Но мечтам о широкомасштабных военных действиях так и не суждено было сбыться. Ранним сентябрьским утром, в сопровождении ватаги голодранцев, Люра фланировала вдоль набережной Иерихона. Деткам удалось разжиться сигареткой, одной на всех, так что честная компания важно пускала дым из ноздрей. Внезапно до ушей Люры донесся пронзительный вопль.
-- Я тебя спрашиваю, мешок ты с дерьмом, куда ты смотрел?
Люра узнала бы этот голос из тысячи. Так могла орать только одна женщина, потому что только одну женщину Господь наделил кузнечными мехами вместо легких и голосовыми связками из воловьей кожи.
Люра пошарила в толпе глазами и мгновенно увидела ее. Мамаша Коста! Это она разок отвесила Люре пару таких затрещин, что у девочки несколько дней в голове звон стоял. Это она целых три раза щедрой рукой совала той же Люре душистые имбирные пряники. Это ее лодка на всю округу славилась своим блеском и великолепием. Среди цаганского племени семейство Коста по праву занимало особое положение, и мамаша Коста наполняла Люрино сердце безграничным восхищением, хотя и не без примеси некоторой настороженности, ибо лодка, так лихо угнанная прошлой осенью, принадлежала именно семейству Коста.
Один из поварят, заслышав перебранку, привычно потянулся рукой за булыжником, но Люра быстро осадила его.
-- Не лезь. Ты что, не видишь? Она разошлась не на шутку. Так влепит -костей не соберешь.
Но мамаша Коста была не столько рассержена, сколько напугана. Торговец лошадьми, которого она трясла за грудки, дрожал как осиновый лист и лепетал:
-- Не знаю, видит Бог. Тут ведь он все крутился, рядом. А потом гляжу -- нет его, как сквозь землю провалился.
-- Так ведь он же к тебе был приставлен! Тебе помогал, лошадь эту треклятую держал!
-- Ну так и держал бы! Что ж он не держит? Сам куда-то сбежал посреди работы.
Лучше бы он этого не говорил, потому что могучая рука мамаши Коста оборвала его на полуслове, а потом на бедолагу обрушился такой град ударов и оскорблений, что, втянув голову в плечи, он со всех ног бросился бежать. Вслед ему летели насмешки и улюлюканье лошадников, а перепуганный жеребенок, которого он держал под уздцы, прянул назад, наступая на зевак.
Люра протолкалась сквозь толпу.
-- Что случилось-то? -- спросила она у цаганенка, который смотрел на все происходящее, открыв рот. -- Чего она злится?
-- Да Билли, сынок ее, пропал. Его, видать, мертвяки сманили, ну вот она и кричит.
-- Мертвяки? Они что, в Оксфорде?
Просияв от восторга, цаганенок обернулся к другим мальчишкам и призывно замахал чумазой рукой.
-- Давай сюда! Слыхали? Она ничего не знает! Не знает про мертвяков!
К ним уже проталкивались с полдюжины босоногих чертенят, и на физиономии у каждого была написана мрачная решимость. В воздухе запахло грозой. Люра швырнула окурок на землю и встала в боевую стойку. Альмы тоже не теряли времени даром, и рядом с лохматыми детскими головками грозно блеснули клыки, лязгнули когти, а кое-кто взъерошил на холке дыбом шерсть.
Презирая жалкие цаганские примитивы и полное отсутствие фантазии, Пантелеймон обернулся драконом размером с сенбернара.
Но битве не суждено было начаться. Расшвыривая цаганят направо и налево, мамаша Коста прорвалась к Люре и встала перед ней, как борец-тяжеловес, уперев руки в могучие бока.
-- Может, ты знаешь? Билли моего не видала?
-- Нет. Мы вообще только что пришли, правда, мэм.
Альм мамаши Коста, ястреб, описывал круги над ее головой, зорко глядя по сторонам янтарными немигающими глазами. Люра перепугалась не на шутку. Ну какая, скажите на милость, цаганка станет так убиваться из-за того, что ее сынок куда-то делся? Ведь еще и двух часов не прошло. Здесь, в этом цаганском плавучем таборе, детей обожали и нещадно баловали. Любая мать могла быть спокойна: даже если ее малыш куда-то убежал, рядом всегда найдется пара добрых рук, которые не дадут его в обиду, защитят и обогреют как своего.
И вот сейчас мамаша Коста, цаганка из цаганок, ломает руки и в панике ищет пропавшего Билли! Нет, решительно, здесь дело нечисто.
Ничего не видя вокруг себя, мамаша Коста повернулась и нетвердыми шагами побрела вдоль пристани, вцепившись себе в волосы. Перед лицом такого отчаяния кровная вражда была забыта, и дети возбужденно зашушукались.
-- Какие мертвяки-то? -- спросил маленький Саймон Парслоу, один из университетских.
-- Сам как будто не знаешь. Которые детей воруют, -- отозвался давешний цаганенок. -- Они разбойники.
-- Никакие они не разбойники, -- перебил его другой мальчишка. -Скажешь тоже. Людоеды они, вот кто. Детей воруют, убивают и мертвых едят. Вот и называются мертвяками.
-- Как едят? -- ахнул Хью Лофат, поваренок из колледжа Святого Михаила.
-- Известно как. Только наверное не знает никто, -- ответил первый цаганенок. -- Они детей сманивают и уводят куда-то. А потом поминай как звали.
-- Тоже мне, удивил, -- хмыкнула Люра. -- Да мы все это раньше вас знаем. И сколько времени уже в мертвяков и детей играем, кого хочешь спроси. Только их все равно никто не видел.
-- Нет, видели!
-- Врешь! Кто видел, ты, что ли? Почем ты знаешь, что их много?
-- Чарли их видел в Бэнбери, -- сказала какая-то маленькая девочка. -Там тетенька с ними разговаривала, а какой-то другой дядька ее сынка свел прямо из садика.
-- Я тоже видел, -- поддакнул цаганенок Чарли.
-- Ой, видел один такой, -- хмыкнула Люра. -- Ну и какие они?
-- Ну, я близко-то не подходил, -- пошел на попятную Чарли. -- Я только их фургон видел. Белый такой. Они в него мальчишку завели -- и привет! Мертвяки всегда в таком фургоне ездят.
-- А почему "мертвяки"-то? -- не унималась Люра. -- Они что мертвые?
-- Они не мертвые, -- терпеливо объяснял ей цаганенок. -- Это дети потом мертвые, а они их жрут. Нам девчонка одна, знаешь, из Нортгемптона, рассказывала. Дескать, мертвяки эти туда явились, и все такое. Братика ее свели. Она, значит, спрашивает мертвяков, что вы, мол, с ним делать будете? А они ей прямо так и сказали: сожрем, дескать. Они детей жрут, все знают.
Маленькая чумазая девчушка, стоявшая рядом с Люрой, оглушительно заревела.
-- Это Билли сеструха двоюродная, -- пояснил Люре Чарли. -- Жалко ей братика, ясное дело.
-- Кто из вас последним видел Билли? -- громко спросила Люра.
Вверх взметнулся лес рук:
-- Я!
-- Я видел, как он Джонни Фиорелли помогал клячу эту продавать!
-- Я тоже видела, как он печеные яблоки таскал.
-- Как на лебедке катался в порту...
Пытаясь разобраться в этой разноголосице, Люра все же сообразила, что последний раз Билли видели не позднее чем два часа назад.
-- Что же это получается, -- ошарашенно произнесла девочка. -- Значит, совсем недавно, каких-нибудь два часа назад мертвяки были прямо здесь?
Дети поежились, несмотря на теплое сентябрьское солнышко. Все вокруг было так хорошо знакомо: пестрая пристань, пропитанная запахами вара, лошадиного навоза и табака. Никто не знает, как мертвяки выглядят. Значит, мертвяком может оказаться любой. Именно этот несложный вывод Люра и попыталась донести до смятенных рядов своих слушателей. Распри были забыты перед лицом общего страха и общего врага.
-- Они на вид ничем не отличаются от обыкновенных людей, -- возбужденно говорила девочка, -- раз средь бела дня орудуют. Ночью-то все кошки серы, значит, можно как угодно ходить. А днем незаметно надо, чтобы в толпе не отличить. Вот и получается, что мертвяки среди нас сейчас ходят. Вон тут сколько народу! А может, они и есть мертвяки.
-- Да ну, -- не очень уверенно возразил ей кто-то из детей. -- Мы тут всех знаем.
-- Ну, не здесь. Пусть не эти люди, пусть другие, -- не сдавалась Люра. -- Айда искать! Какой там фургон у них, белый?
Как по команде босоногая ватага сорвалась с места, и охота началась. Вскоре к ним присоединились еще желающие, так что в общей сложности не менее трех десятков добровольных сыщиков шныряли по набережной, заглядывали в каждый угол, ворошили солому в денниках, кружились возле грузоподъемников в порту, врассыпную гоняли по прибрежному лугу, дружно висли на шатком мосту, рискуя сорваться в мутную зацветшую воду реки и, сверкая пятками, носились по узеньким улочкам Иерихона, где над жалкими кирпичными домишками вздымается каменная твердыня храма Святого Варнавы Отшельника. Впрочем, не будем обольщаться. Добрая половина сыскарей понятия не имела, кого они ищут, и, решив, что это "казаки-разбойники", гоняла со всеми вместе за компанию. Но другая половина, и Люра в том числе, думала иначе. Любая тень, мелькнувшая в проулке, или звук чужих шагов по мостовой отдавались тоскливой болью где-то под ложечкой, а в голове стучало: "Мертвяк!"
Ну конечно же, никого они не нашли, но мысль об исчезнувшем Билли прогнала остатки веселья. День клонился к вечеру, пора было идти по домам. Поворачивая к колледжу Вод Иорданских, Люра и ее спутники-поварята увидели, что на набережной Иерихона, прямо перед лодкой семейства Коста, собралась возбужденная толпа цаган. Женщины плакали в голос, мужчины недобро поблескивали глазами, их альмы не в силах усидеть спокойно, с воем и шипением взвивались от малейшего шороха.
-- Нет, сюда мертвяки не сунутся, -- уверенно сказала Люра маленькому Саймону Парслоу.
Они уже вошли во двор колледжа Вод Иорданских.
-- Девочка-то пропала, -- тихонько отозвался малыш Саймон.
-- Какая еще девочка? Откуда?
-- С рынка. Джесси Рейнолдс, дочка шорника. Она вчера пошла отцу рыбы купить на ужин и пропала. Ему лавку закрывать, а ее нет. Так и не вернулась. Они весь рынок обегали.
-- А я почему не знаю? -- топнула ногой Люра, до глубины души возмущенная тем, что нерадивые вассалы не доложили ей обо всем сразу же.
-- Ну, это только вчера вечером было. Может, она уже дома.
-- Бежим проверим! -- рванулась к воротам Люра, но не успела она и шагу ступить, как привратник цепко взял ее за руку.
-- Никуда ты не пойдешь. Не велено.
-- Кем не велено?
-- Знамо дело кем. Их милостью магистром не велено. Как придет, говорят, Люра, так ты ее, Шустер, больше никуда не пускай.
-- Сперва поймай!
С этими словами Люра вырвала руку и, весело крича: "Не догонишь, не догонишь!" -- припустила вниз по улице, к маленькой площади перед крытым рынком, где обычно разгружали товарные фургоны. Время было позднее, почти все разъехались, но у ворот рынка, прямо напротив стены колледжа Святого Михаила, стояла кучка подростков. Одного из них, шестнадцатилетнего верзилу, Люра знала и трепетно уважала за редкостное умение плеваться дальше всех. Она скромно встала в сторонке, ожидая, пока на нее обратят высочайшее внимание.
-- Ну? Чего надо-то? -- спросил ее кумир, шикарно выпуская табачный дым из ноздрей.
-- Это правда, что Джесси Рейнолдс пропала?
-- Тебе-то что за дело?
-- Просто в Иерихоне тоже сегодня человек пропал.
-- Эка невидаль, цаган пропал! Да они после конской ярмарки все поразбегутся! Ищи ветра в поле.
-- И коней с собой прихватят, -- хохотнул один из подростков.
-- А вот и нет, -- робко возразила Люра. -- Это ведь не взрослый цаган, а мальчик. Они его весь день искали. Говорят, мертвяки сманили.
-- Кто-кто?
-- Мертвяки, вот кто. Что, не слышал разве?
И, поскольку мальчишки об этом действительно ничего не слышали, Люра обрела в них благодарную аудиторию, а кое-какие их замечания благоразумно пропустила мимо ушей.
-- Выдумают тоже, мертвяки какие-то, -- недоверчиво буркнул Люрин кумир по имени Дик. -- Сказки это все цаганские.
-- Мертвяков видели в Бэнбери, совсем недавно, недели две назад, -настаивала Люра. -- И там пропало пятеро детей. А сейчас они, наверное, до Оксфорда добрались. Спорить могу, Дженни они сманили.
-- А ведь точно, -- задумчиво отозвался один из подростков. -- Мне еще тетка рассказывала, что по дороге на Каули, что ли, мальчонка пропал. Тетка там рыбой жареной торгует, вот и слыхала. Но только мертвяки тут ни при чем.
-- А вот и при чем! -- взвилась Люра. -- Цагане же их видели! Они детей крадут, потом их убивают и мертвых...
Внезапно она замерла на полуслове. В памяти ее всплыл тот странный вечер, когда она пряталась в шкафу рекреации. Лорд Азриел показывал ученым слайды, и там еще был какой-то человек с жезлом в руках, а этот жезл словно бы притягивал поток света. А вот позади него виднелась еще одна маленькая фигурка, но вокруг нее света было намного меньше. И лорд Азриел еще сказал, что это ребенок, а когда кто-то спросил про рассечение, он ответил, что ребенок целый и что это почему-то для них особенно важно. Люра знала, что рассечение -- это что-то вроде операции, когда тебе что-нибудь отрежут.
И внезапно еще одна мысль пронзила все ее существо: Роджер! Где Роджер? Почему она не видела его с самого утра?
Ее охватила паника. Пантелеймон, обернувшийся карликовым львом, спрыгнул с ее плеча на мостовую и негромко рыкнул. Рассеянно кивнув мальчишкам у ворот рынка, Люра, словно в забытьи, медленно побрела вниз по улице, а потом побежала, все быстрее и быстрее, так что Пантелеймон, теперь уже гепард, не поспевал за ней. Через мгновение она стояла на пороге колледжа Вод Иорданских.
Старый лицемер Шустер притворно вздохнул:
-- Мне пришлось обо всем доложить их милости магистру. Да уж, Люра, не хотел бы я сейчас быть на твоем месте. Нагорит тебе.
-- Где Роджер? -- требовательно спросила Люра.
-- Почем же я знаю. Тоже, поди, гоняет где-нибудь. Ну, ничего, обер-лакей Кавсон ему пропишет, дай срок...
Не дослушав болтливого старика, Люра бросилась на кухню.
-- Вы Роджера не видели? -- кричала она, задыхаясь от влажного чада.
-- Люра, не путайся под ногами, -- шуганул ее повар. -- И без тебя дел по горло.
-- Где Роджер? Его кто-нибудь видел сегодня?
Слова ее тонули в грохоте кастрюль. Главный повар отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
-- Да неужели же его никто не видел?!
Кондитер Берни попытался было утихомирить разъяренную Люру, но она, заливаясь злыми слезами, ничего не хотела слушать.
-- Они схватили его! Мертвяки схватили Роджера! Гады, гады, я убью их! А вам плевать, вам всем плевать!
-- Тише, тише, Люра, нам вовсе не плевать...
-- А я говорю, плевать! Он пропал, а вы сидите тут, не ищите его! Как я вас всех ненавижу!
-- Уймись, девочка. Никуда твой Роджер не делся. Заигрался и спит, наверное, где-нибудь. У нас правда дел по горло. Через час надо ужин подавать, у господина магистра сегодня прием в личных покоях, там и накрыть велено. Значит, главный повар будет сам подавать, а еще, не дай бог, остынет какое кушанье. Ты же умница, все понимаешь. Найдется твой Роджер, никуда...
Не дожидаясь продолжения, Люра опрометью бросилась вон из кухни, своротив по дороге гору серебряных колпаков для блюд. Сопровождаемая грохотом посуды и проклятиями поваров, она кубарем скатилась по лестнице, выскочила во двор и помчалась дальше, мимо Храмины, мимо Палмеровой башни, прямиком к самым старым постройкам колледжа, располагавшимся вокруг площади Яксли.
Гепард-Пантелеймон не отставал от девочки ни на шаг. Перескакивая через две ступеньки, они взлетели вверх по двенадцатой лестнице, где под самой крышей находилась Люрина комнатка. Она ногой распахнула дверь, ворвалась внутрь, подтащила к окну деревянный стул и вылезла на крышу. Вернее, сначала спрыгнула в неширокий освинцованный водосток, он проходил точно у нее под окном, а уж потом, цепляясь руками и ногами за шершавые черепицы, вскарабкалась на самый гребень крыши. Тут Люра выпрямилась в полный рост, сжала кулаки и пронзительно завизжала. Обернувшийся грачом Пантелеймон, который, будучи на крыше, любому обличью предпочитал птичье, описывал круги у нее над головой и оглушительно каркал.
Предзакатное небо вобрало в себя все оттенки оранжевого: персиковые, кремовые, золотисто-розовые облака хотелось лизнуть, так они были похожи на фруктовый пломбир, а Оксфорд пытался дотянуться до них своими шпилями и башнями. На восток и на запад от города тянулись густые леса: с одной стороны -- чащобы Шато-Вер, с другой -- Уайтхэма. Вороний грай и звонившие к вечерне колокола сливались в единую мелодию, а чуть позднее к ней присоединился все нарастающий рокот двигателя, возвещавший, что вечерний дирижабль Королевских Почтовых Авиалиний отправился в Лондон. Люра следила глазами за блестящей точкой, которая вдруг взмыла над колокольней церкви Святого Михаила и, становясь все меньше, меньше, меньше, совсем истаяла в вечернем небе.
Девочка опустила голову и посмотрела вниз, на исчерченный длинными тенями внутренний двор. Близился вечер. Облаченные в докторские мантии и шапочки профессора неспешным шагом шли в Трапезную, и у каждого на плече сидел его альм, а если не сидел, то либо семенил рядом, либо вился над головой. Витражные стекла парадной залы озарились неярким светом -- это слуги одну за другой зажигали лигроиновые лампы. Прозвенел звонок -- лакеи начали накрывать столы. Значит, через полчаса ужин.
Вот он, безмятежный Люрин мир. Как страстно она желала удержать его! Но все вокруг неотвратимо менялось. Кто-то чужой вторгся в этот милый сердцу покой. Кто-то страшный воровал детей. Люра опустилась на гребень крыши и уперлась подбородком в коленки.
-- Спасать их надо, Пантелеймон.
Сидя на печной трубе, грач-Пантелеймон прокаркал:
-- Р-р-риск!
-- Сама знаю, а что делать?
-- Пр-р-рипоминаешь, что говор-р-рили в Р-р-реакреации?
-- Про что?
-- Пр-р-ро Ар-р-ктику, про ребенка, про то, что он Серебристую Пыль не притягивает.
-- Да, только они еще сказали, что ребенок целый. Понимаешь, о чем речь?
-- Понимаю. Речь о том, что они собираются сделать с Роджером, с цаганятами, со всеми детьми, которых похитили.
-- И что, по-твоему, они собираются сделать?
-- А что, по-твоему, означает "целый ребенок"?
-- Ну, не знаю. Может, бывает целый, а бывает пополам разрезанный, так, наверное. Чушь это. Они, скорее всего, используют этих детей, как рабов, так от них проку больше. Посылают их в какое-нибудь гиблое место, например на урановые рудники. Взрослые-то там помрут, им это невыгодно, а дети стоят дешево.
-- Если ты хочешь знать мое мнение, то...
Но мнение Пантелеймона Люре узнать так и не довелось, потому что снизу раздалось громогласное:
-- Люра! Живо вниз, кому говорят!
Кто-то с бешеной силой забарабанил в окно ее комнаты. Люра мгновенно узнала и голос и руку: миссис Лонсдейл, экономка колледжа Вод Иорданских, с которой шутки были плохи. Прятаться бессмысленно, надо возвращаться. С каменным лицом Люра съехала со ската крыши вниз, снова влезла ногами в водосток, подтянулась на руках и вскарабкалась на подоконник. Миссис Лонсдейл наполняла водой маленький щербатый тазик для умывания. Старые трубы немилосердно выли и стонали, но все эти звуки тонули в шквале упреков, которые обрушились на Люрину голову.
-- Тебе сколько раз говорено, чтобы ты не смела туда лазать! Вы только посмотрите на нее! Юбка грязная, сама чумазая. Живо раздевайся и давай-ка мойся, пока я тебе достану что-нибудь на смену. Господи, найти бы что-нибудь поцелее. Ведь все же разодрала! Она же как человек не может! Никакого порядка.
У Люры не было ни малейшего желания ввязываться в разговор и спрашивать мнение Лонсдейл, а с какой, собственно, стати она должна мыться и переодеваться. Кроме того, спрашивай не спрашивай, от взрослых все равно не добьешься толку. Она стащила платье через голову, швырнула его на кровать и начала водить по лицу и шее мочалкой, не особенно заботясь о результате. Пантелеймон, став из грача волнистым попугайчиком, подбирался все ближе и ближе к лежащему на полу альму миссис Лонсдейл -- невозмутимому лабрадору, тщетно пытаясь его раздразнить.
-- А в шкафу-то у нее что! Батюшки мои! Все комом-жомом, хоть бы что на плечики повесила. Нет, вы посмотрите на это!
Посмотри сюда, посмотри туда... А если Люра никуда не хотела смотреть? Не открывая глаз после умывания, она нашарила рукой полотенечко и прижала его к лицу.
-- Так, гладить некогда, пойдешь в мятом. Сама виновата. Силы небесные! А коленки! Посмотри, на что они похожи!
-- Не буду я никуда смотреть, -- буркнула Люра.
Миссис Лонсдейл отвесила ей звучный шлепок.
-- А ну, живо! Мойся дочиста.
-- С какой стати, -- не выдержала Люра. -- Я сроду коленки не мою! Кто на них будет смотреть-то? И вообще никуда я не пойду. Вам всем до Роджера никакого дела нет. Одной мне есть.
Снова последовал звучный шлепок.
-- Думай, что говоришь, мисс Люра! Это мне-то до Роджера дела нет? Я в девичестве Парслоу, мы с отцом Роджера двоюродные. Но ты-то об этом ничего не знаешь. Зачем тебе? Ты же у нас умнее всех. И заруби себе на носу: Роджер мне родня, и я о нем забочусь. Я и о тебе забочусь, хотя, видит Бог, ты этого не ценишь.
Она схватила мочалку и так яростно принялась тереть Люрины коленки, что кожа на них стала пунцовой. Коленки теперь сверкали чистотой и немилосердно саднили.
-- Тебя сегодня зовет сам магистр. Гости у него. Будешь с ними ужинать. Смотри веди себя как следует. К старшим не приставай. Как спросят -- отвечай вежливо, тихим голосом. Не бычься, улыбайся, как хорошая девочка. И не вздумай плечами пожимать, как ты у нас любишь.
Миссис Лонсдейл проворно натянула на худенькие Люрины плечи парадное платье, несколько раз одернула подол, пытаясь расправить юбку, потом выудила из ящика комода обрезок красной ленты, схватила расческу с острыми зубьями и попыталась заплести Люре волосы.
-- Ох, матушки мои, предупреди они меня пораньше, мы бы головку помыли. Эх, незадача. Ну ладно, может, близко никто подходить не будет. А ну-ка, стой пряменько. Так. Где твои парадные туфли?
Пять минут спустя принаряженная Люра робко стояла на пороге величественного, хотя и чуть излишне помпезного здания, выходившего фасадом на площадь Яксли. С другой стороны к дому примыкал библиотечный сад. Именно здесь и располагались личные покои магистра.
Пантелеймон, сама кротость и благовоспитанность, горностаем обернулся вокруг Люриной лодыжки. Дверь отворилась, и на пороге вырос Козинс, камердинер магистра и Люрин злейший недруг. Но на сегодня враждующие стороны принуждены были заключить перемирие и вступить в переговоры.
-- Миссис Лонсдейл велела мне прийти, -- тихонько сказала Люра.
-- Правильно велела. -- Козинс пропустил Люру внутрь. -- Давай-давай. Тебя ждут в гостиной.
Он проводил ее в большую комнату, окна которой выходили в тенистый библиотечный сад. Последние лучи предзакатного солнца играли на тяжелых рамах картин, плясали на старинных серебряных кубках. Люра вспомнила, что магистр -- страстный коллекционер. Взглянув на гостей, она сразу же поняла, почему парадный ужин проходит в личных покоях, а не в столовой колледжа: дело в том, что среди гостей были дамы.
-- А вот и Люра, -- приветливо сказал магистр. -- Наконец-то. Козинс, приготовьте для нее сок или какой-нибудь морс. Леди Ханна, позвольте представить вам нашу Люру. Это племянница лорда Азриела, которого вы, несомненно, хорошо знаете.
Леди Ханна, директриса одного из женских колледжей Оксфорда, Люре сразу не понравилась -- седовласая старуха с альмом-мармозетом, но, стараясь вести себя как подобает благовоспитанной барышне, девочка присела перед ней в почтительном реверансе. Потом Люру представили другим гостям, но все они, как на подбор, были скучными -- какие-то ученые из каких-то колледжей. Наконец магистр подвел ее к сидевшей в креслах молодой даме и отрекомендовал:
-- Миссис Кольтер, позвольте представить вам нашу Люрушку. Люра, поздоровайся с миссис Кольтер.
-- Здравствуй, Люра, -- негромко сказала гостья.
Люра смотрела на нее во все глаза. Длинные темные волосы обрамляли ее прелестное молодое лицо, а на коленях у незнакомки сидел маленький золотистый тамарин.
Глава 4. Веритометр
-- Если за ужином нас посадят вместе, -- миссис Кольтер чуть подвинулась, приглашая Люру сесть рядом с собой, -- будешь мне подсказывать, что каким ножом и какой вилкой едят, хорошо? А то я от всего этого великолепия немножко растерялась, -- сказала она, обводя глазами покои магистра.
-- Вы, наверное, ученая? -- спросила Люра, чуть споткнувшись на последнем слове. Дело в том, что к женщинам-ученым наша барышня, истинное дитя колледжа Вод Иорданских, относилась с некоторым снобизмом, считая их чем-то несерьезным, вроде цирковых собачек-математиков. Среди сегодняшних гостей, кстати, присутствовала парочка старых ученых грымз, но миссис Кольтер была не такова. Ослепительно прекрасная, утонченная, душистая, она казалась существом из другого мира, и Люра, глядя на нее во все глаза, знала наперед, что услышит "нет".
-- Н-нет, не совсем. Я действительно связана с колледжем леди Ханны, но в Оксфорде бываю редко. По работе мне часто приходится разъезжать. А чем ты занимаешься? Ты все время живешь здесь, в колледже?
Пяти минут не прошло, как миссис Кольтер была в курсе всех перипетий бурной люриной жизни: она узнала о ее излюбленных местах для прогулок по крышам, о великой битве при глиняном карьере, о том, как Люра и Роджер хотели поймать и зажарить грача, оказавшегося при ближайшем рассмотрении вороной, о стратегических планах по угону цаганской лодки в Абингдон и еще о множестве других вещей. Понизив голос до заговорщицкого шепота, Люра поведала незнакомке о своих невинных играх в склепе.
-- Ко мне ночью явились. Страшные, у всех головы отрезаны. Сказать ничего не могут, только, знаете, хрипят так и все пальцами в меня тычут. Я догадалась, чего они хотят, на следующее утро побежала и все сделала, как было, а то бы они меня, наверное, убили, правда-правда!
-- Какая ты отважная! -- В голосе миссис Кольтер звенело восхищение.
-- Я тебя спрашиваю, мешок ты с дерьмом, куда ты смотрел?
Люра узнала бы этот голос из тысячи. Так могла орать только одна женщина, потому что только одну женщину Господь наделил кузнечными мехами вместо легких и голосовыми связками из воловьей кожи.
Люра пошарила в толпе глазами и мгновенно увидела ее. Мамаша Коста! Это она разок отвесила Люре пару таких затрещин, что у девочки несколько дней в голове звон стоял. Это она целых три раза щедрой рукой совала той же Люре душистые имбирные пряники. Это ее лодка на всю округу славилась своим блеском и великолепием. Среди цаганского племени семейство Коста по праву занимало особое положение, и мамаша Коста наполняла Люрино сердце безграничным восхищением, хотя и не без примеси некоторой настороженности, ибо лодка, так лихо угнанная прошлой осенью, принадлежала именно семейству Коста.
Один из поварят, заслышав перебранку, привычно потянулся рукой за булыжником, но Люра быстро осадила его.
-- Не лезь. Ты что, не видишь? Она разошлась не на шутку. Так влепит -костей не соберешь.
Но мамаша Коста была не столько рассержена, сколько напугана. Торговец лошадьми, которого она трясла за грудки, дрожал как осиновый лист и лепетал:
-- Не знаю, видит Бог. Тут ведь он все крутился, рядом. А потом гляжу -- нет его, как сквозь землю провалился.
-- Так ведь он же к тебе был приставлен! Тебе помогал, лошадь эту треклятую держал!
-- Ну так и держал бы! Что ж он не держит? Сам куда-то сбежал посреди работы.
Лучше бы он этого не говорил, потому что могучая рука мамаши Коста оборвала его на полуслове, а потом на бедолагу обрушился такой град ударов и оскорблений, что, втянув голову в плечи, он со всех ног бросился бежать. Вслед ему летели насмешки и улюлюканье лошадников, а перепуганный жеребенок, которого он держал под уздцы, прянул назад, наступая на зевак.
Люра протолкалась сквозь толпу.
-- Что случилось-то? -- спросила она у цаганенка, который смотрел на все происходящее, открыв рот. -- Чего она злится?
-- Да Билли, сынок ее, пропал. Его, видать, мертвяки сманили, ну вот она и кричит.
-- Мертвяки? Они что, в Оксфорде?
Просияв от восторга, цаганенок обернулся к другим мальчишкам и призывно замахал чумазой рукой.
-- Давай сюда! Слыхали? Она ничего не знает! Не знает про мертвяков!
К ним уже проталкивались с полдюжины босоногих чертенят, и на физиономии у каждого была написана мрачная решимость. В воздухе запахло грозой. Люра швырнула окурок на землю и встала в боевую стойку. Альмы тоже не теряли времени даром, и рядом с лохматыми детскими головками грозно блеснули клыки, лязгнули когти, а кое-кто взъерошил на холке дыбом шерсть.
Презирая жалкие цаганские примитивы и полное отсутствие фантазии, Пантелеймон обернулся драконом размером с сенбернара.
Но битве не суждено было начаться. Расшвыривая цаганят направо и налево, мамаша Коста прорвалась к Люре и встала перед ней, как борец-тяжеловес, уперев руки в могучие бока.
-- Может, ты знаешь? Билли моего не видала?
-- Нет. Мы вообще только что пришли, правда, мэм.
Альм мамаши Коста, ястреб, описывал круги над ее головой, зорко глядя по сторонам янтарными немигающими глазами. Люра перепугалась не на шутку. Ну какая, скажите на милость, цаганка станет так убиваться из-за того, что ее сынок куда-то делся? Ведь еще и двух часов не прошло. Здесь, в этом цаганском плавучем таборе, детей обожали и нещадно баловали. Любая мать могла быть спокойна: даже если ее малыш куда-то убежал, рядом всегда найдется пара добрых рук, которые не дадут его в обиду, защитят и обогреют как своего.
И вот сейчас мамаша Коста, цаганка из цаганок, ломает руки и в панике ищет пропавшего Билли! Нет, решительно, здесь дело нечисто.
Ничего не видя вокруг себя, мамаша Коста повернулась и нетвердыми шагами побрела вдоль пристани, вцепившись себе в волосы. Перед лицом такого отчаяния кровная вражда была забыта, и дети возбужденно зашушукались.
-- Какие мертвяки-то? -- спросил маленький Саймон Парслоу, один из университетских.
-- Сам как будто не знаешь. Которые детей воруют, -- отозвался давешний цаганенок. -- Они разбойники.
-- Никакие они не разбойники, -- перебил его другой мальчишка. -Скажешь тоже. Людоеды они, вот кто. Детей воруют, убивают и мертвых едят. Вот и называются мертвяками.
-- Как едят? -- ахнул Хью Лофат, поваренок из колледжа Святого Михаила.
-- Известно как. Только наверное не знает никто, -- ответил первый цаганенок. -- Они детей сманивают и уводят куда-то. А потом поминай как звали.
-- Тоже мне, удивил, -- хмыкнула Люра. -- Да мы все это раньше вас знаем. И сколько времени уже в мертвяков и детей играем, кого хочешь спроси. Только их все равно никто не видел.
-- Нет, видели!
-- Врешь! Кто видел, ты, что ли? Почем ты знаешь, что их много?
-- Чарли их видел в Бэнбери, -- сказала какая-то маленькая девочка. -Там тетенька с ними разговаривала, а какой-то другой дядька ее сынка свел прямо из садика.
-- Я тоже видел, -- поддакнул цаганенок Чарли.
-- Ой, видел один такой, -- хмыкнула Люра. -- Ну и какие они?
-- Ну, я близко-то не подходил, -- пошел на попятную Чарли. -- Я только их фургон видел. Белый такой. Они в него мальчишку завели -- и привет! Мертвяки всегда в таком фургоне ездят.
-- А почему "мертвяки"-то? -- не унималась Люра. -- Они что мертвые?
-- Они не мертвые, -- терпеливо объяснял ей цаганенок. -- Это дети потом мертвые, а они их жрут. Нам девчонка одна, знаешь, из Нортгемптона, рассказывала. Дескать, мертвяки эти туда явились, и все такое. Братика ее свели. Она, значит, спрашивает мертвяков, что вы, мол, с ним делать будете? А они ей прямо так и сказали: сожрем, дескать. Они детей жрут, все знают.
Маленькая чумазая девчушка, стоявшая рядом с Люрой, оглушительно заревела.
-- Это Билли сеструха двоюродная, -- пояснил Люре Чарли. -- Жалко ей братика, ясное дело.
-- Кто из вас последним видел Билли? -- громко спросила Люра.
Вверх взметнулся лес рук:
-- Я!
-- Я видел, как он Джонни Фиорелли помогал клячу эту продавать!
-- Я тоже видела, как он печеные яблоки таскал.
-- Как на лебедке катался в порту...
Пытаясь разобраться в этой разноголосице, Люра все же сообразила, что последний раз Билли видели не позднее чем два часа назад.
-- Что же это получается, -- ошарашенно произнесла девочка. -- Значит, совсем недавно, каких-нибудь два часа назад мертвяки были прямо здесь?
Дети поежились, несмотря на теплое сентябрьское солнышко. Все вокруг было так хорошо знакомо: пестрая пристань, пропитанная запахами вара, лошадиного навоза и табака. Никто не знает, как мертвяки выглядят. Значит, мертвяком может оказаться любой. Именно этот несложный вывод Люра и попыталась донести до смятенных рядов своих слушателей. Распри были забыты перед лицом общего страха и общего врага.
-- Они на вид ничем не отличаются от обыкновенных людей, -- возбужденно говорила девочка, -- раз средь бела дня орудуют. Ночью-то все кошки серы, значит, можно как угодно ходить. А днем незаметно надо, чтобы в толпе не отличить. Вот и получается, что мертвяки среди нас сейчас ходят. Вон тут сколько народу! А может, они и есть мертвяки.
-- Да ну, -- не очень уверенно возразил ей кто-то из детей. -- Мы тут всех знаем.
-- Ну, не здесь. Пусть не эти люди, пусть другие, -- не сдавалась Люра. -- Айда искать! Какой там фургон у них, белый?
Как по команде босоногая ватага сорвалась с места, и охота началась. Вскоре к ним присоединились еще желающие, так что в общей сложности не менее трех десятков добровольных сыщиков шныряли по набережной, заглядывали в каждый угол, ворошили солому в денниках, кружились возле грузоподъемников в порту, врассыпную гоняли по прибрежному лугу, дружно висли на шатком мосту, рискуя сорваться в мутную зацветшую воду реки и, сверкая пятками, носились по узеньким улочкам Иерихона, где над жалкими кирпичными домишками вздымается каменная твердыня храма Святого Варнавы Отшельника. Впрочем, не будем обольщаться. Добрая половина сыскарей понятия не имела, кого они ищут, и, решив, что это "казаки-разбойники", гоняла со всеми вместе за компанию. Но другая половина, и Люра в том числе, думала иначе. Любая тень, мелькнувшая в проулке, или звук чужих шагов по мостовой отдавались тоскливой болью где-то под ложечкой, а в голове стучало: "Мертвяк!"
Ну конечно же, никого они не нашли, но мысль об исчезнувшем Билли прогнала остатки веселья. День клонился к вечеру, пора было идти по домам. Поворачивая к колледжу Вод Иорданских, Люра и ее спутники-поварята увидели, что на набережной Иерихона, прямо перед лодкой семейства Коста, собралась возбужденная толпа цаган. Женщины плакали в голос, мужчины недобро поблескивали глазами, их альмы не в силах усидеть спокойно, с воем и шипением взвивались от малейшего шороха.
-- Нет, сюда мертвяки не сунутся, -- уверенно сказала Люра маленькому Саймону Парслоу.
Они уже вошли во двор колледжа Вод Иорданских.
-- Девочка-то пропала, -- тихонько отозвался малыш Саймон.
-- Какая еще девочка? Откуда?
-- С рынка. Джесси Рейнолдс, дочка шорника. Она вчера пошла отцу рыбы купить на ужин и пропала. Ему лавку закрывать, а ее нет. Так и не вернулась. Они весь рынок обегали.
-- А я почему не знаю? -- топнула ногой Люра, до глубины души возмущенная тем, что нерадивые вассалы не доложили ей обо всем сразу же.
-- Ну, это только вчера вечером было. Может, она уже дома.
-- Бежим проверим! -- рванулась к воротам Люра, но не успела она и шагу ступить, как привратник цепко взял ее за руку.
-- Никуда ты не пойдешь. Не велено.
-- Кем не велено?
-- Знамо дело кем. Их милостью магистром не велено. Как придет, говорят, Люра, так ты ее, Шустер, больше никуда не пускай.
-- Сперва поймай!
С этими словами Люра вырвала руку и, весело крича: "Не догонишь, не догонишь!" -- припустила вниз по улице, к маленькой площади перед крытым рынком, где обычно разгружали товарные фургоны. Время было позднее, почти все разъехались, но у ворот рынка, прямо напротив стены колледжа Святого Михаила, стояла кучка подростков. Одного из них, шестнадцатилетнего верзилу, Люра знала и трепетно уважала за редкостное умение плеваться дальше всех. Она скромно встала в сторонке, ожидая, пока на нее обратят высочайшее внимание.
-- Ну? Чего надо-то? -- спросил ее кумир, шикарно выпуская табачный дым из ноздрей.
-- Это правда, что Джесси Рейнолдс пропала?
-- Тебе-то что за дело?
-- Просто в Иерихоне тоже сегодня человек пропал.
-- Эка невидаль, цаган пропал! Да они после конской ярмарки все поразбегутся! Ищи ветра в поле.
-- И коней с собой прихватят, -- хохотнул один из подростков.
-- А вот и нет, -- робко возразила Люра. -- Это ведь не взрослый цаган, а мальчик. Они его весь день искали. Говорят, мертвяки сманили.
-- Кто-кто?
-- Мертвяки, вот кто. Что, не слышал разве?
И, поскольку мальчишки об этом действительно ничего не слышали, Люра обрела в них благодарную аудиторию, а кое-какие их замечания благоразумно пропустила мимо ушей.
-- Выдумают тоже, мертвяки какие-то, -- недоверчиво буркнул Люрин кумир по имени Дик. -- Сказки это все цаганские.
-- Мертвяков видели в Бэнбери, совсем недавно, недели две назад, -настаивала Люра. -- И там пропало пятеро детей. А сейчас они, наверное, до Оксфорда добрались. Спорить могу, Дженни они сманили.
-- А ведь точно, -- задумчиво отозвался один из подростков. -- Мне еще тетка рассказывала, что по дороге на Каули, что ли, мальчонка пропал. Тетка там рыбой жареной торгует, вот и слыхала. Но только мертвяки тут ни при чем.
-- А вот и при чем! -- взвилась Люра. -- Цагане же их видели! Они детей крадут, потом их убивают и мертвых...
Внезапно она замерла на полуслове. В памяти ее всплыл тот странный вечер, когда она пряталась в шкафу рекреации. Лорд Азриел показывал ученым слайды, и там еще был какой-то человек с жезлом в руках, а этот жезл словно бы притягивал поток света. А вот позади него виднелась еще одна маленькая фигурка, но вокруг нее света было намного меньше. И лорд Азриел еще сказал, что это ребенок, а когда кто-то спросил про рассечение, он ответил, что ребенок целый и что это почему-то для них особенно важно. Люра знала, что рассечение -- это что-то вроде операции, когда тебе что-нибудь отрежут.
И внезапно еще одна мысль пронзила все ее существо: Роджер! Где Роджер? Почему она не видела его с самого утра?
Ее охватила паника. Пантелеймон, обернувшийся карликовым львом, спрыгнул с ее плеча на мостовую и негромко рыкнул. Рассеянно кивнув мальчишкам у ворот рынка, Люра, словно в забытьи, медленно побрела вниз по улице, а потом побежала, все быстрее и быстрее, так что Пантелеймон, теперь уже гепард, не поспевал за ней. Через мгновение она стояла на пороге колледжа Вод Иорданских.
Старый лицемер Шустер притворно вздохнул:
-- Мне пришлось обо всем доложить их милости магистру. Да уж, Люра, не хотел бы я сейчас быть на твоем месте. Нагорит тебе.
-- Где Роджер? -- требовательно спросила Люра.
-- Почем же я знаю. Тоже, поди, гоняет где-нибудь. Ну, ничего, обер-лакей Кавсон ему пропишет, дай срок...
Не дослушав болтливого старика, Люра бросилась на кухню.
-- Вы Роджера не видели? -- кричала она, задыхаясь от влажного чада.
-- Люра, не путайся под ногами, -- шуганул ее повар. -- И без тебя дел по горло.
-- Где Роджер? Его кто-нибудь видел сегодня?
Слова ее тонули в грохоте кастрюль. Главный повар отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
-- Да неужели же его никто не видел?!
Кондитер Берни попытался было утихомирить разъяренную Люру, но она, заливаясь злыми слезами, ничего не хотела слушать.
-- Они схватили его! Мертвяки схватили Роджера! Гады, гады, я убью их! А вам плевать, вам всем плевать!
-- Тише, тише, Люра, нам вовсе не плевать...
-- А я говорю, плевать! Он пропал, а вы сидите тут, не ищите его! Как я вас всех ненавижу!
-- Уймись, девочка. Никуда твой Роджер не делся. Заигрался и спит, наверное, где-нибудь. У нас правда дел по горло. Через час надо ужин подавать, у господина магистра сегодня прием в личных покоях, там и накрыть велено. Значит, главный повар будет сам подавать, а еще, не дай бог, остынет какое кушанье. Ты же умница, все понимаешь. Найдется твой Роджер, никуда...
Не дожидаясь продолжения, Люра опрометью бросилась вон из кухни, своротив по дороге гору серебряных колпаков для блюд. Сопровождаемая грохотом посуды и проклятиями поваров, она кубарем скатилась по лестнице, выскочила во двор и помчалась дальше, мимо Храмины, мимо Палмеровой башни, прямиком к самым старым постройкам колледжа, располагавшимся вокруг площади Яксли.
Гепард-Пантелеймон не отставал от девочки ни на шаг. Перескакивая через две ступеньки, они взлетели вверх по двенадцатой лестнице, где под самой крышей находилась Люрина комнатка. Она ногой распахнула дверь, ворвалась внутрь, подтащила к окну деревянный стул и вылезла на крышу. Вернее, сначала спрыгнула в неширокий освинцованный водосток, он проходил точно у нее под окном, а уж потом, цепляясь руками и ногами за шершавые черепицы, вскарабкалась на самый гребень крыши. Тут Люра выпрямилась в полный рост, сжала кулаки и пронзительно завизжала. Обернувшийся грачом Пантелеймон, который, будучи на крыше, любому обличью предпочитал птичье, описывал круги у нее над головой и оглушительно каркал.
Предзакатное небо вобрало в себя все оттенки оранжевого: персиковые, кремовые, золотисто-розовые облака хотелось лизнуть, так они были похожи на фруктовый пломбир, а Оксфорд пытался дотянуться до них своими шпилями и башнями. На восток и на запад от города тянулись густые леса: с одной стороны -- чащобы Шато-Вер, с другой -- Уайтхэма. Вороний грай и звонившие к вечерне колокола сливались в единую мелодию, а чуть позднее к ней присоединился все нарастающий рокот двигателя, возвещавший, что вечерний дирижабль Королевских Почтовых Авиалиний отправился в Лондон. Люра следила глазами за блестящей точкой, которая вдруг взмыла над колокольней церкви Святого Михаила и, становясь все меньше, меньше, меньше, совсем истаяла в вечернем небе.
Девочка опустила голову и посмотрела вниз, на исчерченный длинными тенями внутренний двор. Близился вечер. Облаченные в докторские мантии и шапочки профессора неспешным шагом шли в Трапезную, и у каждого на плече сидел его альм, а если не сидел, то либо семенил рядом, либо вился над головой. Витражные стекла парадной залы озарились неярким светом -- это слуги одну за другой зажигали лигроиновые лампы. Прозвенел звонок -- лакеи начали накрывать столы. Значит, через полчаса ужин.
Вот он, безмятежный Люрин мир. Как страстно она желала удержать его! Но все вокруг неотвратимо менялось. Кто-то чужой вторгся в этот милый сердцу покой. Кто-то страшный воровал детей. Люра опустилась на гребень крыши и уперлась подбородком в коленки.
-- Спасать их надо, Пантелеймон.
Сидя на печной трубе, грач-Пантелеймон прокаркал:
-- Р-р-риск!
-- Сама знаю, а что делать?
-- Пр-р-рипоминаешь, что говор-р-рили в Р-р-реакреации?
-- Про что?
-- Пр-р-ро Ар-р-ктику, про ребенка, про то, что он Серебристую Пыль не притягивает.
-- Да, только они еще сказали, что ребенок целый. Понимаешь, о чем речь?
-- Понимаю. Речь о том, что они собираются сделать с Роджером, с цаганятами, со всеми детьми, которых похитили.
-- И что, по-твоему, они собираются сделать?
-- А что, по-твоему, означает "целый ребенок"?
-- Ну, не знаю. Может, бывает целый, а бывает пополам разрезанный, так, наверное. Чушь это. Они, скорее всего, используют этих детей, как рабов, так от них проку больше. Посылают их в какое-нибудь гиблое место, например на урановые рудники. Взрослые-то там помрут, им это невыгодно, а дети стоят дешево.
-- Если ты хочешь знать мое мнение, то...
Но мнение Пантелеймона Люре узнать так и не довелось, потому что снизу раздалось громогласное:
-- Люра! Живо вниз, кому говорят!
Кто-то с бешеной силой забарабанил в окно ее комнаты. Люра мгновенно узнала и голос и руку: миссис Лонсдейл, экономка колледжа Вод Иорданских, с которой шутки были плохи. Прятаться бессмысленно, надо возвращаться. С каменным лицом Люра съехала со ската крыши вниз, снова влезла ногами в водосток, подтянулась на руках и вскарабкалась на подоконник. Миссис Лонсдейл наполняла водой маленький щербатый тазик для умывания. Старые трубы немилосердно выли и стонали, но все эти звуки тонули в шквале упреков, которые обрушились на Люрину голову.
-- Тебе сколько раз говорено, чтобы ты не смела туда лазать! Вы только посмотрите на нее! Юбка грязная, сама чумазая. Живо раздевайся и давай-ка мойся, пока я тебе достану что-нибудь на смену. Господи, найти бы что-нибудь поцелее. Ведь все же разодрала! Она же как человек не может! Никакого порядка.
У Люры не было ни малейшего желания ввязываться в разговор и спрашивать мнение Лонсдейл, а с какой, собственно, стати она должна мыться и переодеваться. Кроме того, спрашивай не спрашивай, от взрослых все равно не добьешься толку. Она стащила платье через голову, швырнула его на кровать и начала водить по лицу и шее мочалкой, не особенно заботясь о результате. Пантелеймон, став из грача волнистым попугайчиком, подбирался все ближе и ближе к лежащему на полу альму миссис Лонсдейл -- невозмутимому лабрадору, тщетно пытаясь его раздразнить.
-- А в шкафу-то у нее что! Батюшки мои! Все комом-жомом, хоть бы что на плечики повесила. Нет, вы посмотрите на это!
Посмотри сюда, посмотри туда... А если Люра никуда не хотела смотреть? Не открывая глаз после умывания, она нашарила рукой полотенечко и прижала его к лицу.
-- Так, гладить некогда, пойдешь в мятом. Сама виновата. Силы небесные! А коленки! Посмотри, на что они похожи!
-- Не буду я никуда смотреть, -- буркнула Люра.
Миссис Лонсдейл отвесила ей звучный шлепок.
-- А ну, живо! Мойся дочиста.
-- С какой стати, -- не выдержала Люра. -- Я сроду коленки не мою! Кто на них будет смотреть-то? И вообще никуда я не пойду. Вам всем до Роджера никакого дела нет. Одной мне есть.
Снова последовал звучный шлепок.
-- Думай, что говоришь, мисс Люра! Это мне-то до Роджера дела нет? Я в девичестве Парслоу, мы с отцом Роджера двоюродные. Но ты-то об этом ничего не знаешь. Зачем тебе? Ты же у нас умнее всех. И заруби себе на носу: Роджер мне родня, и я о нем забочусь. Я и о тебе забочусь, хотя, видит Бог, ты этого не ценишь.
Она схватила мочалку и так яростно принялась тереть Люрины коленки, что кожа на них стала пунцовой. Коленки теперь сверкали чистотой и немилосердно саднили.
-- Тебя сегодня зовет сам магистр. Гости у него. Будешь с ними ужинать. Смотри веди себя как следует. К старшим не приставай. Как спросят -- отвечай вежливо, тихим голосом. Не бычься, улыбайся, как хорошая девочка. И не вздумай плечами пожимать, как ты у нас любишь.
Миссис Лонсдейл проворно натянула на худенькие Люрины плечи парадное платье, несколько раз одернула подол, пытаясь расправить юбку, потом выудила из ящика комода обрезок красной ленты, схватила расческу с острыми зубьями и попыталась заплести Люре волосы.
-- Ох, матушки мои, предупреди они меня пораньше, мы бы головку помыли. Эх, незадача. Ну ладно, может, близко никто подходить не будет. А ну-ка, стой пряменько. Так. Где твои парадные туфли?
Пять минут спустя принаряженная Люра робко стояла на пороге величественного, хотя и чуть излишне помпезного здания, выходившего фасадом на площадь Яксли. С другой стороны к дому примыкал библиотечный сад. Именно здесь и располагались личные покои магистра.
Пантелеймон, сама кротость и благовоспитанность, горностаем обернулся вокруг Люриной лодыжки. Дверь отворилась, и на пороге вырос Козинс, камердинер магистра и Люрин злейший недруг. Но на сегодня враждующие стороны принуждены были заключить перемирие и вступить в переговоры.
-- Миссис Лонсдейл велела мне прийти, -- тихонько сказала Люра.
-- Правильно велела. -- Козинс пропустил Люру внутрь. -- Давай-давай. Тебя ждут в гостиной.
Он проводил ее в большую комнату, окна которой выходили в тенистый библиотечный сад. Последние лучи предзакатного солнца играли на тяжелых рамах картин, плясали на старинных серебряных кубках. Люра вспомнила, что магистр -- страстный коллекционер. Взглянув на гостей, она сразу же поняла, почему парадный ужин проходит в личных покоях, а не в столовой колледжа: дело в том, что среди гостей были дамы.
-- А вот и Люра, -- приветливо сказал магистр. -- Наконец-то. Козинс, приготовьте для нее сок или какой-нибудь морс. Леди Ханна, позвольте представить вам нашу Люру. Это племянница лорда Азриела, которого вы, несомненно, хорошо знаете.
Леди Ханна, директриса одного из женских колледжей Оксфорда, Люре сразу не понравилась -- седовласая старуха с альмом-мармозетом, но, стараясь вести себя как подобает благовоспитанной барышне, девочка присела перед ней в почтительном реверансе. Потом Люру представили другим гостям, но все они, как на подбор, были скучными -- какие-то ученые из каких-то колледжей. Наконец магистр подвел ее к сидевшей в креслах молодой даме и отрекомендовал:
-- Миссис Кольтер, позвольте представить вам нашу Люрушку. Люра, поздоровайся с миссис Кольтер.
-- Здравствуй, Люра, -- негромко сказала гостья.
Люра смотрела на нее во все глаза. Длинные темные волосы обрамляли ее прелестное молодое лицо, а на коленях у незнакомки сидел маленький золотистый тамарин.
Глава 4. Веритометр
-- Если за ужином нас посадят вместе, -- миссис Кольтер чуть подвинулась, приглашая Люру сесть рядом с собой, -- будешь мне подсказывать, что каким ножом и какой вилкой едят, хорошо? А то я от всего этого великолепия немножко растерялась, -- сказала она, обводя глазами покои магистра.
-- Вы, наверное, ученая? -- спросила Люра, чуть споткнувшись на последнем слове. Дело в том, что к женщинам-ученым наша барышня, истинное дитя колледжа Вод Иорданских, относилась с некоторым снобизмом, считая их чем-то несерьезным, вроде цирковых собачек-математиков. Среди сегодняшних гостей, кстати, присутствовала парочка старых ученых грымз, но миссис Кольтер была не такова. Ослепительно прекрасная, утонченная, душистая, она казалась существом из другого мира, и Люра, глядя на нее во все глаза, знала наперед, что услышит "нет".
-- Н-нет, не совсем. Я действительно связана с колледжем леди Ханны, но в Оксфорде бываю редко. По работе мне часто приходится разъезжать. А чем ты занимаешься? Ты все время живешь здесь, в колледже?
Пяти минут не прошло, как миссис Кольтер была в курсе всех перипетий бурной люриной жизни: она узнала о ее излюбленных местах для прогулок по крышам, о великой битве при глиняном карьере, о том, как Люра и Роджер хотели поймать и зажарить грача, оказавшегося при ближайшем рассмотрении вороной, о стратегических планах по угону цаганской лодки в Абингдон и еще о множестве других вещей. Понизив голос до заговорщицкого шепота, Люра поведала незнакомке о своих невинных играх в склепе.
-- Ко мне ночью явились. Страшные, у всех головы отрезаны. Сказать ничего не могут, только, знаете, хрипят так и все пальцами в меня тычут. Я догадалась, чего они хотят, на следующее утро побежала и все сделала, как было, а то бы они меня, наверное, убили, правда-правда!
-- Какая ты отважная! -- В голосе миссис Кольтер звенело восхищение.