Веселье длилось часа два, пока не закончилось угощение. Теперь захмелевшим боярам стало вовсе не до охоты, и на измученных лошадях всадники неспешным шагом отправились в усадьбу. Здесь их ждала жаркая баня с квасным паром и медовыми жбанами, а затем охотники влились в шумную компанию остальных детей боярских, готовых продолжить прерванный накануне пир. После выпитого и съеденного, после бесконечных здравиц и заверений в любви и дружбе у Зверева возникло стойкое ощущение, что он, подобно запертой в клетку белке, попал в какое-то бесконечное кольцо, в хмельную карусель, в которой крутится уже не первый год и, похоже, будет кружиться вечно.

Правда, в бесконечность пира вплеталась одна неизбежная при таком количестве поглощаемой жидкости деталь – необходимость регулярного посещения небольшой комнаты у дальней стены с четырьмя дырами в полу и кипой сена, которое следовало кидать после себя в дыры для устранения запаха. На выходе из этой комнаты, в пустом коридоре, и заловил Андрея барон Тюрго.

– Рад вас видеть, князь! – обнял он Зверева. Не из дружбы, конечно же, а просто чтобы остановить. – Славная нынче выдалась охота. Три загубленные лошади, две сломанные ноги, несколько ребер и одна рука ради трех пойманных зайцев и одного лисьего хвоста.

– Э-э, дорогой датчанин, – отстранился Андрей и похлопал иноземца по плечу. – Ты ошибся страной, мой дорогой. У нас Родиной не торгуют!

Зверев собрался было уйти, но не рассчитал поворота и врезался плечом в стену.

– Неправда, князь, я говорил совсем о другом! – возмутился датчанин. – Постойте же, разве двести полновесных серебряных талеров не заслуживают хотя бы разговора?!

«Двести? А днем он говорил о ста…» – мысленно отметил молодой человек и решил не напоминать барону об этом, пьяно обрадовавшись своей находчивости.

– Я говорил о мире и только о мире, князь! – обрадовался иноземец, поняв, что собеседник решил задержаться. – Я лишь говорил, сколь ужасно положение нынешней Европы. Османская армия осадила Вену и приближается к Венеции. Недалек тот час, когда сарацины захватят земли до самого северного океана, покорив и Францию, и Германию, выйдя к недавно магометанской Испании. Недаром под стенами Вены ныне бьются бок о бок, забыв вражду, французские и английские рыцари. Германия же поражена смутой, и это предрекает ей весьма печальную судьбу.

– Германией больше, Германией меньше, – презрительно фыркнул Зверев и оперся спиной о стену, выставив живот. – Да мы Берлин пять раз брали! Или шесть… Правда, Париж – только раз.

– Для вас Германия далеко, а для моего короля – ближний сосед, – пропустил барон мимо ушей явный бред упившегося русского. – Турки, сарацины, смута… Моему королю нужны войска там, на западе. И поэтому он хочет мира здесь, на востоке. Теперь вы понимаете меня, князь? Разве желание мира может быть изменой?

– Миру мир и слава КПСС, – согласно кивнул Зверев. – Однако я потомственный боярин, князь Сакульский! При чем тут я?

– Разве вы забыли, князь, что ваши земли граничат с датскими рубежами? – терпеливо поинтересовался барон.

– Да? – изумился Зверев и наморщился, напрягая память. В памяти всплывали то Швеция, то Финляндия. – Датский король? Или шведский?

– По Кальмарской унии шведские и норвежские земли находятся под рукой датской короны.[11] – Барон Тюрго скрипнул зубами, пытаясь сохранить доброжелательность.

– Да? Что же, я очень рад за датскую руку, – кивнул Андрей.

– Я слышал, у вас в имении есть некие трудности, князь. Его королевское величество очень тревожит мысль о том, что вы испытываете немалое искушение посягнуть на сопредельные земли, дабы захватить рабов для своих деревень и добычу для пополнения казны. Посему его величество готов предложить вам двести немецких талеров в обмен на клятву не тревожить его рубежей, а также удерживать от подобных нападений своих друзей и склонять своего государя поддерживать мирные отношения с королевством Данией.

– Двести талеров за то, чтобы я ничего не делал? – не очень понял Андрей.

– Двести талеров на возрождение вашего княжества, боярин, – вздохнул барон. – На возрождение княжества без ущерба для рубежей моей страны. Вы получаете серебро, а мой король – воинов, которые уйдут на запад, вместо того чтобы стеречь каменные уступы Корелии.[12] Мы все получим то, чего желаем, без крови и ссор, и останемся добрыми друзьями, готовыми протянуть друг другу руку помощи…

Даже сквозь хмель Зверев чувствовал, что его дурят. Обманывают. Но он никак не мог понять: в чем? Двести вполне реальных немецких талеров в обмен на… На подозрения?

– И король поможет мне купить у вас невольников?

– Да, – прервав свою болтовню, четко подтвердил иноземец. – Так вы готовы дать слово не тревожить наших рубежей, князь?

– Я не вижу серебра, барон.

– О, это не вопрос, – встрепенулся датчанин. – Мы поднимемся в светелку, и я немедленно их вам передам. Токмо, князь, не обессудьте, но мне придется взять с вас расписку. Я ведь должен держать ответ перед своим королем…

Андрей хмыкнул носом и усмехнулся. Как бы ни хитрил барон Ральф Тюрго, но у Зверева тоже имелось одно секретное оружие. Лютобор, который поклялся вернуть его в двадцать первый век. И когда князь Сакульский исчезнет из этого мира – что будет проку от его расписок? А вот серебро – штука вещественная. Оно останется.

– Будет тебе расписка, лазутчик, договорились.

– Пойдемте, князь. – Датчанин, мгновенно посерьезнев, зашагал по коридору, свернул к первой лестнице, поднялся на второй этаж и двинулся направо, в сумеречную щель, освещенную слюдяным оконцем где-то совсем далеко, шагах в ста. Барон остановился раньше, стукнул два раза, один, еще два, потом толкнул створку.

В его комнатке оказалось заметно светлее, хотя окно было сделано в верхнем углу справа и закрывалось не слюдой, а просто бычьим пузырем. Наиболее темный закуток получился как раз под окном – там поблескивали два глаза и длинный полуторный меч. Видимо, сидел тот самый слуга, что покоробил своим видом княжича Друцкого.

Барон открыл сундук, достал свернутый в трубочку лист бумаги, перо, чернильницу, захлопнул крышку, разместил их сверху, широким жестом пригласил Андрея ближе. И вдруг, точно матерый фокусник, извлек прямо из воздуха два тяжелых мешочка, бросил их рядом с чернильницей, распустил узелок, открыл горлышко. Матово блеснули белые кругляшки.

– Желаете пересчитать, княже?

Андрей просто взвесил кошели в руке. На глазок в них было явно больше пяти кило. Как раз столько двести талеров весить и должны.

– Давайте возьмем четыре монеты, уголки пергамента прижмем, – предложил барон. – Так будет легче писать…

Зверев намек понял, взялся за перо:

– Я, милостью Божией князь Андрей, владетель княжества Сакульского, урожденный боярин Лисьин, сим подтверждаю получение от барона Ральфа, владетеляТюрго, двухсот талеров серебром за… – Он поднял глаза: – За что, барон? За клятву ничего не делать?

– Оставьте так, – небрежно разрешил датчанин. – Это достаточно ясно указывает, что серебро не осело в моем кармане, а остальное не так важно. Ведь вы дворянин, королю будет достаточно вашего честного слова, которое я ему и передам. Так вы даете клятву не нападать на датские земли и не чинить урон королю, моему повелителю, своими деяниями или словами?

– Клянусь, – кивнул Зверев и широко перекрестился.

– Был искренне рад знакомству, князь. – Иноземец осторожно поставил на один край пергамента чернильницу, на другой положил нож. – Пусть подсохнет. Был искренне рад знакомству…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента