Пар. 9, 27, 23, 28; 2 Пар. 31, 11–12; Иер. 35, 2, 4; 36, 10) и были хранимы богослужебные сосуды и запасы (см.: 3 Цар. 6, 5; 7, 51; 15, 15; 4 Цар. 11, 10). Таким образом, при храме, в многочисленных зданиях его, могли найти себе приют как первенцы мужского и младенцы женского пола, посвящаемые Богу[59], так мужи и жены (вдовы и девы), проводившие воздержную и молитвенную жизнь (см.: Лк. 2, 37). Несмотря на ранний возраст, Пресвятая Дева Мария выказывала явное расположение к такому образу жизни. Ей исполнилось три года, и в эту пору сердце Ее уже пламенело искреннею любовию к Богу. Хотя Она, по выражению церковных песней, «младенчествовала плотию, но была совершенна душею»[60], «трилетствовала телом, но многолетствовала духом»[61]. Святые Богоотцы, видя такое расположение своей благодатной Дщери к святой жизни, решились расстаться с Нею и посвятить годы Ее детства Богу. К торжеству введения Богоотроковицы в храм были собраны все родные и знакомые святых Иоакима и Анны, а также множество юных дев, сверстниц Марии. Кто более матери любит дитя? Но Анна, вдохновленная Духом, по свидетельству Святой Церкви, «Пречистую Приснодеву с веселием приводит в храм Божий, призвавши идти пред Нею отроковицам, свещи носящим, и глаголющи: пойди, чадо, давшему Тя буди возложение и благовонный фимиам, вниди в незаходимая и увеждь тайны, и уготовися быти Иисусово вместилище веселое и красное»[62]. Шествие было величественное во всей своей священной простоте. «Начинайте, девы, – радостно восклицает Святая Церковь, – воспойте песни, руками держаще свещи, чистыя Богородицы предшествие хваляще, ныне грядущия во храм Божий»[63]. «Иоакиме и Анно, веселитеся ныне, во храм приводяще Господень чистую Бога Матерь Христа Всецаря будущую»[64]. Святитель Димитрий Ростовский в уста матери Богоотроковицы влагает следующие трогательные слова к Преблагословенной Марии: «Гряди, Дщерь моя, к Тому, Кто даровал мне Тебя; гряди, кивот освященный, к многомилостивому Владыке; гряди, дверь жизни, к милостивому Подателю благ; гряди, ковчег Слова, в храм Господень; войди в церковь Божию, радость и веселие мира!» И к первосвященнику Захарии: «Прими, Захария, сень чистую; прими, священник Божий, ковчег непорочный; прими, пророк, кадильницу с невещественным углем; прими, праведник, фимиам духовный; прими Дщерь, Богом мне данную; введи и всели Ее на гору святую, в жилище Божием, не испытывая о Ней, но ожидая, что Богу, призвавшему Ее, благоугодно будет совершить с Нею»[65]. Как бы окрыленная благодатью Божиею, Преблагословенная Мария одна, никем не поддерживаемая, скоро взошла на самый верх ступеней храма. «Ангелы Божии, – говорит древний проповедник, – невидимо окружали Ее и служили Ей; хотя они еще и не ведали тогда таинства воплощения, но как слуги Господа, по повелению Его, служили Богоотроковице при восхождении Ее. Они удивлялись Ей, как избранному сосуду добродетелей, носящему знамение чистоты вечной, и видели, что плоть Ее была непричастна нечистоте греховной, а посему, исполняя волю Господню, совершали повеленное им служение»[66].
Захария, объятый духовным восторгом, ввел Ее во храм и не остановился там, где обыкновенно стоял народ, но повел Марию за первую и вторую завесу (Евр. 9, 3), в глубину внутреннего святилища, во Святое святых, куда лишь однажды в год, в день очищения, входил первосвященник с жертвенною кровию (ст. 7). На месте ветхозаветного ковчега является, по выражению Святой Церкви, «одушевленный кивот Божий»[67], «во Святое святых Святая и Непорочная Святым Духом вводится, сущи святейший храм Святаго Бога нашего»[68]. Такое необычное введение Девы во внутреннейшее святилище, как бы вопреки древнему закону, поразило недоумением всех зрителей, удивило самих Ангелов, которые, по выражению церковной песни, «вхождение Пречистыя зряще удивишася: како Дева со славою вниде во Святая святых»[69]. Они прозревали в настоящем событии дело Домостроительства Божия и, видя Святое святых лишенным ковчега завета, проразумевали, что настало время, когда закон сени должен уступить место самой истине (см.: Евр. 9, 1112; 10, 1), посему-то с благоговейным трепетом распростирали крыла свои уже не над ковчегом Ветхого Завета, не существовавшим во втором храме, а над новым одушевленным кивотом воплощающегося Сына Божия. «Писание мимотече, и оскуде закон, якоже сень, и благодати лучи возсияша, в храм Божий вшедшей Тебе, Дево, Мати чистая!»[70] – так изъясняет Святая Церковь смысл священного события[71].
Воспитание в священном месте для Пресвятой Девы было приготовлением к тому благодатному призванию, к которому Промысл Божий предызбрал Ее: «В Божественном храме, яко суща Божественный храм, от младенства чисте, со свещами светлыми отдана бывши, – поет Святая Церковь, – явилася еси приятелище неприступнаго и Божественного света»[72].
О беседе с Ангелами – см. канон Введению Пресвятой Богородицы (четвертый тропарь 4-й песни).
В распределении времени занятий Она следовала порядку, установленному при храме, и высокими душевными качествами, по свидетельству святого отца, превосходила всех Своих сверстниц, «представляя образец жизни лучшей и чистейшей в сравнении с прочими»[73]. В скором времени Она обучилась чтению, часто читала Священное Писание и размышляла о нем. Училась также и рукоделиям и Свое искусство впоследствии засвидетельствовала тем, что приготовила для Господа Иисуса Христа нешвенный хитон, истканный от верха до низа, который распинатели не решились раздирать на части, а предоставили тому, кому укажет жребий (см.: Ин. 19, 23–24). Естественный разум Богоотроковицы, образованный чтением Священного Писания, укрепленный молитвою и размышлением, был еще более просвещаем явлениями и беседою Ангелов. Среди этих бесед Она часто забывала о пище и принимала небесный хлеб от руки небожителей: «Святая святых сущи, Чистая, – поет Святая Церковь, – во храм святой возлюбила еси вселитися и со Ангелы, Дево, беседующи пребываеши, преславне с небесе хлеб приемлюще»[74].
Вскоре Пресвятая Дева лишилась Своих престарелых родителей и в ранних годах жизни Сама испытала горесть круглого сиротства. С утратою всего дорогого в жизни Она всею душою, всеми желаниями чистого сердца предалась Единому Богу, в Нем искала Себе отрады и утешения и, как бы соревнуя в чистоте Своим небесным собеседникам и в предведении великого назначения Своего, твердо решилась пребыть навсегда Девою и дала обет сохранить Свое девство до смерти. Торжественное введение
Ее в храм Господень, по толкованию Святой Церкви, было предобручением Богу Слову и уневещением Духу Святому благодатной Невесты Царя-Бога: «Емуже Слову Божию, яко храм избранный и всенепорочный, предобручилася еси Духом таинственно, обручена Богу и Отцу»[75], так что «обстоятельства уневещения Твоего ныне Духу Святому в доме Божием оказываются Божественными знамениями превышающего ум рождения Твоего, чистая Дева!»[76] «Невеста Царя-Бога! – взывает Святая Церковь, выражая мысль и цель священного события входа Богоотроковицы в храм. – Ты посвящаешься ныне в храме подзаконном – соблюдаться для Него, Всечистая!»[77]
В воспоминание Введения Пресвятой Богородицы в Иерусалимский храм учрежден Святой Церковью двунадесятый праздник с предпразднством с 20 ноября и попразднством до 25 ноября. На Востоке установление его относится к VIII веку, как видно из поучений на сей праздник, произнесенных Германом и Тарасием, Константинопольскими патриархами. В XII веке, при императоре Еммануиле Комнине, он уже был на Востоке известным праздником, а с Востока перешел на Запад. Каноны праздничной службы составлены Георгием Никомидийским и Василием Пагариотом, стихиры – тем же Георгием и Сергием Святоградцем.
Паремии – первая (Исх. 40, 1–5, 9, 10, 16, 34, 35) говорит о древней прообразовательной скинии, вторая (3 Цар. 8, 1, 3, 4, 6, 7, 9-11) повествует об освящении Соломонова храма и третья (Иез. 43, 27; 44, 1–4) представляет прообраз врат заключенных. Чтения из Евангелия на утрене и на Литургии те же, как и в праздник Рождества Богородицы, а чтение из Послания святого апостола Павла к Евреям (9, 1–7) указывает на скинию Ветхого Завета, вместившую «сущий Божественный храм и приятелище» невместимого Божества[78].
Благовещение Пресвятой Богородицы
25 марта / 7 апреля
Тропарь, глас 4
Днесь спасе́ния на́шего глави́зна, и е́же от ве́ка та́инства явле́ние; Сын Бо́жий Сын Де́вы быва́ет, и Гаврии́л благода́ть благовеству́ет. Те́мже и мы с ним Богоро́дице возопии́м: ра́дуйся, Благода́тная, Госпо́дь с Тобо́ю.
Кондак, глас 8
Взбра́нной Воево́де победи́тельная, я́ко изба́вльшеся от злых, благода́рственная воспису́ем Ти раби́ Твои́, Богоро́дице; но я́ко иму́щая держа́ву непобеди́мую, от вся́ких нас бед свободи́, да зове́м Ти: ра́дуйся, Неве́сто Неневе́стная.
Когда Пресвятая Дева среди молитвенных и благочестивых упражнений в храме пережила лета отрочества, Промысл Божий расположил обстоятельства так, что со всею необходимою прикровенностию исполнилось вечное предопределение о спасении человеческого рода. «Пока Пресвятая Дева была маловозрастна, – говорит святитель Григорий Нисский, – священники воспитывали Ее, как и Самуила, в церковных зданиях; когда же Она возросла, советовались, что предпринять относительно Ее, чтобы не прогневать Бога: подчинить Ее закону природы, отдав кому-либо в супружество, казалось весьма неуместным, потому что было бы святотатством, если бы человек овладел даром, посвященным Богу, но и дозволить жене пребывать в храме вместе с священниками и показываться в святилище – не было терпимо законами и согласно с важностью и приличием»[79]. Для устранения этих затруднений Дева «вручается от сонма священников обручнику, или хранителю девства, который оставил бы ненарушимым обет Ее»[80]. Хранителем чистоты и святости Богоотроковицы был избран престарелый Иосиф, так что, по выражению святых отцов, «обручение их имело особый смысл»[81], «Мария, соединенная с Иосифом, казалась женою мужа, тогда как между ними не было общения брака»[82]. Таким образом Промысл Божий, в неиследимых путях Своих (Рим. 11, 33), устроил и рождение Слова от Девы, и Самую Деву предохранил от ненависти врагов Христовых. «Для чего, – спрашивает святитель Иоанн Златоуст, – Дева зачала не прежде обручения? – и отвечает: для того, чтобы совершающееся было до некоторого времени сокрыто и Дева избежала всякого подозрения»[83].
Иначе, – продолжает святой отец, – если бы сначала сделалось сие известным иудеям, они, перетолковав слова в худую сторону, побили бы Ее камением. Если они бесстыдно перетолковывали и то, чему примеры имели в Ветхом Завете, – чего бы не сказали, услышав о зачатии Девою? Без сомнения, крайне возмутило бы их сие необыкновенное и новое событие, когда они и не слыхали, чтобы нечто подобное случилось у предков»[84].
Иосиф, подобно Деве Марии, происходил из царского рода Давидова (см.: Мф. 1, 6; Лк. 1, 27). Евангелист называет его праведным (см.: Мф. 1, 19), а это название показывает, по замечанию святителя Иоанна Златоустого, что обручник Пресвятой Девы «имел все добродетели»[85]. Из немногих слов Священного Писания об Иосифе можно видеть, что это был человек вполне честный, скромный, искренний, миролюбивый, внимательный к голосу своей совести и вещаниям свыше, – качества, которые делали его достойным великой чести быть ближайшим зрителем исполнения велией тайны благочестия (1 Тим. 3, 16). Он снискивал пропитание трудами рук своих, будучи древоделом, то есть плотником, и уже много лет провел во вдовстве[86], когда застигло его избрание Промысла Божия, действующего иногда в мире такими путями, которых значения не понимают даже избираемые орудиями действия.
Восьмидесятилетний старец, приняв Деву Марию из рук священников, привел Ее в свой дом, находившийся в галилейском городе Назарете. Мирно и спокойно текли дни Богоизбранной Отроковицы в доме Иосифа: Она и здесь, среди людей, окруженная житейскими суетами, не оставляла благочестивых навыков, приобретенных в прежнем священном обиталище, жила для одного лишь Бога, занимаясь молитвою и чтением святых книг. Но вскоре в этом бедном и пренебрегаемом городе (см.: Ин. 1, 46), в убогой хижине древодела, вдали от блеска и славы мира, совершилось событие, предопределенное вечными судьбами Божиими еще прежде сложения мира (1 Пет. 1, 20), обетованное падшим прародителям в раю и предвозвещенное пророками Ветхого Завета, – вочеловечение Сына Божия.
Тот же небесный вестник – Архангел Гавриил, который возвестил праведному Захарии о зачатии Предтечи Господня (см.: Лк. 1, 19), был послан от Бога в Назарет к Пресвятой Деве Марии благовестить Ей о вочеловечении Сына Божия. Среди молитвенных и святых размышлений Ее о таинственных словах пророка Исаии, предсказывавших о рождении Еммануила от Девы (см.: Ис. 7, 14)[87], как бы в ответ на сокровенные думы и желания чистой души Приснодевы о скорейшем исполнении пророческих слов предстал пред Нею Архангел Гавриил и начал благовестие необычным приветствием: Радуйся, Благодатная! «Радуйся, орудие радости, которым упраздняется приговор клятвы и возвращается право на радость, радуйся, истинно благословенная, радуйся, препрославленная, радуйся, преукрашенное святилище благодати Божией, радуйся, чертог, в котором Христос обручает Себе человечество, радуйся, избранная Богом прежде рождения, радуйся, орудие примирения Бога с человеками, радуйся, святая девственная земля, из которой неизреченным действием Божиим образуется новый Адам для спасения Адама древнего![88] Господь с Тобою! Тебе свойственно радоваться, потому что с рабою – Господь Славы, с благолепнейшею – прекраснейший паче всех сынов человеческих, с нескверною Тот, Кто освящает всяческая! С Тобою Бог и совершенный человек, не земной жених, но Сам Господь святыни, Отец чистоты, Виновник нетления, Податель свободы, Источник спасения, Хранитель истинного мира, – Сей Самый Господь с Тобою и из Тебя![89] Благословенна Ты в женах! Ты одна из всех матерей, предуготованная быть Материю Создателя Своего, не испытаешь свойственного матерям: матернее рождение не повредит чистоте Твоего девства. Ты одна истинно благословенна, потому что наименуешься Материю благословенного Сына, Которому народы воззовут: Благословен Грядый во имя Господне (Мф. 21, 9), и о Котором Пророк возвещал: Благословенно имя славы Его во век и в век века, и исполнится славы Его вся земля (Пс. 71, 19)»[90].
При виде небожителя, благовестившего Пресвятой Деве необычайную радость, Она пришла в смущение. «Отчего так? – спрашивает учитель Церкви, – оттого ли, что не узнала Она небесного вестника? Но если вид незнакомого, внезапно пришедшего, привел Ее в смятение, то должны были тотчас успокоить Ее кроткие и благочестивые слова его. Или Ее потрясло явление вышнего духовного существа, неудобно переносимое немощным и бренным естеством человеческим? Но Ее чистота, беспримерная между рожденными от Адама, соделовала Ее беспримерно способною к небесным общениям, и предание сказует, что не первым уже для Нее опытом таковых общений было явление Гавриила. Отчего же сия, хотя юная, но уже опытная собеседница Божества смутилась при виде Ангела?»[91] Разрешая эти недоумения, тот же учитель Церкви говорит: «До сих пор ни один и особенно ни одна из земнородных не слыхали с небес подобного приветствия, – и потому, когда Мария слышит, что неожиданный посетитель приветствует Ее не только миром, но и радостию, приписывает Ей благодать не как дар, но как Ее неотъемлемое достояние, возвещает Ей благословение, преимущественное пред всеми женами в мире, – тихая душа Ее от сильных слов духа, как тихая вода от сильного дыхания ветра, по необходимости приходит в движение – смутися о словеси его. Нет в сем смущении ничего нечистого, но нет в минуту смущения той душевной тишины, которая ему предшествовала. Когда ветер, ударяя в поверхность воды, частью поднимает ее от места ее покоя, тогда и чистая вода трепещет и кажется возмущенною: так душа Марии, хвалебным словом Ангела не только подъемлемая из самоуничижения, в котором она обыкла покоиться, но и возносимая превыше всего сотворенного, трепетала чистым страхом, и Ее постоянное стремление во глубину смирения, сделавшееся ощутительным оттого, что Ее превозносили, обнаружилось в виде смущения»[92].
Смущенная Дева не спешила отвечать Ангелу, но в молчании помышляше, каково будет целование сие. «Неужели Я одна из женщин дам природе новые законы? Кто принес такую весть и откуда он пришел? Почитать ли вещающего человеком? – но он представляется бестелесным. Ангелом ли его назвать? – но он говорит, как человек. Я не понимаю того, что вижу, недоумеваю о том, что слышу»[93]. Смущение не препятствовало Ей безмолвно размышлять о слышанном, не лишило Ее присутствия духа и не вывело из свойственного Ей состояния сосредоточенности ума, а все это означало, что Она «любила иметь познание о предметах не поверхностное, а твердое и основательное»[94]. «Стараясь успокоить смущенный дух Свой, Она не произносила слов, но только одним взором показывая некоторое недоумение, вместо голоса обнаружила состояние Своей души выражением внешнего Своего вида»[95]…