Вы не можете пребывать сами с собой, и отсюда ваша постоянная потребность в общении. Вы идете в клуб, отправляетесь на встречу, на вечеринку, стремитесь в толпу, где вы будете не одни. Вы так боитесь себя, что, если вас оставить одного, вы сойдете с ума. В течении всего лишь трех недель, если вы оставлены абсолютно один, лишены всякого общения, вы сойдете с ума. И это не какое-то там высказывание религиозных людей, теперь с этим согласны психологи. Всего за три недели, если вся деятельность, если все внешнее общение у вас отобраны, если вы заперты один в комнате, за три недели вы сойдете с ума — потому что вся ваша деятельность направлена лишь на избавление от вашего безумия, вся она — это катарсис.
Что вы будете делать, когда вы одни? Первые три или четыре дня вы будете мечтать и разговаривать про себя, заниматься внутренней болтовней. Затем вам станет скучно. После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда, по меньшей мере, вы сможете слышать звук своего собственного голоса. Когда вы идете ночью по темной улице, вы начинаете насвистывать. Почему? Как это насвистывание может придать вам смелости? Каким образом это насвистывание может вам помочь? Просто, слушая его, вы чувствуете, что вы не один, кто-то насвистывает. Так создана иллюзия присутствия кого-то еще!
После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда вы сможете также и слушать. Вы не один, вы говорите и вы слушаете, как если бы кто-то другой разговаривал с вами. К третьей неделе вы начнете сами себе отвечать. Вы будете не только разговаривать, вы будете еще и отвечать — вы разделены. Теперь вас двое; тот, кто спрашивает, и тот, кто отвечает. Теперь наличествует диалог — вы полностью сошли с ума.
Один человек спросил психиатра: «Я очень обеспокоен тем, что часто разговариваю сам с собой. Что мне делать? Не могли бы вы мне помочь?»
«Тут нет причин для беспокойства, — утешил его психиатр. — Все разговаривают сами с собой, в этом нет ничего такого. Вот когда вы начнете сами себе отвечать, тогда приходите ко мне, тогда я смогу быть вам полезен».
Но разница лишь в процентном отношении; она не в качественная, а только количественная. Если вы начинаете говорить сами с собой, рано или поздно вы также начнете и отвечать, потому что разве возможно всегда ограничиваться только монологом? Нужен ответ, нужен собеседник, иначе вы чувствуете себя глупо. И на третьей неделе вы начинаете отвечать — вы сошли с ума.
Этот мир, мир действия, бизнеса и занятости, спасает вас от сумасшедшего дома. Если вы заняты, ваша деятельность, ваша энергия направлена вовне; тогда вам не нужно заботиться о том, что внутри, о внутреннем мире, вы можете о нем позабыть.
Человек, познавший Дао — не активен — остается лишь основная деятельность, самое существенное. О Чжуан Цзы рассказывают, что, если он мог стоять, он не шел, если он мог сидеть, он не стоял, если он мог прилечь, он не сидел. Существенное, самое основное, лишь то, что он обязательно должен был сделать, он делал, потому что в такой деятельности нет безумия.
Вы же делаете несущественное, вы всегда, вы постоянно занимаетесь несущественным. Оглянитесь на вашу деятельность: девяносто девять процентов ее несущественны. Вы можете отбросить их, вы можете сохранить уйму энергии, вы можете освободить массу времени. Но вы ж не можете их отбросить, потому что вы боитесь, вы напуганы сами собой. Если нет радио, нет телевидения, нет газет, не с кем поговорить, то чем же вам заняться?
Как-то раз умер один священник. Конечно, он с самого начала был уверен, что попадет в Рай, на небеса. Он прибыл туда, и все было прекрасно. Дом, в который он попал, был просто великолепен, это был самый восхитительный дом из всех, о которых он только мог мечтать. В тот миг, как у него появлялось желание, немедленно возникал слуга. Если он был голоден, слуга держал в руках поднос с едою, самой изысканной из той, что он когда-либо пробовал. Если он испытывал жажду, то еще до того, как его желание формировалось в мысль, пока оно все еще было чувством, появлялся человек с напитками.
Так это и продолжалось, и он был очень счастлив два или три дня, а потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и сидеть, сидеть, сидеть… Вы этого не можете.
Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых — это нормально. При жизни он был так активен — множество публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько вовлечен в дела общины и паствы, что теперь он с удовольствием отдыхал. Но сколько ж можно отдыхать? Отдыхать хорошо до тех пор, пока, рано или поздно, выходные не закончатся, и тогда вы возвращаетесь в мир, в свой привычный круг деятельности. Он стал беспокоен, начал чувствовать какое-то неудобство.
Вдруг появился слуга и спросил: «Чего ты хочешь? Это твое чувство — не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду, ты просто неспокоен. Так что же мне сделать?»
«Я не могу всегда сидеть здесь, не могу же я сидеть вечно, я хочу чем-нибудь заняться», — объяснил священник.
«Это невозможно… — возразил слуга. — Все твои желания здесь будут нами исполнены, что за нужда тебе что-то делать? Это ни к чему, и поэтому такое тут не предусмотрено».
Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: «Да что же это за Рай такой?»
«Какой Рай? Какой еще Рай? С чего ты взял, что это Рай? — удивился слуга. — Это — Ад. Кто тебе сказал, что это Рай?»
И это действительно был ад. Теперь-то он понял: без деятельности — это был ад. Он должен был рано или поздно сойти с ума. Без общения и без разговоров, без необходимости проводить службы, без язычников, которых нужно обращать в христианство, без глупых людей, которых надо делать мудрыми, чем он мог заниматься?
Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он делает только самое необходимое, и, если вы сделаете это необходимое за него, то он станет еще счастливее. Все несущественное отброшено.
Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное. Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще несущественного, потому что существенное такое небольшое, такое маленькое, его можно легко выполнить. А что вам делать потом?
Люди не особо озабочены тем, чтобы иметь хорошую пищу. Они более заинтересованы иметь дорогую машину, потому что хорошей пищи можно легко достигнуть. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие здоровые тела. Это то, чего можно слишком легко достигнуть. Они хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то невозможного, а несущественное — это всегда невозможное. Всегда есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают становиться все больше и все дороже, так что вам никогда не придется отдыхать.
Целый мир пытается заниматься несущественным. Девяносто процентов индустрии занято несущественным. Пятьдесят процентов человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно. Половина индустрии посвящена женскому уму, более того, женскому телу: моделирование новых платьев каждые три месяца, проектирование новых домов, одежды, пудры, мыла, кремов; пятьдесят процентов индустрии посвящено этакому нонсенсу. Человечество голодает, люди умирают без пищи — и половина человечества занимается абсолютно несущественным.
Добраться до Луны — ну совершенно бессмысленно. Если бы мы были хоть немного мудрее, мы бы даже не думали об этом. Это абсолютно пустая трата таких огромных денег, на которые можно было бы накормить всю землю. Войны бесполезны, бессмысленны; но человечество безумно, и в войнах нуждается более, нежели в пище. Оно нуждается в том, чтобы отправиться на Луну, больше, чем в пище, больше, чем в одежде, больше, чем в существенном, потому что существенного недостаточно.
И сейчас наука породила величайший ужас; этот ужас заключается в том, что теперь существенное может быть выполнено очень легко. В течении десяти лет все потребности человечества могут быть удовлетворены, вся эта земля может быть удовлетворена в том, что касается необходимого. И что же потом? Что же вы будете делать после этого? Вы будете в таком же положении, как и тот священник. Он был уверен, что попал на небеса, а затем обнаружилось, что это был ад. Всего за десять лет вся земля может стать адом.
Несущественное необходимо вашему безумию, чтобы не оставаться без дела. Тут никаких Лун не хватит, нам придется пойти подальше, нам придется продолжать создавать бесполезное. Это нужно. Людям это необходимо, чтобы чем-то занять себя.
Человек Дао — это не активный человек. Его действия — это лишь самое существенное: те, которых не избежать. Тех, которых можно избежать, он избегает. Он настолько счастлив сам по себе, что ему нет нужды выражаться в действиях. Его деятельность скорее похожа на недеятельность: он делает, не становясь тем, кто делает, не становясь деятелем.
Когда вы мягкий, но вы не знаете этого, когда вы просты, а вы не осознаете этого, — тогда это и вправду становится самим вашим естеством, вашей природой. Когда что-то действительно естественно, тогда вы этого не осознаете, но когда что-нибудь навязанно, искусственно, вы о нем знаете. Когда кто-нибудь становиться богат — выбивается в новоиспеченные богачи, в этакие нувориши — он постоянно помнит, что у него есть богатый дом, есть плавательный бассейн, есть богатство, и вы сразу увидите, что он не аристократ, потому что ему так нравится демонстрировать все это.
Один нувориш заказал три плавательных бассейна для своего сада. Их сделали, и он показывал их своему другу. Тот был несколько удивлен. «Три плавательных бассейна? Для чего? Хватило бы и одного», — спросил он.
«Нет, ну как его может хватить? — возразил новоявленный богач. — Один с горячей водой, а другой с прохладной».
«А третий?» — поинтересовался у него его друг.
«Ну, третий… третий для тех, кто не умеет плавать. — ответил он и пояснил: — Поэтому третий бассейн мы будем держать пустым».
Вы можете заметить, что, если человек только что разбогател — он будет стремится демонстрировать свое богатство. Истинный аристократ — это тот, кто забыл, что он богат. Человек, познавший Дао — это аристократ внутреннего мира.
Если человек выставляет свою религию напоказ, то он все еще не религиозен по-настоящему. Его религия все еще похожа на колючку, она неестественна для него, она ранит, он страстно желает продемонстрировать ее. Если вы стремитесь показать свою простоту, так какая же это простота? Если вы выставляете напоказ вашу мягкость, тогда это просто хитрость, и ничего мягкого в ней нет.
Человек Дао — это человек внутреннего мира. Он настолько с ним сонастроен, что это никак не заметно — не только вам, он и сам он об этом не знает. Он не помнит, что он мудр, он не подозревает, что он невинен — как вы можете это знать, если вы невинны? Ваше знание будет мешать невинности.
Последователь Хазрата Магомета отправился вместе с ним в мечеть для утренней молитвы. Было лето, и по дороге обратно они увидели множество людей, все еще спавших в своих домах или прямо на улице. Было раннее утро, летнее утро, а многие люди еще мирно спали. «Что будет с этими грешниками? — очень высокомерно заявил тот человек Хазрату Магомету. — Они проспали утреннюю молитву».
Сам он сегодня впервые ходил молиться. Вчера он так же сладко спал, как и эти грешники. Нувориш хочет выставиться, покрасоваться перед Магометом: «Магомет Хазрат, что случится с этими грешниками? Они не были на утренней молитве, они ленивы и все еще спят».
Магомет остановился и сказал: «Отправляйся домой, а мне придется вернуться в мечеть».
«Почему?» — удивился тот человек.
Магомет ответил: «Моя утренняя молитва из-за тебя пропала зря; от общения с тобой все разрушилось. Мне придется совершить молитву снова. А что касается тебя, то запомни пожалуйста: никогда не приходи опять. Для тебя было бы лучше спать, как другие; по крайней мере, тогда они не были бы грешниками. Твоя молитва имела лишь один результат — она дала тебе повод осуждать других».
Так называемый религиозный человек религиозен только для того, чтобы смотреть на вас с осуждением, поскольку он может объявить вас грешником. Пойдите к святым, так называемым святым, и взгляните им в глаза. Вы не найдете невинности, которая должна была бы там быть. Вы найдете рассчитывающий, все вычисляющий ум, смотрящий на вас и думающий об аде: «Ты отправишься в ад, а я буду на небесах, потому что я так много молился, пять раз в день, и я так много постился». Как будто вы можете купить место в раю!.. Это монеты — пост, молитва — этими монетами пытаются совершить покупку.
Если вы замечаете осуждение в глазах святого, будьте уверены, что он — «нувориш»; он еще не аристократ внутреннего мира, он еще не принадлежит ему, отделен от него. Он может знать его — но вы знаете что-то только тогда, когда оно существует отдельно от вас.
Здесь нужно упомянуть еще об одном: по этой же причине знание себя, самопознание — невозможно. Вы не можете знать себя, потому что когда вы себя знаете, вы знаете не то, что вы называете собой, это не вы сами, это что-то другое, что-то, что отдельно от вас. Мы сами — это всегда познающий, никогда не познаваемое — так как вы можете его, этого познающего, познать? Вы не можете так уменьшить, сократить его, чтобы свести его к объекту.
Я могу видеть вас. Как я могу видеть себя? Кто в таком случае будет видящий и кто будет видимым? Нет, самого себя невозможно познать таким же образом, как мы познаем все остальное.
Самопознание, познание себя — невозможно в обычном смысле, ибо при этом знающий всегда трансцендирует, всегда выходит за рамки. Что бы он ни знал, это не то. Упанишады говорят: нети-нети (neti neti) — ни то, ни это. Что бы вы ни знали, вы этим не являетесь; что бы вы ни не знали, вы не являетесь и этим тоже. Вы — тот, кто знает, познает, а этого познающего невозможно сократить до познаваемого объекта.
Самопознание невозможно. Если ваша невинность исходит из вашего внутреннего источника, то о ней, ее — вы знать не можете. Если вы навязали ее себе, как внешнее, как маску, то вы можете ее знать; если это всего лишь платье, которое вы надели, то вы знаете о ней, но она не есть само дыхание вашей жизни. Эта невинность — продукт воспитания, а взращенная невинность — жуткая вещь.
Человек, познавший Дао, не мыслит себя добрым и мягким. Он мягок, но он не знает об этом; он добр, но и этого он не знает; он — сама любовь, но он того не сознает — потому что любящий и знающий не разделены; мягкость, доброта, сострадание — и знающий — нераздельные, их не двое. Нет, их невозможно разделить на познаваемое и познающего. Это внутренняя аристократичность: когда вы становитесь так богаты, что даже перестаете это осознавать. Когда вы настолько богаты, незачем выставлять это напоказ.
Мне довелось слышать следующую историю:
Как-то раз Генри Форду случилось приехать в Англию. В справочном бюро аэропорта он поинтересовался самой дешевой гостиницей в городе. Служащий взглянул на него — а лицо его было известным. Генри Форд был известен по всему миру. Всего за день до этого в газетных статьях, посвященных его предстоящему приезду, были помещены его большие фотографии. И вот он стоит здесь, — спрашивая о самом дешевом отеле, одетый в плащ, который смотрится постарше его самого.
Поэтому служащий спросил его: «Если я не ошибаюсь, вы — мистер Генри Форд. Я хорошо помню, я видел ваше фото».
«Да», — ответил тот.
Это привело служащего в полнейшую растерянность, и он воскликнул: «Вы спрашиваете самую дешевую гостиницу, носите плащ, который, похоже, не моложе вас. Я видел вашего сына, приезжавшего сюда, он всегда останавливается в лучших отелях, и он был великолепно одет».
Говорят, что Генри Форд ответил: «Да, мой сын ведет себя, как эксгибиционист, он еще очень неуравновешен. Мне незачем останавливаться в дорогом отеле; где бы я ни остановился, я — Генри Форд. В дешевейшей гостинице я все равно Генри Форд, нет никакой разницы. Мой сын еще очень молод, неопытен, он боится, что подумают люди, если он остановится в дешевом отеле. А это пальто — да, это пальто действительно досталось мне от отца — но это не имеет никакого значения; зачем мне новые тряпки? Я — Генри Форд, что бы я ни надел; даже если я совершенно голый, я — Генри Форд. А все остальное неважно».
Когда вы действительно гармоничны, сонастроены со своим внутренним миром, когда вы действительно богаты в нем, вам незачем показывать, демонстрировать это. Когда вы впервые приходите в храм, ваша молитва будет немного громче, чем молитвы других. Должна быть. Вам очень хочется порисоваться.
Стремление показать себя — это часть эго; не имеет значения, что именно вы показываете. Вы демонстрируете, вы выставляете напоказ. Значит, есть эго, лодка не пуста; а человек Дао — это пустая лодка. Он мягок, не ведая того; он невинен, не сознавая этого; он мудр, поэтому он может действовать как дурак, ни о чем не беспокоясь. Что бы он ни делал — это не разделяет его, его мудрость остается незатронутой, он может позволить себе быть глупым. Вы этого позволить себе не можете.
Вы всегда боитесь, что кто-нибудь сочтет вас дураком. Вы боитесь, что, если другие будут считать вас дураком, вы и сами начнете в это верить. Ведь если столько людей будут думать, что вы дурак, то вы утратите уверенность в себе. И если все продолжают твердить, что вы дурак, то, рано или поздно, вы в это поверите.
Лишь мудреца невозможно обмануть, он может выглядеть дураком сколько угодно.
Я слышал об одном мудреце, который был широко известен как Сумасшедший. Никто не знал ни его имени, ни вообще чего-либо о нем, он был известен просто как Сумасшедший. Он был еврей, а из евреев вышло несколько действительно мудрых людей, у них есть что-то такое, некий внутренней источник. Поэтому Иисус и смог родиться среди них.
Этот Сумасшедший вел себя настолько по-дурацки, что встревожилась вся община, потому что никто не мог предугадать, что он выкинет в следующий раз. В религиозные дни, Йом Киппур или другие праздники, вся община была в ужасе: невозможно было предвидеть, что этот рабби устроит, кем он прикинется, как он себя поведет. Его молитвы тоже были безумны.
Однажды он призвал суд, еврейский суд, всех десятеро судей. Суд явился на его зов, и этот рабби заявил: «Я настаиваю на возбуждении дела против Господа Бога, так что решайте, как наказать этого парня Бога. Я представлю все основания для этого, все доказательства того, что Бог несправедлив и преступен».
Судьи очень перепугались, но они вынуждены были его выслушать, поскольку он был рабби, глава храма. И он разобрал этот случай так, как это делает адвокат в суде.
«Бог, ты создал этот мир, — произнес он, воздев глаза к небу, — а теперь ты шлешь посланцев, чтобы учить нас, как от него отречься. Что за глупость! Ты дал нам желания, а теперь все твои учителя приходят и говорят: „Избавься от желаний“. Ты вообще думал, что делаешь? А если мы совершили какие-то грехи, так на самом деле это ты виновник, ибо зачем же ты создал желания?»
Как суд должен был поступить? Он был прав, но суд постановил, что этот человек окончательно сошел с ума и его следует изгнать из храма.
А человек этот действительно говорит правду. Он так сильно любит Бога, что он с ним на «ты», настолько близки их отношения. «Что ты делаешь? Хватит, остановись, не делай больше глупостей», — просит он. Он должен очень любить божественное, чтобы иметь право так себя вести.
И рассказывают, что Бог сразу остановился, когда тот воззвал. Ему пришлось послушаться этого человека.
И Ангелы вопросили: «Ты вдруг остановился, что случилось?»
«Тот Сумасшедший молится. — объяснил Он. — Мне придется послушаться его, ибо, что бы он ни говорил, это все истина, а он так сильно любит меня, что тут всякие формальности ни к чему…» В любви, в ненависти все разрешено, все позволено.
Этот Сумасшедший шел по улице, и к нему обратилась женщина. «Уже сорок лет, как я все мечтаю и мечтаю о ребенке. — попросила она. — И если в течении трех или четырех лет ребенка у меня не будет, то это станет уже невозможно. Помоги мне».
«Я могу помочь, — сказал тот Сумасшедший, — потому что у моей матери была та же беда. Сорок лет она все надеялась и надеялась, но детей все так и не было. Тогда она пошла к Баал Шему, мистику; она рассказала ему обо всем, и он вмешался. Моя мать дала ему очень красивую шляпу. Баал Шем надел эту шляпу, взглянул наверх и сказал Богу: „Что же это ты делаешь? Так несправедливо. В просьбе этой женщины нет ничего дурного, так даруй же ей ребенка“. А через девять месяцев родился я».
Тогда женщина, сияющая и счастливая, воскликнула: «Я схожу домой и принесу тебе шляпу прекраснее, чем ты когда-либо видел. И тогда у меня родится ребенок?»
«Ты не поняла, в чем тут дело, — ответил тот Сумасшедший. — Моя мать никогда не знала этой истории. Твоя шляпа тут не поможет, ты упустила суть. Ты не можешь имитировать религиозность, ты не можешь изобразить молитву. В тот момент, когда ты прикидываешься, ты все теряешь». И когда бы люди ни приходили к этому Сумасшедшему, он говорил: «Не имитируй, не подражай, выбрось все свои писания».
Когда этот сумасшедший умирал, ему пришлось сжечь все книги, что были о нем написаны. Последнее, что он сделал, — он сказал своим ученикам: «Пройдитесь по дому и поищите, и скажите мне, что ничего не осталось, чтобы я мог умереть спокойно. Ни единого письма, написанного мной, не должно остаться; иначе после того, как я умру, люди начнут следовать; а когда вы кому-то следуете, вы теряете самую суть ваших действий». Поэтому все было собрано и сожжено. Тогда он объявил: «Вот теперь я могу спокойно умереть, я не оставлю за собой никаких следов».
Эти мудрецы никого и ничего не боятся. Как мудрец может кого-то бояться? Он может смотреться дураком, с какой стороны ни глянь, ему незачем выставлять напоказ свою мудрость.
Следили вы когда-нибудь за собой? Вы всегда пытаетесь показать свою мудрость, вы всегда ищите жертву, которой вы можете продемонстрировать свое знание, прямо разыскиваете, охотитесь на кого-нибудь, кто слабее, чем вы — потом вы наброситесь на него и покажете ему, какой вы мудрый.
Мудрому не нужно быть эксгибиционистом. Все, что у него есть — оно и так есть, само по себе. Он не осознает этого, он не торопится это показывать. Если вы хотите найти это, то вам придется порядком потрудиться. Если вам нужно узнать, благороден ли он, то для этого вам придется раскрыться самому.
Но даже тогда вы все еще не одни, потому что ваше одиночество еще зависит от этого мира. Как вы могли бы быть одиноки, если бы не было мира, чтобы его покинуть? Как вы могли бы быть одиноки, если б не было общества, чтобы от него отречься? Как бы вы могли быть одиноки, если б не было жены, детей, семьи, чтобы оставить их за спиной? Ваше одиночество зависит от них. Как вы могли бы быть бедным, если бы не было денег, чтобы от них отказаться? Ваша бедность зависит от вашего богатства.
Нет, совершенный человек, человек, который действительно мудр, человек Дао, — он идет своим путем, ни на кого не полагаясь. Если вы полагаетесь на других, вы будете страдать, если вы полагаетесь на других, вы всегда будете в рабстве, вы станете зависимы и слабы. Но это не значит, что вы можете гордиться тем, что идете в одиночестве. Пребывайте в одиночестве, но не будьте этим горды. Тогда вы сможете появиться в мире, не будучи частью его. Тогда вы сможете стать мужем, не будучи мужем. Тогда вы сможете владеть, не становясь рабом вашего имущества. Тогда этот мир — снаружи, но не внутри. Тогда вы в нем, но он не искажает, не развращает вас.
В этом заключается истинное одиночество — пребывать в мире, не затрагиваясь им. Но, будучи горды, вы теряете. Если вы думаете: «Я стал кем-то», — ваша лодка не пуста, и вы снова пали жертвою эго.
Человек Дао остается неизвестным.
Совершенная добродетель ничего не создает.
«Не я» — это истинное "я". А величайший человек — никто.
Прислушайтесь… Человек Дао остается неизвестным. Не то, чтобы никто о нем ничего не знал, нет, но откроете ли вы его, обнаружите ли вы его — это зависит от вас. Он не делает никаких усилий, чтобы быть известным. Стремление к известности исходит от эго, поскольку эго не может существовать в безвестности, оно существует лишь тогда, когда вы известны. Оно существует, подпитывается, когда люди смотрят на вас, когда они обращают на вас внимание, когда вы — чем-то важны, значительны.
Но как вы можете быть значительны, если никто вас не знает? Когда вы известны всему миру, тогда вы кое-что значите. Поэтому люди так гонятся за славой, а если славы достичь не удается, они решают стать отъявленными негодяями — но только не быть неизвестными! Если люди не станут хвалить вас, то вы решите лучше подвергнуться осуждению, но вы не в силах вынести безразличия к вам с их стороны.
Что вы будете делать, когда вы одни? Первые три или четыре дня вы будете мечтать и разговаривать про себя, заниматься внутренней болтовней. Затем вам станет скучно. После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда, по меньшей мере, вы сможете слышать звук своего собственного голоса. Когда вы идете ночью по темной улице, вы начинаете насвистывать. Почему? Как это насвистывание может придать вам смелости? Каким образом это насвистывание может вам помочь? Просто, слушая его, вы чувствуете, что вы не один, кто-то насвистывает. Так создана иллюзия присутствия кого-то еще!
После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда вы сможете также и слушать. Вы не один, вы говорите и вы слушаете, как если бы кто-то другой разговаривал с вами. К третьей неделе вы начнете сами себе отвечать. Вы будете не только разговаривать, вы будете еще и отвечать — вы разделены. Теперь вас двое; тот, кто спрашивает, и тот, кто отвечает. Теперь наличествует диалог — вы полностью сошли с ума.
Один человек спросил психиатра: «Я очень обеспокоен тем, что часто разговариваю сам с собой. Что мне делать? Не могли бы вы мне помочь?»
«Тут нет причин для беспокойства, — утешил его психиатр. — Все разговаривают сами с собой, в этом нет ничего такого. Вот когда вы начнете сами себе отвечать, тогда приходите ко мне, тогда я смогу быть вам полезен».
Но разница лишь в процентном отношении; она не в качественная, а только количественная. Если вы начинаете говорить сами с собой, рано или поздно вы также начнете и отвечать, потому что разве возможно всегда ограничиваться только монологом? Нужен ответ, нужен собеседник, иначе вы чувствуете себя глупо. И на третьей неделе вы начинаете отвечать — вы сошли с ума.
Этот мир, мир действия, бизнеса и занятости, спасает вас от сумасшедшего дома. Если вы заняты, ваша деятельность, ваша энергия направлена вовне; тогда вам не нужно заботиться о том, что внутри, о внутреннем мире, вы можете о нем позабыть.
Человек, познавший Дао — не активен — остается лишь основная деятельность, самое существенное. О Чжуан Цзы рассказывают, что, если он мог стоять, он не шел, если он мог сидеть, он не стоял, если он мог прилечь, он не сидел. Существенное, самое основное, лишь то, что он обязательно должен был сделать, он делал, потому что в такой деятельности нет безумия.
Вы же делаете несущественное, вы всегда, вы постоянно занимаетесь несущественным. Оглянитесь на вашу деятельность: девяносто девять процентов ее несущественны. Вы можете отбросить их, вы можете сохранить уйму энергии, вы можете освободить массу времени. Но вы ж не можете их отбросить, потому что вы боитесь, вы напуганы сами собой. Если нет радио, нет телевидения, нет газет, не с кем поговорить, то чем же вам заняться?
Как-то раз умер один священник. Конечно, он с самого начала был уверен, что попадет в Рай, на небеса. Он прибыл туда, и все было прекрасно. Дом, в который он попал, был просто великолепен, это был самый восхитительный дом из всех, о которых он только мог мечтать. В тот миг, как у него появлялось желание, немедленно возникал слуга. Если он был голоден, слуга держал в руках поднос с едою, самой изысканной из той, что он когда-либо пробовал. Если он испытывал жажду, то еще до того, как его желание формировалось в мысль, пока оно все еще было чувством, появлялся человек с напитками.
Так это и продолжалось, и он был очень счастлив два или три дня, а потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и сидеть, сидеть, сидеть… Вы этого не можете.
Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых — это нормально. При жизни он был так активен — множество публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько вовлечен в дела общины и паствы, что теперь он с удовольствием отдыхал. Но сколько ж можно отдыхать? Отдыхать хорошо до тех пор, пока, рано или поздно, выходные не закончатся, и тогда вы возвращаетесь в мир, в свой привычный круг деятельности. Он стал беспокоен, начал чувствовать какое-то неудобство.
Вдруг появился слуга и спросил: «Чего ты хочешь? Это твое чувство — не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду, ты просто неспокоен. Так что же мне сделать?»
«Я не могу всегда сидеть здесь, не могу же я сидеть вечно, я хочу чем-нибудь заняться», — объяснил священник.
«Это невозможно… — возразил слуга. — Все твои желания здесь будут нами исполнены, что за нужда тебе что-то делать? Это ни к чему, и поэтому такое тут не предусмотрено».
Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: «Да что же это за Рай такой?»
«Какой Рай? Какой еще Рай? С чего ты взял, что это Рай? — удивился слуга. — Это — Ад. Кто тебе сказал, что это Рай?»
И это действительно был ад. Теперь-то он понял: без деятельности — это был ад. Он должен был рано или поздно сойти с ума. Без общения и без разговоров, без необходимости проводить службы, без язычников, которых нужно обращать в христианство, без глупых людей, которых надо делать мудрыми, чем он мог заниматься?
Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он делает только самое необходимое, и, если вы сделаете это необходимое за него, то он станет еще счастливее. Все несущественное отброшено.
Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное. Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще несущественного, потому что существенное такое небольшое, такое маленькое, его можно легко выполнить. А что вам делать потом?
Люди не особо озабочены тем, чтобы иметь хорошую пищу. Они более заинтересованы иметь дорогую машину, потому что хорошей пищи можно легко достигнуть. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие здоровые тела. Это то, чего можно слишком легко достигнуть. Они хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то невозможного, а несущественное — это всегда невозможное. Всегда есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают становиться все больше и все дороже, так что вам никогда не придется отдыхать.
Целый мир пытается заниматься несущественным. Девяносто процентов индустрии занято несущественным. Пятьдесят процентов человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно. Половина индустрии посвящена женскому уму, более того, женскому телу: моделирование новых платьев каждые три месяца, проектирование новых домов, одежды, пудры, мыла, кремов; пятьдесят процентов индустрии посвящено этакому нонсенсу. Человечество голодает, люди умирают без пищи — и половина человечества занимается абсолютно несущественным.
Добраться до Луны — ну совершенно бессмысленно. Если бы мы были хоть немного мудрее, мы бы даже не думали об этом. Это абсолютно пустая трата таких огромных денег, на которые можно было бы накормить всю землю. Войны бесполезны, бессмысленны; но человечество безумно, и в войнах нуждается более, нежели в пище. Оно нуждается в том, чтобы отправиться на Луну, больше, чем в пище, больше, чем в одежде, больше, чем в существенном, потому что существенного недостаточно.
И сейчас наука породила величайший ужас; этот ужас заключается в том, что теперь существенное может быть выполнено очень легко. В течении десяти лет все потребности человечества могут быть удовлетворены, вся эта земля может быть удовлетворена в том, что касается необходимого. И что же потом? Что же вы будете делать после этого? Вы будете в таком же положении, как и тот священник. Он был уверен, что попал на небеса, а затем обнаружилось, что это был ад. Всего за десять лет вся земля может стать адом.
Несущественное необходимо вашему безумию, чтобы не оставаться без дела. Тут никаких Лун не хватит, нам придется пойти подальше, нам придется продолжать создавать бесполезное. Это нужно. Людям это необходимо, чтобы чем-то занять себя.
Человек Дао — это не активный человек. Его действия — это лишь самое существенное: те, которых не избежать. Тех, которых можно избежать, он избегает. Он настолько счастлив сам по себе, что ему нет нужды выражаться в действиях. Его деятельность скорее похожа на недеятельность: он делает, не становясь тем, кто делает, не становясь деятелем.
Позвольте этой мысли этого проникнуть глубоко в ваше сердце. Хоть и не мыслит себя добрым и мягким. — потому что, если вы считаете себя таким, то суть этого вы уже упустили; если вы знаете, что вы простой человек, то это не так. Именно знание все усложняет. Если вы знаете, что вы религиозный человек, то это не так, потому что этот хитрый ум, который, собственно, и знает, все еще продолжает существовать.
Он — это пустая лодка, свободно плывущая по морю, никуда не направляющаяся.
Хоть и не мыслит себя добрым и мягким.
Когда вы мягкий, но вы не знаете этого, когда вы просты, а вы не осознаете этого, — тогда это и вправду становится самим вашим естеством, вашей природой. Когда что-то действительно естественно, тогда вы этого не осознаете, но когда что-нибудь навязанно, искусственно, вы о нем знаете. Когда кто-нибудь становиться богат — выбивается в новоиспеченные богачи, в этакие нувориши — он постоянно помнит, что у него есть богатый дом, есть плавательный бассейн, есть богатство, и вы сразу увидите, что он не аристократ, потому что ему так нравится демонстрировать все это.
Один нувориш заказал три плавательных бассейна для своего сада. Их сделали, и он показывал их своему другу. Тот был несколько удивлен. «Три плавательных бассейна? Для чего? Хватило бы и одного», — спросил он.
«Нет, ну как его может хватить? — возразил новоявленный богач. — Один с горячей водой, а другой с прохладной».
«А третий?» — поинтересовался у него его друг.
«Ну, третий… третий для тех, кто не умеет плавать. — ответил он и пояснил: — Поэтому третий бассейн мы будем держать пустым».
Вы можете заметить, что, если человек только что разбогател — он будет стремится демонстрировать свое богатство. Истинный аристократ — это тот, кто забыл, что он богат. Человек, познавший Дао — это аристократ внутреннего мира.
Если человек выставляет свою религию напоказ, то он все еще не религиозен по-настоящему. Его религия все еще похожа на колючку, она неестественна для него, она ранит, он страстно желает продемонстрировать ее. Если вы стремитесь показать свою простоту, так какая же это простота? Если вы выставляете напоказ вашу мягкость, тогда это просто хитрость, и ничего мягкого в ней нет.
Человек Дао — это человек внутреннего мира. Он настолько с ним сонастроен, что это никак не заметно — не только вам, он и сам он об этом не знает. Он не помнит, что он мудр, он не подозревает, что он невинен — как вы можете это знать, если вы невинны? Ваше знание будет мешать невинности.
Последователь Хазрата Магомета отправился вместе с ним в мечеть для утренней молитвы. Было лето, и по дороге обратно они увидели множество людей, все еще спавших в своих домах или прямо на улице. Было раннее утро, летнее утро, а многие люди еще мирно спали. «Что будет с этими грешниками? — очень высокомерно заявил тот человек Хазрату Магомету. — Они проспали утреннюю молитву».
Сам он сегодня впервые ходил молиться. Вчера он так же сладко спал, как и эти грешники. Нувориш хочет выставиться, покрасоваться перед Магометом: «Магомет Хазрат, что случится с этими грешниками? Они не были на утренней молитве, они ленивы и все еще спят».
Магомет остановился и сказал: «Отправляйся домой, а мне придется вернуться в мечеть».
«Почему?» — удивился тот человек.
Магомет ответил: «Моя утренняя молитва из-за тебя пропала зря; от общения с тобой все разрушилось. Мне придется совершить молитву снова. А что касается тебя, то запомни пожалуйста: никогда не приходи опять. Для тебя было бы лучше спать, как другие; по крайней мере, тогда они не были бы грешниками. Твоя молитва имела лишь один результат — она дала тебе повод осуждать других».
Так называемый религиозный человек религиозен только для того, чтобы смотреть на вас с осуждением, поскольку он может объявить вас грешником. Пойдите к святым, так называемым святым, и взгляните им в глаза. Вы не найдете невинности, которая должна была бы там быть. Вы найдете рассчитывающий, все вычисляющий ум, смотрящий на вас и думающий об аде: «Ты отправишься в ад, а я буду на небесах, потому что я так много молился, пять раз в день, и я так много постился». Как будто вы можете купить место в раю!.. Это монеты — пост, молитва — этими монетами пытаются совершить покупку.
Если вы замечаете осуждение в глазах святого, будьте уверены, что он — «нувориш»; он еще не аристократ внутреннего мира, он еще не принадлежит ему, отделен от него. Он может знать его — но вы знаете что-то только тогда, когда оно существует отдельно от вас.
Здесь нужно упомянуть еще об одном: по этой же причине знание себя, самопознание — невозможно. Вы не можете знать себя, потому что когда вы себя знаете, вы знаете не то, что вы называете собой, это не вы сами, это что-то другое, что-то, что отдельно от вас. Мы сами — это всегда познающий, никогда не познаваемое — так как вы можете его, этого познающего, познать? Вы не можете так уменьшить, сократить его, чтобы свести его к объекту.
Я могу видеть вас. Как я могу видеть себя? Кто в таком случае будет видящий и кто будет видимым? Нет, самого себя невозможно познать таким же образом, как мы познаем все остальное.
Самопознание, познание себя — невозможно в обычном смысле, ибо при этом знающий всегда трансцендирует, всегда выходит за рамки. Что бы он ни знал, это не то. Упанишады говорят: нети-нети (neti neti) — ни то, ни это. Что бы вы ни знали, вы этим не являетесь; что бы вы ни не знали, вы не являетесь и этим тоже. Вы — тот, кто знает, познает, а этого познающего невозможно сократить до познаваемого объекта.
Самопознание невозможно. Если ваша невинность исходит из вашего внутреннего источника, то о ней, ее — вы знать не можете. Если вы навязали ее себе, как внешнее, как маску, то вы можете ее знать; если это всего лишь платье, которое вы надели, то вы знаете о ней, но она не есть само дыхание вашей жизни. Эта невинность — продукт воспитания, а взращенная невинность — жуткая вещь.
Человек, познавший Дао, не мыслит себя добрым и мягким. Он мягок, но он не знает об этом; он добр, но и этого он не знает; он — сама любовь, но он того не сознает — потому что любящий и знающий не разделены; мягкость, доброта, сострадание — и знающий — нераздельные, их не двое. Нет, их невозможно разделить на познаваемое и познающего. Это внутренняя аристократичность: когда вы становитесь так богаты, что даже перестаете это осознавать. Когда вы настолько богаты, незачем выставлять это напоказ.
Мне довелось слышать следующую историю:
Как-то раз Генри Форду случилось приехать в Англию. В справочном бюро аэропорта он поинтересовался самой дешевой гостиницей в городе. Служащий взглянул на него — а лицо его было известным. Генри Форд был известен по всему миру. Всего за день до этого в газетных статьях, посвященных его предстоящему приезду, были помещены его большие фотографии. И вот он стоит здесь, — спрашивая о самом дешевом отеле, одетый в плащ, который смотрится постарше его самого.
Поэтому служащий спросил его: «Если я не ошибаюсь, вы — мистер Генри Форд. Я хорошо помню, я видел ваше фото».
«Да», — ответил тот.
Это привело служащего в полнейшую растерянность, и он воскликнул: «Вы спрашиваете самую дешевую гостиницу, носите плащ, который, похоже, не моложе вас. Я видел вашего сына, приезжавшего сюда, он всегда останавливается в лучших отелях, и он был великолепно одет».
Говорят, что Генри Форд ответил: «Да, мой сын ведет себя, как эксгибиционист, он еще очень неуравновешен. Мне незачем останавливаться в дорогом отеле; где бы я ни остановился, я — Генри Форд. В дешевейшей гостинице я все равно Генри Форд, нет никакой разницы. Мой сын еще очень молод, неопытен, он боится, что подумают люди, если он остановится в дешевом отеле. А это пальто — да, это пальто действительно досталось мне от отца — но это не имеет никакого значения; зачем мне новые тряпки? Я — Генри Форд, что бы я ни надел; даже если я совершенно голый, я — Генри Форд. А все остальное неважно».
Когда вы действительно гармоничны, сонастроены со своим внутренним миром, когда вы действительно богаты в нем, вам незачем показывать, демонстрировать это. Когда вы впервые приходите в храм, ваша молитва будет немного громче, чем молитвы других. Должна быть. Вам очень хочется порисоваться.
Стремление показать себя — это часть эго; не имеет значения, что именно вы показываете. Вы демонстрируете, вы выставляете напоказ. Значит, есть эго, лодка не пуста; а человек Дао — это пустая лодка. Он мягок, не ведая того; он невинен, не сознавая этого; он мудр, поэтому он может действовать как дурак, ни о чем не беспокоясь. Что бы он ни делал — это не разделяет его, его мудрость остается незатронутой, он может позволить себе быть глупым. Вы этого позволить себе не можете.
Вы всегда боитесь, что кто-нибудь сочтет вас дураком. Вы боитесь, что, если другие будут считать вас дураком, вы и сами начнете в это верить. Ведь если столько людей будут думать, что вы дурак, то вы утратите уверенность в себе. И если все продолжают твердить, что вы дурак, то, рано или поздно, вы в это поверите.
Лишь мудреца невозможно обмануть, он может выглядеть дураком сколько угодно.
Я слышал об одном мудреце, который был широко известен как Сумасшедший. Никто не знал ни его имени, ни вообще чего-либо о нем, он был известен просто как Сумасшедший. Он был еврей, а из евреев вышло несколько действительно мудрых людей, у них есть что-то такое, некий внутренней источник. Поэтому Иисус и смог родиться среди них.
Этот Сумасшедший вел себя настолько по-дурацки, что встревожилась вся община, потому что никто не мог предугадать, что он выкинет в следующий раз. В религиозные дни, Йом Киппур или другие праздники, вся община была в ужасе: невозможно было предвидеть, что этот рабби устроит, кем он прикинется, как он себя поведет. Его молитвы тоже были безумны.
Однажды он призвал суд, еврейский суд, всех десятеро судей. Суд явился на его зов, и этот рабби заявил: «Я настаиваю на возбуждении дела против Господа Бога, так что решайте, как наказать этого парня Бога. Я представлю все основания для этого, все доказательства того, что Бог несправедлив и преступен».
Судьи очень перепугались, но они вынуждены были его выслушать, поскольку он был рабби, глава храма. И он разобрал этот случай так, как это делает адвокат в суде.
«Бог, ты создал этот мир, — произнес он, воздев глаза к небу, — а теперь ты шлешь посланцев, чтобы учить нас, как от него отречься. Что за глупость! Ты дал нам желания, а теперь все твои учителя приходят и говорят: „Избавься от желаний“. Ты вообще думал, что делаешь? А если мы совершили какие-то грехи, так на самом деле это ты виновник, ибо зачем же ты создал желания?»
Как суд должен был поступить? Он был прав, но суд постановил, что этот человек окончательно сошел с ума и его следует изгнать из храма.
А человек этот действительно говорит правду. Он так сильно любит Бога, что он с ним на «ты», настолько близки их отношения. «Что ты делаешь? Хватит, остановись, не делай больше глупостей», — просит он. Он должен очень любить божественное, чтобы иметь право так себя вести.
И рассказывают, что Бог сразу остановился, когда тот воззвал. Ему пришлось послушаться этого человека.
И Ангелы вопросили: «Ты вдруг остановился, что случилось?»
«Тот Сумасшедший молится. — объяснил Он. — Мне придется послушаться его, ибо, что бы он ни говорил, это все истина, а он так сильно любит меня, что тут всякие формальности ни к чему…» В любви, в ненависти все разрешено, все позволено.
Этот Сумасшедший шел по улице, и к нему обратилась женщина. «Уже сорок лет, как я все мечтаю и мечтаю о ребенке. — попросила она. — И если в течении трех или четырех лет ребенка у меня не будет, то это станет уже невозможно. Помоги мне».
«Я могу помочь, — сказал тот Сумасшедший, — потому что у моей матери была та же беда. Сорок лет она все надеялась и надеялась, но детей все так и не было. Тогда она пошла к Баал Шему, мистику; она рассказала ему обо всем, и он вмешался. Моя мать дала ему очень красивую шляпу. Баал Шем надел эту шляпу, взглянул наверх и сказал Богу: „Что же это ты делаешь? Так несправедливо. В просьбе этой женщины нет ничего дурного, так даруй же ей ребенка“. А через девять месяцев родился я».
Тогда женщина, сияющая и счастливая, воскликнула: «Я схожу домой и принесу тебе шляпу прекраснее, чем ты когда-либо видел. И тогда у меня родится ребенок?»
«Ты не поняла, в чем тут дело, — ответил тот Сумасшедший. — Моя мать никогда не знала этой истории. Твоя шляпа тут не поможет, ты упустила суть. Ты не можешь имитировать религиозность, ты не можешь изобразить молитву. В тот момент, когда ты прикидываешься, ты все теряешь». И когда бы люди ни приходили к этому Сумасшедшему, он говорил: «Не имитируй, не подражай, выбрось все свои писания».
Когда этот сумасшедший умирал, ему пришлось сжечь все книги, что были о нем написаны. Последнее, что он сделал, — он сказал своим ученикам: «Пройдитесь по дому и поищите, и скажите мне, что ничего не осталось, чтобы я мог умереть спокойно. Ни единого письма, написанного мной, не должно остаться; иначе после того, как я умру, люди начнут следовать; а когда вы кому-то следуете, вы теряете самую суть ваших действий». Поэтому все было собрано и сожжено. Тогда он объявил: «Вот теперь я могу спокойно умереть, я не оставлю за собой никаких следов».
Эти мудрецы никого и ничего не боятся. Как мудрец может кого-то бояться? Он может смотреться дураком, с какой стороны ни глянь, ему незачем выставлять напоказ свою мудрость.
Следили вы когда-нибудь за собой? Вы всегда пытаетесь показать свою мудрость, вы всегда ищите жертву, которой вы можете продемонстрировать свое знание, прямо разыскиваете, охотитесь на кого-нибудь, кто слабее, чем вы — потом вы наброситесь на него и покажете ему, какой вы мудрый.
Мудрому не нужно быть эксгибиционистом. Все, что у него есть — оно и так есть, само по себе. Он не осознает этого, он не торопится это показывать. Если вы хотите найти это, то вам придется порядком потрудиться. Если вам нужно узнать, благороден ли он, то для этого вам придется раскрыться самому.
Помните это. Это очень легко — делать деньги; и также несложно делать достоинство из бедности. Это одно и то же. Человек занимается тем, что делать деньги; а потом вдруг он совершенно разоряется. Он доигрался, и больше рассчитывать не на что — и он отрекается. Теперь бедность становится достоинством, теперь он, живя в нищете, заявляет: «Только это — настоящая жизнь, религиозная жизнь». Человек этот — тот же самый, что и был, ничто не изменилось. Маятник был отклонен влево, а теперь он качнулся в другую сторону.
Он не старается делать деньги
и не возводит бедность в добродетель.
Он ни беден, ни богат. Он не прилагает никаких усилий, чтобы делать деньги, он не делает ничего, чтобы быть бедным — что бы ни случалось, он позволяет этому случиться. Если подвернется дворец, он будет жить во дворце; если дворец исчезнет, он не будет его искать. Что бы ни происходило, он принимает это, блаженство его нетревожимо. Он не стремится к деньгам, он не стремится к бедности.
Он не старается делать деньги…
Это понятно; другая часть труднее.
… и не возводит бедность в добродетель.
Вы находитесь в зависимости от других, от вашей жены, ваших детей, от ваших отца, матери, друзей, общества; потом вы внезапно все бросаете и сбегаете в Гималаи. А затем вы начинаете собою гордится: «Я один, сам по себе, никто мне не нужен, я свободен от того мира».
Он идет своей дорогой, не полагаясь на других…
Это понять легко.
Он идет своей дорогой, не полагаясь на других,
и не гордится тем, что идет один.
Но даже тогда вы все еще не одни, потому что ваше одиночество еще зависит от этого мира. Как вы могли бы быть одиноки, если бы не было мира, чтобы его покинуть? Как вы могли бы быть одиноки, если б не было общества, чтобы от него отречься? Как бы вы могли быть одиноки, если б не было жены, детей, семьи, чтобы оставить их за спиной? Ваше одиночество зависит от них. Как вы могли бы быть бедным, если бы не было денег, чтобы от них отказаться? Ваша бедность зависит от вашего богатства.
Нет, совершенный человек, человек, который действительно мудр, человек Дао, — он идет своим путем, ни на кого не полагаясь. Если вы полагаетесь на других, вы будете страдать, если вы полагаетесь на других, вы всегда будете в рабстве, вы станете зависимы и слабы. Но это не значит, что вы можете гордиться тем, что идете в одиночестве. Пребывайте в одиночестве, но не будьте этим горды. Тогда вы сможете появиться в мире, не будучи частью его. Тогда вы сможете стать мужем, не будучи мужем. Тогда вы сможете владеть, не становясь рабом вашего имущества. Тогда этот мир — снаружи, но не внутри. Тогда вы в нем, но он не искажает, не развращает вас.
В этом заключается истинное одиночество — пребывать в мире, не затрагиваясь им. Но, будучи горды, вы теряете. Если вы думаете: «Я стал кем-то», — ваша лодка не пуста, и вы снова пали жертвою эго.
Человек Дао остается неизвестным.
Совершенная добродетель ничего не создает.
«Не я» — это истинное "я". А величайший человек — никто.
Прислушайтесь… Человек Дао остается неизвестным. Не то, чтобы никто о нем ничего не знал, нет, но откроете ли вы его, обнаружите ли вы его — это зависит от вас. Он не делает никаких усилий, чтобы быть известным. Стремление к известности исходит от эго, поскольку эго не может существовать в безвестности, оно существует лишь тогда, когда вы известны. Оно существует, подпитывается, когда люди смотрят на вас, когда они обращают на вас внимание, когда вы — чем-то важны, значительны.
Но как вы можете быть значительны, если никто вас не знает? Когда вы известны всему миру, тогда вы кое-что значите. Поэтому люди так гонятся за славой, а если славы достичь не удается, они решают стать отъявленными негодяями — но только не быть неизвестными! Если люди не станут хвалить вас, то вы решите лучше подвергнуться осуждению, но вы не в силах вынести безразличия к вам с их стороны.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента