Страница:
Пучков Лев
Испытание киллера (Часть 2)
ЛЕВ ПУЧКОВ
ИСПЫТАНИЕ КИЛЛЕРА (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)
ГЛАВА 1
- Я вашего слона забираю, - сообщил Звездорванцев после продолжительной паузы. Вы его напрасно сюда поставили! Погорячились...
- На здоровье, - я вяло пожал плечами. - Забирайте, воля ваша.
Следователь сцапал слона и на пару секунд задержал руку и фигурой над доской:
- Переходить не желаете? Думаю, вы просто допустили ошибку - я вам прощаю.
- Да нет, не ошибся, - я хмуро улыбнулся и почесал могучую щетину, за две недели превратившуюся в почти полноценную бороду. - Я его сюда специально поставил. Это тривиальный карповский дебют - через пять ходов вам мат.
- Вы так полагаете? - Звездорванцев удивленно сдвинул на лоб свои "хамелеоны". - Мы же только начали партию!
- Нет, это не я. Это Карпов так полагает. - Я опять почесал бороду и потянулся к початой пачке "Лаки страйк": - Разрешите?
- Да-да, пожалуйста. - Звездорванцев придвинул пачку и озабоченно углубился в изучение партии.
Я шел в "несознанку". Этот допрос был восьмым по счету, и ни на одном из них я ничего не сообщил следователю по факту инкриминируемого мне деяния. И не подписал ни одного протокола. Нет, в молчанку я не играл - нес всякую чушь о чрезмерной загазованности атмосферы и поголовной дегенератизации общества, упирая на извращенность человеческой натуры вследствие стечения негативных факторов, которые могут даже самого честного и бескорыстного сотрудника правоохранительных (!) органов сделать отъявленным и жутким мздоимцем. Когда я переходил к конкретике, следователь вымученно улыбался и розовел - не успел еще окончательно испортиться, салажонок. Вообще, мне с ним повезло: коммуникабельный, отзывчивый, не давит, не орет, допускает всякие поблажки... Видимо, знает, что мое дело - заведомо лажа. Мне кажется, никто ему забашлять не удосужился за мою закопку по самые уши. Просто сказали - веди дело как обычно, и так все ясно. Вот и не старается...
Узнав, что родичи насильственно привили мне склонность к шахматным баталиям и даже пытались вытащить на уровень межобластных олимпиад, следователь притащил набор дорожных шахмат и за два часа продул со свистом шесть партий подряд.
С того раза это вошло в систему. Следователь задавал мне дежурный вопрос:
- Показания давать будете?
- Не-а, не буду, - печально отзывался я.
- Ага! А протокол подписывать... А? - уточнял Звездорванцев.
- Тоже не буду, - опять отзывался я. - вы же слышали, что Гольдман, упокой господь его грешную душу, мне завещал? Грех не выполнить последний совет покойного...
- Ясно, - Звездорванцев потирал ладошки и доставал из кейса с золоченой монограммой (ах, как хочется казаться большим и солидным!) коробку с шахматами: - Ну, тогда, может... эээ... партейку?
- А вот это - с превеликим удовольствием! - Тут я усаживался на краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь у столу!), и мы начинали сражаться не на жизнь, а на смерть - Звездорванцев, дилетант в сей строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу нырял в омут.
Такой расклад меня вполне устраивал - можно было посидеть в нормальной комнате, подышать воздухом, покурить и, общаясь с хорошим человеком, узнать, как там - на воле. Такой идиллии, впрочем, предшествовали кое-какие катаклизмы местного значения, которые, повернись ситуация несколько иначе, могли сыграть в моей дальнейшей судьбе весьма неприятную, если не трагическую, роль. В камере ИВС меня держали не долго - к исходу вторых суток предъявили обвинение в тройном убийстве и перевезли в СИЗО. Дознавателя мои отчаянные доводы совершенно не волновали.
- Все шито белыми нитками, - резюмировал он, определившись в отношении меры пресечения. - Все вы так - подстава, подстава! Надо же, а! Водку ему в рот залили! Может, они еще и бабу под тебя подложили?! И щипцами от камина и ледорубом полтергейст позабавлялся?! Ха!
Но мою просьбу об обязательном присутствии адвоката неожиданно выполнили - честно говоря, я не рассчитывал на результат, когда, руководствуясь опытом просмотренных видеофильмов, гордо заявлял, что без адвоката нашей фирмы даже рта не раскрою! А может, сыграло роль особое положение нашего адвоката в системе отношений правоохраны и криминалитета. Борис Моисеевич Гольдман, состоящий на службе у Дона, за время своей активной деятельности посадил на скамью подсудимых не один десяток товарищей в форме, имевших неосторожность превратно истолковывать суть и значение правозащиты в современном уголовном процессе. В общем, адвоката ко мне доставили и даже позволили переговорить наедине, предварительно обыскав Гольдмана, дабы не пронес злобному убийце каких-нибудь запрещенных предметов.
- Я все знаю, - махнул рукой Борис Моисеевич, когда я попытался изложить суть дела. - Я предупредил, чтобы не смели без меня предъявлять обвинение... Так что... - Тут он смутился и виновато пожал плечами: - Ну, знаешь, придется тебе посидеть некоторое время в СИЗО, мальчик мой... Мммм-да... Так вот. Это липа - дураку понятно. Я разберусь - подключим все резервы, заплатим кому надо - можешь не беспокоиться. И не из таких передряг выскакивали...
- Нехорошо мне в СИЗО будет, дядя Борис, - мрачно сообщил я. Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
- Знаю, мальчик, знаю, - торопливо покивал Гольдман. - Уже дадено кому надо - будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший вэвэшник - положено отдельно содержать. Так что - не беспокойся, быть удавленным в общей камере тебе не грозит.
- И на том спасибо, - поблагодарил я и поинтересовался. - Как Дон?
- Нормально, - отводя взгляд, ответил Гольдман, в его голосе я уловил фальшь. - Ты не волнуйся - сиди себе... Да - вот еще что! Без меня - ни слова! Понял? Ни ЕДИНОГО словечка! Все показания - в моем присутствии. И ничего не вздумай подписывать. Ясно?
- Да понял я, дядя Боря, - успокоил я Гольдмана. - Вы, главное, найдите, кто меня подставил. И знаете - я могу подсказать: ищите в Кировском районе.
- Это уже не твоя забота, мальчик мой, - мудро сощурился Гольдман. - Твой патрон занимает достаточно высокое положение в системе, а потому у тебя не должна болеть голова о том, как тебя будут вытаскивать из дерьма, в которое ты имел неосторожность вляпаться. Так что - сиди себе...
Меня благополучно переместили с СИЗО и водворили в одиночку. Никто меня ногами не бил и прикладами в спину не тыкал - наверное, проинформировали, что я за птица. Правда, мне не понравилось, что при перевозке были предприняты, на мой взгляд, излишние меры предосторожности. Во-первых, на меня натянули наручники в положении "руки за спину" и хромированные ножные кандалы, не позволяющие широко переставлять ноги. Во-вторых, начальником караула был пожилой капитан - командир роты по конвоированию. Я выходец из Внутренних войск и знаю, что начкаром в данном случае мог быть и обычный прапорщик. Офицер, тем более командир роты, возглавляет караул только в особом случае.
Обстановка одиночной камеры комфортом не отличалась: откидные нары и отвратно воняющая в углу чаша "Генуя" (на местном диалекте - "параша" или "толчок"), над которой свисал протекающий водопроводный кран. Когда я намекнул, что неплохо бы заполучить матрац, робу, туалетные принадлежности и так далее, корпусной терпеливо разъяснил:
- Вот на зону придешь - тама тебе все и дадут. Тута ни фуя не получишь. А матрац - с бикарасами. Хошь?
Я решительно отказался - уж лучше на голых досках бока отдавливать, чем потом беспрерывно чесаться...
- И вообще - должен радоваться, - сообщил свое мнение корпусной. У нас тута людишек - как сельдей у бочке. А ты, как король, - отдельно. По режиму, вишь ты, полагается ему! Хм... Ну, бывай, хлопец, - и со страшным скрежетом захлопнул железную дверь, похоронив меня в замкнутом пространстве камеры...
на следующий день, после завтрака, который состоял из пары кусков липкого черного хлеба и тарелки перловки с острым привкусом хлорки, меня повели на допрос. Комната для допросов располагалась в этом же корпусе, на последнем этаже. За ближним к зарешеченному окну столом сидел румяный молодой человек с бездонно-голубыми глазами и скучающе обрабатывал ногти маникюрной пилкой.
- Спасибо, - сказал он корпусному и сделал отмашку рукой - типа удались, тот ретировался, оставив дверь слегка приоткрытой.
- Дверь-то закройте! - возвысил голос румянолицый.
В коридоре раздалось брюзгливое бурчание по поводу какой-то матери и безопасности следователя, однако дверь закрылась.
- Ну вот и ладненько, - констатировал румянолицый и указал рукой на свободный стул: - Садитесь, пожалуйста.
- Спасибо, - буркнул я, присаживаясь, и уточнил: - На сколько?
- В смысле? - не понял румянолицый.
- На сколько садиться - лет на двадцать? - Я пристально посмотрел на собеседника, стараясь определить степень сопричастности следака моим напастям.
- Ах, вон что! - румянолицый смущенно улыбнулся и нервно мигнул значит, в курсе, сволочь, почем дровишки! - Я полагаю, мы разберемся с вашим делом, угу... и расставим все точки над "i". Кстати, я ваш следователь. Звездорванцев, Василий Хафизуллович...
- Василий Хафи... как? - переспросил я.
- Хафизуллович, - зарделся следак. - от слова Хафизулла.
- Эк вас угораздило, - посочувствовал я. - А на вид вы совсем даже бледнолицый! Да и фамилия... Хм! Н-н-нда...
- Ну... где вы встретите сейчас носителя чистого этноса? заоправдывался Звездорванцев. - Сейчас все так перемешалось... мгхм... ммм... монголы там, видите ли, триста лет, ага... Так что... А насчет фамилии - увы, мы не выбираем. Впрочем, давайте займемся делом.
- Давайте, давайте, - согласился я и выдал: - Вы в курсе, что без своего адвоката я вам ничего не скажу? Там, на подходах к изолятору, должен где-то топтаться такой толстенький курчавый дедок - мой адвокат. Гольдман его фамилия.
- Ну, дорогой вы мой! - поморщился следователь. - Зачем же вам сразу заручаться протекцией такого маститого адвоката, уподобляясь каким-то рэкетирам? Мы будем разбираться по существу дела скрупулезно, дотошно, не упуская ни одной детали. С материалами предварительного следствия я ознакомился, прекрасно знаю...
- Вы не поняли! - перебил я его. - Гольдман - адвокат, работающий на нашу фирму. Я сотрудник фирмы. Быть может, мы с вами беседуем в последний раз, досточтимый Василий Хафи... Тьфу! Короче, гражданин следователь, тащите сюда этого старого еврея, ежели желаете контактировать! Кстати, вы его видели или так - понаслышке знаете? А то я вам его опишу...
- Видел, - Звездорванцев замялся. - Эээээммм... Дело в том, уважаемый Эммануил Всеволодович... знаете, Гольдман вчера вечером попал в автомобильную катастрофу. Мммм... сейчас он лежит в реанимации...
- Что?! - Я вскочил и подался через стол к следователю: - Чего вы несете? Я вчера с ним разговаривал!
Следователь опасливо отодвинулся и покраснел. Рука его нашарила на столе черную кнопку звонка и зависла над ней, как кошка, изготовившаяся к прыжку.
- Но-но! Эмоции! - петушиным всхлипом выдал Звездорванцев. Говорю вам - в реанимации... Вчера, между десятью и одиннадцатью часами вечера, его машина столкнулась с бульдозером, который на большой скорости...
- Бульдозер на большой скорости?! - Я скривился в ухмылке. - А каток асфальтный на большой скорости не пролетал?! С реактивным двигателем?! Вот уроды-то! Все куплено! От бля, а!
- Прекратите, - тихо попросил Звездорванцев, утирая внезапно вспотевший лоб. - Я никакого отношения к бульдозеру не имею. И вообще никакого отношения к адвокатам не имею - я из другой службы...
- Службы, службы! - передразнил я. - Знаем мы вашу службу! Не буду ничего показывать. Точка. - Я пристукнул кулаком по столу и для вящей убедительности продемонстрировал следователю кукиш: - Вот вам, а не показания!
- Ясно. - Звездорванцев тяжело вздохнул. - Имеете отвод?
- От каких вод? - удивился я. - Я секретарь-референт! Водами никогда не торговал! Ну, вы даете!
- Да нет, - досадливо нахмурился следователь, - если я вас не устраиваю, можете написать заявление - официальный отвод. Если причины отвода веские, вашим делом будет заниматься другой следователь. А вам назначен адвокат Иноземцев - очень, знаете ли, опытный и авторитетный...
- Когда назначен? - живо поинтересовался я.
- Сегодня, естественно! - Следователь смутился.
- Вот оно что! - ядовито протянул я. - Можете передать: пусть адвоката этого, назначенного, на пенсию отправляют! Он мне на хер не нужен!
- Отказываетесь от защиты, значит? - уточнил Звездорванцев.
- Не-а, не отказываюсь, - я развел руками. - Зачем мне ваши адвокаты? Фирма найдет мне защитника не хуже Гольдмана - вот тогда и будем разговаривать. И отвод я не собираюсь писать: вы ли, кто другой - какая разница?
- Ясно. - Звездорванцев опять вздохнул. - На вопросы отвечать отказываетесь?
- Отказываюсь! - Я внимательно осмотрел одежду следователя. Кстати, закурить не дадите?
- А отвечать будете? - хитро прищурился Звездорванцев. - Если будете, тогда дам!
- Не буду, - упрямо насупился я.
- Аааа! Стойкий ленинец! - Звездорванцев улыбнулся и достал пачку "Лаки Страйк": - Все равно - нате. Вы мне чем-то симпатичны, Эммануил Всеволодович.
- Спасибо! - искренне поблагодарил я, вытаскивая четыре сигареты и пряча их в штаны. - К сожалению, не могу сказать вам то же самое. Ваш брат в последнее время мне что-то здорово не нравится - ну о-о-очень не нравится. Либо хитрые продажные шкуры, либо затурканные трудоголики, которые до пенсии расколупывают чемоданные кражи, не замечая, что рядом воруют эшелонами, практически не маскируясь! Нормальных нет.
- Ну, это не мы! - Следователь протестующе потряс руками. - Это специфика работы такая. А меня вы к какому разряду относите?
- Пока не знаю, - покривил я душой и прищурился: - Разберемся со временем. Вот что - я подумаю на досуге, а вы приходите завтра и приводите адвоката - тогда я вам все расскажу. Только позвоните 2-93-51 - это номер моего шефа, скажите, что я прошу адвокатика приличного найти. Договорились?
- Хорошо, - согласился следователь. - Я позвоню. Только вы можете молчать сколько влезет - у меня установка: две недели на следствие, затем передать дело в суд. Даже если вы не подпишите ни одного протокола, это ничего не меняет.
- Вот как! - удивился я. - Ну ты посмотри, а! Все уже заранее распределено, все предусмотрено! Да уж...
- И вот еще что, - Звездорванцев осторожно постучал пальцами по столу, - я позвоню, но... знаете, я могу сразу сказать, что, кроме Иноземцева, вас никто защищать не возьмется...
- С чего это вдруг? - насторожился я.
- Ну что вы, право! - укоризненно воскликнул Звездорванцев. - я вам гарантирую, что после случая с Гольдманом вами никто не станет заниматься. Пример, знаете ли, очень убедительный. Идите-ка в камеру и подумайте, как себя вести. А если уж совсем меня не презираете, как продажную шкуру, - ответьте, пожалуйста, на ряд процедурных вопросов...
В персональную одиночку меня отчего-то не водворили. Курносый проследовал мимо, и я, очнувшись от мрачных мыслей, заметил, что стою перед открытой дверью камеры No 12, что в противоположном конце коридора от моей одиночки.
- Э-э, дядя! Ты чего это? - я обернулся к конвоиру и на всякий случай сделал шаг назад.
Ласково улыбнувшись в пшеничные усы, корпусной вдруг рубанул меня под коленки дубинкой и резко втолкнул в камеру - от неожиданности я даже не сделал попытки к сопротивлению. Трудно было предположить, что такой толстый и на вид нерасторопный дядька может действовать столь проворно.
В камере присутствовали три человека. Они, расположившись на нижних шконках, азартно резались в "буру".
Некоторое время троица продолжала увлеченно играть, а я получил возможность осмотреться. Двое были сильно здоровы - один, по всей видимости, баловался бодибилдингом, о чем свидетельствовали немного одрябшие, но не утратившие формы мышцы. Второй крепкой статью был наделен от природы: массивные плечи, широкие запястья с толстыми пальцами, испещренные татуировками, твердокаменная челюсть и грудь бочонком - все это наводило на самые грустные мысли о собственной физической неполноценности. Но опаснее всех мне показался третий: мелкий и сухощавый, он словно был сплетен из стальных тросов, которые при каждом движении руки перекатывались под бронзовой от загара кожей.
"Борец, - подумал я, - бывший... - И еще подумал: - Когда это он успел загореть? Если все лето торчит в камере?.. Странно..."
Мне стало немного неуютно. Ай-я-яй... Было очевидно, что в узком пространстве камеры эти ребята задавят меня за несколько секунд. Это вам не по перрону кренделя выписывать!
Трое закончили кон и разом повернули головы в мою сторону.
- За что чалишься? - коротко спросил качок.
Я не стал отвечать - выдержал паузу и добродушно произнес:
- Здорово, мужики! Где мне упасть?
- Не хочет говорить! - сокрушенно развел ручищами здоровый от рождения, а борец неожиданно глубоким басом добавил:
- А и не надо - так знаем. Двух девчонок несмышленых оттарабанил и головенки им посворачивал. Загубил юные души, бля! А знаешь, что за это полагается? Знаешь, петух недоделанный?! - И тут все трое встали, продвинулись вперед и образовали передо мной в узком пространстве камеры треугольник, вершиной которого оказался борец.
- Мужики! Это же затасканный прием! - тоскливо воскликнул я, в отчаянии заламывая руки. - Я не делал этого! Меня подставили! Твою мать, а! Ну вы че - фильмы, что ли не смотрите?! Меня подставили, а теперь через вас рассчитывают опустить - ведь дебилу ясно! Неужели вам не западло быть чьими-то "шестерками"? Мужики...
Увы - ораторское искусство успеха не возымело. Борец молнией метнулся мне в ноги, ухватил за бедра железным кольцом, резко приподнял и мотанул в бок, заваливая на пол.
Вопреки ожиданию нападавшего, я не стал сопротивляться - наоборот, расслабился и плюхнулся, как мешок с трухой. От неожиданности борец подался вперед и ослабил захват.
То, что происходило далее, мой рассудок только успевал фиксировать: мышление выключилось, и заработали автоматизмы старой боевой машины, ключевым понятием которой является коротенькое слово "УБЕЙ!".
Подхватив борца под мышки, я с маху вогнал его башкой в железную дверь, от чего она гулко завибрировала басом, образуя чистую квинту с последним криком бедолаги.
Упершись руками в пол позади головы, я выгнулся дугой и обеими ногами швырнул обмякшее тело борца на стоящих чуть поодаль картежников, которые, приняв на грудь драгоценный груз, попятились к шконкам. Резво выпрыгнув в стойку, я бросился за борцом и с разбегу запихал комплект из двух мужиков, поддерживающих обмякшее тело, в проем между шконками, пока смешавшиеся здоровяки не догадались бросить сотоварища и перейти к активной обороне.
Уцепившись за стойки, я стремительно навалил на уголовников все, что навернулось под руку на верхних ярусах шконок: два увесистых матраца, подушки и постельные принадлежности, которых, как утверждал сволочь корпусной, тут не должно вроде бы быть.
Получилась бесформенная куча, на которую я и запрыгнул, вцепившись руками в кроватные дужки, и принялся все это интенсивно пинать с большой амплитудой, злобно приговаривая:
- Вот вам гостинцы, суки! Вот вам опущение, п...дюки недоношенные! и в таком духе что-то еще.
Секунд сорок спустя куча мала перестала шевелиться. Потрепанная боевая машина выключилась, и заработало рациональное мышление.
- А не чересчур ли? - запоздало пробормотал я и отбросил матрацы.
Троица пребывала не в самом лучшем виде: борец не подавал признаков жизни, качок еле слышно стонал, скрючившись в эмбриональном положении, и только здоровый от рождения, держась руками за голову, членораздельно просил прекратить экзекуцию.
- То-то же, уроды! - резюмировал я и, зверовато взвыв, с разбегу долбанул ногой по двери.
Любопытство через глазок моментально прекратилось - по коридору забухали удаляющиеся шаги.
- А сейчас переходим к репетиции, - мрачно сообщил я. Драматическое произведение камерного типа: утро в совхозе. Или в колхозе - в деревне, одним словом... - Углядев на быстро оплывающем лице здорового от рождения некоторую заинтересованность, я пояснил: - В этой самой деревне утром, на зорьке, начинают орать петухи - хором. И в связи с этим спать никак не возможно - все встают и принимаются за работу. Доступно?
Похоже, эта перспектива здоровому от рождения совсем не приглянулась: он живо полез под шконку, пряча зад и выставляя наружу ноги. Угостив его смачным пинком, я погрозил пальцем и сказал:
- Спокойно, кочет! У меня нет охоты мараться о ваши грязные задницы. Я тебе даю минуту на размышление, а потом буду кастрировать подручными средствами. Кто дал команду меня опустить?
- Фуля тут размышлять, - здоровый от рождения выбрался из-под шконки. - Это Пахом приказал тебя отпедерастить.
- Вор, что ли? - удивился я. - И чего я ему-то сделал?!
- Вор, вор, - подтвердил здоровый и хмыкнул: - И не обязательно, чтобы ты че-то ему сделал. Кто-то из братвы попросил - вот и всех делов-то... Ну, допустим, Витя-Протас...
- Ага, - я поскреб щетину на щеке и сожалеюще покрутил головой: Значит-таки походатайствовал Витек. Ну-ну... Однако не удалось сие мероприятие!
- Ну, ниче, - ободрил меня здоровый от рождения. - ты все равно труп. На зону зайдешь - один фуй опустят, по этапу уже опустят - и отдельная камера не поможет! Ты лучше сразу вскройся - там, за шконкой, самопальное перышко затарено, - здоровый мотнул головой, показывая, где это самое перышко затарено. - А то обидно - такого резвого пацана - опустят... Гы-гы... Лучше, братан, умереть мужиком, чем жить петухом - это я те точно говорю!
- Ну-ну. - Я тяжело посмотрел на советчика, подошел к двери, и, привалившись к ней спиной, начал колотить по железу пяткой, выкрикивая угрозы, адресованные городской администрации, персоналу СИЗО и всей местной братве.
Из соседних камер начали кричать, требуя прекратить, и вскоре поднялся тотальный гвалт. Я с любопытством прислушивался к шуму - теперь было не разобрать, кто устроил такое веселое времяпрепровождение.
- Придется переводить на место, уроды, - пробормотал я. - Куда вы, на хер, денетесь...
Вдруг шум разом стих: в коридоре послышалась дробь бегущих ног, причем мягко этак переступали, словно бегущие были одеты в кроссовки или кеды.
- Довыепывался, идиот, - резюмировал здоровый от рождения и опять полез под шконку. - Ныряй под вторую - это спецназ позвали.
- Что за спецназ? - удивился я. - Откуда в СИЗО спецназ?
- Это уиновский спецназ, - пояснил здоровый и потащил на себя матрац. - Как раз для таких крутых и буйных, как ты. Щас увидишь и почувствуешь!
У меня нехорошо сжалось сердце. Спецназ нарушителям порядка никогда ничего путного не сулил.
- Здесь? - раздалось с той стороны двери.
- Тута, тута! Бушует, скотина, весь корпус переполошил, падла! ответил голос пшеничноусого корпусного.
- Давай! - коротко приказал кто-то.
Дверь со скрежетом распахнулась. На пороге возникли крепкие парни в камуфляже с масками на лицах и резиновыми дубинками в руках. Тот, что стоял спереди, держал под мышкой наизготовку нунчаки из текстолита, окольцованные медными ободками.
"Как врежет - череп напополам", - профессионально определил я и грустно опустил голову, поднимая руки вверх. Слова оправдания были неуместны.
- Во как? - удивился тот, что с нунчаками. - Ну-ну... так, парни, не трогать его, - обратился он к остальным и кивнул мне: - Выходи.
Я послушно вышел в коридор, на всякий случай держа руки поднятыми. Корпусной злобно глянул на меня и сказал:
- Это он, он - тот самый! Он тута...
- Заткнись, чмо, - флегматично посоветовал старший группы. закрывай камеру, пошли в дежурку.
- Да ты че, паря! - возмущенно вскинулся корпусной. - Да я тебе... я буду жаловаться...
- Делай, что командир говорит, - один из пятнистых схватил корпусного за рукав и внушительно встряхнул его. - Чего непонятно?
Бурча под нос невнятные угрозы, корпусной запер дверь и валкой трусцой направился к выходу. Спустя три минуты вся наша компания оказалась в помещении ДПНСИ. Здесь нунчакообладатель снял маску, и я с удивлением узнал в нем своего школьного приятеля Ловцова по кличке Муля-младший.
- Муля? А ты как тут?
- А что? Я ничего. - Муля смущенно почесал затылок. - Работа как работа... Я вообще-то подрывником - просто щас дежурю... Вот... Ты лучше скажи, чего там у вас получилось?
- А-а-а! Ты это у него спроси! - сказал я, кивая в сторону корпусного, который что-то нашептывал на ухо ДПНСИ, бросая на спецназовцев неприязненные взоры. - Спроси - как это я вместо одиночки угодил в камеру к блатным!
- А запросто! - спокойно заявил Муля. - Щас мы это узнаем. Михалыч! - мой школьный приятель обратился к ДПНСИ. - Дай потолковать с этим фруктом. Пару минут. - Он кивнул в сторону корпусного, который попятился, прячась за угол.
- Отставить! - рявкнул Михалыч. - Ты вместе со своим отделением снят с дежурства за неповиновение! Идите к себе наверх и ждите, когда смена придет - щас начальнику УИН позвоню. Топайте!
- Не понял?! - Муля прищурился. - Неповиновения кому? Вот этому ублюдку? - Он кивнул в сторону корпусного, который сжался за столом и спрятал запунцовевшее лицо за мощную спину ДПНСИ. - Этому придурку, который одиночного в камеру к блатным подсадил и тем самым допустил грубое нарушение режима?! Флегматичный Муля уставился на ДПНСИ, вызывающе перебрасывая нунчаки из руки в руку. Я удивленно хмыкнул - вот так тихоня Муля, который мухи не обидит по жизни! Ай да молодец!
- Или тут имеет место не просто нарушение режима... а, Михалыч? вкрадчиво поинтересовался Ловцов, перехватывая нунчаки в левую руку и ударяя ими по столу.
ИСПЫТАНИЕ КИЛЛЕРА (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)
ГЛАВА 1
- Я вашего слона забираю, - сообщил Звездорванцев после продолжительной паузы. Вы его напрасно сюда поставили! Погорячились...
- На здоровье, - я вяло пожал плечами. - Забирайте, воля ваша.
Следователь сцапал слона и на пару секунд задержал руку и фигурой над доской:
- Переходить не желаете? Думаю, вы просто допустили ошибку - я вам прощаю.
- Да нет, не ошибся, - я хмуро улыбнулся и почесал могучую щетину, за две недели превратившуюся в почти полноценную бороду. - Я его сюда специально поставил. Это тривиальный карповский дебют - через пять ходов вам мат.
- Вы так полагаете? - Звездорванцев удивленно сдвинул на лоб свои "хамелеоны". - Мы же только начали партию!
- Нет, это не я. Это Карпов так полагает. - Я опять почесал бороду и потянулся к початой пачке "Лаки страйк": - Разрешите?
- Да-да, пожалуйста. - Звездорванцев придвинул пачку и озабоченно углубился в изучение партии.
Я шел в "несознанку". Этот допрос был восьмым по счету, и ни на одном из них я ничего не сообщил следователю по факту инкриминируемого мне деяния. И не подписал ни одного протокола. Нет, в молчанку я не играл - нес всякую чушь о чрезмерной загазованности атмосферы и поголовной дегенератизации общества, упирая на извращенность человеческой натуры вследствие стечения негативных факторов, которые могут даже самого честного и бескорыстного сотрудника правоохранительных (!) органов сделать отъявленным и жутким мздоимцем. Когда я переходил к конкретике, следователь вымученно улыбался и розовел - не успел еще окончательно испортиться, салажонок. Вообще, мне с ним повезло: коммуникабельный, отзывчивый, не давит, не орет, допускает всякие поблажки... Видимо, знает, что мое дело - заведомо лажа. Мне кажется, никто ему забашлять не удосужился за мою закопку по самые уши. Просто сказали - веди дело как обычно, и так все ясно. Вот и не старается...
Узнав, что родичи насильственно привили мне склонность к шахматным баталиям и даже пытались вытащить на уровень межобластных олимпиад, следователь притащил набор дорожных шахмат и за два часа продул со свистом шесть партий подряд.
С того раза это вошло в систему. Следователь задавал мне дежурный вопрос:
- Показания давать будете?
- Не-а, не буду, - печально отзывался я.
- Ага! А протокол подписывать... А? - уточнял Звездорванцев.
- Тоже не буду, - опять отзывался я. - вы же слышали, что Гольдман, упокой господь его грешную душу, мне завещал? Грех не выполнить последний совет покойного...
- Ясно, - Звездорванцев потирал ладошки и доставал из кейса с золоченой монограммой (ах, как хочется казаться большим и солидным!) коробку с шахматами: - Ну, тогда, может... эээ... партейку?
- А вот это - с превеликим удовольствием! - Тут я усаживался на краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь у столу!), и мы начинали сражаться не на жизнь, а на смерть - Звездорванцев, дилетант в сей строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу нырял в омут.
Такой расклад меня вполне устраивал - можно было посидеть в нормальной комнате, подышать воздухом, покурить и, общаясь с хорошим человеком, узнать, как там - на воле. Такой идиллии, впрочем, предшествовали кое-какие катаклизмы местного значения, которые, повернись ситуация несколько иначе, могли сыграть в моей дальнейшей судьбе весьма неприятную, если не трагическую, роль. В камере ИВС меня держали не долго - к исходу вторых суток предъявили обвинение в тройном убийстве и перевезли в СИЗО. Дознавателя мои отчаянные доводы совершенно не волновали.
- Все шито белыми нитками, - резюмировал он, определившись в отношении меры пресечения. - Все вы так - подстава, подстава! Надо же, а! Водку ему в рот залили! Может, они еще и бабу под тебя подложили?! И щипцами от камина и ледорубом полтергейст позабавлялся?! Ха!
Но мою просьбу об обязательном присутствии адвоката неожиданно выполнили - честно говоря, я не рассчитывал на результат, когда, руководствуясь опытом просмотренных видеофильмов, гордо заявлял, что без адвоката нашей фирмы даже рта не раскрою! А может, сыграло роль особое положение нашего адвоката в системе отношений правоохраны и криминалитета. Борис Моисеевич Гольдман, состоящий на службе у Дона, за время своей активной деятельности посадил на скамью подсудимых не один десяток товарищей в форме, имевших неосторожность превратно истолковывать суть и значение правозащиты в современном уголовном процессе. В общем, адвоката ко мне доставили и даже позволили переговорить наедине, предварительно обыскав Гольдмана, дабы не пронес злобному убийце каких-нибудь запрещенных предметов.
- Я все знаю, - махнул рукой Борис Моисеевич, когда я попытался изложить суть дела. - Я предупредил, чтобы не смели без меня предъявлять обвинение... Так что... - Тут он смутился и виновато пожал плечами: - Ну, знаешь, придется тебе посидеть некоторое время в СИЗО, мальчик мой... Мммм-да... Так вот. Это липа - дураку понятно. Я разберусь - подключим все резервы, заплатим кому надо - можешь не беспокоиться. И не из таких передряг выскакивали...
- Нехорошо мне в СИЗО будет, дядя Борис, - мрачно сообщил я. Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
- Знаю, мальчик, знаю, - торопливо покивал Гольдман. - Уже дадено кому надо - будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший вэвэшник - положено отдельно содержать. Так что - не беспокойся, быть удавленным в общей камере тебе не грозит.
- И на том спасибо, - поблагодарил я и поинтересовался. - Как Дон?
- Нормально, - отводя взгляд, ответил Гольдман, в его голосе я уловил фальшь. - Ты не волнуйся - сиди себе... Да - вот еще что! Без меня - ни слова! Понял? Ни ЕДИНОГО словечка! Все показания - в моем присутствии. И ничего не вздумай подписывать. Ясно?
- Да понял я, дядя Боря, - успокоил я Гольдмана. - Вы, главное, найдите, кто меня подставил. И знаете - я могу подсказать: ищите в Кировском районе.
- Это уже не твоя забота, мальчик мой, - мудро сощурился Гольдман. - Твой патрон занимает достаточно высокое положение в системе, а потому у тебя не должна болеть голова о том, как тебя будут вытаскивать из дерьма, в которое ты имел неосторожность вляпаться. Так что - сиди себе...
Меня благополучно переместили с СИЗО и водворили в одиночку. Никто меня ногами не бил и прикладами в спину не тыкал - наверное, проинформировали, что я за птица. Правда, мне не понравилось, что при перевозке были предприняты, на мой взгляд, излишние меры предосторожности. Во-первых, на меня натянули наручники в положении "руки за спину" и хромированные ножные кандалы, не позволяющие широко переставлять ноги. Во-вторых, начальником караула был пожилой капитан - командир роты по конвоированию. Я выходец из Внутренних войск и знаю, что начкаром в данном случае мог быть и обычный прапорщик. Офицер, тем более командир роты, возглавляет караул только в особом случае.
Обстановка одиночной камеры комфортом не отличалась: откидные нары и отвратно воняющая в углу чаша "Генуя" (на местном диалекте - "параша" или "толчок"), над которой свисал протекающий водопроводный кран. Когда я намекнул, что неплохо бы заполучить матрац, робу, туалетные принадлежности и так далее, корпусной терпеливо разъяснил:
- Вот на зону придешь - тама тебе все и дадут. Тута ни фуя не получишь. А матрац - с бикарасами. Хошь?
Я решительно отказался - уж лучше на голых досках бока отдавливать, чем потом беспрерывно чесаться...
- И вообще - должен радоваться, - сообщил свое мнение корпусной. У нас тута людишек - как сельдей у бочке. А ты, как король, - отдельно. По режиму, вишь ты, полагается ему! Хм... Ну, бывай, хлопец, - и со страшным скрежетом захлопнул железную дверь, похоронив меня в замкнутом пространстве камеры...
на следующий день, после завтрака, который состоял из пары кусков липкого черного хлеба и тарелки перловки с острым привкусом хлорки, меня повели на допрос. Комната для допросов располагалась в этом же корпусе, на последнем этаже. За ближним к зарешеченному окну столом сидел румяный молодой человек с бездонно-голубыми глазами и скучающе обрабатывал ногти маникюрной пилкой.
- Спасибо, - сказал он корпусному и сделал отмашку рукой - типа удались, тот ретировался, оставив дверь слегка приоткрытой.
- Дверь-то закройте! - возвысил голос румянолицый.
В коридоре раздалось брюзгливое бурчание по поводу какой-то матери и безопасности следователя, однако дверь закрылась.
- Ну вот и ладненько, - констатировал румянолицый и указал рукой на свободный стул: - Садитесь, пожалуйста.
- Спасибо, - буркнул я, присаживаясь, и уточнил: - На сколько?
- В смысле? - не понял румянолицый.
- На сколько садиться - лет на двадцать? - Я пристально посмотрел на собеседника, стараясь определить степень сопричастности следака моим напастям.
- Ах, вон что! - румянолицый смущенно улыбнулся и нервно мигнул значит, в курсе, сволочь, почем дровишки! - Я полагаю, мы разберемся с вашим делом, угу... и расставим все точки над "i". Кстати, я ваш следователь. Звездорванцев, Василий Хафизуллович...
- Василий Хафи... как? - переспросил я.
- Хафизуллович, - зарделся следак. - от слова Хафизулла.
- Эк вас угораздило, - посочувствовал я. - А на вид вы совсем даже бледнолицый! Да и фамилия... Хм! Н-н-нда...
- Ну... где вы встретите сейчас носителя чистого этноса? заоправдывался Звездорванцев. - Сейчас все так перемешалось... мгхм... ммм... монголы там, видите ли, триста лет, ага... Так что... А насчет фамилии - увы, мы не выбираем. Впрочем, давайте займемся делом.
- Давайте, давайте, - согласился я и выдал: - Вы в курсе, что без своего адвоката я вам ничего не скажу? Там, на подходах к изолятору, должен где-то топтаться такой толстенький курчавый дедок - мой адвокат. Гольдман его фамилия.
- Ну, дорогой вы мой! - поморщился следователь. - Зачем же вам сразу заручаться протекцией такого маститого адвоката, уподобляясь каким-то рэкетирам? Мы будем разбираться по существу дела скрупулезно, дотошно, не упуская ни одной детали. С материалами предварительного следствия я ознакомился, прекрасно знаю...
- Вы не поняли! - перебил я его. - Гольдман - адвокат, работающий на нашу фирму. Я сотрудник фирмы. Быть может, мы с вами беседуем в последний раз, досточтимый Василий Хафи... Тьфу! Короче, гражданин следователь, тащите сюда этого старого еврея, ежели желаете контактировать! Кстати, вы его видели или так - понаслышке знаете? А то я вам его опишу...
- Видел, - Звездорванцев замялся. - Эээээммм... Дело в том, уважаемый Эммануил Всеволодович... знаете, Гольдман вчера вечером попал в автомобильную катастрофу. Мммм... сейчас он лежит в реанимации...
- Что?! - Я вскочил и подался через стол к следователю: - Чего вы несете? Я вчера с ним разговаривал!
Следователь опасливо отодвинулся и покраснел. Рука его нашарила на столе черную кнопку звонка и зависла над ней, как кошка, изготовившаяся к прыжку.
- Но-но! Эмоции! - петушиным всхлипом выдал Звездорванцев. Говорю вам - в реанимации... Вчера, между десятью и одиннадцатью часами вечера, его машина столкнулась с бульдозером, который на большой скорости...
- Бульдозер на большой скорости?! - Я скривился в ухмылке. - А каток асфальтный на большой скорости не пролетал?! С реактивным двигателем?! Вот уроды-то! Все куплено! От бля, а!
- Прекратите, - тихо попросил Звездорванцев, утирая внезапно вспотевший лоб. - Я никакого отношения к бульдозеру не имею. И вообще никакого отношения к адвокатам не имею - я из другой службы...
- Службы, службы! - передразнил я. - Знаем мы вашу службу! Не буду ничего показывать. Точка. - Я пристукнул кулаком по столу и для вящей убедительности продемонстрировал следователю кукиш: - Вот вам, а не показания!
- Ясно. - Звездорванцев тяжело вздохнул. - Имеете отвод?
- От каких вод? - удивился я. - Я секретарь-референт! Водами никогда не торговал! Ну, вы даете!
- Да нет, - досадливо нахмурился следователь, - если я вас не устраиваю, можете написать заявление - официальный отвод. Если причины отвода веские, вашим делом будет заниматься другой следователь. А вам назначен адвокат Иноземцев - очень, знаете ли, опытный и авторитетный...
- Когда назначен? - живо поинтересовался я.
- Сегодня, естественно! - Следователь смутился.
- Вот оно что! - ядовито протянул я. - Можете передать: пусть адвоката этого, назначенного, на пенсию отправляют! Он мне на хер не нужен!
- Отказываетесь от защиты, значит? - уточнил Звездорванцев.
- Не-а, не отказываюсь, - я развел руками. - Зачем мне ваши адвокаты? Фирма найдет мне защитника не хуже Гольдмана - вот тогда и будем разговаривать. И отвод я не собираюсь писать: вы ли, кто другой - какая разница?
- Ясно. - Звездорванцев опять вздохнул. - На вопросы отвечать отказываетесь?
- Отказываюсь! - Я внимательно осмотрел одежду следователя. Кстати, закурить не дадите?
- А отвечать будете? - хитро прищурился Звездорванцев. - Если будете, тогда дам!
- Не буду, - упрямо насупился я.
- Аааа! Стойкий ленинец! - Звездорванцев улыбнулся и достал пачку "Лаки Страйк": - Все равно - нате. Вы мне чем-то симпатичны, Эммануил Всеволодович.
- Спасибо! - искренне поблагодарил я, вытаскивая четыре сигареты и пряча их в штаны. - К сожалению, не могу сказать вам то же самое. Ваш брат в последнее время мне что-то здорово не нравится - ну о-о-очень не нравится. Либо хитрые продажные шкуры, либо затурканные трудоголики, которые до пенсии расколупывают чемоданные кражи, не замечая, что рядом воруют эшелонами, практически не маскируясь! Нормальных нет.
- Ну, это не мы! - Следователь протестующе потряс руками. - Это специфика работы такая. А меня вы к какому разряду относите?
- Пока не знаю, - покривил я душой и прищурился: - Разберемся со временем. Вот что - я подумаю на досуге, а вы приходите завтра и приводите адвоката - тогда я вам все расскажу. Только позвоните 2-93-51 - это номер моего шефа, скажите, что я прошу адвокатика приличного найти. Договорились?
- Хорошо, - согласился следователь. - Я позвоню. Только вы можете молчать сколько влезет - у меня установка: две недели на следствие, затем передать дело в суд. Даже если вы не подпишите ни одного протокола, это ничего не меняет.
- Вот как! - удивился я. - Ну ты посмотри, а! Все уже заранее распределено, все предусмотрено! Да уж...
- И вот еще что, - Звездорванцев осторожно постучал пальцами по столу, - я позвоню, но... знаете, я могу сразу сказать, что, кроме Иноземцева, вас никто защищать не возьмется...
- С чего это вдруг? - насторожился я.
- Ну что вы, право! - укоризненно воскликнул Звездорванцев. - я вам гарантирую, что после случая с Гольдманом вами никто не станет заниматься. Пример, знаете ли, очень убедительный. Идите-ка в камеру и подумайте, как себя вести. А если уж совсем меня не презираете, как продажную шкуру, - ответьте, пожалуйста, на ряд процедурных вопросов...
В персональную одиночку меня отчего-то не водворили. Курносый проследовал мимо, и я, очнувшись от мрачных мыслей, заметил, что стою перед открытой дверью камеры No 12, что в противоположном конце коридора от моей одиночки.
- Э-э, дядя! Ты чего это? - я обернулся к конвоиру и на всякий случай сделал шаг назад.
Ласково улыбнувшись в пшеничные усы, корпусной вдруг рубанул меня под коленки дубинкой и резко втолкнул в камеру - от неожиданности я даже не сделал попытки к сопротивлению. Трудно было предположить, что такой толстый и на вид нерасторопный дядька может действовать столь проворно.
В камере присутствовали три человека. Они, расположившись на нижних шконках, азартно резались в "буру".
Некоторое время троица продолжала увлеченно играть, а я получил возможность осмотреться. Двое были сильно здоровы - один, по всей видимости, баловался бодибилдингом, о чем свидетельствовали немного одрябшие, но не утратившие формы мышцы. Второй крепкой статью был наделен от природы: массивные плечи, широкие запястья с толстыми пальцами, испещренные татуировками, твердокаменная челюсть и грудь бочонком - все это наводило на самые грустные мысли о собственной физической неполноценности. Но опаснее всех мне показался третий: мелкий и сухощавый, он словно был сплетен из стальных тросов, которые при каждом движении руки перекатывались под бронзовой от загара кожей.
"Борец, - подумал я, - бывший... - И еще подумал: - Когда это он успел загореть? Если все лето торчит в камере?.. Странно..."
Мне стало немного неуютно. Ай-я-яй... Было очевидно, что в узком пространстве камеры эти ребята задавят меня за несколько секунд. Это вам не по перрону кренделя выписывать!
Трое закончили кон и разом повернули головы в мою сторону.
- За что чалишься? - коротко спросил качок.
Я не стал отвечать - выдержал паузу и добродушно произнес:
- Здорово, мужики! Где мне упасть?
- Не хочет говорить! - сокрушенно развел ручищами здоровый от рождения, а борец неожиданно глубоким басом добавил:
- А и не надо - так знаем. Двух девчонок несмышленых оттарабанил и головенки им посворачивал. Загубил юные души, бля! А знаешь, что за это полагается? Знаешь, петух недоделанный?! - И тут все трое встали, продвинулись вперед и образовали передо мной в узком пространстве камеры треугольник, вершиной которого оказался борец.
- Мужики! Это же затасканный прием! - тоскливо воскликнул я, в отчаянии заламывая руки. - Я не делал этого! Меня подставили! Твою мать, а! Ну вы че - фильмы, что ли не смотрите?! Меня подставили, а теперь через вас рассчитывают опустить - ведь дебилу ясно! Неужели вам не западло быть чьими-то "шестерками"? Мужики...
Увы - ораторское искусство успеха не возымело. Борец молнией метнулся мне в ноги, ухватил за бедра железным кольцом, резко приподнял и мотанул в бок, заваливая на пол.
Вопреки ожиданию нападавшего, я не стал сопротивляться - наоборот, расслабился и плюхнулся, как мешок с трухой. От неожиданности борец подался вперед и ослабил захват.
То, что происходило далее, мой рассудок только успевал фиксировать: мышление выключилось, и заработали автоматизмы старой боевой машины, ключевым понятием которой является коротенькое слово "УБЕЙ!".
Подхватив борца под мышки, я с маху вогнал его башкой в железную дверь, от чего она гулко завибрировала басом, образуя чистую квинту с последним криком бедолаги.
Упершись руками в пол позади головы, я выгнулся дугой и обеими ногами швырнул обмякшее тело борца на стоящих чуть поодаль картежников, которые, приняв на грудь драгоценный груз, попятились к шконкам. Резво выпрыгнув в стойку, я бросился за борцом и с разбегу запихал комплект из двух мужиков, поддерживающих обмякшее тело, в проем между шконками, пока смешавшиеся здоровяки не догадались бросить сотоварища и перейти к активной обороне.
Уцепившись за стойки, я стремительно навалил на уголовников все, что навернулось под руку на верхних ярусах шконок: два увесистых матраца, подушки и постельные принадлежности, которых, как утверждал сволочь корпусной, тут не должно вроде бы быть.
Получилась бесформенная куча, на которую я и запрыгнул, вцепившись руками в кроватные дужки, и принялся все это интенсивно пинать с большой амплитудой, злобно приговаривая:
- Вот вам гостинцы, суки! Вот вам опущение, п...дюки недоношенные! и в таком духе что-то еще.
Секунд сорок спустя куча мала перестала шевелиться. Потрепанная боевая машина выключилась, и заработало рациональное мышление.
- А не чересчур ли? - запоздало пробормотал я и отбросил матрацы.
Троица пребывала не в самом лучшем виде: борец не подавал признаков жизни, качок еле слышно стонал, скрючившись в эмбриональном положении, и только здоровый от рождения, держась руками за голову, членораздельно просил прекратить экзекуцию.
- То-то же, уроды! - резюмировал я и, зверовато взвыв, с разбегу долбанул ногой по двери.
Любопытство через глазок моментально прекратилось - по коридору забухали удаляющиеся шаги.
- А сейчас переходим к репетиции, - мрачно сообщил я. Драматическое произведение камерного типа: утро в совхозе. Или в колхозе - в деревне, одним словом... - Углядев на быстро оплывающем лице здорового от рождения некоторую заинтересованность, я пояснил: - В этой самой деревне утром, на зорьке, начинают орать петухи - хором. И в связи с этим спать никак не возможно - все встают и принимаются за работу. Доступно?
Похоже, эта перспектива здоровому от рождения совсем не приглянулась: он живо полез под шконку, пряча зад и выставляя наружу ноги. Угостив его смачным пинком, я погрозил пальцем и сказал:
- Спокойно, кочет! У меня нет охоты мараться о ваши грязные задницы. Я тебе даю минуту на размышление, а потом буду кастрировать подручными средствами. Кто дал команду меня опустить?
- Фуля тут размышлять, - здоровый от рождения выбрался из-под шконки. - Это Пахом приказал тебя отпедерастить.
- Вор, что ли? - удивился я. - И чего я ему-то сделал?!
- Вор, вор, - подтвердил здоровый и хмыкнул: - И не обязательно, чтобы ты че-то ему сделал. Кто-то из братвы попросил - вот и всех делов-то... Ну, допустим, Витя-Протас...
- Ага, - я поскреб щетину на щеке и сожалеюще покрутил головой: Значит-таки походатайствовал Витек. Ну-ну... Однако не удалось сие мероприятие!
- Ну, ниче, - ободрил меня здоровый от рождения. - ты все равно труп. На зону зайдешь - один фуй опустят, по этапу уже опустят - и отдельная камера не поможет! Ты лучше сразу вскройся - там, за шконкой, самопальное перышко затарено, - здоровый мотнул головой, показывая, где это самое перышко затарено. - А то обидно - такого резвого пацана - опустят... Гы-гы... Лучше, братан, умереть мужиком, чем жить петухом - это я те точно говорю!
- Ну-ну. - Я тяжело посмотрел на советчика, подошел к двери, и, привалившись к ней спиной, начал колотить по железу пяткой, выкрикивая угрозы, адресованные городской администрации, персоналу СИЗО и всей местной братве.
Из соседних камер начали кричать, требуя прекратить, и вскоре поднялся тотальный гвалт. Я с любопытством прислушивался к шуму - теперь было не разобрать, кто устроил такое веселое времяпрепровождение.
- Придется переводить на место, уроды, - пробормотал я. - Куда вы, на хер, денетесь...
Вдруг шум разом стих: в коридоре послышалась дробь бегущих ног, причем мягко этак переступали, словно бегущие были одеты в кроссовки или кеды.
- Довыепывался, идиот, - резюмировал здоровый от рождения и опять полез под шконку. - Ныряй под вторую - это спецназ позвали.
- Что за спецназ? - удивился я. - Откуда в СИЗО спецназ?
- Это уиновский спецназ, - пояснил здоровый и потащил на себя матрац. - Как раз для таких крутых и буйных, как ты. Щас увидишь и почувствуешь!
У меня нехорошо сжалось сердце. Спецназ нарушителям порядка никогда ничего путного не сулил.
- Здесь? - раздалось с той стороны двери.
- Тута, тута! Бушует, скотина, весь корпус переполошил, падла! ответил голос пшеничноусого корпусного.
- Давай! - коротко приказал кто-то.
Дверь со скрежетом распахнулась. На пороге возникли крепкие парни в камуфляже с масками на лицах и резиновыми дубинками в руках. Тот, что стоял спереди, держал под мышкой наизготовку нунчаки из текстолита, окольцованные медными ободками.
"Как врежет - череп напополам", - профессионально определил я и грустно опустил голову, поднимая руки вверх. Слова оправдания были неуместны.
- Во как? - удивился тот, что с нунчаками. - Ну-ну... так, парни, не трогать его, - обратился он к остальным и кивнул мне: - Выходи.
Я послушно вышел в коридор, на всякий случай держа руки поднятыми. Корпусной злобно глянул на меня и сказал:
- Это он, он - тот самый! Он тута...
- Заткнись, чмо, - флегматично посоветовал старший группы. закрывай камеру, пошли в дежурку.
- Да ты че, паря! - возмущенно вскинулся корпусной. - Да я тебе... я буду жаловаться...
- Делай, что командир говорит, - один из пятнистых схватил корпусного за рукав и внушительно встряхнул его. - Чего непонятно?
Бурча под нос невнятные угрозы, корпусной запер дверь и валкой трусцой направился к выходу. Спустя три минуты вся наша компания оказалась в помещении ДПНСИ. Здесь нунчакообладатель снял маску, и я с удивлением узнал в нем своего школьного приятеля Ловцова по кличке Муля-младший.
- Муля? А ты как тут?
- А что? Я ничего. - Муля смущенно почесал затылок. - Работа как работа... Я вообще-то подрывником - просто щас дежурю... Вот... Ты лучше скажи, чего там у вас получилось?
- А-а-а! Ты это у него спроси! - сказал я, кивая в сторону корпусного, который что-то нашептывал на ухо ДПНСИ, бросая на спецназовцев неприязненные взоры. - Спроси - как это я вместо одиночки угодил в камеру к блатным!
- А запросто! - спокойно заявил Муля. - Щас мы это узнаем. Михалыч! - мой школьный приятель обратился к ДПНСИ. - Дай потолковать с этим фруктом. Пару минут. - Он кивнул в сторону корпусного, который попятился, прячась за угол.
- Отставить! - рявкнул Михалыч. - Ты вместе со своим отделением снят с дежурства за неповиновение! Идите к себе наверх и ждите, когда смена придет - щас начальнику УИН позвоню. Топайте!
- Не понял?! - Муля прищурился. - Неповиновения кому? Вот этому ублюдку? - Он кивнул в сторону корпусного, который сжался за столом и спрятал запунцовевшее лицо за мощную спину ДПНСИ. - Этому придурку, который одиночного в камеру к блатным подсадил и тем самым допустил грубое нарушение режима?! Флегматичный Муля уставился на ДПНСИ, вызывающе перебрасывая нунчаки из руки в руку. Я удивленно хмыкнул - вот так тихоня Муля, который мухи не обидит по жизни! Ай да молодец!
- Или тут имеет место не просто нарушение режима... а, Михалыч? вкрадчиво поинтересовался Ловцов, перехватывая нунчаки в левую руку и ударяя ими по столу.