Раджниш (Ошо) Бхагаван Шри. Дао - путь без пути

   Дао говорит, что сознание человека неразделимо, нельзя назвать его «сознательным», нельзя «бессознательным». Эти разделения придуманы людьми. Когда рождается дитя, у него нет никакого бессознательного, нет никакого сознательного; он нерасчленяем, он един, но мы тут же берёмся за его воспитание, тут же берём его в оборот — будь таким, а таким не будь. Ему приходится отказаться от того, что вызывает ваше осуждение. Эти отсечённые части скапливаются в нем, видеть их больно — это свои же отсечённые части, все равно как отсечённые части тела — видеть их больно, лучше о них забыть. Забыть — кажется единственным выходом, и когда вы забываете о чем-то, что есть в вас, создаётся бессознательное.
   Бессознательное исчезает, когда вы становитесь спонтанным, как ребенок. Это значит — снять все последствия того, что причинило вам общество; это значит разобрать, уничтожить структуру, наложенную на вас обществом, стать над ней. Идти к данному, уходя от приданного — вот откровение Дао.
   В Дао нет никакого учения, Дао — это не йога. Дао — это диаметрально противоположное йоге учение. Если бы встретились Патанджали и Лао-цзы, они не поняли бы друг друга. Если бы Патанджали встретил Конфуция, они бы тут же подружились; Конфуций тоже говорит об учении, дисциплине, характере. Лао-цзы говорит о бесхарактерности. Запомните слово «бесхарактерность». Лао-цзы говорит, что у настоящего человека нет никакого характера, характер относится к чему-то прошедшему.
   Настоящий человек живёт мгновением, он не живёт прошлым, у него нет никаких мыслей, как надо жить — просто он живёт, отвечает каждому мгновению, и он не следует'святому писанию, не следует морали, у него нет никаких предписаний.
   Единственная его позиция — позиция спонтанного ответа. С чем бы он ни встретился, он отвечает этому весь целиком, он отвечает со всей полнотой, от всего сердца.
   Человек с характером никогда не отвечает от всего сердца, у него есть представление о жизни, он считает, что надо поступить определенным образом. Прежде, чем возникла ситуация, он уже решает, как поступить, он предусмотрителен. Человек Дао ничего не предусматривает, он не утруждает себя этим, он не заглядывает в будущее. Пусть настанет момент, а он всегда здесь, и он ответит ему, он исторгнет из своего существа соответствующий звук. Он верит природе: его вера абсолютна, абсолютна до самого конца. Человек с характером не верит природе, он говорит: «Я буду воспитывать характер, иначе в определённой ситуации я поведу себя плохо». Он не верит себе. Посмотрите, какой абсурд: себе он не верит, носам собирается воспитывать, собирается справиться сам,но себе он не верит, из-за недоверия к себе он становится псевдоличностью, теряет свою подлинность, самостоятельность. Он улыбается, потому что нужно улыбнуться, он любит, потому что нужно любить; он ведёт себя так, как нужно себя вести, но все это ложно, ничто не исходит из его сердца, ничто не струится из его сердца, ничто не касается его существа. Все это всего лишь деланное, обусловленное. Естественно, он живёт псевдожизнью: его любовь безжизненная, улыбка нарисована, жесты бессильны, бессмысленны. Он пытается самоуправствовать, вот и все, но он не живёт.
   У Дао нет никакой дисциплины, оно не верит в характер, оно верит в жизнь, в вашу природу. И тут нет никакого усилия: все усилия неизбежно ведут к трудностям, создают проблемы. Усилие означает конфликт, усилие означает, что вы воюете с собой. Дао верит в безусильность. «Посмотрите на полевые лилии, — говорит Иисус ученикам, — они не трудятся, не работают, они не думают о завтрашнем дне, но они прекрасны. Даже царь Соломон в блеске своей славы не был так красив во всех своих роскошных нарядах, в золоте и жемчугах. Даже тогда ему было не сравниться с одёждой полевых лилий. В чем же их секрет? Они живут естественно: никакого усилия, они не трудятся».
   Так и кажется, что Иисус несёт это благословение из даосского источника. Рассказывают, что он был в Индии, даже в Японии, показывают место в Японии, которое он посетил. Рассказывают, что он был в Тибете, но, возможно, он никогда не был в Японии и никогда не был в Тибете — это был его собственный опыт, было то, что он обрёл во внутреннем поиске. Он — даос; Иисуса они бы приняли за своего. Он — даос, поэтому в него не поверили евреи. Это люди, укоренившиеся в законе до мозга костей и до кончиков пальцев. Они живут по закону десяти заповедей Моисея, а Иисус говорит: «Заповеди были даны вам Моисеем. Я дам вам новую заповедь, высшую заповедь — заповедь любви». Но у любви нет никаких законов, «любовь беззаконна», а он — умница и чтобы передать любовь людям закона — евреям, он говорит: «Я дам вам закон любви». Закон любви?! Слова противоречат друг другу; закон никогда не любит, любовь никогда не бывает по закону, не может быть. Любовь — это свобода, закон — это ограничение, им не встретиться, их нельзя поставить рядом.
   Я слышал следующее. Некто проходил кладбищем и увидел роскошное мраморное надгробие. Надпись на нем гласила: «Здесь лежит великий законник и великий любовник». «Немыслимо, — рассмеялся прохожий, — как они очутились в одной могиле? Много любивший и великий судья? Это невозможно».
   Иисус принёс любовь и беззаконность; этого не могли простить ему евреи. Его надо было казнить; он растревожил целый народ, он был опасен, на самом деле он опасен, на свете было мало таких опасных людей. Сказав «Бог есть любовь», он выбил опору из-под всего. Бог евреев никогда не был любовью. Он был Богом гневным и ревнивым, и сметал с лица земли за всякую малость тех, кто не слушал его повелений. Непослушных Адама и Еву он выгнал из рая.
   Любовь прощает, любовь умеет прощать. Любовь так любит, что не может гневаться и сердиться. Бог евреев за всякую малость сметал города: за то, что их жители бесхарактерны или гомосексуальны. Он затопил целый мир! В нем вряд ли был избыток любви; может быть, он был справедливый, но не любвеобильный. И как может справедливость быть любовью? Справедливость должна быть справедлива, любовь — это совсем другое измерение. Евреи испугались: Иисус нёс спонтанность, нёс безнаказанность, нёс бунт; в ужасе от такого поворота они даже не поняли, что было внутри.
   Если в Индии ко мне плохо относятся, это совершенно естественно; я только и делаю, что подрываю основы. «Я принёс не мир, но меч», — говорит Иисус. Он говорит: «Я пришёл восстановить сына на отца, мужа на жену, мать на сына, брата на брата». Что он имеет в виду? Эти отношения, «родственные узы» — уже не любовь, они формальны. «Нужна только любовь», — говорит Иисус; все другое разрушает твою естественность. Люби мать, но не потому, что она твоя мать, люби её, пусть это будет любовью, но не потому, что она твоя мать. Как можно любить женщину только потому, что она твоя мать? Как можно любить женщину только потому, что она твоя сестра? Можно исполнить свой долг, но долг — это ужасно. «Долг» — уродливое слово из четырех букв, избегайте его, оно разрушает естественность, оно разрушает человечность, оно не позволяет человеку расцветать и цвести.
   Нет, в Дао нет дисциплин и усилия, есть только понимание. Запомните, я повторяю: есть только понимание. Усилие означает, что вы поняли неверно; поэтому приходится прилагать усилия. Если я говорю «любви достаточно» и вы меня понимаете, какое ещё нужно усилие? Само понимание все изменит. Понимание — это революция. Любви достаточно, если вы понимаете, о чем речь. Если вы понимаете, что полевые лилии красивы, если вы понимаете, что такое красота, — а быть красивым — значит, быть естественным, — станете ли вы прилагать усилия, чтобы достигнуть этой красоты? Как можно стать естественным через усилие? Чтобы быть естественным, надо отбросить любое усилие. Вы наверное, постараетесь усилием отбросить усилие? Тогда вы снова попадаете в ту же ловушку, это вас не изменит.
   Просто посмотрите, как обстоит дело; и пусть это останется в вас, пусть это проникнет в ваше сердце, пусть оно погрузится в самые ваши глубины, тогда вы увидите, что само понимание факта преобразит вас. Вдруг вы увидите, что вы совсем другой человек, а прежний ушёл и родился новый, без всякого усилия.
   И ещё кое-что: Дао — это возвышенная лень, оно не верит в агрессивность, оно не верит в мужской элемент. Дао женственно: пассивно, восприимчиво. Постарайтесь это понять. Есть два пути приближения к истине: один — путь агрессии, почти изнасилование. Вот почему я говорю, что наука насилует: она агрессивна, она завоевывает природу, она заставляет природу раскрыть свои секреты, она очень груба, примитивна — ведь насилуют только неспособные любить. Если вы любите женщину, придёт ли вам мысль её изнасиловать? Даже во сне такое не привидится: это невозможно. Насилие возникает тогда, когда человек не умеет любить, когда любовь терпит неудачу. Наука терпит неудачу, неудачу в том смысле, что мы не можем добиться согласия от природы. Лучше бы нам было получить её согласие.
   Дао ищет согласия с природой. Не нужно насилия, люби — и постепенно природа откроет тебе все свои секреты. Наука пытается взять силой. Вы знаете кое-какие факты, но они уродливы, преждевременны, они не родились естественным путём, в них льётся и переливается эхо вашего насилия, поэтому не случайно развитие науки ведёт ко все большему увлечению насилием, наука насильственна. Не случайно кульминация науки связана с атомной и водородной бомбой, они — её естественные спутники. Наука — это принуждение, а принуждение всегда кончается насилием. И если мы не поймём этого, наука станет орудием самоубийства, всеобщего самоубийства.
   Рано или поздно человек, все человечество, совершат самоубийство: если так свирепо принуждать природу, она неизбежно откликнется на это. Насилие, причинённое природе, падёт на ваши головы.
   Это уже происходит, но понемногу, — так что можно не понять и не заметить. Гитлер уничтожил евреев в Германии, он изгнал Альберта Эйнштейна потому, что тот еврей. Ему никогда не приходило в голову, что изгнание одного этого человека свело на нет все его усилия, вызвало конец фашизма. Высланный из Германии Эйнштейн написал письмо Рузвельту, указав, что возможно создание атомной бомбы. Эта бомба, упавшая на Хиросиму, уничтожила и фашизм, и нацизм, и Гитлера, и его мечты о тысячелетнем владычестве над землёй. Теперь, оглядываясь назад, все выглядит просто: он изгнал Эйнштейна и даже представить себе не мог, что эта высылка будет его концом. Кто знает, может быть, если бы к Эйнштейну хорошо отнеслись в Германии, Гитлер смог бы править миром; но выгнанный из страны еврей мало чего стоил в его глазах. А этот еврей доказал, что Гитлер был не прав.
   Все в жизни глубоко связано: где-то аукнулось, а здесь откликнулось.
   «Никогда не насилуй природу, — говорит Дао, — иначе природа обрушит это насилие на твою голову и уничтожит тебя». «Уговаривайте, любите, — говорит Дао, — но не принуждайте свою внутреннюю природу, как и внешнюю.» Наука и йога отлично подходят друг другу; Эйнштейн легко принял бы Патанджали, а Патанджали легко понял бы Эйнштейна, но ни Эйнштейн, ни Патанджали не смогли бы понять Лао-цзы, он бы показался им абсурдным, сумасшедшим. Он вносит в мир совсем другое измерение, измерение женственности.
   Мужчина агрессивен, женщина восприимчива. Женщина — это утроба, восприятие. Лао-цзы говорит, что истина должна быть воспринята, а не понята. «Ищи, и никогда не найдёшь, — говорит Лао-цзы, — жди в открытости, жди в беззащитности, и ты найдёшь, истина сама придёт к тебе. Пригласи и жди, люби и жди, будь в „хорошо-как-есть“, попусти».
   В этом смысл того, что я называю «возвышенная лень», это бездействие, но не летаргия; бездействие, но искрящееся сиянием; ничегонеделание, но пульсирующее энергией. Человек, который ничего не делает, со временем начинает пульсировать невероятной энергией; онни на что не теряет свою энергию, не тратит её, поэтому она накапливается; он становится резервуаром — лучащимся, живым, пульсирующим, струящимся. В этот великий момент через энергию приходит истина при полном бездействии, поэтому я называю это «возвышенной ленью». Активный человек теряет энергию, активный человек разрушает, распыляет свою энергию. Человек, находящийся в бездействии, аккумулирует, но это не летаргия. Человек в летаргии бездейственен, но и без энергии — он бессилен.
   Несколько дней назад я говорил с Аштавакрой. Он такой же как Лао-цзы, он тоже ценит возвышенную лень. Он называет её «аласи широмани», император лени. Но помните: бездействие плюс энергия плюс жизненность и не нужно ни единого усилия; на усилие будет потрачено столько энергии, что ваша лучезарность уменьшится, а Бог приходит, когда вы предельно жизненны, предельно лучезарны на самой вершине, выше некуда. На этой вершине вы встречаетесь с божественным, ваша энергия приникает к ступням Бога, нижайшая энергия Бога смыкается с высочайшей энергией человека — происходит соединение.
   Понять Дао — значит просто понять.
   Ваше подавление приносит только болезни, все ваши усилия приносят только подавление.
   Я слышал…
   У дверей музея Метрополитена каждый день перед открытием замечали странного человека: хорошо одет, но все же похоже, что он только что выскочил из постели, нацепил на себя одежду и помчался в музей. Первым войдя в музей, он садился на диванчик, разворачивал «Тайме», читал час или больше и уходил. Однажды заметив, что на него поглядывает охранник, он признался ему:
   «Вам не понятно, зачем я хожу сюда? Я стараюсь бросить курить, и мне приходится искать место, где курить воспрещается.» Но помолчал немного и добавил: «По воскресеньям, когда у вас закрыто, я хожу в церковь».
   Если вы чего-то избегаете, что-то подавляете, уходите от какого-то факта, ваша жизнь становится уродливой, вы никогда не сможете жить своей жизнью, вам всегда будет нелегко с собой. Отбросьте всю непростоту и запомните: то, что просто, то и хорошо. Не надо никаких усилий. Я знаю, усилие весьма котируется, усилие приятно удовлетворяет "я". Прилагая усилия, вы чувствуете, что делаете что-то.
   Есть ещё один вопрос,тесно связанный с этим:
   «Вначале, придя сюда, я был человеком, напряжённо стремящимся к духовному, я прилагал значительные усилия. Теперь я стал каким-то материалистом, я и пальцем не пошевелю, чтобы достигнуть духовности, достигнуть нирваны и просветления. Что же случилось со мной, Бхагаван? Не отпал ли я от благодати?»
   Вы возросли в ней. То, что вы сочли материалистичным, есть подлинно духовное, а то, что вы считали духовным, было просто алчностью и материализмом. Если вы стремитесь стать просветлённым, это материализм, ведь это алчба. Ставить какие-то цели — значит быть материалистом; не иметь никаких целей — значит быть духовным. Пытаться чего-то достигнуть — значит быть алчным, исполненным желаний, амбиций — все это ловушки "я". Отбросить все эти ловушки и жить «здесь и сейчас» — значит быть духовным. В этом разница между так называемой обычной духовностью и духовностью Дао.
   Если бы вам встретились Лао-цзы, Чжуан-цзы или Ли-цзы, вы бы их не узнали, они показались бы вам слишком обычными. Надо побыть с ними, чтобы почувствовать. Они не произведут необычайного впечатления, не покажут вам чудеса, не покажут вам сиддхи и силы. Они показались бы вам слишком обычными.
   Быть обычным — в этом откровение Дао; быть таким обычным, чтобы не было и мысли быть каким-то другим. Быть таким удовлетворенным, таким довольным… Есть, пить, любить, говорить, слушать, гулять, спать, греться на солнышке или смотреть на луну, на деревья; все самое будничное становится возвышенным, если смотришь на него довольным взглядом. Когда вы счастливы, все становится необычайно прекрасным, все становится лучезарным. Все зависит от вас.
   Что я вам скажу: "Когда вы пришли ко мне, вы были материалистом, вы только думали, что духовны. Теперь, когда вы погружаетесь в духовность, вы понемногу пугаетесь: куда девалась ваша духовность? Это было материализмом. Пройдитесь по Индии, и вы увидите: из сотни так называемых Махатм, девяносто девять — материалисты. Материалисты в том смысле, что они амбициозны, стремятся к тому, что будет после жизни: небеса, рай, мокша, нирвана. Их желания очень живучи, их желания сильнее, чем у обычных людей.
   Маленький человек желает большую машину; не так уж много, его можно простить. Может быть глупо, но не грустно. Немного глупо, ну и что? Но тот, кто желает райского блаженства… — это уж алчность так алчность, или жизнь вечную… — такая алчность… Машина — это игрушка, большой дом — тоже игрушка, но эти, так сказать, духовные люди желают вечности, пробыть «ныне и присно и вовеки веков», желают вечного бессмертия. Их амбиция столь велика, их "я" столь велико, что они не могут удовлетвориться малым, они хотят Бога в свой кулачок — тогда и только тогда может он чувствовать, что он что-то собой представляет.
   Попытайтесь меня понять: я пытаюсь сейчас перевернуть все вверх тормашками, слишком долго все было перевёрнуто с ног на голову. Надо все поставить на место, и это единственный способ. Если кто-то стоит на голове, как вернуть его в естественное положение? Перевернуть вверх тормашками, и все будет в порядке. Так называемая духовность — только переодетый материализм.
   Вам надо понять суть дела: духовен тот, у кого нет желаний; духовен тот, кто не вязнет в ловушках "я", духовен тот, кто не заботится о Кундалини, чакрах, шастрах, раскрытии тысячелепесткового лотоса, такой человек действительно духовен. Он необычен в своей обычности, он свят в своей повседневности.
   Само разделение на материальное и духовное материалистично. Духовный человек не понимает никаких разделений, духовный человек просто принимает то, что есть, и это «есть» едино. Нет никакого материального и духовного, это опять разделение на "я";
   все различия идут от "я". Когда "я" исчезает, исчезают все различия; есть реальность, неразложимая реальность. Назовите её духовной, назовите материальной — ничего не изменится, когда естьтолько одно,ему подойдёт любое имя.
   Во имя духовности люди калечат, разрушают, парализуют себя. Есть даосская притча.
   Мандарин провинции Лю отправился встречать перелётную птицу, появившуюся в окрестности, и препроводил её в парадный покой.
   По этому поводу были зарезаны вол, овца и поросёнок, и в честь заморской птицы был устроен роскошный пир, на котором прекрасные музыканты играли музыку, сочинённую под наблюдением императора Жень, но птичка глядела на все это рассеяно, была понура и печальна, не отведала ни кусочка мяса, не пригубила ни из одного бокала. Так она умерла от голода через три дня. Мандарин кормил птичку так, как он кормил себя, он не понял, что с ней надо было обращаться как с птицей, а не как с императором.
   Музыка мало значит для птицы, а вол, овца и поросёнокне годятся ей в пищу. Мандарин убил птицу.
   Вы убиваете себя, стремясь к тому, для чего не созданы. Вы не дали себе возможности быть самим собой и стараетесь вести себя, как кто-то другой. Все учения навязывают вам нечто, чем вы должны стать. Дао говорит: «Ты — уже то, что надо, не нужно никем становиться; ты — уже то, что надо. Ты существуешь, и нет никакого становления. Ты — уже то, что надо, начни жить».
   Смотрите, что за революционное благовестие. Не нужно улучшать себя, вы уже то, чем могли бы быть. Начните же наслаждаться этим, праздновать, жить. И чем больше вы празднуете, чем естественнее живёте, тем более вы начинаете чувствовать свою глубочайшую сердцевину. И в глубочайшей башей сердцевине — Дао — ваша природа, Путь.
 
   ВОПРОС Хорошо ли рисковать?
   ОТВЕТ Дело не в том, что хорошо или плохо. Если вы живёте, вы неизбежно рискуете, жизнь — это риск. Безопасна только смерть, жизнь не бывает безопасна — безопасности нет. Организации, называемые «страхование жизни», должны называться «страхование смерти»; в жизни никто не застрахован. Жизнь жива только потому, что есть риск, опасность, потоэму она так и волнует.
   Вы спрашиваете: «Хорошо ли рисковать?»
   Приходится рисковать, если хотите жить, и чем больше вы рискуете, тем больше в вас жизни. Так что на самом деле вы спрашиваете:
   «Хорошо ли жить?»
   Нет, я не убийца, я не хочу отравить вашу жизнь. Многие уже преуспели в этом: учителя, проповедники, они отравляют вашу жизнь. Все они учат вас жить в рамках, жить так, чтобы не было риска, чтобы вы всегда были в полной безопасности, но тогда вы уже мертвы, вы уже в могиле, и тогда становитесь несчастны и начинаете замечать, что у вас нет никакой любви, нет никакого счастья, что в вашей жизни не происходит ничего стоящего. Тогда в вас возникает чувство, что жизнь бессмысленна, незначительна, а причина в том, что вы избегаете риска. Смысл приходит, когда вы в опасности, дерзновении. Ценность приходит только тогда, когда вы живы, ценность приходит через жизненность.
   Вся добродетель — быть мужественным, мужество — единственное достоинство.
   Если не жить опасно, лучше покончить с жизнью; зачем тогда обременять жизнь, зачем обременять землю? И зачем чувствовать себя несчастным? Какой в этом смысл? Тогда ваше несчастье ни к чему не приведёт, и будете вы в своём несчастье, как белка в колесе.
   Взгляните на людей: глаза их потеряли блеск жизни, их лица больше похожи на маски, чем на настоящие лица, они не живут, а только делают вид, что живут. И тогда, естественно, возникает чувство, что все бессмысленно: не рождается ни цветения, ни аромата, ни танца, ни песни. Тогда они обращаются к священнику и тот говорит: «Да, песня возможна, но только после смерти, когда вы умрете». Обращаются к либералу и он говорит: «Да, жизнь имеет смысл, но прежде нужно изменить социальную структуру, нужно изменить экономическую структуру и заодно всю историю, нужно построить коммунизм, нужно построить социализм».
   Когда человек теряет смысл, он, естественно, начинает спрашивать, где его найти. И вот он обращается к этим двум, священнику и либералу, хотя именно они доводят его до такого состояния, когда смысл потерян. Составился великий заговор: сначала они уничтожили возможность смысла, и теперь, конечно, вы у них в руках, вам приходится обращаться к ним с вопросами, они указывают вам путь.
   Взгляните на ребёнка: у него есть смысл. Вам ведь знакома такая картина: ребёнок играет в камешки на морском берегу или бежит за бабочкой. Тихо понаблюдайте, но не пробуждайте в нем самосознания. Как только пробуждается самосознание, он уже больше не ребёнок. Тихо понаблюдайте, спрячьтесь где-нибудь; увлечённый до самозабвения, он полностью растворился в чем-то. А как он прекрасен! Благодать на его лице, радуга, радость, веселье, наслаждение, жизнь, у него как бы выросли крылья и в то же время его нет, он растворился. В этот миг растворения он ближе всего к Богу, он в Дао, он на Пути, он наслаждается мгновением. Он необычайно счастлив, так счастлив, что даже не понимает, что счастлив. Понимают, что счастливы только несчастные люди. Он так счастлив — кому какое дело? Он настолько "в", что больше он не посторонний.
   Теперь попробуйте вот что: возьмите фотоаппарат и попытайтесь заснять ребёнка. Как только он почувствует, что его снимают, веселье его исчезнет. Его лицо перестанет быть правдивым, появляется маска. Его глаза больше не растворены, сияние исчезло, они становятся скучными. Он не так уж подвижен, он стал скованным, закрепощённым. Вернулось самосознание, вторглось "я". Теперь ребёнок неприятен. Вот почему так трудно сделать фотографию. Если даже красивого человека привести в студию, сразу что-то случается, фотография никогда не получается такой, как надо. Довольны вы хоть одной своей фотографией? Всякий раз, глядя на фотографию, вы видите, что что-то потеряно. Что же потеряно? Вы вспомнили о себе, появилось самосознание, вы начали готовиться. Вы хотели бы выглядеть, как можно лучше: счастливым, улыбающимся, человеком значительным, могущественным, чарующим… и все на ветер; вы просто неприятны, мертвы. Вы думаете о фотокамере и о тех, кто будет смотреть на фотографию. Вы так поглощены мыслями о себе, как же можно быть красивым?
   Тот, кто постоянно думает, — а не опасно ли, — настолько поглощён мыслями о себе, что ему некогда жить. Он становится напряжённым, скучным и глупым, он — посредственность. Забудьте вы о риске: жизнь — это риск. Как только вы родились, с уверенностью можно сказать только одно, что рано или поздно вы умрёте. Какой же может быть риск?
   Моя старенькая бабушка за меня всегда очень болела: я постоянно разъезжал на поездах, полмесяца в месяц я был в пути. Она вечно тревожилась и говорила: «Так много несчастных случаев!» Каждый день она открывала газету, чтобы узнать, не случилось ли ещё одной аварии с гнездом, самолётом… И собрав вырезки, она показывала их мне всякий раз, когда я собирался в дорогу: «Вот посмотри, сколько несчастных случаев с автомашинами, поездами, самолётами, сколько убитых. Прошу тебя, не езжай никуда!»