Страница:
И даже со своим, так называемым, экономическим фактором, ты не добился ничего. Великий и мудрый человек всю свою жизнь пытался втолковать тебе, что, если ты хочешь улучшить свою жизнь, ты должен, прежде всего, добиться улучшений в экономике. Он учил тебя тому, что цивилизация не может быть построена голодающими людьми, что она требует совершенствования всех сфер жизнедеятельности; что ты должен освободить свое общество от всякой тирании. По-настоящему великий человек допустил всего лишь две ошибки в своем стремлении просветить тебя. Он считал, что ты сумеешь воспользоваться свободой и защитить ее так же, как сумел ее завоевать. Его второй ошибкой было втолкованное тебе учение о диктатуре пролетариата.
И во что ты, маленький человек, превратил достижения гения? Он дал тебе возвышенные, далеко вперед идущие идеи, из которых ты оставил для себя только одну : диктатуру! Среди всего изобилия великих помыслов осталось лишь одно слово: диктатура! Ты выбросил такие понятия, как уважение к правде, борьба против экономического рабства, методическое и конструктивное мышление. С тобой осталось только одно, плохо выбранное, но хорошо усвоенное слово: диктатура!
Из этой ошибки великого человека ты соорудил огромную государственную систему лжи, преследований, пыток, тюрем, палачей, тайной полиции, информаторов, осведомителей, униформ, маршалов и медалей. Все остальное ты просто отбросил. Теперь ты начинаешь понимать, что ты представляешь из себя, маленький человек? Все еще нет? Хорошо, давай попробуем еще раз: ты перепутал «экономические условия» твоего благосостояния и любви с госаппаратом; освобождение человека с «величием государства»; готовность к самопожертвованию ради великих целей с глупой стадной «партийной дисциплиной»; пробуждение миллионов умов с наращиванием военной мощи; освобождение любви с ненаказуемым изнасилованием, когда ты пришел в Германию; борьбу с бедностью с истреблением бедных, слабых и беспомощных; воспитание детей с бредовыми идеями патриотизма; планирование семьи с медалью «Мать — героиня». Разве ты сам не стал жертвой своей медали «Мать — героиня»?
«Фатерлянд рабочего класса» — не единственная страна, где твой слух ласкает зловещее слово «диктатура». Кое-где еще, где ты надел блестящую униформу, из твоей среды вышел слабый, мистический домашний художник с садистскими наклонностями, который привел тебя к Третьему Рейху, после чего истребил шестьдесят миллионов таких, как ты. Ты же в это время продолжал кричать: «Ура! Ура! Ура!»
Вот каков ты, маленький человек. Но никто не смеет сказать тебе об этом, потому что тебя боятся и хотят, чтобы ты всегда оставался маленьким человеком. Ты разбрасываешься своим счастьем.
Ты ни разу в жизни не испытал счастья полной свободы, маленький человек. Поэтому-то ты и разбрасываешься им и не чувствуешь никакой ответственности за его сохранение. Ты никогда не учился (впрочем, у тебя и не было такой возможности) ценить и возделывать свое счастье с любовью и заботой, подобно тому, как садовник ухаживает за своими цветами, или фермер взращивает свой урожай. Великие ученые, поэты и художники сторонятся тебя, маленький человек, поскольку рядом с тобой легко расточать счастье, но очень трудно создавать его. А создавать свое счастье -это именно то, чем они хотели бы заниматься.
Ты не уловил смысла того, что я тебе рассказал? Хорошо, я разъясню.
Гений трудится над своей теорией или механизмом или идеей преобразования общества десять, двадцать, тридцать лет. Новизна темы, над которой он работает ложится на него тяжким бременем, которое он вынужден нести в одиночку. В течение долгих лет он терпит твою глупость, мелочность, идиотские идеи и идеалы, изучает их и пытается проанализировать и понять их, чтобы в итоге заменить их новыми, лучшими и жизнеспособными. Ты, маленький человек, отказываешься помогать ему в его благородном деле. Ты даже не пошевелишь пальцем. Ты не придешь к нему со словами: "Друг мой, я вижу как тяжело тебе работается. Я вижу, что ты создаешь мою машину, трудишься на благо моего ребенка, моего друга, мо е й жены, моего дома, моего мира. Мне долгое время не удается выбраться из дерьма, в котором я сижу, но я не в состоянии помочь себе сам. Чем я могу помочь тебе, чтобы ты смог помочь мне?" Нет, маленький человек, ты никогда не окажешь помощи тому, кто только и думает о том, чтобы помочь тебе. Зато ты кричишь «Ура !», играешь в карты, а может рабски трудишься на заводе или шахте. Гений никогда не дождется от тебя помощи и вот почему. Потому что в начале своей работы над открытием ему нечего предложить тебе, кроме идеи. Ни выгоды, ни повышения заработной платы, ни продвижения по службе, ни подарков к Рождеству — словом ничего из того, что привнесло бы комфорт в твою жизнь. Поначалу гению можно помочь, лишь разделив с ним его неприятности. А ты не хочешь неприятностей, может быть у тебя их уже и так больше, чем надо.
И если ты всего-навсего отказываешься от помощи гению и держишься в стороне от него, его это не очень беспокоит. Его мысли, беспокойства и исследования не обязательно для тебя. Им движет лишь процесс его собственной жизнедеятельности. Плоды своего творчества гений оставляет правящей верхушке для того, чтобы эти плоды служили тебе и хоть как-то облегчали твое существование. Он считает, что для тебя настало время научиться заботиться о себе самому.
Однако ты не ограничиваешься отказом от помощи великому человеку, ты угрожаешь ему и давишь на него. Когда, после долгих лет кропотливой работы, он наконец приходит к пониманию того, почему ты, например, не в состоянии принести счастье своей жене, ты отворачиваешься и называешь его сексуально несостоятельным. Ты говоришь так поскольку сам являешься сексуально несостоятельным и, стало быть, неспособным любить, но это никогда тебя не волновало.
Когда великий ученый обнаруживает причину того, почему люди как мухи мрут от рака, а ты, маленький человек, занимаешь хорошо оплачиваемую должность профессора в больнице, где лечатся больные раком, ты называешь гения мошенником или обвиняешь его в том, что он ничего не понимает в воздушных микробах, а можешь просто навесить на него ярлык еврея или иностранца и настаивать на его переэкзаменовке, чтобы проверить, насколько он компетентен в твоем понимании. Ты предпочтешь позволить умереть от рака множеству больных, прежде, чем признаешь, что его открытие было способно спасти их. Твоя ученая степень, твой кошелек и твои связи с радиоактивным производством для тебя важнее правды и знаний. Маленький человек, ты по-прежнему жалок и ничтожен.
Я повторяю: ты не просто не помогаешь, но ты активно мешаешь человеку великому в том, что он делает для тебя и вместо тебя. Теперь ты понимаешь, почему счастье не сопутствует тебе? Счастье должно доставаться ценой долгого и кропотливого труда. Ты же просто пользуешься им. Оно отворачивается от тебя, ибо не хочет быть эксплуатируемо тобой.
Но приходит время, и ученому удается убедить достаточно большое количество людей в том, что его открытие имеет практическую ценность, например дает возможность преодоления некоторых физических недугов или помогает поднимать огромные тяжести, или взрывать скалы, или излечивать раковую опухоль, или видеть сквозь непрозрачную материю при помощи лучей. Но ты не веришь в это до тех пор, пока не прочитаешь об этом в газетах, потому, что ты не привык верить собственным глазам и сообразительности. Опубликованное в газетах открытие ошеломляет тебя. Неожиданно ученый, которого ты еще недавно обличал в шарлатанстве, порнографии, мошенничестве, представлял его угрозой общественной морали, становится гением. Ты ведь не знаешь, что такое гений, маленький человек. Ты имеешь о гениях такое же представление, как и о евреях, правде и счастье. Напомню тебе, что сказал об этом Джек Лондон в своем великом романе «Мартин Иден». Я уверен, что миллионы таких как ты читали эту фразу, совершенно не понимая ее смысла. «Гений» — это ярлык, который вы наклеиваете на товар, прежде чем продавать его." Если ученый, который еще совсем недавно был «сексуальным маньяком» или «психом», оказывается «гением», ты сразу же торопишься попользоваться тем счастьем, которое он привнес в мир. В действительности же, ты просто пожираешь его, а миллионы маленьких людей вместе с тобой хором скандируют: «Гений, гений !». Миллионы маленьких людей приходят к тебе и кормятся из твоих рук. Если ты врач, пациенты превозносят тебя. Ты получишь возможность помогать им быстрее и эффективнее, а сам при этом больше зарабатывать.
«Что в этом плохого ?», — спросишь ты. Конечно же нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать деньги честным трудом. Но нельзя извлекать выгоду из открытия гения, не отдавая ему ничего взамен, а именно так ты и поступаешь. Ты не делаешь ничего для того, чтобы открытие гения использовалось по назначению. Ты эксплуатируешь его чисто механически, неосторожно, жадно и по-глупому. Ты не можешь разглядеть его пределы и возможности. Ты недостаточно прозорлив, чтобы разглядеть его возможности, и, вместе с тем, ты достаточно неосторожен, чтобы перешагнуть допустимые пределы. Если ты врач или бактериолог, тебе известны такие инфекционные заболевания, как тиф и холера. Но ты потратил добрых тридцать лет на то, чтобы обнаружить вирус рака. Узнав о великих открытиях в области механики, ты стал использовать ее законы для создания смертоносного оружия. Здесь ты заблуждаешься уже не три десятилетия, а три столетия. Идеи использования открытий не по назначению оставляют в твоем сознании настолько неизгладимый след, что миллионы людей, трудящихся над твоими изобретениями, наносят огромный вред нормальному ходу всей жизни. Все это происходит потому, что в основе твоих заблуждений лежит забота о своем научном имени, своем положении в обществе, своей религии, своем кошельке, своей защитной скорлупке. Ты готов притеснять, преследовать и изолировать любого, кто несет угрозу всему этому, как бы прав он ни был.
Конечно, конечно, тебе нужны гении и ты готов чествовать их. Но тебе нужны милые гении, которые вели бы себя прилично, гении умеренные, без всяческих, с твоей точки зрения, заскоков. Тебе не нужны гении не прирученные, ломающие барьеры и запреты. Тебе нужны ограниченные, обрезанные и зажатые гении. Вот перед такими ты готов маршировать по улицам без всякого стеснения.
Вот каков ты, маленький человек. Ты можешь только пожирать все до последней капли, но ты не способен созидать. Вот почему ты сейчас являешься тем, чем являешься, и занимаешься тем, чем занимаешься: растрачиваешь всю жизнь, сидя в унылых кабинетах; горбатишься на производстве, являясь придатком машин или корпишь над чертежной доской, скованный ненавистными брачными узами, и воспитывая ненавистных тебе детей. Те не способен развиваться в правильном направлении, ибо у тебя никогда не возникает собственных идей, ибо ты всегда готов с легкостью брать но не готов отдавать, ибо ты всегда пользовался только готовым, ничего нового не создавая.
Ты не понимаешь, почему все и должно происходить именно так? Я могу объяснить тебе это, маленький человек, потому что когда ты приходишь ко мне со своей внутренней пустотой или бессилием, или психическим расстройством, я учусь рассматривать тебя как жестокого врага. Ты способен лишь хватать и пожирать, но не созидать и отдавать, поскольку твое общее представление о жизни является отсталым и вопиюще ложным; поскольку ты впадаешь в панику, если вдруг изначальный импульс к стремлению любить и отдавать случайно подтолкнет тебя. Вот почему ты боишься отдавать. И мысли твои движутся лишь в одном направлении: тебе надо обеспечить себя деньгами, пищей, счастьем и знаниями, потому что ты чувствуешь себя бедным, голодным и несчастным, лишенным и знаний и стремлений к знаниям. Вот почему твой путь к правде так долог и тернист, маленький человек. Правда может породить рефлекс любви. Она может показать тебе на деле то, что я сейчас пытаюсь втолковать тебе «на пальцах». А именно этого ты и не хочешь, маленький человек. Чего ты хочешь — так это быть потребителем и патриотом.
«Вы слышали, что он сказал? Он низвергает патриотизм, основы государственности и первичную ячейку общества — семью. Его необходимо остановить!»
Вот что ты выкрикиваешь, маленький человек, когда кто-нибудь обращает внимание на твои запоры. Ты не хочешь ни знать, ни слушать. Ты хочешь кричать «Ура !». Я не мешаю тебе кричать «Ура !», но ты не даешь мне разъяснить тебе, почему ты неспособен быть счастливым. Я вижу испуг в твоих глазах, потому что мой вопрос обескураживает тебя.
Ты выступаешь за «свободу вероисповедания». Ты требуешь права любить свою религию, какой бы она ни была. Это, само по себе, хорошо. Но ведь в действительности-то ты хочешь большего. Ты хочешь, чтобы все исповедовали твою религию. Сам-то ты терпимо относишься лишь к своей религии и ни к какой другой. Тебя приводит в ярость, что кто-то может представлять себе Бога не так как ты — личностью, а, например, природой, любить ее и стараться понять.
Когда супружеская пара не может и не хочет больше жить вместе, ты хочешь, чтобы один из них непременно тащил другого в суд с обвинениями в аморальности и жестокости. И ты, ничтожный потомок великих наследий, отказываешь мирному разводу в общественной поддержке. Ты боишься собственной похотливости. Тебе нужна правда лишь в зеркале, т.е. правда, к которой ты не можешь прикоснуться, и которая не касается тебя. Твой шовинизм, маленький человек, проистекает от твоей твердой оболочки, от твоего интеллектуального запора.
Я говорю все это не в насмешку над тобой, а потому, что считаю себя твоим другом, даже зная, что ты способен убивать своих друзей, когда они говорят тебе правду. Посмотри на патриотов повнимательнее: они не ходят — они маршируют. Они не испытывают ненависти к своим настоящим врагам, их враги меняются каждые десять лет таким образом, что в злейших врагов превращаются лучшие друзья и наоборот. Они не поют песен -они орут гимны. Они не обнимают женщин — они трахают их, а затем подсчитывают набранные за ночь очки.
Худшее, что ты можешь мне сделать — это убить меня, как ты уже убил многих своих друзей, таких как Иисус Христос, Ротенау, Карл Либкхнет, Линкольн, примеров не перечесть. Но патриотизм уничтожает тебя, маленький человек, уничтожает миллионами и миллионами. А ты упорно продолжаешь оставаться патриотом.
Ты жаждешь любви; ты любишь свою работу и живешь за счет доходов от нее, а твоя работа, в свою очередь, существует за счет моих знаний и знаний многих других, таких как я. Любовь, труд и знания не знают ни фатерляндов, ни таможенных барьеров, ни униформ. Однако же ты хочешь быть маленьким патриотом, так как боишься настоящей любви, боишься ответственности за результаты своего собственного труда, а также смертельно боишься истинного знания. Вот поэтому ты можешь только то, что ты можешь, потреблять любовь, работу и знания других, будучи не в силах созидать все это сам. Поэтому ты крадешь свое счастье как какой-нибудь ночной воришка, а, взглянув на настоящее счастье, испытываешь жгучую зависть.
«Держите вора! Он иностранец, эмигрант. И имейте в виду, я — коренной немец (или американец, или датчанин, или норвежец )!»
Перестань пускать пену изо рта, маленький человек! Ты есть и всегда будешь иммигрантом и эмигрантом. Ты иммигрируешь в этот мир в результате несчастного случая, а эмигрируешь из него без фанфар. Ты визжишь от страха, маленький человек, ты очень и очень напуган. Ты чувствуешь, как твое тело покрывается оболочкой и постепенно засыхает. Вот почему ты боишься, вот почему вызываешь свою полицию.
Но даже твоя полиция не имеет власти над правдой. Даже твой полицейский приходит ко мне со своими проблемами: его жена в плохой форме, его дети болеют. Его униформа и пистолет скрывают человека, но ему не спрятаться от меня; я видел полицейского совершенно голым.
«А он зарегистрирован в полицейском участке? В порядке ли его документы? Добросовестно ли он выплачивает налоги? Выясните о нем все. На карту поставлена честь и безопасность государства!»
Да, маленький человек, я всегда имел надлежащие регистрационные документы и платил все налоги. И беспокоишься ты не о чести и безопасности государства. Тебя до смерти пугает то, что я могу показать тебе мир таким, каким вижу его в моем кабинете. Поэтому ты так рьяно стараешься засадить меня за решетку по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Я знаю тебя, маленький человек!
Если ты являешься представителем местных органов правопорядка, то цель твоей жизни поддерживать справедливость. Но нет же — ты мечтаешь о сенсационном деле, которое послужит толчком в твоей карьере. Вот чего ждет любой представитель органов правопорядка.
Дело Сократа [13] — ярчайший пример твоего отношения к справедливости. Однако история ничему не научила тебя. Ты убил Сократа, а потому до сих пор сидишь в дерьме. Конечно, ты все еще не знаешь, что это ты убил Сократа. Ты обвинял его в подрыве общественной морали. Он все еще подрывает ее, бедный маленький человек. Ты убил его тело, но не его дух. Ты до сих пор поощряешь убийство во имя закона и порядка, но делаешь это трусливо и лицемерно. Ты не посмеешь смотреть мне прямо в глаза, обвиняя меня в аморальности, потому что знаешь, кто из нас двоих действительно аморален, похотлив и нечистоплотен. Один мой знакомый однажды сказал, что среди всех его друзей он может вспомнить только одного, кто ни разу не позволял себе грязных выходок — он имел в виду меня.
Маленький человек, будь ты представитель правоохранительных органов, судья или шеф полиции, мне известны твои грязные выходки. И я знаю, откуда они исходят. Так что я бы посоветовал тебе помолчать. В крайнем случае, тебе удастся доказать, что я в последний раз не доплатил сотню долларов налога, что я пересек границу с женщиной или по-хорошему поговорил с ребенком. Это говоришь ты, а не я, и такие заявления звучат зло и грязно, поскольку манеру кляузничать и сутяжничать ты почерпнул из своих законов. А поскольку ты не можешь вести себя по-другому, ты считаешь, что и я такой же, как и ты. Нет, мой маленький человек, я не такой же как ты в подобных вещах и никогда не был таким. Не важно, веришь ты мне или нет. Для уверенности ты приобретаешь пистолет, а я — знания. Каждому свое.
Давай я расскажу тебе, маленький человек, как ты разрушаешь свою жизнь.
В 1924 году я предложил научную методики исследования человеческой личности. Ты поддержал меня.
В 1928 году работа началась и появились первые результаты. Ты назвал меня «выдающимся мыслителем».
В 1933 году твои типографии приняли в набор мои открытия. Гитлер тогда только-только пришел к власти. Я старался убедить тебя в том, что это произошло потому, что твоя личность покрыта непробиваемой оболочкой. Ты отказался публиковать мою книгу, где я показываю, как ты породил Гитлера.
Тем не менее моя книга увидела свет и ты поддержал меня. Но ты погубил ее своим молчанием, потому, что твой «президент» запретил ее. А еще он посоветовал матерям подавлять сексуальное возбуждение своих малолетних детей путем задержки дыхания.
Несмотря на твою, якобы, поддержку ты молчал о моей книге двенадцать лет.
В 1945 году книга была переиздана. Ты произвел меня в «классики» и все еще с энтузиазмом поддерживаешь меня.
Двадцать два года, двадцать два долгих, насыщенных, выстраданных года прошло с тех пор, как я начал учить тебя тому, что является не индивидуальной терапией, а предотвращением психических расстройств. А ты опять ведешь себя также, как и тысячелетия назад. Двадцать два долгих и страшных года я объяснял тебе, что люди поддерживают то или иное безумие и живут в страданиях, потому, что их души и тела покрылись непробиваемой оболочкой, и они не в состоянии ни наслаждаться любовью, ни дарить ее другим, поскольку их тела не способны содрогаться от радости и удовольствия соития, хотя даже некоторые животные способны на это.
В течение двадцати двух лет, с тех пор, как я впервые рассказал тебе об этом, ты говоришь своим друзьям, что обращение к сущности есть не лечение, а предотвращение психических расстройств. Однако при этом ты продолжаешь вести себя также, как и тысячи лет назад. Ты ставишь перед собой великие цели, не имея представления о методах их осуществления. Ты ничего не говоришь о роли любви в жизни человечества. Ты собираешься предотвращать психические расстройства ( как многообещающе это звучит! ), не принимая во внимание катастрофы, происходящие в сексуальной жизни людей, просто забывая о них. На этом ты кончаешься как врач.
Что бы ты подумал об инженере, растолковывающем теорию пилотажа, но не объяснившем что такое двигатель и пропеллер? А ведь именно так ты и поступаешь, инженер человеческих душ. Именно так. Ты труслив. Тебе хочется крема с моего пирожного, но не хочется шипов от моих роз. Разве ты, маленький психиатр, не чинил подлостей в отношении меня? Не ты ли высмеивал меня, как «проповедника больших и хороших оргазмов»? Или ты никогда не выслушивал жалоб молодой жены, чье тело постоянно оскверняется мужем — импотентом? Тебе не знаком вид плачущего навзрыд подростка, страдающего от неразделенной любви? Твое благополучие для тебя все еще важнее здоровья твоего пациента? Как долго еще ты будешь ставить свою респектабельность выше врачебного долга? Сколько времени тебе нужно для того, чтобы осознать, что твое промедление стоит жизни миллионам пациентов?
Ты ставишь благополучие выше правды. Когда ты слышишь о моем оргоне [14], ты не спрашиваешь «Чем он может помочь в лечении?» Нет, ты спрашиваешь : «А у него есть лицензия на право практиковать в Моем штате?» Неужели ты не понимаешь, что ты вместе со своей жалкой лицензией хотя и можешь несколько помешать мне в моей работе, но прекратить ее — никогда? Ты не понимаешь того, что я имею мировую репутацию в деле лечения эмоциональных срывов и исследовании твоей жизненной энергии. И, наконец, ты не понимаешь того, что никто не вправе устраивать мне экзамен на профессиональную компетентность до тех пор, пока не будет знать предмет лучше меня.
Ты растрачиваешь свою свободу. Никто никогда не спросил у тебя, маленький человек, почему, обретя свою свободу в тяжелейшей борьбе, ты тут же отдаешь ее новому хозяину. «Вы слышали, что он сказал? Он имеет наглость сомневаться в правоте демократии и революционном подъеме мирового рабочего класса. Долой революционеров! Долой контрреволюционеров! Долой!»
Полегче, маленький фюрер всех демократий и всего мирового пролетариата. Я убежден, что реальные перспективы обретения тобой свободы больше зависят от того, как ты отвечаешь на один вопрос, чем от десятка тысяч резолюций твоих партийных сборищ. «Долой его! Он оскорбил нацию и ее авангард -революционный пролетариат! Долой его! Поставить его к стенке!»
Твои крики «да здравствует!» и «долой!» ни на шаг не приблизят тебя к цели, маленький человек. Ты всегда думал, что ставя людей к стенке, ты защищаешь свою свободу. Лучше поставь себя самого к зеркалу…
«Долой !.» Не горячись, маленький человек. Я не стараюсь оскорбить тебя, я лишь хочу показать тебе, почему тебе никогда не удавалось завоевать свободу и удерживать ее, хотя бы короткое время. Неужели тебе совсем не интересно?
«Доло-о-ой…»
Хорошо. Буду краток. Я собираюсь рассказать тебе о том, как ведет себя маленький человек в тебе, когда оказывается в состоянии полной свободы. Допустим, что ты студент института, профилирующегося в сексуальном здоровье детей и подростков. Ты одержим «великой идеей», ты хочешь принять участие в освободительном движении.
В моем институте произошел такой случай. Мои студенты изучали под микроскопами мелкую фауну. Ты сидел в оргоновом аккумуляторе совершенно голый. Я обратился к тебе и попросил тебя заглянуть в микроскоп. Когда ты, без одежды, выскочил из аккумулятора, демонстрируя свою наготу женщинам и девушкам, я сделал тебе замечание. Но ты не понял, чего я от тебя хочу. Я старался понять почему ты не понимал меня тогда. Потом, когда мы обсуждали это в течение многих часов, ты согласился со мной, что причиной всему была идея свободы, овладевшая тобой в институте, изучающем проблемы сексуального здоровья детей и всего человечества. С моей помощью ты очень скоро понял, что твое поведение было безрассудным потому, что ты презирал институт и проблемы, над которыми он работал. Достаточно ли я убедителен? Нечего сказать? Тогда я продолжу.
Вот тебе другой пример того, как ты растрачиваешь свою свободу.
Ты знаешь, я знаю, все знают о том, что ты вечно сексуально озабочен, что ты оцениваешь каждого представителя противоположного пола с точки зрения сексапильности, что ты постоянно обмениваешься с друзьями грязными историями на сексуальные темы, короче говоря, имеешь низменное порнографическое воображение. Однажды я видел, как ты маршировал по улице в толпе себе подобных и скандировал хором со всеми: «Дайте нам женщин! Дайте нам женщин !».
И во что ты, маленький человек, превратил достижения гения? Он дал тебе возвышенные, далеко вперед идущие идеи, из которых ты оставил для себя только одну : диктатуру! Среди всего изобилия великих помыслов осталось лишь одно слово: диктатура! Ты выбросил такие понятия, как уважение к правде, борьба против экономического рабства, методическое и конструктивное мышление. С тобой осталось только одно, плохо выбранное, но хорошо усвоенное слово: диктатура!
Из этой ошибки великого человека ты соорудил огромную государственную систему лжи, преследований, пыток, тюрем, палачей, тайной полиции, информаторов, осведомителей, униформ, маршалов и медалей. Все остальное ты просто отбросил. Теперь ты начинаешь понимать, что ты представляешь из себя, маленький человек? Все еще нет? Хорошо, давай попробуем еще раз: ты перепутал «экономические условия» твоего благосостояния и любви с госаппаратом; освобождение человека с «величием государства»; готовность к самопожертвованию ради великих целей с глупой стадной «партийной дисциплиной»; пробуждение миллионов умов с наращиванием военной мощи; освобождение любви с ненаказуемым изнасилованием, когда ты пришел в Германию; борьбу с бедностью с истреблением бедных, слабых и беспомощных; воспитание детей с бредовыми идеями патриотизма; планирование семьи с медалью «Мать — героиня». Разве ты сам не стал жертвой своей медали «Мать — героиня»?
«Фатерлянд рабочего класса» — не единственная страна, где твой слух ласкает зловещее слово «диктатура». Кое-где еще, где ты надел блестящую униформу, из твоей среды вышел слабый, мистический домашний художник с садистскими наклонностями, который привел тебя к Третьему Рейху, после чего истребил шестьдесят миллионов таких, как ты. Ты же в это время продолжал кричать: «Ура! Ура! Ура!»
Вот каков ты, маленький человек. Но никто не смеет сказать тебе об этом, потому что тебя боятся и хотят, чтобы ты всегда оставался маленьким человеком. Ты разбрасываешься своим счастьем.
Ты ни разу в жизни не испытал счастья полной свободы, маленький человек. Поэтому-то ты и разбрасываешься им и не чувствуешь никакой ответственности за его сохранение. Ты никогда не учился (впрочем, у тебя и не было такой возможности) ценить и возделывать свое счастье с любовью и заботой, подобно тому, как садовник ухаживает за своими цветами, или фермер взращивает свой урожай. Великие ученые, поэты и художники сторонятся тебя, маленький человек, поскольку рядом с тобой легко расточать счастье, но очень трудно создавать его. А создавать свое счастье -это именно то, чем они хотели бы заниматься.
Ты не уловил смысла того, что я тебе рассказал? Хорошо, я разъясню.
Гений трудится над своей теорией или механизмом или идеей преобразования общества десять, двадцать, тридцать лет. Новизна темы, над которой он работает ложится на него тяжким бременем, которое он вынужден нести в одиночку. В течение долгих лет он терпит твою глупость, мелочность, идиотские идеи и идеалы, изучает их и пытается проанализировать и понять их, чтобы в итоге заменить их новыми, лучшими и жизнеспособными. Ты, маленький человек, отказываешься помогать ему в его благородном деле. Ты даже не пошевелишь пальцем. Ты не придешь к нему со словами: "Друг мой, я вижу как тяжело тебе работается. Я вижу, что ты создаешь мою машину, трудишься на благо моего ребенка, моего друга, мо е й жены, моего дома, моего мира. Мне долгое время не удается выбраться из дерьма, в котором я сижу, но я не в состоянии помочь себе сам. Чем я могу помочь тебе, чтобы ты смог помочь мне?" Нет, маленький человек, ты никогда не окажешь помощи тому, кто только и думает о том, чтобы помочь тебе. Зато ты кричишь «Ура !», играешь в карты, а может рабски трудишься на заводе или шахте. Гений никогда не дождется от тебя помощи и вот почему. Потому что в начале своей работы над открытием ему нечего предложить тебе, кроме идеи. Ни выгоды, ни повышения заработной платы, ни продвижения по службе, ни подарков к Рождеству — словом ничего из того, что привнесло бы комфорт в твою жизнь. Поначалу гению можно помочь, лишь разделив с ним его неприятности. А ты не хочешь неприятностей, может быть у тебя их уже и так больше, чем надо.
И если ты всего-навсего отказываешься от помощи гению и держишься в стороне от него, его это не очень беспокоит. Его мысли, беспокойства и исследования не обязательно для тебя. Им движет лишь процесс его собственной жизнедеятельности. Плоды своего творчества гений оставляет правящей верхушке для того, чтобы эти плоды служили тебе и хоть как-то облегчали твое существование. Он считает, что для тебя настало время научиться заботиться о себе самому.
Однако ты не ограничиваешься отказом от помощи великому человеку, ты угрожаешь ему и давишь на него. Когда, после долгих лет кропотливой работы, он наконец приходит к пониманию того, почему ты, например, не в состоянии принести счастье своей жене, ты отворачиваешься и называешь его сексуально несостоятельным. Ты говоришь так поскольку сам являешься сексуально несостоятельным и, стало быть, неспособным любить, но это никогда тебя не волновало.
Когда великий ученый обнаруживает причину того, почему люди как мухи мрут от рака, а ты, маленький человек, занимаешь хорошо оплачиваемую должность профессора в больнице, где лечатся больные раком, ты называешь гения мошенником или обвиняешь его в том, что он ничего не понимает в воздушных микробах, а можешь просто навесить на него ярлык еврея или иностранца и настаивать на его переэкзаменовке, чтобы проверить, насколько он компетентен в твоем понимании. Ты предпочтешь позволить умереть от рака множеству больных, прежде, чем признаешь, что его открытие было способно спасти их. Твоя ученая степень, твой кошелек и твои связи с радиоактивным производством для тебя важнее правды и знаний. Маленький человек, ты по-прежнему жалок и ничтожен.
Я повторяю: ты не просто не помогаешь, но ты активно мешаешь человеку великому в том, что он делает для тебя и вместо тебя. Теперь ты понимаешь, почему счастье не сопутствует тебе? Счастье должно доставаться ценой долгого и кропотливого труда. Ты же просто пользуешься им. Оно отворачивается от тебя, ибо не хочет быть эксплуатируемо тобой.
Но приходит время, и ученому удается убедить достаточно большое количество людей в том, что его открытие имеет практическую ценность, например дает возможность преодоления некоторых физических недугов или помогает поднимать огромные тяжести, или взрывать скалы, или излечивать раковую опухоль, или видеть сквозь непрозрачную материю при помощи лучей. Но ты не веришь в это до тех пор, пока не прочитаешь об этом в газетах, потому, что ты не привык верить собственным глазам и сообразительности. Опубликованное в газетах открытие ошеломляет тебя. Неожиданно ученый, которого ты еще недавно обличал в шарлатанстве, порнографии, мошенничестве, представлял его угрозой общественной морали, становится гением. Ты ведь не знаешь, что такое гений, маленький человек. Ты имеешь о гениях такое же представление, как и о евреях, правде и счастье. Напомню тебе, что сказал об этом Джек Лондон в своем великом романе «Мартин Иден». Я уверен, что миллионы таких как ты читали эту фразу, совершенно не понимая ее смысла. «Гений» — это ярлык, который вы наклеиваете на товар, прежде чем продавать его." Если ученый, который еще совсем недавно был «сексуальным маньяком» или «психом», оказывается «гением», ты сразу же торопишься попользоваться тем счастьем, которое он привнес в мир. В действительности же, ты просто пожираешь его, а миллионы маленьких людей вместе с тобой хором скандируют: «Гений, гений !». Миллионы маленьких людей приходят к тебе и кормятся из твоих рук. Если ты врач, пациенты превозносят тебя. Ты получишь возможность помогать им быстрее и эффективнее, а сам при этом больше зарабатывать.
«Что в этом плохого ?», — спросишь ты. Конечно же нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать деньги честным трудом. Но нельзя извлекать выгоду из открытия гения, не отдавая ему ничего взамен, а именно так ты и поступаешь. Ты не делаешь ничего для того, чтобы открытие гения использовалось по назначению. Ты эксплуатируешь его чисто механически, неосторожно, жадно и по-глупому. Ты не можешь разглядеть его пределы и возможности. Ты недостаточно прозорлив, чтобы разглядеть его возможности, и, вместе с тем, ты достаточно неосторожен, чтобы перешагнуть допустимые пределы. Если ты врач или бактериолог, тебе известны такие инфекционные заболевания, как тиф и холера. Но ты потратил добрых тридцать лет на то, чтобы обнаружить вирус рака. Узнав о великих открытиях в области механики, ты стал использовать ее законы для создания смертоносного оружия. Здесь ты заблуждаешься уже не три десятилетия, а три столетия. Идеи использования открытий не по назначению оставляют в твоем сознании настолько неизгладимый след, что миллионы людей, трудящихся над твоими изобретениями, наносят огромный вред нормальному ходу всей жизни. Все это происходит потому, что в основе твоих заблуждений лежит забота о своем научном имени, своем положении в обществе, своей религии, своем кошельке, своей защитной скорлупке. Ты готов притеснять, преследовать и изолировать любого, кто несет угрозу всему этому, как бы прав он ни был.
Конечно, конечно, тебе нужны гении и ты готов чествовать их. Но тебе нужны милые гении, которые вели бы себя прилично, гении умеренные, без всяческих, с твоей точки зрения, заскоков. Тебе не нужны гении не прирученные, ломающие барьеры и запреты. Тебе нужны ограниченные, обрезанные и зажатые гении. Вот перед такими ты готов маршировать по улицам без всякого стеснения.
Вот каков ты, маленький человек. Ты можешь только пожирать все до последней капли, но ты не способен созидать. Вот почему ты сейчас являешься тем, чем являешься, и занимаешься тем, чем занимаешься: растрачиваешь всю жизнь, сидя в унылых кабинетах; горбатишься на производстве, являясь придатком машин или корпишь над чертежной доской, скованный ненавистными брачными узами, и воспитывая ненавистных тебе детей. Те не способен развиваться в правильном направлении, ибо у тебя никогда не возникает собственных идей, ибо ты всегда готов с легкостью брать но не готов отдавать, ибо ты всегда пользовался только готовым, ничего нового не создавая.
Ты не понимаешь, почему все и должно происходить именно так? Я могу объяснить тебе это, маленький человек, потому что когда ты приходишь ко мне со своей внутренней пустотой или бессилием, или психическим расстройством, я учусь рассматривать тебя как жестокого врага. Ты способен лишь хватать и пожирать, но не созидать и отдавать, поскольку твое общее представление о жизни является отсталым и вопиюще ложным; поскольку ты впадаешь в панику, если вдруг изначальный импульс к стремлению любить и отдавать случайно подтолкнет тебя. Вот почему ты боишься отдавать. И мысли твои движутся лишь в одном направлении: тебе надо обеспечить себя деньгами, пищей, счастьем и знаниями, потому что ты чувствуешь себя бедным, голодным и несчастным, лишенным и знаний и стремлений к знаниям. Вот почему твой путь к правде так долог и тернист, маленький человек. Правда может породить рефлекс любви. Она может показать тебе на деле то, что я сейчас пытаюсь втолковать тебе «на пальцах». А именно этого ты и не хочешь, маленький человек. Чего ты хочешь — так это быть потребителем и патриотом.
«Вы слышали, что он сказал? Он низвергает патриотизм, основы государственности и первичную ячейку общества — семью. Его необходимо остановить!»
Вот что ты выкрикиваешь, маленький человек, когда кто-нибудь обращает внимание на твои запоры. Ты не хочешь ни знать, ни слушать. Ты хочешь кричать «Ура !». Я не мешаю тебе кричать «Ура !», но ты не даешь мне разъяснить тебе, почему ты неспособен быть счастливым. Я вижу испуг в твоих глазах, потому что мой вопрос обескураживает тебя.
Ты выступаешь за «свободу вероисповедания». Ты требуешь права любить свою религию, какой бы она ни была. Это, само по себе, хорошо. Но ведь в действительности-то ты хочешь большего. Ты хочешь, чтобы все исповедовали твою религию. Сам-то ты терпимо относишься лишь к своей религии и ни к какой другой. Тебя приводит в ярость, что кто-то может представлять себе Бога не так как ты — личностью, а, например, природой, любить ее и стараться понять.
Когда супружеская пара не может и не хочет больше жить вместе, ты хочешь, чтобы один из них непременно тащил другого в суд с обвинениями в аморальности и жестокости. И ты, ничтожный потомок великих наследий, отказываешь мирному разводу в общественной поддержке. Ты боишься собственной похотливости. Тебе нужна правда лишь в зеркале, т.е. правда, к которой ты не можешь прикоснуться, и которая не касается тебя. Твой шовинизм, маленький человек, проистекает от твоей твердой оболочки, от твоего интеллектуального запора.
Я говорю все это не в насмешку над тобой, а потому, что считаю себя твоим другом, даже зная, что ты способен убивать своих друзей, когда они говорят тебе правду. Посмотри на патриотов повнимательнее: они не ходят — они маршируют. Они не испытывают ненависти к своим настоящим врагам, их враги меняются каждые десять лет таким образом, что в злейших врагов превращаются лучшие друзья и наоборот. Они не поют песен -они орут гимны. Они не обнимают женщин — они трахают их, а затем подсчитывают набранные за ночь очки.
Худшее, что ты можешь мне сделать — это убить меня, как ты уже убил многих своих друзей, таких как Иисус Христос, Ротенау, Карл Либкхнет, Линкольн, примеров не перечесть. Но патриотизм уничтожает тебя, маленький человек, уничтожает миллионами и миллионами. А ты упорно продолжаешь оставаться патриотом.
Ты жаждешь любви; ты любишь свою работу и живешь за счет доходов от нее, а твоя работа, в свою очередь, существует за счет моих знаний и знаний многих других, таких как я. Любовь, труд и знания не знают ни фатерляндов, ни таможенных барьеров, ни униформ. Однако же ты хочешь быть маленьким патриотом, так как боишься настоящей любви, боишься ответственности за результаты своего собственного труда, а также смертельно боишься истинного знания. Вот поэтому ты можешь только то, что ты можешь, потреблять любовь, работу и знания других, будучи не в силах созидать все это сам. Поэтому ты крадешь свое счастье как какой-нибудь ночной воришка, а, взглянув на настоящее счастье, испытываешь жгучую зависть.
«Держите вора! Он иностранец, эмигрант. И имейте в виду, я — коренной немец (или американец, или датчанин, или норвежец )!»
Перестань пускать пену изо рта, маленький человек! Ты есть и всегда будешь иммигрантом и эмигрантом. Ты иммигрируешь в этот мир в результате несчастного случая, а эмигрируешь из него без фанфар. Ты визжишь от страха, маленький человек, ты очень и очень напуган. Ты чувствуешь, как твое тело покрывается оболочкой и постепенно засыхает. Вот почему ты боишься, вот почему вызываешь свою полицию.
Но даже твоя полиция не имеет власти над правдой. Даже твой полицейский приходит ко мне со своими проблемами: его жена в плохой форме, его дети болеют. Его униформа и пистолет скрывают человека, но ему не спрятаться от меня; я видел полицейского совершенно голым.
«А он зарегистрирован в полицейском участке? В порядке ли его документы? Добросовестно ли он выплачивает налоги? Выясните о нем все. На карту поставлена честь и безопасность государства!»
Да, маленький человек, я всегда имел надлежащие регистрационные документы и платил все налоги. И беспокоишься ты не о чести и безопасности государства. Тебя до смерти пугает то, что я могу показать тебе мир таким, каким вижу его в моем кабинете. Поэтому ты так рьяно стараешься засадить меня за решетку по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Я знаю тебя, маленький человек!
Если ты являешься представителем местных органов правопорядка, то цель твоей жизни поддерживать справедливость. Но нет же — ты мечтаешь о сенсационном деле, которое послужит толчком в твоей карьере. Вот чего ждет любой представитель органов правопорядка.
Дело Сократа [13] — ярчайший пример твоего отношения к справедливости. Однако история ничему не научила тебя. Ты убил Сократа, а потому до сих пор сидишь в дерьме. Конечно, ты все еще не знаешь, что это ты убил Сократа. Ты обвинял его в подрыве общественной морали. Он все еще подрывает ее, бедный маленький человек. Ты убил его тело, но не его дух. Ты до сих пор поощряешь убийство во имя закона и порядка, но делаешь это трусливо и лицемерно. Ты не посмеешь смотреть мне прямо в глаза, обвиняя меня в аморальности, потому что знаешь, кто из нас двоих действительно аморален, похотлив и нечистоплотен. Один мой знакомый однажды сказал, что среди всех его друзей он может вспомнить только одного, кто ни разу не позволял себе грязных выходок — он имел в виду меня.
Маленький человек, будь ты представитель правоохранительных органов, судья или шеф полиции, мне известны твои грязные выходки. И я знаю, откуда они исходят. Так что я бы посоветовал тебе помолчать. В крайнем случае, тебе удастся доказать, что я в последний раз не доплатил сотню долларов налога, что я пересек границу с женщиной или по-хорошему поговорил с ребенком. Это говоришь ты, а не я, и такие заявления звучат зло и грязно, поскольку манеру кляузничать и сутяжничать ты почерпнул из своих законов. А поскольку ты не можешь вести себя по-другому, ты считаешь, что и я такой же, как и ты. Нет, мой маленький человек, я не такой же как ты в подобных вещах и никогда не был таким. Не важно, веришь ты мне или нет. Для уверенности ты приобретаешь пистолет, а я — знания. Каждому свое.
Давай я расскажу тебе, маленький человек, как ты разрушаешь свою жизнь.
В 1924 году я предложил научную методики исследования человеческой личности. Ты поддержал меня.
В 1928 году работа началась и появились первые результаты. Ты назвал меня «выдающимся мыслителем».
В 1933 году твои типографии приняли в набор мои открытия. Гитлер тогда только-только пришел к власти. Я старался убедить тебя в том, что это произошло потому, что твоя личность покрыта непробиваемой оболочкой. Ты отказался публиковать мою книгу, где я показываю, как ты породил Гитлера.
Тем не менее моя книга увидела свет и ты поддержал меня. Но ты погубил ее своим молчанием, потому, что твой «президент» запретил ее. А еще он посоветовал матерям подавлять сексуальное возбуждение своих малолетних детей путем задержки дыхания.
Несмотря на твою, якобы, поддержку ты молчал о моей книге двенадцать лет.
В 1945 году книга была переиздана. Ты произвел меня в «классики» и все еще с энтузиазмом поддерживаешь меня.
Двадцать два года, двадцать два долгих, насыщенных, выстраданных года прошло с тех пор, как я начал учить тебя тому, что является не индивидуальной терапией, а предотвращением психических расстройств. А ты опять ведешь себя также, как и тысячелетия назад. Двадцать два долгих и страшных года я объяснял тебе, что люди поддерживают то или иное безумие и живут в страданиях, потому, что их души и тела покрылись непробиваемой оболочкой, и они не в состоянии ни наслаждаться любовью, ни дарить ее другим, поскольку их тела не способны содрогаться от радости и удовольствия соития, хотя даже некоторые животные способны на это.
В течение двадцати двух лет, с тех пор, как я впервые рассказал тебе об этом, ты говоришь своим друзьям, что обращение к сущности есть не лечение, а предотвращение психических расстройств. Однако при этом ты продолжаешь вести себя также, как и тысячи лет назад. Ты ставишь перед собой великие цели, не имея представления о методах их осуществления. Ты ничего не говоришь о роли любви в жизни человечества. Ты собираешься предотвращать психические расстройства ( как многообещающе это звучит! ), не принимая во внимание катастрофы, происходящие в сексуальной жизни людей, просто забывая о них. На этом ты кончаешься как врач.
Что бы ты подумал об инженере, растолковывающем теорию пилотажа, но не объяснившем что такое двигатель и пропеллер? А ведь именно так ты и поступаешь, инженер человеческих душ. Именно так. Ты труслив. Тебе хочется крема с моего пирожного, но не хочется шипов от моих роз. Разве ты, маленький психиатр, не чинил подлостей в отношении меня? Не ты ли высмеивал меня, как «проповедника больших и хороших оргазмов»? Или ты никогда не выслушивал жалоб молодой жены, чье тело постоянно оскверняется мужем — импотентом? Тебе не знаком вид плачущего навзрыд подростка, страдающего от неразделенной любви? Твое благополучие для тебя все еще важнее здоровья твоего пациента? Как долго еще ты будешь ставить свою респектабельность выше врачебного долга? Сколько времени тебе нужно для того, чтобы осознать, что твое промедление стоит жизни миллионам пациентов?
Ты ставишь благополучие выше правды. Когда ты слышишь о моем оргоне [14], ты не спрашиваешь «Чем он может помочь в лечении?» Нет, ты спрашиваешь : «А у него есть лицензия на право практиковать в Моем штате?» Неужели ты не понимаешь, что ты вместе со своей жалкой лицензией хотя и можешь несколько помешать мне в моей работе, но прекратить ее — никогда? Ты не понимаешь того, что я имею мировую репутацию в деле лечения эмоциональных срывов и исследовании твоей жизненной энергии. И, наконец, ты не понимаешь того, что никто не вправе устраивать мне экзамен на профессиональную компетентность до тех пор, пока не будет знать предмет лучше меня.
Ты растрачиваешь свою свободу. Никто никогда не спросил у тебя, маленький человек, почему, обретя свою свободу в тяжелейшей борьбе, ты тут же отдаешь ее новому хозяину. «Вы слышали, что он сказал? Он имеет наглость сомневаться в правоте демократии и революционном подъеме мирового рабочего класса. Долой революционеров! Долой контрреволюционеров! Долой!»
Полегче, маленький фюрер всех демократий и всего мирового пролетариата. Я убежден, что реальные перспективы обретения тобой свободы больше зависят от того, как ты отвечаешь на один вопрос, чем от десятка тысяч резолюций твоих партийных сборищ. «Долой его! Он оскорбил нацию и ее авангард -революционный пролетариат! Долой его! Поставить его к стенке!»
Твои крики «да здравствует!» и «долой!» ни на шаг не приблизят тебя к цели, маленький человек. Ты всегда думал, что ставя людей к стенке, ты защищаешь свою свободу. Лучше поставь себя самого к зеркалу…
«Долой !.» Не горячись, маленький человек. Я не стараюсь оскорбить тебя, я лишь хочу показать тебе, почему тебе никогда не удавалось завоевать свободу и удерживать ее, хотя бы короткое время. Неужели тебе совсем не интересно?
«Доло-о-ой…»
Хорошо. Буду краток. Я собираюсь рассказать тебе о том, как ведет себя маленький человек в тебе, когда оказывается в состоянии полной свободы. Допустим, что ты студент института, профилирующегося в сексуальном здоровье детей и подростков. Ты одержим «великой идеей», ты хочешь принять участие в освободительном движении.
В моем институте произошел такой случай. Мои студенты изучали под микроскопами мелкую фауну. Ты сидел в оргоновом аккумуляторе совершенно голый. Я обратился к тебе и попросил тебя заглянуть в микроскоп. Когда ты, без одежды, выскочил из аккумулятора, демонстрируя свою наготу женщинам и девушкам, я сделал тебе замечание. Но ты не понял, чего я от тебя хочу. Я старался понять почему ты не понимал меня тогда. Потом, когда мы обсуждали это в течение многих часов, ты согласился со мной, что причиной всему была идея свободы, овладевшая тобой в институте, изучающем проблемы сексуального здоровья детей и всего человечества. С моей помощью ты очень скоро понял, что твое поведение было безрассудным потому, что ты презирал институт и проблемы, над которыми он работал. Достаточно ли я убедителен? Нечего сказать? Тогда я продолжу.
Вот тебе другой пример того, как ты растрачиваешь свою свободу.
Ты знаешь, я знаю, все знают о том, что ты вечно сексуально озабочен, что ты оцениваешь каждого представителя противоположного пола с точки зрения сексапильности, что ты постоянно обмениваешься с друзьями грязными историями на сексуальные темы, короче говоря, имеешь низменное порнографическое воображение. Однажды я видел, как ты маршировал по улице в толпе себе подобных и скандировал хором со всеми: «Дайте нам женщин! Дайте нам женщин !».