Прус Болеслав. Михалко

   — Что это, нищий? — спросил он у Михалка.
   — Нет.
   Пройдя несколько шагов, господин снова вернулся с вопросом:
   — Но есть тебе хочется?
   — Нет.
   — И не холодно тебе?
   — Нет.
   — Ну и осел! — проворчал господин, а потом добавил: — Но гривенник ты бы взял?
   — Да уж если бы дали, я бы взял.
   Господин дал ему пятиалтынный и отошел, что-то про себя бормоча.
   Потом снова остановился, посмотрел на мужика, словно что-то обдумывая, и, наконец, ушел совсем.
   Михалко сжимал в кулаке пятиалтынный и с удивлением думал: «Вот ведь какие тут добрые господа, дай боже!..»
   Вдруг пришло ему на ум, что такой добрый господин, наверно, показал бы ему дорогу к мосту… Но — было уже поздно.
   Наступила ночь, зажгли фонари, а дождь все усиливался. Парень стал искать улицу потемнее. Пошел, повернул раз и другой. Увидел новые каменные дома и вдруг узнал улицу, на которой работал несколько дней назад.
   Вот тут кончается мостовая. Тут забор. Там угольный склад, а дальше — его дом. В нескольких окнах горит свет, а в открытые ворота видны неоконченные флигеля.
   Михалко вошел во двор. Где-где, но уж здесь ему по праву полагается ночлег. Ведь он этот дом строил.
   — Эй, эй! Ты куда? — крикнул вслед ему с лестницы человек, одетый в добротный тулуп: на улице было уже холодно.
   Михалко оглянулся.
   — Это я, — сказал он. — Иду спать в подвал.
   Человек в тулупе разбушевался:
   — Что тут, гостиница для нищих, чтобы вы в подвале на ночлег устраивались?
   — Так я же тут работал все лето, — смущенно ответил парень.
   В сенях показалась обеспокоенная шумом дворничиха.
   — Что тут такое?.. Кто это?.. Уж не вор ли?.. — спрашивала она.
   — Да нет! Только вот завел, будто строил наш дом, так ему, дескать, тут ночлег полагается… Дурачок, что ли!..
   У Михалка заблестели глаза. Он рассмеялся и подбежал к дворнику.
   — Так вы из нашей деревни! — закричал он радостно.
   — А что? — спросил дворник.
   — Да ведь вы зовете меня, как у нас в деревне. Ведь я глупый Михалко!
   Дворничиха захохотала, а муж ее только пожал плечами.
   — Что глупый ты, это видно, — сказал он. — Но я не из деревни, а из города… Лапы называется! — добавил он таким тоном, что опечаленный парень даже вздохнул.
   — Ой-ой! Большой это, верно, город, как Варшава?
   — Ну, большой не большой, — ответил дворник, — но все же город порядочный.
   Помолчав минутку, он сказал:
   — А ты все-таки убирайся: тут спать не дозволено.
   У парня опустились руки. Он жалобно посмотрел на дворника и спросил:
   — Куда же я пойду в такой ливень?
   Меткость этого замечания поразила дворника. И правда, куда же ему идти в такой ливень?
   — Эх! — сказал он. — Ну, уж оставайся, раз такой ливень. Только не вздумай ночью воровать. А завтра чуть свет улепетывай, чтобы тебя хозяин не увидел. Он у нас глазастый!
   Михалко поблагодарил, пошел во флигель и ощупью залез в знакомый подвал.
   Растерев окоченевшие руки, он выжал намокшую сермягу и улегся на груде кирпичной пыли и стружек, которые когда-то сам же сюда натаскал.
   Жарко ему не было, напротив — даже скорее холодно и сыро. Но он с детства привык к лишениям и на теперешние неудобства попросту не обращал внимания. Больше его донимала мысль: «Что делать? Искать ли работу в Варшаве или вернуться домой? Если искать работу, то где и какую? А если вернуться домой, то как и зачем?»
   Голода он не боялся — у него осталось еще два рубля; и потом — разве голод был ему внове?..
   — Ну, воля господня! — прошептал Михалко.
   Он перестал тревожиться о завтрашнем дне и наслаждался нынешним. На улице дождь лил как из ведра. Ох, как плохо было бы нынче спать в канаве и как славно тут, в подвале.
   И он крепко уснул, как обычно засыпает утомленный крестьянин, которому если что приснится, так он считает, что его посетили души усопших.
   А завтра… завтра что бог даст!
   С утра прояснилось, проглянуло солнце. Михалко еще раз поблагодарил дворника за ночлег и ушел. Был он вполне бодр, хотя после вчерашнего дождя у него слиплись волосы, а сермяга задубела, как кора.
   С минуту Михалко постоял у ворот, соображая, куда б ему пойти: налево или направо? Заметив на углу открытый кабак, он зашел туда позавтракать. Выпил большую стопку водки и, повеселев, побрел в ту сторону, где были видны строительные леса.
   «Искать работу? Вернуться домой?..» — раздумывал он.
   Вдруг где-то неподалеку раздался гул, похожий на короткий удар грома; потом второй — посильнее.
   Парень вгляделся.
   Шагах в двухстах, направо от него, высились строительные леса, а над ними поднимался словно красный дым…
   Произошло что-то необыкновенное. Любопытство охватило парня. Он побежал туда, спотыкаясь и шлепая по лужам.
   По немощеной улице, где стояло лишь несколько домов, метались встревоженные люди. Они кричали и показывали пальцами на недостроенный дом, возле которого лежали доски, исковерканные столбы и только-только свалившиеся обломки. Надо всем этим поднималась туча красной кирпичной пыли.
   Михалко подбежал ближе. Отсюда он уже увидел, что случилось: новый, еще не достроенный дом рухнул!
   Одна стена рассыпалась сверху донизу, а другая — больше чем наполовину. В проломах торчали оконные рамы, а длинные потолочные балки перекосились, погнулись и треснули вдоль и поперек.
   В окнах соседних домов показались лица перепуганных женщин. Но на улице, кроме каменщиков, было всего несколько человек. Весть о происшествии еще не долетела до центра города.
   Первым опомнился старший мастер.
   — Никто не погиб? — спросил он, весь дрожа.
   — Как будто нет. Все завтракали.
   Мастер начал считать рабочих, но поминутно ошибался.
   — Мастеровые здесь?..
   — Здесь!..
   — А подсобные?..
   — Здесь мы!..
   — Енджея нету!.. — отозвался вдруг чей-то голос.
   Все на миг онемели.
   — Верно, он был внутри!..
   — Надо его искать… — хриплым голосом сказал мастер.
   И направился к развалившемуся дому, а вслед за ним двинулось несколько смельчаков.
   Михалко машинально пошел тоже.
   — Енджей!.. Енджей! — звал мастер.
   — Отойдите в сторону, — предостерегали его, — стена тут еле держится.
   — Енджей!.. Енджей!..
   Изнутри дома ответил ему стон.
   В одном месте стена раскололась, и в ней зияла широкая, как дверь, щель. Мастер забежал с другой стороны, заглянул — и схватился за голову. Потом, не помня себя, со всех ног помчался в город.
   За стеной в муках извивался человек. Балка придавила и раздробила ему обе ноги. Над ним навис обломок стены, которая трещала и с минуты на минуту грозила рухнуть.
   Один из плотников начал осматривать опасное место, а оцепеневшие от ужаса каменщики заглядывали ему в глаза, готовые пойти на помощь, если она еще возможна.
   Раненый судорожно вывернулся и оперся на обе руки. Это был крестьянин. Губы его почернели от боли, лицо посерело, глаза глубоко запали. Он смотрел на людей, стоявших в нескольких шагах от него, стонал, но не смел звать на помощь и только шептал:
   — Боже мой!.. Боже милосердный!..
   — Никак не подойти туда, — глухо сказал плотник.
   Толпа отхлынула назад.
   Между толпой и домом стоял Михалко, перепуганный чуть ли не больше всех.
   Непонятное творилось с ним. Он словно чувствовал всю боль раненого, его страх и отчаяние, но одновременно ощущал в себе какую-то силу, толкавшую его вперед…
   Казалось ему, что из всей толпы именно он обязан спасти этого человека, который пришел сюда из деревни на заработки. И, когда другие говорили себе: «Сейчас пойду», — Михалко думал: «Не пойду! Не хочу!»
   Он робко оглянулся. Он стоял один впереди толпы, ближе всех к стене.
   — Не пойду!.. — прошептал он и поднял длинную жердь, лежавшую у его ног.
   В толпе зашумели:
   — Что это?.. Что он делает?..
   — Тише!
   — Боже милосердный, смилуйся! — стонал раненый, рыдая от боли.
   — Иду! Иду! — крикнул Михалко и подошел к развалинам.
   — Оба пропадете! — ужаснулся плотник.
   Михалко был уже возле несчастного. Он увидел раздробленные ноги, лужу крови — и у него потемнело в глазах.
   — Братец ты мой! Братец! — прошептал раненый и обнял его колени.
   Парень поддел жердью балки и отчаянным усилием приподнял ее. Раздался треск, и с высоты второго этажа упало несколько кирпичей.
   — Валится! — вскрикнули каменщики, разбегаясь.
   Но Михалко не слышал, не думал, не чувствовал ничего. Сильным плечом он снова нажал на жердь — и сдвинул балку с раздавленных ног Енджея. Сверху посыпались куски кирпичей. Красная пыль заклубилась, сгустилась и наполнила все здание. Среди развалин слышалась какая-то возня. Раненый громче застонал и внезапно затих.
   Из пролома в стене показался Михалко: он шел согнувшись, с трудом неся раненого. Потихоньку переступив опасную черту, он остановился перед толпой и с наивной радостью закричал:
   — Едет!.. Едет!.. Только один сапог у него там остался!..
   Каменщики подхватили потерявшего сознание раненого и осторожно понесли в ближайшие ворота.
   — Воды!.. — кричали они.
   — Уксусу!..
   — Доктора!..
   Михалко поплелся за ними, думая: «Вот ведь какой хороший народ в Варшаве, дай боже!»
   Заметив, что руки у него испачканы кровью, он обмыл их в луже и остановился у ворот, куда внесли раненого. Внутрь Михалко не пробовал протолкаться. Доктор он, что ли? Разве может он ему помочь?
   Тем временем на улице становилось все людней. Бежали любопытные, мчались пролетки, а вдали уже звенели колокольчики пожарной команды, которую кто-то успел вызвать.
   Новая толпа, толпа зевак, жадных до впечатлений, собралась у ворот, и кто погорячее — кулаками прокладывали себе дорогу, чтобы увидеть кровавое происшествие.
   Одному из них загораживал путь стоявший у ворот Михалко.
   — Отойди ты, разиня! — крикнул господин, пытаясь оттолкнуть этою босого мужика.
   — А что? — спросил удивленный его яростью Михалко.
   — А ты кто такой, нахал этакий! — заорал любопытный. — Да что же это, где полиция? Даже разогнать некому этих бездельников!..
   «Полиция? Ох, не к добру это!» — решил Михалко, испугавшись, как бы его за такой проступок не засадили в каталажку.
   И, чтоб не накликать беды, Михалко протискался сквозь толпу…
   Несколько минут спустя из ворот позвали того, кто вынес погибавшею из-под развалин.
   Никто не откликнулся.
   — Какой он с виду? — спрашивали в толпе.
   — Мужик. В белой сермяге, в круглой шапке и босой…
   — Эй, нет там такого на улице?
   Начали разыскивать.
   — Был тут такой, — крикнул кто-то, — да уже ушел!
   Бросилась на поиски полиция, рассыпались по улицам каменщики, но так и не нашли Михалка.