Райвизхем Ал. Три мушкетера (с половиной)

Три мушкетера (с половиной)

Предисловие к читателям.

   Дорогие мои читатели и читательницы, а также читалки!
   Перед вами лежит небольшая книжка, содержимое которой ужасно смахивает на рассказ, или скорее повесть. Но это все-таки роман, и не просто роман, а роман-пародия на (несправедливо!) более известный труд, нежели этот. Именно стремление принизить значение старого романа и возвысить значение нового, а также набить карманы банкнотами любопытных читателей, и было вызвано написание этого великого произведения. Слабонервных просьба не читать, так как это вредно отразиться на их здоровье. Ну, вообще-то можно одним глазком...
   Ну, так о чем это я? А, об этом моем романе! Написать его меня, в принципе, побудила одна мерзкая личность (мой лучший друг), чье имя, кстати, упомянуто на титульной обложке. Мы сидели с ним вместе на лекциях и предавались веселым развлечениям, как то: игра в крестики-нолики, рассказывание анекдотов, обмен впечатлениями по поводу вчерашней пьянки, в смысле гулянки и прочее. И вот, вдруг, он, а может и я, я все-таки точно не помню, предложили хорошую идею - написать пародию на какое-нибудь мало-мальски знаменитое произведение. Следует добавить, что как раз перед этим, нам в руки попала книжонка, написанная некими Кенни и Бердом. Называлась она очень красиво - «Тошнит от колец». Это была замечательная пародия на светлое и незабываемое произведение мистера Толкиена. Поскольку, честь написания все-таки принадлежит мне, то я при самом написании решил не гнушаться самым подлым и мерзким плагиатом. Так что одной из составляющих частей книги, являются понадерганные со всех книг и кинофильмов крылатые фразы. Второй составляющей стало сдвижение акцентов положительности героев. Положительные герои стали отрицательными, а отрицательные вообще приблизились к крайним пределам отрицательных величин. Само написание и весь процесс творчества свелись к следующему. На лекциях и семинарах я писал своим корявым почерком (почерк у меня по мнению многих, кто не любит меня, а значит им нет причины льстить мне, просто отвратительный) очередные страницы этого великого опуса. После лекций и семинаров, мы с другом ехали на работу в одно учреждение, где надеялись подкрепить свое скудное финансовое существование. На работе я давал прочитать все это моему другу-подельнику. И вот он-то, своим непередаваемо гнусным хрюканьем и хихиканьем, которое все вместе называлось «У меня хорошее настроение и я смеюсь!», вдохновлял меня на то, чтобы он и завтра, и послезавтра гнусно хрюкал и хихикал. Правда и я сам тоже гоготал, как идиот, когда мне приходила в голову одна светлая мысль за другой. Так что, я иногда писал пару-другую страниц на бис, прямо на работе. Кстати, в тетрадном варианте, повествование заняло около 48 страниц в клеточку.
   Все это, конечно, очень весело, что я рассказываю, но тем не менее, это истинная правда, клянусь вам, дорогие читатели, и если все не так, как я здесь написал, то якорь вам всем в глотку! Я бы еще очень хотел добавить, что после написания этой книжонки я не остановился на достигнутом и, с гордостью сообщаю вам, что я взялся и за «Двадцать лет спустя» и за «Виконта де Бражелона». Следующие книги получились даже еще более гнуснее, чем эта и заняли в объеме более чем в два с половиной раза больше места, нежели этот опус, каждый. Но хватит обо всем этом, читайте этот великий роман, про который, один из преподавателей института (правда молодой выпускник, но все же) сказал задумчиво: «А может, так оно все и было на самом деле?»
   Надеюсь, что вам понравиться это прикольное произведение, а не понравиться, деньги назад не возвращаем! Пока, до новых встреч, дзынь-дзынь!

Глава 1.

   Старый замок Арнатьян. На воротах замка висит косо прибитая табличка: «Осторожно! Злая собака!». Чуть ниже прибито продолжение таблички - «Злая кошка, лошадь и корова». Еще ниже висит налоговый инспектор с вывалившимся изо рта языком. На его груди длинным гвоздем прибита табличка: «Не ходите сюда, друзья! Не советую!». Рядом с воротами стоит указатель, стрелка которого направлена в противоположную от замка сторону, а на самой табличке чьей-то заботливой рукой выведена надпись «Fuck you, bugger!!!»
   Больше ничего ни на воротах, ни на стенах написано не было, если не считать всяких информирующих объявлений типа «Нищих просьба не беспокоится - Бог подаст!», «Скальпы не принимаем, пошли вон!», а также всяких других непристойных надписей и рисунков. Из почтового ящика торчали кипы журналов типа «Плэйбой», «Пентхаус» или «Жизнь монашек».
   Перенесемся внутрь столь замечательного и веселого замка, так правдиво олицетворявшего собой старую добрую Францию.
   Молодой человек в старой поношенной одежде, купленной, видимо, на дешевой распродаже для детей - сирот, стоит на коленях перед более старым, видимо, его отцом. Этот более старый человек в одежде а-ля Плюшкин, вручал своему сыну шпагу в поношенных, изъеденных молью ножнах.
   Вот его слова:
   - Сын мой! Провожаю Вас в Париж! (Наконец-то!). Вот письмо моему старому другу, капитану королевских мушкетеров, - тут он сделал паузу и, высморкавшись, продолжил, - моему старому другу, капитану кор... Стоп! Это я уже говорил. О чем это я? Да! М-м! Нет! А! Точно! Вот! Словом, сын мой, станьте мушкетером, маршалом, кардиналом, королем, либо на худой конец страховым агентом. Деритесь там, где можно, и уж конечно, где нельзя! Никогда не поворачивайтесь спиной к людям, особенно к друзьям! Никогда не отступайте! Ну, если только Вам не страшно или Ваша шпага не короче чем у соперника, или Вас с друзьями не больше чем врагов... И запомните! - он возвысил голос и продолжил, - Д’Арнатьяны никогда не проигрывали! Ну, разве только в карты, шашки, шахматы, кости, спорах, на дуэлях, на войне, либо на бирже. Словом, не посрамите нас! - он поднес к глазам луковицу и заплакал. Затем вытер слезы, обнял сына и незаметно вытер руки об него. Потом он торжественно удалился (стараясь сохранить равновесие при ходьбе зигзагами - последствий вчерашнего кутежа). Вскоре он появился вновь, ведя под уздцы коня, больше всего напоминавшего засохшую мумию Россинанта.
   - Это Гаврюша. Это все, что я смог купить тебе в дорогу, - он еще раз понюхал луковицу и, как бы в подтверждение его слов, из кармана у него выпал алмаз размером с бычий глаз в процессе случки.
 

Глава 2.

   Обратимся теперь к молодому человеку. Он вскочил в седло, едва не выбив шпорой глаз своему отцу, и поскакал прочь из замка быстрым черепашьим галопом (3 км в год).
   Обратим теперь внимание на молодого человека. Это был просто красавец, если не считать его хитрых глаз а-ля Крамаров, кривых зубов, безвольного подбородка, обезьяний ушей и носа истинного гасконца в стиле «а-ля Буратино».
   Молодой человек (как вы уже догадались, это был Д‘Арнатьян - младший) ехал в Париж. Он был очень горд и доволен этим. Впервые за девятнадцать лет он ехал без конвоя и наручников. Первые десять лет отрочества маленький Шарль провел под домашними арестами за незначительные детские шалости, как-то: курение травки, крупные блядки, либо на худой конец продажа порнографических журналов, замаскированных под буквари для детей, причем в церкви, на молебнах. Конечно же, всего лишь совпадение, что пять гувернеров погибли в этот период его детства, и все случайно и трагически. Например, первый погиб от куска штукатурки, видимо, отвалившегося от потолка. (Правда, доктор, утверждал, что-либо таких кусков было десять-пятнадцать, либо этот кусок падал с потолка пятнадцать раз, но это, конечно же, гнусная клевета. К тому же, очень скоро, этот доктор покончил с собой ударом скальпеля в спину, наверное, от стыда за клевету). Второй раз тридцать подбрасывал бутылку и подставлял голову. Третий, нес поднос с ножами и вилками и, поскользнувшись восемь раз, нанес себе смертельные ранения и т.д.
   Смерть этих достойных людей так и не дала маленькому Шарлю до десяти лет научиться читать и писать.
   Но вот, исполнилось ему десять, и отец послал его в исправительную школу для трудных подростков-дворян. Там он и получил свое скудное образование и, как и все дети, научился читать и писать (а также: плясать, ездить на лошади, на своих друзьях, получать деньги по краденым кредитным карточкам, находить для своей машины место на стоянке и многое другое). Там же он научился хорошо стрелять. Стрелял он все: деньги, курево, водку, в спину из-за угла и так далее.
   Он также хорошо научился драться на шпагах (с выскакивающим лезвием).
   Он неплохо овладел и бейсбольной битой, в чем директор школы убедился лично, попав в больницу для безнадежных умирающих больных.
   Вот так он провел свое детство, и сейчас ехал и удивлялся, как это вам, уважаемые читатели, не надоело читать подобную чушь.
   Спустя еще две секунды, он уже ехал и думал о возвышенном, а именно, о боге и об отце:
   - За что бог наградил меня подобной скотиной? - думал он.
   - Хороший мальчик, - подумал в это же самое время его отец, обнаружив, что у него пропали карманные часы, бумажник и ремень от брюк. Слеза гордости выкатилась из глаз старого дурня, брюки которого сползли вниз, явив всему миру древние, как и сам Д’Арнатьян - старший, трусы, не рассыпающиеся в труху только потому, что их никогда не стирали.
   

Глава 3.

   Дорога петляла, вилась кругами вокруг замка Д’Арнатьяна, пока, наконец, не привела его в маленький городишко под названием Менге. Гасконец остановился в гостинице, поел, попил и расплатился фальшивым чеком, словом поступив, как обычно. Наш герой Д’Арнатьян поcпал несколько часов и пошел искать, где можно снять телок. Это его желание привело его к инциденту, с которого, можно сказать, и началась будущая карьера юного гасконца. Во время блужданий по городу, наш юный герой наступил на ногу какому-то дворянину, и тот обозвал его оборванцем. Д’Арнатьян хотел было наброситься на наглеца, однако силы были неравны: незнакомец не собирался поворачиваться к нему спиной, а биться один на один с противником, если тот не вдвое ниже него, Д’Арнатьян избегал. В итоге гасконец отступил перед превосходящей силой противника, но, убегая, пообещал при первой возможности устроить тому «несчастный случай». В ответ незнакомец обнажил шпагу и Д’Арнатьян ускорил свое тактическое отступление. При этом он выронил письмо отца к де Тервилю.
   Отступая, Д’Арнатьян заблудился и попал в трущобы города. В этих трущобах он и провел три дня в безуспешных поисках гостиницы. Ему не помогало даже то обстоятельство, что в городе Менге была всего лишь одна улица, в конце которой он, кстати, и находился. Бедный Д’Арнатьян был вынужден провести эти три ночи в заведениях с сомнительной репутацией, где красный фонарь сверкал и днем и ночью. Расплатившись с приютившим его заведением отцовскими часами, он остался без единого су в кармане.
 

Глава 4.

   Чтобы выбраться из Менге, нашему юному гасконцу нужны были деньги, и он продал своего верного коня Гаврюшу живодеру, а на вырученные деньги купил ящик водки и принялся праздновать выход из финансовой пропасти.
   Когда водка кончилась, наш герой сделал из носового платка маску с прорезью для глаз и попытался хоть так добыть немножко денег. Это дало ему возможность обеспечить себе ежедневно шпроты с французской булочкой, икру, шампанское, ящик водки и полный автобус девиц легкого поведения, но на билет до Парижа денег не хватало.
   Однако сметливый гасконец все-таки нашел выход из возникшей ситуации, доехав до Парижа в почтовой карете и, попутно ограбив ее.
   Но явиться к де Тервилю в одежде, насквозь пропитанной запахом дорогих духов, сигарет и водки, было нельзя, и Д’Арнатьян пошел на местный пляж, где, хорошенько вымывшись (отчего Сена помутнела на день), он по ошибке надел чужую одежду и уехал на чужом коне, предварительно выпряженного из чьей-то кареты. Затем, заказав номер в гостинице «Бонасье и его жена с партнерами», он занялся написанием фальшивых рекомендательных писем от отца, вымышленного герцога де Гаврюши и от папы римского, взамен утерянного письма отца. Запечатав конверты, гасконец измял их для вида, проколол в трех местах шпагой и облил красными чернилами. После этого, поспав часок, он счел, что ему пора стать мушкетером и, приняв для храбрости бутылку шампанского, наш юный герой уселся на своего нового коня и поехал к де Тервилю. Казалось, ничто не могло омрачить его радости, однако по пути его ограбили трое незнакомцев в черных масках и плащах мушкетеров. У одного из них на груди висел крест, у другого через плечо была перекинута дорогая перевязь из огромных бриллиантов, а у третьего на спине висела приклеенная чьей-то заботливой рукой бумажка с надписью «Отос-дурак». Д’Арнатьян с сожалением расстался с конем и кошельком, лежавшем в его новом костюме и, убедившись, что трое неизвестных с веселым гиканьем ускакали на новом коне в сторону мушкетерских казарм, погрозил им вслед кулаком.
   - Я вам всем еще покажу, - грозно сказал он и съездил проходившему мимо прохожему прямо в глаз. Тот заорал, что он высокопоставленная особа и убежал за стражниками. Д’Арнатьян не стал дожидаться и узнавать, кем же был неизвестный прохожий и отправился пешком в сторону казарм, к господину де Тервилю.
   

Глава 5.

   Подойдя к огороженным колючей проволокой казармам, носившим красивое название Академия Королевских Мушкетеров, Д’Арнатьян ткнул горящей сигаретой в глаз швейцара и, пока тот, схватившись за глаз, катался по тротуару, вошел вовнутрь. Внутри все было именно так, как себе и представлял молодой Д’Арнатьян: несколько пар тренировались на рапирах, другие увлеченно просматривали последний номер «Порнографического вестника».
   Тем временем, в кабинете месье де Тервиля бушевала гроза и гремел гром. Кроме самого де Тервиля в кабинете находились два мушкетера. (То, что это мушкетеры, догадался бы любой болван, увидев их мушкетерские плащи). Два мушкетера отличались друг от друга не только видом - один из них высокий и толстый, а другой высокий и худой, но и тем, что на худом висел крест, а у толстого кроме дорогой перевязи из неправдоподобно больших бриллиантов, на спине был нарисован номер 99 и фамилия Потрос.
   По кабинету ходил господин де Тервиль и ругался последними словами. Суть его витиеватых и замысловатых выражений сводилась к тому, что его мушкетеры опять были задержаны патрулем гвардейцев кардинала по обвинению в грабеже и вымогательстве, что это уже третий раз за эту неделю, и его мушкетеры вместо того, чтобы ответить на подобные обвинения патруля тем, что, если бы они, мушкетеры, принимали бы подобные обвинения от, судя по всему, всяких там вонючих педиков, которые только тем и занимаются, что целыми днями трахают друг друга, отрываясь лишь для того, чтобы патрулировать улицы и, обвинять честных и благородных мушкетеров; то они, мушкетеры, давно бы превратились в грабителей, которые тратят награбленное в первом попавшемся публичном доме. Кроме того, мушкетеры не должны давать себя арестовывать каким-то душевнобольным сифилитикам и вшивым недоноскам, которых все почему-то называют гвардейцами кардинала.
   Услышав это, толстый мушкетер робко предложил скинуться и открыть публичный дом, чтобы он был первым, который встречается грабителям после удачного дела, дабы они, грабители спускали там все деньги, и вообще, это, судя по всему, выгодное дело.
   - Идиот! - заорал де Тервиль, глядя на глупое лицо Потроса. - Вы Потрос, - продолжал орать де Тервиль, - Вам лучше бы записаться в скаутскую школу или стать страховым агентом.
   - Капитан, - слезно молвил Потрос.
   - А вы, Амарис, - тут уже съежился худой и перестал жевать жвачку и хихикать над глупым Потросом, - Вы, да, да, Амарис. Вам бы наняться настоятелем женского монастыря для бывших лесбиянок.
   - Нет, только не это! - завопил Амарис.
   - Четыре мушкетера позволяют себя арестовать четырем гвардейцам. Нет, я ухожу в отставку! Нет, я напишу королю письмо с просьбой сделать меня капитаном гвардейцев кардинала. Там и взятки больше, вот они отличные ребята.
   - Капитан, все было совсем не так, - заныл Потрос.
   - Да, это было не так, - согласился Амарис, доставая толстую тетрадь, раскрывая ее на первой странице и принялся рассказывать.
   

Глава 6.

   Уже через минуту стало ясно, что весь рассказ - это нагромождение пьяных россказней и нелепиц, изрядно сдобренных хвастливыми заявлениями. После его рассказа сложилось впечатление, что четыре мушкетера бились как львы против десяти, нет пятнад..., нет двадцати гвардейцев, которые после смерти загадочно исчезли, а на поле сражения остались лишь заколотый в спину мушкетер и тяжелораненый Отос, который в самом начале сражения удачно притворился мертвым.
   Тут дверь распахнулась от сильного пинка, и взгляд де Тервиля остановился на Отосе, перевязанном с ног до головы бинтами, облитыми красными чернилами, в спине торчала ловко прилаженная рукоятка бутафорского кинжала, на шляпе зияли многочисленные дырки от пуль, проделанные кинжалом.
   - О, вы ранены, как я ошибался в Вас, - де Тервиль понюхал луковицу и вытер слезы. - Видимо, кардинал несколько приукрасил подвиги гвардейцев. Идите, господа, такие как вы нужны королю! - торжественно провозгласил де Тервиль.
   Мушкетеры, за исключением Потроса, громко сморкавшегося в занавеску, преданно смотрели на де Тервиля...
   После ухода мушкетеров де Тервиль вытащил из стола колоду карт и принялся краплить их, заранее предвкушая выигрыш у короля сегодняшним вечером. Однако вскоре его оторвали от этого важного государственного дела. Это Д’Арнатьян неосторожно схватился за ручку двери, не заметив электроконденсатора, заботливо прилаженного Амарисом к ручке.
   Когда крики Д’Арнатьяна утихли, де Тервиль обратил свой взгляд на вошедшего, стремясь определить, не налоговый ли инспектор пришел требовать штраф.
   - Я Д’Арнатьян, меня послал мой отец, который был ВАШИМ БЛИЗКИМ ДРУГОМ, - гордо заявил гасконец, нажимая на последние три слова и сел на стул с кнопкой, случайно оставленной Отосом.
   Де Тервиль вскочил и заключил Д’Арнатьяна в объятия.
   - Одно лицо, одно лицо, - повторял он, поднося луковицу к глазам. - Я сразу узнал Вас, я знал Вашего отца! Кстати, а документы у вас есть?
   - Да! - крикнул Д’Арнатьян и предъявил свои фальшивки.
   - Я знал Вашего отца, чем я могу помочь его сыну? - спросил де Тервиль, сличив почерк Д’Арнатьяна с почерком его отца на старой фотографии с обнаженной девицей.
   - Я хочу стать мушкетером!
   - Да, сложное дело, оно лишь обеспеченному человеку под силу, - постарался намекнуть де Тервиль. - А пока я Вас отправлю в Академию, где вы научитесь фехтовать, ездить на лошадях, пить, курить, ругаться матом, одалживать в долг и находить место на стоянке для своей лошади.
   - Любой гасконец с детства академик, - громко возразил Д’Арнатьян, вспоминая исправительную школу.
   - Ну, хорошо, хорошо, не кричите так, постараюсь что-нибудь сделать для сына моего лучшего друга, - фальшивым голосом сказал де Тервиль, выбрасывая письма Д’Арнатьяна в урну.
   Д’Арнатьян же, выглянув в окно, вдруг увидел незнакомца из Менге, который пытался снять проститутку за двадцать су.
   - Мерзавец, - подумали одновременно Д’Арнатьян и проститутка.
   - Простите, мне нужно убить одного человека, - извинился Д’Арнатьян, разнося окно тяжелым стулом и, выпрыгивая из окна де Тервиля вслед за осколками.
   - Настоящий гасконец! - подумал де Тервиль и занялся прежним делом.
   

Глава 7.

   Выбегая со двора, Д’Арнатьян случайно задел раненого Отоса за больной палец.
   - Извините, - попытался загладить свою вину Д’Арнатьян, - Я очень тороплюсь, блин, мне надо догнать одного господина.
   - Ну, так вот, господин торопыга, - сказал Отос, - меня Вы найдете, не гоняясь за мной.
   - Где же? - спросил Д’Арнатьян.
   - У женского монастыря Ля Жермен в двенадцать.
   Разозлившийся Д’Арнатьян побежал дальше и столкнулся с Потросом, рассказывавшем всем окружающим, что свою дорогую перевязь он купил у самого Александра Македонского, и что алмазы в перевязи самые большие в мире. Однако, налетевший Д’Арнатьян нечаянно сорвал перевязь с Потроса и наступил на самые большие алмазы в мире, в результате чего от алмазов осталась лишь горстка толченого стекла.
   - Сударь, вы невежа, - сказал Потрос, с ненавистью глядя на гасконца.
   - Я? Да если б я не торопился, я бы Вам показал, - заявил Д’Арнатьян.
   - В таком случае давайте встретимся - прогнусавил Потрос, сморкаясь в плащ Д’Арнатьяна.
   - У монастыря Ля Жермен в час, - подвел итог Д’Арнатьян, плюнув на сапоги Потроса.
   Затем Д’Арнатьян развернулся и побежал за своим незнакомцем из Менга. Тот стоял и разговаривал с другими мушкетерами.
   - А, вот ты где, подлец, - Д’Арнатьян схватил того и швырнул лицом в лужу. Когда тот поднялся, обнаружилось, что это Амарис, одетый в такой же плащ, что и незнакомец из Менга. К его лицу прилип чей-то окурок и кусок газеты.
   - Прошу меня извинить сударь, - сказал огорошенный Д’Арнатьян и помог тому подняться. - Я принял Вас за другого.
   - Хорошо, хорошо, - сказал Амарис, слишком ошеломленный, чтобы сказать что-нибудь еще.
   Но Д’Арнатьян желая искупить свою вину, увидев женские трусики, выпавшие у Амариса из кармана и, на которые наступил Амарис, попытался их поднять и вручить мушкетеру. Однако тот неожиданно засопротивлялся, не давая поднять свою ногу, и Д’Арнатьян толкнул его так, что тот вторично упал носом в лужу. Когда тот поднялся, гасконец вручил нежную ткань Амарису:
   - Сударь, это Ваше.
   - Нет, не мое! - заявил Амарис, с ненавистью глядя на Д’Арнатьяна.
   - Нет Ваше!
   - Нет не мое!
   - Нет Ваше!
   - Э, да это же трусики госпожи де Шеврез, - сказал один из спутников Амариса, указывая на надпись на трусиках, сделанную губной помадой: «милому Амарису от г-жи де Шеврез».
   - Сударь, Вы скомпрометировали даму, - злобно зашептал Амарис.
   - И это говорите мне Вы ? - рассмеялся ему в лицо Д’Арнатьян, подмигивая стоявшим рядом товарищам Амариса. Те понимающе ухмыльнулись, поклявшись про себя, что непременно расскажут всем как Амарис «скомпрометировал» даму. - Ну, если Вас устроит, то я готов признать, что мы вместе скомпрометировали даму, - снисходительно предложил Д’Арнатьян, ухмыляясь.
   - Меня устроит, если мы встретимся у монастыря Ля Жермен в два часа дня, - с ненавистью сказал Амарис, плюнув в Д’Арнатьяна. Однако Д’Арнатьян вовремя увернулся и плевок Амариса угодил в открытое окно проезжавшей мимо кареты с дамой.
   - Какого хера! - донесся милый женский голосок. - А, так это Вы, Амарис!
   - Сударыня, я его на куски изрежу, - пылко пообещал Д’Арнатьян.
   На этой мажорной ноте оба расстались до двух часов дня.
   

Глава 8.

   Теперь надобно пояснить, что же такое монастырь Ля Жермен. Это был женский монастырь, основанный в 1520 году партией холостяков на деньги, выигранные в рулетку. Однако свою дурную славу монастырь снискал гораздо позже, благодаря нынешнему канцлеру Сеге, бурная молодость которого прошла в пьяных оргиях и публичных домах. Вскоре его похождения настолько возмутили двор, что будущему канцлеру предложили выбор: либо он покидает Париж в ближайшие 24 часа, либо его депортируют в течение часа, после истечения 24 часов. Будущий канцлер бросился на колени перед королем и поклялся исправиться, умоляя при этом короля послать его в монастырь, где он и проведет в раскаянии остаток своих дней. Король согласился и послал его в один из монастырей для отцов-иезуитов, но Сега переправил кое-что в сопроводительных документах и в результате попал в женский монастырь Ля Жермен. Однако ему не удалось провести там остаток своих дней, как ему хотелось. Спустя девять месяцев настоятельница с трудом выгнала Сегу, вручив ему 10-летний абонемент на совершение грехов и справку о полном исправлении. Когда Сега предъявил эти документы, королю стало стыдно за то, что он так отнесся к святому человеку, и дабы искупить свою вину перед ним, назначил Сегу попечителем школ для сирот и ревизором публичных домов. За прошедшее с тех пор время, Сега сделал головокружительную карьеру, и сейчас занимал пост канцлера и управляющего финансами.
   Занимая столь высокий и ответственный пост, Сега проявил просто-таки незаурядные способности и чудеса изворотливости. Он был просто неподкупен. Правда, взятки он брал, но ничего не делал, разумно полагая, что жаловаться на него не будут.
   Монастырь Ля Жермен же с тех пор уже не мог избавиться от дурной славы. Несмотря на высокую ограду и неприступные ворота, там то и дело находили потайные ходы, лазы и, наконец, просто отодранные в некоторых местах доски, причем потайные ходы обычно достигали таких размеров, что по ним мог проехать целый конный полк.
   Именно здесь и должен был драться Д’Арнатьян.
   

Глава 9.

   Когда Д’Арнатьян пришел к монастырю, было уже пять часов вечера. Однако вопреки ожиданиям, мушкетеры все еще ждали его.
   - Прошу меня извинить господа, - сказал Д»Арнатьян, пытаясь выиграть время. Однако, увидев, что эти слова произвели негативное впечатление на мушкетеров: те начали плеваться; Д’Арнатьян тут же добавил , - Вы меня не так поняли. Я опоздал, так как мне пришлось убить кое-кого, я прошу у вас извинений, но только за это.