Широкое опечаленное лицо Кида потемнело.
— Благодарю тебя, сеньор, за все и постараюсь исполнить все твои приказания. Что касается Антонио Веласко, то я надеюсь, что он больше не попадется на моем пути… Не то ему не поздоровится… А с Хуамото мы уже поговорили. Мы хотим вступить с ним в компанию. Судно, которое ты великодушно подарил нам, снова отправится на рыбную ловлю. Иквитос — город, который быстро растет, и наша рыба всегда найдет там покупателей. Если же это дело лопнет, то я, может быть, обосную школу бокса, или открою трактир, или, быть может, женюсь — если Конча захочет…
Фиэльд улыбнулся.
— Не будь легкомысленным, Кид!
— Нет, на этот раз это будет на всю жизнь.
Через полчаса моторная лодка уже спускалась по Мертвой Реке. Она словно спешила вон из зловещей гавани к светлым, медленно текущим струям Укаяли.
ГЛАВА XXVIII. Неожиданное нападение
ГЛАВА XXIX. Предостережение
ГЛАВА XXX. Дорога инков
— Благодарю тебя, сеньор, за все и постараюсь исполнить все твои приказания. Что касается Антонио Веласко, то я надеюсь, что он больше не попадется на моем пути… Не то ему не поздоровится… А с Хуамото мы уже поговорили. Мы хотим вступить с ним в компанию. Судно, которое ты великодушно подарил нам, снова отправится на рыбную ловлю. Иквитос — город, который быстро растет, и наша рыба всегда найдет там покупателей. Если же это дело лопнет, то я, может быть, обосную школу бокса, или открою трактир, или, быть может, женюсь — если Конча захочет…
Фиэльд улыбнулся.
— Не будь легкомысленным, Кид!
— Нет, на этот раз это будет на всю жизнь.
Через полчаса моторная лодка уже спускалась по Мертвой Реке. Она словно спешила вон из зловещей гавани к светлым, медленно текущим струям Укаяли.
ГЛАВА XXVIII. Неожиданное нападение
Прислонившись к дереву, сидел Паквай на страже и прислушивался. То было на второй день странствования по реке Тапичи, и до сих пор еще не случилось ничего, что могло бы подать повод к опасению. Природа и виды сильно отличались от тех, которые характерны для Монтаньи. Ясно было, что некогда, в далекие времена, здесь произошло великое вулканическое извержение, уничтожившее большую часть непроходимого леса. Экспедиция то и дело натыкалась на громады скал и чудовищные слитки застывшей лавы. Но жизненная сила над тропиками велика. Раны леса, причиненные когда-то извержением, зажили почти бесследно, и в трещинах между пластами лавы восстали новые зеленые поколения. Но все же они не были так неприступны, так непроходимы, как болотистые мангровы на низменностях бразильской Амазонки. Повсюду можно было найти естественные тропинки, но зато на твердой каменистой почве нельзя было заметить никакого следа человека или животного. Единственное, указывающее им, что они находятся на верном пути, это были почти уничтоженные временем остатки привального костра, где несколько жестянок от консервов свидетельствовали, что Сен-Клэр и его люди провели здесь ночь, прежде чем неудачи начали преследовать их.
Каким образом трупы с голубым ожерельем были принесены в естественную речную гавань? — об этом почва не давала никаких разъяснений.
Другая загадка, наводившая на размышления трех путников, — почти полное отсутствие всякой животной жизни. Даже обезьяны, обычно вовсе не трусливые, исчезли до последней, когда экспедиция достигла высоты 1500 футов над уровнем реки. Вой хищников больше не беспокоил их: пума, армадиллы и гормигуеры, по-видимому, предпочитали иные местности для своей охоты. Не было также ни ягуара, ни тапира. И огромные, красивые бабочки, которые обычно попадаются в бесчисленном множестве в лесах Перу, не способствовали оживлению этой странной, забытой страны. Все было пусто и безмолвно кругом.
Обо все этом думал индеец Паквай в то время, как он охранял сон своих спутников, которые лежали, укутанные в спальные мешки. Непроницаемая темнота окружала их. Он задумчиво покуривал свою трубку, и тусклый красный огонек ее был единственным слабым источником света вокруг него. Огненные мухи не кружились в кустах, и москиты не пищали под сурдинку. Вот уже два часа, как уши Паквая жадно ловили какой-нибудь иной звук, чем дыхание обоих спящих. Он, как истинный сын леса, любил звенящий тревожный шепот в ночной тропической чаще. Но здесь ночь была нема. Деревья и кусты словно сами прислушивались, затаив дыхание, к чему-то далекому и зловещему.
Вдруг Паквай, с инстинктом людей, близких к природе, почувствовал, что он не один. Не было слышно ни звука, ни дыхания зверя, ни шагов крадущегося человека. Но что-то подсказало ему, что новое и незнакомое ему существо расположилось на окраине небольшой поляны, на которой они расположились. Все его чувства напряженно открылись навстречу этому бесшумному созданию, которое теперь стояло в кустах, прямо перед ним. Его левая рука не оставляла трубки, но правая уже давно охватила большой Смит-Вессон, данный ему Фиэльдом. Он медленно повернул голову чуть-чуть влево.
Вдруг он увидел две красные точки в темноте. Они не двигались, точно были пригвождены к черному бархату ночи. Что это, ягуар или пантера?.. Паквай с минуту раздумывал. Разбудить ли Фиэльда? Тут красные точки исчезли.
Индеец опустил веки и продолжал дымить трубкой. Он терпелив и может подождать…
Прошло несколько минут.
Свет вдруг появился опять в нескольких шагах перед ним, на окраине поляны. Теперь уже не две, а четыре красные точки сверкали во мраке, и в этом ярком8 почти пурпуровом блеске, Паквай ясно увидел четыре человеческих зрачка.
Он больше не раздумывал. Он поднял свой револьвер против той пары глаз, которая была ближе к нему, и выпустил весь свой заряд в этом направлении. Послышался странный, злобный рев, который быстро удалился. Паквай вскочил и ринулся вперед.
В тот же миг Фиэльд очутился подле него.
Тогда из глубины леса послышался глухой гогот, который перешел в грозное ворчание и постепенно замер за стенами скал. Фиэльд вытащил свой карманный фонарь. Свет его был очень силен. Но напрасно передвигал он длинный сноп лучей по кустам и деревьям — никто не показался. Меж тем Паквай описал все то, что видел. Они подробно осмотрели место, где Паквай, как ему казалось, увидел впервые красные точки. Следы крупных револьверных пуль было не трудно найти. Свинцовые снаряды пробили густой, упругий кустарник.
— Сколько выстрелов ты сделал, — спросил Фиэльд и навел свет фонаря на свежепростреленные кусты.
— Все семь, — ответил Паквай… — Я, конечно, не мог бы найти точки прицела, но я недурно стреляю в темноту; меня удивляет, что я промахнулся.
— Ты не промахнулся, — сказал, покачав головою Фиэльд. — Так не ревут без всякой причины — то был зверь или человек. Скажи мне, слыхал ли ты когда-нибудь подобный рев в здешних лесах?
— Я многое слыхал, господин, — сказал Паквай. — Я много раз подстерегал крик мести оцелотаnote 13. Но ничто не может сравниться с этим.
— Больным падучей случается иногда так смеяться, — пробормотал Фиэльд. — Таков был этот смех. Хорошо, что донна Инеса спит. Она, наверное, так хорошо закуталась в спальный мешок, что даже выстрелы ее не разбудили.
Он невольно скользнул фонарем по фигуре спящей девушки. Спальный мешок лежал возле мешка Фиэльда, отброшенного им при внезапном пробуждении.
— Она, должно быть, заснула чрезвычайно глубоко, — прошептал Паквай.
— Это часто случается в тропическом лесу. Здесь так много снотворных растений и деревьев, что они действуют лучше всякого лекарства, особенно на людей непривычных.
— А я думал, что маленькая сеньорита тренирована в лесных путешествиях.
Какое-то беспокойство в голосе Паквая заставило Фиэльда снова направить рефлектор в направлении спального мешка. Ясно виднелась небольшая женская фигура, обрисовывавшаяся под тонкою шелковистою хлопковою тканью.
— Осмотримся немного кругом, прежде чем она проснется, — сказал он быстро и вытащил длинный лесной нож, висящий у его пояса. — Оставайся здесь, Паквай, пока я исследую ближайшие кусты. Быть может, там уже лежит труп.
Паквай хотел что-то возразить. Но он привык повиноваться во всем Фиэльду, который с ярким лучом света впереди уже пробирался через таинственные кусты. Паквай зарядил револьвер, закурил свою трубку, и снова устроился на старом месте, спиною к пальме. Он продолжал наблюдать и слушать любимую им тишину.
Но в лесу уже не было тихо. Он слышал, как работал лесной нож Фиэльда и как толстые сучья трещали и валились на землю, словно жертва острого орудия.
Длинный светлый луч пронизал внезапно кустарники. То не был фонарь Фиэльда, который давно скрылся в лесу, — то было солнце, осветившее скалы. Утро наступило.
Паквай вздохнул с облегчением.
Через короткое время возвратился Фиэльд. Было так светло, что Паквай мог различить его лицо, выражавшее несвойственное ему замешательство. В руке у него было несколько больших зеленых листьев.
Он протянул Пакваю эти листья, на которых виднелись пятна какого-то густого темно-красного вещества, больше всего похожего на лак.
— Если это кровь, — сказал Фиэльд, — то она застывает весьма своеобразно. Она теперь тверда, как камень. Можно подумать, что это рубины.
— И куда вели следы? — спросил Паквай.
— Они исчезли у целого ряда пластов лавы. Нам предстоит сегодня много дела. Пора разбудить Инесу.
Паквай поднялся с места и нагнулся над спящей девушкой. Он положил свою руку на спальный мешок. Мешок как-то странно сникнул. Индеец племени тоба испустил пронзительный крик.
Фиэльд кинулся к нему.
Ему не надо было спрашивать о причине страшного возгласа Паквая.
Первые лучи солнца упали прямо на спальный мешок, который лежал на земле вялый и плоский, подобно лопнувшему воздушному шару.
Инеса Сен-Клэр исчезла.
Каким образом трупы с голубым ожерельем были принесены в естественную речную гавань? — об этом почва не давала никаких разъяснений.
Другая загадка, наводившая на размышления трех путников, — почти полное отсутствие всякой животной жизни. Даже обезьяны, обычно вовсе не трусливые, исчезли до последней, когда экспедиция достигла высоты 1500 футов над уровнем реки. Вой хищников больше не беспокоил их: пума, армадиллы и гормигуеры, по-видимому, предпочитали иные местности для своей охоты. Не было также ни ягуара, ни тапира. И огромные, красивые бабочки, которые обычно попадаются в бесчисленном множестве в лесах Перу, не способствовали оживлению этой странной, забытой страны. Все было пусто и безмолвно кругом.
Обо все этом думал индеец Паквай в то время, как он охранял сон своих спутников, которые лежали, укутанные в спальные мешки. Непроницаемая темнота окружала их. Он задумчиво покуривал свою трубку, и тусклый красный огонек ее был единственным слабым источником света вокруг него. Огненные мухи не кружились в кустах, и москиты не пищали под сурдинку. Вот уже два часа, как уши Паквая жадно ловили какой-нибудь иной звук, чем дыхание обоих спящих. Он, как истинный сын леса, любил звенящий тревожный шепот в ночной тропической чаще. Но здесь ночь была нема. Деревья и кусты словно сами прислушивались, затаив дыхание, к чему-то далекому и зловещему.
Вдруг Паквай, с инстинктом людей, близких к природе, почувствовал, что он не один. Не было слышно ни звука, ни дыхания зверя, ни шагов крадущегося человека. Но что-то подсказало ему, что новое и незнакомое ему существо расположилось на окраине небольшой поляны, на которой они расположились. Все его чувства напряженно открылись навстречу этому бесшумному созданию, которое теперь стояло в кустах, прямо перед ним. Его левая рука не оставляла трубки, но правая уже давно охватила большой Смит-Вессон, данный ему Фиэльдом. Он медленно повернул голову чуть-чуть влево.
Вдруг он увидел две красные точки в темноте. Они не двигались, точно были пригвождены к черному бархату ночи. Что это, ягуар или пантера?.. Паквай с минуту раздумывал. Разбудить ли Фиэльда? Тут красные точки исчезли.
Индеец опустил веки и продолжал дымить трубкой. Он терпелив и может подождать…
Прошло несколько минут.
Свет вдруг появился опять в нескольких шагах перед ним, на окраине поляны. Теперь уже не две, а четыре красные точки сверкали во мраке, и в этом ярком8 почти пурпуровом блеске, Паквай ясно увидел четыре человеческих зрачка.
Он больше не раздумывал. Он поднял свой револьвер против той пары глаз, которая была ближе к нему, и выпустил весь свой заряд в этом направлении. Послышался странный, злобный рев, который быстро удалился. Паквай вскочил и ринулся вперед.
В тот же миг Фиэльд очутился подле него.
Тогда из глубины леса послышался глухой гогот, который перешел в грозное ворчание и постепенно замер за стенами скал. Фиэльд вытащил свой карманный фонарь. Свет его был очень силен. Но напрасно передвигал он длинный сноп лучей по кустам и деревьям — никто не показался. Меж тем Паквай описал все то, что видел. Они подробно осмотрели место, где Паквай, как ему казалось, увидел впервые красные точки. Следы крупных револьверных пуль было не трудно найти. Свинцовые снаряды пробили густой, упругий кустарник.
— Сколько выстрелов ты сделал, — спросил Фиэльд и навел свет фонаря на свежепростреленные кусты.
— Все семь, — ответил Паквай… — Я, конечно, не мог бы найти точки прицела, но я недурно стреляю в темноту; меня удивляет, что я промахнулся.
— Ты не промахнулся, — сказал, покачав головою Фиэльд. — Так не ревут без всякой причины — то был зверь или человек. Скажи мне, слыхал ли ты когда-нибудь подобный рев в здешних лесах?
— Я многое слыхал, господин, — сказал Паквай. — Я много раз подстерегал крик мести оцелотаnote 13. Но ничто не может сравниться с этим.
— Больным падучей случается иногда так смеяться, — пробормотал Фиэльд. — Таков был этот смех. Хорошо, что донна Инеса спит. Она, наверное, так хорошо закуталась в спальный мешок, что даже выстрелы ее не разбудили.
Он невольно скользнул фонарем по фигуре спящей девушки. Спальный мешок лежал возле мешка Фиэльда, отброшенного им при внезапном пробуждении.
— Она, должно быть, заснула чрезвычайно глубоко, — прошептал Паквай.
— Это часто случается в тропическом лесу. Здесь так много снотворных растений и деревьев, что они действуют лучше всякого лекарства, особенно на людей непривычных.
— А я думал, что маленькая сеньорита тренирована в лесных путешествиях.
Какое-то беспокойство в голосе Паквая заставило Фиэльда снова направить рефлектор в направлении спального мешка. Ясно виднелась небольшая женская фигура, обрисовывавшаяся под тонкою шелковистою хлопковою тканью.
— Осмотримся немного кругом, прежде чем она проснется, — сказал он быстро и вытащил длинный лесной нож, висящий у его пояса. — Оставайся здесь, Паквай, пока я исследую ближайшие кусты. Быть может, там уже лежит труп.
Паквай хотел что-то возразить. Но он привык повиноваться во всем Фиэльду, который с ярким лучом света впереди уже пробирался через таинственные кусты. Паквай зарядил револьвер, закурил свою трубку, и снова устроился на старом месте, спиною к пальме. Он продолжал наблюдать и слушать любимую им тишину.
Но в лесу уже не было тихо. Он слышал, как работал лесной нож Фиэльда и как толстые сучья трещали и валились на землю, словно жертва острого орудия.
Длинный светлый луч пронизал внезапно кустарники. То не был фонарь Фиэльда, который давно скрылся в лесу, — то было солнце, осветившее скалы. Утро наступило.
Паквай вздохнул с облегчением.
Через короткое время возвратился Фиэльд. Было так светло, что Паквай мог различить его лицо, выражавшее несвойственное ему замешательство. В руке у него было несколько больших зеленых листьев.
Он протянул Пакваю эти листья, на которых виднелись пятна какого-то густого темно-красного вещества, больше всего похожего на лак.
— Если это кровь, — сказал Фиэльд, — то она застывает весьма своеобразно. Она теперь тверда, как камень. Можно подумать, что это рубины.
— И куда вели следы? — спросил Паквай.
— Они исчезли у целого ряда пластов лавы. Нам предстоит сегодня много дела. Пора разбудить Инесу.
Паквай поднялся с места и нагнулся над спящей девушкой. Он положил свою руку на спальный мешок. Мешок как-то странно сникнул. Индеец племени тоба испустил пронзительный крик.
Фиэльд кинулся к нему.
Ему не надо было спрашивать о причине страшного возгласа Паквая.
Первые лучи солнца упали прямо на спальный мешок, который лежал на земле вялый и плоский, подобно лопнувшему воздушному шару.
Инеса Сен-Клэр исчезла.
ГЛАВА XXIX. Предостережение
Оба мужчины посмотрели друг на друга с величайшим ужасом. Фиэльд набросился на пустой покров. То был спальный мешок, употребляемый в тропических странах, из тонкой прорезиненной хлопковой ткани. Он служил, главным образом, защитой от внезапных ливней и сырости, а также от москитов.
После краткого осмотра Фиэльд поднялся на ноги. Вены надулись на его лбу и глаза налились кровью. Но голос был спокойный и ясный.
— Эта проклятая сволочь перехитрила нас, — проговорил он, бледнея. — Красные глаза в кустарнике были только для отвода глаз. Пока мы занимались расследованием действия выстрелов, одно или несколько из этих неведомых существ привели Инесу в бессознательное состояние, вытащили ее из спального мешка и наполнили его мхом, чтобы мы не сразу заметили ее исчезновение. Это произошло не больше, как пять минут тому назад. Я еще ощущаю запах наркотического средства, которое они пустили в ход, а мешок еще хранит теплоту ее тела.
Паквай был в отчаянии. Его обычно спокойное лицо было искажено волнением.
— Я оказался плохим сторожем, — сказал он хриплым голосом.
Фиэльд обнял его за плечи.
— Друг, — сказал он с удивительною для него нежностью, — нет лучших глаз и ушей, чем твои. Но мы можем бороться с созданиями, которые соединяют ловкость и силу хищного зверя с высшею степенью человеческого разума. Нам предстоит гандикап в этой борьбе, милый Паквай. Нам остается только одно.
Индеец между тем надел на спину свой ранец, взял в руки охотничье ружье и теперь вопросительно взглянул на своего господина.
— Следовать за молодою девушкою, которую мы обязаны охранять.
— Я не вижу следов, господин.
— Но путь достаточно ясен. Он ведет к нашей цели.
— Ты думаешь?
— Путь смерти для всех нас, — сказал Фиэльд с твердым отчаянием — хуже всего это для юной девушки… Мы же оба давно забыли, что такое страх смерти.
И, не дожидаясь ответа, Фиэльд схватился за лесной нож и за компас и быстро зашагал по лесу на северо-восток. Солнце пробивалось сквозь густые ветки.
Паквай, опустив голову, последовал за ним. Он увидел багровые складки на переносице Фиэльда. Он знал эти знаки гнева на лице своего друга. Однажды они были предвестником смерти для многих людей. Кондор встрепенулся ото сна — огромная хищная птица, властвующая над жизнью и смертью на утесах Кордильер.
В течение двух часов они шли по дороге из застывшей лавы. Дорога становилась все круче. Они не могли найти хоть какой-нибудь след. Лес и кустарник постепенно редели, и вдруг они очутились перед скалистым склоном, покрытым длинными трещинами и оканчивающимися шапкою кратера.
Здесь Фиэльд остановился.
— Мы на правильном пути, — сказал он. — Здесь, год тому назад, стоял Сен-Клэр со своим последним человеком. Он так же, как и мы, заглянул в неведомую страну. Он тогда, вероятно, уже был крепко связан со своим спутником, чтобы не быть с ним разлученным. Он тогда еще ничего не знал, ничего не видел… В своем дневнике он рассказывает, что было мгновение, когда он хотел повернуть назад, так как каждый камень, каждое острие скалы шептало о неизвестном ужасе. Но старый доктор был сильный человек. Он продолжал свой путь, и в ту же ночь он лишился последнего из своих людей. Веревка, соединявшая их, оказалась перерезанною.
Паквай приложил ухо к земле.
— Там слышится слабый плеск воды, — прошептал он.
— Да, теперь я тоже слышу, — сказал Фиэльд, последовавший примеру индейца. — Здесь должна быть подземная река. Может быть, она служит средством сообщения между кратером вулкана, который виднеется там, и маленькою гаванью реки Тапичи. Это многое объясняет. Если эта река сообщается с потухшим кратером, то нетрудно понять, куда исчезают все следы отсюда, с поверхности земли. Эта река течет, вероятно, через большой туннель. Нет сомнения, что Инеса находится там, по дороге к смерти.
— Но как попала она под землю? — спросил Паквай.
— Тут должно быть несколько хорошо скрытых остановок на этой подземной линии сообщения, — сказал Фиэльд, поднимаясь. — Если бы мы подробнее осмотрели гавань в Тапичи, мы, может быть, открыли бы конечную станцию. Но надо скорее двигаться дальше.
Оба путника направились, насколько это было возможно, по течению подземной реки. Время от времени шепчущий звук замолкал совершенно, а потом поднимался опять^до мощного гула.
Растительность постепенно пропадала, и через час ходьбы перед ними предстал кратер, подобно огромной, взъерошенной крепости.
Они остановились под последнею увядшею пальмою. Упорная, как и все ее подруги, она крепко держалась, ущемленная в трещине скалы, и вела здесь безотрадную, тягостную жизнь, далеко от всякой растительности. Но ее крона, хоть маленькая и полузасохшая, поднималась все же высоко, высоко, и там гордо раскачивалась над гигантскою каменного пустынею.
— Эта пальма тоже бессмертна, — пробормотал Фиэльд и приблизился к старому, тонкому стволу.
— Осторожнее, господин! — крикнул Паквай и схватил доктора за руку… — Посмотри на эту фигуру там…
Но Фиэльд хладнокровно подвигался вперед.
— Это только скелет, Паквай.
Но все же зрелище было не из приятных.
К пальме был привязан скелет с большим оскаленным черепом, обращенным по направлению к долине. Мощные челюсти с крепкими, словно лошадиными зубами, были широко разинуты.
— Что это у него во рту? — спросил Паквай.
— Слиток золота, — ответил Фиэльд… — Этому молодчику, должно быть, немало лет. Он получил то, чего так жаждали Пизарро и его сподвижники. В глотку его было влито расплавленное золото. Это типичная месть инков. Наши друзья там, в кратере, не жалеют предостережений… И посмотри сюда: латинский молитвенник.
Без больших затруднений Фиэльд высвободил книгу из костлявых пальцев. Крепкий переплет свиной кожи сильно полинял, а серебряная оправа совершенно потемнела. Но содержимое выдержало напор времени и непогод. На первой странице затейливо узорчатыми буквами значилось, что священная книга напечатана в Толедоnote 14.
Фиэльд вложил книгу обратно в побелевшие кости руки, которая с готовностью охватила снова драгоценный памятник духовной жизни.
— Это — старая трагедия, — прошептал про себя Фиэльд. — Скелету этому, наверно, исполнится скоро четыреста лет. Он, должно быть, старше пальмы, и принесен сюда через много времени после смерти этого человека. Может быть, это — один из людей Орельяноnote 15. Прибыл в Перу в 1540 г. Совершил путешествие через Анды по реке Напо, добрался до Амазонки и с января по август 1541 г. проехал по этой реке первый из европейцев до ее устья.
— Кто был Орельяно, господин?
Фиэльд обернулся к индейцу.
— Это был первый испанец, который пересек южноамериканский материк от запада до востока. Эти конквистадоры были отчасти порядочным сбродом, но мужчинами были они тоже. Если когда-нибудь будет написано евангелие мужества, жажды приключений и дерзновенной смелости, то Пизарро и его люди должны получить в нем почетное место. Они все искали Эльдорадо. Орельяно был одним из них. Он отправился вместе с Гонзаго Пизарро в 1540 г. через неизвестные области Эквадора и открыл реку Напо, один из крупнейших притоков Амазонки.
— Я слыхал об этом.
— Пизарро возвратился обратно, но Орельяно поехал дальше по реке Маранион. После страшных испытаний он добрался до Атлантического океана, туда, где теперь находится Пара: бессмертное деяние. Он был тяжело ранен индейцами племени нахумедес, которые пожрали многих из его свиты, но Орельяно удалось пробиться дальше… Человек, скелет которого мы видим здесь, наверное, принадлежат к его экспедиции. Он поражен вражескою рукою. Может быть, его заманили в западню, соблазнив его зрелищем золота. Он ведь, наверное, страдал величайшим пороком всех времен: вожделением к золоту! Ну, его и напоили золотом, больше, чем ему надобно… Теперь стоит он, как предостережение, и указывает вниз на долину.
Фиэльд не имел возможности продолжить свое подробное сообщение. Среди жуткой тишины, в которой даже пальма забыла свой шелест, послышался вдруг одинокий женский крик в расстоянии не более ста метров.
Оба вскочили, схватили оружие и ринулись к месту, откуда исходил этот крик. Но они не могли ничего заметить кругом. И тишина после раздирающего звука казалась еще глубже.
Паквай невольно приготовил к употреблению лассоnote 16. Они осмотрели каждую ямку, каждую трещину в скале. Но не нашли ничего, что бы могло разъяснить происхождение крика.
Наконец, Фиэльд поднялся с земли и простонал, как раненый зверь.
— Это был голос Инесы, — сказал он мрачно.
Но говорил пустому воздуху.
Когда он осмотрелся кругом, он стоял один на плоскогорье застывшей лавы.
Паквай исчез.
После краткого осмотра Фиэльд поднялся на ноги. Вены надулись на его лбу и глаза налились кровью. Но голос был спокойный и ясный.
— Эта проклятая сволочь перехитрила нас, — проговорил он, бледнея. — Красные глаза в кустарнике были только для отвода глаз. Пока мы занимались расследованием действия выстрелов, одно или несколько из этих неведомых существ привели Инесу в бессознательное состояние, вытащили ее из спального мешка и наполнили его мхом, чтобы мы не сразу заметили ее исчезновение. Это произошло не больше, как пять минут тому назад. Я еще ощущаю запах наркотического средства, которое они пустили в ход, а мешок еще хранит теплоту ее тела.
Паквай был в отчаянии. Его обычно спокойное лицо было искажено волнением.
— Я оказался плохим сторожем, — сказал он хриплым голосом.
Фиэльд обнял его за плечи.
— Друг, — сказал он с удивительною для него нежностью, — нет лучших глаз и ушей, чем твои. Но мы можем бороться с созданиями, которые соединяют ловкость и силу хищного зверя с высшею степенью человеческого разума. Нам предстоит гандикап в этой борьбе, милый Паквай. Нам остается только одно.
Индеец между тем надел на спину свой ранец, взял в руки охотничье ружье и теперь вопросительно взглянул на своего господина.
— Следовать за молодою девушкою, которую мы обязаны охранять.
— Я не вижу следов, господин.
— Но путь достаточно ясен. Он ведет к нашей цели.
— Ты думаешь?
— Путь смерти для всех нас, — сказал Фиэльд с твердым отчаянием — хуже всего это для юной девушки… Мы же оба давно забыли, что такое страх смерти.
И, не дожидаясь ответа, Фиэльд схватился за лесной нож и за компас и быстро зашагал по лесу на северо-восток. Солнце пробивалось сквозь густые ветки.
Паквай, опустив голову, последовал за ним. Он увидел багровые складки на переносице Фиэльда. Он знал эти знаки гнева на лице своего друга. Однажды они были предвестником смерти для многих людей. Кондор встрепенулся ото сна — огромная хищная птица, властвующая над жизнью и смертью на утесах Кордильер.
В течение двух часов они шли по дороге из застывшей лавы. Дорога становилась все круче. Они не могли найти хоть какой-нибудь след. Лес и кустарник постепенно редели, и вдруг они очутились перед скалистым склоном, покрытым длинными трещинами и оканчивающимися шапкою кратера.
Здесь Фиэльд остановился.
— Мы на правильном пути, — сказал он. — Здесь, год тому назад, стоял Сен-Клэр со своим последним человеком. Он так же, как и мы, заглянул в неведомую страну. Он тогда, вероятно, уже был крепко связан со своим спутником, чтобы не быть с ним разлученным. Он тогда еще ничего не знал, ничего не видел… В своем дневнике он рассказывает, что было мгновение, когда он хотел повернуть назад, так как каждый камень, каждое острие скалы шептало о неизвестном ужасе. Но старый доктор был сильный человек. Он продолжал свой путь, и в ту же ночь он лишился последнего из своих людей. Веревка, соединявшая их, оказалась перерезанною.
Паквай приложил ухо к земле.
— Там слышится слабый плеск воды, — прошептал он.
— Да, теперь я тоже слышу, — сказал Фиэльд, последовавший примеру индейца. — Здесь должна быть подземная река. Может быть, она служит средством сообщения между кратером вулкана, который виднеется там, и маленькою гаванью реки Тапичи. Это многое объясняет. Если эта река сообщается с потухшим кратером, то нетрудно понять, куда исчезают все следы отсюда, с поверхности земли. Эта река течет, вероятно, через большой туннель. Нет сомнения, что Инеса находится там, по дороге к смерти.
— Но как попала она под землю? — спросил Паквай.
— Тут должно быть несколько хорошо скрытых остановок на этой подземной линии сообщения, — сказал Фиэльд, поднимаясь. — Если бы мы подробнее осмотрели гавань в Тапичи, мы, может быть, открыли бы конечную станцию. Но надо скорее двигаться дальше.
Оба путника направились, насколько это было возможно, по течению подземной реки. Время от времени шепчущий звук замолкал совершенно, а потом поднимался опять^до мощного гула.
Растительность постепенно пропадала, и через час ходьбы перед ними предстал кратер, подобно огромной, взъерошенной крепости.
Они остановились под последнею увядшею пальмою. Упорная, как и все ее подруги, она крепко держалась, ущемленная в трещине скалы, и вела здесь безотрадную, тягостную жизнь, далеко от всякой растительности. Но ее крона, хоть маленькая и полузасохшая, поднималась все же высоко, высоко, и там гордо раскачивалась над гигантскою каменного пустынею.
— Эта пальма тоже бессмертна, — пробормотал Фиэльд и приблизился к старому, тонкому стволу.
— Осторожнее, господин! — крикнул Паквай и схватил доктора за руку… — Посмотри на эту фигуру там…
Но Фиэльд хладнокровно подвигался вперед.
— Это только скелет, Паквай.
Но все же зрелище было не из приятных.
К пальме был привязан скелет с большим оскаленным черепом, обращенным по направлению к долине. Мощные челюсти с крепкими, словно лошадиными зубами, были широко разинуты.
— Что это у него во рту? — спросил Паквай.
— Слиток золота, — ответил Фиэльд… — Этому молодчику, должно быть, немало лет. Он получил то, чего так жаждали Пизарро и его сподвижники. В глотку его было влито расплавленное золото. Это типичная месть инков. Наши друзья там, в кратере, не жалеют предостережений… И посмотри сюда: латинский молитвенник.
Без больших затруднений Фиэльд высвободил книгу из костлявых пальцев. Крепкий переплет свиной кожи сильно полинял, а серебряная оправа совершенно потемнела. Но содержимое выдержало напор времени и непогод. На первой странице затейливо узорчатыми буквами значилось, что священная книга напечатана в Толедоnote 14.
Фиэльд вложил книгу обратно в побелевшие кости руки, которая с готовностью охватила снова драгоценный памятник духовной жизни.
— Это — старая трагедия, — прошептал про себя Фиэльд. — Скелету этому, наверно, исполнится скоро четыреста лет. Он, должно быть, старше пальмы, и принесен сюда через много времени после смерти этого человека. Может быть, это — один из людей Орельяноnote 15. Прибыл в Перу в 1540 г. Совершил путешествие через Анды по реке Напо, добрался до Амазонки и с января по август 1541 г. проехал по этой реке первый из европейцев до ее устья.
— Кто был Орельяно, господин?
Фиэльд обернулся к индейцу.
— Это был первый испанец, который пересек южноамериканский материк от запада до востока. Эти конквистадоры были отчасти порядочным сбродом, но мужчинами были они тоже. Если когда-нибудь будет написано евангелие мужества, жажды приключений и дерзновенной смелости, то Пизарро и его люди должны получить в нем почетное место. Они все искали Эльдорадо. Орельяно был одним из них. Он отправился вместе с Гонзаго Пизарро в 1540 г. через неизвестные области Эквадора и открыл реку Напо, один из крупнейших притоков Амазонки.
— Я слыхал об этом.
— Пизарро возвратился обратно, но Орельяно поехал дальше по реке Маранион. После страшных испытаний он добрался до Атлантического океана, туда, где теперь находится Пара: бессмертное деяние. Он был тяжело ранен индейцами племени нахумедес, которые пожрали многих из его свиты, но Орельяно удалось пробиться дальше… Человек, скелет которого мы видим здесь, наверное, принадлежат к его экспедиции. Он поражен вражескою рукою. Может быть, его заманили в западню, соблазнив его зрелищем золота. Он ведь, наверное, страдал величайшим пороком всех времен: вожделением к золоту! Ну, его и напоили золотом, больше, чем ему надобно… Теперь стоит он, как предостережение, и указывает вниз на долину.
Фиэльд не имел возможности продолжить свое подробное сообщение. Среди жуткой тишины, в которой даже пальма забыла свой шелест, послышался вдруг одинокий женский крик в расстоянии не более ста метров.
Оба вскочили, схватили оружие и ринулись к месту, откуда исходил этот крик. Но они не могли ничего заметить кругом. И тишина после раздирающего звука казалась еще глубже.
Паквай невольно приготовил к употреблению лассоnote 16. Они осмотрели каждую ямку, каждую трещину в скале. Но не нашли ничего, что бы могло разъяснить происхождение крика.
Наконец, Фиэльд поднялся с земли и простонал, как раненый зверь.
— Это был голос Инесы, — сказал он мрачно.
Но говорил пустому воздуху.
Когда он осмотрелся кругом, он стоял один на плоскогорье застывшей лавы.
Паквай исчез.
ГЛАВА XXX. Дорога инков
В третий раз в жизни Ионас Фиэльд стоял оцепенелый и беспомощный.
Он находился в мертвом, окаменевшем мире. По-видимому, всякая жизнь погасла кругом него. И все же чьи-то глаза отовсюду следили за ним. Как некогда Раймонд Сен-Клэр, он лишился последнего спутника. Его верный друг и помощник исчез у него за спиною, и он даже не мог представить себе, каким образом это произошло.
Понемногу к нему вернулись спокойствие и хладнокровие, Многое может показаться неестественным и страшным для слабых мозгов. Но Фиэльд не принадлежал к той породе людей, которые могут уверовать в чудо.
Он встал на колени и пополз на четвереньках, осматривая каждый сантиметр земли.
И на этот раз он открыл нечто, что навело его на верный след. То был маленький кончик веревки, зажатый между двумя пластами лавы. Он тотчас узнал эту тонкую, но крепкую веревку. То был кончик лассо Паквая. Он схватил и потянул его. Камень медленно поднялся под сильною рукой и бесшумно повернулся на своей оси, обнаружив большое темное отверстие. Ни один современный тайник не мог быть придуман с большей хитростью.
Фиэльд не задумался ни на минуту. Он проскользнул туда с единственной мыслью найти во что бы то ни стало своих друзей. Потому что он знал, что другой конец длинного лассо был крепко обвязан вокруг стана Паквая.
Он очутился в трубкообразном коридоре. В некоторых местах он был так узок, что его широкие плечи, нагруженные вдобавок тяжелым ранцем, едва могли протискаться дальше. Но зато его глаза постепенно привыкали к темноте, и у него хватило времени на то, чтобы обдумать свое положение.
Он начал уже ориентироваться, и, когда внезапно открылся выход из коридора, его ноги нашли опору на ступеньках, которые хотя и были очень крутые, но не столько, чтобы он не мог по ним приступить к равномерному спуску вниз.
Он услышал наверху слабый стук, и кругом него сразу наступила непроницаемая тьма: по-видимому, камень автоматически повернулся на свое место.
Воздух был прохладный и влажный и звук текущей воды становился яснее. Он обвязал конец лассо вокруг своей руки, и, найдя выступ поудобнее, начал тянуть его к себе. Он поддавался легко и быстро. Значит, если Паквай даже и был сброшен вниз, то падение едва ли было так высоко, чтобы серьезно повредить ему.
Тут Фиэльд вспомнил о фонаре, вынул его из кармана и навел сильный рефлектор на дно шахты.
Зрелище, которое ему представилось, он никогда впоследствии не мог забыть.
На полу галереи, над рекой, текущею в нескольких метрах ниже нее, различил он распростертое тело Паквая. Вокруг него двигались, подобно клубку странных серых червей, несколько карликовых существ, которые были заняты тем, что связывали руки и ноги индейца. Его голова была покрыта платком. Даже на этом расстоянии Фиэльд почуял запах того же самого усыпляющего средства, которое он уже заметил, когда осматривал спальный мешок Инесы.
Фиэльд не был особенно удивлен. В дневнике профессора находилось подробное описание этих карликов Кономамаса. Но надо было иметь стальные нервы, чтобы стоять лицом к лицу перед этими существами, отвратительная дряхлость которых соединялась с юношеским проворством. Они были ростом не больше двух футов. Но годы стерли большинство черт, отличающих человеческую породу. Отвислая, высохшая и морщинистая кожа напоминала кожу слона. Они охотнее ползали, чем ходили, и напоминали тогда стволы самых старых деревьев в лесу. Тонкий слой слизи указывал на то, что они часто бывают в воде. Глаза были красные, слезящиеся, с почти фосфорическим блеском.
Несмотря на отвратительную и отталкивающую внешность этих карликов, Фиэльд все-таки впоследствии заметил, что их движения не лишены были некоторого достоинства — в этих движениях сказывалась благородная, древняя раса.
Их голоса приглушались до далекого свиста. По-видимому, они были привычны к темноте. Резкий свет фонаря Фиэльда заставил их мигать глазами и натыкаться друг на друга. Некоторые даже нырнули в воду. Но какая-то угроза, произнесенная, очевидно, одним из вождей, вернула их к берегу.
Фиэльд воспользовался их замешательством. Он прикрепил фонарь к своему поясу, крепко намотал на руку лассо, и, прежде, чем карлики могли помешать ему, он притянул к себе находившегося в полусознательном состоянии Паквая и окунул его в реку, чтобы освежить его.
Этот маневр оказался весьма целесообразным. Потому что, когда Фиэльд начал поднимать его на уступ, где он стоял сам, Паквай был уже в состоянии помогать себе руками и ногами. Через несколько минут оба друга стояли рядом на узком скалистом уступе. Но их положение было не такое уж блестящее. Обратный путь был закрыт, а искусственный или естественный тоннель, вел, очевидно, прямо в царство карликов, и судьба, ожидающая их там, была не из тех, к которым человеку свойственно стремиться с нетерпением.
Но все же они были пока господами положения,
Белый неподвижный глаз, устремленный так пристально на необыкновенных человечков внизу, начал причинять им мучительные страдания. Их красные глаза щурились и источали крупные слезы. Они сталкивались между собою со своеобразным фырканьем, бывшим у этих зловещих созданий, по-видимому, выражением гнева и брани.
Паквай быстро пришел в себя.
— Мы попали, кажется, в царство червей, — сказал он невозмутимо. — Ты ничего не имеешь против, если я закурю мою трубку.
— Я как раз хотел попросить тебя об этом, но на этот раз тебе придется удовольствоваться несколько иным табаком, чем тот, к которому ты привык.
Фиэльд отыскал в кармане небольшой кисет табаку и протянул его Пакваю.
— К счастью, я был подготовлен в искусстве выводить из усыпления. Сен-Клэр кое-где упоминает об этом. Это хороший виргинский табак. Но в нем есть примесь, изготовленная моим фармацевтом в Христиании, который понимает толк в таких делах. Пока ты будешь курить свою трубку, этим быстрым, как ртуть, крошкам не удастся усыпить нас… Посмотри-ка, они уже бегут!
Фиэльд засмеялся несколько принужденно.
— Это уж слишком напоминает мне сказку, — продолжал он. — Разве они не похожи на карликов Мелюзины или на маленьких троллей? Мне кажется, что я присутствую на детском утреннике в театре.
— Но это — опасные дети — пробормотал Паквай с омерзением. — Их руки похожи на щупальца спрута. Но что мы будем делать? По-видимому, нечего и думать о возвращении назад.
Фиэльд встал.
— Кури хорошенько твою трубку, Паквай. Возвращение обратно всегда лишено интереса. Гораздо лучше пойти вперед, чтобы посмотреть, как устроились в своем царстве эти малютки. Очень может быть, что они в конце концов победят нас. Они работают по старым известным методам средних веков. Медленно, но добросовестно. Поспешим, и нам, быть может, удастся встретить Инесу. Она, вероятно, недалеко. Смелая, мужественная девочка! Ее, наверное, протащили по туннелю. Может быть, она даже слышала наши голоса и крикнула, чтобы предостеречь нас.
Паквай кивнул головою и изо всех сил затянулся из своей трубки.
— Разве ты не видишь, друг, — сказал задумчиво Фиэльд, — куда все это ведет? Сомнений больше не может быть. Но никто впоследствии не скажет над нашими могилами, что мы были недостойны доверия, которое подарило нам юное, благородное существо, почти дитя. В наши дни таких осталось мало, Паквай. Порода этих женщин вымирает. Их заменили короткоостриженные развратные создания. Я думаю, что война упразднила полы. Мы вырождаемся день ото дня. Мы становимся умными и сухими. В один прекрасный вечер нашей жизни мы, вероятно, откроем, что становимся бессмертными от сплошной разумной скуки. Совсем как эти карлики, которых мы собираемся навестить.
Он находился в мертвом, окаменевшем мире. По-видимому, всякая жизнь погасла кругом него. И все же чьи-то глаза отовсюду следили за ним. Как некогда Раймонд Сен-Клэр, он лишился последнего спутника. Его верный друг и помощник исчез у него за спиною, и он даже не мог представить себе, каким образом это произошло.
Понемногу к нему вернулись спокойствие и хладнокровие, Многое может показаться неестественным и страшным для слабых мозгов. Но Фиэльд не принадлежал к той породе людей, которые могут уверовать в чудо.
Он встал на колени и пополз на четвереньках, осматривая каждый сантиметр земли.
И на этот раз он открыл нечто, что навело его на верный след. То был маленький кончик веревки, зажатый между двумя пластами лавы. Он тотчас узнал эту тонкую, но крепкую веревку. То был кончик лассо Паквая. Он схватил и потянул его. Камень медленно поднялся под сильною рукой и бесшумно повернулся на своей оси, обнаружив большое темное отверстие. Ни один современный тайник не мог быть придуман с большей хитростью.
Фиэльд не задумался ни на минуту. Он проскользнул туда с единственной мыслью найти во что бы то ни стало своих друзей. Потому что он знал, что другой конец длинного лассо был крепко обвязан вокруг стана Паквая.
Он очутился в трубкообразном коридоре. В некоторых местах он был так узок, что его широкие плечи, нагруженные вдобавок тяжелым ранцем, едва могли протискаться дальше. Но зато его глаза постепенно привыкали к темноте, и у него хватило времени на то, чтобы обдумать свое положение.
Он начал уже ориентироваться, и, когда внезапно открылся выход из коридора, его ноги нашли опору на ступеньках, которые хотя и были очень крутые, но не столько, чтобы он не мог по ним приступить к равномерному спуску вниз.
Он услышал наверху слабый стук, и кругом него сразу наступила непроницаемая тьма: по-видимому, камень автоматически повернулся на свое место.
Воздух был прохладный и влажный и звук текущей воды становился яснее. Он обвязал конец лассо вокруг своей руки, и, найдя выступ поудобнее, начал тянуть его к себе. Он поддавался легко и быстро. Значит, если Паквай даже и был сброшен вниз, то падение едва ли было так высоко, чтобы серьезно повредить ему.
Тут Фиэльд вспомнил о фонаре, вынул его из кармана и навел сильный рефлектор на дно шахты.
Зрелище, которое ему представилось, он никогда впоследствии не мог забыть.
На полу галереи, над рекой, текущею в нескольких метрах ниже нее, различил он распростертое тело Паквая. Вокруг него двигались, подобно клубку странных серых червей, несколько карликовых существ, которые были заняты тем, что связывали руки и ноги индейца. Его голова была покрыта платком. Даже на этом расстоянии Фиэльд почуял запах того же самого усыпляющего средства, которое он уже заметил, когда осматривал спальный мешок Инесы.
Фиэльд не был особенно удивлен. В дневнике профессора находилось подробное описание этих карликов Кономамаса. Но надо было иметь стальные нервы, чтобы стоять лицом к лицу перед этими существами, отвратительная дряхлость которых соединялась с юношеским проворством. Они были ростом не больше двух футов. Но годы стерли большинство черт, отличающих человеческую породу. Отвислая, высохшая и морщинистая кожа напоминала кожу слона. Они охотнее ползали, чем ходили, и напоминали тогда стволы самых старых деревьев в лесу. Тонкий слой слизи указывал на то, что они часто бывают в воде. Глаза были красные, слезящиеся, с почти фосфорическим блеском.
Несмотря на отвратительную и отталкивающую внешность этих карликов, Фиэльд все-таки впоследствии заметил, что их движения не лишены были некоторого достоинства — в этих движениях сказывалась благородная, древняя раса.
Их голоса приглушались до далекого свиста. По-видимому, они были привычны к темноте. Резкий свет фонаря Фиэльда заставил их мигать глазами и натыкаться друг на друга. Некоторые даже нырнули в воду. Но какая-то угроза, произнесенная, очевидно, одним из вождей, вернула их к берегу.
Фиэльд воспользовался их замешательством. Он прикрепил фонарь к своему поясу, крепко намотал на руку лассо, и, прежде, чем карлики могли помешать ему, он притянул к себе находившегося в полусознательном состоянии Паквая и окунул его в реку, чтобы освежить его.
Этот маневр оказался весьма целесообразным. Потому что, когда Фиэльд начал поднимать его на уступ, где он стоял сам, Паквай был уже в состоянии помогать себе руками и ногами. Через несколько минут оба друга стояли рядом на узком скалистом уступе. Но их положение было не такое уж блестящее. Обратный путь был закрыт, а искусственный или естественный тоннель, вел, очевидно, прямо в царство карликов, и судьба, ожидающая их там, была не из тех, к которым человеку свойственно стремиться с нетерпением.
Но все же они были пока господами положения,
Белый неподвижный глаз, устремленный так пристально на необыкновенных человечков внизу, начал причинять им мучительные страдания. Их красные глаза щурились и источали крупные слезы. Они сталкивались между собою со своеобразным фырканьем, бывшим у этих зловещих созданий, по-видимому, выражением гнева и брани.
Паквай быстро пришел в себя.
— Мы попали, кажется, в царство червей, — сказал он невозмутимо. — Ты ничего не имеешь против, если я закурю мою трубку.
— Я как раз хотел попросить тебя об этом, но на этот раз тебе придется удовольствоваться несколько иным табаком, чем тот, к которому ты привык.
Фиэльд отыскал в кармане небольшой кисет табаку и протянул его Пакваю.
— К счастью, я был подготовлен в искусстве выводить из усыпления. Сен-Клэр кое-где упоминает об этом. Это хороший виргинский табак. Но в нем есть примесь, изготовленная моим фармацевтом в Христиании, который понимает толк в таких делах. Пока ты будешь курить свою трубку, этим быстрым, как ртуть, крошкам не удастся усыпить нас… Посмотри-ка, они уже бегут!
Фиэльд засмеялся несколько принужденно.
— Это уж слишком напоминает мне сказку, — продолжал он. — Разве они не похожи на карликов Мелюзины или на маленьких троллей? Мне кажется, что я присутствую на детском утреннике в театре.
— Но это — опасные дети — пробормотал Паквай с омерзением. — Их руки похожи на щупальца спрута. Но что мы будем делать? По-видимому, нечего и думать о возвращении назад.
Фиэльд встал.
— Кури хорошенько твою трубку, Паквай. Возвращение обратно всегда лишено интереса. Гораздо лучше пойти вперед, чтобы посмотреть, как устроились в своем царстве эти малютки. Очень может быть, что они в конце концов победят нас. Они работают по старым известным методам средних веков. Медленно, но добросовестно. Поспешим, и нам, быть может, удастся встретить Инесу. Она, вероятно, недалеко. Смелая, мужественная девочка! Ее, наверное, протащили по туннелю. Может быть, она даже слышала наши голоса и крикнула, чтобы предостеречь нас.
Паквай кивнул головою и изо всех сил затянулся из своей трубки.
— Разве ты не видишь, друг, — сказал задумчиво Фиэльд, — куда все это ведет? Сомнений больше не может быть. Но никто впоследствии не скажет над нашими могилами, что мы были недостойны доверия, которое подарило нам юное, благородное существо, почти дитя. В наши дни таких осталось мало, Паквай. Порода этих женщин вымирает. Их заменили короткоостриженные развратные создания. Я думаю, что война упразднила полы. Мы вырождаемся день ото дня. Мы становимся умными и сухими. В один прекрасный вечер нашей жизни мы, вероятно, откроем, что становимся бессмертными от сплошной разумной скуки. Совсем как эти карлики, которых мы собираемся навестить.