Страница:
Раззаков Федор
Клавдия Шульженко
Федор Раззаков
Клавдия Шульженко
Клавдия Шульженко родилась 24 марта 1906 года в Харькове, в простой семье (их дом стоял на Владимирской улице, в районе, который носил название Москалевка). Кроме нашей героини, в семье Шульженко был еще один ребонок мальчик Коля. О своем детстве Клавдия Шульженко вспоминала:
"Первое художественное впечатление было связано с отцом. От него я впервые услышала украинские народные песни. Он приобщил меня к пению. Бухгалтер управления железной дороги, отец мой серьезно увлекался музыкой: он играл на духовом инструменте, как тогда говорили, в любительском оркестре, а иногда и пел соло в концертах. Его выступления, его красивый грудной баритон приводили меня в неописуемый восторг.
В нашем доме жил студент Харьковского университета Владимир Мозилевский, именно он предложил поставить детский спектакль... Сцена сооружалась посреди двора с помощью хозяина дома, который славился своим столярным искусством.
Спектакли вызывали жгучий интерес жителей не только нашего дома, но и соседних. Зрители приходили со своими стульями, табуретами, скамейками. Некоторые умудрялись приносить с собой кресла и даже распространенные тогда кресла-качалки. При "входе" в наш театр на маленькой тумбочке стояла кружка. Туда зрители бросали "кто сколько может". Табличка, лежавшая рядом, сообщала, что эти сборы предназначались для оправдания расходов по постановке спектакля.
Переиграли мы множество пьес, чаще всего инсценированных сказок. В каждом спектакле были песни и танцы. Помню, играла я русалку или Пьеро (мальчиков в нашей труппе не хватало), обязательно пела - либо по ходу пьесы, либо в дивертисменте, концертном отделении. Аккомпанировали дети семьи Деминых: Зина, Клава и Коля, - мои большие друзья, прекрасно игравшие на гитарах. С ними спела первые в моей жизни романсы: классический "Растворил я окно" и "жестокий" "Отцвели уж давно хризантемы в саду"...
Между тем, несмотря на свою увлеченность театром и песнями, юная Клава Шульженко тогда и не помышляла связать себя с песенным искусством. Когда она училась в гимназии, ее любимым предметом была словесность. Она с удовольствием учила стихи русских поэтов и почти на каждом уроке прекрасно их декламировала. Хорошо знала она и французский язык. А вот к занятиям по музыке наша героиня относилась с пренебрежением, и если бы не родители, которые решили отдать ее в обучение к профессору Харьковской консерватории Никите Леонтьевичу Чемизову, вероятнее всего, Шульженко никогда бы не пошла по музыкальной части. Именно Чемизов раскрыл ей глаза на ее талант, сказав однажды: "Ты счастливая, у тебя голос поставлен от природы, тебе нужно только развивать и совершенствовать его".
Между тем в мечтах сама Шульженко петь никогда не собиралась, она мечтала о драматическом театре. И "виноваты" в этом были не только первые любительские спектакли, в которых участвовала наша героиня. "Виноват" был кинематограф и кумиры кино - Вера Холодная, Иван Мозжухин, Владимир Максимов, которые в те годы властвовали на экране. Глядя на них, Шульженко все больше мечтала о карьере драматической актрисы.
Кроме этого, в Харькове был прекрасный театр, руководил которым прославленный режиссер Николай Николаевич Синельников. Пересмотрев практически весь репертуар этого театра, наша героиня дала себе слово, что обязательно поступит туда работать. И в марте 1923 года ее желание осуществилось.
В том году вместе со своей близкой подружкой Милой Каминской Шульженко наконец решилась попробовать поступить в театр к Синельникову. Когда они пришли в театр, там шла очередная репетиция спектакля, но режиссер решил уделить несколько минут двум милым девушкам. Первым их испытанием была песня. За рояль сел 22-летний концертмейстер Исаак Дунаевский, тот самый, который вскоре станет всесоюзной знаменитостью. Первой песней, которую выбрала наша героиня для экзамена, был известный украинский шлягер "Распрягайте, хлопцы, коней". Затем, когда режиссер попросил спеть что-нибудь на русском языке, последовали две другие - "Шелковый шнурок" и "По старой Калужской дороге". Синельникову исполнение понравилось. Он попросил Клавдию вместе с подругой сыграть этюд: девушка, пришедшая на бал, ревнует юношу к своей подруге. Девушки сыграли его на одном дыхании, и режиссер огласил свое решение: Шульженко принята, а вот ее подруге с театром придется подождать.
Первым спектаклем, в котором Шульженко приняла участие, была оперетта Жака Оффенбаха "Перикола". В нем она пела в хоре - то среди уличной толпы, то среди гостей на губернаторском балу. В этом спектакле впервые за дирижерский пульт встал Исаак Дунаевский.
А вот второй ее спектакль оказался не музыкальным - это был "Идиот" Ф. М. Достоевского. Наша героиня играла в нем Настасью Филипповну. Правда, играла - сильно сказано. Она появилась в этой роли в четвертом акте, когда Настасью Филипповну уже убили и она лежала на кровати. Именно это "лежание" и изображала Клавдия Шульженко. Побывавший на том спектакле отец нашей героини затем утверждал, что делала она это очень убедительно.
Те дни для Шульженко были до предела насыщены репетициями, спектаклями. Сама она вспоминала:
"Утром репетиции. После репетиций - занятия пением у Н. Л. Чемизова или урок танца в балетной школе Натальи Тальори, матери прославленной балерины Наталии Дудинской (никогда не мечтала о карьере профессиональной балерины - занятия классическим танцем, так называемая "школа", которую я проходила, необходима для каждого актера: она дает умение владеть своим телом, держаться на сцене, вырабатывает пластику, не говоря уже об овладении основами танцевальных движений - без этих основ актеру, которому по ходу пьесы надо танцевать, придется туго). А вечером - спектакль или концерт, и ты снова стоишь у кулисы, прислушиваешься к залу и, волнуясь, ожидаешь своего выхода.
А назавтра с утра опять репетиция. Николай Николаевич требовал, чтобы все актеры присутствовали на ней вне зависимости от того, заняты они в этом акте или нет, играют они в первом составе или во втором. Синельников называл репетиции школой актерского мастерства. Для меня они стали моими университетами".
В то же время Шульженко начала участвовать в дивертисментах, концертных отделениях, устраиваемых после спектакля. Подобные дивертисменты в те годы были обязательным явлением в театрах, в них актеры имели возможность проявить себя в смежных областях: песне, монологе, стихах.
Существенный поворот в судьбе Шульженко произошел в 1924 году, после встречи с известной оперной певицей Лидией Липковской. В том году она приехала с гастролями в Харьков, и, побывав на ее концерте, Шульженко пришла в восторг от ее таланта. На следующий день после концерта Клава набралась смелости и пришла к Липковской в гостиницу. Послушав несколько песен в исполнении нашей героини, певица сказала: "У вас настоящий лирический дар. "Жесткие" песни, типа "Шелкового шнурка", вам неуместны. Вам нужен свой репертуар, соответствующий вашему дарованию..."
Эти слова окрылили Шульженко, и она загорелась идеей создать для себя настоящую песенную программу. Но как это сделать? И тут ей помог случай.
В один из дней к ней в театр пришел молодой человек и представился поэтом Павлом Германом. (Это именно он написал популярный в те годы "авиамарш" "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью".) Он сообщил, что у него написано несколько новых песен, и он предлагает их исполнить Шульженко. Среди них были: "Записка", "Не жалею", "Настанет день" и др. Наша героиня согласилась. Летом 1925 года, когда она согласилась сыграть несколько спектаклей в Краснозаводском драмтеатре, с ней завязали тесные творческие отношения композитор Юлий Мейтус и молодой актер, по совместительству поэт Евгений Брейтиган. Так день за днем у Шульженко набирался собственный песенный репертуар.
Песенная слава к нашей героине приходила постепенно. Однако настоящий успех пришел к ней после того, как она исполнила две песни, написанные композитором Валентином Кручининым и поэтом Павлом Германом. Это были: "Песня о кирпичном заводе" (в народе - "Кирпичики") и "Шахта № 3". Вот что вспоминала об этом сама Клавдия Шульженко: "Песня о кирпичном заводе", ставшая вскоре одиозной, действительно не отличалась ни музыкальными, ни поэтическими достоинствами. Композитор Кручинин обработал для нее мелодию известного вальса, который считался чуть ли не народным. Этот вальс можно было услышать в цирке, в балагане, его играли шарманщики. Я слыхала эту мелодию в детстве. Дома у нас был граммофон, и среди многочисленных пластинок к нему был и вальс "Две собачки", который я сразу вспомнила, услышав новую песню В. Кручинина.
Не нужно думать, что речь идет о непреднамеренном плагиате. Нет, Павел Герман рассказывал мне позже, что они с Кручининым долго искали мелодию, которая легко бы узнавалась, легко запоминалась, была бы доступна. Таким же доступным был и текст песни, который мало чем отличался от тех, прямо скажем, примитивных песен городских окраин, которые широко бытовали в начале века, а некоторые, как, например, "Маруся отравилась", распевались еще и в 20-е годы...
Павел Герман, широко образованный человек, хорошо знавший русскую и зарубежную поэзию, умевший писать тонкие лирические стихотворения, и Валентин Кручинин, талантливый музыкант, не поднялись здесь выше вкуса своих слушателей, даже, вероятно, я бы сказала, сознательно потакали его неразвитости. Но они, и в этом их заслуга, впервые обратились, пусть не во всем удачно, к современной бытовой теме...
"Кирпичики" подхватили сразу. Помню, как после первого же моего исполнения этой песни в одном из рабочих клубов на шефском концерте ко мне подошли девушки в красных косынках - комсомолки и ребята - рабочие этого предприятия. Они попросили "не пожалеть времени и дать списать слова понравившейся песни". Такая картина повторялась не однажды".
Большой песенный репертуар и популярность певицы в родном Харькове давали возможность подумать о гастролях. Весной 1928 года она оказалась в Ленинграде. Вот что Клавдия Шульженко вспоминает о тех днях:
"Мне, харьковчанке, привыкшей к теплу, мягкому климату, город на Неве, холодный, весь пронизанный влажностью, показался чужим и неприветливым. Я восхищалась его красотой, но это восхищение было умозрительным и не затрагивало душу. Потом, узнав и поняв строгий характер этого города, по-настоящему привязалась к нему, полюбила его. Тогда же, в мой первый приезд, прогулки по его улицам не очень увлекали меня..."
Первое выступление Шульженко в Ленинграде состоялось 5 мая 1928 года на сцене оперного театра (бывший Мариинский). Это был сборный концерт, в котором наша героиня исполнила две песни: одну на сюжет балета "Красный мак", другую - "На санках". После этого она ушла за кулисы, считая свою программу законченной. Однако она поторопилась. Пришедший следом за ней конферансье Николай Орешков сообщил, что зрители требуют ее на "бис". И Шульженко вновь вышла на сцену. Далее - ее рассказ:
"Еще не осознавая, что это была победа, я спела лирическую песню "Никогда" на слова Павла Германа. И снова успех, и снова Орешков широким жестом приглашает меня на сцену. Пою свою "Папиросницу". Ну, думаю, это последняя. Достаточно. Да и что после нее можно петь? Но аплодисменты не кончаются. Выхожу на поклоны раз, другой, третий.
- Надо петь еще, - шепчет мне Николай Сергеевич.
- Но что? - лихорадочно соображаю я.
Надо спеть такую песню, которая была бы не похожа на предыдущие, и я решаю: буду петь "Колонну Октябрей"...
В тот вечер мне пришлось спеть еще одну песню. Итого - шесть вместо двух запланированных. Экзамен, да еще какой, я выдержала..."
После этого успеха карьера Шульженко резко пошла в гору. Сначала она какое-то время выступала с концертами в кинотеатрах, но ее в том же году пригласили в Ленинградский мюзик-холл. Главным дирижером его был уже хорошо знакомый Шульженко Исаак Дунаевский. А ведущим актером был Леонид Утесов.
Первыми представлениями, в которых наша героиня выступила в составе труппы мюзик-холла, были: сборные концерты "100 минут репортера" и "Аттракционы в действии". А в 1931 году она наконец получила свою главную роль - в спектакле "Условно убитый" она сыграла подружку телеграфиста Курочкина (Л. Утесов) по имени Машенька Фунтикова. Музыку к этому спектаклю написал молодой тогда Д. Шостакович.
В начале 1929 года Шульженко впервые выступила в Москве. Вместе с труппой Ленинградского мюзик-холла она привезла в столицу спектакль "Аттракционы в действии". Наша героиня исполняла в нем лирические песни. Однако петь их ей запретили. В те годы в советском искусстве шла активная критика лирического направления, и под эту кампанию как раз и попала наша героиня. Через год ей уже предложили полностью поменять свой репертуар, исключив из него всю лирику. Шульженко пришлось подчиниться. Она стала исполнять народные песни: украинские, русские, испанские. Так продолжалось до апреля 1932 года, пока свет не увидело постановление ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций", которое ликвидировало РАМП, РАПП и другие организации, диктовавшие законы в тогдашнем искусстве и литературе.
В самом начале 30-х годов, во время поездки с гастролями в Нижний Новгород, в поезде она познакомилась с молодым музыкантом, куплетистом и фельетонистом Владимиром Коралли (настоящая фамилия Кемпер). Молодые люди полюбили друг друга, хотя наша героиня в то время уже была помолвлена с другим и носила на руке обручальное кольцо, подаренное им. Но ее это не остановило. Сразу после тех гастролей Шульженко кольцо сняла и вернула его своему, теперь уже бывшему, жениху. А вскоре к ее родителям в Харьков приехал В. Коралли. Был он в роскошной шубе из беличьих хвостиков, которая делала его еще привлекательнее и импозантнее. Согласие на свадьбу молодые получили. В 1932 году у них родился сын, которого назвали Георгием.
В 1935 году свет увидела первая пластинка с записью песни в исполнении Шульженко. Как это произошло, вспоминает сама певица:
"Случилось так, что моя самая первая пластинка появилась без моего участия. Друзья принесли мне домой на Кировский проспект новый черный диск, поставили его на патефон, и я услышала свой голос. Не буду говорить о своих ощущениях - аналогичные возникают у каждого, кто впервые слышит себя со стороны - "это не я"! Но песня была моя, и кое-какие интонации я тоже признала! С удивлением рассматривала этикетку. Фамилия исполнителя на ней отсутствовала. "Песня Тони. Ленкино" - значилось там, а ниже шла необычная расшифровка: "Воспроизведено с кинопленки по способу изобретателей Абрамович, Заикина и Товстолеса".
И тут мне стало ясно. Незадолго до появления анонимной пластинки режиссер Ленкино Эдуард Юльевич Иогансон пригласил меня принять участие в звуковой кинокомедии "На отдыхе". Но пригласил не сниматься, а только петь за исполнительницу главной женской роли.
Музыку к фильму написал известный композитор Иван Дзержинский, который, насколько мне известно, нечасто обращался к жанру лирической песни. Но его "Песня Тони" была удивительно хороша, и я согласилась ее спеть. Фонограмму с моим исполнением записали до начала съемок, а потом уже на съемочной площадке героине только оставалось прилежно открывать рот и внимательно следить за артикуляцией, чтобы зрители впоследствии не заметили, что она поет буквально не своим голосом. Кажется, это был первый случай совмещения чужой фонограммы с изображением, совмещения, которое столь часто практикуется сегодня. В ту же пору, о которой я рассказываю, способ этот держался в секрете, и изобретатели записи пластинок с кинопленки не рискнули, выпуская "Песню Тони", выступить в роли разоблачителей!"
Стоит отметить, что еще в 1933 году Шульженко могла сняться в одной из главных ролей в фильме "Кто твой друг?". Музыку к картине написал И. Дунаевский, который, собственно, и пригласил ее на съемки. Однако из этой затеи ничего не получилось. На киностудии "Белкино" был всего один комплект звуковой аппаратуры, и этот комплект достался другой съемочной группе. А жаль...
Между тем в 1936 - 1939 годах Шульженко активно концертировала по стране вместе с джаз-оркестром Я. Скоморовского. Ее популярность росла от концерта к концерту. В декабре 1939 года ее пригласили участвовать в 1-м Всесоюзном конкурсе артистов эстрады (он проходил в Колонном зале Дома союзов, и в нем принимали участие многие будущие звезды советской эстрады: А. Райкин, М. Миронова, К. Джапаридзе и др.). В конкурсе вокала вместе с нашей героиней в первом туре выступали 160 человек. К третьему туру их уже осталось 12. Среди этих счастливчиков была и Шульженко.
Решающее для нее выступление на конкурсе состоялось 16 декабря. Она исполнила три обязательные песни и собиралась было уйти со сцены, когда зал внезапно взорвался аплодисментами. Слушатели стали просить певицу исполнить еще одну песню на "бис" (и это при том, что "бисы" на конкурсе были запрещены). Наша героиня поначалу растерялась, но затем, увидев счастливое лицо И. Дунаевского, который возглавлял жюри конкурса, решилась и вновь вышла на сцену. Она исполнила "Записку", и после нее зал вновь взорвался аплодисментами. Это был триумф Клавдии Шульженко.
Сразу после блестящего выступления на этом конкурсе Шульженко и ее мужу Коралли было предложено организовать джаз-ансамбль. Дебют этого ансамбля состоялся в январе 1940 года, когда нашу героиню пригласили в Государственный дом звукозаписи, чтобы записать ее первую настоящую пластинку. В течение шести часов были записаны три ее шлягера: "Записка", "Андрюша" и танго "Встречи".
Начало войны Шульженко встретила в Ереване, где была на гастролях. После них она намеревалась вместе с мужем и восьмилетним сынишкой (он тогда жил у бабушки с дедушкой в Харькове) отправиться на отдых к морю. Но этим планам не суждено было сбыться. Гастроли были прерваны, и артисты срочно отправились в Ленинград. Далее - слово Клавдии Шульженко:
"В Харькове поезд остановился далеко от вокзала - в городе была объявлена воздушная тревога. И тут совершенно неожиданно в стоящем неподалеку от нас поезде мы повстречали нашего сына. Этим поездом в Ленинград возвращался Аркадий Райкин с Театром миниатюр, прервавшим свои харьковские гастроли, и мои родственники передали артистам Гошу, чтобы его доставили домой. Мне сразу стало легче дышать - матери поймут меня.
Поезд вез нас дальше, навстречу войне. Нам уже попадались беженцы из западных областей Украины, Белоруссии, из Прибалтики, где шли ожесточенные бои. И вот Ленинград. Как быстро изменилось все - и сам город, и люди, живущие в нем. Мешки с песком, укрывшие витрины бывшего Елисеевского гастронома и кафе "Норд" на Невском, заклеенные белыми бумажными крестами окна жилых домов, большие клещи, бочки с водой и ящики с песком в каждом подъезде - для тушения зажигательных авиабомб (зажигалок, как их называли), дежурные с противогазами на боку, воздушные тревоги и сосредоточенные, посерьезневшие лица, на которых не было и тени паники. Чувствовалось, что город готовился к сражению.
В Доме Красной Армии нас аттестовали как добровольно вступивших в ряды Вооруженных Сил и выдали военную форму. Так я стала рядовым Красной Армии, а наш коллектив получил звание Ленинградского фронтового джаз-ансамбля. Командование выделило нам небольшой, видавший виды автобус, который превратился в наш дом на колесах. Но и постоянное наше жилище ничем не напоминало довоенное - мы разместились в подвальных помещениях старинного здания на Литейном - Доме Красной Армии имени Кирова, ставшего нашей базой".
Визитной карточкой Шульженко в годы войны, безусловно, стала песня "Синий платочек", которую написал польский композитор Иржи Петербургский (до этого он сочинил знаменитое танго "Утомленное солнце"). Как эта песня попала в СССР?
После того как гитлеровцы двинулись на Польшу, Петербургский перебрался в нашу страну. Он выступал со своим джаз-оркестром и весной 1940 года попал в Москву. Здесь, в номере гостиницы, он и написал песню-вальс "Синий платочек". Ее первым исполнителем стал певец Станислав Ляндау. В его исполнении ее услышала и Шульженко. Она ей так понравилась, что она тут же включила ее в свой репертуар.
В апреле 1942 года по последнему льду Дороги жизни наша героиня со своим джаз-ансамблем приехала из блокадного Ленинграда в Волхов. Там после концерта она познакомилась с сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта "В решающий бой" лейтенантом Михаилом Максимовым. Узнав, что он увлекается поэтическим творчеством, Шульженко попросила его написать новые слова для "Синего платочка". Тот согласился. В ночь с 8 на 9 апреля и родились знаменитые теперь строчки, которые 12 апреля певица впервые исполнила на концерте в железнодорожном депо станции Волхов. Успех песни был огромным! А 13 января 1943 года в Доме звукозаписи в Москве состоялась запись этой песни на пластинку. Тысячи экземпляров этой пластинки были отправлены на фронт.
В 1943 году состоялись триумфальные гастроли Шульженко по Кавказу и Средней Азии. Вместе с джаз-ансамблем она побывала в Тбилиси, Ереване, Грозном, Баку, Красноводске, Ташкенте и других городах. К концу года было подсчитано, что ансамбль установил своеобразный рекорд - дал 253 с половиной концерта. За эти гастроли певица вскоре была награждена боевым орденом - Красной Звезды.
9 мая 1945 года Шульженко встретила в Ленинграде, куда только что вернулась после гастролей. В тот день она выступала в Выборгском Дворце культуры: первый, утренний, - в зале, второй, дневной, - на его ступеньках у входа и третий, вечерний, - снова в зале.
Как складывалась жизнь Шульженко сразу после войны? По-разному. Например, однажды с ней произошел такой случай, который едва не поломал ей карьеру. 31 декабря 1945 года вместе со своей подругой Шульженко собиралась на встречу Нового года к знакомым. Внезапно в доме раздался телефонный звонок. Когда наша героиня сняла трубку, на другом конце провода она услышала мужской голос: "Говорит Василий Сталин. Мы хотим пригласить вас на нашу вечеринку встретить Новый год". - "Но до Нового года осталось всего несколько часов! - ответила Шульженко. - Я уже дала слово своим друзьям, что буду сегодня у них. Надо было предупреждать заранее". - "Значит, вы не приедете?" - в голосе Василия Сталина она услышала зловещие нотки. Секунду она поколебалась, и затем твердо произнесла: "Не приеду". И повесила трубку. Когда она рассказала подруге, кто ей только что звонил, та в ужасе всплеснула руками: "Что же теперь будет?!" Однако ничего страшного не произошло. На этот раз сын вождя оказался не злопамятным.
В 50-е годы Шульженко продолжала много гастролировать по стране, записывала новые песни. Она была признанным кумиром тогдашней советской эстрады, исполняла как старые свои песни ("Синий платочек", "Давай закурим!", "Однополчане"), так и новые: "Студенческая застольная", "Студенческая прощальная" (1959), "К другу", "Срочный поцелуй", "Мой старый парк" (1954). В 1952 году ее пластинка "Голубка" разошлась по стране рекордным тиражом: 2 млн. экземпляров. В 1953 году она снялась в музыкальном фильме-ревю "Веселые звезды", в котором исполнила одну из самых любимых своих песен - "Молчание" И. Дунаевского и М. Матусовского.
В 1955 году распался брак Клавдии Шульженко с В. Коралли. Они разменяли свою жилплощадь. Коралли переехал в соседний дом, а квартира певицы стала коммунальной, и в ней нашей героине уже невозможно было репетировать. Но в одиночестве Шульженко пробыла недолго - в 1957 году она встретила свою новую любовь. Ее 39-летнего избранника звали Георгий Епифанов, в свое время он окончил операторский факультет ВГИКа. В Клавдию Ивановну он заочно влюбился еще до войны, когда в 1940 году случайно купил ее первую пластинку. Через несколько месяцев он попал на ее концерт в Ленинграде, увидел и понял, что влюбился в нее окончательно. Он захотел познакомиться с ней поближе, однако этим планам помешала война. Епифанов ушел на фронт, взяв с собой все пластинки своего кумира (он упаковал их в жестяную коробку из-под кинопленки). После войны он стал регулярно посылать Шульженко открытки к праздникам, подписывая их инициалами "Г. Е.". Таких открыток он отправил несколько сотен. И вот неожиданная встреча.
Г. Епифанов рассказывает: "Мое заочное увлечение этой женщиной ни для кого не было секретом. Как-то режиссер, с которым мы работали, Марианна Семенова, является в студию: "Жорж, твоя Клавочка отдыхает в одном санатории с моим Сережей (муж)". - "Твоя Клавочка!" - "И что?" - "У тебя автомобиль в порядке?" - "В порядке". - "Мне нужно к Сереже отвезти профессора (муж болел)". - "Конечно, поедем". И мы поехали. Въезжаем на территорию санатория имени Артема на Ленинградском шоссе. Марианна была знакома с Клавдией, потому что как режиссер монтировала фильм "Концерт фронту". И вот она бежит к ней в номер и восклицает: "Клавочка, угадай, кого я привезла?" - "Профессора?" - "Нет, человека, который тебя безумно любит!" Клавдия к этому времени уже два года как развелась с мужем, Владимиром Коралли. Вышли на балкон. "Вон, внизу двое мужчин, угадай кто". - "Который моложе?" - "Угадала". - "А как его зовут?" - "Жорж". - "А фамилия?" - "Епифанов". Шульженко задумалась и всплеснула руками: "Господи, так это и есть Г. Е.!"
Потом Марианна впихнула меня в ее комнату. Дрожащим голосом я сказал: "Здрасьте". Клавдия Ивановна спрашивает: "Вы сейчас возвращаетесь в Москву? Можно я поеду с вами?" Еще бы! Не против ли я, чтобы в мой автомобиль села моя мечта?!
Потом попутчики мне рассказывали, что я никогда в жизни так благоговейно не вел автомобиль. Подъезжаю, не спрашивая дороги, ведь знал адрес - дом напротив Министерства иностранных дел. Только подъезд она мне не назвала. И пригласила на следующий день на чай! Прихожу, сижу, пью исключительно чай. Пьем чай в девять часов, в десять, в одиннадцать часов. Она смотрит на меня и говорит: "Слушайте, вы или уходите, или оставайтесь". Такая альтернатива меня необыкновеннейшим образом обрадовала. Но при этом мне стало страшно: справлюсь ли я с той чрезвычайной миссией, которая мне предстоит? Всякое бывает в нашем мужском деле, не правда ли? Испугался, но отчаянно сказал: "Остаюсь!"
Клавдия Шульженко
Клавдия Шульженко родилась 24 марта 1906 года в Харькове, в простой семье (их дом стоял на Владимирской улице, в районе, который носил название Москалевка). Кроме нашей героини, в семье Шульженко был еще один ребонок мальчик Коля. О своем детстве Клавдия Шульженко вспоминала:
"Первое художественное впечатление было связано с отцом. От него я впервые услышала украинские народные песни. Он приобщил меня к пению. Бухгалтер управления железной дороги, отец мой серьезно увлекался музыкой: он играл на духовом инструменте, как тогда говорили, в любительском оркестре, а иногда и пел соло в концертах. Его выступления, его красивый грудной баритон приводили меня в неописуемый восторг.
В нашем доме жил студент Харьковского университета Владимир Мозилевский, именно он предложил поставить детский спектакль... Сцена сооружалась посреди двора с помощью хозяина дома, который славился своим столярным искусством.
Спектакли вызывали жгучий интерес жителей не только нашего дома, но и соседних. Зрители приходили со своими стульями, табуретами, скамейками. Некоторые умудрялись приносить с собой кресла и даже распространенные тогда кресла-качалки. При "входе" в наш театр на маленькой тумбочке стояла кружка. Туда зрители бросали "кто сколько может". Табличка, лежавшая рядом, сообщала, что эти сборы предназначались для оправдания расходов по постановке спектакля.
Переиграли мы множество пьес, чаще всего инсценированных сказок. В каждом спектакле были песни и танцы. Помню, играла я русалку или Пьеро (мальчиков в нашей труппе не хватало), обязательно пела - либо по ходу пьесы, либо в дивертисменте, концертном отделении. Аккомпанировали дети семьи Деминых: Зина, Клава и Коля, - мои большие друзья, прекрасно игравшие на гитарах. С ними спела первые в моей жизни романсы: классический "Растворил я окно" и "жестокий" "Отцвели уж давно хризантемы в саду"...
Между тем, несмотря на свою увлеченность театром и песнями, юная Клава Шульженко тогда и не помышляла связать себя с песенным искусством. Когда она училась в гимназии, ее любимым предметом была словесность. Она с удовольствием учила стихи русских поэтов и почти на каждом уроке прекрасно их декламировала. Хорошо знала она и французский язык. А вот к занятиям по музыке наша героиня относилась с пренебрежением, и если бы не родители, которые решили отдать ее в обучение к профессору Харьковской консерватории Никите Леонтьевичу Чемизову, вероятнее всего, Шульженко никогда бы не пошла по музыкальной части. Именно Чемизов раскрыл ей глаза на ее талант, сказав однажды: "Ты счастливая, у тебя голос поставлен от природы, тебе нужно только развивать и совершенствовать его".
Между тем в мечтах сама Шульженко петь никогда не собиралась, она мечтала о драматическом театре. И "виноваты" в этом были не только первые любительские спектакли, в которых участвовала наша героиня. "Виноват" был кинематограф и кумиры кино - Вера Холодная, Иван Мозжухин, Владимир Максимов, которые в те годы властвовали на экране. Глядя на них, Шульженко все больше мечтала о карьере драматической актрисы.
Кроме этого, в Харькове был прекрасный театр, руководил которым прославленный режиссер Николай Николаевич Синельников. Пересмотрев практически весь репертуар этого театра, наша героиня дала себе слово, что обязательно поступит туда работать. И в марте 1923 года ее желание осуществилось.
В том году вместе со своей близкой подружкой Милой Каминской Шульженко наконец решилась попробовать поступить в театр к Синельникову. Когда они пришли в театр, там шла очередная репетиция спектакля, но режиссер решил уделить несколько минут двум милым девушкам. Первым их испытанием была песня. За рояль сел 22-летний концертмейстер Исаак Дунаевский, тот самый, который вскоре станет всесоюзной знаменитостью. Первой песней, которую выбрала наша героиня для экзамена, был известный украинский шлягер "Распрягайте, хлопцы, коней". Затем, когда режиссер попросил спеть что-нибудь на русском языке, последовали две другие - "Шелковый шнурок" и "По старой Калужской дороге". Синельникову исполнение понравилось. Он попросил Клавдию вместе с подругой сыграть этюд: девушка, пришедшая на бал, ревнует юношу к своей подруге. Девушки сыграли его на одном дыхании, и режиссер огласил свое решение: Шульженко принята, а вот ее подруге с театром придется подождать.
Первым спектаклем, в котором Шульженко приняла участие, была оперетта Жака Оффенбаха "Перикола". В нем она пела в хоре - то среди уличной толпы, то среди гостей на губернаторском балу. В этом спектакле впервые за дирижерский пульт встал Исаак Дунаевский.
А вот второй ее спектакль оказался не музыкальным - это был "Идиот" Ф. М. Достоевского. Наша героиня играла в нем Настасью Филипповну. Правда, играла - сильно сказано. Она появилась в этой роли в четвертом акте, когда Настасью Филипповну уже убили и она лежала на кровати. Именно это "лежание" и изображала Клавдия Шульженко. Побывавший на том спектакле отец нашей героини затем утверждал, что делала она это очень убедительно.
Те дни для Шульженко были до предела насыщены репетициями, спектаклями. Сама она вспоминала:
"Утром репетиции. После репетиций - занятия пением у Н. Л. Чемизова или урок танца в балетной школе Натальи Тальори, матери прославленной балерины Наталии Дудинской (никогда не мечтала о карьере профессиональной балерины - занятия классическим танцем, так называемая "школа", которую я проходила, необходима для каждого актера: она дает умение владеть своим телом, держаться на сцене, вырабатывает пластику, не говоря уже об овладении основами танцевальных движений - без этих основ актеру, которому по ходу пьесы надо танцевать, придется туго). А вечером - спектакль или концерт, и ты снова стоишь у кулисы, прислушиваешься к залу и, волнуясь, ожидаешь своего выхода.
А назавтра с утра опять репетиция. Николай Николаевич требовал, чтобы все актеры присутствовали на ней вне зависимости от того, заняты они в этом акте или нет, играют они в первом составе или во втором. Синельников называл репетиции школой актерского мастерства. Для меня они стали моими университетами".
В то же время Шульженко начала участвовать в дивертисментах, концертных отделениях, устраиваемых после спектакля. Подобные дивертисменты в те годы были обязательным явлением в театрах, в них актеры имели возможность проявить себя в смежных областях: песне, монологе, стихах.
Существенный поворот в судьбе Шульженко произошел в 1924 году, после встречи с известной оперной певицей Лидией Липковской. В том году она приехала с гастролями в Харьков, и, побывав на ее концерте, Шульженко пришла в восторг от ее таланта. На следующий день после концерта Клава набралась смелости и пришла к Липковской в гостиницу. Послушав несколько песен в исполнении нашей героини, певица сказала: "У вас настоящий лирический дар. "Жесткие" песни, типа "Шелкового шнурка", вам неуместны. Вам нужен свой репертуар, соответствующий вашему дарованию..."
Эти слова окрылили Шульженко, и она загорелась идеей создать для себя настоящую песенную программу. Но как это сделать? И тут ей помог случай.
В один из дней к ней в театр пришел молодой человек и представился поэтом Павлом Германом. (Это именно он написал популярный в те годы "авиамарш" "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью".) Он сообщил, что у него написано несколько новых песен, и он предлагает их исполнить Шульженко. Среди них были: "Записка", "Не жалею", "Настанет день" и др. Наша героиня согласилась. Летом 1925 года, когда она согласилась сыграть несколько спектаклей в Краснозаводском драмтеатре, с ней завязали тесные творческие отношения композитор Юлий Мейтус и молодой актер, по совместительству поэт Евгений Брейтиган. Так день за днем у Шульженко набирался собственный песенный репертуар.
Песенная слава к нашей героине приходила постепенно. Однако настоящий успех пришел к ней после того, как она исполнила две песни, написанные композитором Валентином Кручининым и поэтом Павлом Германом. Это были: "Песня о кирпичном заводе" (в народе - "Кирпичики") и "Шахта № 3". Вот что вспоминала об этом сама Клавдия Шульженко: "Песня о кирпичном заводе", ставшая вскоре одиозной, действительно не отличалась ни музыкальными, ни поэтическими достоинствами. Композитор Кручинин обработал для нее мелодию известного вальса, который считался чуть ли не народным. Этот вальс можно было услышать в цирке, в балагане, его играли шарманщики. Я слыхала эту мелодию в детстве. Дома у нас был граммофон, и среди многочисленных пластинок к нему был и вальс "Две собачки", который я сразу вспомнила, услышав новую песню В. Кручинина.
Не нужно думать, что речь идет о непреднамеренном плагиате. Нет, Павел Герман рассказывал мне позже, что они с Кручининым долго искали мелодию, которая легко бы узнавалась, легко запоминалась, была бы доступна. Таким же доступным был и текст песни, который мало чем отличался от тех, прямо скажем, примитивных песен городских окраин, которые широко бытовали в начале века, а некоторые, как, например, "Маруся отравилась", распевались еще и в 20-е годы...
Павел Герман, широко образованный человек, хорошо знавший русскую и зарубежную поэзию, умевший писать тонкие лирические стихотворения, и Валентин Кручинин, талантливый музыкант, не поднялись здесь выше вкуса своих слушателей, даже, вероятно, я бы сказала, сознательно потакали его неразвитости. Но они, и в этом их заслуга, впервые обратились, пусть не во всем удачно, к современной бытовой теме...
"Кирпичики" подхватили сразу. Помню, как после первого же моего исполнения этой песни в одном из рабочих клубов на шефском концерте ко мне подошли девушки в красных косынках - комсомолки и ребята - рабочие этого предприятия. Они попросили "не пожалеть времени и дать списать слова понравившейся песни". Такая картина повторялась не однажды".
Большой песенный репертуар и популярность певицы в родном Харькове давали возможность подумать о гастролях. Весной 1928 года она оказалась в Ленинграде. Вот что Клавдия Шульженко вспоминает о тех днях:
"Мне, харьковчанке, привыкшей к теплу, мягкому климату, город на Неве, холодный, весь пронизанный влажностью, показался чужим и неприветливым. Я восхищалась его красотой, но это восхищение было умозрительным и не затрагивало душу. Потом, узнав и поняв строгий характер этого города, по-настоящему привязалась к нему, полюбила его. Тогда же, в мой первый приезд, прогулки по его улицам не очень увлекали меня..."
Первое выступление Шульженко в Ленинграде состоялось 5 мая 1928 года на сцене оперного театра (бывший Мариинский). Это был сборный концерт, в котором наша героиня исполнила две песни: одну на сюжет балета "Красный мак", другую - "На санках". После этого она ушла за кулисы, считая свою программу законченной. Однако она поторопилась. Пришедший следом за ней конферансье Николай Орешков сообщил, что зрители требуют ее на "бис". И Шульженко вновь вышла на сцену. Далее - ее рассказ:
"Еще не осознавая, что это была победа, я спела лирическую песню "Никогда" на слова Павла Германа. И снова успех, и снова Орешков широким жестом приглашает меня на сцену. Пою свою "Папиросницу". Ну, думаю, это последняя. Достаточно. Да и что после нее можно петь? Но аплодисменты не кончаются. Выхожу на поклоны раз, другой, третий.
- Надо петь еще, - шепчет мне Николай Сергеевич.
- Но что? - лихорадочно соображаю я.
Надо спеть такую песню, которая была бы не похожа на предыдущие, и я решаю: буду петь "Колонну Октябрей"...
В тот вечер мне пришлось спеть еще одну песню. Итого - шесть вместо двух запланированных. Экзамен, да еще какой, я выдержала..."
После этого успеха карьера Шульженко резко пошла в гору. Сначала она какое-то время выступала с концертами в кинотеатрах, но ее в том же году пригласили в Ленинградский мюзик-холл. Главным дирижером его был уже хорошо знакомый Шульженко Исаак Дунаевский. А ведущим актером был Леонид Утесов.
Первыми представлениями, в которых наша героиня выступила в составе труппы мюзик-холла, были: сборные концерты "100 минут репортера" и "Аттракционы в действии". А в 1931 году она наконец получила свою главную роль - в спектакле "Условно убитый" она сыграла подружку телеграфиста Курочкина (Л. Утесов) по имени Машенька Фунтикова. Музыку к этому спектаклю написал молодой тогда Д. Шостакович.
В начале 1929 года Шульженко впервые выступила в Москве. Вместе с труппой Ленинградского мюзик-холла она привезла в столицу спектакль "Аттракционы в действии". Наша героиня исполняла в нем лирические песни. Однако петь их ей запретили. В те годы в советском искусстве шла активная критика лирического направления, и под эту кампанию как раз и попала наша героиня. Через год ей уже предложили полностью поменять свой репертуар, исключив из него всю лирику. Шульженко пришлось подчиниться. Она стала исполнять народные песни: украинские, русские, испанские. Так продолжалось до апреля 1932 года, пока свет не увидело постановление ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций", которое ликвидировало РАМП, РАПП и другие организации, диктовавшие законы в тогдашнем искусстве и литературе.
В самом начале 30-х годов, во время поездки с гастролями в Нижний Новгород, в поезде она познакомилась с молодым музыкантом, куплетистом и фельетонистом Владимиром Коралли (настоящая фамилия Кемпер). Молодые люди полюбили друг друга, хотя наша героиня в то время уже была помолвлена с другим и носила на руке обручальное кольцо, подаренное им. Но ее это не остановило. Сразу после тех гастролей Шульженко кольцо сняла и вернула его своему, теперь уже бывшему, жениху. А вскоре к ее родителям в Харьков приехал В. Коралли. Был он в роскошной шубе из беличьих хвостиков, которая делала его еще привлекательнее и импозантнее. Согласие на свадьбу молодые получили. В 1932 году у них родился сын, которого назвали Георгием.
В 1935 году свет увидела первая пластинка с записью песни в исполнении Шульженко. Как это произошло, вспоминает сама певица:
"Случилось так, что моя самая первая пластинка появилась без моего участия. Друзья принесли мне домой на Кировский проспект новый черный диск, поставили его на патефон, и я услышала свой голос. Не буду говорить о своих ощущениях - аналогичные возникают у каждого, кто впервые слышит себя со стороны - "это не я"! Но песня была моя, и кое-какие интонации я тоже признала! С удивлением рассматривала этикетку. Фамилия исполнителя на ней отсутствовала. "Песня Тони. Ленкино" - значилось там, а ниже шла необычная расшифровка: "Воспроизведено с кинопленки по способу изобретателей Абрамович, Заикина и Товстолеса".
И тут мне стало ясно. Незадолго до появления анонимной пластинки режиссер Ленкино Эдуард Юльевич Иогансон пригласил меня принять участие в звуковой кинокомедии "На отдыхе". Но пригласил не сниматься, а только петь за исполнительницу главной женской роли.
Музыку к фильму написал известный композитор Иван Дзержинский, который, насколько мне известно, нечасто обращался к жанру лирической песни. Но его "Песня Тони" была удивительно хороша, и я согласилась ее спеть. Фонограмму с моим исполнением записали до начала съемок, а потом уже на съемочной площадке героине только оставалось прилежно открывать рот и внимательно следить за артикуляцией, чтобы зрители впоследствии не заметили, что она поет буквально не своим голосом. Кажется, это был первый случай совмещения чужой фонограммы с изображением, совмещения, которое столь часто практикуется сегодня. В ту же пору, о которой я рассказываю, способ этот держался в секрете, и изобретатели записи пластинок с кинопленки не рискнули, выпуская "Песню Тони", выступить в роли разоблачителей!"
Стоит отметить, что еще в 1933 году Шульженко могла сняться в одной из главных ролей в фильме "Кто твой друг?". Музыку к картине написал И. Дунаевский, который, собственно, и пригласил ее на съемки. Однако из этой затеи ничего не получилось. На киностудии "Белкино" был всего один комплект звуковой аппаратуры, и этот комплект достался другой съемочной группе. А жаль...
Между тем в 1936 - 1939 годах Шульженко активно концертировала по стране вместе с джаз-оркестром Я. Скоморовского. Ее популярность росла от концерта к концерту. В декабре 1939 года ее пригласили участвовать в 1-м Всесоюзном конкурсе артистов эстрады (он проходил в Колонном зале Дома союзов, и в нем принимали участие многие будущие звезды советской эстрады: А. Райкин, М. Миронова, К. Джапаридзе и др.). В конкурсе вокала вместе с нашей героиней в первом туре выступали 160 человек. К третьему туру их уже осталось 12. Среди этих счастливчиков была и Шульженко.
Решающее для нее выступление на конкурсе состоялось 16 декабря. Она исполнила три обязательные песни и собиралась было уйти со сцены, когда зал внезапно взорвался аплодисментами. Слушатели стали просить певицу исполнить еще одну песню на "бис" (и это при том, что "бисы" на конкурсе были запрещены). Наша героиня поначалу растерялась, но затем, увидев счастливое лицо И. Дунаевского, который возглавлял жюри конкурса, решилась и вновь вышла на сцену. Она исполнила "Записку", и после нее зал вновь взорвался аплодисментами. Это был триумф Клавдии Шульженко.
Сразу после блестящего выступления на этом конкурсе Шульженко и ее мужу Коралли было предложено организовать джаз-ансамбль. Дебют этого ансамбля состоялся в январе 1940 года, когда нашу героиню пригласили в Государственный дом звукозаписи, чтобы записать ее первую настоящую пластинку. В течение шести часов были записаны три ее шлягера: "Записка", "Андрюша" и танго "Встречи".
Начало войны Шульженко встретила в Ереване, где была на гастролях. После них она намеревалась вместе с мужем и восьмилетним сынишкой (он тогда жил у бабушки с дедушкой в Харькове) отправиться на отдых к морю. Но этим планам не суждено было сбыться. Гастроли были прерваны, и артисты срочно отправились в Ленинград. Далее - слово Клавдии Шульженко:
"В Харькове поезд остановился далеко от вокзала - в городе была объявлена воздушная тревога. И тут совершенно неожиданно в стоящем неподалеку от нас поезде мы повстречали нашего сына. Этим поездом в Ленинград возвращался Аркадий Райкин с Театром миниатюр, прервавшим свои харьковские гастроли, и мои родственники передали артистам Гошу, чтобы его доставили домой. Мне сразу стало легче дышать - матери поймут меня.
Поезд вез нас дальше, навстречу войне. Нам уже попадались беженцы из западных областей Украины, Белоруссии, из Прибалтики, где шли ожесточенные бои. И вот Ленинград. Как быстро изменилось все - и сам город, и люди, живущие в нем. Мешки с песком, укрывшие витрины бывшего Елисеевского гастронома и кафе "Норд" на Невском, заклеенные белыми бумажными крестами окна жилых домов, большие клещи, бочки с водой и ящики с песком в каждом подъезде - для тушения зажигательных авиабомб (зажигалок, как их называли), дежурные с противогазами на боку, воздушные тревоги и сосредоточенные, посерьезневшие лица, на которых не было и тени паники. Чувствовалось, что город готовился к сражению.
В Доме Красной Армии нас аттестовали как добровольно вступивших в ряды Вооруженных Сил и выдали военную форму. Так я стала рядовым Красной Армии, а наш коллектив получил звание Ленинградского фронтового джаз-ансамбля. Командование выделило нам небольшой, видавший виды автобус, который превратился в наш дом на колесах. Но и постоянное наше жилище ничем не напоминало довоенное - мы разместились в подвальных помещениях старинного здания на Литейном - Доме Красной Армии имени Кирова, ставшего нашей базой".
Визитной карточкой Шульженко в годы войны, безусловно, стала песня "Синий платочек", которую написал польский композитор Иржи Петербургский (до этого он сочинил знаменитое танго "Утомленное солнце"). Как эта песня попала в СССР?
После того как гитлеровцы двинулись на Польшу, Петербургский перебрался в нашу страну. Он выступал со своим джаз-оркестром и весной 1940 года попал в Москву. Здесь, в номере гостиницы, он и написал песню-вальс "Синий платочек". Ее первым исполнителем стал певец Станислав Ляндау. В его исполнении ее услышала и Шульженко. Она ей так понравилась, что она тут же включила ее в свой репертуар.
В апреле 1942 года по последнему льду Дороги жизни наша героиня со своим джаз-ансамблем приехала из блокадного Ленинграда в Волхов. Там после концерта она познакомилась с сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта "В решающий бой" лейтенантом Михаилом Максимовым. Узнав, что он увлекается поэтическим творчеством, Шульженко попросила его написать новые слова для "Синего платочка". Тот согласился. В ночь с 8 на 9 апреля и родились знаменитые теперь строчки, которые 12 апреля певица впервые исполнила на концерте в железнодорожном депо станции Волхов. Успех песни был огромным! А 13 января 1943 года в Доме звукозаписи в Москве состоялась запись этой песни на пластинку. Тысячи экземпляров этой пластинки были отправлены на фронт.
В 1943 году состоялись триумфальные гастроли Шульженко по Кавказу и Средней Азии. Вместе с джаз-ансамблем она побывала в Тбилиси, Ереване, Грозном, Баку, Красноводске, Ташкенте и других городах. К концу года было подсчитано, что ансамбль установил своеобразный рекорд - дал 253 с половиной концерта. За эти гастроли певица вскоре была награждена боевым орденом - Красной Звезды.
9 мая 1945 года Шульженко встретила в Ленинграде, куда только что вернулась после гастролей. В тот день она выступала в Выборгском Дворце культуры: первый, утренний, - в зале, второй, дневной, - на его ступеньках у входа и третий, вечерний, - снова в зале.
Как складывалась жизнь Шульженко сразу после войны? По-разному. Например, однажды с ней произошел такой случай, который едва не поломал ей карьеру. 31 декабря 1945 года вместе со своей подругой Шульженко собиралась на встречу Нового года к знакомым. Внезапно в доме раздался телефонный звонок. Когда наша героиня сняла трубку, на другом конце провода она услышала мужской голос: "Говорит Василий Сталин. Мы хотим пригласить вас на нашу вечеринку встретить Новый год". - "Но до Нового года осталось всего несколько часов! - ответила Шульженко. - Я уже дала слово своим друзьям, что буду сегодня у них. Надо было предупреждать заранее". - "Значит, вы не приедете?" - в голосе Василия Сталина она услышала зловещие нотки. Секунду она поколебалась, и затем твердо произнесла: "Не приеду". И повесила трубку. Когда она рассказала подруге, кто ей только что звонил, та в ужасе всплеснула руками: "Что же теперь будет?!" Однако ничего страшного не произошло. На этот раз сын вождя оказался не злопамятным.
В 50-е годы Шульженко продолжала много гастролировать по стране, записывала новые песни. Она была признанным кумиром тогдашней советской эстрады, исполняла как старые свои песни ("Синий платочек", "Давай закурим!", "Однополчане"), так и новые: "Студенческая застольная", "Студенческая прощальная" (1959), "К другу", "Срочный поцелуй", "Мой старый парк" (1954). В 1952 году ее пластинка "Голубка" разошлась по стране рекордным тиражом: 2 млн. экземпляров. В 1953 году она снялась в музыкальном фильме-ревю "Веселые звезды", в котором исполнила одну из самых любимых своих песен - "Молчание" И. Дунаевского и М. Матусовского.
В 1955 году распался брак Клавдии Шульженко с В. Коралли. Они разменяли свою жилплощадь. Коралли переехал в соседний дом, а квартира певицы стала коммунальной, и в ней нашей героине уже невозможно было репетировать. Но в одиночестве Шульженко пробыла недолго - в 1957 году она встретила свою новую любовь. Ее 39-летнего избранника звали Георгий Епифанов, в свое время он окончил операторский факультет ВГИКа. В Клавдию Ивановну он заочно влюбился еще до войны, когда в 1940 году случайно купил ее первую пластинку. Через несколько месяцев он попал на ее концерт в Ленинграде, увидел и понял, что влюбился в нее окончательно. Он захотел познакомиться с ней поближе, однако этим планам помешала война. Епифанов ушел на фронт, взяв с собой все пластинки своего кумира (он упаковал их в жестяную коробку из-под кинопленки). После войны он стал регулярно посылать Шульженко открытки к праздникам, подписывая их инициалами "Г. Е.". Таких открыток он отправил несколько сотен. И вот неожиданная встреча.
Г. Епифанов рассказывает: "Мое заочное увлечение этой женщиной ни для кого не было секретом. Как-то режиссер, с которым мы работали, Марианна Семенова, является в студию: "Жорж, твоя Клавочка отдыхает в одном санатории с моим Сережей (муж)". - "Твоя Клавочка!" - "И что?" - "У тебя автомобиль в порядке?" - "В порядке". - "Мне нужно к Сереже отвезти профессора (муж болел)". - "Конечно, поедем". И мы поехали. Въезжаем на территорию санатория имени Артема на Ленинградском шоссе. Марианна была знакома с Клавдией, потому что как режиссер монтировала фильм "Концерт фронту". И вот она бежит к ней в номер и восклицает: "Клавочка, угадай, кого я привезла?" - "Профессора?" - "Нет, человека, который тебя безумно любит!" Клавдия к этому времени уже два года как развелась с мужем, Владимиром Коралли. Вышли на балкон. "Вон, внизу двое мужчин, угадай кто". - "Который моложе?" - "Угадала". - "А как его зовут?" - "Жорж". - "А фамилия?" - "Епифанов". Шульженко задумалась и всплеснула руками: "Господи, так это и есть Г. Е.!"
Потом Марианна впихнула меня в ее комнату. Дрожащим голосом я сказал: "Здрасьте". Клавдия Ивановна спрашивает: "Вы сейчас возвращаетесь в Москву? Можно я поеду с вами?" Еще бы! Не против ли я, чтобы в мой автомобиль села моя мечта?!
Потом попутчики мне рассказывали, что я никогда в жизни так благоговейно не вел автомобиль. Подъезжаю, не спрашивая дороги, ведь знал адрес - дом напротив Министерства иностранных дел. Только подъезд она мне не назвала. И пригласила на следующий день на чай! Прихожу, сижу, пью исключительно чай. Пьем чай в девять часов, в десять, в одиннадцать часов. Она смотрит на меня и говорит: "Слушайте, вы или уходите, или оставайтесь". Такая альтернатива меня необыкновеннейшим образом обрадовала. Но при этом мне стало страшно: справлюсь ли я с той чрезвычайной миссией, которая мне предстоит? Всякое бывает в нашем мужском деле, не правда ли? Испугался, но отчаянно сказал: "Остаюсь!"