Ренделл Рут. Призрак для Евы

   Минти не видела его с того вечера в кинотеатре, но размышляла над словами Соновии и Лафа. Кошка, идущая по ее могиле. Она не могла отделаться от мыслей о том, что ее могила может оказаться на том огромном, ужасном кладбище на севере Лондона, куда Тетушка однажды брала ее на похороны ее сестры Эдны. Это не будет похоже на место упокоения Тетушки, красивое и уютное, под большими темными деревьями, рядом с домом, только по другую сторону высокой стены – одна из голых каменных плит в длинном ряду, неотличимая от других, открытая дождю и ветру. Будет ли на ней надпись? Кто ее закажет? Теперь, когда ушли Тетушка и Джок, у нее никого не осталось.
   Минти снилась могила. Она лежала в ней под землей, но не в гробу. Гроб – непозволительная роскошь. Она лежала в холодной, мокрой земле – хуже места невозможно представить, – и грязь покрывала ее всю – кожу, волосы, ногти. Старый кот мистера Кроута пришел на могилу и стал разгребать землю лапами, как обычно делают кошки. Минти видела его над собой сквозь прокопанную дыру: серую морду, оскаленные зубы, злобно сверкающие глаза, дрожащие усы. Потом кот вновь зарыл яму, земля набилась Минти в нос и в рот, и она проснулась, жадно ловя ртом воздух. После этого сна ей пришлось встать и принять ванну – посреди ночи.
   Слова Лафа о том, что она бормотала с закрытыми глазами, а также фраза Соновии, что разговаривать с собой – первый признак безумия, ей тоже не понравились. Ничего она не бормотала, а закрыла глаза потому, что испугалась. В пабе Соновия с Лафом все время смеялись над ней. Минти решила, что когда в следующий раз захочет посмотреть фильм, то пойдет в кино одна. Почему бы и нет? Раньше она ходила одна – и теперь может. Купит себе пакетик леденцов «Поло». Или банан, потому что он их не любил, – хотя нет, ведь ей нужно будет куда-то выбросить кожуру.
   Домой она поехала на автобусе, и на соседнее место сел какой-то мужчина. Минти не собиралась смотреть на него, поскольку была уверена, что это Джок, и даже слышала его голос, шептавший: «Поло, Поло». Но когда она очень осторожно и медленно повернула голову вправо, то увидела совсем другого мужчину, пожилого, с седыми волосами. Должно быть, Джок улизнул, воспользовавшись тем, что она не смотрит, и заставил старика сесть сюда.
   Люди редко ходят на сеанс в три тридцать. Многозальный кинотеатр в это время почти пуст. По субботам «Чистюля» закрывалась в час дня, и после обеда Минти решила посмотреть фильм «Талантливый мистер Рипли». Она купила билет, и ей сказали, в какой зал идти. Там сидели всего два зрителя, и в ее распоряжении оказался целый ряд. Джок не появился. Минти не видела его уже неделю – та встреча в автобусе не считается. Она радовалась одиночеству, когда не нужно благодарить за то, что тебе передали попкорн или шоколад, а сидящие сзади люди не просят тебя заткнуться.
 
   Вечера становились светлее. Минти уже могла при свете солнца купить цветы для Тетушки в киоске у ворот кладбища и пройти к могиле. Вокруг никого не было. В последнее время так часто шел дождь, что ваза переполнилась водой, хотя цветы в ней увяли. Минти выбросила их под куст падуба и поставила в воду желтые нарциссы. Затем вытащила из сумочки две салфетки, расстелила на могильной плите и опустилась на колени, зажав между указательным и средним пальцем серебряный крестик. Крепко зажмурившись, она молилась Тетушке, прося навсегда избавить ее от Джока.
 
   Соновия стояла у ворот, прощаясь с Дэниелом, который забегал на чашку чая. Минти не видела его несколько месяцев, с того дня, как получила письмо о смерти Джока.
   – Как дела, Минти? – спросил он голосом, каким обычно говорят врачи, легкомысленным и фамильярным. – Полегчало?
   – Все в порядке, – ответила она.
   – Видела что-нибудь интересное? – Тон Соновии словно намекал, что жизнь Минти обычно скучна, и в нем пряталась насмешка. Минти не ответила. Она чувствовала, что поясной кошелек с ножом внутри сдвинулся под одеждой. – Хочешь надеть на свадьбу Джозефин мое синее платье с жакетом?
   Минти растерялась. Не в состоянии придумать предлог для отказа, она смутилась и молча кивнула. Дэниел пошел к машине, которую мог парковать где угодно, потому что на стекле у него была наклейка с надписью, что он врач. Минти хотелось убежать домой, хорошенько вымыться, убедиться, что Джока нет, и закрыть все двери. Вместо этого пришлось пойти к Соновии, заглянуть в ее платяной шкаф и взять синее платье с жакетом – независимо от желания, потому что это единственная вещь, которая ей подходила.
   – Я уже не влезаю в него с тех пор, как стала набирать вес, – сказала Соновия.
   Минти пришлось примерить платье. Выбора не было. Ей не нравилось, что Соновия видит ее обнаженную кожу, такую бледную и пахнущую мылом, глазеет на поясной кошелек на ее тонкой талии. Платье оказалось немного великовато, но подошло. Минти так дрожала, натягивая его через голову, – неизвестно, сколько раз его надевали и стиралось ли оно, – что Соновия задала свой обычный вопрос: ей не холодно?
   – Очень мило. Тебе так идет. Ты должна чаще носить синее.
   Минти пристально разглядывала свое отражение в зеркале, пытаясь забыть о том, что платье грязное. Это было зеркало во весь рост, которое Соновия называла «трюмо». За своей спиной она увидела призрак Джока, который открыл дверь и вошел в комнату. Он положил ладонь ей на шею, склонил голову и зарылся лицом в ее волосы. Минти отмахнулась от привидения:
   – Уходи!
   – Ты это мне? – спросила Соновия.
   Минти не ответила. Просто покачала головой.
   – Где ты была сегодня днем, Минти?
   – Ходила в кино.
   – Что, одна?
   – Почему бы и нет? Иногда мне нравится быть одной. – Минти сняла платье. Джок исчез. Она протянула платье Соновии, как женщина, покупающая одежду в магазине.
   – Я положу его в пакет. – Соновия сказала это бесстрастным, терпеливым тоном, словно разговаривала с капризным ребенком, но Минти было все равно.
   Спустившись вниз, она отказалась от чашки чая, а также от джина с тоником, предложенного в качестве альтернативы.
   – Мне нужно домой.
   Мистер Кроут был в палисаднике, а вместе с ним его сестра. В руке она держала чемодан и, похоже, только что приехала. Фамилия у нее была не Кроут, а какая-то другая, потому что она вышла замуж – лет сто назад. Минти не смотрела на них, просто вошла в дом. Платье и жакет чем-то пахли. В основном затхлостью. На поле жакета обнаружилось пятно – наверное, брызги жира. Минти задрожала, радуясь, что рядом нет Соновии и некому спрашивать, не замерзла ли она. Удовольствие от фильма забылось, вытесненное последующими событиями. Минти чувствовала себя беззащитной перед надвигающейся опасностью. Поднимаясь по лестнице, она все время дотрагивалась до дерева: кремовых балясин, покрашенных коричневой краской перил и розового плинтуса наверху. Тетушке нравилось разнообразие в отделке дома, и Минти была ей за это благодарна. Что бы с ней стало, будь все деревянные предметы в доме белыми, как у Соновии?
   Минти набрала ванну и залезла в воду с ножом в руке – сама не зная зачем. Здесь она чувствовала себя в большей безопасности, чем где-либо еще. Призрак Джока никогда не приходил в ванную и теперь тоже не придет. Минти вымыла голову и лежала в ванне, пока вода не начала остывать. Одним полотенцем она обернула тело, другим голову, вытерла нож. Теперь для мытья требовались три полотенца, а не два, но Минти смирилась – все средства хороши, чтобы оставаться безупречно чистой. Потом настал черед чистых хлопковых брюк и чистой футболки. Прежде чем заняться содержимым пакета Соновии, Минти надела черные хлопковые перчатки Тетушки, но все равно держала платье и жакет на расстоянии вытянутой руки. В понедельник она отнесет вещи в «Чистюлю» и сама подвергнет их сухой чистке, а затем как следует отгладит. Оставив платье в неиспользуемой комнате, подальше от мест, где она могла оказаться, Минти сняла перчатки и вымыла руки.
 
   Соновия зашла в «Чистюлю» по чистой случайности. Свои вещи и вещи Лафа, нуждавшиеся в чистке, она обычно относила в химчистку на Вестерн-авеню, но в последний раз муж остался не очень доволен качеством работы, а ей самой не понравилась шутка приемщика насчет развлечений полицейских.
   В этот раз Соновия хотела почистить фланелевые брюки Лафа и клетчатый спортивный пиджак.
   – Почему бы тебе не отнести их в заведение Минти? Попробуй.
   В «Чистюле» готовые вещи висели на вешалке, которая располагалась слева от конторки и тянулась до задней стены. Когда Соновия вошла, в помещении никого не было, и она немного подождала, разглядывая объявления, предлагающие разнообразные услуги химчистки; потом ее взгляд скользнул по стопке рубашек на прилавке и переместился на вешалку слева. Она уже собралась деликатно кашлянуть, когда заметила вещь, висевшую с самого края. Несмотря на плечики с пенопластовым воротником и прозрачный пластиковый мешок, Соновия без труда узнала свое синее платье с жакетом. Она сердито хлопнула рукой по звонку на конторке.
   Появилась Джозефин.
   – Простите, что заставила ждать, – сказала она. – Чем я могу вам помочь?
   – Позвать мисс Нокс. Мне нужно с ней кое-что обсудить.
   Пожав плечами, Джозефин подошла к двери и крикнула:
   – Минти!
   Соновия все больше злилась. Когда из задней комнаты вышла Минти, она стояла, отдуваясь и скрестив руки на груди.
   – Хотелось бы мне знать, что ты о себе воображаешь, мисс Араминта Нокс, проявляя подобную брезгливость. Берешь у человека одежду, а потом решаешь, что она для тебя недостаточно чистая? Полагаю, ты принимала свою знаменитую ванну после того, как примеряла платье. Я удивляюсь, что ты вообще держала мои вещи в доме – или вывешивала на воскресенье в сад?
   Минти ничего не ответила. Ей не пришло в голову, что можно вывесить платье Соновии в саду. Хорошая была бы идея. Она подошла к вешалке и пристально посмотрела на вещи сквозь пластиковый мешок.
   – Я называю это оскорблением – учитывая, сколько лет мы знакомы. И сколько раз ты пользовалась нашим гостеприимством! Но ты считаешь, что я держу в шкафу грязные вещи, – и это уж слишком. Лаф говорит, что на чистку одежды я трачу больше, чем на еду.
   – Но не у нас, – вставила Джозефин.
   – Я попросила бы вас не вмешиваться, мисс О’Салливан. А что касается тебя, Минти, мы с Лафом завтра вечером собирались пригласить тебя на «Красоту по-американски», а потом угостить в пабе, но теперь передумали и пойдем одни. Боюсь, мы недостаточно чистые, чтобы сидеть рядом с тобой.
   Соновия выскочила на улицу, забыв взять платье и жакет. Джозефин посмотрела на Минти, Минти на нее, а затем Джозефин расхохоталась. Минти не могла последовать ее примеру. Но была рада, что платье осталось у нее. Наверное, теперь Соновия уже не захочет забирать его, и это значит, у Минти всегда будет что надеть, если ее еще раз пригласят на свадьбу. Она вновь принялась гладить рубашки.
 
   Однажды кто-то подарил Тетушке комплект долгоиграющих пластинок с названием «Порги и Бесс». Минти не могла вспомнить, по какому поводу, наверное, на день рождения, но у Тетушки не на чем было их слушать, даже если бы она захотела, и поэтому пластинки выглядели как новые. Не поссорься Минти с Соновией и Лафом, она спросила бы их совета, потому что у них имелась штука, которая проигрывала компакт-диски, но теперь это исключалось. В конце концов Минти купила в соседнем с «Чистюлей» магазине оберточную бумагу с изображением свадебных тортов и серебряных колокольчиков, завернула в нее пластинки и отправилась на свадьбу к Джозефин.
   В то субботнее утро химчистка не работала. Они повесили на дверь объявление: «Закрыто по случаю бракосочетания владельца». Церемония венчания проходила в Экуменической церкви на Харлсден-хай-стрит, а свадебное торжество в ресторане «Лотос и дракон», где работал Кен. В церкви было очень весело – с танцами, игрой на тамбуринах и рок-группой из четырех женщин, а во время ленча появился улыбающийся зеленый дракон, сделанный точно так же, как лошади на рождественском спектакле для детей, и произнес речь по-китайски. Минти было весело – по крайней мере, поначалу. Она рассчитывала спрятать поясной кошелек с ножом под синим платьем Соновии, однако он все равно выпирал и выглядел нелепо. По какой-то причине ей казалось, что на свадьбе должен появиться призрак Джока. А когда она увидела пустой стул рядом с собой, то все сомнения исчезли.
   – Почему здесь никто не сидит? – спросила Минти у лучшей подруги Джозефин, жившей в Уилсдене^[22].
   Та ответила, что из Коннемара^[23] должна была приехать мать Джозефин, но вчера она упала и сломала лодыжку.
   – Не нужно было оставлять здесь стул, – сказала Минти, но никто не отреагировал.
   Джозефин заявила, что пустой стул напоминает ей об отсутствующих друзьях. Она была очень мила – хотя, возможно, чересчур экстравагантна – в своей алой шифоновой тунике и черной широкополой шляпе со страусовыми перьями. Кен красовался в серой визитке и цилиндре. На столе стояли красные лилии, а салфетки были украшены зелеными драконами.
   Гостей угощали тостами с креветками и фаршированными блинчиками, а потом подали утку по-пекински. Ее ела даже Минти – не могла отказаться. Во время длинной дискуссии по поводу правильного названия блюда между лучшей подругой из Уилсдена и братом Кена, который хорошо говорил по-английски, в зал вошел призрак Джока и уселся на стул рядом с Минти. Таким она его ни разу не видела, хотя ей иногда хотелось, чтобы он так оделся: темный костюм, белая рубашка и синий галстук в белую крапинку.
   – Извини, что опоздал, Поло.
   – Уходи.
   Он ей не ответил. Просто засмеялся, словно настоящий, живой человек. Минти не поднимала на него глаз, но слышала его шепот: «Я вошел в сад и увидел огромную медведицу…»
   Кто-то на другом конце стола начал фотографировать. Пока все были ослеплены вспышкой, Минти схватила со стола нож, предназначенный для гостей, которые не умели есть палочками. Опустив руку с ножом, она ударила снизу вверх в обтянутое брюками бедро Джока. Минти ждала, что потечет кровь – та, что течет в жилах призрака, красная, как у живых людей, или какая-нибудь другая, – но крови не было. Фигура Джока не исчезла сразу, а покрылась рябью, словно отражение на потревоженной поверхности воды, затем постепенно растаяла и исчезла совсем. Стул рядом с Минти снова опустел.
   Значит, помогло. Даже тупой нож избавил ее от призрака. Но навсегда ли? Нож остался чистым, словно прошел сквозь воздух. Люди как-то странно смотрели на нее. Минти заставила себя широко улыбаться в объективы фотоаппаратов; казалось, несколько десятков камер щелкают и вспыхивают одновременно. Интересно, проявится ли призрак на фотографиях? Если он будет виден на пустом стуле, то снимки обязательно попадут в воскресные газеты.
   Брат Кена произнес речь, затем сестра Джозефин. Приносили все больше спиртного. Минти подумала, что пора уходить, хотя все еще сидели за столом. Заметив указатель с надписью «Женский туалет», она удалилась в ту сторону, куда указывала стрелка, прошла комнату, где были сложены подарки, хотя своего она там не увидела, и вышла через черный ход на грязный двор. Минти довольно долго плутала среди переулков, а когда наконец вышла на Харроу-роуд, то дрожала от страха, боясь натолкнуться на призрак Джока.
 
   На протяжении многих лет Лаф и Соновия, прочитав «Мейл», опускали газету в почтовый ящик Минти. Точно так же Лаф поступал со своими «Ивнинг стандард», «Мейл он санди» и «Санди миррор». Однако последние две недели он этого не делал, и Минти уже перестала ждать воскресные газеты.
 
   У ее соседей Уилсонов по этому поводу разгорелся жаркий спор. Супруги, оба в ночных рубашках, сидели за затянувшимся завтраком, состоявшим из рогаликов, плюшек с начинкой и кофе, и никак не могли прийти к согласию: продолжать ссориться с Минти или, по выражению Соновии, «послать ее куда подальше».
   – Я не хочу, чтобы ты сегодня отдавал эти газеты, мой дорогой, и всего лишь. Пусть достанутся Коринне. Она перестала выписывать воскресную газету, и я уверена, что твоя дочь имеет на нее больше прав, чем соседка.
   – Не только, – ответил Лаф. – Ты не хочешь прекращать возникшую бог знает из-за чего ссору с этой бедной девочкой, которая глупа, как пробка, и у которой совсем съехала крыша.
   – Мне не нравится, когда ты называешь ее «девочкой». Минти Нокс всего на девять лет младше меня, и это тебе прекрасно известно. А что касается «глупости», то у нее хватает ума брать у человека одежду и одновременно обвинять в неряшливости. Скажу тебе еще кое-что: у нее достаточно здравого смысла, чтобы носить под одеждой кошелек с деньгами. Я видела его, когда она примеряла мое платье, – сумочка на ремне, застегнутом на талии.
   – Очень хорошо. Жаль, что в нашем районе мало таких женщин. Было бы меньше выхваченных сумочек, грабежей и всего прочего. Когда я прочту газету, то вытащу из нее страницу, которую ты хочешь отдать Коринне, а остальное положу в ящик Минти. Пора зарыть топор войны, вот что я тебе скажу.
   – В таком случае, сержант Лафкадио Уилсон, можешь искать кого-нибудь другого, кто поджарит тебе свинину для воскресного ленча. А я поеду к Дэниелу, Лорен и моей любимой маленькой внучке. Я тебя предупредила.
 
   Чем больше Минти размышляла об этом, тем сильнее ей хотелось увидеть «Мейл» и «Миррор». Незачем было фотографировать, если не собираешься отправить снимки в газеты, а на одном из них может – должен – быть Джок, хотя бы полупрозрачный или в виде тени. Минти подумала, что это станет доказательством, которое можно предъявить людям, таким как Уилсоны и, возможно, Джозефин. Когда она втыкала нож в Джока, то видела, что Джозефин смотрит на нее из-под своей большой черной шляпы, словно на сумасшедшую, – этот ужасный взгляд и поджатая губа.
   Когда в половине первого Лаф не пришел, Минти вымыла руки, надела пальто и отправилась к газетному киоску, тому, что напротив кладбища, и купила три воскресные газеты. По дороге домой она прошла мимо ворот Лафа и Соновии, откуда тянуло густым, аппетитным ароматом жареной свинины, соблазнительным для других, но вызвавшим у Минти дрожь. Усилием воли она заставила себя не думать о пузырящемся, шипящем и брызгающем жире, о покрывающихся коричневой коркой картофелинах – сковородку ведь невозможно отскрести дочиста – и, вернувшись домой, вымыла руки. Возможно, ей следует еще раз принять ванну.
   Тот факт, что в газетах не оказалось фотографий свадьбы Джозефин – не только с Джоком, сидящим на пустом стуле, но вообще никаких, – принес горькое разочарование. Минти пришлось удовлетвориться фотографиями с первой страницы (и внутренних тоже), на которых были запечатлены некто Джеймс Мэлком-Смит, член парламента, и миссис Зилла Лич. Короткий абзац внизу сообщал:
 
   Джеймс Мэлком-Смит (30), член парламента от консервативной партии от Южного Уэссекса, сочетается браком с подругой детства Зиллой Лич (27) в капелле Св. Девы Марии в Вестминстерском дворце. Мистер Мэлком-Смит, вероятный кандидат на один из постов в теневом кабинете после перестановок, намеченных лидером партии, и его супруга отложат свадебное путешествие на Мальдивы до 20 апреля, когда Палата общин уйдет на пасхальные каникулы.
 
   Минти все это было не очень интересно, но невеста вызвала у нее восхищение – в струящемся шелковом платье, с кремовыми и малиновыми орхидеями, она выглядела гораздо красивее и изящнее, чем Джозефин в своем ярко-красном наряде. Вспомнив взгляд Джозефин и ее поджатую губу, Минти почувствовала обиду. Она перевернула страницу и заглянула внутрь, но обнаружила лишь Мэлком-Смита, прогуливающегося по сельской местности с ружьем, и невесту в грязном старом свитере, с растрепанными волосами и безумной улыбкой, а над всем этим абсолютно непонятный заголовок: ПУБЛИЧНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ? КТО БУДЕТ СМЕЯТЬСЯ ПОСЛЕДНИМ?
   Недостаток газет заключается в том, что некоторые из них оставляют краску на руках. Минти поднялась наверх и приняла ванну. Призрак Джока вернется. Если не сегодня, то завтра, если не завтра, то на следующей неделе. Потому что она его не убила. Тот обеденный нож оказался неподходящим оружием. Просто заставил призрак спрятаться на какое-то время – так поступил бы и живой человек, если бы ему угрожали оружием. В следующий раз она должна приготовить один из длинных, острых ножей, если хочет избавиться от призрака навсегда.

Глава 9

   Компания-поставщик телепрограмм пригласила Мэтью на передачу, которую они снимали для канала BBC-2. Программу предполагалось назвать «Питающиеся воздухом», или что-то в этом роде, а его пригласили – совершенно серьезно – в качестве звезды. То есть Мэтью должен беседовать с людьми, страдающими от таких же проблем, как у него, расспрашивать их и указывать на различия в отношении к еде. Они сделают пилотную программу, а в случае успеха запустят серию. Мишель обрадовалась. Мэтью стал гораздо лучше выглядеть после того, как перешел на диету Фионы, и у него был чудесный голос.
   – Вы всегда напоминали мне того диктора, – сказала Фиона. – Как его звали? Питер Сиссонс.
   – Вероятно, Мэтью выбрали именно из-за приятного голоса.
   Фиона сомневалась. Вне всякого сомнения, его выбрали из-за колонки в журнале, а также потому, что он похож на фотографии людей, которые во время войны были в японских лагерях для военнопленных. Но вслух она этого не сказала. Женщины сидели в оранжерее Фионы и пили охлажденное «Шардонне», а Мэтью за компьютером писал свой еженедельный «Дневник анорексика». Это была красивейшая из оранжерей – причудливый хрустальный дворец с белой тростниковой мебелью, синими подушками, столиком из тростника и стекла, многочисленными карликовыми деревьями, высокими папоротниками и паучником в синих керамических горшках. Через стекло был виден маленький, обнесенный стеной сад Фионы, в котором росли весенние цветы и журчал фонтан.
   – Джефф будет через минуту, – сказала Фиона, словно ее бойфренд не бездельничал, а ездил на работу, как другие соседи. Затем как ни в чем не бывало продолжила, приведя Мишель в замешательство: – Вам он не нравится, правда?
   – Я его совсем не знаю, Фиона. – Мишель смутилась, но на прямой вопрос пришлось отвечать. – Признаюсь, я думала – и Мэтью тоже, – что ты немного… спешишь, выходя замуж за человека, с которым знакома лишь несколько месяцев.
   Фиона осталась невозмутимой.
   – Я твердо знаю, что хотела бы провести с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Пожалуйста, постарайтесь его полюбить.
   «Он живет за твой счет, он груб, лицемерен и жесток, – подумала Мишель. – Он лгун». Вероятно, эти чувства отразились на ее лице, хоть она не произнесла ни слова, потому что Фиона вдруг забеспокоилась.
   – Я не сомневаюсь, вы перемените свое мнение, когда лучше узнаете Джеффа.
   – Хорошо, моя дорогая, признаюсь, что я его недолюбливаю. Конечно, в этом есть и моя вина, а не только его. Но поскольку он будет твоим мужем, я постараюсь с ним поладить.
   – Вы всегда такая рассудительная и искренняя. Хотите еще вина?
   Мишель позволила Фионе плеснуть еще немного «Шардонне» в свой бокал. Говорят, от вина полнеешь, но она заметила, что большинство людей, предпочитавших этот напиток, оставались худыми. Мишель проявила твердость и не съела ни одного орешка из тарелки соленого миндаля, стоявшей на столе.
   – Вы уже назначили дату свадьбы? – смирившись, спросила она.
   – Вы не поверите, но мы не можем найти зала для торжественного приема. Похоже, все хотят сыграть свадьбу в год миллениума. Собирались пожениться в июне, но придется перенести на август. Именно этим Джефф сейчас занят – пытается найти зал.
   Это можно сделать и по телефону, подумала Мишель. Как бы то ни было, она обрадовалась, что свадьба откладывается. А что касается попыток полюбить Джеффа, то каждая прошедшая неделя – по крайней мере, они с Мэтью надеялись – поможет раскрыться глазам Фионы, и она увидит Джеффа в истинном свете.
   – Церковь или загс?
   – Теперь не обязательно и то и другое, правда? Джефф уже был женат, и поэтому церковь исключается, но мы подумали, что можно организовать церемонию в каком-нибудь отеле и там же устроить торжество… – Фиона умолкла, прислушиваясь к звуку открывающейся и закрывающейся парадной двери. – А вот и Джефф.
   Он прошел через гостиную и спустился по ступенькам. С неизменной улыбкой на губах. Открытое лицо, как у одного из американских политиков, подумала Мишель. Превосходные зубы, серьезные морщинки на лбу и темно-синие глаза, которые смотрят прямо на тебя. Джефф склонился к Фионе и поцеловал ее, словно герой фильма, вернувшийся домой, к жене. Мишель, вовсе не желавшая этого, тоже получила поцелуй – легкое прикосновение к щеке.