Рэнни Карен. Снова влюблены

   Пришло время определиться. Окончательно и бесповоротно.
   Он повернулся к Жанне и отвесил легкий поклон — Мы можем поговорить там, где рискуем быть подслушанными, или в относительном уединении. Выбирай, Жанна.
   Она нахмурилась:
   — В чем дело, Дуглас?
   — В тебе. — иронически ответил он. — Все мои проблемы в конечном итоге сводятся к тебе.
   Жанна еще больше нахмурилась, но промолчала.
   Дуглас вышел из хранилища и, убедившись, что она следует за ним, направился к своей конторе. Вряд ли это самое мудрое решение. Хотя объяснение между ними давно назрело, сказанного не воротишь. Ему придется выбирать: либо изгнать Жанну из своей жизни, либо презирать себя за то, что он оказался не в силах отослать ее прочь.
   Помедлив у двери конторы, Дуглас оглянулся на Жанну В строгом синем платье — том самом, в котором он увидел ее в доме Хартли — и незатейливой шляпке, аккуратно сидевшей на голове, она мало походила на девушку, которую он знал когда-то. В полуулыбке, игравшей на ее губах, не было веселья, только вежливое внимание. Лицо, некогда выразительное, казалось непроницаемым. Держалась она прямо и выглядела совершенно неприступной.
   Идеальная гувернантка во всех отношениях.
   Если бы не печаль, порой омрачавшая ее взгляд и витавшая над ней, словно тончайшая вуаль, почти незаметная для глаз.
   Внезапно Дугласу захотелось, чтобы Жанна рассмеялась, весело и самозабвенно, как Маргарет, чтобы на несколько часов превратилась в девушку, которой была когда-то. Он, ненавидевший притворство, но втянутый в него в течение последних недель, вдруг решил, что еще несколько часов ничего не меняют.
   Возможно, они снова займутся любовью этой ночью если она позволит ему прийти к ней в комнату. Или он убедит Жанну прийти к нему. Не важно. Он будет любить ее не как мужчина, терзающийся сомнениями и любопытством, а как юноша, со всем пылом первой и чистой любви.
   Воздух, казалось, искрился между ними. Дугласу хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть и заставить признаться во всех грехах. Но он не осмеливался коснуться Жанны, уверенный, что это закончится объятиями Помоги ему Боже, он все еще желает ее

Глава 27

   Открыв дверь своей конторы, Дуглас отступил в сторону, пропустив ее вперед.
   Жанна неохотно шагнула внутрь. Будь у нее хоть капля мудрости, она нашла бы чету французских эмигрантов, которые однажды приютили ее, и сделали бы то же самое и сейчас. Но когда она была мудрой с Дугласом!
   Сквозь ряд окон, занимавших целую стену, открывался вид на море и оживленный порт. В дальнем конце комнаты располагался массивный письменный стол красного дерева, украшенный по углам резными изображениями танцующих дельфинов. Сидя за ним, Дуглас мог видеть покачивающиеся на волнах корабли. Интересно, мечтает ли он по-прежнему о дальних путешествиях или ему хватает приключений в Эдинбурге?
   Перед окнами, опираясь на треногу, стояла медная труба. Подойдя к ней, Жанна потрогала металлическое колесико, связывающее инструменте опорой — Что это? — спросила она.
   — Телескоп. С его помощью можно видеть удаленные предметы.
   Жан на кивнула, не решившись попросить его продемонстрировать прибор. Не самое подходящее время, чтобы поражаться чудесам науки или вникать в увлечения Дугласа. У него явно что-то на уме. Все утро он вел себя странно, время от времени поглядывая на нее, словно ждал, что она изменится прямо у него на глазах. Его что-то беспокоило, но Жанне не очень хотелось знать, что именно.
   — Жаль, что нельзя увидеть прошлое, — заметил Дуглас Жанна бросила на него взгляд через плечо и отвернулась, уставившись на пристань. У дальнего причала швартовался изящный белый корабль с двумя высокими мачтами, казавшимися черными на фоне ослепительно голубого неба Паруса были подняты, однако нос корабля гордо вздымался на водой, словно ему не терпелось снова оказаться на морском просторе. На борту красовалось название «Дева Шерборна», выведенное затейливой красной вязью Дуглас прав, прошлое скрывается во мраке, но оно способно ранить даже сейчас.
   — Мне нужно найти Маргарет, — сказала она.
   — Маргарет будет занята еще добрую четверть часа, Жанна, так что у нас достаточно времени, чтобы поговорить Жанна промолчала, опасаясь откровений, без которых не обходилась ни одна их встреча.
   До сих пор ей удавалось ограничиваться полуправдой.
   Дуглас видел ее шрамы, но не знал, что она повторяла его имя, сдерживая крики во время избиений. Она сказала, что вернулась в Волан, но не говорила, что чуть не умерла от голода Он знал, что она бежала из Франции, но не представлял, насколько ужасным было это путешествие.
   И ему неизвестен ее самый большой секрет — что у них был ребенок.
   «Расскажи ему, — твердил ей внутренний голос. — Расскажи и уезжай. Расскажи все, что случилось за эти годы»
   Возможно, когда она снимет бремя с души, то сможет спросить, почему он так и не приехал за ней.
   Но слова не шли. Она не хочет покидать Дугласа. И Маргарет. Малышка заняла в ее сердце прочное место.
   Собравшись с духом, Жанна повернулась к нему.
   Солнце освещало его бесстрастные черты. Но она достаточно хорошо знала Дугласа, чтобы догадываться, что он сердится.
   Его гнев не пугал ее. Пугала только правда.
   — Я должна уехать, — произнесла Жанна, неожиданно для себя. Впрочем, стоит ли ждать, когда тебя отвергнут? Лучше уйти самой.
   — После того, как мы поговорим о Париже.
   — Нет. — Она не станет говорить о прошлом. — Не мог бы ты попросить кучера доставить меня домой? Я соберу свои вещи и уйду.
   — Я пытался увидеть тебя в Париже, — сказал Дуглас. пропустив ее слова мимо ушей. — Я пришел сказать тебе, что приехали мои родители, но меня встретила Жюстина.
   Жанна покачала головой и подняла руку. Откровения могут уничтожить ее. Прошлое — ее неотъемлемая часть, но самая хрупкая и ненадежная. И если она еще держится, то лишь благодаря усилию воли. Достаточно слабого дуновения, чтобы все рассыпалось в прах. Нет, ее последнее воспоминание о Дугласе не будет омрачено рыданиями и бесполезными мольбами.
   — Она сказала, что ты ждешь ребенка.
   Вот оно — начало бесконечных вопросов, презрительных взглядов и откровенного ужаса.
   Жанна закрыла глаза и глубоко вздохнула, сожалея, что нет никого, кроме Бога, кому она могла бы молиться.
   Бог, царивший в обители Сакре-Кер, был мстительным и лишенным сострадания, готовым карать даже за то, что она все еще жива. Жанна привыкла воспринимать его как небесное воплощение графа дю Маршана, с напудренными волосами и сверкающими одеждами, расшитыми солнечными лучами.
   Жанна открыла глаза и заставила себя улыбнуться.
   — Ты злишься, что я не пускаю тебя в свою постель? — осведомилась она, повернувшись к нему. — В этом все дело, да?
   Хмурая гримаса на лице Дугласа сменилась удивлением.
   — Это можно исправить. — Жанна подошла ближе и кокетливо улыбнулась. — Здесь и сейчас. — Она бросила красноречивый взгляд на широкую поверхность письменного стола.
   Она развязала ленты шляпки и бросила ее в кресло, но та упала на пол. Затем отодвинула письменные принадлежности и, присев на край стола, принялась расстегивать лиф платья.
   — Что ты делаешь? — резко спросил Дуглас. Похоже, ей удалось вывести его из себя, а заодно отвлечь от вопросов.
   — Разве непонятно? Ты хочешь, чтобы я разделась, или достаточно поднять юбку? Только, пожалуйста, не рви мою сорочку. У меня осталась только одна.
   — Прекрати, Жанна.
   — Прекратить? — переспросила Жанна с притворным недовольством, что не помешало ей раздвинуть полочки лифа. Она чувствовала себя дерзкой, порочной и бесстыдной. В юности ей нравилось заниматься любовью при ярком свете утра. Но сейчас она испытывала не столько браваду, сколько отчаянное желание отложить объяснение.
   — Ты не хочешь меня? — спросила она, приподняв брови — Более чем следовало бы, — ответил Дуглас, остановившись перед ней. — Иначе я уже давно отослал бы тебя прочь.
   Правда, облеченная в такую форму, почему-то ранила, но Жанна отогнала эту мысль.
   — Тогда, может, нам следует радоваться тому, что есть? В мире не так уж много хорошего. Почему бы не дорожить тем, что мы имеем? Если даже это только страсть.
   Она подняла руку и обхватила ладонью его затылок.
   — Почему бы нам не забыть обо всем? Хоть на мгновение?
   Физически они всегда подходили друг другу до такой степени, что это казалось волшебным и пугающим Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Возможно, слившись в объятиях, они снова обретут то, что потеряли «Пусть годы исчезнут. Сделай так, чтобы все изменилось», — безмолвно взывала Жанна. Но что толку просить об этом Дугласа, когда сам Бог не откликнулся на ее молитву. Нет, ее единственное желание — чтобы они снова ощутили себя свободными, чтобы им хватило смелости любить друг друга так, как в юности.
   Дуглас коснулся ее лица так нежно, что ее сердце сжалось. Затем взял ее за локоть и помог встать со стола.
   Обескураженная, Жанна подошла к застекленному шкафчику, стоявшему у стены. Три полки были заставлены небольшими статуэтками, бюстами и фрагментами барельефов.
   И каждый из них напоминал ее.
   — Что это? — спросила она едва слышно — Мое хобби, — помолчав, произнес Дуглас — Откуда они?
   — Со всего света.
   Бюст на верхней полке изображал юную девушку, вы точенную из бледно-серого камня.
   — Это из Финикии?
   — Из Греции.
   Волосы девушки были собраны на затылке, лишь на висках выбивалось несколько непокорных завитков. Такая же прическа была у Жанны в то утро, когда она впервые встретила Дугласа.
   На второй полке стояла женская фигурка с откинутой назад головой, словно она прислушивалась к доносившимся издалека звукам.
   Каждая скульптура была произведением искусства, но именно их лица поразили Жанну. Хотя эпохи варьировались от древнейших до более поздних, все фигурки обладали несомненным сходством. За минувшие годы лицо Жанны округлилось и повзрослело, но было время, когда оно отличалось тем же хрупким изяществом.
   Жанна коснулась стекла, за которым находилась одна из самых прелестных статуэток. Девушка, облаченная в тончайшее одеяние, придерживала одной рукой подол юбки, держа другую руку на отлете, словно собиралась пуститься в пляс под звуки флейты.
   Однажды Жанна вот так же танцевала в саду. Перестав кружиться, она увидела Дугласа. Прислонившись к стволу, со сложенными на груди руками, он не сводил с нее пристального взгляда. В тот день они впервые занялись любовью.
   — Ты не забыл, — глухо произнесла она. У нее перехватило дыхание.
   — Не забыл.
   Жанна стремительно повернулась к нему.
   — Зачем — спросила она. — Зачем ты это делаешь?
   Зачем коллекционировать все эти скульптуры, напоминающие обо мне?
   — Потому что эти воспоминания — самое ценное в моей жизни.
   Пожалуй, Бог все-таки услышал некоторые ее молитвы.
   Сцепив перед собой ладони, Жанна пыталась заставить себя сдвинуться с места. Но не могла. Даже когда Дуглас поднял руку и коснулся ее лица, отслеживая кончиком пальца контуры ее щеки и подбородка.
   — Что случилось с ребенком, Жанна? — спросил он.
   Вместо ответа она спросила:
   — Кто мать Маргарет?
   Вопрос явно привел Дугласа в замешательство, и он молча уставился на нее.
   Жанна положила ладонь ему на грудь.
   — Вот видишь, Дуглас? Вопросы могут ранить, — сказала она. — А правда может уничтожить.
   — Значит, ты предпочла бы жить во лжи?
   — Да, — призналась она. — Во всяком случае, не открывать друг другу все тайники души и сердца.
   — Мне нечего скрывать.
   — А мне есть, — промолвила она без тени смущения. — Но монастырь внушил мне отвращение к самоуничижению.
   Я не намерена выкладывать всю свою подноготную только для того, чтобы исповедаться.
   — Не уверен, что могу принять твою логику, — возразил Дуглас. — Есть вещи, которые нельзя оставлять недосказанными.
   Жанна яростно покачала головой:
   — Вовсе нет. Например, что изменится, если ты узнаешь, что меня полгода держали взаперти в Волане? Я сидела у окна, тоскуя по небу и земле, отчаянно желая коснуться листка или травинки, ощутить бархатистую прохладу лепестка на ладони. Я вдыхала затхлый воздух и жаждала свободы. Вот правда, Дуглас, но от того, что ты ее узнал, жизнь не стала лучше, а прошлое не изменилось.
   Ее взгляд ни на мгновение не отрывался от его лица.
   — Я плакала, ожидая тебя. День проходил за днем, а тебя все не было. Я решила, что тебя испугала перспектива стать отцом. А ты тем временем праздновал рождение своего первого ребенка. Ты оказался весьма плодовитым, Дуглас. Признавайся, наверное, и в Новой Шотландии у тебя остались дети?
   — Сие мне неизвестно, — отозвался он, нахмурившись.
   — Зато во Франции ты разошелся вовсю. Ведь мать Маргарет — француженка, не так ли?
   Она принялась нервно расхаживать по комнате.
   — Видишь, это тоже правда, и она ранит. — Жанна улыбнулась. — Нет, мне не нужна правда, — сказала она, покачав головой. — Есть вещи, о которых не стоит говорить, и признания, которые не следует делать.
   — Но есть и другие.
   Жанна повернулась и посмотрела на него.
   — Давай отложим это на завтра. Мы еще успеем причинить друг другу боль.
   Подойдя ближе, она обвила его шею руками, сцепив пальцы на затылке.
   — Подари мне сегодняшний день, Дуглас, — это единственное, о чем я прошу.
   Завтра она покинет его, но, прежде чем уйти, расскажет правду, которую он так жаждет узнать. Расскажет, как уехала из Волана, отправившись на поиски пожилой пары, которой отдали ее ребенка. Расскажет о кошмарах, являющихся ей во сне. Но вначале они будут любить друг друга. Это все, чего она просит у судьбы и равнодушного Бога.
   Жанна привлекла его к себе.
   — Поцелуй меня, — шепнула она у самых его губ. Дуглас попытался отстраниться, но она не отпускала его. — Пожалуйста.
   Возможно, на него подействовал ее страстный шепот, а может, он почувствовал ее отчаяние, но его руки обвились вокруг Жанны. И он прижался губами к ее губам.
   В поцелуях Дугласа было нечто магическое. Они словно извлекали ее из телесной оболочки, перенося в другое время и место, превращая в другого человека. Волна наслаждения захлестнула Жанну. Он был наркотиком, а она слабоумной дурочкой, готовой продать душу за мгновения блаженства.
   Дуглас оторвался от ее губ и начал раздеваться. Он снял камзол, затем жилет и принялся за рубашку, не сводя с нее сосредоточенного взгляда. Словно они собирались заняться чем-то более важным и значительным, чем обычные занятия любовью.
   Эти последние недели, помимо прочего, заставили ее понять, что никто не сможет занять место Дугласа в ее сердце и мыслях.
   — Не лучший выбор времени и места, Жанна, — заметил он, скинув башмаки.
   — Да, — согласилась она. — Но, полагаю, на этой двери есть замок?
   Он кивнул.
   — Тогда запри его, Дуглас. Давай забудем, что мы взрослые благоразумные люди. — Она шагнула к окну.
   Остановившись посередине комнаты, в кружке солнечного света, Жанна подхватила юбки и закружилась, как это делала в юности, но без легкости на сердце, которую испытывала тогда. Ей хотелось хоть на несколько минут воспроизвести то время. Или хотя бы притвориться, что между ними нет секретов, болезненных и сокрушительных.
   — Иди сюда, — сказала она, уронив юбки и протянув к нему руки. — Пожалуйста.
   Дуглас прошел мимо нее, и на мгновение Жанна решила, что он собирается выйти из комнаты, но затем услышала щелчок замка. Обернувшись, она обнаружила, что он разматывает галстук.
   На этот раз он ничего не говорил и не пытался образумить ее. Жанна тоже молчала. В мире не существовало никого, кроме Дугласа, и не было ничего важнее, чем ощущение его рук на ее обнаженном теле.
   Воспоминания о нем помогли ей сохранить рассудок, и теперь сознание, что он рядом, придавало смысл ее существованию. Он был необходим ей как вода или пища.
   Он был кровью, которая текла по ее жилам, воздухом, которым она дышала. Он был ее жизнью.
   Дуглас приблизился и принялся расстегивать на ней одежду. Он пребывал в том же лихорадочном состоянии, что и Жанна. Их пальцы порхали, зарываясь в складки ткани, развязывая, расстегивая, снимая. Ее платье упало на пол, где уже лежала его рубашка. За ним последовали корсет и сорочка.
   Внезапно Жанна оказалась на полу, и Дуглас склонился над ней. На этот раз не было ни вопросов, ни поддразнивания, только страсть.
   Он приподнял ее, расположился между ее обнаженными бедрами, вошел в нее и стал двигаться.
   Обвив руками его шею, Жанна закрыла глаза.
   Наслаждение, зарождаясь в месте их соединения, омывало ее тело жаркими волнами. Сердце бешено колотилось, кровь стремительно неслась по жилам. Крепко обняв Дугласа, она устремлялась вслед за ним, когда он поднимался, и выгибалась навстречу, когда он погружался в нее.
   Солнце освещало их сплетенные тела. Они любили друг друга со страстью, нетерпением и отчаянным желанием забыться. Когда все закончилось, ее дыхание успокоилось, а сердце замедлило свой безумный бег, Жанна почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы. Восторг и печаль, радость и ощущение утраты слились воедино.

Глава 28

   Дуглас поднялся и принялся собирать свою одежду, разбросанную по полу. Жанна осталась лежать, наблюдая за ним. У него была поистине великолепная фигура с длинными мускулистыми ногами, широкими плечами и мощной грудью.
   Он посмотрел на нее, но не улыбнулся. Его серьезный взгляд, казалось, говорил, что их любовная интерлюдия лишь отложила неизбежное.
   Жанна села и начала одеваться. Ей больше нельзя здесь оставаться. Иначе любой пустяк может заставить ее расплакаться, слезы приведут к признаниям, которые закончатся катастрофой. А завтра она покинет его навсегда.
   Ее волосы растрепались, но вместо того, чтобы заправить их в пучок, Жанна заплела косу и спрятала ее под шляпку. Вполне приличная прическа, чтобы добраться до дома.
   Одевшись, она схватила сумочку и направилась к двери.
   — Куда ты? — спросил Дуглас.
   — Я должна уехать, — сказала она. — Сейчас же. Пожалуйста, не пытайся задержать меня. И не задавай вопросов.
   — Я велю кучеру доставить тебя домой, — натянуто отозвался он.
   Домой? А ведь так оно и есть. Не отдавая себе в том отчета, Жанна привыкла к дому Дугласа, к его уюту и удобствам, к ощущению собственной принадлежности к его обитателям. Ей нравились слуги, даже Ласситер. Она чувствовала себя своей и на кухне, и в парадных помещениях. Но именно Дуглас и Маргарет заставляли ее чувствовать себя членом семьи.
   Где взять силы, чтобы покинуть их?
   Жанна торопливо вышла из комнаты, спустилась по лестнице и миновала наполненный диковинными ароматами склад. Дважды ей приходилось останавливаться, чтобы смахнуть слезы, застилавшие глаза.
   Проходя мимо будки сторожа, она опустила голову и помахала Джиму рукой, стремясь как можно скорее добраться до кареты.
   — Пожалуйста, отвезите меня домой, Стивене, — произнесла она, с трудом сдерживая слезы.
   — Не могу, мисс. Я должен дождаться мистера Макрея.
   — Все в порядке, Стивене, — раздался сзади голос Дугласа. — Отвези мисс дю Маршан домой.
   Жанна резко обернулась, пораженная; что не слышала его шагов.
   — Вернешься потом за нами.
   Стивене кивнул.
   Дуглас открыл дверцу кареты и отступил в сторону.
   — Поговорим, когда я вернусь;
   — Нет, — сказала Жанна. — Завтра. Прошу тебя.
   Он не ответил.
   Жанна забралась в карету и захлопнула за собой дверцу.
   Высадив ее перед домом, кучер поспешил назад, в Лит.
   Жанна медленно поднялась по ступенькам. Кивнув Ласситеру, добралась до своей комнаты и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной.
   И тут дала волю слезам.
   Ближе к вечеру Жанна вытащила свой саквояж и поставила на постель. Ей не хотелось уходить, но у нее не было выбора. Она поняла это, когда Дуглас спросил: «Что случилось с ребенком, Жанна?»
   Бетти постучала в дверь.
   — Мисс? — окликнула она, не дождавшись ответа.
   Когда Жанна наконец открыла дверь, горничная воздержалась от замечаний по поводу ее заплаканного лица и покрасневших глаз, но в ее взгляде мелькнуло сочувствие.
   — Мистер Дуглас хотел бы, чтобы вы пообедали с ним и мисс Маргарет.
   После возвращения Маргарет в Эдинбург Жанна обедала в детской вместе с Бетти, которая затем возвращалась в комнату девочки, чтобы помочь ей раздеться, умыться и приготовиться ко сну. Жанна слышала, как Маргарет болтает о Гилмуре и других вещах, дорогих ее сердцу. Никто никогда не знал, что заинтересует любознательного ребенка. Вчера это была дождевая капля, позавчера — кваканье лягушки.
   — Только не сегодня, — сказала Жанна, выдавив улыбку. — Пожалуйста, передай ему, что я предпочла бы поесть в своей комнате.
   Бетти, нахмурившись, кивнула:
   — Я скажу кухарке.
   — Спасибо, — поблагодарила Жанна и тихо притворила дверь.
   Она поела в одиночестве, сидя у окна и глядя в ночь, подсвеченную уличными фонарями и колеблющимися светильниками, подвешенными к передку карет. Глядя на силуэты, мелькавшие в освещенных окнах домов, выходивших на площадь, Жанна гадала, живут ли эти люди в радости и согласии или в молчаливом отчаянии. Любят ли они друг друга или страдают от одиночества?
   Кто сказал, что поделиться горем — значит разделить его на двоих? Это не так. Никто не может взять на себя часть ее боли. Она всегда будете ней, до ее смертного часа.
   Интересно, как бы сложилась ее жизнь, не встреться она с Дугласом? Возможно, она не испытала бы такого счастья, но и не пережила бы такого отчаяния. Она могла бы вести приятную жизнь, не догадываясь о том, что в ней чего-то не хватает. Порой она тосковала бы по приключениям, но едва ли чувствовала бы себя так, словно ее сердце разрывается на части.
   Стук в смежную дверь возвестил о появлении Маргарет. Девочка приоткрыла дверь и заглянула в комнату:
   — Можно войти, мисс дю Маршан?
   Жанна кивнула.
   Маргарет вошла, облаченная в серебристо-розовое платье, представлявшее собой уменьшенную версию очень модного женского наряда. Кружевная вставка на груди была украшена крохотными розочками, такими же кружевами были отделаны рукава.
   — Я еще не показала вам, что привез мне Генри.
   Она протянула руку, на которой лежала прелестная миниатюра, изображавшая Гилмур.
   — Он взял рисунки тети Изабель, мисс дю Маршан, и попросил кого-то в Лондоне нарисовать картинку. Ну разве это не самая прелестная вещица?
   Жанна прищурилась, вглядываясь в миниатюру. Даже в затейливой золоченой рамке она была не больше ладони Маргарет.
   — Очень красиво, — сказала она. — Спасибо, что показала мне.
   Маргарет подошла к двери в свою комнату, но помедлила, прежде чем выйти.
   — Мисс дю Маршан? Вы плакали?
   — Да, — призналась Жанна, неуверенная, что следует говорить правду ребенку.
   — Вы скучаете по своему дому? И своей семье?
   — Да. — И это тоже правда.
   — Пусть это будет ваш дом, мисс дю Маршан. А мы с папой будем вашей семьей.
   Жанна чуть не заплакала, глядя в ее серьезные глаза.
   — Большое тебе спасибо, Маргарет. Ты очень добра.
   — Моя мама была похожа на вас, мисс дю Маршан, — неожиданно сообщила девочка. — Папа так и сказал за обедом.
   — Правда?
   Маргарет кивнула.
   — Но на этот раз он не выглядел печальным. Думаю, это из-за вас.
   Пораженная, Жанна молча уставилась на девочку и еще некоторое время смотрела на дверь, когда та медленно за ней закрылась.

Глава 29

   Жанна очнулась от беспокойного сна, разбуженная всхлипываниями Маргарет. Набросив халат и шлепанцы, она зажгла свечу и поспешила в комнату девочки.
   Поставив свечу на ночной столик, она присела на краешек постели Маргарет и ласково потрясла ее за плечо.
   Малышка плакала во сне, и сердце Жанны болезненно сжалось.
   — Маргарет, — шепнула Жанна. Ресницы девочки затрепетали. — Мэгги, успокойся, это только сон.
   Девочка тяжело вздохнула. Затем придвинулась к Жанне, схватила ее ладонь и прижалась к ней щекой.
   Улыбнувшись, Жанна свободной рукой убрала влажные пряди с лица Маргарет.
   — Иногда бывает полезно поговорить о сне, — ласково сказала она, догадавшись, что девочка проснулась. — Ты его помнишь?
   — Нет, — отозвалась Маргарет, не открывая глаз.
   — Это опять был волк?
   Маргарет покачала головой, затем прерывисто вздохнула. Жанна расправила одеяло, подтянув его до подбородка девочки.
   — Хочешь я останусь, пока ты не заснешь опять?
   — Да, пожалуйста.
   — Может, еще что-нибудь сделать?
   — Только, пожалуйста, не приносите мне китайский чай, которым пичкает меня Бетти. — Маргарет скорчила гримаску. — Я притворяюсь, что сплю, когда она возвращается из кухни, — призналась она. — Лишь бы не пить эту гадость.
   — Обещаю не поить тебя китайским чаем, — сказала Жанна. — Лучше я потру тебе спинку. Или найду твою любимую куклу.
   Маргарет приоткрыла один глаз.
   — Я уже давно не играю с куклами, мисс дю Маршан, — важно сообщила она.