Рафаэль Мухамадеев. Ловушка для Дюпюитрена

 

 
   Не веря своим глазам, сраженный ужасом, Зевакин посмотрел на дело своих рук и прошептал оправдываясь:
   – Это не я. Он первый начал. Сам меня дернул. Вот так.
   Стоящие вокруг пассажиры разом закричали и, пугая друг друга еще больше, шарахнулись в разные стороны.

* * *

   – Попал! – удовлетворенно выдохнул Колям, увидев падение тела и муравейную суету вокруг него. – Не упустим. От нас не уйдешь!
   Посмотрел по сторонам, на остановку, с которой доносились громкие крики паники, убедился, что вылетевшая гильза из пистолета «Беретта» с глушителем находится в черном пластиковом пакете, сквозь который был произведен выстрел, дождался на обочине проезжавший грузовичок с надписью «Почта России» и ловко метнул пакет в кузов. Снял перчатки и, воровато оглядываясь, перебежал на другую сторону дороги.
   Из автобуса, как соль из солонки, посыпались люди. Вверху за темными набрякшими тучами мрачно пробурчал гром.

* * *

   – Товарищ полковник! Товарищ полковник! Докладывает второй! Алло! При попытке задержания первый убит! Объект от нашего наблюдения скрылся! По-видимому, профессионал суперкласса. Недооценили мы его.
   – Не может быть! Как?! – полковник резко, как на амбразуру, рванулся грудью на стол. – Мухобой убит?! Да что же это происходит? – в ярости так сильно скрипнул зубами, что несколько выпали на пол. Шепеляво выматерился, покопался во рту, вытащил искусственную челюсть и выкинул в мусорную корзину. Затем залез во внутренний карман кителя, нервно разорвал полиэтиленовую упаковку и достал новую челюсть. Вставил в рот, пожевал губами, подвигал челюстью в разные стороны и хищно клацнул зубами, как волк. За что и получил в управлении такую кличку. Lupus. А еще за умение идти по следу противника, словно хищник, ни на минуту не выпуская его из поля зрения.
   Немного подумал и отдал приказание:
   – Работаем по плану «Розыск»! Закрыть все аэропорты, речные и железнодорожные вокзалы, перекрыть все выезды! Поднять вертолеты! Взять телефон, телеграф, почтамт!
 

 
   – А почтамт зачем, товарищ полковник? Да и телефоны как у всех отобрать?
   – Это из классики! Классиков учить надо! Понял?!
   Это я вас проверял, как политзанятия посещаете. Как мои приказания выполняете. На всякий будущий случай. Вдруг когда-никогда потребуется. Ладно, почтамт брать не надо! Пока.
   Так. Собрать и обработать все сведения с видеокамер наружного наблюдения в этом квадрате. Подключите космос. Срочно пошлите запросы в Великобританию, Францию, Венесуэлу. Разбудите агентуру.
   «Ох, чую, – он принюхался к густому городскому смогу, в котором после дождя появились кислые оттенки влажного силоса, – оттуда, с Запада, пахнет! Фу-у! – брезгливо поморщился. – Опять, наверное, старина Дюпюитрен зашевелился, скотина! Перед саммитом новую игру повел. Ничего, я ему пошевелюсь. Не как он, по-бабски! Поиграем в обратку, потолкаемся! За Мухобоя ответит! Вспомнит меня. Забыл, наверное, как клапаны перекрывают. Это тебе не денежки неправительственным организациям переводить!
   Охиренко такого никому не прощает! Загрызу! – он опять крепко стиснул зубы в хищном оскале. – Надо новую партию заказать, – подумал он, глядя на обрывки полиэтилена, – перед такой игрой.
   Вот найду твоего агента, поработаю с ним и тебе же верну! Но уже с новой начинкой».

* * *

   Зевакин бежал. Хромая от боли, вскрикивая, весь в крови, он с трудом продирался сквозь испуганную толпу, размахивая для равновесия многострадальным портфелем. Те, кто видел, что он им натворил, верещали от страха при его приближении, усиливая панику. Люди метались в разные стороны, сталкивались, падали. Издалека послышался быстро приближающийся рев сирен звериного стада пожарной охраны, милиции и скорой помощи.
   Стайка тинейджеров, привычно сбившись в плотную кучку футбольных фанатов, щелкая фотоаппаратами сотовых телефонов, рыцарской свиньей протаранилась сквозь толпу, проложив просеку из тел пострадавших, как после ледового побоища. Попал под этот каток и Зевакин.
 

 
   Очнулся в больнице с загипсованной ногой и перебинтованным лицом.
   – Где я, люди? – прошептал он сухими губами. Никто не откликнулся. Голова гулко гудела чугунным колоколом. В ушах шипел сиплый шепот песка после каждого сокращения сердца.
   Снаружи доносилось мерное ритмичное шелестение аппарата искусственной вентиляции легких у соседней кровати. Там лежало чье– то закрытое полностью тело без малейших признаков жизни.
   «Больница, – облегченно догадался Зевакин, – хорошо, что не тюрьма. Что же за день сегодня такой, нескладный какой-то.
   Как же это я его так неловко огрел! – пожалел погубленного им человека Зевакин. – Ну, наступил мужик случайно на ногу. Так не со зла, наверное? С кем не бывает? Еще с собой позвал. Ему, наверное, выпить не с кем было после кладбища? А я, болван, не удержался и шарахнул его до смерти. Перетерпеть надо было. Как же это я только умудрился? Замочком что ли голову пробил? Или уголком портфеля попал!? Наверное, он в детстве мало каши ел и творога. Лобная кость, как яичная скорлупа, и разлетелась от остеопороза. Стеклянный человек под горячую руку попался.
   Вот всегда со мной так, – самоуничижительно подумал он. – Однажды комара прихлопнул на голове Оксаны, так чуть заикой не сделал бедняжку, – вспомнив жену, загрустил Зевакин. – Как же она так поступила со мной? Спуталась с каким-то мафиозником. Из высоких кругов.
   А я-то этого гада еще хоронить помогал».
   Ему вдруг показалось, что он догадался о возможных мотивах этого непонятного поступка умершей супруги.
   «А!? Это же она для меня сделала! Когда узнала, что заболела онкологическим заболеванием.
   Меня тогда в длительную командировку неожиданно отправили. В Арктику. На ледокол. Даже разрешение на развод письмом послал. Сам не смог приехать. А она сгорела буквально за несколько месяцев.
   Наверное, как всегда, врачи залечили, – нашел он понятное объяснение. – Они у нас во всем виноваты. Развалили страну!
   Вспомнились слова из ее прощального письма: «Ты меня позднее поймешь и простишь! Мы с тобой прожили долгую и счастливую жизнь. Но в нищете. Ты, мой дорогой, всегда мечтал о путешествиях, которые мы не могли себе позволить. Я тебя почти наверняка не дождусь. Вот и решилась! Я поступаю нечестно, но это для тебя, мой дорогой и любимый Женечка. Прости, прости!» – Зевакин заплакал.
   Через некоторое время в его ушибленном мозгу непрошеной гостьей поселилась меркантильная мысль.
   «Подожди-ка, а ведь выходит – я теперь богатый наследник, а?! Можно с работы навсегда уволиться. Весь мир повидать!»
   Богатое воображение нарисовало Эйфелеву башню, Колизеум, фонтан де Треви, собор святого Петра, каналы Венеции, Альберобелло, храмы Луксора, величественный Парфенон, Анкор, желтый песок. бразильские ягодицы. тайский массаж.
   – О-о, – он сладострастно замычал, медленно просыпаясь от чьих-то легких настойчивых прикосновений к мужскому достоинству. Достоинство, не будь дураком, ответило достойно. С трудом из-за опутывающих лицо бинтов Зевакин в полумраке больничной палаты с изумлением разглядел ухаживающую за ним сноровистую медсестру.
   «Вот это сервис! – восхитился он. – Еще не вступил в права наследования, а уже по полной программе получаю!» – А-ах! – застонал он радостно.
   Рядом в унисон возбужденно задышал аппарат соседа.
   Закончив разминку, медсестра приступила к самоубийству, ловко пронзив себя Зевакинской шпагой.
   Сосед задергался конвульсивно. Зевакин тоже:
   – Осторожно! Вторую ногу не сломай! – глухо промычал он из-под бинтов.
   Воистину, не вовремя сказанное слово ранит сильнее всего.
   Испугавшись звуков незнакомого голоса, наездница резко дернулась, спрыгивая на скаку на пол. Раздался звук сломанного свежего огурца, и Зевакин дико заорал:
   – А! Мама! Сломался! Ах! Ох! Сломала, сука! Я же предупреждал!
   – Извините, извините, – оправдываясь, зашептала медсестра, – я перепутала. Не специально! Тише! Тише! Раньше на этом месте койка Умрилова всегда стояла. Он у нас в коме уже давно. Ах, как же я перепутала?
   – Сестра, врача! – взмолился бедолага, опущенный с райских высот на грешную землю. – К вам только попади – залечите! – плаксиво пожаловался он, получив наглядное подтверждение недавним мыслям.
 

 
   – Что за шум? – громко спросил вошедший врач, включая верхний свет в палате. – Опять за старое, Писякина? – не удивившись, потребовал он ответа.
   – Безякина я, Григорий Абрамович, – пискнула медсестра, одергивая халатик на крутых бедрах.
   – Нимфоманка ты старая! – ворчливо заметил доктор. – Что тебе дежурного персонала не хватает? На хрен ты больных до смерти трахаешь? Забыла уже, как в прошлом году тебя еле-еле отмазали? У тебя же за жопой больше крестов, чем у меня после операций.
   Все! Докладную пишу главному.
   – Ребята, ребята, – слабеющим голосом воззвал Зевакин, – истекаю, кажется!
   – О, очнулся, старичок?! Ну-ка, покажи, что ты в руках прячешь? Ух-х, б-б-б! – ужаснулся он. – Ну, все, Пизяева, конец тебе! Настоящий! На хрен ты ему сломала?
   – Безякина я! Не специально, Григорий Абрамович! – захныкала женщина. – Он сам меня до смерти напугал, чуть не описалась! Прямо на рабочем месте.
   Я же думала это вон тот, Умрилов – коматозный, – указала она пальцем на соседнюю койку. – Их местами, наверное, поменяли во время прошлого дежурства, когда много новеньких поступило. Умрилов раньше никогда признаков жизни не подавал, даже глаз не открывал, не то что рот.
   А тут, вдруг слышу, орет прямо подо мной! Извивается, как слоновий хобот! А?! Очнулся, думаю, ожил! Вылечили мы его, наконец! Надо, думаю, на вооружение взять! Ну, я и соскочила! Да вот слишком резко. В противоход попала!
   Ха-ха-ха! Рассказать девчонкам, засмеют!
   – Расскажи, расскажи! Мы тебе так расскажем! Еще про нас расскажи.
   Ты хоть кровь у него на венерические болезни взяла? А вдруг он заразный? Вся больница тогда сляжет. О нас подумала? Лечить же больных некому будет!
   Ты вообще, каким местом думаешь, а?
   – Ах, – вновь тихо простонал пассивно пострадавший, – спасите! Я не заразный!
   – Да не ной ты! Сейчас зашьем. Первый раз что ли?! Так! Готовим операционную, зови анестезиолога, – профессионально стал намечать Григорий Абрамович план мероприятий. – Постой! Куда убегаешь с места преступления? Хотя бы перевяжи травмированного пациента для начала.
   Усмехнувшись, он одобрительно покачал головой:
   – Как ты это только делаешь Пистяева, а?
   Ха-а! Пацанам в бане расскажу, уссутся!
   Стой! Сделай инъекцию обезболивающего средства! Всему учить тебя что ли? Divinum opus sedare dolorem, – продекламировал он латинское выражение, назидательно воздев к небу палец. И тут же огласил перевод: – Успокаивать боль божеское дело.
 
   Медсестра торопливо убежала в процедурный кабинет.
   – А коечку давай назад перекатим к окошку, – трудился дежурный врач, разговаривая сам с собой. – Сегодня массовое поступление травмированных пациентов идет. На Южном кладбище, говорят, что-то произошло!
   Не приведи господь, еще кто-нибудь из наших перепутает!
 
   Эскулапы дружно суетились, занимаясь профессиональными обязанностями. Перевязали, сделали уколы, вскоре куда-то покатили Зевакина. Перед глазами у него все вокруг закрутилось, поплыло в неведомые дали.

* * *

   – Женечка! Берегись! – откуда-то сквозь плотный серый туман послышался лебединый клик супруги. – Беги! Беги скорей отсюда! Залечат!
   Зевакин хотел бы убежать, но сильная боль в паху сковывала движения. Руки онемели и не слушались. Голова кружилась, предметы перед глазами как-то странно искривлялись, просвечивали насквозь, медленно уплывали из поля зрения.
   – На! На! На! Получай, падла! – слышались чьи-то жестокие голоса. Каждое пожелание тут же сопровождалось усилением болевых ощущений в паху. Били свирепо и все время в одно и то же место. Бах! Бах! Бах!
   – За что? – взмолился бедняга, не успевая уклоняться от ударов. – Да что же это такое?
   Один и тот же орган может служить источником наслаждения и величайшего страдания.
   – Что, поживиться захотел за наш счет? – ядовито произнес женский голос, принадлежавший дочери покойника с Южного кладбища, которая теперь почему-то была в белом халате медсестры. Сильная боль острыми когтями цапнула пораженный орган.
   Сквозь застилавший глаза туман Зевакин силился разглядеть всех нападавших. Ужасно болела и кружилась голова. Во рту пересохло. Подступила тошнота.
   – Я и не думал, – прошептал он, с трудом перекатывая языком сухой песок пустыни.
   – Ха-ха-ха! Он и не думал, – захохотал чей-то незнакомый мужской голос. – А кто свою жену ко мне подослал, а? – и новый импульс сверлящей боли от паха до горла прострелил тело бедняги. – Думаешь, мы не догадались, что она из спецслужбы?! Но ничего, прикрыли меня. Подстраховали.
   Давно сваливать надо было! Обязательства, обязательства! Крутили мной, заграничные черти, как блядью. За грешки мои старые в Югославии. В большой игре участвовал.
   А я на покой хотел. Не пожил ведь совсем по-человечески. Прятался. Шифровался. Денег – миллионы! А пойди – потрать!
   – Папаша!? – удивленно произнесла медсестра. – Ты-то здесь откуда? Ты же из окна выпрыгнул! Сам, заметь! Мы тебя на Южном уже похоронили. Помянули хорошо! Вспрыснули.
   – Ха-ха-ха! Рано помянули. Всем стоять! – прикрикнул мужчина. – А тебе лежать! – повелел Зевакину. – Ни с места!
   Зевакин с огромным трудом приоткрыл веки и воочию увидел покойника в саване. От испуга прикрыл глаза и попрощался с белым светом. Вновь открыл и рассмотрел, что это давешний врач, но почему-то с пистолетом в руке.
   – Поторопились похоронить! Я специально так все устроил, чтобы выяснить, кто же еще за мной травлю устроил. Ходили-топали.
   Обложили со всех сторон!
   Вот за это и положу сейчас всех вместе! Разучитесь топать! – зловеще пообещал врач, деловито прикручивая глушитель на дуло огромного пистолета.

* * *

   – О-ох! – тяжело вздохнул Зевакин. Сердце бешено трепыхалось под горлом, хреново ныло в паху. Болела нога, подвешенная на вытяжке. Новые непривычные ощущения заставили непроизвольно потянуться рукой к очагу поражения. – М-м, – замычал он от боли, неосторожно прикоснувшись к забинтованной до самой маковки своей пизанской башни. – Живой! Зашили! – обрадовался. – Ха-ха! – приснилось все! Дьявольское сборище. Врач-убийца с пистолетом, мордоворот со своей змеищей – сестрой милосердия. Даже во сне преследуют! Такие кого хочешь залечат! Ура! Живой!
   Он вдруг отчетливо осознал, что пистолет ему, кажется, не привиделся. «Магнум» черного цвета. Страшный в своей правдоподобной реальности от дула до спускового курка.
   Мурашки пробежали дружной толпой с макушки до кончиков пальцев и ринулись в разные стороны. Спрятались под кроватью. Покинули его.
   Хоть бы не навсегда!
   Зевакин медленно-медленно, боясь поверить в действительность и втайне надеясь только на его фантомное присутствие, сфокусировал глаза на испугавший предмет.
   Прямо в переносицу смотрела черная глубокая засасывающая пустота дульного среза. За ним царила Вечность.
   – Ц-ц-ц-ц! – поцокал языком незнакомый мужчина в каких-то специальных очках и поводил кончиком пистолета из стороны в сторону, словно офтальмолог, проверяющий состояние глазодвигательных мышц. Зевакин, послушным пациентом, выпучив глаза, старательно следил за перемещениями пистолета.
   – Тихо! – шепнул чуть слышно владелец пистолета и произнес в сторону, наклонившись к невидимому микрофону на воротнике: – Шеф, я на точке. Приступаю!
   У нас проблемы. Сосед объекта очнулся. Да. Тот, что от окна слева. У него легкая степень косоглазия. Да. Легкая. Прошу разрешение также и на его устранение. Может, излечим навсегда?
 

 
   Послышался слабый писк, треск помех, сквозь который донесся чей-то металлический голос:
   – Не разрешаю! Какая ликвидация? По нашим данным он уже давно «овощ»! Не выходит из комы уже год. Ни бе, ни ме, ни кукареку! Вам бы лишь по убогим пострелять. Не раз-ре-ша-ю! Все! Сверху приказали:
   «Раз он не пришел на встречу – срочно устранить!»
   Действуем по заранее согласованному плану. Выполнять!
   – Воды! – вдруг прохрипел Зевакин, почувствовавший дружное возвращение мурашек.
   – Ага! Сейчас-сейчас, потерпи, браток! На, попей, – сердобольный киллер взял с тумбочки стакан воды рукой в перчатке, приподнял голову и напоил его. – Надо же, еще говорят «овощ»? – участливо удивился он. – Тсс! Ты меня не видел, не слышал! Понял, овощ?! – строго поглядел сквозь диковинные очки в заячьи от ужаса глаза больного.
   – Да! – вдруг ясно выдохнул Зевакин.
   – Ну, то-то! – отошел к соседней кровати. Оттуда послышался негромкий пук, после чего, не оглядываясь, человек скрылся за дверью. Остро запахло порохом и теплой кровью.
   С трудом приподнявшись на локте, Зевакин увидел уже знакомый ему, быстро расцветающий бутон смерти на забинтованном лбу соседа.
   «Да что же это происходит? Может, это опять сон?
   И мне надо радоваться, а не огорчаться. Хреново, конечно, но остался почти живой, лишь чуток переломанный!
   Зачем же меня ищут? Неужели только за то, что на встречу не пришел?» Он ахнул и потерял сознание.

* * *

   Плотный серый туман уютно окутывал тело Зевакина со всех сторон. Плоть отпустила свои земные тиски. Он чувствовал себя легким воздушным шариком. Рядом летели такие же серебристые шарики разной величины. Вдруг самый близкий шарик произнес голосом любимой жены: – Ну, вот и увиделись!
   – Оксана?! Это ты? Как же я тебя сразу не узнал? А где мы, неужели на небесах? Вот значит как здесь. Хорошо, покойно. А кто еще здесь? Ты наших родных и друзей встречала? – заинтересовался любопытный Зевакин.