Михаил Пухов

Станет светлее



1. Имя.


   Человек проводил предпоследнее занятии цикла, когда вошли те двое. Он чертил на доске круглый контур звездолета культуры Маб и схему расположения противометеоритных лазерных батарей; объяснял, как с минимальными потерями подойти к кораблю на абордажных ракетах и как правильно вести штурм после остановки циркульных таранных головок; рассказывал о наиболее уязвимых местах электронных защитников космической крепости, и аудитория внимала его словам. Шел второй час занятия, когда появились те двое.
   Они перешагнули через высокий металлический порог и остановились возле люка, два здоровенных охранника в вакуумных комбинезонах, с тяжелыми атомными карабинами, обращенными прикладами вниз.
   Человек только что нарисовал на доске мелом подробную схему атаки из-за угла, и слушатели очень тщательно переписывали условные обозначения. Не глядели на доску лишь двое с атомными карабинами.
   – Документы, – сказал тот, что был выше другого. Человек отдал жетон. Другой извлек из его кобуры пистолет и сунул себе за пояс.
   – Следуй за нами.
   Они шли по затемненному лабиринту внутренних переходов, и стены отражали эхо шагов. Человек достаточно разбирался в архитектуре станции, чтобы понять, что они поднимаются к верхним ярусам. Тот, кто шел впереди, свернул направо. Человек остановился, но другой подтолкнул его в бок, и он тоже повернул направо. Когда они приблизились к концу коридора, люк был уже открыт. Высокий конвоир стоял рядом, пропуская человека вперед. Один шаг в черный провал, и люк за спиной со скрежетом затворился.
   Кругом стояла тьма, было тихо, и человек не понимал, где находится. Вдруг что-то щелкнуло, ноги у него подкосились, пол пошел вверх, и вспыхнул внутренний свет.
   Он сидел в единственном кресле малой межорбитальной ракеты типа «Гном» и отдалялся от станции с возрастающей скоростью. На кормовых экранах незаметно для глаза вращался диск Дилавэра, наполовину закрытый тенью. Слева горел Лагор. Впереди сияли крупные звезды Четырех Воинов. Там ждала бездна
   – и, вероятно, смерть.
   Он ткнул наугад клавишу на пульте управления, хоть это и не имело смысла. Клавиша не поддалась – пульт был парализован. Ракетой управляли извне. Пульты межорбитальных «Гномов» всегда блокируются, когда команды поступают снаружи. Поэтому «Гном» особенно хорош при исполнении приговора.
   Горючего в баках почти не было. Столбик подкрашенной жидкости медленно укорачивался. Кроме свободы полета, человеку оставалась только свобода сна…
   Он открыл глаза в громадном квадратном зале, середина которого была огорожена канатами, словно боксерский ринг. По его периметру вглубь, в пол зала, уходили глубокие вертикальные норы, круглые колодцы метрового поперечника. Зрителей было мало, да они и не были зрителями – в руках у них были тяжелые охотничьи лучеметы, все они смотрели на гладкую, как каток, поверхность ринга, и была очередь человека.
   «Давай», – крикнул ему старший секундант. Человек сделал мысленное усилие, и в центре сорокаметрового квадрата возник колоссальный косматый паук – его двойник, его враг из другого времени. Паук не успел двинуться, а лучемет уже выплеснул длинную струю плазмы, но рука человека дрогнула, и на гладком полу в метре от паука появилось быстро зарастающее пятно ожога. Лучемет снова выстрелил; паук, отскочив вбок, остался в стороне от нового затягивающегося пятна, и опять человек надавил на спуск, а кошмарный паук остановился на миг у одной из круглых нор за канатами, лучемет еще раз дернулся у человека в руках, и струя косо вошла в отверстие, но все было уже кончено, потому что паук скрылся в соседнем колодце.
   Секундант посмотрел на человека, как на пустое место.
   «Все, – сказал он. – Нарушений правил не было. Вы свободны».
   «Давай», – кивнул он следующему, а человек пошел из зала вниз по скрученной винтом лестнице, навстречу минуте, когда по мысленному приказанию членистоногого чудовища он окажется в молодой вселенной, в точно таком же зале, огороженном стальными канатами, и в него тоже будут стрелять, но не плазмой, а клейкими сетями, прочными паучьими нитями, и потащат, беспомощного, к краю ринга, в подрагивающие от нетерпения челюсти. Теперь надо было не пропустить момент переноса, чтобы бежать стремглав, зигзагами через зал, к спасительным люкам за канатами. Правда, ближайшие несколько часов можно было не беспокоиться, потому что противник должен выждать пока бдительность человека притупится.
   И вдруг он исчез.
   Но он очутился не на ярко освещенной площадке, готовый увернуться от летящей в него липкой ткани. Он очнулся в тесной кабине «Гнома» и не мог шевельнуться, в глазах у него рябило, мысли цепенели, и, как обычно, прошло несколько десятков секунд, прежде чем он понял, что где-то поблизости свертывают пространство и что он по идее должен потерять сознание.
   Когда человек очнулся вторично, он лежал обнаженный в чистой постели, на откидной койке в нестандартной каюте, его одежда висела рядом, и вокруг никого не было, и корабль, на борту которого он находился, был гораздо крупнее обычных абордажных и десантных ракет, и где-то в дальнем его конце, видимо в рубке, разговаривали на языке, услышать который в зтом районе вселенной было совершенно невероятно. Некоторое время человек слушал разговор просто так, наслаждаясь его звучанием, и только потом начал воспринимать смысл.
   – …еще сутки, – произнес голос, принадлежавший кому-то высокому; что-то было с ним связано – не только теперь, но и в будущем. – Не знаю, как он уцелел. Я бы на его месте не выдержал.
   – Так он что же, не человек? – спросил другой голос. Его обладатель был бесспорно лыс, как коренной обитатель Кносса.
   – Спросите биологов, – сказал высокий. – Но горючего у него не хватило бы даже до ближайшей планеты.
   – Там была планета? – спросил третий голос, принадлежавший непонятно кому.
   – Да, – сказал высокий. Но слишком далеко. И ни одного корабля поблизости.
   – А что это была за планета? – не унимался третий. – Она есть в плане?
   – Нет, – сказал высокий. – Я вышел в пространство случайно. Мне показалось, что-то должно случиться.
   – Погодите, – сказал лысый. – Вы отдаете себе отчет, чем рисковали?
   – Вам следовало там задержаться, – укоризненно сказал третий. – А вы даже не выяснили, что это за планета.
   – Там не было ничего интересного.
   – Тогда что же он делал?
   – Кораблекрушение, – сказал высокий. – Видимо, у них отказал инвертор.
   – А где остальные? Погибли?
   – Необязательно, – сказал высокий. – Если инвертор отказал вне пространства, их могло разбросать по всей вселенной.
   – Зачем спорить? – сказал лысый. – Он сам все расскажет.
   – Если мы его поймем.
   – У нас есть лингвистическое оборудование.
   – Все-таки мне не нравится, что мы там не остановились, – сказал третий.
   Пока они так переругивались, человек окончательно очнулся и привел себя в порядок. Версия высокого его устраивала. За высокого он был спокоен. Лысый тоже не внушал подозрения. Разве что третий.
   Он снова прислушался к разговору в рубке, и вовремя.
   – Пойду посмотрю, как он там. Вдруг очнулся.
   – Напрасно потеряете время.
   – Я с вами, – сказал третий.
   Человек мысленно следил за тем, как они, покинув рубку, идут к нему сквозь лабиринт коридоров.
   Это были настоящие люди. Но он немного ошибся. Вошедший первым действительно был невысоким и головастым, но голова его была покрыта буйной вьющейся растительностью, прямо-таки шевелюрой. Однако человек продолжал воспринимать его лысым, вроде шара из папье-маше. Второй был обыкновенный, ничем не примечательный.
   Человек внимательно смотрел на них, оценивая ситуацию. Впрочем, план ему уже подсказали. Он встал и пошел им навстречу.
   – Здравствуйте, – сказал он, подбирая слова. – Если бы не вы…
   – Так вы все таки человек? – обрадовался второй.
   Слово «человек» прозвучало вслух совсем по-другому, чем он привык произносить его мысленно. Это было уже не имя; обычное слово, каких тысячи.
   – Человек… – сказал он, которого спасли они. – Но если бы не вы…
   – Благодарите Бабича, – сказал головастый. – Нашего вахтенного.
   – Как вы там оказались? – спросил второй.
   – Авария при гиперпереходе, – объяснил человек, которого они спасли.
   – У нас полетел инвертор.
   – Боже,– сказал второй.– Какой ужас!
   – А ваши товарищи?
   – Не знаю, – сказал спасенный человек. – Понятия не имею, где они сейчас.
   – Какой ужас! – повторил второй. Теперь он не внушал опасений. Вся его подозрительность улетучивалась, как дымовая завеса в вакууме.
   – Кто-нибудь из них мог оказаться поблизости, – сказал спасенный. – Вы заметили место?
   – Нет, – сказал головастый. – Мы сами попали туда чисто случайно. На Бабича снизошло откровение.
   – Но у вас сохранились какие-нибудь записи?
   – Записи? – переспросил головастый. – Видимо, да. В бортжурнале.
   – А что у вас за журнал?
   Головастый пожал плечами.
   – Обычный кристаллический бортжурнал
   – Хорошо, – сказал спасенный. – Где он?
   Когда они появились в рубке, высокий вахтенный уже шел навстречу, протягивая руку для приветствия.
   – Николай Бабич, штурман.
   Спасенный почувствовал смущение.
   – Фамилия моих родителей была Синяевы, – сказал он. – Иногда мать называла меня Сашей… И… профессия. Я… инструктор. Я учу других летать на ракетах.
   В серых глазах штурмана что-то мелькнуло, что-то похожее на удовлетворение.
   – Значит, пилот. Так и запишем. Александр Синяев, пилот-инструктор.
   – Извините, – сказал головастый. – Совершенно забыл представиться. Монин, тоже Александр. А это Анатолий Толейко, руководитель научной группы.
   Все обменялись рукопожатиями.
   – Наш корабль называется «Земляника», – сказал головастый тезка спасенного пилота-инструктора и вопросительно на него посмотрел.
   – Я с одного старого звездолета, – сказал спасенный пилот. – Вряд ли вы о нем слышали.
   – У них взорвался двигатель, – объяснил руководитель научной группы Анатолий Толейко. – Неизвестно, что с остальными. Мы должны просмотреть запись.
   – Там никого не было, – сказал штурман Бабич.
   – На всякий случай.
   – Как хотите.
   Экраны в рубке на миг погасли, но тут же вспыхнули снова, сменив рисунок неба.
   Созвездия в экранах были видны совершенно отчетливо, так что спасенный беспокоился не напрасно. В глубине маячил едва заметный серп Дилавэра. А совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах от передатчика, в пустоте плавал он.
   Да, он стоял сейчас в рубке управления чужого звездолета, но одновременно сидел в тесной кабине «Гнома», и терял сознание, и его подтаскивали мощными магнитами к отвесной громадине корабля, к расширяющемуся приемному отверстию, и несли на спине по бесконечным металлическим коридорам, и корабль снова уходил из пространства, и от всех ощущений, сопутствующих переходу, остались лишь полная остановка времени, оцепенение, да шум чужих голосов где-то внутри.
   – Вы все видели сами, – сказал штурман Бабич. – Там никого не было.
   – Придется исследовать запись более тщательно, – сказал головастый Монин. – На проекторах.
   Он взял прозрачный кубик из рук Бабича и передал спасенному пилоту.
   Перед тем как вернуть кристалл, пилот Александр Синяев подбросил его на ладони. Он напоминал обычный пищевой концентрат. К сожалению, это было чисто внешнее сходство.
   В рубку вошли новые люди. Один из них, рыжий, долговязый, в темных очках, приблизился, пристально разглядывая спасенного. Пилот Синяев протянул руку. Новый человек сделал вид, что ее не заметил.
   – Александр Синяев, – сказал спасенный. – Пилот-инструктор.
   – Сейчас посмотрим, – сказал новый человек. – Пройдите сюда. Раздевайтесь.
   Он откинул одно из кресел. Получилась койка.
   – Ложитесь.
   – Это Дорошенко, – объяснил Монин. – Бортовой медработник.
   – Я не называю своего имени, – сказал Дорошенко. – Все равно не запомните. И не дышите на меня, пожалуйста.
   На боку у него была прицеплена сумка. Он вытащил оттуда белый халат и облачился. Потом он достал из сумки белую маску и укрепил ее на лице, так что снаружи остались только очки и прямые рыжие волосы, которые он тут же прикрыл извлеченной из сумки белой шапочкой. После этого он осторожно потрогал пустую кобуру, висящую на подлокотнике рядом с одеждой Александра Синяева.
   – Василий, – позвал он. – У тебя тоже есть такая штука?
   – Нет, – ответил кто-то из новых людей. – Я не знаю, что это такое.
   – Так, – удовлетворенно сказал Дорошенко. – На что жалуетесь?
   – У них взорвался двигатель, – объяснил руководитель научной группы Анатолий Толейко. – Он перенес без всякой защиты несколько гиперпереходов.
   Дорошенко извлек из своей бездонной сумки инструменты и принялся за работу.
   – Дышите, – говорил он ощупывая Александра Синяева руками, одетыми в белые резиновые перчатки. – Не дышите. Откройте рот, скажите «а». Ага, сердце слева. Сделайте вдох. Вы глубже не можете? Перевернитесь на живот. Ребра целы, дыхательные пути в норме. Поднимите голову, сделайте выдох и не дышите. Повреждений позвоночника нет. Не дышите, я вам сказал. Покажите ладонь. Так я и думал. Печень функционирует правильно. Пальцев на руке пять, как я и предполагал. Я же вас попросил не дышать. Ладно, одевайтесь.
   Он отошел от койки, укладывая в сумку предметы своего медицинского туалета.
   – Патологических отклонений нет, – сказал он Монину. Александр Синяев стоял уже одетый. – У него все в порядке, если не считать небольшого головокружения. Вы сколько можете не дышать? – спросил он Синяева.
   – А сколько нужно? – вопросом ответил Синяев. Люди почему-то заулыбались.
   – В общем, он вполне здоров. А эту штуку, – Дорошенко показал пальцем на пустую кобуру, – отдайте экспертам. Все, до свидания.
   Он вышел.
   – Действительно, – сказал Василий, дюжий парень, очевидно, тоже пилот, которого Александр Синяев раньше не видел, но которого узнал по голосу. – Зачем вам эта вещь?
   – Это кобура, – объяснил Александр Синяев. – Из-под пистолета.
   – А что такое пистолет?
   – Василий, – укоризненно сказал Монин. – У меня тоже есть пистолет. Я дам тебе как-нибудь пострелять.
   – А куда делся ваш пистолет?
   – У меня его никогда не было, – объяснил Александр Синяев. – Зачем же мне пистолет?
   Люди снова заулыбались. Александр Синяев еще раз ошибся, но они этого опять не заметили.
   – Товарищи, – сказал руководитель научной группы Анатолий Толейко. – Мы, по-моему, забыли о деле. Нам надо поесть и заодно обсудить план высадки.
   – Без меня, – сказал Монин. – А вы, Николай?
   Бабич пожал плечами.
   – Я на вахте.
   Александр Синяев и остальные люди гурьбой вышли из рубки, оставив там Монина и Бабича. Насколько он понимал, все направлялись в каюткомпанию. Его коллега Василий шагал рядом и задавал вопросы, как на экзамене. Александр Синяев отвечал по возможности лаконично, чтобы не наделать новых ошибок.
   – Как вы поступаете, когда при заходе на посадку на вас налетает смерч? – спрашивал Василий.
   – Сажусь.
   – А если отказывает шасси?
   – Планирую на днище.
   – А если корпус поврежден?
   – Тогда смерч сажает меня сам.
   – Товарищи, – сказал руководитель научной группы Анатолий Толейко. – Нельзя ли хотя бы здесь без этих идиотских тестов?
   – Я уже все, – сказал Василий. – Мы уже прекратили.
   Позже, в кают-компании, Александр Синяев отчетливо слышал, как он сказал, наклонившись к соседу, еще одному их коллеге:
   – Это пилот высочайшего класса. Он ответил на самые каверзные вопросы.
   Людей за столом было много, все они что-то ели, и Александр Синяев мог спокойно приглядываться к ним и прислушиваться к их разговорам. Руководитель научной группы Анатолий Толейко, сидевший недалеко от него, беседовал со своим помощником, который специально выбрал место напротив.
   – Кого же пошлем все-таки?
   – Как обычно.
   – А нового?
   – Он, наверное, устал. И вообще, ему сейчас не до этого.
   – Вот и пошлем, чтобы отвлекся.
   – Пусть выспится.
   – А потом пошлем.
   – Как хотите. Только вряд ли он согласится.
   – Согласится.
   В середине этого содержательного разговора Александр Синяев повернулся на толчок слева. Сосед требовательно смотрел на него, заросший, длинноволосый, облаченный в разноцветное одеяние.
   – Дай порцию перца, – попросил он. – Пожалуйста, дай.
   – Что?
   – Диссонанс, – объяснил он. Александр Синяев передал ему требуемое.
   – Не удивляйтесь, – сказал другой сосед, справа. – Привыкнете. Это Костя Космопроходческий, поэт-авангардист.
   Но Александр Синяев не успел выяснить, зачем нужен поэт в экипаже звездолета дальнего следования, потому что в кают-компании появился штурман Бабич. Несколько минут он стоял у выхода, разыскивая кого-то глазами. Потом его взгляд упал на нового пилота-инструктора, и он чуть заметно кивнул.
   Александр Синяев поднялся со своего места.
   Когда они вошли в затемненную рубку, там был только Монин. Он указал пилоту на кресло рядом.
   – Мы находимся сейчас в пустом пространстве, между галактическими рукавами, – сказал Монин. – Но здесь есть оазис – темное солнце и несколько темных планет. Толейко собирается послать туда своих планетологов.
   Монин сделал паузу. Штурман Бабич уже сидел в своем кресле, невидимый в темноте. Александр Синяев смотрел на экраны. Да, корабль находился в звездной пустыне, в пустоте между спиральными ветвями Галактики. И поблизости действительно был черный оазис. Но не очень далеко от «Земляники» в пространстве было что-то еще. Александр Синяев пока не знал, что это такое.
   – Ежегодно Земля посылает несколько десятков таких экспедиций, как наша, – сказал Монин. – Задачи экспедиций, грубо говоря, одинаковы. Все они исследуют звезды и планеты. И жизнь, если повезет. Но каждая экспедиция имеет еще и сверхзадачу, истинную цель, не внесенную ни в один план. Часто это контакт.
   Звездолет окружали мрак, тишина и недвижность. Но Александр Синяев уже понял, что закрывало звезды прямо по курсу.
   – Для нас это поиск больших животных, – сказал Монин. – Размером с планету.
   – Вы уверены, что такие существуют?
   – В природе существует все, – сказал Монин. – Во всяком случае, все, что мы можем вообразить. Мир слишком велик, чтобы было иначе.
   – Но зачем вам такие животные?
   – Создавая их, природа должна была столкнуться с проблемой передачи нервных импульсов. При таких размерах для достаточно быстрой реакции может не хватить скорости света. Нас интересует, как природа обошла возникшую трудность. Возможно, это подскажет нам новые принципы связи.
   Александр Синяев ничего не сказал. Он уже все понял.
   – Нам нужен пилот, – продолжал Монин. – Я упоминал, что Толейко готовится к высадке. Планет здесь больше, чем пилотов на борту «Земляники». Толейко не даст мне ни одного. А у нас с Николаем такое впечатление, что мы нашли. Нашли то, что искали.
   – Вы ошибаетесь, – сказал Александр Синяев. – Вы нашли другое.
   – Что вы имеете в виду?
   – Предмет прямо по курсу, – сказал Александр Синяев. – Это корабль.
   – Корабль? – переспросил Монин. – Признаться, у нас с Николаем тоже возникла такая гипотеза. Но подождите. Как вы догадались, что впереди что-то есть? Ведь вы не прослушивали бортжурнал!
   – Там не хватает звезды, – сказал Александр Синяев.
   – Удивительно, сказал Монин. – По-моему, там их слишком много. Не правда ли, Николай? Но ладно. Будет смешно, если я стану вас уверять, что впереди ничего нет.
   – Почему вы думаете,что это корабль? – спросил штурман Бабич. – На нем нет никаких огней.
   – А зачем огни? – спросил Александр Синяев.
   – Но есть же определенные правила, – сказал Монин. – Устав, наконец.
   – И вы думаете, что все должны ему подчиняться?..
   – Все? – повторил Монин. – Но почему бы и нет? А сами вы как считаете?
   – Земному уставу?
   – Вы хотите сказать, что этот корабль не наш? – грозно произнес Монин. – Вы хотите, чтобы я поверил, что этот корабль – чужой? Что мы запросто, в ординарном рейсе, встретили неземной звездолет?..
   Александр Синяев ничего не сказал. Все шло как надо.
   – Но почему обязательно звездолет? – спросил штурман Бабич. – Почему не какой-нибудь астероид?
   – В черных оазисах не бывает астероидов, – сказал Александр Синяев.
   – Но зачем спорить? Пощупайте его локатором.
   – Остается подчиниться, – сказал Монин. – Как вы считаете, Николай?..


2. Профессия.


   Пилот-инструктор, командир десантного катера Александр Синяев полулежал в кресле перед приборной панелью и глядел на незнакомые, но и не слишком сложные индикаторы. Штурма Бабич устраивался за его спиной, на месте наблюдателя; никак не мог управиться с застежками привязной системы. Бабич, похоже, был бы от приключения в полном восторге, если бы не мешало возмущение действиями спасенного пилота. Разругаться с безобидным стариной Мониным! И кто это делает? Человек, только что подобранный в безысходной, казалось бы, ситуации! Что он предпринимает, едва успев отдышаться? Учиняет скандал! А Бабичу-то это спасение показалось поначалу загадочным и романтичным. Сверхъестественное предчувствие и все такое. Романтика! Но настоящая романтика, как выяснилось, началась чуточку позже. Правда, не натолкнись они на этого субъекта, вылазку, пожалуй, пришлось бы все-таки отменить. Во-первых, некому было вести катер. Пилот – профессия дефицитная. Потом никто бы не догадался, что встреченный предмет – чей-то корабль. Посчитали бы за астероид. Чужой корабль, надо же! Но зачем делать вид, что всю жизнь ты только и лазал по чужим кораблям? Только этим будто и занимался! Ну угадал один раз, бывает. Так и скажи, зачем же разводить демагогию?! Он, видите ли, против Бабича,против его участия. Почему? Якобы опасно. Опасно! Чтобы все лавры, значит, ему. Он один умный, остальные дураки. Хорошо еще, Монин мужик обстоятельный, на шантаж не поддался. Объяснил новому, что есть что и кто есть кто. Требовать от него, от штурмана высшего класса Бабича, беспрекословного подчинения! Тоже начальник выискался! Это мы еще поглядим, кто кому будет подчиняться. Нас, видите ли, могут обстрелять противометеоритные устройства корабля! Но кто сказал, что есть такие устройства? Кто сказал, что корабль мертв? Кто сказал, наконец, что ему действительно миллиард лет?..
   – Не распаляйтесь, – попросил Александр Синяев. – Думайте как угодно, а слушаться вам придется. Я назначен официально, приказом по звездолету. Монин подписал его при вас. Поберегите нервы. Когда мы доберемся до места, они еще пригодятся. На чужих кораблях бывает по-всякому.
   – На чужих кораблях!.. – повторил человек за спиной Александра Синяева. – Но что вы можете о них знать? Ведь с ними до нас никто никогда не встречался! Никто! Мы первые! Неужели не понимаете?!
   Катер лежал на месте, в самом начале пускового канала, словно торпеда, готовая к пуску. Ангар не был пока изолирован от внутренних помещений «Земляники», и в голове Александра Синяева шумели человеческие голоса.
   Штурман Бабич, наконец, немного успокоился и покончил со своими застежками. Вакуумные присосы люка глухо чмокнули, отделив ангар от внутренних помещений. Шум голосов исчез. Далеко позади лязгали запоры, задраивались переборки, выравнивалось давление. Впереди открывался пусковой канал. Ангар, бывший только что одним из отсеков «Земляники», оказался теперь снаружи, по ту сторону толстой брони высшей защиты. Магниты мягко толкнули катер к выходу. Штурман Бабич заворочался, поудобнее устраиваясь в кресле и с вызовом глядя на затылок пилота, загораживающий ему пульт управления. «Первые! – думал он. – Самые первые! Тысяча километров для нас, сто лет прогресса для человечества. Куда тебе это понять!»
   – Напрасно вы так себя настраиваете, – осторожно сказал Александр Синяев. – Сколько, по-вашему, во вселенной брошенных звездолетов?
   – Ну и сколько же?..
   – Очень много. Неимоверное количество.
   – Потрясающе точная цифра! – восхитился Бабич. – Плюс-минус бесконечность!
   – Цивилизации гибнут, корабли остаются, – спокойно продолжал Александр Синяев. – Если планета строит их всего тысячу, то среднее расстояние между звездолетами уже на порядок меньше расстояния между цивилизациями; если миллион – то на два порядка. Все они, как правило, давно пережили хозяев.
   – Перестаньте, поморщился сзади Бабич. – Теория и практика разные вещи. Что вы знаете? По-моему, ничего.
   – Зачем знать? Все и так очевидно. Нельзя отрицать, что звездолетов во вселенной множество и в основном это пустые, брошенные машины…
   – Посещать которые очень опасно, – подхватил Бабич.
   – Именно по этой причине, – сказал Александр Синяев, – вы, видимо, и прихватили свою пушку?..
   Бабич рефлекторно поправил на поясе пистолет, выданный Мониным под расписку, но не ответил. Возмущаться уже не было ни сил, ни желания. Подумал только, что пилот, очевидно, вдобавок злится на него из-за пистолета. Ничего, пусть позлится. Официально назначенный!!! Генерал без шпаги ты – вот кто. Человек с пустой кобурой…
   – Вы хоть стрелять-то умеете? – поинтересовался Александр Синяев.
   «Уж получше тебя!» – подумал Бабич, но вслух ничего не сказал. Пилот на работе, не стоит его отвлекать. Потом, в чем-то он прав: побережем нервы. Взаимно. Пускай делает свое дело…