Вот так все просто. Шамиль, как и следовало ожидать, быстро подпал под обаяние Абу, хотя недавно и считал его врагом (об этом потом расскажу подробнее). Постепенно Абу стал склонять Шамиля к мысли, что не стоит держать Веденский район в статусе неприкасаемого. Чем он лучше других? Заодно, говорил он, стоит проверить на лояльность твоих земляков. То, что многие из них живут в роскоши, нехорошо. Будем хорошо жить, когда победим. А пока все надо отдавать борьбе, замыкаться на накоплении личного богатства во время джихада — огромный грех. И потом, нам будет гораздо удобнее, не надо делать длительные рейды на равнину...
   В общем, настал такой момент, когда Шамиль согласился. Ладно, говорит, пусть твои люди возьмут дань в любом селе района. Хочешь, можешь в Ведено людей отправить.
   В Ведено Абу отправлять людей не рискнул. А в Калмык-Юрт решил отправиться сам, хотя раньше никогда в таких рутинных делах не участвовал. Хотел лично проконтролировать ситуацию, посмотреть, как все его замыслы будут осуществляться на практике...
* * *
   Я читал книги русских, которые воевали в Чечне. Они все пишут, что если хотят решить какие-то вопросы, то встречаются со старейшинами. Иначе, мол, никак не получается, потому что село будет делать только то, что скажут старейшины.
   Это все глупости. Мы поначалу тоже так делали, но потом прекратили. Во-первых, собрать старейшин — это целое дело. Если в селе есть чайхана, там сидят несколько человек, но они маленькой кучкой, как правило, ничего не решают. Надо всех собирать, по селу бегать. Это долго и хлопотно. Во-вторых, если их все же соберешь, они никогда не сделают себе в убыток. Будут долго рядиться, переспорить их невозможно, если и пойдут на уступки, то результат все равно будет мизерным. А после этого попробуй сделать что-нибудь не так, как они сказали, — все село встанет на дыбы.
   После ряда ошибок и скандалов мы отработали методику сбора дани и успешно применяем ее на практике. В село заходим только с наступлением темноты. К этому моменту все расходятся по домам и запираются. Село как будто вымирает, на улицах нет ни души. Разбиваем людей на несколько групп, в каждой из которых трое местных и один наш. И начинаем обходить дворы. Все пускают, хотя и через «не хочу». Во-первых, закон гостеприимства, это у них соблюдается свято. Это же не русский гяур пришел, а свой моджахед, родной. Во-вторых, не пустить моджахеда, значит, тем самым заявить — я враг.
   Моджахед зашел, а с ним и наш брат... Наши в таких группах нужны как фактор инициативы. Местные мнутся, церемонии разводят, неудобно им, видишь ли, своих обирать. Ни один нормальный чеченец не позволит себе нагло хозяйничать в доме соплеменника, так они воспитаны. А нашим совершенно без разницы. Ходят, смотрят, где что лежит, берут, что приглянулось. Обычно никто не возражает, хотя и недовольны. Как гостю возразить? Даже если барана со двора тянет, все равно нельзя виду показать, что обиделся. В результате из любого села уходим с хорошим запасом. Кстати, без всякого преувеличения можно сказать, что Абу является образцом корректности в данном вопросе. Другие позволяют себе гораздо большее. Могут по окнам пальнуть, двери выломать, побаловать с молоденькими девчонками. Мы так не делаем. Зачем обострять и без того непростые отношения? И так дадут, главное, правильный подход найти...
   В этот раз тоже все сделали как всегда. Разбили по группам, пустили по дворам, сами встали неподалеку от выезда из села.
   Уже через несколько минут стало понятно, что все идет не так, как обычно. Сначала была легкая перебранка, которая доносилась из тех дворов, что располагались поблизости от нас. Чуть позже, когда на пятачке возле нас появились первые бараны и сумки с вещами, перебранка переросла в откровенную ругань и уже очень скоро по всему селу стоял какой-то нехороший гвалт: угрозы, проклятия, обещания немедленной смерти, женские крики...
   Абу позвал одного из наших людей Хамида и спросил, что происходит. Тот ответил, что местные жители неправильно понимают мероприятие. Уверены, что мы адресом ошиблись. Говорят, что это произвол. Они тут со времен третьего имама[3] никому не платили дань. Завтра обещали идти к Шамилю, жаловаться. Им сказали, что Шамиль в курсе — не верят...
   — Опять Шамиль! Всегда — Шамиль... — досадливо буркнул Абу. — Они что, думают, что он из рода пророка? Иди, занимайтесь дальше. Если кто-то будет особо артачиться, поступайте по всей строгости военного времени. Ступай...
   Не успел Хамид уйти, неподалеку раздался истошный женский визг, автоматная очередь и злобные крики мужчин.
   — Ну, началось! — встревожился Шааман Атабаев, стоявший с тремя своими людьми неподалеку от нас — Пойду, посмотрю, что там такое...
   На этом привычная уже для нас вечерняя изоляция сельчан закончилась. Тотчас же отовсюду стали собираться люди — с фонариками, керосиновыми лампами, некоторые даже с факелами. Минут через пять Шааман вернулся, чтобы доложить, что произошло.
   Дело, в принципе, выеденного яйца не стоило. Наш человек потянул на выход барана — хозяин рядом стоял, ничего не сказал. А тут выскочила из дома дочка хозяина, совсем девчонка еще, не разобралась в ситуации и вцепилась в нашего человека. Он ее отпихнул и неловко — упала девчонка, головой ударилась. Отец ее, недолго думая, выхватил кинжал — шустрый дед попался! — и кинулся к нашему, хотел горло резать. Ну наш и пальнул ему под ноги, для острастки. Одна пуля срикошетила в камень, попала хозяину в ногу. Вот и все.
   Пока Шааман рассказывал, собралась толпа. Стоят недалеко, переговариваются, смотрят враждебно — светло стало, как днем, от факелов и фонарей. И никто не выдвигает никаких требований, упреков либо обвинений, просто стоят и смотрят, как будто оценивают...
   В воздухе повисло напряжение. Я чеченцев достаточно хорошо знаю, они в поведении своем похожи на волчью стаю. Это женщины их горазды орать и волосы на себе рвать. А если мужики в такой ситуации в кучу собрались, криков не будет. Это как волки и лев. Если волки решат, что лев слабый, молча бросятся на него и загрызут. Если лев покажет, что он сильный, волки так же молча отступят, признают его силу. Только после этого льву уже нельзя будет спокойно ходить по волчьей земле. Волки перестанут есть и спать, будут ежечасно караулить льва. И все равно потом нападут исподтишка, когда он будет спать или не будет готов к нападению. Вот такая притча.
   — Чего собрались? — мрачно пробурчал Абу, так и не дождавшись, чтобы ему кто-то что-нибудь сказал и чувствуя себя неловко под этими пристальными взглядами исподлобья. — Я их не звал. Пусть по домам идут, это не цирк...
   В его голосе я чувствовал легкое замешательство. Каким бы крутым он себя ни мнил, толпа настроена враждебно, ведет себя довольно странно для такой ситуации, и кончиться это противостояние может чем угодно.
   В толпе послышался легкий шум — люди раздались, пропуская какого-то мужчину. Мужчина сразу пошел к нам, и я узнал его: это был муфтий нашего района, уважаемый на всем Кавказе человек, хаджи[4], который как никто другой разбирался в вопросах религии и шариатского права.
   «Ну, попал ты, Усман», — с тревогой подумал я про себя. Мне сейчас придется изворачиваться и из шкуры выскакивать, чтобы правильно перевести их беседу, сгладить резкости Абу и по возможности мягко интерпретировать вопросы муфтия. То есть с максимальной отдачей отработать те деньги, которые мне платят «Братья».
   Муфтий дошел до нас и встал прямо перед лошадью Абу. Кивнув на то, что успели притащить наши сборщики — нескольких баранов и лежащие рядом мешки, он коротко сказал:
   — Забирайте. Уходите. Вас никто не тронет.
   Я не успел рта открыть, Абу опередил меня. Его знаний в чеченском хватило, чтобы понять, что сказал муфтий.
   — Скажи этому полуграмотному молле, чтобы шел домой и ложился спать, — в голосе амира сквозило неприкрытое презрение. — Если он плохо учился в медресе, напомни ему, что есть такие вещи, как джихад и ушр[5]. Если он хоть немножко понимает толк в исламе, должен знать, что есть такие вещи.
   Я несколько секунд размышлял, как бы это сгладить, и опять опоздал. Муфтий неожиданно заговорил на арабском — да так ловко, на аравийском диалекте, словно это был его родной язык.
   — Полуграмотный молла немножко знает основополагающие догматы ислама и принципы гражданского устройства мусульманских государств, — муфтий усмехнулся. — Ушр имеют право собирать султан, халиф, имам либо его наиб. Мы тут в горах немного отстали от жизни... скажи нам, мы смиренно выслушаем: когда у нас объявили халифат? И что — был совет улемов, который избрал нового имама Северного Кавказа? А тебя, значит, назначили к нему наибом?
   Он смеялся над амиром. Буквально в двух словах заткнул его за пояс — ответить тому было совершенно нечего. Никто никогда и никого не избирал, это было очевидно. То, что мы делали, было нашей личной инициативой.
   — Слушай, хаджи, я ведь тебя просил — иди спать, — Абу сдерживался, но уже начал закипать, он не привык к такому обращению. — Идет джихад, все правоверные должны помогать, кто чем может. Это что, объяснять надо? Вот скажи, сколько ты — лично ты, убил неверных?
   — Ты, видимо, шутишь, воин, — муфтий покачал головой. — Я служитель культа, мое дело — забота о душах правоверных. Я по сану не имею права прикасаться к оружию. Мое оружие — слово.
   — Вот видишь! — воодушевился Абу. — Все вы только на словах храбрые. Значит, вы будете слова говорить, а моджахеды должны воевать?
   Тут муфтий хотел что-то возразить, но Абу ему не дал: вскочил на своего любимого конька и начал пылко вещать о джихаде и о категориях мусульман. Те, кто воюет, те, кто помогает, и остальные — враги. Он кивнул мне — я громко переводил, чтобы остальные тоже имели возможность понимать суть диспута. Закончил он так:
   — Ты, видимо, забыл основной принцип джихада: «...убей неверного...»? Это основной принцип! Если ты сам слаб и боишься прикасаться к оружию, давай, помогай воинам. Скажи своим людям, пусть расходятся по домам, не мешают нам делать свою работу. Пусть покажут, что они настоящие правоверные. Иначе мы все равно возьмем то, что нам надо... Но это уже будет не ушр, а джизья[6]. И мы постараемся, чтобы все правоверные узнали об этом...
   — Кто тебе дал право подвергать ислам ревизии? — лицо муфтия в свете факелов было сурово, как древнее изваяние какого-то языческого божества. — Что вы себе позволяете, ты и такие, как ты? Основной принцип джихада: «убей неверного в себе», об этом знает каждый, кто хоть раз читал Книгу книг! Вы трактуете этот принцип так, как вам удобнее. Значит, что? Значит, вы — еретики.
   — Прекрати, молла, — теперь было видно, что Абу сдерживается из последних сил — взгляд его в свете факелов отливал хищным блеском стали наполовину извлеченного из ножен кинжала. — Я тебя в последний раз прошу: скажи людям, пусть разойдутся. И сам уходи. Не доводи до беды.
   Тут все было предельно ясно. После такого разговора муфтий должен был либо согласиться с амиром, либо перейти в разряд врагов — третьего, в соответствии с жизненной концепцией Абу, просто не дано.
   — Я у себя дома, это моя земля, — непреклонно заявил муфтий. — А ты у меня в гостях. Какое ты имеешь право распоряжаться здесь? И потом, насколько мне известно, ваши спонсоры очень хорошо платят вам за эту войну. Почему же вы побираетесь, как последние нищие, тащите со дворов все, что плохо лежит? Нужны припасы — купите себе, денег у вас много.
   — Нищие? — голос Абу сел до зловещего шепота. — Возьми свои слова обратно, молла! Ты совсем из ума выжил, не понимаешь, с кем говоришь?!
   — Да, извини, я неправильно выразился, — муфтий презрительно усмехнулся. — Вы не нищие. Нищие приходят днем и униженно просят подаяния. Вы вваливаетесь в мое село ночью, под покровом темноты, потому что боитесь показать свои лица. Вы просто бандиты и к тому же трусы. Так будет правильнее.
   — Ну, с этим все ясно, — Абу вдруг успокоился, как всегда бывает, когда бой уже неизбежен и настало время отбросить эмоции в сторону и сражаться. — Это неверный. Это просто враг. Пристрелите его, как собаку...
   Последнюю фразу он сказал по-чеченски, обернувшись в сторону Шаамана Атабаева, — изменил-таки своим принципам. Потом повернулся ко мне и потребовал:
   — Переведи всем — за что. Пусть знают. Давай.
   Воцарилась напряженная тишина. Я пытался подобрать слова, чтобы сформулировать решение амира. Муфтий, склонив голову набок, с интересом рассматривал Абу. Во взгляде хаджи было что-то такое... Он смотрел на амира, как на расшалившегося ребенка, словно мудрый учитель, который не спешит взять палку, а надеется, что дитя, наконец, одумается и будет вести себя правильно.
   Шааман и его люди застыли как вкопанные, не зная, что делать. Даже в свете факелов было заметно, что Шааман побледнел, как стена. В этот момент я прекрасно его понимал. Ослушаться амира — значит подвергнуть свою жизнь смертельной опасности, самому стать врагом. Убить муфтия — пусть и чужого для него человека, не родственника, но все же почти святого, уважаемого не только на Кавказе, но и за его пределами, значит взять величайший грех и позор на свою душу.
   — У этого верблюда что-то с ушами? — с дьявольским спокойствием поинтересовался Абу, кивнув в сторону Шаамана. — Я, кажется, отдал команду.
   Переводить не пришлось — Шааман, наконец, справился с оторопью и тихо сказал, глядя в сторону:
   — Мы не будем этого делать.
   — Не понял? — Абу зловеще прищурился и устремил взгляд на Шаамана. — Этот верблюд мне что-то ответил?
   Переводить опять не пришлось, по тону все ясно было. И вообще, кажется, сегодня я был здесь лишним.
   — Ни я, ни мои люди не будем делать этого, — голос Шаамана от напряжения охрип. — Это неправильно.
   — Ты не выполнил приказ, — сказал Абу по-чеченски — совершенно без эмоций, как будто речь шла о чем-то обыденном. — Ты понимаешь, что это значит?
   — Понимаю, — кивнул Шааман, по-прежнему избегая встречаться глазами с амиром. — Мы не будем. Я готов за это ответить.
   — Хорошо, — Абу обвел наших взглядом и буркнул: — Приготовьтесь.
   Мы все взяли оружие на изготовку и направили на толпу. В толпе послышался ропот.
   — Когда я закончу говорить, считай до десяти, — приказал мне Абу. — Когда закончишь считать, скажешь им, что мы всех перестреляем, как баранов, если они приблизятся к нам на расстояние двух конских крупов. Громко скажешь. Скажи, иначе село будет купаться в крови.
   Я кивнул и стал собираться с духом, пытаясь подавить волнение. Такого у нас еще не случалось! И неизвестно еще, удастся ли нам выбраться отсюда живыми.
   Абу посмотрел на своих аскеров — Дауда и Фатиха, мотнул головой в сторону муфтия и кивнул.
   Аскеры повели стволами в сторону муфтия... Одновременно, сливаясь в один, сухо хлестнули два выстрела. Муфтий рухнул, как подкошенный. Толпа охнула и колыхнулась в нашу сторону.
   — Сначала в землю, — уточнил Абу.
   Все наши вскинули автоматы и выпустили длинные очереди под ноги спешивших к нам сельчан. В воздухе запахло порохом, раздался крик — кому-то попало рикошетом. Толпа на миг замерла на месте.
   — Ты что, сын ишака, считать разучился? — вкрадчиво уточнил Абу.
   Да, это я разволновался, забыл о распоряжении. Прочистив горло, я громко крикнул, что только что был исполнен приговор шариатского суда: муфтий низложен в должности и убит на месте за пособничество врагам ислама. И чтобы все расходились по домам, в противном случае все будут отлучены от ислама и расстреляны по приговору Маджлисуль Шура.
   Люди выслушали меня и больше не стали рваться к нам. Муфтий лежал на земле, признаков жизни не подавал и был похож на гуттаперчевый манекен в тренировочном лагере, где я проходил подготовку.
   — Хватит здесь прохлаждаться, — мрачно буркнул Абу. — Забирайте все, что набрали, и поехали...
   Спустя несколько минут мы уже уезжали прочь из села. Толпа все так же молча провожала нас застывшими взглядами. Она была похожа на волчью стаю. Да, лев показал, что он силен, и стая приняла это. Но теперь, подозреваю, льву придется спать вполглаза, постоянно вертеть головой во все стороны и каждый раз вздрагивать по ночам от раздающегося вдалеке тоскливого волчьего воя. Подозреваю, в судьбе льва начался новый этап, совершенно не похожий на все его прежние жизненные циклы...

Глава третья
КОМАНДА

   «...Сводка о состоянии оперативной обстановки в Чеченской Республике на 4 июня 2003 года»[7]
   На обстановку, сложившуюся в республике, существенное позитивное влияние оказывает готовящееся постановление Государственной Думы Российской Федерации об амнистии членов НВФ и других лиц, совершивших преступления на территории Чечни, которое вступит в силу седьмого июня с.г. Вместе с тем оперативная и криминогенная обстановка продолжает сохранять заметные элементы сложности и напряженности.
   В последнее время поступают данные об усилении внутренних противоречий, возникающих между главарями различных бандформирований. Отмечается резкое обострение трений, нередко перерастающих в острые конфликты и вооруженные разборки, которые происходят между иностранными наемниками-арабами и чеченской частью НВФ.
   Имеющаяся информация свидетельствует о том, что со стороны наемников-арабов, особенно в последние дни, усилилось давление на главарей бандгрупп из числа чеченцев с целью не допустить массовых выходов боевиков из состава НВФ в связи с неизбежно грядущей амнистией. Очевидно, что массовый отток из НВФ приведет к тому, что иностранные наемники, находящиеся на территории Чечни, останутся без исполнителей своих террористических замыслов, физической охраны и сложившегося механизма снабжения продовольствием, медикаментами, вооружением и различным снаряжением. Арабы понимают, что если это произойдет, то они в короткий срок будут уничтожены федеральными силами.
   С целью оказания морально-психологического давления на население республики экстремисты продолжают совершать убийства сотрудников административных и правоохранительных органов Чеченской Республики и мирных граждан. Недавно в с. Калмык-Юрт Веденского района произошло чудовищное даже по местным меркам преступление: наемниками-арабами убит один из самых уважаемых проповедников ислама на Северном Кавказе муфтий Веденского района Мадагов. Вся вина священнослужителя состояла в том, что он осмелился призвать к порядку банду распоясавшихся «отморозков» во время очередного «сбора дани». Проводится расследование.
   Предпринимаемые арабами формы давления на чеченцев-боевиков отличаются жестокостью и преследуют целью повязать их кровью своих соплеменников, чтобы они отказались от намерений явиться с повинной и начать новую жизнь. На днях в н.п. Харачой Веденского района вошла бандгруппа, возглавляемая арабом-наемником Мескеном. Сам он является ставленником Абу-аль-Джабира, эмиссара международной террористической организации «Братья-мусульмане». Находящиеся среди бандитов иностранные наемники заставляли боевиков-чеченцев стрелять по окнам домов местных жителей, врываться в дома и избивать граждан. Две молодые женщины, Вашаева Лизан Абухосумовна, 1977 г.р., и Муртазаева Лаура Хамзатовна, 1984 г.р., были изнасилованы и убиты. Сожжено пять домов сельчан. О том, что чеченцы продолжают находиться под пятой арабов-наемников, говорит и тот факт, что при творимом бесчинстве каких-либо требований к жителям села боевиками не выдвигалось. Однако одновременно с этим из домов граждан боевики забирали деньги, ценные вещи и продукты питания. Для перевозки награбленного в одном из дворов была похищена автомашина «УАЗ», которая впоследствии была найдена сожженной на окраине леса.
   На месте происшествия работала оперативно-следственная группа. Со слов жителей составлены фотороботы бандитов. Ведется их розыск.
   Входе проведения оперативно-розыскных мероприятии федеральными силами задержан активный участник НВФ Хаджимурадов Альви, 1975 г.р. По имеющейся информации, А. Хаджимурадов является распространителем ваххабитской литературы, неоднократно принимал участие в разбойных нападениях на жителей г. Грозного, вставших на мирный путь. В настоящее время в отношении задержанного возбуждено уголовное дело и проводятся следственные действия.
   Пресечение преступной деятельности членов НВФ проводится в тесном взаимодействии с правоохранительными органами соседних республик. В частности, по информации из Чечни, правоохранительными органами Ингушетии проводятся мероприятия по установлению и задержанию бандитов, скрывающихся на территории этой республики. Входе проведения специальных мероприятий в г. Назрани было установлено местонахождение участников НВФ Абубакара Устарханова, 1975 г.р., и Бувайсара Хадисова, 1976 г.р. Оба причастны к убийству Л.А. Ешуркаева, совершенному в октябре 2000 года в н.п. Курчалой Курчалойского района. Установлено также, что Устарханов и Хадисов входят в бандгруппу т.н. полевого командира Хошбауди Душаева. В Курчалойском районе участники этой банды занимаются грабежами и убийствами местных жителей, якобы не желающих поддерживать всеобщий джихад. Находясь в Ингушетии, оба бандита скрывались от преследования правоохранительных органов и временно проживали у своего знакомого, который не был осведомлен об их преступной деятельности.
   В настоящее время прокуратурой в отношении задержанных возбуждено уголовное дело и ведется следствие.
   В г. Малгобеке Республики Ингушетия по оперативной информации для досмотра была остановлена автомашина «ВАЗ-2121». В салоне «Нивы» находились трое мужчин. Неожиданно пассажиры легковушки бросились бежать и скрылись во дворах. Водитель автомашины оказался менее проворным и был задержан. Странное поведение убежавших мужчин объяснялось просто — они пытались провезти в багажнике два гранатомета, 40 выстрелов к подствольным гранатометам и пистолетные патроны. Сейчас личности пассажиров установлены и их задержание — вопрос времени. Кстати, при обыске в доме одного из скрывшихся бандитов оперативники изъяли две боевые гранаты «Ф-1». Нет сомнений, что перевозимый в машине арсенал предназначался для ведения боевых действий против федеральных сил.
   В результате проводимых на территории республики оперативно-розыскных и профилактических мероприятий обнаружено 3 схрона.
   При расследовании терактов, совершенных в столице республики, задержан участник НВФ Дураев Асламбек, 1969 года рождения. В ходе следственных действий доказано его непосредственное участие в подрыве в августе 2002 года гражданской автомашины на перекрестке улиц Спокойная и Садовая Ленинского района г. Грозного. Кроме этого, установлено, что А.Дураев являлся организатором и исполнителем нескольких терактов, совершенных в Грозненском районе. Известно также, что А. Дураев проходил специальную подготовку по минно-взрывному делу в лагере НВФ, находившемся в Панкисском ущелье Грузии. Помощь в розыске бандита правоохранительным органам была оказана двумя бывшими участниками бонд-формирования, в котором состоял А.Дураев. Одному из них 22 года, другому 23. Некоторое время назад они добровольно явились с повинной в правоохранительные структуры, сдали оружие и сообщили ценную информацию о местонахождении минера-подрывника. Следствием принят во внимание тот факт, что после терактов, совершенных в республике в последнее время, любая информация о террористах, поступившая от участников НВФ, решивших сложить оружие, будет способствовать скорейшему решению вопросов амнистии.
   Правоохранительные органы и федеральные силы продолжают работу по изъятию из незаконного оборота оружия и боеприпасов. При проверке информации, поступившей от жителей н.п. Даттых Ножай-Юртовского района, недалеко от села обнаружена замаскированная временная база НВФ, рассчитанная на 20 — 30 боевиков. В ходе ее осмотра был обнаружен тайник, в котором находились 10 выстрелов «ПГ-7», тротиловые шашки общим весом 1,6кг, 2 минометные мины 82мм, 3 самодельных взрывных устройства, 25 комплектов алюминиевой посуды и продукты питания. Тайник с содержимым уничтожен. В Шатойском районе сотрудниками правоохранительных органов в ходе оперативно-розыскных мероприятий в н.п. Борзой в одном из разрушенных домов обнаружен тайник, в котором находились гранатомет «РПГ-26», 1025 патронов калибра 7,62мм, 5 выстрелов к подствольному гранатомету «БОГ-25», 400 граммов тротила, 2 дымовые шашки. Тайник уничтожен путем подрыва. Оперативно-следственными группами правоохранительных органов и федеральных сил проводятся мероприятия по розыску и задержанию лиц, оборудовавших тайник.