Рид Роберт. Уроки творения

Роберт Рид
Уроки творения

   Ее звали Кэтрин. Я был с ней почти незнаком. Судя по зазнайству, кто-то убедил юную особу в том, что творческих способностей у нее через край. Ну-ну...
   Она бросила на меня насмешливый взгляд и сообщила:
   — Они называют себя «квигглами».
   — Какие еще там «квигглы»? — не понял я.
   — Обыкновенные! — отрезала она. — Как хотят, так себя и называют. А что?
   — Ничего, — неуверенно ответил я.
   Ее команда ерзала на стульях и многозначительно переглядывалась. Первый на свете квиггл представлял собой голограмму: безголовый синий шарик с короткими ручками и ножками, кошачьими зелеными глазами на стебельках и огромным ртом, прочерченным ровно по экватору. Ущербность биоинженерии бросалась в глаза. Где у него мозг? Где органы размножения? Как можно орудовать конечностями, лишенными суставов? При таком здоровенном рте необходимы прикрепленные к костям мускулы, но таковых не наблюдалось. Кстати, насчет его рта: куда он, собственно, ведет? Полностью растянув рот в улыбке, существо перерезало бы себя надвое; где же в таком случае у него помещается желудочно-кишечный тракт? Если это только лишь виртуальное создание, то пускай ходит с таким ртом. Но как существовать его белковой копии?
   Впрочем, морфологию я оставил в покое — во всяком случае, на время. Рот беспокоил меня еще и по другой причине. Мясистые губы были приподняты в уголках, приглашая полюбоваться двумя рядами больших белых зубов. Всеядная тварь еще и улыбалась мне, приветливо помахивая своей пухлой трехпалой ручонкой.
   — Напрасно ваш квиггл улыбается. Наведайтесь в зоопарк, — посоветовал я юной особе. — Залезьте там в клетку к шимпанзе и улыбнитесь самцу-вожаку. Увидите, что произойдет.
   — Что же произойдет? — спросила она.
   — Самец решит, что вы его запугиваете. И тут же отучит вас улыбаться.
   — Я же говорил! — сказал член ее команды, робкий хлюпик по имени Тейлор. — Я знал, что ему не понравится улыбка.
   Кэтрин устремила на него воинственный взгляд, потом глянула на меня и сказала презрительно:
   — Квигглы улыбаются, чтобы подчеркнуть свое дружелюбие.
   Все закивали, хоть и не слишком уверенно. Я решил пока что не углубляться в эту тему, лишь спросил:
   — Что еще вы можете рассказать о квигглах? — Ответа не последовало, и мне пришлось уточнить: — Чем они питаются?
   — Они вегетарианцы?.. — предположила одна девушка.
   Я кивнул. Организмы с тонким внутренним устройством редко злоупотребляют мясом. Но Кэтрин поспешила меня разочаровать, добавив:
   — На Квиггле живут одни вегетарианцы. Там вообще нет хищников.
   Ее команда внимательно наблюдала за мной, пытаясь угадать реакцию. Мы встречались уже четвертый день, и они успели познакомиться с моими профессиональными склонностями.
   — Что скажете на это вы? — обратился я к Тейлору.
   Он поежился, пожал плечами.
   — Вряд ли так может быть.
   — Почему не может?
   — Ну, не знаю... — Он уперся взглядом в пол. — Какие-нибудь существа обязательно эволюционировали бы в плотоядных.
   — Только не на нашей планете! — отрезала Кэтрин.
   — Мясо — это энергия, — напомнил я. — Природа не терпит напрасного расходования энергии.
   Взгляд Кэтрин пылал негодованием.
   — На целой планете царят миролюбие и покой. Мы так договорились!
   Остальные дружно закивали. Спорить с ними было трудно: в конце концов, это их планета. Я предпочел переменить тему.
   — Допустим. Сколько квигглов насчитывается в общей сложности?
   — Десять тысяч, — сразу ответила Кэтрин.
   — На целой планете?
   Все, включая Тейлора, опять закивали. Я перевел взгляд на голографическую проекцию, по-прежнему стоявшую посередине стола со своей инопланетной улыбочкой поперек смехотворного тельца. Собравшись с силами, я спросил:
   — Какими технологиями владеет этот десятитысячный народец?
   — Почти что никакими, — заверила меня Кэтрин.
   Внезапно я почувствовал сильную усталость. Ученики искушали меня, провоцируя взрыв неопровержимой логики, но вместо того, чтобы взорваться, я покачал головой и напомнил им:
   — У них должно быть радио. Таково одно из моих главных правил.
   Кэтрин улыбнулась и, предчувствуя победу, ответила:
   — Ладно, одна рация у нас есть.
   Интересно, какой толк от одной-единственной рации? Но я проглотил этот очевидный идиотизм, поблагодарил всех и попрощался. Она проводила меня плотоядной улыбкой, в которой не было ни капли вегетарианства, зато наличествовала претензия на власть — такая же древняя, как сам наш нелепый вид.
 
   Прежде чем заняться писательством, я преподавал. Но писательским трудом много не заработаешь, поэтому на протяжении последних тридцати лет мне частенько требовались средства на пропитание. В последнее время меня стала заботить еще и будущая пенсия. Недавно ко мне обратились из университета штата: не желаю ли я немного поработать в научном центре для одаренных старшеклассников? Я издал согласное мычание, в результате чего мне было назначено собеседование.
   Администратор оказался заготовкой для будущих квигглов: скорее розовый, чем синий, но в остальном все то же самое, в том числе улыбка. Обуреваемый острым желанием понравиться, он долго тряс мне руку.
   — Доктор Митчелл Ларрс. Называйте меня Митч.
   — Франклин Сало. Фрэнк.
   Кабинет Митча был тесным, как коробка для ботинок. Стены были увешаны голографическими плакатами и художествами его бывших учеников. Пыжась от гордости, он сообщил:
   — Я преподавал половине учителей штата. Вы это знали?
   В первый раз слышу...
   — Рад с вами познакомиться, — продолжил он. — Мне пока что не довелось насладиться вашими сочинениями, но я слышал о них хорошие отзывы.
   Я не знал, как мне реагировать.
   — Центр начинает работать в июле, — сказал Митч. — Мы собираем со всего штата учеников с буйным воображением. Две недели они ведут чрезвычайно активную жизнь: профильные занятия, семинары, лекции приглашенных профессоров, выезды...
   — Идеальный вариант, — сказал я.
   Он вручил мне предварительный план занятий. Первое впечатление оказалось не совсем верным. В программе фигурировала «Экология прерий», «Забавы со спектрометром», «НЛО в XXI веке», «Знаменитые дома с привидениями» и прочие диковины.
   — Наша главная цель — творчество. Мы хотим дать ученикам представление о самых различных точках зрения, расширить их интеллектуальный диапазон, освободить их зрение от шор. — Видимо, этими речами он надеялся вызвать у меня энтузиазм, но эффект был обратным. — Профильные занятия проводятся по утрам. Всего их будет десять. — Он зачем-то подмигнул. — Ну как, Фрэнк? Какую дисциплину вы бы выбрали?
   Я кашлянул в кулак и предложил:
   — Как насчет сотворения миров?
   Такого Митч не ожидал. Справившись с недоумением, он молвил:
   — Предположим, я ваш ученик. Объясните в двух словах, чему вы станете меня учить.
   Вводная лекция отняла пять минут. Я разбиваю класс на команды. Под моим въедливым руководством каждая команда, опираясь на все достижения науки и на собственную фантазию, придумывает целый обитаемый мир: планету со всевозможными жизненными формами и разумными обитателями. Когда это задание будет выполнено, я предложу еще один вид деятельности, который обязательно их увлечет...
   Митч перебил меня:
   — Звучит увлекательно.
   Мне тоже хотелось так думать.
   — Разумеется, вам будет предоставлен доступ к компьютерам университета, — пообещал он и, не дав мне проявить восторг, добавил: — Уверен, мы подберем для вас полезные программы.
   На заре своей преподавательской деятельности я ограничивался мелом, а мои ученики — теперь это люди средних лет — доверяли свои мысли простым тетрадкам...
   — Прекрасных программ больше чем надо, — отозвался я. — Скоро они заменят нам мозги.
   Судя по выражению лица Митча, он меня не понял. Пришлось назвать пакет простых программ, популярный в моей отрасли знаний. Он закивал.
   — Вы получите все необходимое, Фрэнк.
   — Главное — это способные и знающие ученики, — подчеркнул я.
   — У нас самый образованный контингент, Фрэнк, — заверил он. — Как бы они сами не взялись вас просвещать.
 
   Есть истина, верная от веку: дети мало меняются. В понедельник я вошел в класс и сумел, почти не обращая внимания на их причудливые одеяния и вызывающие манеры, разглядеть подростков того же сорта, что некогда выводили из себя родителей-кроманьонцев. Представившись, я сказал:
   — Когда я только начинал вести этот курс, было известно девять планет. — По моему сигналу на экране возникло изображение Солнечной системы. — Девятой планетой ошибочно считался Плутон. На самом деле Плутон — это комета с амбициями.
   Передо мной сидели семнадцать учеников. Семеро сгрудились непосредственно передо мной, остальные, включая Кэтрин и Тейлора, предпочли задние места.
   — Кто-нибудь знает, как были открыты первые планеты за пределами Солнечной системы?
   Я люблю задавать вопросы: так легче всего прощупать аудиторию. На сей раз ответом мне было молчание. Пришлось поведать им о миллисекундном пульсаре и причудливых планетах вокруг него, образовавшихся, как теперь известно, из остатков сверхновой.
   Ноутбуки ребят усваивали все, что я говорил и делал. Почти все лица выражали вежливое равнодушие. Исключение составляла разве что девица решительного вида со всклокоченными волосами и золотой цепочкой в носу: подавшись вперед, она сверлила меня взглядом.
   Я продолжал лекцию. Я излагал основные правила образования планет, сопровождая изложение фотографиями, сделанными новыми телескопами. Остановиться удалось лишь на нескольких из четырех сотен известных планетарных систем, но и этого должно было оказаться достаточно, чтобы продемонстрировать диапазон возможностей. После этого я вернулся к наиболее изученной планете — Марсу.
   — Автоматы обнаружили под поверхностью этой планеты обширные отложения. Некоторые надеются найти в водоносных слоях глубокого залегания живые организмы. Но подобное произойдет только в том случае, если удастся наскрести средства для отправки туда людей...
   В заднем ряду нетерпеливо взметнулась рука. Обладатель руки не стал ждать разрешения открыть рот.
   — Вы говорите только о микроорганизмах. Никто не нашел пока ничего более существенного. Или это не так?
   — Существенного?
   — Микроорганизмы — это скучно, — последовало предупреждение.
   Судя по многочисленным кивкам, так считали многие. Я быстро принял решение. Вместо того, чтобы распинаться на темы о составе атмосферы Европы или чудесах Титана, сулящих биологам немало открытий, я сразу перешел к требованиям, предъявляемым к жизни существ: энергии, атмосфере, растворителям, способности к росту и размножению...
   Я увидел еще одну поднятую руку. Хрупкая девчушка призналась:
   — А вот я не очень-то верю в эволюцию. Это мне повредит?
   — Да, — вынужден был предупредить я, — повредит. — Следующая тирада была обращена ко всему классу: — Две недели мы будем работать в особенной вселенной — той, которая известна науке. Предупреждаю: для вас я Демиург.
   Выдержав торжественно паузу, я провозгласил на манер громовержца:
   — Теория естественного отбора — мой фундаментальнейший принцип!
   Уже на следующем занятии я недосчитался троих: они перешли в класс НЛО.
   — Всего желающих перейти было пятеро, — поведал мне Митч, недовольный то ли ими, то ли мной. — Но двоих мне удалось переубедить: я пообещал, что вы не будете пытаться перевербовать их в свою веру.
   — Какая еще вера?
   — Не будете, Фрэнк? Вот и хорошо.
 
   У меня осталось четырнадцать подопечных — в самый раз, чтобы сколотить две команды творцов.
   Один из главных моих принципов состоит в том, что в каждой команде должна быть своя «свеча зажигания» — знающий игрок или энтузиаст, способный вызвать доверие к своему творческому потенциалу. В этом классе я разглядел две таких «свечки». Одной был Тейлор — тихий парень, знавший гораздо больше остальных, хотя знания его были неупорядоченными, как это часто бывает у молодежи, и не слишком укладывались в общую картину мироздания. В другую команду я определил девицу с цепочкой в носу: в классном журнале она именовалась Салли Мастерсон, но на табличке с именем у себя на груди она начертала «Зараза».
   Их я и назначил капитанами команд.
   Кэтрин тогда еще не существовало. Вернее, она была всего лишь симпатичным созданием шестнадцати лет в заднем ряду, смотревшим сквозь меня, пока я разглагольствовал, и не проявляющим ни воодушевления, ни скуки, ни разочарования. За первые два занятия она не произнесла ни одного словечка. Я, соответственно, не помнил, как ее зовут.
   Ее и остальных заднескамеечников я определил в команду Тейлора. Причина была проста: Зараза и другие из первого ряда уже проявляли командный дух — обзывали друг дружку последними словами и отвешивали оплеухи. Зачем их разлучать?
   Я настоятельно призвал всех держать в секрете цели творения, после чего переместил Тейлора и его подручных в соседнюю аудиторию. Потом я избавил всех их от своего присутствия, чтобы через некоторое время начать метаться между двумя командами, давая ценные подсказки.
   На зачатие обитаемого мира, как и человека, требуется примерно час. Начало можно зафиксировать, но дальнейший процесс не имеет конца.
   На экране красовался новорожденный мир: красочная, даже чересчур яркая сфера с двумя океанами на полюсах — лиловым и зеленым, а также единственным континентом, прицепившимся к экватору. Континент прочерчивали реки. Я затребовал увеличенный масштаб, и компьютер пронес меня над континентом. Местность оказалась по большей части плоской и пустынной — симптом молодости, временное явление. Подчиняясь команде творцов, программа, беспрерывно совершенствуясь, знакомила меня с участками площадью в сотню, десять, один квадратный метр. Карта могла бы достичь точности в один кварк, хотя для этого потребовался бы слишком большой компьютер.
   У меня сразу возникла уйма вопросов. Я задал первый и основной:
   — Какая у вас атмосфера?
   Тейлор повесил голову, пряча румянец смущения. Молчаливая особа, вперив в меня свои зеленые глаза, отчеканила:
   — Чистый гелий.
   Я все еще не помнил ее имени. Сначала я прочитал его на табличке, потом спросил:
   — Почему именно гелий, Кэтрин?
   — Он ни на что не похож, — заявила она.
   Я выдержал длинную паузу, надеясь, что кто-нибудь подметит очевидное. Но этого не произошло, и я спросил:
   — Что вам известно о гелии? Его химические свойства, атомный вес?..
   — Инертный газ, — пискнул Тейлор.
   — Еще его называют идеальным, — уточнил я. — Он не вступает в реакцию с другими элементами. Если вам потребуются обменные процессы, это вырастет в проблему.
   — Никаких проблем! — отрезала Кэтрин.
   — К тому же гелий очень легок, — продолжал я. — Как у вас там насчет поверхностной гравитации?
   — Семьдесят процентов земной, — доложил Тейлор.
   — Тогда планета в один геологический миг лишится своей атмосферы.
   Кэтрин что-то пробурчала, явно способная только на презрение, а никак не на раскаяние.
   — Этот вариант попросту немыслим, — огласил я приговор.
   — Вы не знаете нашу планету, — предупредила меня девушка. — Она не такая, как все.
   Чушь, подумал я и высказался соответственно.
   — Я же говорил, что ничего не... — начал Тейлор.
   — Тихо! — прикрикнула на него Кэтрин и удостоила меня холодным уничтожающим взглядом.
   — Вы крайне ограниченная личность, — поставила она мне диагноз. — Надеюсь, вам это известно.
   Быстро переварив услышанное, я ответил:
   — Благодарю за критику.
   Внимание остальных было приковано к ней. Я чувствовал разлившуюся в воздухе солидарность. Слишком поздно до меня дошло, что в команде произошла смена власти: бедняга Тейлор был свергнут — если и раньше хотя бы минуту играл ведущую роль.
 
   Мы выработали компромисс. Их планета окружена атмосферой земного типа, уровень полярных морей претерпевает сезонные изменения, реки часть года текут на север, а потом меняют направление. В реальном мире подобная система не обладала бы стабильностью, зато я принудил команду смириться с тем, что представляет собой гелий...
   Другая команда, напротив, радостно принимала мои советы.
   — Мы думали о кислороде, — поведала Зараза. — Но предпочли бы что-нибудь получше.
   — Лучше? — переспросил я.
   — Позабористее!
   Команда дружно заулыбалась, подтверждая, что девица выступает от имени всех. Я предложил варианты: хлор, фтор, но ни в коем случае не гелий. Далее я напомнил им о реальной распространенности кислорода во Вселенной.
   — Наши телескопы нашли много миров вроде Земли, но единственным биологически активным газом как будто остается один кислород. — Дождавшись, пока до них дойдет смысл неприятного уточнения, я добавил: — Конечно, кислород сам по себе — тоже злобный газ. Существует несколько огромных планет земного типа с высоким парциальным давлением. Некоторые ученые считают, что жизнь может приспосабливаться и к таким концентрациям. В подобных условиях мельчайшая искра вызывает грандиозный пожар, а любое горючее вещество взрывается, как динамит.
   Команда Заразы дисциплинированно переглянулась и произнесла в один голос:
   — Здорово!
   Последовали дружественные, но сильные пинки и толчки.
 
   Обитаемые миры создаются по тематическому принципу.
   Квиггл представлял собой маленькую планету умеренной категории при небольшом солнце G-типа. Его жители были круглыми и улыбчивыми, питались исключительно золотыми листьями и имели очень большую продолжительность жизни. Ни ферм, ни городов у них не было, как и какой-либо промышленности. Квиггл — воплощение очарования, как ухоженная лужайка. После некоторого размышления творцы снабдили планету кольцами.
   Я не мог не заметить, что наличие колец сообщает системе нестабильность: экваториальные области будут постоянно подвергаться метеоритной бомбежке. Этим замечанием я спровоцировал Кэтрин на холодный взгляд и следующие слова:
   — Метеориты невелики. Нам нравится любоваться метеоритным дождем.
   Планета второй команды создавалась по другому тематическому признаку и получила честное название, не претендующее на оригинальность: Ад.
   У этой планеты было два светила. Первое принадлежало к классу М. Ад вращался вокруг него по эллиптической орбите, как это делает Меркурий, совершая один полный оборот за треть года. Но это маленькое красное солнышко было сущей мелочью в сравнении с соседом — дряхлеющим монстром F-класса. Щербатый от преклонных лет, он раздувался, захватывая окружающие его планеты одну за другой. Исходящий от него жар и радиация уже изменили облик Ада. Океаны пересохли, экосистема, насыщенная кислородом и построенная на высокой гравитации, частично рухнула. Выжили только самые устойчивые организмы. Местные разумные обитатели, именуемые Выродками, полностью соответствовали этой схеме. У них были бронированные тела, по четыре паучьи лапы-руки и по одной ноге-ходуле, на которой эти существа успешно передвигались по родной местности, отмеченной печатью умирания.
   Вся эта выдумка сильно забавляла и меня, и их.
   Зараза придумала внешность Выродка. Абориген походил на насекомое с хищным ртом, абсолютно не способным растянуться в улыбку.
   Моя команда — а я считал эту группу своей командой — придумала для Выродков насыщенную историю и развитую культуру. Выродки получились высоко социальными и полностью асексуальными созданиями. Города их в количестве двух выросли из одного древнего поселения; каждый Выродок хранил верность прежде всего собственной семье. Города жестоко соперничали, о мире никто не слыхивал. Самая тихая девушка во всей команде — никак не вспомню ее имя — провела бессонную ночь, работая над цифровой моделью типичной войны. Результат получился чересчур голливудским и, в сущности, глупым. Непонятно, почему энергетические лучи разят медленнее обычных пуль? Зато мне был показан десятиминутный сюжет, в котором город подвергся полному разграблению, жители были умерщвлены, укрепления превращены в руины — и все это в лучах раздувшегося в предсмертной агонии светила...
   Тем временем квигглы (вторая команда уже именовала себя по названию своих инопланетян) изобрели несравненно более мирное существование. На их мониторах красовались цветочки и улыбчивые вегетарианцы. На своем искусственном, но достаточно мелодичном языке квигглы пели хвалу своей прекрасной планете. Кэтрин даже не поленилась и сшила себе из дешевого войлока и украденных в спальне общежития подушек индивидуального квиггла, которого повсюду таскала с собой.
   Возможно, на моем лице отразились размышления о другой команде, потому что Тейлор спросил:
   — А как дела у них?
   — У них получилась... интересная планета, — пробурчал я.
   — Такая же интересная, как у нас? — недоверчиво осведомилась Кэтрин.
   Что тут скажешь? Впрочем, Кэтрин ответила на свой вопрос самостоятельно:
   — Вообще-то нам нет до них никакого дела!
 
   — До меня доходят любопытные слухи, — молвил Митч, сидевший напротив меня за столиком в кафетерии.
   Я расслышал в его тоне удивление. Или я превращаюсь в параноика?
   — Кое-кто из ваших студентов по-настоящему захвачен происходящим.
   Я был захвачен поглощением пищи. Занятия я проводил утром и обычно обедал дома, после чего занимался своей работой. Но этот разговор происходил в пятницу — в тот день, который я, следуя тридцатилетней привычке, посвятил копанию в библиотеке. Потому и задержался после занятий и впервые за доброе десятилетие обедал в общежитии.
   — Я рад, что ребятам нравится, — ответил я, разрезая ножом кисло-сладкое страусиное мясо.
   — Нравится — не то слово. Они попросту в восторге!
   Он замялся, не зная, как лучше выразить свою мысль. Возможно, боялся, что я обижусь на его откровенность.
   — Я сформировал две команды, — объяснил я. — У них совершенно разные подходы.
   — Наслышан, — отозвался Митч.
   — Вот как?
   — Воспитатели уведомляют меня обо всем, что происходит с учащимися. Я знаю, о чем говорят в больших компаниях и в маленьких группах. — Он поискал вдохновения на потолке. — Ну и сам кое-что вижу, конечно...
   Я вдруг подумал, что не знаю, как Митч проводит день и в чем заключаются обязанности воспитателей. Для меня учащиеся существовали, только когда сидели в двух аудиториях; стоило им выйти за дверь — и они сливались с окрестностями.
   — Что у вас произойдет в понедельник? — поинтересовался Митч.
   — Первый контакт их миров.
   Он прищелкнул языком.
   — Звучит интригующе.
   Что-то заставило меня сказать:
   — Есть одна студентка по имени Кэтрин...
   — Кэтрин Тейт? А как же! — Он ухмыльнулся. — Кажется, она обожает своих маленьких инопланетян.
   Инопланетян — возможно, но никак не своего преподавателя, подумалось мне.
   — С ней какие-то проблемы?
   Я задумался, как бы подипломатичнее сформулировать, что она мне осточертела. Но Митч меня спас, заявив:
   — Учтите, ваш курс для нее — огромная помощь.
   — Тем лучше, — сказал я, не слишком уразумев, что он имеет в виду.
   — Огромная, — повторил он, глядя куда-то в сторону.
 
   Команды сгрудились в противоположных углах аудитории. Между ними сама по себе разверзлась пропасть.
   — Сегодня, — предупредил я их, — ваши миры попытаются установить контакт. Подчеркиваю: попытаются.
   Выродки стали возбужденно перешептываться.
   — Вы будете придерживаться строгих правил, — напомнил я им. — Ваши миры говорят на разных языках и не располагают переводчиками. Слова «телепатия» не существует ни для вас, ни для меня. Все понятно?
   Квигглы издали дружный стон. «Неисправимая ограниченность», — произнесла Кэтрин одними губами. Зараза вскинула руку.
   — Мы хоть что-нибудь друг о друге знаем?
   — Ваши солнца — ярчайшие звезды в их небесах, их солнце — самая яркая звезда у вас, — ответил я. — В космических масштабах вы ближайшие соседи.
   — Как же нам общаться, если мы друг друга не понимаем? — спросил удрученно кто-то из квигглов.
   Тейлор закатил глаза и пробормотал:
   — С помощью изображений, как же еще?
   Зараза помахала квигглам рукой и пообещала:
   — Кто бы вы ни были, нас ждет классное развлечение!
 
   Общение начали квигглы: они показали двух синеньких родителей, держащих на руках с парочку очаровательных, синих, как чернила, детишек.
   На меня были возложены функции цензора, а также почтальона. Кэтрин попыталась присовокупить к посланию квигглов жест рукой, означающий пожелание долгой жизни и процветания, — знала, видать, как меня разозлить. Кроме того, она настояла — уж не знаю, зачем — на глупых улыбочках. Я передал все приветствия квигглов, включая улыбки, и Выродкам, как и подобает воинственным невеждам, никак не удавалось определить, что означают эти здоровенные зубы — дружелюбие или угрозу; им было непонятно даже, настоящие ли это зубы.
   Но этим проблемы Выродков далеко не исчерпывались. Я застал их расколовшимися на две фракции.
   — Семь наиболее могущественных семей разбились на две группы, — объяснила Зараза. В свою фракцию она завлекла двоих молодых людей, с которыми приготовила послание для квигглов. Послание гласило: «Моя семья самая сильная и злая».
   Ее союзники согласно кивали. Другая фракция запускала бумажные ракеты и сыпала добродушными ругательствами.
   Судя по информации на компьютере Заразы, второе солнце Выродков — монстр F-класса — внезапно обернулось новой звездой. На следующей картинке появилась их родная планета, стремительно превращающаяся в жалкий огарок.