Летели дни за днями, проходили годы – талант не проявлялся никоим образом.
Придурковатые пациенты Адольфа Мирзоевича чихать хотели на его гипнотические потуги, несмотря на то, что психотерапевт в совершенстве изучил всевозможные методики и соответствующим образом пытался использовать обстановочные факторы: полумрак, успокаивающие тона, сандаловые свечи, музыку медитативного характера и так далее. Убедившись со временем в тщетности своих попыток, Пульман бросил это дело – к чему напрасные надежды? Только душу травить… И вот ни с того ни с сего совершенно левая бабушенция, безо всякой подготовки и потуг с его стороны, вдруг взяла и добровольно вломилась в гипнотическое состояние! Вот так номер… Сказать, что Адольф Мирзоевич был ошарашен – значит сильно поскромничать. Он был просто потрясен до глубины души и совершенно растерялся, даже отдаленно не предполагая, каким образом теперь нужно поступить.
Справившись с приступом удивления, доктор отер пот со лба и еще раз внимательно присмотрелся к бабке. Та, будто ничего не произошло, лузгала семечки и читала мятый «СПИД-Инфо». Черт! Что же это такое? Случайность? А если не случайность – тогда что?
Подавив волнение, он приблизился к старухе и тихо спросил:
– Ты меня помнишь, бабуся?
Бабуся оторвала взгляд от журнала, без малейшего интереса посмотрела на психотерапевта и огорошила:
– А то… Ты ж токо что у меня картошку брал! Как не помнить?
– Ага, понял. – Адольф Мирзоевич судорожно вздохнул. – А это… эмм… А сколько я тебе денег дал – помнишь?
– Дык – восемь рублев, – удивилась бабка. – У меня склероза нету, родимый, – ты что это?!
– А ты мне сколько отдала? – не унимался Пульман. – Сколько сдачи?
– Дык… всю выручку, что за полдня наторговала, – как ни в чем не бывало сообщила бабка – будто это были вовсе не ее деньги, кровно заработанные.
– Зачем же ты мне всю выручку отдала? – очень тихо спросил Адольф Мирзоевич. – Или не жалко?
– Дык – закон вышел! – Бабка сердито пожала плечами и нахмурилась.
– Указ президентский: всю выручку с картошки плешакам отдавать. А ты как раз и есть плешак. И вообще – чего ты ко мне приколупался, родимай? Шел бы себе…
– Хорошо, бабуся, – сдался Пульман. – Хорошо… Вот что, я сейчас отойду, а ты, как только я подойду к выходу, три раза хлопнешь в ладоши и тут же забудешь про наш с тобой разговор. А деньги ты потеряла. Ферштейн?
– Ладно, – спокойно согласилась бабка.
Пульман трусцой припустил к рыночным воротам и у входа воровато обернулся: бабка, провожавшая его пристальным взглядом, три раза хлопнула в ладоши и с видимым безразличием отвернулась. Спустя несколько секунд правая рука ее привычно скользнула в карман, и тут произошла метаморфоза: лицо торговки мгновенно приняло озабоченное выражение, она начала суетливо рыться в переднике, что-то причитая и горестно пожимая плечами.
– Ну-ну, – озадаченно пробормотал Пульман. – Чертовщина какая-то…
Отойдя подальше, он остановился и украдкой пересчитал добытые средства. Получилось немногим более двухсот новых рублей.
– А проверим-ка мы это дело, – недоверчиво буркнул себе под нос Адольф Мирзоевич, озирая окрестности в поисках очередного объекта воздействия.
Внимание психотерапевта привлек крайний в ряду ларек с импортной дребеденью, возле которого никого не было. Подойдя поближе, Пульман разглядел в окошке видимую треть смазливой молодой бабенки, которая от нечего делать пилила ногти.
Стараясь дышать как можно ровнее, Адольф Мирзоевич мелкими шажками начал приближаться к киоску, прогоняя в уме возможные последствия своего последующего действия.
– Ты одна, красуля? – затаив дыхание, поинтересовался он, приблизившись на дистанцию, исключающую отступление, и тут же мучительно покраснел: с барышнями, тем более молодыми и смазливыми, он разговаривать стеснялся, поскольку остро ощущал при этом свою неполноценность.
– Ну, одна, – грубо ответствовала барышня, одарив вопрошающего крайне недружелюбным взглядом. – Чо хочу?!
– Хочу, хочу, – уверил ее Пульман. – Ну-ка, быстренько… эмм…
На окошко нацепи табличку «Обед», а меня… эмм… впусти к себе. Живо! – Выговорив наконец эту мучительную тираду, Адольф Мирзоевич страшно напрягся и уж было изготовился заискивающе разулыбаться и немедленно драпануть – ведь эта особь с явно выраженными чертами рыночной хищницы от безобидной бабки сильно отличалась и вполне могла разродиться страшным скандалом с далеко простирающимися последствиями типа экстренного вызова плечистых пацанов из Центральной бригады или еще чего-нибудь в том же духе.
Особь на секунду задумалась, затем выставила табличку, сама, безо всякого дополнительного распоряжения, задернула шторки на окне и распахнула дверь, впуская гостя. Переступив через порог, Адольф Мирзоевич севшим от напряжения голосом прохрипел:
– А теперь запри дверь, красуля, – что было немедленно исполнено.
Обозрев интерьер. Пульман заметил, что у хищницы все в норме, как положено экземплярам данного разряда: грудь торчком, ноги от ушей и задница – в обхват.
– Эээ… ммм… – От волнения у него затряслись руки, а сердце забухало о грудную клетку мощными скачками, грозя в любой момент выскочить наружу. – Эмм… У тебя того… это… ну – венерические заболевания есть? Нету? – выдавил он через силу и покраснел – стыдно стало отчего-то.
– Ага, нету, – утвердительно кивнула барышня и не в тему добавила:
– Я с кем попало не трахаюсь – Вовец башку оторвет! Это у него моментом.
– Ага, ага… эмм… – Пульман пристукнул кулачком о прилавок. – А у тебя… эээ… того – сейчас месячных нету? – и не то чтобы покраснел, а даже побагровел от напряга.
– Нету месячных, – отозвалась барышня, в отличие от него ничуть не смутившись.
– Тогда вот что… Вот что… эмм… – Пульман наконец собрался с духом и теперь уже отчетливо выпалил:
– Я очень-очень – ну просто невероятно красивый и страшно сексапильный мужик! Два метра ростом, могучие плечи, огромный член – просто невероятно огромный! Я тот, о ком ты мечтала всю свою сознательную жизнь! Поняла? Я – твой идеал! И вот – я здесь… Ты поняла?
– Да, поняла, – прошептала барышня и вдруг тяжко задышала – прямо так, без перехода, словно ее три дня вхолостую ласкали по чем попало и не давали заполучить оргазм. Крепко вцепившись в худые психотерапевтические плечи, распаленная торгашка страстно прорычала:
– Любый мой! О-о-о-о! – и залепила узкий рот обольстителя смачным поцелуем, тут же принявшись тереться о Пульмана всеми своими ухищрениями.
– Ax… Ax… Ax… – еле высвободив рот, Пульман судорожно глотнул воздуха и с огромным трудом пристроил дамочку на прилавок – благо тот оказался совсем невысоким. – Щас-щас… щас… – Трясясь от возбуждения, Адольф Мирзоевич кое-как разоружил потный лобок извивающейся страдалицы и, изловчившись, с всамделишным рыком вставил свое малокалиберное орудие в огнедышащую расщелину, отметив мимоходом, что для первого раза получилось довольно сносно.
– У меня огромный – невероятно огромный член!!! Ты получаешь колоссальное удовольствие! Просто фантастическое удовольствие! Я самый страшный половой гигант – я просто маньяк! Я – тот, кого ты ждала всю жизнь! – заполошно выкрикнул он и быстро-быстро задергал тазиком – словно отбойный молоток заработал.
Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:
– Ооооооаа-а-ауеее!!! Ах – ах – ax – оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя – люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило… – и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.
Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:
– Не понял! Кто-кто?
– Чикатилллааа!!! – томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. – Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня – я твоя!
– Но-но, полегче! – прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. – Извращенка, блин… Ха! Все кончилось – нет никакого Чикатилы! Заправься – ничего не было у нас с тобой.
– Ладно, – покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. – У нас ничего не было…
Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка – подлинного наслаждения не было вовсе.
«Так себе… Слабое подобие левой руки», – отметил про себя Пульман, а вслух сказал:
– Вот что, красотуля… Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?
– Ага, – согласилась барышня. – Я тебя не видела. Ферштейн.
– Ну и прекрасно, – пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках – сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.
Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка «Обед» исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.
– Чего хочу? – высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.
– Во бляха-муха! – восхитился Адольф Мирзоевич. – Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость…
– Чо хочу?! – с ноткой агрессии вопросила «надменность». – Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет – напитки теплые.
Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника «красуля» явно врет – пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку «Аристона», каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.
– А ты меня не припоминаешь, красуля? – хитро прищурившись, спросил он. – Ну-ка, присмотрись повнимательнее.
Продавщица некоторое время подозрительно рассматривала психотерапевта, затем неуверенно предположила:
– Ты не из РУОПА?
– Не-а! – Пульман лукаво подмигнул барышне. – А ты подумай хорошенько, подумай…
– К братве ты никаким боком… А! Ты кореш базаркома. Так? – почти утвердительно произнесла продавщица.
– А вот и нет! – опроверг ее Пульман и торжественно заявил:
– Я епарь-перехватчик! Ну что – не помнишь?
– Чего?! Епарь?! – Барышня вдруг побагровела и взорвалась заливистым хохотом, – видимо, сообщение Адольфа Мирзоевича о своей принадлежности к такому славному отряду мужской половины человечества выбило ее из колеи. – Ой-ха-ха-ха!!! Ой, умру! У меня на твой размер импортный призер есть – как раз с руками и ногами залезешь! Башка только и останется – такая тыква ни в один призер не поместится! Ха – епарь! – Вдоволь насмеявшись, хищница внезапно рассвирепела и сурово посоветовала самозванцу:
– Пошел отсюда, мудак, а то щас пацанов позову! Вали давай, недоделанный…
– Ну-ну, – загадочно усмехнулся Адольф Мирзоевич, ничуть не обидевшись, и действительно пошел. Пошел вон с базара, неизвестно кому бросив напоследок:
– Ничего… Теперь вы у меня все попляшете…
Собственно, с того дня все и началось. Будучи совсем неглупым от природы, психотерапевт первым делом внимательно изучил всю попавшуюся под руку литературу, так или иначе раскрывающую суть аномальных явлений, аналогичных тому, которое приключилось с ним. Разобравшись с теорией и всесторонне проанализировав ситуацию, он не стал приписывать свой внезапно свалившийся невесть откуда дар благодати божьей, а запросто увязал данный факт с ударом молнии – иного разумного объяснения в обозримой видимости не обнаружилось.
Покончив с теорией, Пульман взял отпуск за свой счет и что-то около месяца развлекался на разные лады, опробуя чудо на практике и систематизируя накапливаемую информацию. Получалось довольно сносно, если не учитывать маленький нюансик: чудо оказалось не стопроцентным. И хотя очень многие подопытные в самом начале контакта добросовестно впадали в гипнотическое состояние и делали все, что было приказано, но некоторые особи как мужеска, так и женска пола влиянию Пульмана не желали поддаваться вовсе. Данных товарищей Адольф Мирзоевич отклассифицировал как особым образом организованный отряд типов. Это были сильные волевые люди, привыкшие командовать другими и обладающие мощным морально-психологическим потенциалом, позволявшим им превалировать над остальными. К большому прискорбию, чаще всего именно эти товарищи сидели у рычагов управления обществом и своим нежеланием подвергаться охмурению со стороны психотерапевта пассивно мешали ему стремительно взлететь на самый верх лестницы благополучия. Несколько раз обмишулившись, он немного погоревал и через определенное время с начала своей исследовательской деятельности вывел систему отбора объектов воздействия и стал работать более тонко, с научным подходом. К счастью, в любом учреждении находились товарищи, легко впадающие в гипнотический транс, стоило новоявленному Кашпировскому глазом моргнуть. Оставалось лишь умело определить тип очередного подопытного и степень его внушаемости – а это Адольф Мирзоевич, слава богу, умел делать в совершенстве – недаром столько лет общался с шизоидами.
Решив, что развлекаться мелкими пакостями он будет беспредельно долго, Адольф Мирзоевич ошибся. Уже через два месяца ему наскучило пробавляться обкрадыванием ларьков, скоротечными совокуплениями с разнообразными дамами, поддающимися его влиянию, и вялотекущим улучшением своего общественного положения. За эти два месяца психотерапевт, манипулируя различными чиновниками, умудрился занять пост заместителя заведующего клиникой, переехал в трехкомнатную квартиру улучшенной планировки, пристроил глуховатую маман в привилегированный дом престарелых и все чаще стал подумывать о своем месте в обществе.
Надо было определиться в плане дальнейшего функционирования и наметить пути последующего продвижения по лестнице общественного положения. В процессе раздумий Пульман приобрел компьютер последней модификации, научился на нем работать и зарегистрировался в сети Интернета, рассудив, что для персоны вселенского масштаба, каковой он себя вполне искренне почитал, компьютер необходим как воздух: во всех зарубежных фильмах эти самые персоны то и дело чего-то там небрежно наяривали на клавиатуре – в перерывах между заседаниями сената, перестрелками и многочисленными любовными актами на лоне природы.
Кратко сойдясь с компьютером и получив доступ к сети, Адольф Мирзоевич начал накапливать информацию и систематизировать ее по различным категориям: прежде чем определиться в плане направления дальнейшей деятельности, он, будучи прагматиком, решил всесторонне изучить ситуацию, дабы не впасть в заблуждение и не пойти по ложному пути.
Не прибегая к помощи сильнодействующих нейролептиков и орудиям пыток, он за довольно короткий промежуток времени побывал везде, где только можно: вознесся наверх и прошелся там туда-сюда, походя узнав все, что требовалось, затем опустился на самое дно общества и вдоволь поползал там по темным закоулкам. Вскоре наш скромный психотерапевт обладал таким количеством информации, которое вряд ли по силам добыть десятку следственных бригад из самых серьезных ведомств. Все более-менее выдающиеся личности, проживающие в Ложбинске и его окрестностях, нашли место в памяти компьютера новоявленного исследователя – далее Ложбинской области его чаяния пока что не простирались, поскольку Пульман прекрасно осознавал правоту народной мудрости: не сразу Москва строилась, и всему свое время. Да, надо заметить, что Адольф Мирзоевич при сборе информации отдавал предпочтение фактам самого негативного характера: можете мне поверить, никто из господ, являющихся объектом его пристального внимания, совсем не обрадовался бы, узнав, что на них имеется такое вот однобокое досье нештатного свойства.
В процессе данной работы Адольф Мирзоевич с удивлением обнаружил, что ранее пребывал в неведении относительно ситуации, сложившейся в обществе.
До этого психотерапевт существовал в замкнутом узком мирке: дурдом, хрущоба, дорога туда – обратно. А тут перед ним открылись такие дебри! Вот уж права старая пословица, которая гласит: «меньше знаешь – лучше спишь». Страшные истины разверзлись перед исследователем, волею случая выкарабкавшимся из своего тесного мирка. Оказалось, например, что все, кто чего-то покупает в различных торговых учреждениях, исправно платят дань разномастному рэкету во всевозможных его проявлениях. Получалось – грубо, конечно, – что если бы этот рэкет аннулировать, то бутылка водки, палка колбасы или растаможенная иномарка, а также любой другой продукт общественного спроса стоили бы вполовину дешевле!
В Ложбинской области рэкет был представлен в виде хорошо организованных бригад, которые контролировали все имевшиеся в наличии «земли» и виды деятельности, где что-то продавали, перевозили, приобретали, а также удовлетворяли тем или иным способом какие-то пагубные страсти широких масс.
Придурковатые пациенты Адольфа Мирзоевича чихать хотели на его гипнотические потуги, несмотря на то, что психотерапевт в совершенстве изучил всевозможные методики и соответствующим образом пытался использовать обстановочные факторы: полумрак, успокаивающие тона, сандаловые свечи, музыку медитативного характера и так далее. Убедившись со временем в тщетности своих попыток, Пульман бросил это дело – к чему напрасные надежды? Только душу травить… И вот ни с того ни с сего совершенно левая бабушенция, безо всякой подготовки и потуг с его стороны, вдруг взяла и добровольно вломилась в гипнотическое состояние! Вот так номер… Сказать, что Адольф Мирзоевич был ошарашен – значит сильно поскромничать. Он был просто потрясен до глубины души и совершенно растерялся, даже отдаленно не предполагая, каким образом теперь нужно поступить.
Справившись с приступом удивления, доктор отер пот со лба и еще раз внимательно присмотрелся к бабке. Та, будто ничего не произошло, лузгала семечки и читала мятый «СПИД-Инфо». Черт! Что же это такое? Случайность? А если не случайность – тогда что?
Подавив волнение, он приблизился к старухе и тихо спросил:
– Ты меня помнишь, бабуся?
Бабуся оторвала взгляд от журнала, без малейшего интереса посмотрела на психотерапевта и огорошила:
– А то… Ты ж токо что у меня картошку брал! Как не помнить?
– Ага, понял. – Адольф Мирзоевич судорожно вздохнул. – А это… эмм… А сколько я тебе денег дал – помнишь?
– Дык – восемь рублев, – удивилась бабка. – У меня склероза нету, родимый, – ты что это?!
– А ты мне сколько отдала? – не унимался Пульман. – Сколько сдачи?
– Дык… всю выручку, что за полдня наторговала, – как ни в чем не бывало сообщила бабка – будто это были вовсе не ее деньги, кровно заработанные.
– Зачем же ты мне всю выручку отдала? – очень тихо спросил Адольф Мирзоевич. – Или не жалко?
– Дык – закон вышел! – Бабка сердито пожала плечами и нахмурилась.
– Указ президентский: всю выручку с картошки плешакам отдавать. А ты как раз и есть плешак. И вообще – чего ты ко мне приколупался, родимай? Шел бы себе…
– Хорошо, бабуся, – сдался Пульман. – Хорошо… Вот что, я сейчас отойду, а ты, как только я подойду к выходу, три раза хлопнешь в ладоши и тут же забудешь про наш с тобой разговор. А деньги ты потеряла. Ферштейн?
– Ладно, – спокойно согласилась бабка.
Пульман трусцой припустил к рыночным воротам и у входа воровато обернулся: бабка, провожавшая его пристальным взглядом, три раза хлопнула в ладоши и с видимым безразличием отвернулась. Спустя несколько секунд правая рука ее привычно скользнула в карман, и тут произошла метаморфоза: лицо торговки мгновенно приняло озабоченное выражение, она начала суетливо рыться в переднике, что-то причитая и горестно пожимая плечами.
– Ну-ну, – озадаченно пробормотал Пульман. – Чертовщина какая-то…
Отойдя подальше, он остановился и украдкой пересчитал добытые средства. Получилось немногим более двухсот новых рублей.
– А проверим-ка мы это дело, – недоверчиво буркнул себе под нос Адольф Мирзоевич, озирая окрестности в поисках очередного объекта воздействия.
Внимание психотерапевта привлек крайний в ряду ларек с импортной дребеденью, возле которого никого не было. Подойдя поближе, Пульман разглядел в окошке видимую треть смазливой молодой бабенки, которая от нечего делать пилила ногти.
Стараясь дышать как можно ровнее, Адольф Мирзоевич мелкими шажками начал приближаться к киоску, прогоняя в уме возможные последствия своего последующего действия.
– Ты одна, красуля? – затаив дыхание, поинтересовался он, приблизившись на дистанцию, исключающую отступление, и тут же мучительно покраснел: с барышнями, тем более молодыми и смазливыми, он разговаривать стеснялся, поскольку остро ощущал при этом свою неполноценность.
– Ну, одна, – грубо ответствовала барышня, одарив вопрошающего крайне недружелюбным взглядом. – Чо хочу?!
– Хочу, хочу, – уверил ее Пульман. – Ну-ка, быстренько… эмм…
На окошко нацепи табличку «Обед», а меня… эмм… впусти к себе. Живо! – Выговорив наконец эту мучительную тираду, Адольф Мирзоевич страшно напрягся и уж было изготовился заискивающе разулыбаться и немедленно драпануть – ведь эта особь с явно выраженными чертами рыночной хищницы от безобидной бабки сильно отличалась и вполне могла разродиться страшным скандалом с далеко простирающимися последствиями типа экстренного вызова плечистых пацанов из Центральной бригады или еще чего-нибудь в том же духе.
Особь на секунду задумалась, затем выставила табличку, сама, безо всякого дополнительного распоряжения, задернула шторки на окне и распахнула дверь, впуская гостя. Переступив через порог, Адольф Мирзоевич севшим от напряжения голосом прохрипел:
– А теперь запри дверь, красуля, – что было немедленно исполнено.
Обозрев интерьер. Пульман заметил, что у хищницы все в норме, как положено экземплярам данного разряда: грудь торчком, ноги от ушей и задница – в обхват.
– Эээ… ммм… – От волнения у него затряслись руки, а сердце забухало о грудную клетку мощными скачками, грозя в любой момент выскочить наружу. – Эмм… У тебя того… это… ну – венерические заболевания есть? Нету? – выдавил он через силу и покраснел – стыдно стало отчего-то.
– Ага, нету, – утвердительно кивнула барышня и не в тему добавила:
– Я с кем попало не трахаюсь – Вовец башку оторвет! Это у него моментом.
– Ага, ага… эмм… – Пульман пристукнул кулачком о прилавок. – А у тебя… эээ… того – сейчас месячных нету? – и не то чтобы покраснел, а даже побагровел от напряга.
– Нету месячных, – отозвалась барышня, в отличие от него ничуть не смутившись.
– Тогда вот что… Вот что… эмм… – Пульман наконец собрался с духом и теперь уже отчетливо выпалил:
– Я очень-очень – ну просто невероятно красивый и страшно сексапильный мужик! Два метра ростом, могучие плечи, огромный член – просто невероятно огромный! Я тот, о ком ты мечтала всю свою сознательную жизнь! Поняла? Я – твой идеал! И вот – я здесь… Ты поняла?
– Да, поняла, – прошептала барышня и вдруг тяжко задышала – прямо так, без перехода, словно ее три дня вхолостую ласкали по чем попало и не давали заполучить оргазм. Крепко вцепившись в худые психотерапевтические плечи, распаленная торгашка страстно прорычала:
– Любый мой! О-о-о-о! – и залепила узкий рот обольстителя смачным поцелуем, тут же принявшись тереться о Пульмана всеми своими ухищрениями.
– Ax… Ax… Ax… – еле высвободив рот, Пульман судорожно глотнул воздуха и с огромным трудом пристроил дамочку на прилавок – благо тот оказался совсем невысоким. – Щас-щас… щас… – Трясясь от возбуждения, Адольф Мирзоевич кое-как разоружил потный лобок извивающейся страдалицы и, изловчившись, с всамделишным рыком вставил свое малокалиберное орудие в огнедышащую расщелину, отметив мимоходом, что для первого раза получилось довольно сносно.
– У меня огромный – невероятно огромный член!!! Ты получаешь колоссальное удовольствие! Просто фантастическое удовольствие! Я самый страшный половой гигант – я просто маньяк! Я – тот, кого ты ждала всю жизнь! – заполошно выкрикнул он и быстро-быстро задергал тазиком – словно отбойный молоток заработал.
Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:
– Ооооооаа-а-ауеее!!! Ах – ах – ax – оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя – люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило… – и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.
Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:
– Не понял! Кто-кто?
– Чикатилллааа!!! – томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. – Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня – я твоя!
– Но-но, полегче! – прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. – Извращенка, блин… Ха! Все кончилось – нет никакого Чикатилы! Заправься – ничего не было у нас с тобой.
– Ладно, – покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. – У нас ничего не было…
Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка – подлинного наслаждения не было вовсе.
«Так себе… Слабое подобие левой руки», – отметил про себя Пульман, а вслух сказал:
– Вот что, красотуля… Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?
– Ага, – согласилась барышня. – Я тебя не видела. Ферштейн.
– Ну и прекрасно, – пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках – сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.
Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка «Обед» исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.
– Чего хочу? – высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.
– Во бляха-муха! – восхитился Адольф Мирзоевич. – Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость…
– Чо хочу?! – с ноткой агрессии вопросила «надменность». – Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет – напитки теплые.
Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника «красуля» явно врет – пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку «Аристона», каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.
– А ты меня не припоминаешь, красуля? – хитро прищурившись, спросил он. – Ну-ка, присмотрись повнимательнее.
Продавщица некоторое время подозрительно рассматривала психотерапевта, затем неуверенно предположила:
– Ты не из РУОПА?
– Не-а! – Пульман лукаво подмигнул барышне. – А ты подумай хорошенько, подумай…
– К братве ты никаким боком… А! Ты кореш базаркома. Так? – почти утвердительно произнесла продавщица.
– А вот и нет! – опроверг ее Пульман и торжественно заявил:
– Я епарь-перехватчик! Ну что – не помнишь?
– Чего?! Епарь?! – Барышня вдруг побагровела и взорвалась заливистым хохотом, – видимо, сообщение Адольфа Мирзоевича о своей принадлежности к такому славному отряду мужской половины человечества выбило ее из колеи. – Ой-ха-ха-ха!!! Ой, умру! У меня на твой размер импортный призер есть – как раз с руками и ногами залезешь! Башка только и останется – такая тыква ни в один призер не поместится! Ха – епарь! – Вдоволь насмеявшись, хищница внезапно рассвирепела и сурово посоветовала самозванцу:
– Пошел отсюда, мудак, а то щас пацанов позову! Вали давай, недоделанный…
– Ну-ну, – загадочно усмехнулся Адольф Мирзоевич, ничуть не обидевшись, и действительно пошел. Пошел вон с базара, неизвестно кому бросив напоследок:
– Ничего… Теперь вы у меня все попляшете…
Собственно, с того дня все и началось. Будучи совсем неглупым от природы, психотерапевт первым делом внимательно изучил всю попавшуюся под руку литературу, так или иначе раскрывающую суть аномальных явлений, аналогичных тому, которое приключилось с ним. Разобравшись с теорией и всесторонне проанализировав ситуацию, он не стал приписывать свой внезапно свалившийся невесть откуда дар благодати божьей, а запросто увязал данный факт с ударом молнии – иного разумного объяснения в обозримой видимости не обнаружилось.
Покончив с теорией, Пульман взял отпуск за свой счет и что-то около месяца развлекался на разные лады, опробуя чудо на практике и систематизируя накапливаемую информацию. Получалось довольно сносно, если не учитывать маленький нюансик: чудо оказалось не стопроцентным. И хотя очень многие подопытные в самом начале контакта добросовестно впадали в гипнотическое состояние и делали все, что было приказано, но некоторые особи как мужеска, так и женска пола влиянию Пульмана не желали поддаваться вовсе. Данных товарищей Адольф Мирзоевич отклассифицировал как особым образом организованный отряд типов. Это были сильные волевые люди, привыкшие командовать другими и обладающие мощным морально-психологическим потенциалом, позволявшим им превалировать над остальными. К большому прискорбию, чаще всего именно эти товарищи сидели у рычагов управления обществом и своим нежеланием подвергаться охмурению со стороны психотерапевта пассивно мешали ему стремительно взлететь на самый верх лестницы благополучия. Несколько раз обмишулившись, он немного погоревал и через определенное время с начала своей исследовательской деятельности вывел систему отбора объектов воздействия и стал работать более тонко, с научным подходом. К счастью, в любом учреждении находились товарищи, легко впадающие в гипнотический транс, стоило новоявленному Кашпировскому глазом моргнуть. Оставалось лишь умело определить тип очередного подопытного и степень его внушаемости – а это Адольф Мирзоевич, слава богу, умел делать в совершенстве – недаром столько лет общался с шизоидами.
Решив, что развлекаться мелкими пакостями он будет беспредельно долго, Адольф Мирзоевич ошибся. Уже через два месяца ему наскучило пробавляться обкрадыванием ларьков, скоротечными совокуплениями с разнообразными дамами, поддающимися его влиянию, и вялотекущим улучшением своего общественного положения. За эти два месяца психотерапевт, манипулируя различными чиновниками, умудрился занять пост заместителя заведующего клиникой, переехал в трехкомнатную квартиру улучшенной планировки, пристроил глуховатую маман в привилегированный дом престарелых и все чаще стал подумывать о своем месте в обществе.
Надо было определиться в плане дальнейшего функционирования и наметить пути последующего продвижения по лестнице общественного положения. В процессе раздумий Пульман приобрел компьютер последней модификации, научился на нем работать и зарегистрировался в сети Интернета, рассудив, что для персоны вселенского масштаба, каковой он себя вполне искренне почитал, компьютер необходим как воздух: во всех зарубежных фильмах эти самые персоны то и дело чего-то там небрежно наяривали на клавиатуре – в перерывах между заседаниями сената, перестрелками и многочисленными любовными актами на лоне природы.
Кратко сойдясь с компьютером и получив доступ к сети, Адольф Мирзоевич начал накапливать информацию и систематизировать ее по различным категориям: прежде чем определиться в плане направления дальнейшей деятельности, он, будучи прагматиком, решил всесторонне изучить ситуацию, дабы не впасть в заблуждение и не пойти по ложному пути.
Не прибегая к помощи сильнодействующих нейролептиков и орудиям пыток, он за довольно короткий промежуток времени побывал везде, где только можно: вознесся наверх и прошелся там туда-сюда, походя узнав все, что требовалось, затем опустился на самое дно общества и вдоволь поползал там по темным закоулкам. Вскоре наш скромный психотерапевт обладал таким количеством информации, которое вряд ли по силам добыть десятку следственных бригад из самых серьезных ведомств. Все более-менее выдающиеся личности, проживающие в Ложбинске и его окрестностях, нашли место в памяти компьютера новоявленного исследователя – далее Ложбинской области его чаяния пока что не простирались, поскольку Пульман прекрасно осознавал правоту народной мудрости: не сразу Москва строилась, и всему свое время. Да, надо заметить, что Адольф Мирзоевич при сборе информации отдавал предпочтение фактам самого негативного характера: можете мне поверить, никто из господ, являющихся объектом его пристального внимания, совсем не обрадовался бы, узнав, что на них имеется такое вот однобокое досье нештатного свойства.
В процессе данной работы Адольф Мирзоевич с удивлением обнаружил, что ранее пребывал в неведении относительно ситуации, сложившейся в обществе.
До этого психотерапевт существовал в замкнутом узком мирке: дурдом, хрущоба, дорога туда – обратно. А тут перед ним открылись такие дебри! Вот уж права старая пословица, которая гласит: «меньше знаешь – лучше спишь». Страшные истины разверзлись перед исследователем, волею случая выкарабкавшимся из своего тесного мирка. Оказалось, например, что все, кто чего-то покупает в различных торговых учреждениях, исправно платят дань разномастному рэкету во всевозможных его проявлениях. Получалось – грубо, конечно, – что если бы этот рэкет аннулировать, то бутылка водки, палка колбасы или растаможенная иномарка, а также любой другой продукт общественного спроса стоили бы вполовину дешевле!
В Ложбинской области рэкет был представлен в виде хорошо организованных бригад, которые контролировали все имевшиеся в наличии «земли» и виды деятельности, где что-то продавали, перевозили, приобретали, а также удовлетворяли тем или иным способом какие-то пагубные страсти широких масс.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента