Страница:
Много-много веков назад, в дни Платона, была оживленная дискуссия по поводу четвертого измерения, но даже в те дни ученые не были в состоянии воспринять то, что, говоря метафорически, было у них под самым носом. У Платона есть Диалог, который вполне применим к этой дискуссии о четвертом измерении, и существенно, что в этом случае мы можем по слушаться заповеди „Познай себя!“ и понять отношения между различными измерениями: первым, вторым, третьим и четвертым.
Позвольте привести в конце этой главы Диалог философа Платона в качестве примера того, как он пытался прояснить для людей то, что для него было совершенно очевидно:
– Смотри! Человеческие существа живут в подземных пещерах; они находятся там с самого детства, а их ноги и шеи скованы – цепи устроены так, чтобы люди не могли повернуть головы. На расстоянии над ними и позади них – свет ярко горящего огня, а от того места, где находятся заключенные, к огню круто ведет дорога; и если присмотреться, то можно увидеть невысокую стену, выстроенную вдоль дороги, вроде экрана, за которым прячутся те, кто управляет марионетками. Представь человека, идущего вдоль этой стены и несущего сосуды, которые видны над стеной; видны также фигуры людей и животных, сделанные из дерева, камня и других материалов; в некоторых сценках персонажи разговаривают, в некоторых – молчат.
– Это странный образ, – сказал он, – и странные заключенные.
– Как и мы сами, – ответил я. – И они видят только свои собственные тени или тени друг друга, которые огонь отбрасывает на противоположную стену пещеры.
– Правильно, – сказал он; – как же они могут видеть что-нибудь, кроме своих теней, если им никогда не позволяли повернуть голову?
– И они видят только тени предметов, которые несет тот человек вдоль стены.
– Да, – сказал он.
– И если бы они могли говорить друг с другом, они бы решили, что говорят о вещах, которые действительно происходят перед ними.
– Совершенно верно.
– И допустим, что в тюрьме есть эхо, которое отражается от противоположной стены, и можно быть уверенным, что они вообразят, что слышат голос проходящих мимо теней.
– Без сомнения, – ответил он.
– И без сомнения, – сказал я, – что для них ничто, кроме теней предметов, не представляется истинным.
– Определенно.
– Снова посмотрим и узнаем, как они все поняли и излечились от своей глупости. Вначале, когда кто-нибудь из них освобождался и был вынужден внезапно подняться и повернуть голову, ходить и смотреть на свет, он испытывал резкую боль, а яркий свет слепил его, и он был не в состоянии видеть реальные предметы, тени которых он обычно видел в своем привычном положении. И вообрази кого-то, говорящего ему, что все, что он видел прежде – это иллюзия, что с этого момента он подошел к реальному бытию, и то, как он смотрит, – более правильно, и видит он более реальные вещи, – каким будет его ответ? Дальше можно вообразить, что его инструктор указывает на предметы, которые проносятся мимо и просит его назвать их – разве у него не возникнет трудностей? Разве он не вообразит, что тени, которые он видел всю свою жизнь, более реальны, чем те предметы, которые ему показали?
– Да уж, куда более реальны.
– И если его вынудят посмотреть на свет, разве его глазам не станет так больно, что он сразу же отвернется, чтобы найти убежище в предмете, который он может безболезненно рассматривать и который для него выглядит более ясным, чем тот, который ему только что показали?
– Правильно, – сказал он.
– И снова представим, что он не по своей воле вытащен по крутой и неровной лестнице и насильно поставлен под прямые лучи солнца. Не кажется ли тебе, что ему будет больно, и глаза его будут раздражены, свет, который попадет ему в глаза, просто ослепит его, и он не сможет увидеть ни одну из реально существующих вещей, которые, как ему сказали, истинны?
– Не все сразу, – сказал он.
– Он попросит дать ему привыкнуть к освещению верхнего мира. И первое, что он лучше всего будет видеть – это тени, следующее – это отражения людей и других объектов на воде, а уже потом – сами предметы; потом он сможет выходить под свет Луны и звезд, и он будет видеть небо и звезды ночью лучше, чем Солнце и солнечный свет днем. – Безусловно.
– И наконец, он сможет видеть солнце, не просто его отражение на воде, но он будет видеть само солнце на его настоящем месте, а не где-нибудь в другом, например в отражении, и он сможет познавать его природу.
– Безусловно.
– И после этого он убедится, что Солнце является причиной смены времен года и лет вообще и что это добрый гений всего, что составляет видимый мир. Оно в определенной мере тоже является причиной всех тех вещей, которые он видел прежде, а его товарищи привыкли видеть до сих пор.
– Ясно, – сказал он, – он что-то поймет вначале, а что-то – потом.
– А когда он вспомнит свое прошлое существование, и мудрость пещеры, и своих товарищей-заключенных, не думаешь ли ты, что он будет счастлив в связи с этими переменами и ему станет жаль остальных?
– Конечно же, так и будет.
– И если они прославляют тех, кто быстрее других замечает, лучше других запоминает и может рассказать, какая из теней прошла прежде, какая последовала за ней, какие двигались рядом, думаешь, ему будет интересна такая слава и почет или зависть по отношению к ее обладателю?
– Разве он не скажет, как говорил Гомер: „Лучше быть бедняком и иметь бедного хозяина“ – и предпочтет терпеть еще очень многие лишения, вместо того чтобы думать и жить как они?
– Да, – сказал он, – да, я думаю, что он предпочтет новые страдания, чем старую жизнь.
– Вообрази снова, – сказал я, – что этот человек внезапно попадает в свое старое положение и больше не видит солнца. Разве он не решит, что его глаза застелил мрак?
– Совершенно верно, – сказал он.
– И если бы возник спор, и он должен был бы состязаться в рассматривании теней с заключенными, которые никогда не покидали пещеры, пока его глаза еще не привыкли к пещере и он плохо видит (а время, которое потребуется ему, чтобы снова приспособиться к образу жизни в пещере, может быть довольно продолжительным), и разве он не будет выглядеть смешным?
– Без сомнений, – сказал он.
– Сейчас ты можешь присовокупить эту аллегорию к предыдущим аргументам, – сказал я. – Тюрьма – это видимый мир, свет огня – это солнце, подъем человека на поверхность и его прозрение можно рассматривать как развитие души в интеллектуальном мире.
И ты поймешь, что те, кто достиг этого дающего блаженство видения, не пожелают снова возвращаться к человеческим страхам; их души торопятся подняться к высшим мирам, в которых так прекрасно жить. И разве не странно выглядит человек, который отвлекся от божественного созерцания и вернулся к мирским занятиям, ведь его поведение непривычно и смешно для окружающих?
– В этом нет ничего удивительного, – ответил он.
– Любой, кому присущ здравый смысл, вспомнит, что путаница перед глазами бывает двух видов и возникает в двух случаях; или если уходишь от света, или если выходишь на свет – это истинно для духовного зрения так же, как и для телесного. И тот, кто всегда помнит об этом, когда смотрит в душу того, чье видение запутанное и слабое, не станет смеяться; он прежде спросит, пришла эта душа из более светлой жизни и не в состоянии видеть, потому что не привыкла к темноте, или пришла она из темноты на свет земной и ослеплена ярким светом. А потом он определит, кто счастлив в этом состоянии и в таких условиях жизни.
ГЛАВА 5 РИСОВАНИЕ С ПОМОЩЬЮ СЛОВ
Позвольте привести в конце этой главы Диалог философа Платона в качестве примера того, как он пытался прояснить для людей то, что для него было совершенно очевидно:
– Смотри! Человеческие существа живут в подземных пещерах; они находятся там с самого детства, а их ноги и шеи скованы – цепи устроены так, чтобы люди не могли повернуть головы. На расстоянии над ними и позади них – свет ярко горящего огня, а от того места, где находятся заключенные, к огню круто ведет дорога; и если присмотреться, то можно увидеть невысокую стену, выстроенную вдоль дороги, вроде экрана, за которым прячутся те, кто управляет марионетками. Представь человека, идущего вдоль этой стены и несущего сосуды, которые видны над стеной; видны также фигуры людей и животных, сделанные из дерева, камня и других материалов; в некоторых сценках персонажи разговаривают, в некоторых – молчат.
– Это странный образ, – сказал он, – и странные заключенные.
– Как и мы сами, – ответил я. – И они видят только свои собственные тени или тени друг друга, которые огонь отбрасывает на противоположную стену пещеры.
– Правильно, – сказал он; – как же они могут видеть что-нибудь, кроме своих теней, если им никогда не позволяли повернуть голову?
– И они видят только тени предметов, которые несет тот человек вдоль стены.
– Да, – сказал он.
– И если бы они могли говорить друг с другом, они бы решили, что говорят о вещах, которые действительно происходят перед ними.
– Совершенно верно.
– И допустим, что в тюрьме есть эхо, которое отражается от противоположной стены, и можно быть уверенным, что они вообразят, что слышат голос проходящих мимо теней.
– Без сомнения, – ответил он.
– И без сомнения, – сказал я, – что для них ничто, кроме теней предметов, не представляется истинным.
– Определенно.
– Снова посмотрим и узнаем, как они все поняли и излечились от своей глупости. Вначале, когда кто-нибудь из них освобождался и был вынужден внезапно подняться и повернуть голову, ходить и смотреть на свет, он испытывал резкую боль, а яркий свет слепил его, и он был не в состоянии видеть реальные предметы, тени которых он обычно видел в своем привычном положении. И вообрази кого-то, говорящего ему, что все, что он видел прежде – это иллюзия, что с этого момента он подошел к реальному бытию, и то, как он смотрит, – более правильно, и видит он более реальные вещи, – каким будет его ответ? Дальше можно вообразить, что его инструктор указывает на предметы, которые проносятся мимо и просит его назвать их – разве у него не возникнет трудностей? Разве он не вообразит, что тени, которые он видел всю свою жизнь, более реальны, чем те предметы, которые ему показали?
– Да уж, куда более реальны.
– И если его вынудят посмотреть на свет, разве его глазам не станет так больно, что он сразу же отвернется, чтобы найти убежище в предмете, который он может безболезненно рассматривать и который для него выглядит более ясным, чем тот, который ему только что показали?
– Правильно, – сказал он.
– И снова представим, что он не по своей воле вытащен по крутой и неровной лестнице и насильно поставлен под прямые лучи солнца. Не кажется ли тебе, что ему будет больно, и глаза его будут раздражены, свет, который попадет ему в глаза, просто ослепит его, и он не сможет увидеть ни одну из реально существующих вещей, которые, как ему сказали, истинны?
– Не все сразу, – сказал он.
– Он попросит дать ему привыкнуть к освещению верхнего мира. И первое, что он лучше всего будет видеть – это тени, следующее – это отражения людей и других объектов на воде, а уже потом – сами предметы; потом он сможет выходить под свет Луны и звезд, и он будет видеть небо и звезды ночью лучше, чем Солнце и солнечный свет днем. – Безусловно.
– И наконец, он сможет видеть солнце, не просто его отражение на воде, но он будет видеть само солнце на его настоящем месте, а не где-нибудь в другом, например в отражении, и он сможет познавать его природу.
– Безусловно.
– И после этого он убедится, что Солнце является причиной смены времен года и лет вообще и что это добрый гений всего, что составляет видимый мир. Оно в определенной мере тоже является причиной всех тех вещей, которые он видел прежде, а его товарищи привыкли видеть до сих пор.
– Ясно, – сказал он, – он что-то поймет вначале, а что-то – потом.
– А когда он вспомнит свое прошлое существование, и мудрость пещеры, и своих товарищей-заключенных, не думаешь ли ты, что он будет счастлив в связи с этими переменами и ему станет жаль остальных?
– Конечно же, так и будет.
– И если они прославляют тех, кто быстрее других замечает, лучше других запоминает и может рассказать, какая из теней прошла прежде, какая последовала за ней, какие двигались рядом, думаешь, ему будет интересна такая слава и почет или зависть по отношению к ее обладателю?
– Разве он не скажет, как говорил Гомер: „Лучше быть бедняком и иметь бедного хозяина“ – и предпочтет терпеть еще очень многие лишения, вместо того чтобы думать и жить как они?
– Да, – сказал он, – да, я думаю, что он предпочтет новые страдания, чем старую жизнь.
– Вообрази снова, – сказал я, – что этот человек внезапно попадает в свое старое положение и больше не видит солнца. Разве он не решит, что его глаза застелил мрак?
– Совершенно верно, – сказал он.
– И если бы возник спор, и он должен был бы состязаться в рассматривании теней с заключенными, которые никогда не покидали пещеры, пока его глаза еще не привыкли к пещере и он плохо видит (а время, которое потребуется ему, чтобы снова приспособиться к образу жизни в пещере, может быть довольно продолжительным), и разве он не будет выглядеть смешным?
– Без сомнений, – сказал он.
– Сейчас ты можешь присовокупить эту аллегорию к предыдущим аргументам, – сказал я. – Тюрьма – это видимый мир, свет огня – это солнце, подъем человека на поверхность и его прозрение можно рассматривать как развитие души в интеллектуальном мире.
И ты поймешь, что те, кто достиг этого дающего блаженство видения, не пожелают снова возвращаться к человеческим страхам; их души торопятся подняться к высшим мирам, в которых так прекрасно жить. И разве не странно выглядит человек, который отвлекся от божественного созерцания и вернулся к мирским занятиям, ведь его поведение непривычно и смешно для окружающих?
– В этом нет ничего удивительного, – ответил он.
– Любой, кому присущ здравый смысл, вспомнит, что путаница перед глазами бывает двух видов и возникает в двух случаях; или если уходишь от света, или если выходишь на свет – это истинно для духовного зрения так же, как и для телесного. И тот, кто всегда помнит об этом, когда смотрит в душу того, чье видение запутанное и слабое, не станет смеяться; он прежде спросит, пришла эта душа из более светлой жизни и не в состоянии видеть, потому что не привыкла к темноте, или пришла она из темноты на свет земной и ослеплена ярким светом. А потом он определит, кто счастлив в этом состоянии и в таких условиях жизни.
ГЛАВА 5 РИСОВАНИЕ С ПОМОЩЬЮ СЛОВ
В свете полной луны древние стены слабо отливали белым, а их яркие черные тени стелились вдоль посыпанной тщательно укатанным гравием подъездной аллеи. Эти очень старые стены были пропитаны любовью, которая обычно поселяется в любимых вещах. От обращенной к луне стены античный герб отражал лунный свет, придавая ему различные оттенки цветов драгоценных камней. На землю из окон падали желтые отблески электрического света. Сегодня вечером старый зал оживлен той радостью, которая приходит только во время помолвки, а они в последнее время случаются так редко.
По ясному небу спокойно плыла луна. По открытым площадкам и лужайкам медленно двигались тени, и попадавшие в тень деревья окрашивались в цвет эбонита. Внезапно раздался взрыв музыки, и из открывшегося французского окна разлился яркий золотой свет, а на террасе балкона показались молодые мужчина и женщина. Окно за ними тихо закрылось. Держась за руки, мужчина и женщина подошли к каменной балюстраде и остановились, рассматривая раскинувшийся перед ними мирный ночной пейзаж. Легкий бриз доносил до них нежный запах мимозы. Мягко обняв молодую женщину за талию, мужчина увлек ее к широким мраморным ступеням, ведущим к низко постриженному газону.
Он был высокого роста, одет в военную форму с эмблемами и пуговицами, сверкавшими в лунном свете. У нее были темные волосы и кожа цвета слоновой кости, которая часто встречается у людей такого типа. Она была в длинном вечернем платье того же цвета, что и сама луна. Они медленно шли вдоль газона по направлению к дорожке, по сторонам которой росли ровные ряды деревьев. Время от времени они останавливались и подолгу смотрели друг на друга. Вскоре они подошли к простому деревянному мосту через тихий ручей. Некоторое время они просто стояли, опершись на перила моста и рассматривая свое отражение в спокойной воде, и тихим шепотом разговаривали друг с другом.
Положив руку на плечо мужчины, женщина указала вверх, на филина, напряженно смотревшего вниз с большого дуба. Устав от безуспешных попыток разглядеть, что же происходит внизу, птица раскрыла мощные крылья и стремительно полетела к саду. Мужчина и женщина оживились и продолжили свою прогулку мимо остриженных кустов и клумб с цветами, опустившими на ночь свои головки. Вокруг то и дело раздавались тихие шорохи и скрипы, показывающие, что все маленькие ночные существа знают об их присутствии.
Тропинка повернула, расширилась и привела к покрытому густым кустарником берегу. Белый лунный свет мягко стелился по тихой и спокойной воде. Лучи отражались от легкой ряби, и вода казалась покрытой мириадами танцующих светлячков. На расстоянии мили прокладывал свой неспешный путь по морю огромный лайнер, его палубы сверкали яркими огнями. Оттуда едва доносились отголоски музыки – это оркестр развлекал танцующую и отдыхающую на палубах публику. Тускло светил красный бортовой огонь, а прожекторы освещали опознавательные знаки на трубах корабля. В тех местах, где лучи прожекторов касались воды, она покрывалась фосфоресцирующей пеной, а волны от корабля с журчанием накатывались на песок пляжа. Мужчина и женщина стояли, держась за руки, и наблюдали за этой чудесной картиной. Вскоре лайнер скрылся за горизонтом, исчез свет его огней, затихли звуки музыки.
Они стояли в бархатно-лиловой дымке под сенью высокой сосны, говоря друг другу только то, что могут говорить влюбленные, строя планы на будущее, заглядывая в лицо самой Жизни. На небе не было ни облачка, а воздух был теплым и ароматным. Мелкие волны нежно ласкали гальку вокруг и играли мелким песком.
Прекрасная лунная ночь создана для влюбленных. И для поэтов, ведь стихи, как и любовь, это соединение мечты и жизни.
В относительной прохладе Комнаты Бальзамирования, глубоко под жаркими песками, морщинистый старик и его помощник, едва ли моложе его, работали, набивая ароматическими травами тело умершего месяц назад.
– Думаю, что Фараон предпримет самые жестокие меры против Жрецов, – сказал старший из двоих.
– Да, – отозвался второй с мрачным удовлетворением. – Я видел, как стражники захватили несколько храмов, кое-кого арестовали, остальных предупредили и изъяли множество папирусов. И действовали они очень решительно!
– Не знаю, что за времена наступили, – сказал Старший. – Когда я был молод, такого не было. Мир РУШИТСЯ, вот что происходит, РУШИТСЯ!
Вздыхая и что-то бормоча, он поднял свою палочку для утрамбовки травы и запихнул еще одну порцию травяной смеси в отверстие в неподвижном теле.
– Во Имя Фараона! – закричал начальник стражи, когда в окружении своих людей он величественно прошествовал в покои Верховного Жреца. – Ты обвиняешься в том, что давал убежище недовольным, которые составили заговор против Него, а также в том, что произносил вредные речи, с целью причинить Ему зло.
Повернувшись к своим людям, он отдал приказ:
– Разыщите тайник и возьмите все папирусы.
Верховный Жрец вздохнул и спокойно заметил:
– Так было во все времена: тех, кто стремился к высшим знаниям, всегда преследовали невежественные люди, которые боялись познать Истину и думали, что никто не может знать больше, чем они. Уничтожая наши свитки мудрости, вы гасите слабо тлеющие огоньки знания.
День был не из легких; находясь в постоянной готовности, стражники хватали всех подозрительных – чаще всего тех, на кого доносили чем-то недовольные соседи. По улицам тащились влекомые рабами телеги, доверху нагруженные конфискованными папирусами. Но день подошел к концу, как всегда было раньше и как будет потом, и не важно, каким длинным он показался страдающим жертвам нового порядка.
К вечеру поднялся прохладный бриз, он шелестел свитками папирусов, издавая сухой скрипящий звук. Маленькие волны неслись по тусклой поверхности Нила и ударялись в иссушенный солнцем берег. У верхней излучины реки перевозчики довольно заулыбались, когда хлопающие паруса наполнились ветром и направили их лодки к берегу, откуда начинался путь домой. Спадала неимоверная дневная жара, и крошечные существа выбирались из своих убежищ и отправлялись на поиски добычи.
Люди тоже искали добычу!
Темный небосвод был осыпан сияющими кристаллами звезд. Сегодня луна всходила позже. Слабо светились окошки грязных хижин, а в домах состоятельных людей сиял яркий свет. Воздух был наполнен тяжелыми предчувствиями. Этой ночью нигде на улицах не было видно праздных гуляк, не было и влюбленных, которые по старой традиции, держась за руки, давали обеты над широкими водами Нила. Этой ночью люди Фараона, тяжело ступая, прочесывали улицы, постоянно готовые броситься на врагов своего Господина. Началась чистка – чистка, направленная против ученых, жрецов и всех тех, кто мог угрожать Фараону предсказанием его ранней кончины. За окнами этой ночью бродила сама СМЕРТЬ – СМЕРТЬ на концах копий стражников Фараона.
Но в самых темных уголках города молчаливые фигуры, прячась, переходили из тени туда, где тень еще гуще, пока мимо с шумом вышагивали люди Фараона. Постепенно становилось ясно, что эти молчаливые, решительные люди, используя всякое возможное укрытие, старались остаться незамеченными и достичь своей цели. Гвардейцы шумно проходили по улицам, прекрасные звезды кружились над городом, а темные фигуры людей легко проскальзывали в ничем не примечательную темную дверь. Проскальзывали, чтобы сразу же быть схваченными теми, кто находился за дверью. Их крепко держали до тех пор, пока не устанавливали, кто они. Когда последний человек прошел незамеченным по этому тайному пути и был узнан находившимися внутри, двое мужчин прислонили к двери большое бревно, чтобы еще раз убедиться, что она прочно закрыта.
Потом в тишине завибрировал хриплый старческий голос:
– Следуйте за мной, пусть все выстроятся в линию и положат руку на плечо стоящего впереди. Следуйте за мной и – НИ ЗВУКА! Потому что сама Смерть сегодня следует за нами по пятам.
Стараясь идти как можно тише, мужчины друг за другом последовали за своим лидером через хорошо скрытую дверь-ловушку. Наклонный путь вел все ниже и ниже, он был длинным-длинным, и наконец они оказались в старом склепе. Здесь был сырой и затхлый воздух.
– Здесь мы будем в безопасности, – прошептал старик ведущий. – Но давайте постараемся говорить как можно тише, чтобы нас не услышали слуги Правителя и никто не узнал о нашей сегодняшней встрече.
Они молча выстроились в круг и расположились среди похоронной утвари. Усевшись на колени, все замерли в ожидании слов своего Лидера. Старик окинул коротким взглядом собравшихся вокруг и посмотрел перед собой, собираясь с мыслями. Наконец он сказал:
– Сегодня и вот уже много дней мы видим, как то, что мы больше всего ценили, отвернулось от нас и охвачено пламенем. Мы все – свидетели того, как грубые и необразованные люди, ведомые обезумевшим в своей власти тираном, подвергают гонениям образованных людей и уничтожают Знание, по крупице собранное в течение прошедших веков. Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как лучше спасти письменное наследие наших Знаний.
Он окинул собравшихся проницательным взглядом и продолжил:
– Многое уже потеряно. Многое спасено. Некоторые из нас под угрозой жестоких пыток отдали худшие папирусы и сохранили лучшие. Их нам и нужно сохранить… НАДЕЖНО. А сейчас, есть ли у кого-нибудь предложения, которые мы могли бы обсудить?
Некоторое время разговор то угасал, то оживлялся на приглушенных тонах, люди обсуждали целесообразность ТОГО или ЭТОГО. Наконец, молодой жрец из Храма в Верхнем Египте встал и громко произнес:
– Почтенные Господа, я прошу вашей снисходительности и разрешения обратиться ко всем вам. – Сидящие вокруг одобрительно закивали, и он продолжал: – Прошлой ночью, оставаясь в Храме, я уснул, и мне явилось видение. Я видел, как Богиня Бубастис предстала передо мной и дала мне указания, не подлежащие обсуждению. Мне было сказано, что Древнее Знание могут скрыть Мудрые Писатели, вначале отделив Мудрость Веков от других учений, а затем скрыв ее в строках прекрасных стихотворений. Как сказала Богиня Бубастис, Знание тогда будет за пределами понимания невежд, но останется совершенно ясным для Посвященных. Так потомки не лишатся ни наших знаний, ни знаний наших предков.
Он сел на место, явно волнуясь. Некоторое время среди основной части собравшихся стояла тишина, а Старшие обсуждали между собой это предложение.
Старейший из собравшихся огласил решение.
– Так быть же этому, – сказал он. – Мы зашифруем наши знания в стихах. Мы также подготовим специальные рисунки для Книги Таро. И мы сделаем так, чтобы большинство из этих рисунков были пригодны для карточной игры, и, когда пройдут тяжкие времена, Свет Знаний засияет с новой силой, пополненный и обновленный.
Произошло так, как и было предопределено, и многие годы множество людей высоких целей и бесстрашного характера прилагали усилия, чтобы сохранить все то, что было достойно сохранения в стихах и рисунках. А Боги улыбались и были довольны.
При помощи соответствующего ритма, размера, рифмы и других приемов поэтической речи можно заложить в подсознание человека информацию, которая может стать частью целостной психической сущности человека.
Читая стихотворение, важно разобраться, что оно из себя представляет: простую красивую игру словами или же автор пытается передать какую-то особую информацию. Во многих случаях глубинное содержание, которое невозможно передать в обычном грубом прозаическом описании, может быть так зашифровано, что только посвященный в состоянии верно его истолковать. Многие пророки писали свои послания и предсказания в стихах не потому – как полагают скептики, – что они боялись передать их простым языком, но затем, чтобы посвященные могли найти в таких произведениях нечто большее, чем просто стихотворение. Часто невежественные авторы (и, ох! Как же их много) любят поглумиться над знаменитыми поэтическими произведениями предков. Конечно, те, кто сам не в состоянии ничего написать, предпочитают следовать нижайшим инстинктам человечества, унижать других и приводить всех к общему знаменателю, – ведь мы живем в Веке Кали. Это век циничного пренебрежения тем элементарным принципом, что люди не одинаковы. Не в том смысле, что они равны перед Богом, нет! Люди не равны перед Землей! И вот вам очень распространенная форма снобизма наших дней, которая понуждает людей говорить: „Я ничем не хуже его!“. Сейчас на примере таких великих лидеров, как Сэр Уинстон Черчилль, Рузвельт и других, получивших имя и репутацию в результате грязных дел, мы видим, что благодарить следует маленьких людей, которые не имеют особых способностей и добиваются поэтому дружеского расположения, пытаясь поддержать тех, у кого такие способности есть.
Давайте прочтем отрывок поэмы, а потом углубимся и истолкуем истинный его смысл. Здесь приводится древнее тибетское стихотворение, очень, очень известное стихотворение, и его не только приятно читать, в этом стихотворении заключен важный и глубокий подтекст. Вот это стихотворение.
По ясному небу спокойно плыла луна. По открытым площадкам и лужайкам медленно двигались тени, и попадавшие в тень деревья окрашивались в цвет эбонита. Внезапно раздался взрыв музыки, и из открывшегося французского окна разлился яркий золотой свет, а на террасе балкона показались молодые мужчина и женщина. Окно за ними тихо закрылось. Держась за руки, мужчина и женщина подошли к каменной балюстраде и остановились, рассматривая раскинувшийся перед ними мирный ночной пейзаж. Легкий бриз доносил до них нежный запах мимозы. Мягко обняв молодую женщину за талию, мужчина увлек ее к широким мраморным ступеням, ведущим к низко постриженному газону.
Он был высокого роста, одет в военную форму с эмблемами и пуговицами, сверкавшими в лунном свете. У нее были темные волосы и кожа цвета слоновой кости, которая часто встречается у людей такого типа. Она была в длинном вечернем платье того же цвета, что и сама луна. Они медленно шли вдоль газона по направлению к дорожке, по сторонам которой росли ровные ряды деревьев. Время от времени они останавливались и подолгу смотрели друг на друга. Вскоре они подошли к простому деревянному мосту через тихий ручей. Некоторое время они просто стояли, опершись на перила моста и рассматривая свое отражение в спокойной воде, и тихим шепотом разговаривали друг с другом.
Положив руку на плечо мужчины, женщина указала вверх, на филина, напряженно смотревшего вниз с большого дуба. Устав от безуспешных попыток разглядеть, что же происходит внизу, птица раскрыла мощные крылья и стремительно полетела к саду. Мужчина и женщина оживились и продолжили свою прогулку мимо остриженных кустов и клумб с цветами, опустившими на ночь свои головки. Вокруг то и дело раздавались тихие шорохи и скрипы, показывающие, что все маленькие ночные существа знают об их присутствии.
Тропинка повернула, расширилась и привела к покрытому густым кустарником берегу. Белый лунный свет мягко стелился по тихой и спокойной воде. Лучи отражались от легкой ряби, и вода казалась покрытой мириадами танцующих светлячков. На расстоянии мили прокладывал свой неспешный путь по морю огромный лайнер, его палубы сверкали яркими огнями. Оттуда едва доносились отголоски музыки – это оркестр развлекал танцующую и отдыхающую на палубах публику. Тускло светил красный бортовой огонь, а прожекторы освещали опознавательные знаки на трубах корабля. В тех местах, где лучи прожекторов касались воды, она покрывалась фосфоресцирующей пеной, а волны от корабля с журчанием накатывались на песок пляжа. Мужчина и женщина стояли, держась за руки, и наблюдали за этой чудесной картиной. Вскоре лайнер скрылся за горизонтом, исчез свет его огней, затихли звуки музыки.
Они стояли в бархатно-лиловой дымке под сенью высокой сосны, говоря друг другу только то, что могут говорить влюбленные, строя планы на будущее, заглядывая в лицо самой Жизни. На небе не было ни облачка, а воздух был теплым и ароматным. Мелкие волны нежно ласкали гальку вокруг и играли мелким песком.
Прекрасная лунная ночь создана для влюбленных. И для поэтов, ведь стихи, как и любовь, это соединение мечты и жизни.
* * *
Под сияющим полуденным солнцем песок в пустыне был раскален до предела. Даже Мать-Нил, текущая мимо жестоко иссушенных берегов, казалась более медленной, чем обычно, повсюду над ее поверхностью поднимались жаркие испарения, и с ними уходила влага, которая так необходима для безводных земель. Несчастные феллахи, вынужденные работать на полях под жарким небом, двигались, словно во сне, слишком уставшие от жары, не способные даже проклинать этот знойный день. В зарослях поникшего тростника прятался ибис. Новые пирамиды Великих Владык стояли, светлые и огромные, с высыхающим на жаре известковым раствором, плотно скрепляющим огромные блоки и промежуточные камни.В относительной прохладе Комнаты Бальзамирования, глубоко под жаркими песками, морщинистый старик и его помощник, едва ли моложе его, работали, набивая ароматическими травами тело умершего месяц назад.
– Думаю, что Фараон предпримет самые жестокие меры против Жрецов, – сказал старший из двоих.
– Да, – отозвался второй с мрачным удовлетворением. – Я видел, как стражники захватили несколько храмов, кое-кого арестовали, остальных предупредили и изъяли множество папирусов. И действовали они очень решительно!
– Не знаю, что за времена наступили, – сказал Старший. – Когда я был молод, такого не было. Мир РУШИТСЯ, вот что происходит, РУШИТСЯ!
Вздыхая и что-то бормоча, он поднял свою палочку для утрамбовки травы и запихнул еще одну порцию травяной смеси в отверстие в неподвижном теле.
– Во Имя Фараона! – закричал начальник стражи, когда в окружении своих людей он величественно прошествовал в покои Верховного Жреца. – Ты обвиняешься в том, что давал убежище недовольным, которые составили заговор против Него, а также в том, что произносил вредные речи, с целью причинить Ему зло.
Повернувшись к своим людям, он отдал приказ:
– Разыщите тайник и возьмите все папирусы.
Верховный Жрец вздохнул и спокойно заметил:
– Так было во все времена: тех, кто стремился к высшим знаниям, всегда преследовали невежественные люди, которые боялись познать Истину и думали, что никто не может знать больше, чем они. Уничтожая наши свитки мудрости, вы гасите слабо тлеющие огоньки знания.
День был не из легких; находясь в постоянной готовности, стражники хватали всех подозрительных – чаще всего тех, на кого доносили чем-то недовольные соседи. По улицам тащились влекомые рабами телеги, доверху нагруженные конфискованными папирусами. Но день подошел к концу, как всегда было раньше и как будет потом, и не важно, каким длинным он показался страдающим жертвам нового порядка.
К вечеру поднялся прохладный бриз, он шелестел свитками папирусов, издавая сухой скрипящий звук. Маленькие волны неслись по тусклой поверхности Нила и ударялись в иссушенный солнцем берег. У верхней излучины реки перевозчики довольно заулыбались, когда хлопающие паруса наполнились ветром и направили их лодки к берегу, откуда начинался путь домой. Спадала неимоверная дневная жара, и крошечные существа выбирались из своих убежищ и отправлялись на поиски добычи.
Люди тоже искали добычу!
Темный небосвод был осыпан сияющими кристаллами звезд. Сегодня луна всходила позже. Слабо светились окошки грязных хижин, а в домах состоятельных людей сиял яркий свет. Воздух был наполнен тяжелыми предчувствиями. Этой ночью нигде на улицах не было видно праздных гуляк, не было и влюбленных, которые по старой традиции, держась за руки, давали обеты над широкими водами Нила. Этой ночью люди Фараона, тяжело ступая, прочесывали улицы, постоянно готовые броситься на врагов своего Господина. Началась чистка – чистка, направленная против ученых, жрецов и всех тех, кто мог угрожать Фараону предсказанием его ранней кончины. За окнами этой ночью бродила сама СМЕРТЬ – СМЕРТЬ на концах копий стражников Фараона.
Но в самых темных уголках города молчаливые фигуры, прячась, переходили из тени туда, где тень еще гуще, пока мимо с шумом вышагивали люди Фараона. Постепенно становилось ясно, что эти молчаливые, решительные люди, используя всякое возможное укрытие, старались остаться незамеченными и достичь своей цели. Гвардейцы шумно проходили по улицам, прекрасные звезды кружились над городом, а темные фигуры людей легко проскальзывали в ничем не примечательную темную дверь. Проскальзывали, чтобы сразу же быть схваченными теми, кто находился за дверью. Их крепко держали до тех пор, пока не устанавливали, кто они. Когда последний человек прошел незамеченным по этому тайному пути и был узнан находившимися внутри, двое мужчин прислонили к двери большое бревно, чтобы еще раз убедиться, что она прочно закрыта.
Потом в тишине завибрировал хриплый старческий голос:
– Следуйте за мной, пусть все выстроятся в линию и положат руку на плечо стоящего впереди. Следуйте за мной и – НИ ЗВУКА! Потому что сама Смерть сегодня следует за нами по пятам.
Стараясь идти как можно тише, мужчины друг за другом последовали за своим лидером через хорошо скрытую дверь-ловушку. Наклонный путь вел все ниже и ниже, он был длинным-длинным, и наконец они оказались в старом склепе. Здесь был сырой и затхлый воздух.
– Здесь мы будем в безопасности, – прошептал старик ведущий. – Но давайте постараемся говорить как можно тише, чтобы нас не услышали слуги Правителя и никто не узнал о нашей сегодняшней встрече.
Они молча выстроились в круг и расположились среди похоронной утвари. Усевшись на колени, все замерли в ожидании слов своего Лидера. Старик окинул коротким взглядом собравшихся вокруг и посмотрел перед собой, собираясь с мыслями. Наконец он сказал:
– Сегодня и вот уже много дней мы видим, как то, что мы больше всего ценили, отвернулось от нас и охвачено пламенем. Мы все – свидетели того, как грубые и необразованные люди, ведомые обезумевшим в своей власти тираном, подвергают гонениям образованных людей и уничтожают Знание, по крупице собранное в течение прошедших веков. Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как лучше спасти письменное наследие наших Знаний.
Он окинул собравшихся проницательным взглядом и продолжил:
– Многое уже потеряно. Многое спасено. Некоторые из нас под угрозой жестоких пыток отдали худшие папирусы и сохранили лучшие. Их нам и нужно сохранить… НАДЕЖНО. А сейчас, есть ли у кого-нибудь предложения, которые мы могли бы обсудить?
Некоторое время разговор то угасал, то оживлялся на приглушенных тонах, люди обсуждали целесообразность ТОГО или ЭТОГО. Наконец, молодой жрец из Храма в Верхнем Египте встал и громко произнес:
– Почтенные Господа, я прошу вашей снисходительности и разрешения обратиться ко всем вам. – Сидящие вокруг одобрительно закивали, и он продолжал: – Прошлой ночью, оставаясь в Храме, я уснул, и мне явилось видение. Я видел, как Богиня Бубастис предстала передо мной и дала мне указания, не подлежащие обсуждению. Мне было сказано, что Древнее Знание могут скрыть Мудрые Писатели, вначале отделив Мудрость Веков от других учений, а затем скрыв ее в строках прекрасных стихотворений. Как сказала Богиня Бубастис, Знание тогда будет за пределами понимания невежд, но останется совершенно ясным для Посвященных. Так потомки не лишатся ни наших знаний, ни знаний наших предков.
Он сел на место, явно волнуясь. Некоторое время среди основной части собравшихся стояла тишина, а Старшие обсуждали между собой это предложение.
Старейший из собравшихся огласил решение.
– Так быть же этому, – сказал он. – Мы зашифруем наши знания в стихах. Мы также подготовим специальные рисунки для Книги Таро. И мы сделаем так, чтобы большинство из этих рисунков были пригодны для карточной игры, и, когда пройдут тяжкие времена, Свет Знаний засияет с новой силой, пополненный и обновленный.
Произошло так, как и было предопределено, и многие годы множество людей высоких целей и бесстрашного характера прилагали усилия, чтобы сохранить все то, что было достойно сохранения в стихах и рисунках. А Боги улыбались и были довольны.
* * *
Во все времена мужчины, а иногда и женщины любили использовать специальные формы письма, чтобы одновременно скрыть и прояснить свою мысль. Поэзия может очаровать мудрого и озадачить непосвященного.При помощи соответствующего ритма, размера, рифмы и других приемов поэтической речи можно заложить в подсознание человека информацию, которая может стать частью целостной психической сущности человека.
Читая стихотворение, важно разобраться, что оно из себя представляет: простую красивую игру словами или же автор пытается передать какую-то особую информацию. Во многих случаях глубинное содержание, которое невозможно передать в обычном грубом прозаическом описании, может быть так зашифровано, что только посвященный в состоянии верно его истолковать. Многие пророки писали свои послания и предсказания в стихах не потому – как полагают скептики, – что они боялись передать их простым языком, но затем, чтобы посвященные могли найти в таких произведениях нечто большее, чем просто стихотворение. Часто невежественные авторы (и, ох! Как же их много) любят поглумиться над знаменитыми поэтическими произведениями предков. Конечно, те, кто сам не в состоянии ничего написать, предпочитают следовать нижайшим инстинктам человечества, унижать других и приводить всех к общему знаменателю, – ведь мы живем в Веке Кали. Это век циничного пренебрежения тем элементарным принципом, что люди не одинаковы. Не в том смысле, что они равны перед Богом, нет! Люди не равны перед Землей! И вот вам очень распространенная форма снобизма наших дней, которая понуждает людей говорить: „Я ничем не хуже его!“. Сейчас на примере таких великих лидеров, как Сэр Уинстон Черчилль, Рузвельт и других, получивших имя и репутацию в результате грязных дел, мы видим, что благодарить следует маленьких людей, которые не имеют особых способностей и добиваются поэтому дружеского расположения, пытаясь поддержать тех, у кого такие способности есть.
Давайте прочтем отрывок поэмы, а потом углубимся и истолкуем истинный его смысл. Здесь приводится древнее тибетское стихотворение, очень, очень известное стихотворение, и его не только приятно читать, в этом стихотворении заключен важный и глубокий подтекст. Вот это стихотворение.
Я не боюсь
Вскоре мы углубимся в эзотерический смысл этого произведения, но прежде давайте обратимся к другому стихотворению. Оно тоже создано в Тибете и, конечно же, имеет особенное значение.
Боясь смерти, я построил себе дом, И мой дом – дом чистой истины.
Теперь я не боюсь смерти.
Боясь холода, я купил себе плащ,
И мой плащ – плащ внутреннего огня.
Теперь я не боюсь холода. Боясь нужды, я искал богатства,
И мое богатство – Оно великолепно, бесконечно, семикратно.
Теперь я не боюсь нужды.
Боясь голода, я искал пищу;
И моя пища – это пища медитации об истине.
Теперь я не боюсь голода.
Боясь жажды, я искал питья;
И мое питье – это нектар истинных знаний.
Теперь я не боюсь жажды.
Боясь скуки, я искал компанию;
И моя компания – это вечное чистое блаженство.
Теперь я не боюсь скуки.
Боясь заблудиться, я искал Путь;
И мой Путь – это Путь высшего единения.
Теперь я не боюсь заблудиться.
Я Мудрец, пребывающий во внутренней полноте,
Мое богатство – сокровища страсти;
И где бы я ни был, я счастлив.
Будь сдержан
Давайте рассмотрим еще одно стихотворение, тибетское стихотворение, написанное Шестым Далай-Ламой, безусловно, очень эрудированным человеком. Он был писателем и художником, человеком, которого многие неправильно понимали, но одним из тех, кто сделал значительный вклад в культуру Востока. Сегодня в мире очень мало людей такого типа. Здесь приведен английский перевод; я не знаю, кто его сделал, но не имеет значения, кем был этот переводчик, потому что перевод никак не позволяет судить о всей красоте и мудрости стихотворения на тибетском. Одной из самых обидных вещей является то, что при переводе на другой язык переводчик редко следует направлению мысли, которую автор пытался вложить в стихотворение при его создании. Но вот этот перевод неизвестного автора.
Мой сын, будь в согласии с телом, как с монастырем, Потому что телесная оболочка – жилище божества.
Как учитель, будь в согласии с разумом, Потому что знание истины – это преддверие святости.
Как книга, будь в согласии с внешними вещами, Потому что их количество – символ пути освобождения.
Принимая пищу, довольствуйся пищей экстаза, Потому что неподвижность – вот совершенный облик божества.
Одеваясь, довольствуйся одеждой внутреннего огня, Потому что Богини небесных странствий надевают лишь тепло блаженства.
Друзья, – откажись от них, Потому что одиночество – это предвестник божественного собрания.
Гневаясь на врагов, довольствуйся тем, что их избегаешь,
Потому что расправляться с врагами – идти по ложному пути.
С демонами довольствуйся медитацией на пустоте,
Потому что магические видения – творения разума.
Моя любовь
Моя любовь, та, к которой всем сердцем стремлюсь,
Если бы мы могли соединиться,
Тогда бы я поднял из темных глубин океана
Самую прекрасную жемчужину.
Однажды на своем Пути
Я рискнул отправиться к моей возлюбленной красавице. Я нашел бирюзу чистейшей голубизны,
Нашел, чтобы снова потерять. Высоко на персиковом дереве, так высоко, что не достать,
Висит созревающий плод. Он тоже сотворен из прекрасного источника,
Он так полон жизни и света. Мое сердце далеко, проходят ночи
В бессоннице и борьбе, Даже день не приносит наслаждения моему сердцу,
Потому что моя жизнь безжизненна. Уединенное жилище в Потале, здесь я – Бог на Земле.
Но в городе я главарь бродяг и шумных пирушек, Эти вещи не столь далеки, и мне предстоит скитаться.
Протяни мне крылья, белый журавль. Я отправляюсь не дальше, чем Ли Танг, и оттуда вернусь обратно.