Страница:
Пушкарев Сергей Германович
Биография С Г Пушкарева
Биография С.Г. Пушкарева
Сергей Германович Пушкарев родился в Старооскольском уезде
Курской губернии 8 августа 1888 года. Его родители - Герман Иосифович (нотариус в Курске и
землевладелец) и Александра Ивановна, урожденная Шатилова.
Сергей Пушкарев окончил Курскую гимназию с золотой медалью и поступил на
историко-филологический факультет Харьковского университета, где учился с 1907
по 1910 год.
В 1911-1914 годах был студентом Гейдельбергского и Лейпцигского университетов.
Вернулся в Харьков в 1915 году и в 1917-м был оставлен при кафедре русской
истории - по предложению профессора М. В. Клочкова - для подготовки к
профессуре.
С 1917 по 1919 год готовился к магистерским экзаменам.
В июне 1919 года С. Г. Пушкарев поступил в Добровольческую армию, в пехоту. Был
тяжело ранен, потом служил на бронепоезде и в ноябре 1920 года был эвакуирован с
армией генерала Врангеля в Турцию.
Оттуда он в конце 1921 года переехал в Прагу, где получил от Русской учебной
коллегии стипендию для научной работы. Готовился к магистерским экзаменам под
руководством профессора И. И. Лаппо. Выдержал их в 1924 году и получил звание
приват-доцента.
Был избран членом Русской учебной коллегии. Преподавал в Русском свободном
университете в качестве доцента.
Кроме того, был приглашен в члены Чешского славянского института (основанного
при Чешской Академии наук). Был членом ученого совета Русского заграничного
исторического архива в Праге, находившегося в ведении Чешского министерства
иностранных дел.
Пушкарев входил также в состав Научно-исследовательского объединения,
издававшего свои "Записки".
Принимал участие и в Русском историческом обществе в Праге. На заседаниях этого
общества он прочел два доклада: "Принципы торговой и промышленной политики Петра
Великого" и "Посошков и его значение в истории русской культуры".
За эти и последующие годы Пушкарев напечатал целый ряд научных работ [1].
2 сентября 1927 года Пушкарев женился на Юлии Тихоновне Поповой (скончалась в
Америке 19 августа 1961 года). В 1929 году у них родился сын Борис.
Весной 1939 года Прага была оккупирована немецкой армией. Чешский университет
был закрыт. Русский свободный университет попал под немецкий контроль. Весной
1945 года Советская армия подошла к Праге с востока, а американская приближалась
с запада. Пушкареву с семьей удалось уйти в американскую зону.
Во время пребывания в лагерях перемещенных лиц Пушкарев был директором и
преподавателем средней школы для русских детей.
В 1949 году УНРРА начала перевозку беженцев из немецких лагерей в Америку.
Пушкаревы приехали в Нью-Хэвен 21 июля 1949 года. В 1950 году Сергей Германович
был назначен преподавателем русского языка в Йельском университете
(Yale University). Выйдя на пенсию в 1953 году, он продолжал при университете
заниматься историческими исследованиями до 1976 года.
С. Г. Пушкарев скончался 22 января 1984 года на 96-м году жизни.
Печатается по: Записки Русской Академической Группы в США. Т. VIII.
Нью-Йорк, 1974.
Русские Академические Группы начали образовываться в разных странах Западной
Европы, куда после перехода власти к советскому правительству судьба забросила
профессоров и приват-доцентов русских высших учебных заведений: в Белграде,
Праге, Берлине и Париже.
Возникновение Русской Академической Группы в Америке относится к 1948 году, когда
после Второй мировой войны сюда стали прибывать лица, работавшие в высших учебных
заведениях и научных учреждениях России, Советского Союза и отдельных западноевропейских
государств. Вначале Русская Академическая Группа являлась секцией Association of American Foreign Scholars
(Объединения американских иностранных ученых), куда входили главным образом выходцы из стран
за "железным занавесом".
В настоящее время в состав Группы входят преимущественно лица, работающие в
колледжах и университетах Америки и Канады, а также вышедшие на покой за
выслугой лет, но все же продолжающие свою научную деятельность. Начиная с 1967
года в Нью-Йорке ежегодно выходит сборник статей "Записки Русской Академической
Группы в США".
См.: Contemporary authors. Vol. 7-8. 1965, Gale Research Company: Detroit,
Michigan.
Пушкарев Сергей Германович
Историография Русской Православной Церкви
(отрывок)
Предисловие
..."Скончавшийся в июне 1973 года профессор Георгий Владимирович Вернадский был
поистине патриархом в области современной науки русской истории. Смерть не
позволила ему закончить последний большой труд его жизни - очерки развития
русской исторической науки. Среди последних оставшихся ненаписанными им глав
была и глава об историографии Российской Церкви.
В бумагах Г. В. мы нашли написанный им текст только о двух - наиболее выдающихся
- историках Русской Церкви - о митрополите Макарии и профессоре Е. Е. Голубинском.
Редакция "Записок" решила напечатать эти последние его страницы в
том виде, как они вышли из-под пера его, а мне поручила написать общий очерк
историографии Русской Церкви.
Этот очерк мне пришлось писать самому, по своему плану и своему разумению,
используя для этого свои ранее "накопленные" выписки из литературы и дополняя их
из обширного книжного богатства библиотеки Йельского университета.
Мой настоящий очерк имеет ограниченную задачу: я излагаю историографию Русской
Православной Церкви и - вкратце - историографию старообрядчества (по-старому
"раскола") и не касаюсь необъятного множества изданий первоисточников русской
церковной истории, богословских сочинений, обширной области церковного искусства
(архитектуры, живописи и пения) и истории русского сектантства (старообрядцы не
включаются в понятие сектантов).... "
Пушкарев Сергей Германович
Историография старообрядчества
Прежде чем представить читателю краткий очерк историографии старообрядчества,
надлежит напомнить о тех религиозно-обрядовых разногласиях, которые раскололи
Русскую Церковь в середине XVII века, и о религиозно-национальной психологии
русского общества того времени, которая сделала этот раскол возможным (или
неизбежным).
Перечислим те богослужебно-обрядовые особенности, которыми отличалась старая
вера от текстов и обрядов, которые были приняты Православной Церковью после
исправления Патриархом Никоном (по греческим образцам) церковно-богослужебных
книг.
Двуперстное (а не трехперстное) крестное знамение. Сугубая, то есть двойная (а
не тройная) "Аллилуия". Имя Христа Исус, а не Иисус. Литургия должна совершаться
на 7 (а не на 5) просфорах. Во 2-м члене Символа веры: "...Иисуса Христа, Сына
Божия, рожденна, а не сотворенна", союз "а" выпущен. В 7-м члене Символа веры о
Сыне Божием: "...Его же царствию несть конца" (по исправлении "...не будет
конца"). В 8-м члене Символа веры: "...в Духа Святаго, Господа истиннаго и
животворящаго" (слово "истиннаго" выпущено). В пасхальной молитве: "...смертию
на смерть наступи" ("...смертию смерть поправ"). В молитве о водосвятии:
"...освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем" (слова "и огнем" выпущены).
Богослужение должно совершаться только по старым (дониконовским) книгам. При
хождении крестного хода вокруг церкви надлежит идти "посолонь", по солнцу, то
есть с востока на запад, а не наоборот.
Были еще некоторые отличия в числе поклонов при богослужении, в церковных
облачениях, в иконописании. В области бытовой старообрядцы отрицали и порицали
подражание западным обычаям и одежде - брадобритие, курение табаку и т. д. В
области церковно-общественной жизни старообрядцы считали пороком господствующей
Церкви назначение приходских священников епархиальной властью в отмену прежнего
обычая выбора кандидатов во священство прихожанами.
Для современного читателя может казаться странным: как могли столь
незначительные различия в текстах и обрядах породить непримиримый раскол и
вековую междоусобную вражду и борьбу в Российской Церкви и государстве? Здесь
надо прежде всего указать на две особенности национально-религиозной психологии
московского общества ХVI-ХVII веков.
Русское благочестие этого времени, по признанию и церковных, и светских
историков, носило более внешнеобрядовый, чем религиозно-нравственный характер.
По выражению популярного историка середины XIX века Н. И. Костомарова,
"Православие действовало на русского человека не в качестве учения, а в качестве
обычая", и его бережно сохраняли как обычай, унаследованный от предков и
неизменяемый ("во веки веков"). Или, по выражению выдающегося историка Русской
Церкви Е. Е. Голубинского, "раскол старообрядчества возник у нас из-за того, что
предки наши приравняли обряды и обычаи церковные к догматам веры", и на это
"обрядоверие" как на характерную черту древнерусской религиозности постоянно
указывают историки [1].
Кроме обрядоверия весьма важной чертой религиозно-национальной психологии
московского церковного общества в XVI и в первой половине XVII века было
убеждение в величии и святости Русской земли. С середины XV века Русская
Церковь, бывшая дотоле формально одной из митрополий под властью
Константинопольского Патриарха, стала независимой от Церкви Греческой, а
государство Московское переживало в ХV-ХVI веках полосу огромных
внешнеполитических успехов: свержение татарского ига, объединение всех
территорий Великороссии под властью Московского государя, завоевание огромной
территории трех татарских царств - Казанского, Астраханского и Сибирского.
Авторитет Церкви Греческой значительно упал в глазах Москвы после присоединения
ее к Флорентийской унии (1439), а взятие Константинополя турками (1453)
рассматривалось в Москве как Божие наказание Византии, впавшей в "латинскую
ересь". Ныне все православные царства на Балканах стали провинциями Турецкой
империи, а Восточные Патриархи - рабами турецкого султана. Тогда на Руси
возникает гордая теория: после падения Второго Рима - Византии - Москва
становится Третьим и Вечным Римом ("а четвертому не быть"), становится главою и
покровителем всего Православия, а Русь признается и характеризуется как Святая
Русь, как избранный Богом "новый Израиль" и как единственная хранительница
истинного Православия во всей его непорочной чистоте (совокупность этих идей
ярко выражена в писаниях основателя и апостола старообрядчества протопопа
Аввакума).
Связь Москвы с Православным Востоком не прекращается, но она получает совершенно
иной характер: греческие иерархи и другие духовные лица часто приезжают в
Москву, но не как наставники и учители, а как просители и получатели
"государевой милостыни". Мало того, в Москве подозревают, что греческое
Православие, и в частности богослужебная практика, "испорчены" под влиянием
"латинской ереси" и турецкого порабощения. Естественно, пишет Н. Ф. Каптерев,
что церковная реформа Никона (то есть исправление текстов и обрядов по греческим
образцам) "должна была нанести смертельный удар исторически сложившимся
представлениям русских о своем религиозном превосходстве над всеми другими
народами, и в частности над греками", и "вызвала в приверженцах и поклонниках
русской церковной старины сильный протест".
Движение протеста возглавил, по выражению С. М. Соловьева, "богатырь-протопоп"
Аввакум. То, что конфликт между реформаторами и их противниками с самого начала
принял такой острый и резкий характер, объясняется помимо указанных выше общих
причин личным характером вождей двух борющихся партий: Никон и Аввакум были оба
люди с сильным характером, с неукротимой энергией, с непоколебимой уверенностью
в собственной правоте, с несклонностью и неспособностью к уступкам и
компромиссам.
Патриарх Никон был преисполнен сознанием величия своей архиерейской власти,
которая в его представлении была превыше всякой светской власти, включая власть
царскую. Всякое сопротивление или хотя бы только неповиновение высшей церковной
власти Патриарх рассматривал как преступление и готов был подавить его всякими
средствами. По выражению Н. И. Костомарова, "с вопросом реформы Никон поступал,
как военачальник с военным делом: приказано, и надо исполнять, а за непослушание
следовала тяжелая кара".
Между тем главный противник Никона, протопоп Аввакум Петрович (из города
Юрьевца), был непоколебимо убежден в правоте своих старозаветных религиозных
взглядов и не обнаруживал ни малейшего желания исполнять "нечестивые" приказания
религиозных реформаторов. Патриарха Никона Аввакум считает и именует "борзым
кобелем, отступником и еретиком", а "с еретиком какой мир? Бранися (т. е.
борись) с ним и до смерти, не повинуйся его уму развращенному". При таком
настроении двух противных сторон ни примирение, ни соглашение между ними не были
возможными. Церковный Собор 1666-1667 годов (уже после падения Никона) проклял
старообрядцев как еретиков и отлучил их от Церкви, светская власть пришла на
помощь церковной для искоренения "ереси", и эта прискорбная междоусобная борьба
омрачала историю Русской Церкви и русского народа в течение последовавших двух
столетий.
Весьма важным источником для истории возникновения раскола и для русской
церковной истории вообще является автобиография протопопа Аввакума: "Житие
протопопа Аввакума, им самим написанное". Это не только важный памятник
церковной истории, но и замечательное литературное произведение, написанное
живым и выразительным народным языком [2]. Житие Аввакума сохранилось во многих
рукописных списках и в ХIХ-ХХ веках было многократно издано и переиздано. Ввиду
важности Жития для истории Церкви и литературы я приведу ряд его изданий: Н.
Тихонравов. Летописи русской литературы. Т. III. Отд. II. М., 1861. С. 117-173;
Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. V / Под ред.
Н. Субботина. С. 1-113, М., 1879; А. К. Бороздин. Протопоп Аввакум. 2-е изд.
СПб., 1900. Приложение No 25. С. 71-116; Памятники первых лет русского
старообрядчества / Под ред. Я. Л. Барскова. СПб., 1912. С. 163-228; Житие
протопопа Аввакума, им самим написанное. Изд. Импер. Археографической комиссии /
Под ред. В. Г. Дружинина. Петроград, 1916; Русская Историческая Библиотека. Т.
39. Изд. Историко-археографической комиссии АН СССР. Ленинград, 1927: Памятники
истории старообрядчества XVII в. Кн. 1-я. Вып. 1: Житие протопопа Аввакума в
трех редакциях, с предисловием Я. Л. Барскова, столбцы 1-240; Протопоп Аввакум.
Житие. Челобитные к царю. Переписка с боярыней Морозовой. Париж, 1951; Житие
протопопа Аввакума и другие его сочинения / Под ред. Н. К. Гудзия. М., 1960 [3]<.
В течение второй половины XIX и в XX веке было издано множество памятников и
материалов по истории старообрядчества и сектантства под редакцией Я. Л.
Барскова, Е. В. Барсова, В. Д. Бонч-Бруевича, В. Г. Дружинина, Н. Попова, Н. И.
Субботина [4].
При существовании строгой цензуры, то есть до конца царствования Императора
Николая I (1855), авторы-старообрядцы (или сочувствовавшие расколу) не могли
легально издавать свои богословские или исторические книги, и история раскола
трактовалась только в исторических или полемических сочинениях православных
авторов "духовного сословия".
Начало этого рода литературе было положено трудом митрополита Ростовского
Димитрия (Туптало, 1651-1709) под заглавием: "Розыск о раскольнической брынской
вере, о учении и о делах их, в котором показано, яко вера их не права, учение их
душевредно и дела их не богоугодны". Митрополит Димитрий окончил свой труд
незадолго до своей смерти (1709), а издан он был впервые в 1745 году, а в новом
издании книга эта (напечатанная в Mосковской Cинодальной типографии) вышла в
1803 году. Заглавие книги митрополита Димитрия достаточно ясно говорит о ее
содержании и цели.
В течение первой половины XIX века появилось несколько сочинений духовных
авторов, направленных на обличение раскола, а в конце этого периода (1855) вышла
книга епископа Винницкого и ректора Петербургской Духовной академии Макария
(впоследствии митрополита Московского и автора монументальной "Истории Русской
Церкви"): "История русского раскола, известного под именем старообрядства"
(СПб., 1855). В первой части книги автор рассматривает "семена и зародыши"
раскола, то есть религиозные разномыслия, начиная с XV века, потом подробно
излагает историю раскола, начавшегося в 1667 году. Книга полна фактического
содержания, лишена острополемического тона и заканчивается молитвенным
пожеланием о воссоединении раскольников с Православною Церковью.
Книги духовных авторов трактовали раскол только с точки зрения религиозных
разногласий между православными и раскольниками. Совершенно новый подход к
истории раскола дается в книге казанского профессора А. П. Щапова: "Русский
раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием Русской
Церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII века: Опыт
исторического исследования о причинах происхождения и распространения раскола"
(Казань, 1859). Я приведу несколько цитат из предисловия к книге Щапова, ибо
книга эта послужила исходным пунктом для новой трактовки раскола в русской
исторической и публицистической литературе. Автор признает, что "главным
первоначальным источником раскола" была "суеверная привязанность" (московского
общества) к одной внешней обрядности без духа веры, но указывает и иные причины
успешного распространения раскола: "Церковно-гражданский демократизм раскола под
покровом мистико-апокалиптического символизма, отрицание реформы Петра Великого,
восстание против иноземных начал русской жизни, против Империи и правительства,
смелый протест против подушных переписей, податей и "даней многих", против
рекрутства, крепостного права, областного начальства и т. п. - это
многознаменательное выражение народного взгляда на общественный и
государственный порядок России, проявление недовольства низших классов народа,
плод болезненного, страдательного, раздраженного состояния духа народного"
(предисловие, с. II). Впрочем, раскол сам по себе не внушает Щапову особых
симпатий: он есть "темная сторона нравственного и общественного развития нашего
народа, плод и выражение крайней недостаточности нравственного влияния
духовенства на народ и отсутствия народного просвещения и воспитания". Сила
раскола, по мнению Щапова, заключается не в его внешнем характере как
религиозно-обрядовой секты, "сила русского раскола заключается главным образом в
его религиозно-гражданском демократизме", "когда он перешел из сферы собственно
церковной в сферу гражданской народной жизни" (с. 55). При Петре Великом "раскол
еще более усилился, осложнился и явно и окончательно принял характер
религиозно-национально-демократический" (с. 103); "принял характер
народно-демократической оппозиции против преобразования России в европейскую
империю, против нового европейского устройства и направления внутренней жизни
России" (с. 131). "Как отколок древней отжившей России раскол окончательно отпал
от новой, Петром Великим устроенной России". И в предисловии к своему труду
Щапов пишет: "В расколе сохранился, так сказать, окаменелый отколок древней
России".
В нескольких главах своего труда Щапов описывает исторически сложившиеся
слабости и недостатки церковной, общественной и государственной жизни России,
способствовавшие возникновению и распространению раскола.
Однако, как видно из приведенных выше цитат, Щапов в это время не считал раскол
положительным и прогрессивным явлением, а в споре Аввакума и Никона он явно
стоит на стороне последнего: "Вселенские Патриархи все единодушно и единогласно
одобрили и утвердили великое дело Патриарха Никона и самого его признали великим
ревнителем Церкви Православной" (с. 53), Никон был "наш великий пастырь, истинно
замечательный гений своего века" (с. 56), "строгий ревнитель правды" (с. 339),
устроитель благолепия в церквах и благочиния в церковном богослужении (с. 320, 331 и др.).
Если в 1855-1858 годах Щапов характеризовал раскол как "окаменелый отколок
отжившей России", то в течение немногих ближайших лет его убеждения значительно
передвинулись в сторону демократического народничества. В брошюре "Земство и
раскол" (СПб., 1862) Щапов понимает земство в народническо-славянофильском духе,
как всю народную массу, противопоставляемую правительству и высшим сословиям (на
официальном языке XVIII-XIX веков эта масса называлась податными сословиями, в
отличие от высших сословий, не плативших подушной подати). В ХVII-ХVIII веках
"тяглые земские люди, - пишет Щапов, - чувствовали скорбь и тяготу от тягла
государевой казны, от злоупотреблений государевых чиновников, от насилия бояр"
(с. 3). Раскол есть "могучая, страшная общинная оппозиция податного земства,
массы народной против всего государственного строя - церковного и гражданского"
(с. 28). Расколоучители и последователи раскола "появились во всех слоях массы
народной", включая богатых купцов, которые своими капиталами поддерживали,
устраивали и усиливали раскольничьи общины (с. 35).
Здесь раскол представляется уже не "окаменелым отколком древней России" (как в
предисловии к книге, изданной в 1859 году), а могучим оппозиционным движением
народной массы против политического, социального и церковного угнетения [5].
Знатоком религиозной жизни и домашнего быта раскольников был известный
писатель-этнограф Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский) (1819-1883). По
должности чиновника (для) особых поручений при нижегородском губернаторе (в
царствование Николая I) он принимал непосредственное участие в правительственном
надзоре над раскольниками и близко изучил их жизнь и характер и по
документальным данным, и по личным наблюдениям. Будучи по должности одним из
притеснителей раскола, Мельников по окончании мрачного николаевского
царствования высказался (в официальной записке о состоянии раскола) за политику
полной терпимости в отношении раскола и раскольников и в статье 1868 года писал,
что при гражданском равноправии и при развитии народного образования раскол
постепенно уничтожится: "...при том непременном условии, что система стеснений,
оказавшаяся на опыте лишь способствовавшею к умножению раскольников и к усилению
фанатизма раскола, никогда и ни в каком виде не будет восстановляема" (Полн.
соб. соч. 2-е изд. 1909. Т. VII. С. 409).
В 1864 году вышла монография П. И. Мельникова "Исторические очерки поповщины"
(включенная в VII том его сочинений, изданных в 1909 году). Написанная в
популярно-литературном стиле, она, однако, обильно документирована
многочисленными примечаниями с обширными цитатами из официальных источников и
раскольничьих сочинений. Особенно подробно излагает автор "искание архиерейства"
старообрядцами-"поповцами" и историю Старообрядческого (Рогожского) кладбища в
Москве, бывшего в течение первой половины XIX века духовным и экономическим
средоточием "поповщины". Во главе стояла группа богатых московских купцов,
владевших фабриками, заводами и торговыми предприятиями и придававших "старой
вере" значительный социально-экономический вес и влияние в окружающей среде.
Бережливые, расчетливые, осторожные, противники роскоши и мотовства, они
приумножали свои богатства, и "дети их не превращались из купцов, ворочавших
миллионами, в промотавшихся дворян" (с. 207).
В 70-х годах П. И. Мельников выпустил в нескольких частях обширную серию бытовых
очерков под заглавиями: "В лесах" и "На горах", содержащих, в беллетристической
форме, подробное описание религиозных верований, быта и нравов старообрядцев и
сектантов Поволжья ("В лесах") и Приуралья ("На горах"). В полном собрании его
сочинений (1909) очерки "В лесах" составляют т. 2-3, "На горах" - т. 4-5. Тома
эти были переизданы в 1963 году в московском (неполном) собрании сочинений П. И.
Мельникова. (см. на нашей стр. ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi.russiantext.com)
Неразумные, неморальные и несправедливые преследования, которым подвергала
старообрядцев государственная и церковная власть, вызывали интерес и симпатию к
ним и тех кругов позитивистской, либеральной и революционной интеллигенции, для
которых было совершенно чуждо крепкое религиозное ядро старообрядчества. В 1870
году в Петербурге вышла книга В. В. Андреева "Раскол и его значение в народной
русской истории". Автор начинает свое предисловие словами: "Последователи
раскола - бесспорно, вместе и представители нашего земства, нашей народной
массы. Представители раскола - самая трезвая, работящая, промышленная и
Сергей Германович Пушкарев родился в Старооскольском уезде
Курской губернии 8 августа 1888 года. Его родители - Герман Иосифович (нотариус в Курске и
землевладелец) и Александра Ивановна, урожденная Шатилова.
Сергей Пушкарев окончил Курскую гимназию с золотой медалью и поступил на
историко-филологический факультет Харьковского университета, где учился с 1907
по 1910 год.
В 1911-1914 годах был студентом Гейдельбергского и Лейпцигского университетов.
Вернулся в Харьков в 1915 году и в 1917-м был оставлен при кафедре русской
истории - по предложению профессора М. В. Клочкова - для подготовки к
профессуре.
С 1917 по 1919 год готовился к магистерским экзаменам.
В июне 1919 года С. Г. Пушкарев поступил в Добровольческую армию, в пехоту. Был
тяжело ранен, потом служил на бронепоезде и в ноябре 1920 года был эвакуирован с
армией генерала Врангеля в Турцию.
Оттуда он в конце 1921 года переехал в Прагу, где получил от Русской учебной
коллегии стипендию для научной работы. Готовился к магистерским экзаменам под
руководством профессора И. И. Лаппо. Выдержал их в 1924 году и получил звание
приват-доцента.
Был избран членом Русской учебной коллегии. Преподавал в Русском свободном
университете в качестве доцента.
Кроме того, был приглашен в члены Чешского славянского института (основанного
при Чешской Академии наук). Был членом ученого совета Русского заграничного
исторического архива в Праге, находившегося в ведении Чешского министерства
иностранных дел.
Пушкарев входил также в состав Научно-исследовательского объединения,
издававшего свои "Записки".
Принимал участие и в Русском историческом обществе в Праге. На заседаниях этого
общества он прочел два доклада: "Принципы торговой и промышленной политики Петра
Великого" и "Посошков и его значение в истории русской культуры".
За эти и последующие годы Пушкарев напечатал целый ряд научных работ [1].
2 сентября 1927 года Пушкарев женился на Юлии Тихоновне Поповой (скончалась в
Америке 19 августа 1961 года). В 1929 году у них родился сын Борис.
Весной 1939 года Прага была оккупирована немецкой армией. Чешский университет
был закрыт. Русский свободный университет попал под немецкий контроль. Весной
1945 года Советская армия подошла к Праге с востока, а американская приближалась
с запада. Пушкареву с семьей удалось уйти в американскую зону.
Во время пребывания в лагерях перемещенных лиц Пушкарев был директором и
преподавателем средней школы для русских детей.
В 1949 году УНРРА начала перевозку беженцев из немецких лагерей в Америку.
Пушкаревы приехали в Нью-Хэвен 21 июля 1949 года. В 1950 году Сергей Германович
был назначен преподавателем русского языка в Йельском университете
(Yale University). Выйдя на пенсию в 1953 году, он продолжал при университете
заниматься историческими исследованиями до 1976 года.
С. Г. Пушкарев скончался 22 января 1984 года на 96-м году жизни.
Печатается по: Записки Русской Академической Группы в США. Т. VIII.
Нью-Йорк, 1974.
Русские Академические Группы начали образовываться в разных странах Западной
Европы, куда после перехода власти к советскому правительству судьба забросила
профессоров и приват-доцентов русских высших учебных заведений: в Белграде,
Праге, Берлине и Париже.
Возникновение Русской Академической Группы в Америке относится к 1948 году, когда
после Второй мировой войны сюда стали прибывать лица, работавшие в высших учебных
заведениях и научных учреждениях России, Советского Союза и отдельных западноевропейских
государств. Вначале Русская Академическая Группа являлась секцией Association of American Foreign Scholars
(Объединения американских иностранных ученых), куда входили главным образом выходцы из стран
за "железным занавесом".
В настоящее время в состав Группы входят преимущественно лица, работающие в
колледжах и университетах Америки и Канады, а также вышедшие на покой за
выслугой лет, но все же продолжающие свою научную деятельность. Начиная с 1967
года в Нью-Йорке ежегодно выходит сборник статей "Записки Русской Академической
Группы в США".
См.: Contemporary authors. Vol. 7-8. 1965, Gale Research Company: Detroit,
Michigan.
Пушкарев Сергей Германович
Историография Русской Православной Церкви
(отрывок)
Предисловие
..."Скончавшийся в июне 1973 года профессор Георгий Владимирович Вернадский был
поистине патриархом в области современной науки русской истории. Смерть не
позволила ему закончить последний большой труд его жизни - очерки развития
русской исторической науки. Среди последних оставшихся ненаписанными им глав
была и глава об историографии Российской Церкви.
В бумагах Г. В. мы нашли написанный им текст только о двух - наиболее выдающихся
- историках Русской Церкви - о митрополите Макарии и профессоре Е. Е. Голубинском.
Редакция "Записок" решила напечатать эти последние его страницы в
том виде, как они вышли из-под пера его, а мне поручила написать общий очерк
историографии Русской Церкви.
Этот очерк мне пришлось писать самому, по своему плану и своему разумению,
используя для этого свои ранее "накопленные" выписки из литературы и дополняя их
из обширного книжного богатства библиотеки Йельского университета.
Мой настоящий очерк имеет ограниченную задачу: я излагаю историографию Русской
Православной Церкви и - вкратце - историографию старообрядчества (по-старому
"раскола") и не касаюсь необъятного множества изданий первоисточников русской
церковной истории, богословских сочинений, обширной области церковного искусства
(архитектуры, живописи и пения) и истории русского сектантства (старообрядцы не
включаются в понятие сектантов).... "
Пушкарев Сергей Германович
Историография старообрядчества
Прежде чем представить читателю краткий очерк историографии старообрядчества,
надлежит напомнить о тех религиозно-обрядовых разногласиях, которые раскололи
Русскую Церковь в середине XVII века, и о религиозно-национальной психологии
русского общества того времени, которая сделала этот раскол возможным (или
неизбежным).
Перечислим те богослужебно-обрядовые особенности, которыми отличалась старая
вера от текстов и обрядов, которые были приняты Православной Церковью после
исправления Патриархом Никоном (по греческим образцам) церковно-богослужебных
книг.
Двуперстное (а не трехперстное) крестное знамение. Сугубая, то есть двойная (а
не тройная) "Аллилуия". Имя Христа Исус, а не Иисус. Литургия должна совершаться
на 7 (а не на 5) просфорах. Во 2-м члене Символа веры: "...Иисуса Христа, Сына
Божия, рожденна, а не сотворенна", союз "а" выпущен. В 7-м члене Символа веры о
Сыне Божием: "...Его же царствию несть конца" (по исправлении "...не будет
конца"). В 8-м члене Символа веры: "...в Духа Святаго, Господа истиннаго и
животворящаго" (слово "истиннаго" выпущено). В пасхальной молитве: "...смертию
на смерть наступи" ("...смертию смерть поправ"). В молитве о водосвятии:
"...освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем" (слова "и огнем" выпущены).
Богослужение должно совершаться только по старым (дониконовским) книгам. При
хождении крестного хода вокруг церкви надлежит идти "посолонь", по солнцу, то
есть с востока на запад, а не наоборот.
Были еще некоторые отличия в числе поклонов при богослужении, в церковных
облачениях, в иконописании. В области бытовой старообрядцы отрицали и порицали
подражание западным обычаям и одежде - брадобритие, курение табаку и т. д. В
области церковно-общественной жизни старообрядцы считали пороком господствующей
Церкви назначение приходских священников епархиальной властью в отмену прежнего
обычая выбора кандидатов во священство прихожанами.
Для современного читателя может казаться странным: как могли столь
незначительные различия в текстах и обрядах породить непримиримый раскол и
вековую междоусобную вражду и борьбу в Российской Церкви и государстве? Здесь
надо прежде всего указать на две особенности национально-религиозной психологии
московского общества ХVI-ХVII веков.
Русское благочестие этого времени, по признанию и церковных, и светских
историков, носило более внешнеобрядовый, чем религиозно-нравственный характер.
По выражению популярного историка середины XIX века Н. И. Костомарова,
"Православие действовало на русского человека не в качестве учения, а в качестве
обычая", и его бережно сохраняли как обычай, унаследованный от предков и
неизменяемый ("во веки веков"). Или, по выражению выдающегося историка Русской
Церкви Е. Е. Голубинского, "раскол старообрядчества возник у нас из-за того, что
предки наши приравняли обряды и обычаи церковные к догматам веры", и на это
"обрядоверие" как на характерную черту древнерусской религиозности постоянно
указывают историки [1].
Кроме обрядоверия весьма важной чертой религиозно-национальной психологии
московского церковного общества в XVI и в первой половине XVII века было
убеждение в величии и святости Русской земли. С середины XV века Русская
Церковь, бывшая дотоле формально одной из митрополий под властью
Константинопольского Патриарха, стала независимой от Церкви Греческой, а
государство Московское переживало в ХV-ХVI веках полосу огромных
внешнеполитических успехов: свержение татарского ига, объединение всех
территорий Великороссии под властью Московского государя, завоевание огромной
территории трех татарских царств - Казанского, Астраханского и Сибирского.
Авторитет Церкви Греческой значительно упал в глазах Москвы после присоединения
ее к Флорентийской унии (1439), а взятие Константинополя турками (1453)
рассматривалось в Москве как Божие наказание Византии, впавшей в "латинскую
ересь". Ныне все православные царства на Балканах стали провинциями Турецкой
империи, а Восточные Патриархи - рабами турецкого султана. Тогда на Руси
возникает гордая теория: после падения Второго Рима - Византии - Москва
становится Третьим и Вечным Римом ("а четвертому не быть"), становится главою и
покровителем всего Православия, а Русь признается и характеризуется как Святая
Русь, как избранный Богом "новый Израиль" и как единственная хранительница
истинного Православия во всей его непорочной чистоте (совокупность этих идей
ярко выражена в писаниях основателя и апостола старообрядчества протопопа
Аввакума).
Связь Москвы с Православным Востоком не прекращается, но она получает совершенно
иной характер: греческие иерархи и другие духовные лица часто приезжают в
Москву, но не как наставники и учители, а как просители и получатели
"государевой милостыни". Мало того, в Москве подозревают, что греческое
Православие, и в частности богослужебная практика, "испорчены" под влиянием
"латинской ереси" и турецкого порабощения. Естественно, пишет Н. Ф. Каптерев,
что церковная реформа Никона (то есть исправление текстов и обрядов по греческим
образцам) "должна была нанести смертельный удар исторически сложившимся
представлениям русских о своем религиозном превосходстве над всеми другими
народами, и в частности над греками", и "вызвала в приверженцах и поклонниках
русской церковной старины сильный протест".
Движение протеста возглавил, по выражению С. М. Соловьева, "богатырь-протопоп"
Аввакум. То, что конфликт между реформаторами и их противниками с самого начала
принял такой острый и резкий характер, объясняется помимо указанных выше общих
причин личным характером вождей двух борющихся партий: Никон и Аввакум были оба
люди с сильным характером, с неукротимой энергией, с непоколебимой уверенностью
в собственной правоте, с несклонностью и неспособностью к уступкам и
компромиссам.
Патриарх Никон был преисполнен сознанием величия своей архиерейской власти,
которая в его представлении была превыше всякой светской власти, включая власть
царскую. Всякое сопротивление или хотя бы только неповиновение высшей церковной
власти Патриарх рассматривал как преступление и готов был подавить его всякими
средствами. По выражению Н. И. Костомарова, "с вопросом реформы Никон поступал,
как военачальник с военным делом: приказано, и надо исполнять, а за непослушание
следовала тяжелая кара".
Между тем главный противник Никона, протопоп Аввакум Петрович (из города
Юрьевца), был непоколебимо убежден в правоте своих старозаветных религиозных
взглядов и не обнаруживал ни малейшего желания исполнять "нечестивые" приказания
религиозных реформаторов. Патриарха Никона Аввакум считает и именует "борзым
кобелем, отступником и еретиком", а "с еретиком какой мир? Бранися (т. е.
борись) с ним и до смерти, не повинуйся его уму развращенному". При таком
настроении двух противных сторон ни примирение, ни соглашение между ними не были
возможными. Церковный Собор 1666-1667 годов (уже после падения Никона) проклял
старообрядцев как еретиков и отлучил их от Церкви, светская власть пришла на
помощь церковной для искоренения "ереси", и эта прискорбная междоусобная борьба
омрачала историю Русской Церкви и русского народа в течение последовавших двух
столетий.
Весьма важным источником для истории возникновения раскола и для русской
церковной истории вообще является автобиография протопопа Аввакума: "Житие
протопопа Аввакума, им самим написанное". Это не только важный памятник
церковной истории, но и замечательное литературное произведение, написанное
живым и выразительным народным языком [2]. Житие Аввакума сохранилось во многих
рукописных списках и в ХIХ-ХХ веках было многократно издано и переиздано. Ввиду
важности Жития для истории Церкви и литературы я приведу ряд его изданий: Н.
Тихонравов. Летописи русской литературы. Т. III. Отд. II. М., 1861. С. 117-173;
Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. V / Под ред.
Н. Субботина. С. 1-113, М., 1879; А. К. Бороздин. Протопоп Аввакум. 2-е изд.
СПб., 1900. Приложение No 25. С. 71-116; Памятники первых лет русского
старообрядчества / Под ред. Я. Л. Барскова. СПб., 1912. С. 163-228; Житие
протопопа Аввакума, им самим написанное. Изд. Импер. Археографической комиссии /
Под ред. В. Г. Дружинина. Петроград, 1916; Русская Историческая Библиотека. Т.
39. Изд. Историко-археографической комиссии АН СССР. Ленинград, 1927: Памятники
истории старообрядчества XVII в. Кн. 1-я. Вып. 1: Житие протопопа Аввакума в
трех редакциях, с предисловием Я. Л. Барскова, столбцы 1-240; Протопоп Аввакум.
Житие. Челобитные к царю. Переписка с боярыней Морозовой. Париж, 1951; Житие
протопопа Аввакума и другие его сочинения / Под ред. Н. К. Гудзия. М., 1960 [3]<.
В течение второй половины XIX и в XX веке было издано множество памятников и
материалов по истории старообрядчества и сектантства под редакцией Я. Л.
Барскова, Е. В. Барсова, В. Д. Бонч-Бруевича, В. Г. Дружинина, Н. Попова, Н. И.
Субботина [4].
При существовании строгой цензуры, то есть до конца царствования Императора
Николая I (1855), авторы-старообрядцы (или сочувствовавшие расколу) не могли
легально издавать свои богословские или исторические книги, и история раскола
трактовалась только в исторических или полемических сочинениях православных
авторов "духовного сословия".
Начало этого рода литературе было положено трудом митрополита Ростовского
Димитрия (Туптало, 1651-1709) под заглавием: "Розыск о раскольнической брынской
вере, о учении и о делах их, в котором показано, яко вера их не права, учение их
душевредно и дела их не богоугодны". Митрополит Димитрий окончил свой труд
незадолго до своей смерти (1709), а издан он был впервые в 1745 году, а в новом
издании книга эта (напечатанная в Mосковской Cинодальной типографии) вышла в
1803 году. Заглавие книги митрополита Димитрия достаточно ясно говорит о ее
содержании и цели.
В течение первой половины XIX века появилось несколько сочинений духовных
авторов, направленных на обличение раскола, а в конце этого периода (1855) вышла
книга епископа Винницкого и ректора Петербургской Духовной академии Макария
(впоследствии митрополита Московского и автора монументальной "Истории Русской
Церкви"): "История русского раскола, известного под именем старообрядства"
(СПб., 1855). В первой части книги автор рассматривает "семена и зародыши"
раскола, то есть религиозные разномыслия, начиная с XV века, потом подробно
излагает историю раскола, начавшегося в 1667 году. Книга полна фактического
содержания, лишена острополемического тона и заканчивается молитвенным
пожеланием о воссоединении раскольников с Православною Церковью.
Книги духовных авторов трактовали раскол только с точки зрения религиозных
разногласий между православными и раскольниками. Совершенно новый подход к
истории раскола дается в книге казанского профессора А. П. Щапова: "Русский
раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием Русской
Церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII века: Опыт
исторического исследования о причинах происхождения и распространения раскола"
(Казань, 1859). Я приведу несколько цитат из предисловия к книге Щапова, ибо
книга эта послужила исходным пунктом для новой трактовки раскола в русской
исторической и публицистической литературе. Автор признает, что "главным
первоначальным источником раскола" была "суеверная привязанность" (московского
общества) к одной внешней обрядности без духа веры, но указывает и иные причины
успешного распространения раскола: "Церковно-гражданский демократизм раскола под
покровом мистико-апокалиптического символизма, отрицание реформы Петра Великого,
восстание против иноземных начал русской жизни, против Империи и правительства,
смелый протест против подушных переписей, податей и "даней многих", против
рекрутства, крепостного права, областного начальства и т. п. - это
многознаменательное выражение народного взгляда на общественный и
государственный порядок России, проявление недовольства низших классов народа,
плод болезненного, страдательного, раздраженного состояния духа народного"
(предисловие, с. II). Впрочем, раскол сам по себе не внушает Щапову особых
симпатий: он есть "темная сторона нравственного и общественного развития нашего
народа, плод и выражение крайней недостаточности нравственного влияния
духовенства на народ и отсутствия народного просвещения и воспитания". Сила
раскола, по мнению Щапова, заключается не в его внешнем характере как
религиозно-обрядовой секты, "сила русского раскола заключается главным образом в
его религиозно-гражданском демократизме", "когда он перешел из сферы собственно
церковной в сферу гражданской народной жизни" (с. 55). При Петре Великом "раскол
еще более усилился, осложнился и явно и окончательно принял характер
религиозно-национально-демократический" (с. 103); "принял характер
народно-демократической оппозиции против преобразования России в европейскую
империю, против нового европейского устройства и направления внутренней жизни
России" (с. 131). "Как отколок древней отжившей России раскол окончательно отпал
от новой, Петром Великим устроенной России". И в предисловии к своему труду
Щапов пишет: "В расколе сохранился, так сказать, окаменелый отколок древней
России".
В нескольких главах своего труда Щапов описывает исторически сложившиеся
слабости и недостатки церковной, общественной и государственной жизни России,
способствовавшие возникновению и распространению раскола.
Однако, как видно из приведенных выше цитат, Щапов в это время не считал раскол
положительным и прогрессивным явлением, а в споре Аввакума и Никона он явно
стоит на стороне последнего: "Вселенские Патриархи все единодушно и единогласно
одобрили и утвердили великое дело Патриарха Никона и самого его признали великим
ревнителем Церкви Православной" (с. 53), Никон был "наш великий пастырь, истинно
замечательный гений своего века" (с. 56), "строгий ревнитель правды" (с. 339),
устроитель благолепия в церквах и благочиния в церковном богослужении (с. 320, 331 и др.).
Если в 1855-1858 годах Щапов характеризовал раскол как "окаменелый отколок
отжившей России", то в течение немногих ближайших лет его убеждения значительно
передвинулись в сторону демократического народничества. В брошюре "Земство и
раскол" (СПб., 1862) Щапов понимает земство в народническо-славянофильском духе,
как всю народную массу, противопоставляемую правительству и высшим сословиям (на
официальном языке XVIII-XIX веков эта масса называлась податными сословиями, в
отличие от высших сословий, не плативших подушной подати). В ХVII-ХVIII веках
"тяглые земские люди, - пишет Щапов, - чувствовали скорбь и тяготу от тягла
государевой казны, от злоупотреблений государевых чиновников, от насилия бояр"
(с. 3). Раскол есть "могучая, страшная общинная оппозиция податного земства,
массы народной против всего государственного строя - церковного и гражданского"
(с. 28). Расколоучители и последователи раскола "появились во всех слоях массы
народной", включая богатых купцов, которые своими капиталами поддерживали,
устраивали и усиливали раскольничьи общины (с. 35).
Здесь раскол представляется уже не "окаменелым отколком древней России" (как в
предисловии к книге, изданной в 1859 году), а могучим оппозиционным движением
народной массы против политического, социального и церковного угнетения [5].
Знатоком религиозной жизни и домашнего быта раскольников был известный
писатель-этнограф Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский) (1819-1883). По
должности чиновника (для) особых поручений при нижегородском губернаторе (в
царствование Николая I) он принимал непосредственное участие в правительственном
надзоре над раскольниками и близко изучил их жизнь и характер и по
документальным данным, и по личным наблюдениям. Будучи по должности одним из
притеснителей раскола, Мельников по окончании мрачного николаевского
царствования высказался (в официальной записке о состоянии раскола) за политику
полной терпимости в отношении раскола и раскольников и в статье 1868 года писал,
что при гражданском равноправии и при развитии народного образования раскол
постепенно уничтожится: "...при том непременном условии, что система стеснений,
оказавшаяся на опыте лишь способствовавшею к умножению раскольников и к усилению
фанатизма раскола, никогда и ни в каком виде не будет восстановляема" (Полн.
соб. соч. 2-е изд. 1909. Т. VII. С. 409).
В 1864 году вышла монография П. И. Мельникова "Исторические очерки поповщины"
(включенная в VII том его сочинений, изданных в 1909 году). Написанная в
популярно-литературном стиле, она, однако, обильно документирована
многочисленными примечаниями с обширными цитатами из официальных источников и
раскольничьих сочинений. Особенно подробно излагает автор "искание архиерейства"
старообрядцами-"поповцами" и историю Старообрядческого (Рогожского) кладбища в
Москве, бывшего в течение первой половины XIX века духовным и экономическим
средоточием "поповщины". Во главе стояла группа богатых московских купцов,
владевших фабриками, заводами и торговыми предприятиями и придававших "старой
вере" значительный социально-экономический вес и влияние в окружающей среде.
Бережливые, расчетливые, осторожные, противники роскоши и мотовства, они
приумножали свои богатства, и "дети их не превращались из купцов, ворочавших
миллионами, в промотавшихся дворян" (с. 207).
В 70-х годах П. И. Мельников выпустил в нескольких частях обширную серию бытовых
очерков под заглавиями: "В лесах" и "На горах", содержащих, в беллетристической
форме, подробное описание религиозных верований, быта и нравов старообрядцев и
сектантов Поволжья ("В лесах") и Приуралья ("На горах"). В полном собрании его
сочинений (1909) очерки "В лесах" составляют т. 2-3, "На горах" - т. 4-5. Тома
эти были переизданы в 1963 году в московском (неполном) собрании сочинений П. И.
Мельникова. (см. на нашей стр. ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi.russiantext.com)
Неразумные, неморальные и несправедливые преследования, которым подвергала
старообрядцев государственная и церковная власть, вызывали интерес и симпатию к
ним и тех кругов позитивистской, либеральной и революционной интеллигенции, для
которых было совершенно чуждо крепкое религиозное ядро старообрядчества. В 1870
году в Петербурге вышла книга В. В. Андреева "Раскол и его значение в народной
русской истории". Автор начинает свое предисловие словами: "Последователи
раскола - бесспорно, вместе и представители нашего земства, нашей народной
массы. Представители раскола - самая трезвая, работящая, промышленная и