Расулзаде Натиг. Хрен знает что

   - Тихо, дети! - говорит им мать шепотом. - Отец устал... Он спит.
   А дети... Они ведь всегда верно чувствуют правду... Отец без стаи никто, он должен быть в стае... Вот сейчас выспится и пойдет...
   На пляже
   Однажды, в одно из июльских воскресений на пляже (заметьте - не платном, не престижном, на обычном пляже, куда приезжают на автобусах толпы городской бедноты, захватив с собой нехитрую снедь), я встретил высокое начальство. Я только собирался разоблачиться, и как все, находящиеся здесь, принять обычный пляжный вид, как увидел его, высокое начальство, прогуливающегося с огромным чувством собственного достоинства, насколько это возможно в неглиже. Оно меня заметило, и я подошел, из уважения к нему, оставаясь одетым, поздоровался. Оно вяло пожало мне руку, наградив мою ладонь стойким запахом дорогого одеколона, и я стал прогуливаться с ним под нещадно палящим солнцем, рискуя в глазах пляжной публики показаться единственным кретином, вышагивающим по горячему песку в туфлях, брюках и рубашке... Пот лил с меня ручьями, но я не смел раздеться, не зная еще как к этому отнесется оно, начальство, и изо всех сил поддерживал вялый, беспредметный, то и дело тухнущий разговор. Солнце старалось вовсю, чтобы к концу нашего разговора у меня случилось размягчение мозга. Я уже стал лихорадочно придумывать повод, чтобы покинуть высокое начальство и, найдя кусочек тени, наконец-то, скинуть с себя все лишнее, когда оно, заметив вдруг чью-то собаку у самой воды, побагровев от ярости, громко произнесло:
   - Ненавижу собак на пляже!
   - Да, конечно, - тут же угодливо подхватил я, чувствуя приближающийся тепловой удар. - Это безобразие! Разве можно купаться собакам на пляже, где люди...
   - Людей я тоже ненавижу! - злобно глянув на меня, оборвало оно мою подхалимскую речь и скрипнул зубами.
   - Да, конечно, - оробев, покивал я. - Люди тоже... Разные бывают... Вот однажды... - я хотел было привести пример в подтверждение того, что люди порой бывают хуже собак, но тут обнаружил, что оно самым бесцеремонным образом отошло от меня, пошло и уселось в свой шезлонг. Я нашел клочок тени, разделся, посидел, отдыхая, и подумал: "А хорошо бы подойти сейчас и что есть сил врезать ему ногой между ног..." Но подумал как-то вяло, без энтузиазма, заранее зная, что ничего такого не сделаю.
   Смерть
   Человек умирает, его кладут в ящик, хоронят, поминают, забывают, а бывает, что и помнят недолго, а может, и долго... По-всякому бывает. Душа его отлетает, если только допустить, что она есть (а почему же нет? Что же тогда болит и скулит в груди при жизни?) Душа, значит, отлетает, куда ей полагается, а там - Он. За дверью без надписи, к которым мы привыкли в земной жизни. Душа открывает дверь, предварительно постучав, и оказывается перед Ним.
   - Чего тебе?
   - Так... Как это - чего? Умер я, Господи. Преставился, так сказать.
   - Ну и что? Ты очередь видел? Раз умер, так сразу - шасть ко мне? Стань в очередь.
   - Не могу я, Господи. Менталитет не позволяет. Мы такой народ: не переносим очередей, так и норовим без очереди пролезть.
   - Менталитет, говоришь? Я тебе такой менталитет покажу, не обрадуешься, ну-ка, кто там поближе к этому нахалу? Архангел, дай-ка ему хорошего пинка, чтобы он оказался в конце очереди.
   - Не надо, Господи! Я же уже здесь, чего мелочиться... Стал, как говорится, пред очи Твои.
   - М-м... Ладно, уговорил. Отвечай: что ты делал в одна тыща девятьсот девяносто восьмом году от рождества Христова, мая числа тринадцатого, между семнадцатью ноль-ноль и девятнадцатью тридцатью часами?
   - Откуда же я помню, Господи?! Ну и вопросики у Тебя?
   - Ясное дело, не помнишь. Помнил бы - ответил за свои деяния и помыслы на земле. Говори прямо - не веруешь в меня, атеист чертов!
   - Нет, что Ты, Господи, не атеист я!
   - Не смей меня называть на "ты", негодяй!
   - А как же Тебя называть?
   - А?.. Ну, да... Ладно... Значит, говоришь - не атеист?
   - Нет, нет, что Ты?! Ни боже мой!... Упаси Господь!
   - М-м... на земле как жил? Подай мне книгу, архангел, погляжу... Хотя и без книги, по роже его видно... Блудил. Хитрил? Лгал? Прелюбодействовал? Злато любил? Чревоугодничал? Скандалил? Употреблял спиртные напитки? Отвечай!
   - Так ведь... Всего понемногу... Всякое бывало... Но я же живой человек, Господи, то есть, был живой, пожить любил... ты же не отправишь меня за это в ад, правда?
   - Каешься в грехах?
   - Как Ты сказал?
   - Каешься, говорю, каешься, жалеешь, что так непотребно прожил свою единственную и неповторимую жизнь, которую я сгоряча, по великой доброте своей подарил тебе?! Каешься и сожалеешь?! Ну, долго мне ждать ответа?!
   - Нет, Господи, не сожалею... Ты уж не обижайся... Ты, конечно, можешь отправить меня в ад, но между нами, мы-то с тобой прекрасно знаем, что ад, что рай - один хрен, большой разницы нет, если подумать. Просто это зависит от того, как посмотреть, верно?
   - Ох уж мне эти философы... А вот как начнут варить тебя в кипящей смоле, тогда узнаешь разницу. Я вижу, жизнь тебя ничему не научила...
   - Не дави на меня, Господи. Неприлично Тебе, Всесильному.
   - Мало ты молол языком при жизни, так теперь и после смерти философствовать вздумал.
   - Когда же еще философствовать?..
   - Тоже верно... Что же мне с тобой делать? Куда тебя определить?
   - Верни меня на землю, Господи! - вдруг горячо взмолилась душа, - И я уверую в силу Твою.
   - Ишь чего захотел! Вернуть его... М-м... Хитрец... А впрочем, пошел вон! Здесь нет тебе места, также, как не было на земле...