Раевская Фаина. Взрыв на макаронной фабрике

   Только тут я обратила внимание, что по-прежнему сжимаю в руках бумажный комочек, обнаруженный мною в кармане убитого. Комочек был довольно тяжелый для простой бумажки. Я аккуратно развернула его… Бриллиантик…
   Камушек был похож на тот, что я вчера нашла у убитой женщины, как брат-близнец.
   – Вот это да, – выдохнула я. – Наверное, синоптики обещали бриллиантовый дождь, просто я не слышала… Иначе чем еще можно объяснить, что я уже второй раз за небольшой промежуток времени нахожу такие вот камушки? А может, это знак судьбы?
   Было над чем подумать, скоротать время до приезда оперативной группы.
   К моему величайшему облегчению и немалому изумлению, Вовки среди прибывшей группы не было. Зато был Тенгиз. Всегда улыбчивый и веселый, сейчас он то и дело хмурился и качал головой. Как и положено законопослушной гражданке, я чистосердечно призналась оперативникам, как нашла труп, что ничего с места происшествия не брала, что полностью осознаю меру ответственности за дачу ложных показаний и что обязуюсь явиться к следователю по первому же требованию. При этом глаза у меня были такие чистые и правдивые, а голос настолько твердый и уверенный, что в какой-то момент я и сама себе поверила.
   Когда следственная бригада, изрядно натоптав у меня в квартире, направилась к выходу, я двинулась следом за ними.
   – А вы куда, гражданочка? – поинтересовался незнакомый мне майор.
   – Туда. – Я неопределенно потрясла рукой в воздухе. – Мне надо…
   – Эх, обыватели! – вздохнул майор. – Нет бы дома сидеть, так ведь нет, надо на покойников полюбоваться! И что в них интересного?
   Я могла бы ему рассказать, что интересного в некоторых покойниках найдется немало и что хороший труп может о многом рассказать знающему человеку. Однако обнаруживать свою заинтересованность трупами я не решилась и потому благоразумно промолчала. Не дождавшись ответа на свой вопрос, дядька махнул рукой и больше не доставал меня глупыми рассуждениями. Обрадовавшись, я поторопилась к тому самому знающему человеку, который по роду свой службы с покойниками сталкивается каждый день.
   При виде меня Гогочия сдвинул брови и сердито надулся. Он старался не смотреть в мою сторону и делал вид, что сильно увлечен работой. Я встала в сторонке с уже успевшей собраться небольшой кучкой любопытных, усердно поковыряла носком туфли землю, исподлобья наблюдая за экспертом, а потом сделала решительный шаг ему навстречу.
   – Гамарджоба, генацвале! – Я широко улыбнулась.
   Тенгиз ничего не ответил, а лишь мрачно глянул в мою сторону.
   – Вот тебе раз! – притворно удивилась я. – А где же хваленая грузинская вежливость и гостеприимство?! Где же, в конце концов, традиционное преклонение перед женщиной? Я тебя не узнаю, дорогой!
   – Ты не женщина, – сквозь зубы процедил эксперт.
   – Да? А вот мой муж думает иначе!
   – Он слеп и глух. Он до сих пор не знает, что живет с атомной бомбой с уже включенным часовым механизмом!
   Тенгиз поцокал языком и добавил:
   – Отважный человек!
   Я сделала вид, что обиделась. Гогочия бросал в мою сторону недовольные взгляды и все время что-то бормотал на грузинском языке.
   – А где ты Ульянова потерял? – наконец не выдержала я. – Что-то не видно нашего начальника!
   – Он на совещании. Вместе с американцем.
   – Так это же здорово! – Я искренне обрадовалась. – Никто не будет мешать. Тенгиз, можно я с трех раз угадаю, чем убили этого человека?
   Гогочия скептически ухмыльнулся.
   – Стилет, да?
   – Тут не надо быть Нострадамусом! И так видно.
   – Слушай, дорогой, – оживилась я, – помнишь, ты говорил, ну, когда женщину осматривал, что за твою практику это всего лишь второй случай употребления стилета в качестве орудия убийства? А когда был первый? Тенгизик, миленький, ты не хотел бы кофейку попить, бутербродиков поесть? А то я могу предложить…
   Тенгиз, секунду посомневавшись, согласно кивнул и, крикнув сослуживцам, что задержится, поднялся ко мне в квартиру.
   Рудольф встретил эксперта как родного. Я засуетилась, накрывая на стол. Гогочия с важным видом наблюдал за моими действиями.
   – Ты сулугуни кипятком ошпарь, – посоветовал он. – Лишняя соль выйдет, а сам сыр будет мягче. Конечно, неплохо было бы его с зеленью смешать…
   Стиснув зубы, я все же выполнила пожелание Тенгиза. Вскоре мы, довольные друг другом, пили кофе и заедали его нежнейшим сулугуни.
   – Ну? – напомнила я.
   – Чего? – удивился Гогочия.
   – Стилет… Когда первый раз ты с ним столкнулся?
   – А-а… Стилет… Было это лет шесть назад… Вовка тогда еще только майора получил. Вызывают нас однажды на труп. Мы приехали по адресу и обалдели: не квартира, а настоящий музей ценностей! Антикварная лавка, да и только! И посреди всего этого великолепия лежит хозяин квартиры с дырой в груди. Рядом сидит молодая безутешная вдова и проливает крокодиловы слезы над телом супруга. По ее версии, она вернулась из загородного дома, где отмечала день рождения подруги, и нашла мужа в уже остывающем виде.
   – Что-нибудь пропало?
   – А как же? Конечно, пропало! Антиквар все-таки, это тебе не инженер. Там было чем поживиться. А у этого антиквара, между прочим, была еще одна страсть: холодное оружие. Ножи, ножички, кинжалы, стилеты… И вот эта самая страсть его и подвела: убит он был одним из стилетов из его же коллекции.
   – Стилет дорогой? – уточнила я. – Тоже антикварный?
   – Да нет. Самое интересное, что дорогое оружие осталось, хотя там была работа самого Бенвенуто Челлини! А пропал один стилет, совсем уж современный – что-то около конца девятнадцатого – начала двадцатого века.
   – Ну и что дальше? – поторопила я Тенгиза.
   – Ничего, – пожал он плечами. – Убийцу не нашли. Стилет тоже. До сих пор он где-то бродит… Вернее, бродил. А теперь видишь – снова всплыл.
   – Ты думаешь, что это тот же самый стилет? – быстро спросила я.
   – Я уверен в этом. Знаешь, когда я проводил вскрытие женщины, я обратил внимание, что один из краев раны немного более рваный. Словно на оружии была зазубрина. Точно такой же след оставил убийца и на Круглове.
   – На ком?
   – На Круглове. Это Антиквар. Феликс Петрович Круглов…
   – Понятно… – Я задумчиво почесала за ухом. В голове замелькали обрывки каких-то мыслей, но я никак не могла поймать ни одну из них.
   – Ну, пошел я, – поднялся Тенгиз. Он явно ожидал, что я его задержу, попрошу остаться, угощу обедом. Однако у меня были другие планы.
   – Уже? – рассеянно поинтересовалась я. – Ну что ж, работа есть работа! Тебе теперь еще одного покойничка вскрывать предстоит. Иди. А то, не приведи господь, Вовка с совещания вернется, а тебя нет на рабочем месте…То-то скандал будет!
   Едва Тенгиз, обидевшись на мое негостеприимство, ушел, я бросилась к телефону. Звонила я своей подруге, работавшей в городском загсе заведующей. По счастью, она была на месте и очень обрадовалась, услышав мой голос.
   – Здорово, Женька! – воскликнула Ленка Пономаренко. – Сто лет тебя не видела. Может, встретимся как-нибудь? Посидим, поболтаем, чайку попьем? А может, и чего покрепче?
   – Ага, обязательно, Лен, только не сейчас, – торопливо согласилась я. – Я по делу тебе звоню.
   – Хм, конечно, по делу, – усмехнулась Пономаренко. – Просто так мне уже давно никто не звонит! Что на этот раз? Фамилию, имя менять? Или ребеночка зарегистрировать? Развестись, замуж выйти? Говори быстрее, время – деньги!
   – Лен, ну не сердись, – я примирительно заканючила. – Мне действительно очень надо! Ты ж меня знаешь…
   – Вот именно! – поддакнула Ленка, но тон ее значительно смягчился. – Ладно, выкладывай, чего хотела?
   – Мне нужен адрес одного человека…
   – Ну ты даешь, подруга! Я же не в справочном бюро работаю! Это все-таки загс!
   – Лен, он умер лет шесть назад. Вы же выдаете свидетельства о смерти? Там наверняка должен быть и его адрес.
   – А зачем тебе понадобился адрес человека, который умер шесть лет назад? – удивилась заведующая.
   – Хочу соболезнование вдове выразить! – брякнула я. – Понимаешь, только сейчас узнала, что он умер. Ну, вот и решила… Лучше поздно, чем никогда! Так ты посмотри, а?
   – Ну, не знаю! – протянула Ленка. – Это надо архив поднимать… А кто этим будет заниматься? У меня сейчас народу полно!
   – Леночка, а давай послезавтра с тобой встретимся? – подхалимски предложила я. – В кафе сходим? И вообще, тебе не кажется, что мы с тобой очень редко видимся?
   Пономаренко немного помолчала, а потом, глубоко вздохнув, согласилась:
   – Ладно, разберемся. Давай данные твоего покойника…
   – Круглов. Феликс Петрович Круглов…
   – Год рождения?
   – Не знаю… – растерялась я. – Зато знаю, когда он умер! Вернее, догадываюсь.
   – Это я помню…
   – Лен, но ведь у нас в городе не так много Феликсов, правда? Ты ведь посмотришь, да?
   – Посмотрю, – отозвалась Ленка. – Позвоню, как что узнаю.
   С этими словами Ленка отключилась.
   Последующие полчаса прошли в томительном ожидании. Трудно объяснить, почему этот Феликс меня так заинтересовал. Впрочем, скорее всего мне очень хотелось утереть нос нашим дорогим следственным органам.
   Я убралась на кухне, закурила сигарету и села у окна. Теперь мысли потекли совсем в ином направлении.
   Может ли быть случайностью то, что за два дня я нашла два трупа и два бриллианта? Причем оба человека были убиты одним и тем же способом? Впрочем, по словам Ульянова, появление бриллиантов в нашем городе, в общем-то, закономерно. Это ж надо: якутские алмазы – и вдруг у нас!
   Мысль о якутских алмазах заставила меня снова схватиться за телефон. На этот раз я решила связаться с консультанткой Катериной, последней пассией Веника и дочерью ювелира Шульца.
   Сперва я позвонила по домашнему телефону. Там очень долго никто не отзывался. Вздохнув, я набрала сотовый номер девицы Шульц.
   – Катя? – поинтересовалась я на ее нетерпеливое «алло». – Это Женя Зайцева. Вы с Вениамином на днях были у нас…
   – Здравствуй, Женя, я тебя помню. Что-нибудь случилось?
   – С чего ты решила? – удивилась я.
   Катерина рассмеялась:
   – Ну, мне чаще всего звонят в том случае, когда требуется профессиональная помощь. Тем более что, насколько помню, я не оставляла тебе своих телефонов. Значит, ты сама их узнала. Вероятно, у своего мужа. Отсюда вывод – что-то произошло, и тебе нужна моя помощь. Я права?
   «Умна», – подумала я, а вслух ответила:
   – В общем-то, нет. Конечно, кое-что случилось, но с этим я справлюсь сама. Я просто хотела поближе с тобой познакомиться. Ты мне понравилась… Да и Веника просто так в чужие руки не отдашь!
   Я была противна сама себе. Буквально все в этой Катьке вызывало у меня взрыв отрицательных эмоций: и высокий рост, и длинные ноги, и шикарные каштановые волосы, крупными локонами ниспадающие на плечи, и невероятная схожесть с Джулией Робертс… А теперь вот выясняется, что она еще и чертовски умна. Нет, по части ума я, конечно, дам ей сто очков вперед, а вот в остальном… Рядом с этой консультанткой я выгляжу как взъерошенный воробей. Катерина, кажется, думала о том же, потому что недоверчиво хмыкнула и задумалась. За этот сравнительно небольшой промежуток времени я успела придумать несколько нелестных прозвищ для дамочки, самым безобидным из которых было «кобыла длинноногая».
   – Хорошо, – наконец молвила Катя. – Я освобожусь в семнадцать тридцать. Только знаешь что? Давай в кафе не пойдем. Приходи ко мне домой.
   Катерина назвала адрес. Жила она на улице Советской. За последние десять лет эта улица с пролетарским названием приобрела совсем уж капиталистический вид. В основном там строили элитарное жилье для очень богатых людей: трехэтажные коттеджи, двухуровневые квартиры с подземными гаражами и прочими буржуазными гримасами.
   – За тобой заехать? – поинтересовалась консультантка.
   Я сначала хотела было согласиться, но вспомнила, что теперь у меня тоже есть средство передвижения, и гордо отказалась.
   – Отлично, – подвела итог Катя. – Значит, в восемнадцать я тебя жду.
   Я кисло попрощалась и потащилась в ванную. Не знаю, кому как, но мне именно в ванной приходят в голову гениальные мысли. Однако сейчас что-то произошло с моей головой: она никак не хотела выдавать даже самых завалящих идей. Все мысли вертелись вокруг этой Катьки. Девушка была мне откровенно неприятна. Наверное, она это чувствовала, поэтому на праздновании годовщины даже не пыталась со мной сблизиться. Представляю себе ее удивление, когда я сама ей позвонила и предложила встретиться. Справедливости ради стоит заметить, что если она и удивилась, то ничем себя не выдала. В общем-то, признаюсь, я хотела ее использовать в своих интересах. Мне нужна была консультация ее папеньки – старого ювелира. Хотелось бы побольше узнать об алмазах вообще и о якутских, в частности, и показать ему свою находку. Тут мысли полностью переключились на камешки, и я с удовольствием погрузилась в мечты.
   Телефонный звонок разорвал бриллиантовые грезы. Трубка радиотелефона лежала на стиральной машине. Я вытащила руку из ароматной пены и недовольно проворчала:
   – Кто это?
   – Женька, снова привет! – раздался голос Ленки Пономаренко. – Записывай адрес своего покойника. Ты была права: Феликсов у нас не много: вместе с твоим – всего трое. Правда, один сидит, а другой родился месяц назад… Тебе который нужен?
   Ленка откровенно надо мной издевалась.
   – Леночка, – терпеливо отозвалась я, – мне нужен тот, который умер. Покойники, знаешь ли, мне больше нравятся, чем младенцы и уголовники.
   – Да? А живыми людьми интересоваться не пробовала?
   – Пробовала – не впечатляет. Знаешь, перефразируя одного умного человека, «чем лучше я узнаю живых, тем больше я люблю покойников»!
   – Шизофрения и некрофилия, – поставила диагноз Ленка. – Ладно, тебя, видать, даже могила не исправит. Записывай адрес. Только учти, жил он там пять с половиной лет назад. Так что кто там теперь – неизвестно!
   Пономаренко продиктовала мне адрес. Самое удивительное, что покойный Феликс Петрович Круглов жил все на той же улице Советской. Впрочем, я не удивляюсь: богатому человеку только туда и дорога. Если бы меня кто-нибудь спросил, зачем я интересуюсь этим самым Феликсом, да еще убитым почти шесть лет назад, я бы точно не ответила. Вероятно, потому, что и Круглова, и женщину – тезку великой княжны, и странного азиата с бриллиантом и сорока рублями в кармане убили стилетом. Может, ключ к сегодняшним покойникам удастся отыскать в убийстве шестилетней давности?
   До встречи с Катериной Шульц оставалась еще много времени. Чтобы как-то скоротать его, я решила прокатиться на улицу Советскую, по тому адресу, который дала мне Ленка Пономаренко. А заодно и новую машину опробовать.
   – Рудик, – обратилась я к собаке, – ты не желаешь составить мне компанию? Будешь умницей – в кафе заедем!
   Рудольф радостно тявкнул и впереди меня помчался к выходу. В этот момент раздался резкий звонок в дверь. От неожиданности я вздрогнула и, громко выругавшись, пошла открывать.
   На пороге, привычно улыбаясь, стоял Рассел.
   – Явился? – не слишком любезно поинтересовалась я. – Ну, проходи. Там в холодильнике покопайся. Должно вроде кое-что остаться от вчерашнего праздника, а мне некогда!
   Американец сменил радостную улыбку на разочарованную:
   – Я не хотеть есть остатки. Я приглашать тебя, Женька, в ресторан обедай…
   Вот это подход! Чисто американский: не хочешь есть остатки – топай в ресторан.
   – Рас, ресторан в России – это тебе не в Америке. Тут такие цены, что мало не покажется! На стоимость одного оленьего языка под грибным соусом у вас в Штатах можно неделю прожить, ни в чем себе не отказывая. Я уж не говорю о десерте!
   – Не волноваться, Женька! Как это говорят у вас? «Офис платит!» – Доуэрти похлопал себя по нагрудному карману легкой курточки-ветровки.
   – У нас говорят: «Фирма платит», – поправила я Рассела. – Никак командировочные получил? Что ж, это меняет дело! Пошли, меценат.
   Подхватив собачку на руки, я первой двинулась к выходу.
   – Женька, а с dog в ресторан можно? У нас собак не пускают в ресторан для человек…
   – У вас и негров не во все рестораны пускают, – заметила я. – А у нас, между прочим, уже давно демократия – за деньги можно хоть корову привести! Дашь кому нужно двадцать баксов, и сиди наслаждайся…
   – Двадцать доллар? – изумился американец.
   – В общем-то, можно и рубли по курсу ЦБ или евро, опять-таки по курсу! А за полтинник метрдотель тебе персонально стриптиз спляшет… Ну что? Идем обедать или все-таки остатками не побрезгуешь?
   Рассел упрямо наклонил голову, словно хотел забодать еще неизвестного, но уже ненавистного метрдотеля, и решительно прошагал к двери.
   – Характер! – вздохнула я уважительно.
   На улице я несколько раз обошла вокруг новенькой машины, прежде чем сесть за руль. Рудольф запрыгнул в салон и основательно устроился на переднем сиденье. Как-то сразу угадывалось, что никого на это место он не пустит. Доуэрти растерянно переводил взгляд с меня на собаку.
   – Рудик, – обратилась я к таксе, – уступи место гостю! Рассел угостит тебя мороженым.
   Рудольф что-то проворчал и неохотно переполз на заднее сиденье.
   Наконец мы расселись, и я с замиранием сердца завела двигатель.
   – Хорошая машина, – одобрительно кивнул Рассел, прислушиваясь к работе мотора. – Американская!
   Я в некотором роде патриот своей страны, поэтому, немного обидевшись за отечественное машиностроение, заявила:
   – Ничего, нормальная. Наши тоже научились делать. «Жигули», например. Или «Москвич»…
   Сказав это, я густо покраснела и вспомнила, что в моей предыдущей машине, «девятке», все время что-то отваливалось, стучало и бренчало. Однако Расселу об этом знать было не– обязательно.
   Всю дорогу я думала только о том, как бы расспросить Доуэрти о том, что он узнал в музее и о чем они беседовали с Вовкой. Ничего не придумав, я мысленно махнула рукой и решила, что в ресторане незаметно переведу беседу на убийство женщины и попытаюсь что-нибудь выяснить.
   Ресторан, в который мы приехали, считался в городе чем-то вроде клуба бандитов. Однако основная масса братков приезжала сюда лишь под вечер, поэтому сейчас в полупустом зале сидели лишь несколько человек, полностью занятых поглощением бизнес-ланча. Моего песика метрдотель встретил как родного, чем вызвал немалое удивление как у меня, так и у американца. Кажется, только теперь он поверил, что в нашей стране на самом деле демократия. Нас усадили за столик возле фонтана, в котором плавали несколько рыбешек. Рыбки Рудольфу понравились. Он уселся на ограждение и принялся внимательно наблюдать за траекторией их движения.
   Неподалеку от нас сидели два «бизнесмена» – читай: бандита – и о чем-то оживленно переговаривались. К сожалению, шум льющейся воды не давал расслышать их слова. Но судя по жестам, мирное застолье грозило в скором времени перейти в рукопашную: воздух в радиусе восьми метров был буквально пропитан ненавистью и злобой. Это обстоятельство, видимо, беспокоило Рассела. Он то и дело бросал в сторону спорящих настороженные взгляды.
   Улыбающийся официант принял у нас заказ и удалился. Американец напряженно улыбался, а я решила, что настал подходящий момент, чтобы провести дознание.
   – Да-а, – вздохнула я с притворным сожалением, – демократия демократией, а люди гибнут. И преступность растет… Вот взять, к примеру, вчерашнее убийство… Ты ведь знаешь, что женщина умерла?
   Доуэрти кивнул.
   – Можно подумать, – продолжала я развивать мысль, – что кусок хлеба не поделили! А то ведь какие-то бриллианты! Разве стоят они того, чтобы брать грех на душу? А ты, кстати, в музее чего-нибудь разузнал? Ты не подумай ничего такого… Просто чисто женское любопытство!
   Рассел снова кивнул и, тщательно подбирая слова, ответил:
   – Служащие музея приходить на работа со служебный вход. Поэтому они ничего не видеть. А проситель в это время еще нет. Мы с тобой быть первый проситель.
   Я недоуменно уставилась на янки:
   – Кто-кто? Проситель? А чего там, в музее, выпросить-то можно? Разве только каменный топор, да и тот не настоящий. Ты, вероятно, имеешь в виду посетителей?
   – Да, да, посетитель! – обрадовался Рассел. – Я еще очень плохо знать русский слова.
   – Ты не отвлекайся, – посоветовала я. – Давай дальше рассказывай.
   – А больше все!
   – Что «все»? Слова русские забыл? Так ты на английском можешь лопотать. Я пойму, не волнуйся! – успокоила я американца.
   – Нет. Слова я помнить. Только дальше – служебный информация! Я не иметь право ее раз-гла-голь-ство-вать.
   Доуэрти по слогам выговорил трудное слово и теперь был очень доволен собой. Я так подозреваю, что этому слову его научил Вовка Ульянов. И вообще дорогой родственник, видимо, проинструктировал Рассела насчет меня. Мне это активно не нравилось.
   – Э-э, понимаете ли, дорогой товарищ из Америки, я не знаю, как там у вас за океаном, а у нас в стране официальные лица, ну, типа Вовки, так и норовят влезть в частное расследование. Они всячески пытаются утаить информацию, вставить палки в колеса и вообще осложнить нам, частным сыщикам, и без того нелегкую жизнь. В то время как мы обязаны делиться с органами полученной информацией… – Я перевела дух и посмотрела на Доу-эрти.
   Он несколько секунд поморгал, а потом задал идиотский вопрос:
   – Женька, а зачем нужны палка в колесах?
   – Какая палка? – не поняла я.
   – Ты говорить, что Вовка вставил тебе в колеса палка. Это опасно? Может, обратно на такси едем?
   – А-а! Да нет, это такое выражение. Фразеологизм. Это значит, что кто-то пытается помешать работе, лезет не в свое дело.
   Рассел задумался. Кажется, в его американской голове не укладывалось, как это старший следователь прокуратуры может лезть не в свое дело, особенно если оно касается убийства. Он уже хотел прояснить и этот вопрос, но я его перебила:
   – Ты даже не представляешь, Рас, как тяжко живется нам, частным детективам, в соседстве с такими экземплярами, как Ульянов!
   Доуэрти сочувственно засопел, но все же осторожно поинтересовался:
   – А ты, Женька, частный детектив?
   Я гордо кивнула.
   – У нас в Америка частный детектив тоже ссорятся с полиция, – вздохнул Рассел. – А у тебя есть лицензия на сыскную деятельность?
   – Конечно, – храбро соврала я. – Только дома. Я тебе ее потом покажу. Так что, дорогой коллега, можешь делиться со мной всей полученной информацией. Тем более что Вовка мне рассказал о настоящей цели твоего визита к нам в город. Тебя ведь интересуют контрабандные алмазы? В частности, один большой, распиленный на маленькие. «5 лет «Алроса» называется. Я права?
   Доуэрти несколько мгновений молчал, уставившись на меня внимательным, изучающим взглядом, а потом, видимо, что-то решив для себя, заговорил…
 
   В Нью-Йорке стояла невероятная для мая месяца жара. Шеф детективного отдела 52-го полицейского участка бессильно ругался на ремонтную службу, которую он вызвал еще утром, – ни один кондиционер во всем здании участка не функционировал. Сорвав зло на службе обеспечения, он вызвал к себе в кабинет Рассела Доуэрти. Спустя несколько минут тот явился в рубахе с короткими рукавами, насквозь пропитавшейся потом.
   – Ну, что скажешь? – Шеф уставился на Доуэрти немигающим взглядом. – Как там наш бриллиантовый мальчик? Уже дает показания?
   Рассел замялся, а потом негромко ответил:
   – Он умер.
   Какое-то время шеф молчал, а потом разразился грязной бранью, из которой можно было понять только предлоги. Наконец он успокоился и коротко приказал:
   – Докладывай…
   – Так ведь и докладывать-то нечего. – Рассел пожал плечами. – Убили его, и все…
   – И все, – эхом откликнулся начальник. – Так просто – взяли и убили у нас! В участке! В камере! Может, ты все-таки объяснишь мне, что происходит? Почему все свидетели, все задержанные умирают, только начав давать показания?
   – Русская мафия, – пожал плечами Рассел. – У нее руки длинные, вас предупреждали…
   – Предупреждали, – согласно кивнул шеф. – Сколько у нас уже покойников по делу о русских алмазах? Пять? Или шесть?
   – Этот седьмой.
   – Отлично! Президент компании «Де Бирс» каждый день мне звонит, а что я ему должен говорить?! Вот что, Доуэрти, – шеф хлопнул ладонью по столу, – поедешь в Россию. В Сибирь, в Якутию. Оттуда алмазы текут. Вот на месте и разберешься.
   – Это что, ссылка? – мрачно поинтересовался Рассел.
   – Считай это отпуском, – ухмыльнулся шеф. – У тебя, вероятно, от жары мозги расплавились. Вот и охладишься в Сибири. А заодно и поработаешь – вдруг получится. Все. Иди собирайся.
   – Я не понял. – Рассел внимательно посмотрел на начальника. – Вы не пошутили?
   Тот промокнул лоб огромным клетчатым платком и так глянул на Рассела, что тот сразу понял: шутки кончились и в Россию ехать придется.
   В общем-то, шеф был прав: президент «Де Бирс» Николас Оппенгеймер звонил в участок по пятнадцать раз за день. Уговаривал, требовал, ругался… А якутские контрабандные алмазы как шли в Штаты, так и продолжали наполнять рынок. Все, кого удавалось задержать по этому поводу, погибали, едва начав давать показания. Не срабатывала ни одна программа защиты свидетелей. Единственное, что удалось выяснить, это то, что существует некая компания «Алрос» – монополист по добыче и переработке алмазов в России – и что возле нее, а может, и под ее прикрытием, действует группа контрабандистов.