Пушкин Александр Сергеевич

Стихотворения неизвестных годов

А.С. Пушкин

Полное собрание сочинений с критикой

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ГОДОВ (1813-1817)

СТАРИК.

(ИЗ МАРОТА).

Уж я не тот Философ страстный, Что прежде так любить умел, Моя весна и лето красно Ушли - за тридевять земель! Амур, свет возраста златого! Богов тебя всех боле чтил: Ах! естьли б я родился снова, Уж так ли бы тебе служил.

К ДЕЛИИ.

О Делия драгая!

Спеши, моя краса;

Звезда любви златая

Взошла на небеса; Безмолвно месяц покатился; Спеши, твой Аргус удалился, И сон сомкнул его глаза.

Под сенью потаенной

Дубравной тишины,

Где ток уединенный

Сребристыя волны Журчит с унылой Филомелой, Готов приют любви веселый И блеском освещен луны.

Накинут тени ночи

Покровы нам свои,

И дремлют сени рощи,

И быстро миг любви Летит, - я весь горю желаньем, Спеши, о Делия! свиданьем, Спеши в объятия мои.

ДЕЛИЯ.

Ты ль передо мною, Делия моя! Разлучен с тобою Сколько плакал я! Ты ль передо мною, Или сон мечтою Обольстил меня?

Ты узнала ль друга? Он не то, что был: Но тебя, подруга! Вс° ж не позабыл И твердит унылый: "Я любим ли милой, Как бывало был?"

Что теперь сравнится С долею моей! Вот слеза катится По щеке твоей Делия стыдится?... Что теперь сравнится С долею моей!

ФАВН И ПАСТУШКА. КАРТИНЫ.

С пятнадцатой весною, Как лилия с зарею, Красавица цветет; И томное дыханье, И взоров томный свет, И груди трепетанье, И розы нежный цвет Вс° юность изменяет. Уж Лилу не пленяет Веселый хоровод: Одна у сонных вод, В лесах она таится, Вздыхает и томится, И с нею там Эрот. Когда же ночью темной Ее в постеле скромной Застанет тихий сон, С волшебницей мечтою; И тихою тоскою Исполнит сердце он И Лила в сновиденьи Вкушает наслажденье И шепчет "О Филон!"

II. Кто там, в пещере темной, Вечернею порой, Окован ленью томной Покоится с тобой? Итак, уж ты вкусила Все радости любви; Ты чувствуешь, о Лила, Волнение в крови, И с трепетом, смятеньем, С пылающим лицом, Ты дышешь упоеньем Амура под крылом. О жертва страсти нежной, В безмолвии гори! Покойтесь безмятежно До пламенной зари. Для вас поток игривый Угрюмой тьмой одет, И месяц молчаливый Туманный свет лиет; Здесь розы наклонились Над вами в темный кров; И ветры притаились, Где царствует любовь...

III. Но кто там, близ пещеры В густой траве лежит? На жертвенник Венеры С досадой он глядит; Нагнулась меж цветами Косматая нога; Над грустными очами Нависли два рога. То Фавн, угрюмый житель Лесов и гор крутых, Докучливый гонитель Пастушек молодых. Любимца Купидона Прекрасного Филона Давно соперник он.... В приюте сладострастья Он слышит вздохи счастья И неги томный стон. В безмолвии несчастный Страданья чашу пьет, И в ревности напрасной Горючи слезы льет. Но вот ночей царица Скатилась за леса, И тихая денница Румянит небеса; Зефиры прошептали И фавн в дремучий бор Бежит сокрыть печали В ущельях диких гор.

IV. Одна поутру Лила Нетвердою ногой Средь рощицы густой Задумчиво ходила. "О, скоро ль, мрак ночной, С прекрасною луной Ты небом овладеешь? О, скоро ль, темный лес, В туманах засинеешь На западе небес?" Но шорох за кустами Ей слышится глухой, И вдруг - сверкнул очами Пред нею бог лесной! Как вешний ветерочек, Летит она в лесочек: Он гонится за ней. И трепетная Лила Все тайны обнажила Младой красы своей; И нежна грудь открылась Лобзаньям ветерка, И стройная нога Невольно обнажилась. Порхая над травой, Пастушка робко дышет; И Фавна за собой Вс° ближе, ближе слышит. Уж чувствует она Огонь его дыханья... Напрасны все старанья: Ты Фавну суждена! Но шумная волна Красавицу сокрыла: Река - ее могила... Нет! Лила спасена.

V. Эроты златокрылы И нежный Купидон На помощь юной Лилы Летят со всех сторон; Все бросили Цитеру, И мирных с°л Венеру По трепетным волнам Несут они в пещеру Любви пустынный храм. Счастливец был уж там. И вот уже с Филоном Веселье пьет она, И страсти легким стоном Прервалась тишина... Спокойно дремлет Лила На розах нег и сна, И луч свой угасила За облаком луна.

VI. Поникнув головою, Несчастный бог лесов Один с вечерней тьмою Бродил у берегов: "Прости, любовь и радость! Со вздохом молвил он: В печали тратить младость Я роком осужден!" Вдруг из лесу румяный, Шатаясь, перед ним Сатир явился пьяный С кувшином круговым; Он смутными глазами Пути домой искал И козьими ногами Едва переступал; Шел, шел и натолкнулся На Фавна моего, Со смехом отшатнулся, Склонился на него.... "Ты ль это, брат любезный? Вскричал Сатир седой: В какой стране безвестной Я встретился с тобой?" "Ах! - молвил Фавн уныло: Завяли дни мои! Вс°, вс° мне изменило, Несчастен я в любви". "Что слышу? От Амура Ты страждешь и грустишь, Малютку-бедокура И ты боготворишь? Возможно ль? Так забвенье В кувшине почерпай, И чашу в утешенье Наполни через край!" И пена засверкала И на краях шипит, И с первого фиала Амур уже забыт.

VII. Кто ж, дерзостный, владеет Твоею красотой? Неверная, кто смеет Пылающей рукой Бродить по груди страстной, Томиться, воздыхать И с Лилою прекрасной В восторгах умирать? Итак, ты изменила? Красавица, пленяй, Спеши любить, о Лила! И снова изменяй.

VIII. Прошли восторги, счастье, Как с утром легкий сон; Где тайны сладострастья? Где нежный Палемон? О Лила! вянут розы Минутныя любви: Познай же грусть и слезы, И ныне терны рви. В губительном стремленьи За годом год летит, И старость в отдаленьи Красавице грозит. Амур уже с поклоном Расстался с красотой, И вслед за Купидоном Веселья скрылся рой. В лесу пастушка бродит Печальна и одна: Кого же там находит? Вдруг Фавна зрит она. Философ козлоногий Под липою лежал И пенистый фиал, Венком украсив роги, Лениво осушал. Хоть Фавн и не находка Для Лилы прежних дет, Но вздумала красотка Любви раскинуть сеть: Подкралась, устремила На Фавна томный взор И, слышал я, клонила К развязке разговор. Нo Фавн с улыбкой злою, Напеня свой фиал, Качая головою, Красавице сказал: "Нет, Лила! я в покое Других, мой друг, лови; Есть время для любви, Для мудрости - другое. Бывало я тобой В безумии пленялся, Бывало восхищался Коварной красотой. И сердце, тлея страстью, К тебе меня влекло. Бывало.... но, по счастью, Что было - то прошло".

ПОГРЕБ.

О сжальтесь надо мною, Товарищи друзья! Красоткой удалою В конец измучен я.

Всечасно я тоскую, Горька моя судьба, Несите ж круговую, Откройте погреба.

Там, там во льду хранится Бутылок гордый строй, И портера таится Боченок выписной.

Нам Либер, заикаясь, К нему покажет путь, Пойдемте все, шатаясь, Под бочками заснуть!

В них сердца утешенье, Награда для певцов, И мук любви забвенье, И жар моих стихов.

* * *

И останешься с вопросом На брегу замерзлых вод: "Мамзель Шредер с красным носом Милых Вельо не ведет?"

* * *

От всенощной вечор идя домой, Антипьевна с Марфушкою бранилась; Антипьевна отменно горячилась. "Постой, - кричит, - управлюсь я с тобой; Ты думаешь, что я уж позабыла Ту ночь, когда, забравшись в уголок, Ты с крестником Ванюшкою шалила? Постой, о всем узнает муженек!" - Тебе ль грозить! - Марфушка отвечает: Ванюша - что? Ведь он еще дитя; А сват Трофим, который у тебя И день, и ночь? Весь город это знает. Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна, А всякого словами разобидишь; В чужой.... соломинку ты видишь, А у себя не видишь и бревна.

* * *

Я сам в себе уверен, Я умник из глупцов, Я маленькой Каверин, Лицейской Молоствов.

* * *

COUPLETS.

Quand un poиte en son extase Vous lit son ode ou son bouquet, Quand un conteur traоne sa phrase, Quand on йcoute un perroquet, Ne trouvant pas le mot pour rire, On dort, on baille en son mouchoir, On attend le moment de dire: Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Mais tкte-а-tкte avec sa belle, Ou bien avec des gens d'esprit, Le vrai bonheur se renouvelle, On est content, l'on chante, on rit. Prolongez vos paisibles veilles, Et chantez vers la fin du soir A vos amis, а vos bouteilles: Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Amis, la vie est un passage Et tout s'йcoule avec le temps, L'amour aussi n'est qu'un volage, Un oiseau de notre printemps; Trop tфt il fuit, riant sous cape C'est pour toujours, adieu l'Espoir! On ne dit pas dиs qu'il s'йchappe: Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Le temps s'enfuit triste et barbare Et tфt ou tard on va lа-hout. Souvent - le cas n'est pas si rare Hasard nous sauve du tombeau. Des maux s'йloignent les cohortes Et le squelette horrible et noir S'en va frappant а d'autres portes: Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Mais quoi? je sens que je me lasse En lassant mes chers auditeurs, Allons, je descends du Parnasse Il n'est pas fait pour les chanteurs, Pour des couplets mon feu s'allume, Sur un refrain j'ai du pouvoir, C'est bien assez - adieu, ma plume! Jusqu'au plaisir de nous revoir.

ЭПИГРАММА.

"Скажи, что нового". - Ни слова.

"Не знаешь ли, где, как и кто?" - О братец, отвяжись - я знаю только тo,

Что ты дурак... но это уж не ново.

* * *

"Больны вы, дядюшка? Нет мочи, Как беспокоюсь я! три ночи, Поверьте, глаз я не смыкал". "Да, слышал, слышал: в банк играл.

НАДПИСЬ К БЕСЕДКЕ.

С благоговейною душой Приближься, путник молодой, Любви к пустынному приюту. Здесь ею счастлив был я раз В восторге пламенном погас. И время самое для нас Остановилось на минуту.

* * *

Вот Виля - он любовью дышет,

Он песни пишет зло, Как Геркулес, сатиры пишет,

Влюблен, как Буало.

НА ГР. А. К. РАЗУМОВСКОГО.

Ах! боже мой, какую

Я слышал весть смешную: Разумник получил ведь ленту голубую.

- Бог с ним! я недруг никому: Дай бог и царствие небесное ему.

НА БАБОЛОВСКИЙ ДВОРЕЦ.

Прекрасная! пускай восторгом насладится В объятиях твоих российский полубог.

Что с участью твоей сравнится? Весь мир у ног его - здесь у твоих он ног.

* * *

Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия. Слог дурен, темен, напыщен И тяжки словеса пустые.

ЭПИГРАММА НA СМЕРТЬ СТИХОТВОРЦА.

Покойник Клит в раю не будет: Творил он тяжкие грехи. Пусть бог дела его забудет, Как свет забыл его стихи!

ПОРТРЕТ.

Вот карапузик наш, монах,

Поэт, писец и воин. Всегда, за вс°, во всех местах,

Крапивы он достоин: С Мартыном поп он записной,

С Фроловым математик; Вступает Энгельгардт-герой

И вмиг он дипломатик.

СРАВНЕНИЕ.

Не хочешь ли узнать, моя драгая, Какая разница меж Буало и мной? &_0003_164_039_1

НА ПУЧКОВУ.

Пучкова, право, не смешна:

Пером содействует она Благотворительным газет недельных видам, Хоть в смех читателям, да в пользу инвалидам.

ТВОЙ И МОЙ.

Бог весть, за что философы, пииты На твой и мой давным-давно сердиты. Не спорю я с ученой их толпой, Но и бранить причины не имею То. что дарит мне радость и покой. Что, ежели б ты не была моею? Что, ежели б я не был, Ниса, твой?

* * *

Тошней идиллии и холодней чем ода, От злости мизантроп, от глупости поэт Как страшно над тобой забавилась природа,

Когда готовила на свет. Боишься ты людей, как черного недуга, О жалкой образец уродливой мечты! Утешься, злой глупец! иметь не будешь ты

Ввек ни любовницы ни друга.

ОТРЫВКИ

1814

***

Мы недавно от печали, Пущин, Пушкин, я, барон, По бокалу осушали И Фому прогнали вон.

1816.

НОЭЛЬ НА ЛЕЙБ-ГУСАРСКИЙ ПОЛК. (1)

В конюшнях Левашова

Рождается Христос.

Звезда сияет снова,

Вс° с шумом понеслось. ....................................................

Иосиф отпер ворота:

"........ потише, господа,

Ведь вы здесь не в харчевне".

Христос спросил косого:

"...................................."

......................................

"Из Голубцовых я!" ...... вскричал Спаситель удивленный:

"........ его обнять готов.

Он мне сказал: "я из глупцов",

Вот малый откровенный".

.......................................

.......................................

Изрек хлыстом махая

Полковник филантроп.

.......................................

Я славной Пукаловой друг

.............. - хоть тысячи услуг.

..............................................

Вдруг сабля застучала,

Сияет аксельбант,

Лихого генерала

Вбегает адъютант. "..................... - мой генерал доволен,

Что, здесь..................Христос живет?

.........................а сам он не придет,

От дев немного болен".

Примечания (1)многоточиями обозначен несохранившийся текст

DUBIA.

ДВУМ АЛЕКСАНДРАМ ПАВЛОВИЧАМ.

Романов и Зернов лихой,

Вы сходны меж собою: Зернов! хромаешь ты ногой,

Романов головою. Но что, найду ль довольно сил

Сравненье кончить шпицом? Тот в кухне нос переломил,

А тот под Австерлицом.

ГАРАЛЬ И ГАЛЬВИНА.

Взошла луна над дремлющим заливом, В глухой туман окрестности легли; Полночный ветр качает корабли И в парусе шумит нетерпеливом. Взойдет заря - далек их будет строй. Остри свой меч, воитель молодой!

Где ты, Гараль? Печальная Гальвина Ждет милого в пещерной темноте. Спеши, Гараль, к унылой красоте! Заря блеснет, - и гордая дружина Умчится вдаль, грозящая войной. Где ты, где ты, воитель молодой?

Гальвина с ним. О, сколько слез печали, И сколько слез восторгов и любви! Но край небес бледнеет, и в дали Редеет тень. Уж латы зазвучали; Близка заря; несется шум глухой... Что медлишь ты, воитель молодой?

Призывному Гальвина клику внемлет, Тоски, надежд и робости полна, Едва дыша, разлуки ждет она: Но юноша на персях девы дремлет. Призывы битв умолкли за горой, Не слышал их воитель молодой.

Уже суда покинуть брег готовы, К ним юноши с веселием бегут; Прощальну длань подругам подают; Златой зари раскинулись покровы; Но, утомлен любовью и тоской, Покоится воитель молодой.

Пылает день. Он открывает очи Гальвина мнит ласкающей рукой Сокрыть от глаз досадный свет дневной. "Прости, пора! сокрылись тени ночи; Спешу к мечам!" воскликнул - и стрелой Летит на брег воитель молодой.

Но тихо вс°, лишь у пустого брега Подъемлется шумящая волна; Лишь дева там, печальна и бледна, И вдалеке плывут ладьи набега. О, для чего печальной красотой Пленялся ты, воитель молодой?

Она в слезах; в немой воитель думе. "О милый друг! о жизнь души моей! Что слава нам? что делать средь мечей? Пускай другой несется в бранном шуме; Но я твоя, ты вечно, вечно мой!... Забудь войну, воитель молодой!"

Гараль молчал. Надменное ветрило Его звало к брегам чужой земли; Но с бурею так быстро корабли Летели вдаль, и дева так уныло Его влекла трепещущей рукой... Вс°, вс° забыл воитель молодой!

И он у ног своей подруги нежной Сказал: "Пускай гремят набег и брань: Забыла меч ослабленная длань!" Их дни слились в отраде безмятежной; Лишь у брегов терзаемых волной Дрожа, краснел воитель молодой.

Но быстро дни восторгов пролетели. Бойцы плывут к брегам родной земли; Сыны побед с добычей притекли, И скальды им хваленья песнь воспели. Тогда поник бесславною главой На пиршествах воитель молодой.

Могучие наперсники судьбины К ногам невест повергли меч и щит; Кровавый меч героев не лежит У ног одной оставленной Гальвины. Красавица вздохнула, - и другой Ее пленил воитель молодой.

С тех пор один бродил Гараль унылый; Умолк его веселый прежде глас, Лишь иногда в безмолвный ночи час Уединен шептал он имя милой. Война зажглась, - и встречи роковой Пошел искать воитель молодой.

ИСПОВЕДЬ БЕДНОГО СТИХОТВОРЦА.

Священник. Кто ты, мой сын?

Стихотворец.

Отец, я бедный однодворец, Сперва подьячий был, а ныне стихотворец. Довольно в целый год бумаги исчертил; Пришел покаяться - я много нагрешил.

Священник. Поближе; наперед скажи мне откровенно, Намерен ли себя исправить непременно?

Стихотворец. Отец, я духом слаб, не смею слова дать.

Священник. Старался ль ты закон господний соблюдать И кроме Вышнего не чтить другого бога?

Стихотворец. Ах, с этой стороны я грешен очень много; Мне богом было - я, любви предметом - я,

я заключалися и братья и друзья,

Лишь я был мой и царь и демон обладатель; А что всего тошней, лишь я был мой читатель.

Священник. Вторую заповедь исполнил ли, мой сын?

Стихотворец. Кумиров у меня бывало не один: Любил я золото и знатным поклонялся, Во всякой песенке Глафирами пленялся, Которых от роду хотя и не видал, Но тем не менее безбожно обожал.

Священник. А имя божие?

Стихотворец.

Когда не доставало Иль рифмы иль стопы, то, признаюсь, бывало И имя божие вклею в упрямый стих.

Священник. А часто ль?

Стихотворец.

Да во всех элегиях моих: Там можешь, батюшка, прочесть на каждой строчке "Увы!" и "се", и "ах", "мой бог!", тире да точки.

Священник. Нехорошо, мой сын! А чтишь ли ты родных?

Стихотворец. Не много; да к тому ж не знаю вовсе их, Зато своих я чад люблю и чту душою.

Священник. Как время проводил?

Стихотворец.

Я летом и зимою Пять дней пишу, пишу, печатаю в шестой, Чтоб с горем пополам насытиться в седьмой. А в церковь некогда: в передней Глазунова Я по три жду часа с лакеями Графова.

Священник. Убийцей не был ли?

Стихотворец.

Ах, этому греху, Отец, причастен я, покаюсь на духу. Приятель мой Дамон лежал при смерти болен. Я навестил его; он очень был доволен; Желая бедному страдальцу угодить, Я оду стал ему торжественно твердить. И что же? Бедный друг! Он со строфы начальной Поморщился, кряхтел... и умер.

Священник.

Не похвально! Но вот уж грех прямой: да ты ж прелюбодей! Твои стихи...

Стихотворец.

Все лгут, а на душе моей, Ей-богу, я греха такого не имею; По моде лишний грех взвалил себе на шею А правду вымолвить - я сущий Эпиктет, Воды не замутить, предобренький поэт.

Священник. Да, лгать нехорошо. Скажи мне, бога ради, Соблюл ли заповедь хоть эту: не укради?

Стихотворец. Ах, батюшка, грешон! Я краду иногда! (К тому приучены все наши господа), Словцо из Коцебу, стих целый из Вольтера, И даже у своих; не надобно примера. Да как же без того бедняжкам нам писать? Как мало своего - придется занимать.

Священник. Нехорошо, мой сын, на счет чужой лениться, Советую тебе скорее отучиться От этого греха. На друга своего Не доносил ли ты и ложного чего?

Стихотворец. Лукавый соблазнил. Я малый не богатый За деньги написал посланье длинновато, В котором Мевия усердно утешал Он, батюшка, жену недавно потерял. Я публике донес что бедный горько тужит, А он от радости молебны богу служит.

Священник. Вперед не затевай, мой сын, таких проказ. Завидовал ли ты?

Стихотворец.

Завидовал не раз, Греха не утаю, - богатому соседу. Хоть не ослу его, но жирному обеду И бронзе, деревням и рыжей четверне, Которых не иметь мне даже и во сне. Завидовал купцу, беспечному монаху, Глупцу, заснувшему без мыслей и без страху, И, словом, всякому, кто только не поэт.

Священник. Худого за собой не знаешь больше?

Стихотворец.

Нет. Во всем покаялся; греха не вспомню боле, Я вечно трезво жил, постился поневоле, И ближним выгоду не раз я доставлял: Частенько одами несчастных усыплял.

Священник. Послушай же теперь полезного совета: Будь добрый человек из грешного поэта.

ВИШНЯ.

Румяной зарею Покрылся восток, В селе за рекою Потух огонек.

Росой окропились Цветы на полях, Стада пробудились На мягких лугах.

Туманы седые Плывут к облакам, Пастушки младые Спешат к пастухам.

С журчаньем стремится Источник меж гор, Вдали золотится Во тьме синий бор.

Пастушка младая На рынок спешит И вдаль, припевая, Прилежно глядит.

Румянец играет На полных щеках, Невинность блистает На робких глазах.

Искусной рукою Коса убрана, И ножка собою Прельщать создана.

Корсетом покрыта Вся прелесть грудей, Под фартуком скрыта Приманка людей.

Пастушка приходит В вишенник густой И много находит Плодов пред собой.

Хоть вид их прекрасен Красотку манит, Но путь к ним опасен Бедняжку страшит.

Подумав, решилась Сих вишен поесть, За ветвь ухватилась На дерево взлезть.

Уже достигает Награды своей И робко ступает Ногой меж ветвей.

Бери плод рукою И вишня твоя, Но, ах! что с тобою, Пастушка моя?

Вдали усмотрела, Спешит пастушок; Нога ослабела, Скользит башмачок.

И ветвь затрещала Беда, смерть грозит! Пастушка упала, Но, ах, какой вид.

Сучек преломленный За платье задел; Пастух удивленный Всю прелесть узрел.

Среди двух прелестных Белей снегу ног, На сгибах чудесных Пастух то зреть мог,

Что скрыто до время У всех милых дам, За что из эдема Был выгнан Адам.

Пастушку несчастну С сучка тихо снял И грудь свою страстну К красотке прижал.

Вся кровь закипела В двух пылких сердцах, Любовь прилетела На быстрых крылах.

Утеха страданий Двух юных сердец, В любви ожиданий Супругам венец.

Прельщенный красою Младой пастушек Горячей рукою Коснулся до ног.

И вмиг зарезвился Амур в их ногах; Пастух очутился На полных грудях.

И вишню румяну В соку раздавил, И соком багряным Траву окропил.

ЗАВЕЩАНИЕ К<ЮХЕЛЬБЕКЕРА>.

Друзья, простите! Завещаю Вам вс°, чем рад и чем богат; Обиды, песни - вс° прощаю, А мне пускай долги простят.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ ДО ПОСТУПЛЕНИЯ В ЛИЦЕЙ

1809-1811

Dis moi, pourquoi l'Escamoteur fist-il sifflй par le parterre? Hйlas! c'est que le pauvre auteur L'escamota de Moliйre.

* * *

Je chante ce combat, que Toly remporta, Oщ inaint guerrier pйrit, oщ Paul se signala, Nicolas Maturin et la belle Nitouche, Dont la main fut ie prix d'une horrible escarmouche.

ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ.

(1) О волшебство первой любви!..

Виланд (нем.) (2) Ноэль (Святочная песенка.) (3) "Твой и мой,? говорит Лафонтен ?

Расторгло узы всего мира". ?

Что до меня, я этому отнюдь не верю.

Что было бы, моя Климена,

Если бы ты больше не была моей,

Если б я больше не был твоим?

(4) Любовнику Аглая без сопротивления

Уступила, ? но он бледный и бессильный

Выбивался из сил, наконец, в изнеможении,

Совсем запыхавшись, удовлетворился... поклоном.

Ему Аглая высокомерным тоном:

"Скажите, милостивый государь, почему же мой вид

Вас леденит? не объясните ли причину?

Отвращение?"? Боже мой, не то.

"Излишек любви?" ? Нет, излишек уважения.

(5) У меня была порядочная любовница,

Я ей служил как <ей>? подобает, ?

Но головы ей не кружил,

Я никогда не метил так высоко.

(6) Возврати мне юность мою! (нем.) (7) Горячие закуски. (8) St ? сокращенное Saint: Сэн-Пере.

(9) Когда на челе пирующего, на прекрасной груди Делии

Ослепительная ? роза кончила жизнь свою

Вдруг [отрываясь] от родного стебля

Как легкий вздох ее нежная душа испаряется,

У берегов [Элизийских] благоуханные тени ее

Зачаруют безжизненные берега Леты.

(10) Варианты в честь мадмуазель Н.Н. (11) По когтям <узнают> льва. (лат.)

(12) Так, когда я был печальным и пленным, моя лира вс° же

Пробуждалась...

(13) Как последний луч, как последнее веяние

Оживляет вечер прекрасного дня,

У подножья эшафота я еще пробую свою лиру.

(См. Последние стихи Андрея Шенье).

(14) Авель, милый наперсник моих юношеских тайн (Элегия I): (15) Фанни, одна из любовниц Андрея Шенье. См. оды, к ней обращенные. (16) См. Юная Пленница (М-ль де Куэньи). (17) См. его ямбы. Шенье заслужил ненависть мятежников. Он прославлял Шарлотту Кордэ, клеймил Колло д'Эрбуа, нападал на Робеспьера. ? Известно, что король испрашивал у Конвента письмом, исполненным спокойствия и достоинства, права апеллировать к народу на вынесенный ему приговор. Это письмо, подписанное в ночь с 17 на 18 января, составлено Андреем Шенье. (А. де ла Туш.) (18) В свои последние минуты они беседовали о поэзии. Она была для них, после дружбы, прекраснее всего на свете. Предметом их разговора и последнего их восхищения был Расин. Им захотелось декламировать его стихи. Выбрали они первую сцену Андромахи. (А. де ла Туш.) (19) Вс° же у меня здесь кое-что было. (20) Пресыщение есть покой (лат.) (21) Гонзаго (португ.) (22) Мама. (23) Сомнительные, приписываемые (лат.)

ЛИЦЕЙСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, ПЕРЕДЕЛАННЫЕ В 1817-1829 ГОДАХ И НАПЕЧАТАННЫЕ ПУШКИНЫМ

ЛИЦИНИЮ.

Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь, Ветулий молодой В толпу народную летит по мостовой? Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят. Смотри, как ликторы народ несчастный гонят! Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд; Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья, Как будто дивного богов благословенья: И дети малые и старцы в сединах, Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах: Для них и след колес, в грязи напечатленный, Есть некий памятник почетный и священный.

О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал? Кто вас поработил и властью оковал? Квириты гордые под иго преклонились. Кому ж, о небеса, кому поработились? (Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей, Развратный юноша воссел в совет мужей; Любимец деспота сенатом слабым правит, На Рим простер ярем, отечество бесславит; Ветулий римлян царь!... О стыд, о времена! Или вселенная на гибель предана?

Но кто под портиком, с поникшею главою, В изорванном плаще, с дорожною клюкою, Сквозь шумную толпу нахмуренный идет? "Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!" - "Куда: не знаю сам; давно молчу и вижу; На век оставлю Рим: я рабство ненавижу".

Лициний, добрый друг! Не лучше ли и нам, Смиренно поклонясь Фортуне и мечтам, Седого циника примером научиться? С развратным городом не лучше ль нам проститься, Где вс° продажное: законы, правота, И консул, и трибун, и честь, и красота? Пускай Глицерия, красавица младая, Равно всем общая, как чаша круговая, Неопытность других в наемну ловит сеть! Нам стыдно слабости с морщинами иметь; Тщеславной юности оставим блеск веселий: Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож, Корнелий Торгуют подлостью и с дерзостным челом От знатных к богачам ползут из дома в дом! Я сердцем римлянин: кипит в груди свобода; Во мне не дремлет дух великого народа. Лициний, поспешим далеко от забот, Безумных мудрецов, обманчивых красот! Завистливой судьбы в душе презрев удары, В деревню пренесем отеческие лары! В прохладе древних рощ, на берегу морском, Найти нетрудно нам укромный, светлый дом, Где, больше не страшась народного волненья. Под старость отдохнем в глуши уединенья, И там, расположась в уютном уголке, При дубе пламенном, возженном в камельке, Воспомнив старину за дедовским фиялом, Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом, В сатире праведной порок изображу И нравы сих веков потомству обнажу.

О Рим, о гордый край разврата, злодеянья! Придет ужасный день, день мщенья, наказанья Предвижу грозного величия конец: Падет, падет во прах вселенныя венец. Народы юные, сыны свирепой брани, С мечами на тебя подымут мощны длани, И горы и моря оставят за собой И хлынут на тебя кипящею рекой. Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой; И путник, устремив на груды камней око, Воскликнет, в мрачное раздумье углублен: "Свободой Рим возрос, а рабством погублен".