К вечеру нового дня путники перевалили седловину между двумя остроконечными скалами, и дорога стала еще хуже. Мало того, что под ногами оставались все те же камни, так ведь на них теперь лежал слой снега почти метровой толщины. Измученные люди вместе с лошадьми жевали утрамбованный ветрами наст, чтобы утолить хотя бы жажду. Роксалана тихо шептала проклятия в адрес ведуна, придумывая для него казни пострашнее. Кони, скорее всего, думали примерно так же, но не могли выразить свои пожелания вслух. Утешало одно: как очень надеялся Середин, позади остался водораздел, рассекающий воду на ту, что положена для Урала, и на ту, которой начертано влиться в великий Итиль, ныне именуемый многими смертными русской Волгой-матушкой.
На рассвете Олег заметил слева внизу темное пятно, свернул к нему, и к сумеркам караван добрался до небольшой каменистой площадки, поросшей уродливыми карликовыми соснами. Кони, перестав слушаться поводьев, тут же принялись ощипывать на деревцах смолистые почки и пахучие зеленые иглы. Середин, наковыряв в снегу охапку хвороста, исхитрился сварить на куцем костерке несколько пригоршней ячменя, щедро приправив его мелко нарезанным салом.
– Боже мой, какая вкуснятина! – в полном изумлении принялась наворачивать импровизированную кашу Роксалана. – Никогда не думала, что ячмень с салом дают такой сказочный букет! Когда вернусь, прикажу на кухне готовить мне такой завтрак каждый день. И папку обязательно угощу. Представляю, как ему понравится!
– Не обожгись, – посоветовал Середин, глядя, как мелькает ложка в ее руках. – У нас даже йода нет, язык тебе помазать.
– Черт с тобой, Олежка, я тебя прощаю, – снизошла до повара девушка. – За такое угощение можно сто грехов отпустить. Попрошу папу, чтобы тебя без наказания пристрелили. Шлеп – и никаких мучений.
Наверное, в ее устах это была высшая возможная награда.
За следующий день путники пробились вниз километров на пять. Каменные россыпи остались позади, по обе стороны от тропы покачивались ольховые и рябиновые ветви, под снегом вновь появилась трава – да только сами сугробы опять поднялись до уровня груди. Усталые голодные лошади отказывались пробивать эту стену своим телом, предпочитая грызть низкие веточки, и Олег, пользуясь щитом как лопатой, прорывал путь для всех. А много ли нароет за день один человек, пусть даже и в относительно рыхлом снегу?
Счастье пришло в полдень нового дня. Выбравшись из тени на противоположный склон ущелья, путники резко оказались посреди зеленого оазиса. На южный склон здешних гор уже ступила весна: снег стаял почти целиком, тут и там тоненькими волосиками проглядывала наружу ярко-зеленая трава, а на отдельных кочках белыми сугробами распустились густо растущие подснежники.
– Все, падаем! – решительно потребовал Середин. – Два дня отдыха. Лошадям – чтобы попастись, людям – чтобы отлежаться. Когда еще так с привалом повезет…
Небо оставалось таким же прозрачно-голубым, как в первый день их похода, ветер в глухое, заброшенное ущелье заглядывать ленился. Отогревшиеся в весенних лучах деревья пахли медом и кардамоном. Зависшее над противоположной вершиной солнце припекало так, что Олег сразу разделся по пояс и откинулся на вывернутый мехом наружу тулуп.
– Отвернись, охальник! – потребовала Роксалана, отошла за просвечивающий насквозь куст боярышника и тоже разделась, подставив теплу смуглое от кварцевых ламп тело. – Как хорошо, Олежка! Ведь буду рассказывать – ни одна собака не поверит. Надо же так, два дня по горло в снегу ползти, чтобы потом голышом среди леса загорать! И ни комаров вокруг, ни прохожих. Ляпота… Отвернись, не то морду расцарапаю!
– Да я и не смотрю. – Ведун грелся на солнышке с закрытыми глазами.
– Брезгуешь, что ли? Правильно тебя старики убить хотели, ни фига вести себя не умеешь. Рядом с ним самая красивая девушка Москвы обнажилась, а он даже глаза не скосил. Ради такого мог бы и с драной физиономией недельку походить. Ты что, импотент?
Импотентом Середин себя пока не ощущал. Он чувствовал себя лопатой, которую наконец-то откинули в сторону за ненадобностью. Хотелось лежать, лежать и лежать. Даже есть не хотелось так сильно, как просто валяться безжизненно на солнцепеке.
Хотя о еде на самом деле стоило позаботиться именно сейчас.
– Но-но, без глупостей! – встрепенулась Роксалана, услышав шевеление с его стороны. – Я просто пошутила. Лежи смирно и повернись в другую сторону.
– Отстань. – Ведун поднялся, притянул к себе и открыл чересседельную сумку. – Пойду, силки попробую расставить. Здесь такая зелень, что вся живность с округи должна собираться. Авось, повезет.
Отойдя от стоянки примерно на полкилометра, к самому краю оазиса, Олег заметил возле нескольких рыжих покатых камней странной формы кочку – с белым хохолком и низкими зелеными краями. Она походила на дошколенка, чудом вырвавшегося из лап криворукого парикмахера и затаившегося среди кустов. Тут явно кто-то побывал, и ведун, махнув рукой на советы бывалых охотников, расставил все свои снасти здесь, вокруг полюбившегося кому-то угощения.
Когда он вернулся, Роксалана спала – раскинув руки, разметав волосы и что-то тихонько бормоча себе под нос. Олег пригнулся, надеясь разобрать слова, ничего не понял и, неожиданно для самого себя, тихонько провел пальцем девушке через грудь, ненадолго задержавшись на остром холодном соске. Даже если директор фирмы «Роксойлделети» по маркетингу и не была первой красавицей Москвы, она все равно выглядела чертовски соблазнительно. А ведун, как ни натаскивал его Ворон на самодостаточность и выдержку, оставался всего лишь человеком. Человеком из плоти и крови. И хотя убить свою незваную спутницу ему хотелось куда чаще, нежели приласкать, сейчас он наклонился к ее губам и осторожно поцеловал.
– М-м, – сонно ответила девушка и чуть потянулась лицом вверх.
Олег поцеловал ее снова, ощутив прикосновение кончика ее языка к своему, скользнул губами по подбородку вниз, потом по щекам, потом к кончику носа, чмокнул мочку левого уха – Роксалана подставляла лицо для ласк, словно кошка свою мордочку под пальцы хозяина. Ее тонкие руки сомкнулись у ведуна на затылке – молодой человек быстро скинул тулуп и опустился на спутницу, всем телом ощутив ее горячую кожу. Теперь уже Роксалана впилась ему в губы, изогнулась всем телом, больно ткнув острой коленкой в бедро, и ведун сам не заметил того мгновения, когда они слились в одно целое. После долгого перерыва страсть полыхнула стремительной вспышкой, чтобы уже через несколько минут закончиться отнимающим все силы сладострастным взрывом.
«Это утомительнее, чем даже снег разгребать…» – мелькнула в голове Середина совершенно глупая мысль, когда он расслабленно простерся рядом с девушкой. Ведь снег никогда не доставлял ему такого наслаждения.
– Это ты? – задала не менее глупый вопрос Роксалана, потянулась и сладко мурлыкнула: – Ну вот, ты меня все же изнасиловал, скотина. Теперь папка тебя точно пристрелит. Причем собственноручно. Как только познакомитесь, так сразу и пристрелит. Надо будет тебя в бассейне представить, там кровь проще отмывать.
– В бассейне? – усмехнулся ведун. – А кто тебе сказал, что мы вообще когда-нибудь доберемся до твоего бассейна вообще и до папочки в частности?
– Но-но, ты так не шути, – приподнялась на локте девушка. – Не то ничего подобного больше никогда в жизни не получишь!
– А если доберемся, тогда что? – закинул руки за голову Олег. – Букет на могилку каждую годовщину приносить станешь?
– Не знаю, не знаю, – не стала обманывать Роксалана. Девушка перекатилась ближе к нему и принялась щекотно целовать обнаженную грудь. – Зато теперь, Олежка, бояться тебе совершенно нечего. Ты меня понимаешь? Совершенно нечего… И не лежи как истукан, а то я могу замерзнуть.
Когда весеннее солнце покатилось вниз по склону горы, а в оазис весны все же заглянула слабая, но колющая холодом поземка, молодые люди закутались обратно в меха и прошлись между деревьями, собирая хворост. Олег наткнулся на сухостоину в полторы ладони толщиной, свалил ее мечом, разделал на четыре куска:
– Нормально, этого до утра хватит. Пойду, снасти посмотрю.
– Я с тобой, – встрепенулась Роксалана. – Все равно я огонь высекать не умею, а сидеть на одном месте холодно.
– Хочешь, пошли, – пожал плечами ведун.
– Вот здорово! Я буду прикрывать твою спину от злых разбойников! – Девушка поспешно опоясалась мечом и ухватила его под руку, повиснув на локте половиной своего веса. – Как думаешь, здесь могут быть разбойники?
– Разбойники водятся только там, где есть кого ограбить.
– А эти… Демоны и злые духи?
– Нечисть в большинстве холоднокровна, как лягушки. В морозы она спит.
– Оглянись, Олежка! Тут же тепло, как летом.
– Ну, может, лешие, берегини, травники уже и очнулись, – предположил Середин. – Да только они все равно еще сонные, в силу не пришли. Можно пока не бояться.
– Ой, смотри, кто это?! Олененок! – Роксалана кинулась вперед, упала возле «стриженой» кочки на колени, протянула руки к подпрыгивающей на одном месте пятнистой, черно-коричневой лани. – Бедненький, запутался… Подожди, я тебе сейчас помогу.
Она решительно рванула из ножен меч, подсунула его под сплетенную из конского волоса нить и перерезала одним легким движением. Зверек восторженно подпрыгнул и бросился наутек.
– Ты… Э… Чего?! – опешил от такого фокуса ведун.
– Не видишь, они в каких-то паутинах запутались? Вот еще один… – Девушка перебежала к кому-то, невидимому за кочкой, и через мгновение еще одна лань, радостно задрав короткий хвостик, улепетывала со всех ног.
– Да ты чего делаешь, ненормальная?! – подбежал ближе Середин. – Мои силки… Добыча… Снасть… Какого хрена ты их выпустила?
– Они же еще маленькие, Олежка, – настойчиво сообщила Роксалана. – Они чуть не погибли.
Ведун сплюнул, безнадежно махнул рукой и отправился обратно, к вещам. Запалил костер, сходил к краю оазиса за снегом, повесил торбу на вытянутый над очагом сук. Когда вода закипела, сыпанул внутрь овса и примерно через четверть часа поставил на землю:
– Угощайся.
– Что это за варево? – заглянула в кожаную посудину спутница. – Пахнет рыбьей прикормкой.
– Она и на вкус такая же, – хмуро сообщил ведун. – Сало и ячмень мы еще утром добили, а вкусный ужин ты самолично отпустила на все четыре стороны. Остался только овес.
– Это был не ужин, – поджала губы девушка. – Это были милые маленькие оленята.
– Восемь кило парного мяса, – перевел Олег ее слова на нормальный язык. – Четыре дня могли бы есть от пуза в свое удовольствие и в ус не дуть.
– Овсянка для здоровья куда полезнее, – взяла свою ложку Роксалана и зачерпнула разварившееся зерно. – Клетчатка, микроэлементы. Пищеварение улучшает.
– От такого пищеварения только брюхо пухнет. Даже у лошадей, между прочим.
– Ну, и чего теперь, за ними по следу бежать? – примирительно ответила Роксалана. – Назад не вернешь. Хватит обижаться, давай хоть этого поедим. Они были такие хорошенькие… Я бы их все равно есть не смогла, Олежка, честное слово. И тебе бы не дала. Не обижайся, ладно? Давай, ложечка за папу, ложечка за маму. Сейчас покушаем и в постель. И я буду очень-очень послушной девочкой. Хочешь?
После заката в их оазис ворвался самый настоящий трескучий мороз, и молодые люди, забыв размолвку, волей-неволей оказались в крепких объятиях друг друга. Разлучить их смогли только жаркие лучи поднявшегося солнца. Роксалана откинулась на спину, оставив у Олега под шеей только свою руку, и уже через минуту подняла его истошным воплем:
– Оре-е-ешки!!!
– А-а?! – Въевшиеся в плоть ведуна рефлексы заставили его метнуться в сторону. Уже через мгновение он стоял на ногах, сжимая в руке меч. – Что случилось?
– Орешки… – Полуобнаженная спутница сидела на тулупе и держала в дрожащей руке горсть темно-коричневых, с серой макушкой, лесных орехов.
– Тьфу ты… – Середин спрятал клинок и принялся одеваться. – Ну, фундук. Ну, лещина. Растет она по лесам. Чего вопить-то из-за этого?
– Ты не понимаешь! – сглотнула девушка. – Сон мне приснился. Что я тут сплю, а ко мне от лошадей голая совершенно девочка подходит, лет пятнадцати. Говорит, что я хорошая и она мне подарок принесла. И, значит, орешки возле щеки кладет. Я просыпаюсь – а там и правда орехи!
– Ну и что? Берегиня, стало быть, ночью к тебе приходила. Видно, и правда проснулась тут в теплом уголке. Странно только, что показалась, коли мы ей никаких подарков не принесли. Обычно они только за ломтик хлеба и чашку молока помогают. Не отошла, видно, после зимы. Ты чего, берегинь никогда не видела?
– Нет, – мотнула головой девушка.
– Духи это лесные. Обычно в облике юных дамочек показываются, да еще и без одежды. Защищают лес, воду, землю и вообще… Ну, а коли их угостить, то и людям помогают, путникам простым.
– А, понятно. Это наяды, что ли?
– Нет, – мотнул головой Середин. – Наяды – это духи воды, русалки по-нашему. Берегини, если на греческий переводить, это уже нимфы получаются.
– Какие нимфы? – возмутилась Роксалана. – Нимфы – это австралийские попугайчики. А духи леса – это наяды!
– Раздави меня утюг, куда катится наше образование? – вскинул глаза к небу Олег. – Ладно, угли посмотри. Может, раздуешь? А я прогуляюсь.
– Я с тобой! – потребовала девушка.
– Куда?
Роксалана глянула к себе в ладонь и высыпала орехи на тулуп.
– Куда угодно! Одна я тут ни за что не останусь!
– Успокойся, берегини добрые.
– А если тут не только наяды, но и еще кто-нибудь проснулся? У меня даже баллончика перцового нет!
– Меч возьми.
– Сам возьми! Его пока поднимешь, тебя десять раз сожрут. Может, тут вампиры живут! Или зловещие мертвецы! Я с тобой пойду. Захочешь в кустики – я лучше рядом отвернусь.
– Да, воистину – Зена, королева варваров, – негромко признал Середин. – Телевизор надо меньше на ночь смотреть. Ну, ладно, пошли вдвоем, коли так.
Примерно за полчаса они дошагали до знакомой кочки, и Олег с огромным удовольствием увидел лежащую среди травы коричневую тушку: похоже, вчерашний шум дичь не распугал, и хоть одна из петель принесла добычу.
– Тебе повезло, деточка. С голоду мы ближайшие пару дней не загнемся.
– Подожди! – Роксалана присела рядом с ланью, приподняла ее голову. – Она еще дышит.
– Подвинься… – Середин выдернул нож.
– Ты с ума сошел! Она же живая!
– Уйди!
– Ты же не убьешь ее, Олежка? – собачьим молящим взглядом уставилась на него спутница. – Как можно такую хорошенькую?
Блеснул клинок, и волосяная петля с тонким щелчком лопнула у самого узелка.
– Да ты!.. – Ведун дернулся вперед, но Роксалана, вскочив, заслонила собой добычу:
– Олег, ты меня любишь?
Ведун от неожиданности на мгновение даже забыл про тяжело дышащее рядом парное мясо.
– Чего? Ты о чем?
– Значит, для тебя это был всего лишь секс, да? – оскалила девушка ровные жемчужные зубки. – Просто секс?
– Тысяча дохлых лягушек, Роксалана! – рассвирепел ведун. – Ты связалась со мной, потому что хотела настоящего приключения, а мне нужен был переводчик! И все! Уйди!
Он отпихнул спутницу, но куда там: оклемавшийся тонконогий малыш, слегка покачиваясь и задевая стволы деревьев, уже улепетывал к густым зарослям дикой смородины.
– Тьфу, зар-раза! Ну что, довольна? Теперь будешь с пустым брюхом сидеть.
– Да ладно тебе дуться, Олежка, – повисла у него на руке довольная собой девушка. – Он же был такой хорошенький, мохнатенький, теплый… Очаровашка просто. Разве такого можно просто сожрать, как печеную картошку?
– Деточка, тебе сало в каше нравится? Так вот оно, когда бегало, тоже было тепленьким и очаровашкой. Или ты думаешь, шашлык и бифштексы на березах растут? Блин, у нас теперь ни сала, ни мяса, да и овса от силы на пару дней. Посмотрим, как ты завтра запоешь, когда на обед, кроме воды, ничего не получишь.
– Да перестань! – Спутница прижалась щекой к его плечу. – Мы же в лесу, не пропадем. Ягоды кушать будем, грибы, орехи.
– Какие ягоды, какие грибы? – схватился за голову Середин. – Апрель месяц на дворе. Тут даже листья еще не распустились, а она ягод хочет!
– Ну, значит, потерпим немного. Ты же сам говорил, что нам всего сто километров до Белой идти. Наверное, всего-то два-три дня и осталось.
– Лучше молчи, – попросил Олег. – Молчи и не нервируй меня. Если даже мы дойдем до реки сегодня вечером, это еще не значит, что на Белой нам не понадобится жрать!
И все же они остались на том теплом пятачке земли еще на день. Как это часто бывает в дальних походах, главным стало не желание людей, а состояние скакунов. Те продолжали с азартом выщипывать молодую травку пополам с жухлой и влажной, прошлогодней, объедали набухшие зеленые почки вместе с тонкими побегами, с громким хрустом прожевывали нападавшие под лещинами полугнилые орехи – и ведун не рискнул седлать лошадей до того, как они хорошенько набьют животы. Кто знает, когда такой оазис встретится второй раз?
В дорогу они двинулись на рассвете третьего дня. Как и обещал ведун – на голодный желудок. Набранные накануне орехи путники сщелкали еще вечером. Штурмовать очередную горную гряду ведун не рискнул и решил пойти вдоль по ущелью, нацеленному куда-то на северо-запад – то есть примерно туда, куда им и было нужно. Если оно отвернет на юг, тогда уж на скалы и полезут.
– Склон, вроде, пологий, почти без камней. Лес, снега немного, кони себе всегда травы отрыть смогут, – пояснил он спутнице. – Лучше небольшой крюк сделаем, чем на каком-нибудь перевале замерзнем.
– Не будет крюка, – авторитетно заявила Роксалана. – Тут внизу летом наверняка какой-нибудь ручеек журчит. Он потом в поток впадает, поток – в реку, река – в широкую реку, а там и Волга недалеко. Правильно? Если прорубь встретится, можно рыбу половить и потом на углях запечь. Я как-то пробовала, очень здорово получается. Особенно семга или осетрина.
– Надо же, я и не знал, что у тебя с собой есть спиннинг. Или мережа.
– Ты же кузнец! Можешь крючок сделать. Да ту же блесну. Или куешь ты так же криво, как колдуешь?
– Можем проверить, – хмуро предложил Середин. – С тебя – уголь, меха, горн, молот и наковальня.
– Вечно у тебя какие-то отговорки, – фыркнула спутница. – Плохому танцору… даже штаны мешают.
Лошади двигались спокойным походным шагом, не забывая ощипывать близко покачивающиеся ветки. Снег был неглубоким, не выше колена, деревья стояли редко, ветер опять стих. Просто парк, а не дикие земли! Солнце, правда, сюда не столько светило, сколько заглядывало в просветы между громоздящимися на северной стороне ущелья скальными пальцами, и его едва хватало, чтобы не замерзнуть в раскрытых на груди налатниках.
До полудня скакуны без особого труда прошли не меньше двадцати километров, и ведун, заметив группу близко лежащих валунов, скомандовал привал. В расселине между камнями должно было получиться отличное укрытие от ветра.
– Все, лошадкам пора кушать, – начал расседлывать скакунов Середин. – Здесь не конюшня, готовое сено никто в ясли не насыплет.
– Нам бы тоже перекусить не мешало, – вздохнула Роксалана. – Там, в сумках точно ничего не осталось?
– Вашими стараниями, леди, – невозмутимо сообщил ведун, – у нас есть всего два способа не помереть с голоду. Или вскрыть одному из коней вену и попить крови…
– Фу, какая гадость! – передернуло девушку.
– …Или одну из лошадей зарезать. Только жалко, нам столько мяса не съесть, большая часть пропадет.
– Как ты можешь, бессовестный чурбак! – совершенно серьезно возмутилась спутница. – Они тебя на себе почти сто километров волокли, снег пробивали, через перевалы перетаскивали, а ты их зарезать собираешься?! Как у тебя язык-то повернулся?!
– Тогда иди, вместе с ними пасись, – предложил Середин. – Снегу покушай, орешков поищи, коли уж такая совестливая. Мышку или суслика увидишь – визжи, я приду.
– Думаешь, все женщины боятся мышей? Маньяк гендерный.
– Их не бояться нужно, а камушком пристукнуть, – парировал Олег. – Я не брезгливый, я и на суслика жареного согласен. Тебе, разумеется, даже не предлагаю.
– Очень надо, – вздернула носик Роксалана. – Я и сама могу кого хочешь поймать.
– Я заметил, – согласился ведун, возвращаясь к привычным хлопотам: собрать дрова, развести огонь, натопить воды для коней, вскипятить себе и спутнице. Разумеется, можно было бы просто пожевать наст – но снег плохо утоляет жажду, студит тело, отнимает лишние силы. Если уж он не мог нормально скотину накормить, так пусть хоть попьют тепленького.
– Нашла, нашла! – эхом прокатился по ущелью восторженный женский вопль. – Смотри, что я нашла!
Олег бросил набранный хворост возле сумок, быстро поднялся по склону.
– Смотри, смотри, – протянула ему полные горсти Роксалана. – Грибы! Самые настоящие, опята! Тут их целая поляна, на всех хватит, вдосталь. Понял, зануда? Грибы, между прочим, по калорийности от мяса не отличаются! И лошадей тоже ими накормить можно, вместо травы этой полугнилой. Они тогда не хуже рысаков вперед помчатся.
– Рысаки в упряжи ходят, – машинально поправил Середин, присел рядом. – Как ты их нашла?
– Ногой зацепила. Споткнулась, смотрю – а из снега гриб вывернулся. Я сугробик раскидала, а их тут целая поляна! Нам тут до самого Мурома хватит, только собирай! Это, наверное, сорт морозостойкий, зимой выросли.
– Нет, просто перед заморозками появились, а потом под снег ушли… – Ведун взял один из грибов, покрутил перед глазами. – Это точно опята, Роксалана? Вид у них какой-то странный, непривычный. Может, ложные?
– Да настоящие они, самые настоящие! Вот, смотри… – Она откусила половину ножки у одного гриба, пару раз сомкнула челюсти и проглотила. – Как, убедился? Я жива и здорова, ничего со мной не случилось…
– Не надо, – послышался от корявой сосенки в нескольких шагах в стороне тихий голос. Обнаженная голубоглазая девушка лет шестнадцати с длинными волосами и тонкими чертами лица покачала головой: – Не ешьте их, опасно…
И шагнула за дерево. Причем с другой стороны не появилась, словно скрылась за разрисованной под зимний лес стеной.
– Ты это видел, Олежка? – жалобно прошептала Роксалана.
– Еще бы, – выпрямился Середин. – Брось их, не трогай. Коли берегиня сказала, что опасно, лучше не рисковать.
– Точно, это была она! – охнула девушка. – Наяда! Та самая, что орехи мне ночью принесла.
– Видать, понравилась ты ей чем-то, коли следом пошла и от беды спасает. А грибы эти брось. За пару дней голодовки ничего с нами не сделается. Чай, не перетруждаемся, верхом едем. А там, глядишь, чего и раздобудем. Или зарежем одну из лошадей, коли деваться некуда будет.
– С ума сошел, Олежка? Наших лошадок? И потом, я же эти грибы пожевала – и ничего. Может, наяда перепутала?
– Они не путают, деточка. Это их мир, они тут каждый камушек и каждую травинку знают, как ты – любую трещинку в своей квартире. Надо же… оказывается, и вправду уже проснулись.
– У нас в квартире нет трещин! У нас ремонт два года назад итальянские дизайнеры делали. Теперь все выглядит, как в Екатерининском дворце. Даже лучше.
– Ква, ма гери ке коми, – покачал головой Середин. – Короче, брось каку, и пошли. Эти грибы есть нельзя. Еще увидим, что будет, когда они у тебя до желудка добегут.
Как ни странно, прогноз ведуна не оправдался. Роксалане не стало хуже ни через четверть часа, ни через час, ни к вечеру. Она чувствовала себя вполне бодрой и здоровой. Только голодной – а когда с самого утра в рот не упало даже овсяного зернышка, поневоле начнешь сомневаться в самых взвешенных своих суждениях.
И все же за грибами Олег не пошел и Роксалану не пустил. Ведун привык доверять хранительницам леса, а потому с первыми лучами солнца повел караван дальше – прочь от столь сильного соблазна.
– А может, наяда пошутила? – почти весь день зудела над ухом спутница. – А может, она для себя эту полянку сохранила? А может, она решила нас напугать? А может, она спросонок чего-то не поняла? Смотри, я же съела, и ничего! Черт, ну надо же, целую поляну грибов бросили! Там их, наверное, килограмм двадцать. Или сорок! Какой суп мог получиться! Наваристый. И ведь ни одного червивого! Я их несколько проверить успела. И вкусные какие были! Даже мороженые и сырые…
Спорить было бесполезно. Гостья из двадцать первого века относилась к духам природы ничуть не серьезнее, нежели к Снегурочке на воскресном утреннике. И этого снисходительного пренебрежения «детскими сказочками» не смогли поколебать ни штурм замка Аркаима ожившими мертвецами, ни посещение Шамбалы, ни перенос ее бренного тела из далекого будущего в нынешние суровые времена. Или просто пустой желудок побеждал остатки разума в этой очаровательной головке?
– Будет привал, поищем еще, – решил хоть немного утешить спутницу Середин. – Раз опята под снегом оказались, может, и другие грибы попадутся. Не такие опасные.
– А эти что, опасные? Я ножку целиком съела и кусочек шляпки попробовала! И ничего! Есть нужно было спокойно и не заморачиваться. И лошадей покормить, а то они от тухлой травы еле ноги волочат. А грибы – пища калорийная. Как мясо. Получше зерна будет.
– Найдем нормальные – можно будет поесть. И даже очень неплохо было бы перекусить. Только не нужно набивать брюхо любой ценой. Добром это не кончится.
– А кто набивает, кто набивает?! Я и так, окромя воды, уже целую вечность ничего не ела! Я что, кролик? Мне прутья и кору на деревьях грызть прикажешь?
Олег понял, что остановить этот поток сознания не получится – ни соглашаясь со спутницей, ни опровергая ее, – и предпочел замолчать. Ущелье же тем временем повернуло почти строго на север, расползлось вширь и стало все больше обрастать вековыми соснами и елями. Сквозь густо переплетенные кроны солнце до земли почти не доставало, и снежные наносы поднялись выше колена.