Страница:
Питер подавил торжествующую усмешку. Врач повернулся и начал боком вылезать из кабины.
– Подождите! – крикнула Бой-Баба. – Заберите его с собой! – Она выскочила из транспортера, побежала за Рашидом. Тот не останавливался. Бой-Баба в несколько прыжков догнала его, схватила за рукав. – Ему же совсем плохо!
Рашид покачал головой.
– Я врач, и я обязан действовать по инструкции. – Он вырвал руку и решительно полез по лесенке в люк.
Через пару секунд бронированная створка опустилась с гулом и скрежетом, задраивая проем. Бой-Баба постояла в раздумьях и поднялась по ступенькам, железным кулаком заколотила по металлу.
– Откройте! Эй вы там, слышите?! – Она поднялась на ступеньку выше и пнула дверь сапогом.
Ее похлопали по спине. Бой-Баба обернулась. Перед ней стоял Живых.
– Вот так, – сказал он. – Мир победившей медицины. Хоть страховку с чипа не считал, прежде чем обследовать.
– Считал, – сказала Баба. – Я видела.
Они вернулись в транспортер. Дыхание поселенца в наушниках усилилось, превратилось в захлебывающийся клекот.
Питер возился у приборной доски, считывая показания приборов. Бой-Баба как-то сразу обмякла. Разом заныли все точки на теле, где тефлон и кевлар срастались с костью и кожей. Стало пусто и все равно. Что она пыталась изменить? Кто бы ее стал слушать? Взятая из милости уголовница, техперсонал, недочеловек…
– Можешь идти, – скомандовала она Питеру. Тот сгреб с приборной доски свои планшетки и датчики и, прижимая к груди, поспешно скатился по лесенке. Бой-Баба смотрела, как он вперевалку бежит к шлюзу дезинфекционной очистки. Поднялся люк, Питер вошел внутрь. Она отвернулась к раненому.
Время от времени она поправляла сползающую с сиденья руку поселенца, поглядывала на показания датчиков. Живой пока. Сердце качает кровь. Лечению снежная чума и впрямь не поддавалась, но, если захватить вовремя, то можно, наверно, хоть сознание сохранить, пересадить в донорское тело. В тюремной больнице после аварии она видела таких… пересаженных. Ничего, живут себе.
И этот мог бы жить. Она стиснула зубы.
Человек дышал спокойней, почти без напряжения. Она порылась в аптечке, вколола еще кардалгин. Доза большая, но какая теперь разница…
– Знаешь что, – вполголоса сказал Живых. Бой-Баба подняла голову. – Наверняка это не единичный случай. Я считаю – на базе уже заражение. Поэтому он и шел к нам.
– За помощью, – кивнула она.
– Надо будет еще раз поговорить с капитаном, – продолжал Живых. – Ехать на базу не завтра, а сейчас же. Подготовить медблок. А Рашида этого на консервацию, если вякнет.
Пораженный захрипел. Бой-Баба повернулась, погладила по руке, что-то сказала по-русски, что именно – потом не смогла вспомнить. Зато хорошо запомнила жесткие сухие глаза Живых.
Датчик на гермокостюме поселенца мигал. Все медленнее. Слабее.
Медленнее.
Погас.
Вдвоем с Живых они отсоединили от костюма датчики. Руки в перчатках сложили на груди. Накрыли тело с головой тканью термопокрытия. Вот так он и вернется на базу…
– Пошли? – спросил Живых.
Она медлила. Странно, что врач не подумал о протоколе – хотя что ему, он рассчитывает на медиков с базы поселенцев.
Бой-Баба нагнулась и стала расстегивать гермокостюм. Без эметтера личность по-другому не установить, нужен непосредственный осмотр тела.
Выполнив все предписания протокола и сняв данные с чипа, Бой-Баба сохранила информацию на своей карте памяти. Сделала несколько снимков с разных ракурсов, так, чтобы за смотровым стеклом не было видно лица. В костюме поселенец выглядел молодцом, бравым героем-астронавтом. Вдруг семья захочет узнать, как он погиб… детям будет что показать.
Расстегнула костюм. Осторожно, стараясь не касаться открытых участков кожи, проверила внутренние карманы. Начатая пачка каких-то таблеток, больше ничего. Она повертела пачку в руках, но названия на ней не было – просто картонная коробка. Желтоватые пилюли в прозрачных кармашках серебристой упаковки. Большинство уже раскрошилось – наверное, он подмял коробку под себя, когда упал…
Бой-Баба оглядела тело – что еще забыла? Вроде ничего. Отсоединять эметтер? Нет, на базе завтра сделают сами.
Вот теперь можно его оставить.
– Не понимаю, как он вообще оказался тут один, без транспортера? – повторила она. – Почему шел к нам, а не к себе на базу?
Живых не ответил. Он присматривался к телу, водя рукой по поверхности гермокостюма. Затем кивнул Бой-Бабе, и вдвоем они перевернули человека на живот, лицом вниз. Живых провел перчаткой по лопатке, и вдруг рука его замерла. Он кивнул напарнице. Отнял руку.
На серебристом материале гермокостюма сияла искорка.
Бой-Баба присмотрелась. Глаз автоматически настроил фокусировку, тут же заболела голова, но Бой-Баба уже поняла.
Пробоина.
Искусственные волокна по краям микроскопической дырочки – оплавлены. Вероятно, так же оплавлена и кожа под костюмом. И внутренние органы под ней.
– Это что же нужно, чтобы пробить гермокостюм? – прошептал Живых. – Оружие, и то не всякое возьмет. Да и оружия поселенцам не положено…
Бой-Баба усмехнулась:
– Оружия им не положено! Ты как вчера родился, честное слово!
Вот и ответ на ее вопрос: почему пораженный шел к ним, а не к своим.
– Что будем делать? – спросил Живых. Но она не ответила – думала.
По дороге на капитанский мостик, громыхая сапогами по коридорам, они не сказали друг другу ни слова.
Глава 2
– Подождите! – крикнула Бой-Баба. – Заберите его с собой! – Она выскочила из транспортера, побежала за Рашидом. Тот не останавливался. Бой-Баба в несколько прыжков догнала его, схватила за рукав. – Ему же совсем плохо!
Рашид покачал головой.
– Я врач, и я обязан действовать по инструкции. – Он вырвал руку и решительно полез по лесенке в люк.
Через пару секунд бронированная створка опустилась с гулом и скрежетом, задраивая проем. Бой-Баба постояла в раздумьях и поднялась по ступенькам, железным кулаком заколотила по металлу.
– Откройте! Эй вы там, слышите?! – Она поднялась на ступеньку выше и пнула дверь сапогом.
Ее похлопали по спине. Бой-Баба обернулась. Перед ней стоял Живых.
– Вот так, – сказал он. – Мир победившей медицины. Хоть страховку с чипа не считал, прежде чем обследовать.
– Считал, – сказала Баба. – Я видела.
Они вернулись в транспортер. Дыхание поселенца в наушниках усилилось, превратилось в захлебывающийся клекот.
Питер возился у приборной доски, считывая показания приборов. Бой-Баба как-то сразу обмякла. Разом заныли все точки на теле, где тефлон и кевлар срастались с костью и кожей. Стало пусто и все равно. Что она пыталась изменить? Кто бы ее стал слушать? Взятая из милости уголовница, техперсонал, недочеловек…
– Можешь идти, – скомандовала она Питеру. Тот сгреб с приборной доски свои планшетки и датчики и, прижимая к груди, поспешно скатился по лесенке. Бой-Баба смотрела, как он вперевалку бежит к шлюзу дезинфекционной очистки. Поднялся люк, Питер вошел внутрь. Она отвернулась к раненому.
Время от времени она поправляла сползающую с сиденья руку поселенца, поглядывала на показания датчиков. Живой пока. Сердце качает кровь. Лечению снежная чума и впрямь не поддавалась, но, если захватить вовремя, то можно, наверно, хоть сознание сохранить, пересадить в донорское тело. В тюремной больнице после аварии она видела таких… пересаженных. Ничего, живут себе.
И этот мог бы жить. Она стиснула зубы.
Человек дышал спокойней, почти без напряжения. Она порылась в аптечке, вколола еще кардалгин. Доза большая, но какая теперь разница…
– Знаешь что, – вполголоса сказал Живых. Бой-Баба подняла голову. – Наверняка это не единичный случай. Я считаю – на базе уже заражение. Поэтому он и шел к нам.
– За помощью, – кивнула она.
– Надо будет еще раз поговорить с капитаном, – продолжал Живых. – Ехать на базу не завтра, а сейчас же. Подготовить медблок. А Рашида этого на консервацию, если вякнет.
Пораженный захрипел. Бой-Баба повернулась, погладила по руке, что-то сказала по-русски, что именно – потом не смогла вспомнить. Зато хорошо запомнила жесткие сухие глаза Живых.
Датчик на гермокостюме поселенца мигал. Все медленнее. Слабее.
Медленнее.
Погас.
Вдвоем с Живых они отсоединили от костюма датчики. Руки в перчатках сложили на груди. Накрыли тело с головой тканью термопокрытия. Вот так он и вернется на базу…
– Пошли? – спросил Живых.
Она медлила. Странно, что врач не подумал о протоколе – хотя что ему, он рассчитывает на медиков с базы поселенцев.
Бой-Баба нагнулась и стала расстегивать гермокостюм. Без эметтера личность по-другому не установить, нужен непосредственный осмотр тела.
Выполнив все предписания протокола и сняв данные с чипа, Бой-Баба сохранила информацию на своей карте памяти. Сделала несколько снимков с разных ракурсов, так, чтобы за смотровым стеклом не было видно лица. В костюме поселенец выглядел молодцом, бравым героем-астронавтом. Вдруг семья захочет узнать, как он погиб… детям будет что показать.
Расстегнула костюм. Осторожно, стараясь не касаться открытых участков кожи, проверила внутренние карманы. Начатая пачка каких-то таблеток, больше ничего. Она повертела пачку в руках, но названия на ней не было – просто картонная коробка. Желтоватые пилюли в прозрачных кармашках серебристой упаковки. Большинство уже раскрошилось – наверное, он подмял коробку под себя, когда упал…
Бой-Баба оглядела тело – что еще забыла? Вроде ничего. Отсоединять эметтер? Нет, на базе завтра сделают сами.
Вот теперь можно его оставить.
– Не понимаю, как он вообще оказался тут один, без транспортера? – повторила она. – Почему шел к нам, а не к себе на базу?
Живых не ответил. Он присматривался к телу, водя рукой по поверхности гермокостюма. Затем кивнул Бой-Бабе, и вдвоем они перевернули человека на живот, лицом вниз. Живых провел перчаткой по лопатке, и вдруг рука его замерла. Он кивнул напарнице. Отнял руку.
На серебристом материале гермокостюма сияла искорка.
Бой-Баба присмотрелась. Глаз автоматически настроил фокусировку, тут же заболела голова, но Бой-Баба уже поняла.
Пробоина.
Искусственные волокна по краям микроскопической дырочки – оплавлены. Вероятно, так же оплавлена и кожа под костюмом. И внутренние органы под ней.
– Это что же нужно, чтобы пробить гермокостюм? – прошептал Живых. – Оружие, и то не всякое возьмет. Да и оружия поселенцам не положено…
Бой-Баба усмехнулась:
– Оружия им не положено! Ты как вчера родился, честное слово!
Вот и ответ на ее вопрос: почему пораженный шел к ним, а не к своим.
– Что будем делать? – спросил Живых. Но она не ответила – думала.
По дороге на капитанский мостик, громыхая сапогами по коридорам, они не сказали друг другу ни слова.
Глава 2
Капитан Тео Майер выслушал их и приказал собрать экипаж в брехаловке. Техперсоналу кресел не хватило, так что Бой-Баба, Живых и бритоголовая стажерка медучилища Тадефи подпирали стенки. Остальные расселись вокруг столиков, на почтительном расстоянии от капитана и друг от друга. Питер Маленький ерзал на месте, держась за руку сидящего рядом пожилого бортинженера по имени Кок. Тот как будто не замечал, обводя и размазывая пластмассовой ложечкой пятно от кофе на столе. Тадефи – золотокожая марокканка с прозрачными зелеными глазами и пробивающимся на бритой голове белобрысым ежиком – стояла прямо, как палка, и сжимала стаканчик с кофе, обводя команду равнодушно-гордыми глазами.
В углу сидел надутый, как мышь на крупу, пассажир – инспектор из Общества Социального Развития, прибывший с ревизией на базу. Молодой, в неуместном на борту костюме с галстуком и блестящими от геля черными волосами, прилизанными на косой пробор. Бой-Баба за весь полет и двух слов с ним не сказала. Сначала обрадовалась, когда Майер упомянул, что инспектор тоже русский – «вот вам и компания». Но когда она заговорила с ним по-русски, инспектор прищурился на ее модифицированный скелет, поджал губы и притворился, что не понял. С экипажем он разговаривал на безграмотном английском, неуклюже выговаривая слова. Бой-Баба только имя его у Майера и узнала – Электрий. Ну-ну…
Инспектор сидел возле иллюминатора, ночная чернота которого отражала обстановку брехаловки: столики, кресла, автомат с кофе, еще один с водой, холодильник, бар, плакаты на стене. Комната чем-то напоминала зал свиданий в тюрьме, куда Живых приходил ее навещать во время следствия. Только там было полно детей и незнакомых баб, а тут одни и те же лица, из месяца в месяц.
В брехаловку ввалился третий русский из команды, дядя Фима – ответственный за безопасность экипажа, или попросту охранник. Багровое лицо его прорезал от виска до горла тонкий белый шрам. Могучая голова с вечно растрепанной седой копной крепко сидела на бычьей шее. Целыми днями дядя Фима сидел в своем «кабинете» – отсеке безопасности – и посматривал на датчики и экраны системы видеонаблюдения, проверяя, что делается в каждом уголке корабля. Слухи про дядю Фиму и его загадочное прошлое ходили разные, но именно он, подловив Бой-Бабу с Живых в коридоре Министерства Авиации и Космонавтики после аварии, замолвил перед Майером словечко и устроил их обоих на древнюю развалюху-грузовоз «Голландец» техперсоналом – «главное, что будете при космосе, а там посмотрим».
Тадефи при виде дяди Фимы расцвела простодушной детской улыбкой, показала на свой стаканчик с кофе – налить ему? – но тот помотал головой и как-то незаметно передвинулся, оказался за спиной у штурмана, поближе к капитану. Собрание пока не начинали – ждали медика.
Капитан молчал, ссутулившись, грея узловатые пальцы о стаканчик с кофе. Изредка он поднимал глаза и обводил помещение, еле заметно задерживая взгляд на каждом. Седые космы, перетянутые аптечной резинкой, спадали на спину. На виске бился пульсом эметтер.
Наконец дверь отъехала в сторону, и Рашид, бормоча под нос, начал торопливо пробираться по ногам сидящих поближе к кофеварке.
Справа от капитана штурман Йос открыл глаза, потер висок с эметтером, отключаясь от сети, и немедленно принялся тыкать в планшетку длинным пальцем, вводя информацию. Затем кинул планшетку на стол и откинулся в кресле, скрестив руки на груди. Ввалившиеся глаза штурмана настороженно оглядывали присутствующих.
Майер откашлялся. Все примолкли, и даже Питер отпустил руку инженера.
– У нас ЧП, – глухо проговорил капитан. Он сидел ссутулившись в низком кресле, длинные тощие ноги широко расставлены, мосластые кулаки ритмично ударяли по коленям. Поднял глаза на Питера. – Доложите ситуацию.
Питер Маленький встал и, запинаясь, рассказал как умел, к чести его ничего не приукрашивая. Рашид важно кивал, особенно когда речь пошла о нем. В свою очередь он взял слово и говорил, не вставая, развалившись, употребляя длинные медицинские термины, значение которых Бой-Баба без эметтера помнила плохо. По рассказам обоих выходило, что они сделали все возможное для спасения жизни незнакомого астронавта-поселенца.
На столе возле капитана мигал огоньком диктофон: велась запись для протокола. Значит, в архивах все будет чинно и благородно.
– Медицина не всесильна, – бил себя в грудь Рашид. – Если властям или семье покойного будет угодно начать следствие – я повторю им то, что уже сказал вам. Связанный клятвой Гиппократа, я сделал все от меня зависящее, чтобы…
Бой-Баба подняла голову – и натолкнулась на внимательный, изучающий взгляд дяди Фимы. Она постаралась раскрыть рот, но не решилась. Ее колотило от возмущения.
Перед собранием, выслушав их наедине, капитан приказал обоим не говорить никому ни слова о том, что в поселенца стреляли. Мятую картонную коробочку с неизвестным лекарством он забрал себе. Это, заявил Майер, люди Общества Соцразвития, вот пусть оно с ними и разбирается. Просто придется ехать на базу с оружием и внимательно смотреть по сторонам.
– Мы не знаем, что с ними! – раздался громкий голос бортинженера Кока. – Этот человек шел к нам неспроста! Возможно, он хотел нас предупредить о том, что на базе заражение! Что туда идти нельзя! – Бортинженер помолчал, пытаясь успокоиться, Питер поглаживал его по руке. – И не говорите мне, что никто здесь не боится инфекции. – Инженер обвел глазами кают-компанию. – Я знаю, что случаи заболевания еще не наблюдались так близко к Земле. Но мы должны быть осторожны. В любом случае я вам там не нужен. Но врач – обязательно. Его, конечно, надо взять.
– Я не понимаю, зачем вам там врач? – Рашид откинулся в кресле. – На базе свои медики и лаборатории, даже установка для прижизненной консервации. Я даже не говорю о Троянце и его возможностях. Уверен, что эта штука умеет восстанавливать из мертвых, если ее как следует попросить! – Он повернулся к капитану, взмахнул руками. – Наша задача – доставить на базу господина инспектора, вот пусть он и едет. Заодно может взять на себя почетный долг сообщить колонистам о смерти их товарища.
Капитан перевел взгляд на черноголового Электрия. Тот остался сидеть, перекинув ногу на ногу, и рассматривал свои ногти.
– Вы ставите передо мной непростую задачу. Она имеет несколько составляющих, требующих ориентированного подхода. – Молодой инспектор избегал глядеть остальным в глаза. – В рамках моей миссии я считаю настоящее посещение базы нецелесообразным.
Капитан внимательно посмотрел на инспектора из-под редких рыжих ресниц.
– Ну что ж, – сказал он, – в таком случае никто не будет возражать, если я сам назначу наряд. Отправятся немедленно, – Тео Майер обвел всех взглядом и обернулся к стоящему у него за спиной дяде Фиме, – господин охранник как ответственный за безопасность экипажа…
Дядя Фима кивнул и потер руки, предвкушая поездку. Майер продолжал всматриваться в лица экипажа:
– Из техперсонала пойдут астронавт Бой-Баба и астронавт Живых…
Питер испуганно посмотрел на капитана, ожидая своей очереди.
– И господин врач.
Рашид вскинул пухлые руки:
– А если в это время кому-то из экипажа станет плохо? Господин бортинженер нуждается в постоянном медицинском контроле, – он взмахнул рукой, указывая на Кока. – Его диабет может декомпенсироваться в любой момент!
Кок страдальчески свел брови – да, действительно так, – и важно кивнул.
– Поэтому, – быстрые глазки Рашида оглядели присутствующих, – пусть с вами отправится… – толстый указательный палец повис в воздухе, – мисс Тадефи! – Он испытующе оглядел юную марокканку. – Да, именно! Ей как будущему врачу необходима практика. Вот пусть она и едет, – торжествующе заключил он.
Бой-Баба открыла рот от возмущения, а смуглая Тадефи вздрогнула и повернула голову в сторону врача. В глазах у нее было удивление: как так? Все ждали ее ответа, но она опустила голову и стояла молча, кусая губы.
Тут не просто страх перед инфекцией, подумала Бой-Баба. Тут что-то еще. Она перевела взгляд с Тадефи на врача, но тот уставился в угол, как будто не слышал.
Тадефи подняла голову. Разлепила пересохшие губы. Упрямая искорка сверкнула в зеленых глазах.
– Я с удовольствием выйду… на поверхность, – проговорила она задыхаясь, ни на кого не глядя. – Я… я постараюсь помочь тем, кто… заболел. – Она подняла голову и с вызовом посмотрела на Рашида. Тот расплылся в улыбке, довольный.
Тадефи повернулась к Бой-Бабе.
– Я очень рада, что мы пойдем вместе, – добавила она вполголоса.
Бой-Баба, как могла бережно, подержала своей клешней руку девушки и отпустила.
Она заметила, что Майер тоже не сводил глаз с Тадефи и Рашида. Теперь капитан еле заметно усмехнулся и продолжил:
– Значит, договорились. В случае заражения без моего решения ничего не предпринимать. Гермокостюмы не снимать, даже в помещениях. И немедленно назад. – Он остановил диктофон. – Вернетесь, и тогда решим, как нам следует поступить.
Через десять минут гигантские прожекторы озарили плато. Длинная тень транспортера скользила впереди него по нависающим скалам.
Профессор провел рукой и брезгливо отдернул ладонь – плиточный пол, грязный и липкий. Попытался приподнять голову и сморщился от рези в затекшей шее. Где он? Сколько так пролежал?
Лаборант заерзал, цепляясь пальцами за швы между плитками. После нескольких попыток он перевернулся, встал на четвереньки и принялся ощупывать пол вокруг себя. Натолкнулся на ребристый железный край то ли двери, то ли дверцы шкафа, не поймешь. Прерывисто дыша и перебирая вверх руками, кое-как подтянулся и встал, расставив руки и уткнувшись лицом в стену.
На каждом шагу останавливаясь, чтобы перевести дух, лаборант медленно пошел вдоль нее, ощупывая холодную металлическую поверхность. Что-то знакомое… Что с ним произошло? – Он не мог вспомнить.
Болела грудь, но не все время, а если неловко повернешься. Еще кружилась голова и было трудно дышать – с каждым вздохом все труднее. Лаборант зашарил по стене в поисках выключателя, рука то и дело наталкивалась на какие-то кнопки, но нажимать их он не решился. Жизнь на базе научила Профессора осторожности. Не только с кнопками, но – особенно – с людьми.
Ну да. Он же на базе, вспомнил он. Сегодня… он охнул, и темнота вокруг поплыла – сегодня прилетел грузовоз с Сумитры.
С проклятым Рашидом на борту.
Лаборант потерся головой об стену, вытирая стекающий со лба пот. Зубы по-прежнему стучали от озноба, сердце колотилось, а воздуха не хватало. Он прислушался и различил в тишине тихий ритмичный стук шлюзового нагнетателя, подающего в строение лаборатории дыхательную смесь. Вроде работает. Тогда почему ему трудно дышать?
И тут Профессор вспомнил все, что произошло.
Он вспомнил Челнока с самопальным излучателем. На базе были свои умельцы, для которых запрет на оружие на дальних планетах – только способ заработать. Но разряд у них получался слабый, убить из такой штуки толком не убьешь. Значит, Челнок обездвижил его и запер в лаборатории, а сам отправился на встречу с людьми Рашида.
Лаборант поднял голову, прислушался к неровному ритму нагнетателя. Еще не факт, дойдет ли Челнок до корабля. Конкурентов у него хватает. Проследят, пристрелят, заберут товар. Только вот достанется, как всегда в их разборках, ему – Профессору.
Он закашлялся от недостатка воздуха, вспоминая расположение лабораторий, и наощупь выбрался в коридор. Где же гермокостюм-то этот чертов… и зачем он вообще его снимал…
Хватая ртом остатки воздуха, он наконец нашарил костюм и баллоны и приник к мундштуку с кислородом. Легкие обжигало холодом, но голова прояснялась. Сейчас выйти из медблока – и к остальным. И вести себя примерно. А там видно будет.
Он влез в гермокостюм и начал прилаживать шлем.
Только это его и спасло.
В наушниках затрещало, и лаборант услышал искаженные микрофонами голоса за секунды до того, как поехал, открываясь, люк шлюзовой камеры. Он метнулся вглубь коридора и притаился за открытой дверью в отсек консервации. Над головой вспыхнули лампы. Металлический пол коридора загудел под шагами.
В наушниках тяжело дышали два человека.
– Да не было его тут, – хрипло сказал один. Лаборант вжался в угол между стеной и закраиной двери. Если пойдут сюда – увидят.
– Был. Уж я-то его знаю, – прошелестел больным горлом второй, и лаборант закусил губу, узнав голос.
В гермокостюме ему не было слышно, куда они направляются, а кафельный пол камеры консервации не передавал вибрации от шагов. Но сюда им идти незачем… пока.
Он повернулся и осмотрел камеру. Свет из коридора падал на зачехленные капсулы консервации, на отключенные приборы поддержания жизни. В наушниках тяжело дышали эти двое. Кажется, они в лаборатории… что-то ищут.
– Слышь, Контролер, – прохрипел в микрофон первый. – Зря ты дал ему уйти. На корабле людей Рашида в лицо не знают. Спокойно можно было нам самим вместо Челнока подгрести. – Он нехорошо захихикал. – Встречайте, мол, господа хорошие!
Второй ответил не сразу.
– Зачем нам силы тратить? – наконец произнес он тихим голосом, от звуков которого у лаборанта – как и у большей части поселенцев – волосы вставали дыбом на загривке. – Они сами сюда подвалят, куда денутся. Вот тогда с ними и поговорим…
Сердце лаборанта застучало. Значит, у них изменились планы. Люди с грузовоза приедут сюда, на базу. Проклятье! Он тяжело задышал, забыв, что те двое слышат его через микрофон так же, как и он слышит их.
– Что там такое? – произнес второй голос. Лаборант затаил дыхание. Те двое тоже не дышали, вслушиваясь. Долго ему так не вытерпеть. Он сжал губы, напряг все тело и сдерживал дыхание до тех пор, пока перед глазами не поплыли огненные круги.
– Показалось тебе, – отозвался первый. Лаборант воспользовался моментом и втянул в легкие воздуха, сколько смог. Опять тишина. – Да не, Контролер, ну кому тут быть?
– А Профессор? – спросил второй. Лаборант непроизвольно вжался в стену. – Кто его сегодня видел?
– А что Профессор? – проворчал первый. – Как будто он что знает, Профессор этот… он только и умеет, что… – добавил он гнусное ругательство. Второй устало каркнул несколько раз – рассмеялся.
Лаборант затаился, как мышь, за закраиной двери. Внутренняя оболочка гермокостюма насквозь пропиталась холодным потом. Те двое ругались, искали что-то. В наушниках хлопали двери лабораторных шкафов. Наконец загремел входной люк. Погас свет, погрузив медблок в кромешную тьму. Контролер и его человек ушли, хмуро переговариваясь.
Лаборант подождал еще немного. Сколько времени, интересно? Он осторожно прошел по коридору, вгляделся в смотровой щиток наружного люка – темно. Ночного освещения на базе нет, ничего не видно. Но по дальним скалам прыгал отсвет далекого прожектора. К базе приближался транспортер с грузовоза.
Сердце Профессора забилось. Только бы успеть! Выбраться самому и остановить людей Рашида. Оружия у него нет… ну что ж. Они наверняка пойдут сюда, в лабораторию. Он подождет их тут.
Профессор пересек лабораторию и потянул в сторону дверь в блок консервации. Если он сумеет захватить – как, он пока еще не знал, – людей Рашида, он сможет спрятать пленников в капсулах консервации. Они послужат его делу – отысканию средства против болезни. Лаборант уже пытался проводить опыты на умирающих, но некоторые из этих опытов оказались болезненны… а Профессор не хотел омрачать последние дни жизни товарищей мучениями.
А вот люди Рашида заслужили медленную смерть, кивнул он сам себе.
В одном из лабораторных шкафов он нашел то, что искал: обсидиановый скальпель с молекулярно-тонким армированным острием, предназначенный для препарирования подопытных крыс. Крыс для исследований Профессору требовалось немало. Благо, на базе они водились в изобилии: грызуны быстро поняли, что на поверхность планеты выходить опасно, можно замерзнуть или задохнуться, и засели в норах, проделанных в вагончиках поселенцев, настороженно блестя глазками. Но сегодня, если все пройдет удачно, место крыс займут люди. Хотя какие они люди! Хуже крыс…
Профессор прищурился в смотровой щиток. Луч прожектора окатывал светом проволочные заграждения возле входа. Транспортер остановился. Мотор замолк.
Профессор сжал скальпель в руке и затаился за закраиной входного люка.
Мощные фары освещали распахнутые ворота базы. За стальной сеткой ограждения были кое-как запаркованы транспортеры. Один из них стоял снаружи, наискось, перекрывая въезд. В будке охранника горел свет.
– Башку снести за такую парковку! – от дяди-Фиминого рыка заложило уши. Он хлопнул дверцей и направился к будке. Внутри под герметичным куполом мигали на панели огонечки. Охранника на месте не было. Дядя Фима развел руками, подошел к брошенной машине, заглянул внутрь. Вскочил на ступеньку, и через секунду зарокотавший транспортер плавно двинулся в сторону, освобождая дорогу.
Дядя Фима вырулил к обочине и вернулся в кабину. В руке он сжимал мятую картонную коробочку из-под лекарств, вроде той, что была в кармане мертвого поселенца. Небрежным движением охранник убрал ее в карман.
Бой-Баба обернулась посмотреть, как там тело мертвого поселенца между сиденьями. Тот лежал смирно. А вот Тадефи рядом с ним смотрела, не отрываясь, на дядю Фиму и его оттопырившийся карман. Дыхание ее в наушниках становилось все резче. Все-таки страшно на незнакомой планете в первый-то раз, усмехнулась про себя Бой-Баба.
Транспортер миновал пустые ворота и медленно поехал по дороге между двух рядов приземистых герметичных вагончиков. Впереди затмевал собой беззвездное небо изгибистый диск Троянца.
Офисы и мастерские стояли пустые и темные, и жилые строения позади них отсвечивали чернотой в иллюминаторах.
– Не нравится мне это, – Живых нахмурился. – Охранника нет, и все как вымерли…
– Типун тебе на язык, – сказала Бой-Баба.
Дядя Фима уже поворачивал машину в один из бетонных двориков. Громадина их грузового транспортера нависла над двухместным желтым электроходиком, припаркованным возле проволочного ограждения жилого модуля.
– Офигели они совсем, на необитаемой планете заборы ставить? – произнес Живых. – От кого отгораживаются? Куркули несчастные…
Дядя Фима глянул на астронавтов и махнул головой в шлеме: выходите.
Автоматические жалюзи на иллюминаторах были опущены. Охранник постучал в дверь. Послушал. Тишина. Стукнул еще раз, и еще. Попробовал ручку. Заперто. Нажал кнопку на панели управления шлюзовой камерой. Дверь не открылась. Надавил опять, постоял в раздумьях, глядя на Бой-Бабу, кивнул на угол модуля.
Она поняла без слов, повернулась и пошла вдоль стены модуля. Свернув за угол и, оказавшись с неосвещенной стороны, подняла голову и нашла, что искала: под козырьком плоской крыши виднелся на высоте человеческого роста белый ящичек распределительного щитка.
На «Голландце» она, как техперсонал, отвечала за все электрооборудование. Привычным движением Бой-Баба вскрыла щиток и нащупала в темноте ряд выключателей. Все стояли в положении «выкл». Электричество в модуле было вырублено, только и всего.
Ребром ладони она перевела тумблеры вверх, в рабочее положение, и лицо ей озарили замигавшие огонечки. Из дома донеслись бодрые голоса телеведущих, мужской и женский, когда-то давно включенные на полную мощность.
Когда она вернулась к двери, Дядя Фима с Живых уже вошли в модуль. За ними, оглядываясь по сторонам, как кошка, осторожно ступала Тадефи, прижимая к груди чемоданчик с аптечкой.
В углу сидел надутый, как мышь на крупу, пассажир – инспектор из Общества Социального Развития, прибывший с ревизией на базу. Молодой, в неуместном на борту костюме с галстуком и блестящими от геля черными волосами, прилизанными на косой пробор. Бой-Баба за весь полет и двух слов с ним не сказала. Сначала обрадовалась, когда Майер упомянул, что инспектор тоже русский – «вот вам и компания». Но когда она заговорила с ним по-русски, инспектор прищурился на ее модифицированный скелет, поджал губы и притворился, что не понял. С экипажем он разговаривал на безграмотном английском, неуклюже выговаривая слова. Бой-Баба только имя его у Майера и узнала – Электрий. Ну-ну…
Инспектор сидел возле иллюминатора, ночная чернота которого отражала обстановку брехаловки: столики, кресла, автомат с кофе, еще один с водой, холодильник, бар, плакаты на стене. Комната чем-то напоминала зал свиданий в тюрьме, куда Живых приходил ее навещать во время следствия. Только там было полно детей и незнакомых баб, а тут одни и те же лица, из месяца в месяц.
В брехаловку ввалился третий русский из команды, дядя Фима – ответственный за безопасность экипажа, или попросту охранник. Багровое лицо его прорезал от виска до горла тонкий белый шрам. Могучая голова с вечно растрепанной седой копной крепко сидела на бычьей шее. Целыми днями дядя Фима сидел в своем «кабинете» – отсеке безопасности – и посматривал на датчики и экраны системы видеонаблюдения, проверяя, что делается в каждом уголке корабля. Слухи про дядю Фиму и его загадочное прошлое ходили разные, но именно он, подловив Бой-Бабу с Живых в коридоре Министерства Авиации и Космонавтики после аварии, замолвил перед Майером словечко и устроил их обоих на древнюю развалюху-грузовоз «Голландец» техперсоналом – «главное, что будете при космосе, а там посмотрим».
Тадефи при виде дяди Фимы расцвела простодушной детской улыбкой, показала на свой стаканчик с кофе – налить ему? – но тот помотал головой и как-то незаметно передвинулся, оказался за спиной у штурмана, поближе к капитану. Собрание пока не начинали – ждали медика.
Капитан молчал, ссутулившись, грея узловатые пальцы о стаканчик с кофе. Изредка он поднимал глаза и обводил помещение, еле заметно задерживая взгляд на каждом. Седые космы, перетянутые аптечной резинкой, спадали на спину. На виске бился пульсом эметтер.
Наконец дверь отъехала в сторону, и Рашид, бормоча под нос, начал торопливо пробираться по ногам сидящих поближе к кофеварке.
Справа от капитана штурман Йос открыл глаза, потер висок с эметтером, отключаясь от сети, и немедленно принялся тыкать в планшетку длинным пальцем, вводя информацию. Затем кинул планшетку на стол и откинулся в кресле, скрестив руки на груди. Ввалившиеся глаза штурмана настороженно оглядывали присутствующих.
Майер откашлялся. Все примолкли, и даже Питер отпустил руку инженера.
– У нас ЧП, – глухо проговорил капитан. Он сидел ссутулившись в низком кресле, длинные тощие ноги широко расставлены, мосластые кулаки ритмично ударяли по коленям. Поднял глаза на Питера. – Доложите ситуацию.
Питер Маленький встал и, запинаясь, рассказал как умел, к чести его ничего не приукрашивая. Рашид важно кивал, особенно когда речь пошла о нем. В свою очередь он взял слово и говорил, не вставая, развалившись, употребляя длинные медицинские термины, значение которых Бой-Баба без эметтера помнила плохо. По рассказам обоих выходило, что они сделали все возможное для спасения жизни незнакомого астронавта-поселенца.
На столе возле капитана мигал огоньком диктофон: велась запись для протокола. Значит, в архивах все будет чинно и благородно.
– Медицина не всесильна, – бил себя в грудь Рашид. – Если властям или семье покойного будет угодно начать следствие – я повторю им то, что уже сказал вам. Связанный клятвой Гиппократа, я сделал все от меня зависящее, чтобы…
Бой-Баба подняла голову – и натолкнулась на внимательный, изучающий взгляд дяди Фимы. Она постаралась раскрыть рот, но не решилась. Ее колотило от возмущения.
Перед собранием, выслушав их наедине, капитан приказал обоим не говорить никому ни слова о том, что в поселенца стреляли. Мятую картонную коробочку с неизвестным лекарством он забрал себе. Это, заявил Майер, люди Общества Соцразвития, вот пусть оно с ними и разбирается. Просто придется ехать на базу с оружием и внимательно смотреть по сторонам.
– Мы не знаем, что с ними! – раздался громкий голос бортинженера Кока. – Этот человек шел к нам неспроста! Возможно, он хотел нас предупредить о том, что на базе заражение! Что туда идти нельзя! – Бортинженер помолчал, пытаясь успокоиться, Питер поглаживал его по руке. – И не говорите мне, что никто здесь не боится инфекции. – Инженер обвел глазами кают-компанию. – Я знаю, что случаи заболевания еще не наблюдались так близко к Земле. Но мы должны быть осторожны. В любом случае я вам там не нужен. Но врач – обязательно. Его, конечно, надо взять.
– Я не понимаю, зачем вам там врач? – Рашид откинулся в кресле. – На базе свои медики и лаборатории, даже установка для прижизненной консервации. Я даже не говорю о Троянце и его возможностях. Уверен, что эта штука умеет восстанавливать из мертвых, если ее как следует попросить! – Он повернулся к капитану, взмахнул руками. – Наша задача – доставить на базу господина инспектора, вот пусть он и едет. Заодно может взять на себя почетный долг сообщить колонистам о смерти их товарища.
Капитан перевел взгляд на черноголового Электрия. Тот остался сидеть, перекинув ногу на ногу, и рассматривал свои ногти.
– Вы ставите передо мной непростую задачу. Она имеет несколько составляющих, требующих ориентированного подхода. – Молодой инспектор избегал глядеть остальным в глаза. – В рамках моей миссии я считаю настоящее посещение базы нецелесообразным.
Капитан внимательно посмотрел на инспектора из-под редких рыжих ресниц.
– Ну что ж, – сказал он, – в таком случае никто не будет возражать, если я сам назначу наряд. Отправятся немедленно, – Тео Майер обвел всех взглядом и обернулся к стоящему у него за спиной дяде Фиме, – господин охранник как ответственный за безопасность экипажа…
Дядя Фима кивнул и потер руки, предвкушая поездку. Майер продолжал всматриваться в лица экипажа:
– Из техперсонала пойдут астронавт Бой-Баба и астронавт Живых…
Питер испуганно посмотрел на капитана, ожидая своей очереди.
– И господин врач.
Рашид вскинул пухлые руки:
– А если в это время кому-то из экипажа станет плохо? Господин бортинженер нуждается в постоянном медицинском контроле, – он взмахнул рукой, указывая на Кока. – Его диабет может декомпенсироваться в любой момент!
Кок страдальчески свел брови – да, действительно так, – и важно кивнул.
– Поэтому, – быстрые глазки Рашида оглядели присутствующих, – пусть с вами отправится… – толстый указательный палец повис в воздухе, – мисс Тадефи! – Он испытующе оглядел юную марокканку. – Да, именно! Ей как будущему врачу необходима практика. Вот пусть она и едет, – торжествующе заключил он.
Бой-Баба открыла рот от возмущения, а смуглая Тадефи вздрогнула и повернула голову в сторону врача. В глазах у нее было удивление: как так? Все ждали ее ответа, но она опустила голову и стояла молча, кусая губы.
Тут не просто страх перед инфекцией, подумала Бой-Баба. Тут что-то еще. Она перевела взгляд с Тадефи на врача, но тот уставился в угол, как будто не слышал.
Тадефи подняла голову. Разлепила пересохшие губы. Упрямая искорка сверкнула в зеленых глазах.
– Я с удовольствием выйду… на поверхность, – проговорила она задыхаясь, ни на кого не глядя. – Я… я постараюсь помочь тем, кто… заболел. – Она подняла голову и с вызовом посмотрела на Рашида. Тот расплылся в улыбке, довольный.
Тадефи повернулась к Бой-Бабе.
– Я очень рада, что мы пойдем вместе, – добавила она вполголоса.
Бой-Баба, как могла бережно, подержала своей клешней руку девушки и отпустила.
Она заметила, что Майер тоже не сводил глаз с Тадефи и Рашида. Теперь капитан еле заметно усмехнулся и продолжил:
– Значит, договорились. В случае заражения без моего решения ничего не предпринимать. Гермокостюмы не снимать, даже в помещениях. И немедленно назад. – Он остановил диктофон. – Вернетесь, и тогда решим, как нам следует поступить.
Через десять минут гигантские прожекторы озарили плато. Длинная тень транспортера скользила впереди него по нависающим скалам.
* * *
Лаборант по прозвищу Профессор лежал на спине. Ему было жестко, и больно повернуться. Тело его сотрясал озноб. Вокруг стояла непроглядная тьма, а от холода зуб на зуб не попадал.Профессор провел рукой и брезгливо отдернул ладонь – плиточный пол, грязный и липкий. Попытался приподнять голову и сморщился от рези в затекшей шее. Где он? Сколько так пролежал?
Лаборант заерзал, цепляясь пальцами за швы между плитками. После нескольких попыток он перевернулся, встал на четвереньки и принялся ощупывать пол вокруг себя. Натолкнулся на ребристый железный край то ли двери, то ли дверцы шкафа, не поймешь. Прерывисто дыша и перебирая вверх руками, кое-как подтянулся и встал, расставив руки и уткнувшись лицом в стену.
На каждом шагу останавливаясь, чтобы перевести дух, лаборант медленно пошел вдоль нее, ощупывая холодную металлическую поверхность. Что-то знакомое… Что с ним произошло? – Он не мог вспомнить.
Болела грудь, но не все время, а если неловко повернешься. Еще кружилась голова и было трудно дышать – с каждым вздохом все труднее. Лаборант зашарил по стене в поисках выключателя, рука то и дело наталкивалась на какие-то кнопки, но нажимать их он не решился. Жизнь на базе научила Профессора осторожности. Не только с кнопками, но – особенно – с людьми.
Ну да. Он же на базе, вспомнил он. Сегодня… он охнул, и темнота вокруг поплыла – сегодня прилетел грузовоз с Сумитры.
С проклятым Рашидом на борту.
Лаборант потерся головой об стену, вытирая стекающий со лба пот. Зубы по-прежнему стучали от озноба, сердце колотилось, а воздуха не хватало. Он прислушался и различил в тишине тихий ритмичный стук шлюзового нагнетателя, подающего в строение лаборатории дыхательную смесь. Вроде работает. Тогда почему ему трудно дышать?
И тут Профессор вспомнил все, что произошло.
Он вспомнил Челнока с самопальным излучателем. На базе были свои умельцы, для которых запрет на оружие на дальних планетах – только способ заработать. Но разряд у них получался слабый, убить из такой штуки толком не убьешь. Значит, Челнок обездвижил его и запер в лаборатории, а сам отправился на встречу с людьми Рашида.
Лаборант поднял голову, прислушался к неровному ритму нагнетателя. Еще не факт, дойдет ли Челнок до корабля. Конкурентов у него хватает. Проследят, пристрелят, заберут товар. Только вот достанется, как всегда в их разборках, ему – Профессору.
Он закашлялся от недостатка воздуха, вспоминая расположение лабораторий, и наощупь выбрался в коридор. Где же гермокостюм-то этот чертов… и зачем он вообще его снимал…
Хватая ртом остатки воздуха, он наконец нашарил костюм и баллоны и приник к мундштуку с кислородом. Легкие обжигало холодом, но голова прояснялась. Сейчас выйти из медблока – и к остальным. И вести себя примерно. А там видно будет.
Он влез в гермокостюм и начал прилаживать шлем.
Только это его и спасло.
В наушниках затрещало, и лаборант услышал искаженные микрофонами голоса за секунды до того, как поехал, открываясь, люк шлюзовой камеры. Он метнулся вглубь коридора и притаился за открытой дверью в отсек консервации. Над головой вспыхнули лампы. Металлический пол коридора загудел под шагами.
В наушниках тяжело дышали два человека.
– Да не было его тут, – хрипло сказал один. Лаборант вжался в угол между стеной и закраиной двери. Если пойдут сюда – увидят.
– Был. Уж я-то его знаю, – прошелестел больным горлом второй, и лаборант закусил губу, узнав голос.
В гермокостюме ему не было слышно, куда они направляются, а кафельный пол камеры консервации не передавал вибрации от шагов. Но сюда им идти незачем… пока.
Он повернулся и осмотрел камеру. Свет из коридора падал на зачехленные капсулы консервации, на отключенные приборы поддержания жизни. В наушниках тяжело дышали эти двое. Кажется, они в лаборатории… что-то ищут.
– Слышь, Контролер, – прохрипел в микрофон первый. – Зря ты дал ему уйти. На корабле людей Рашида в лицо не знают. Спокойно можно было нам самим вместо Челнока подгрести. – Он нехорошо захихикал. – Встречайте, мол, господа хорошие!
Второй ответил не сразу.
– Зачем нам силы тратить? – наконец произнес он тихим голосом, от звуков которого у лаборанта – как и у большей части поселенцев – волосы вставали дыбом на загривке. – Они сами сюда подвалят, куда денутся. Вот тогда с ними и поговорим…
Сердце лаборанта застучало. Значит, у них изменились планы. Люди с грузовоза приедут сюда, на базу. Проклятье! Он тяжело задышал, забыв, что те двое слышат его через микрофон так же, как и он слышит их.
– Что там такое? – произнес второй голос. Лаборант затаил дыхание. Те двое тоже не дышали, вслушиваясь. Долго ему так не вытерпеть. Он сжал губы, напряг все тело и сдерживал дыхание до тех пор, пока перед глазами не поплыли огненные круги.
– Показалось тебе, – отозвался первый. Лаборант воспользовался моментом и втянул в легкие воздуха, сколько смог. Опять тишина. – Да не, Контролер, ну кому тут быть?
– А Профессор? – спросил второй. Лаборант непроизвольно вжался в стену. – Кто его сегодня видел?
– А что Профессор? – проворчал первый. – Как будто он что знает, Профессор этот… он только и умеет, что… – добавил он гнусное ругательство. Второй устало каркнул несколько раз – рассмеялся.
Лаборант затаился, как мышь, за закраиной двери. Внутренняя оболочка гермокостюма насквозь пропиталась холодным потом. Те двое ругались, искали что-то. В наушниках хлопали двери лабораторных шкафов. Наконец загремел входной люк. Погас свет, погрузив медблок в кромешную тьму. Контролер и его человек ушли, хмуро переговариваясь.
Лаборант подождал еще немного. Сколько времени, интересно? Он осторожно прошел по коридору, вгляделся в смотровой щиток наружного люка – темно. Ночного освещения на базе нет, ничего не видно. Но по дальним скалам прыгал отсвет далекого прожектора. К базе приближался транспортер с грузовоза.
Сердце Профессора забилось. Только бы успеть! Выбраться самому и остановить людей Рашида. Оружия у него нет… ну что ж. Они наверняка пойдут сюда, в лабораторию. Он подождет их тут.
Профессор пересек лабораторию и потянул в сторону дверь в блок консервации. Если он сумеет захватить – как, он пока еще не знал, – людей Рашида, он сможет спрятать пленников в капсулах консервации. Они послужат его делу – отысканию средства против болезни. Лаборант уже пытался проводить опыты на умирающих, но некоторые из этих опытов оказались болезненны… а Профессор не хотел омрачать последние дни жизни товарищей мучениями.
А вот люди Рашида заслужили медленную смерть, кивнул он сам себе.
В одном из лабораторных шкафов он нашел то, что искал: обсидиановый скальпель с молекулярно-тонким армированным острием, предназначенный для препарирования подопытных крыс. Крыс для исследований Профессору требовалось немало. Благо, на базе они водились в изобилии: грызуны быстро поняли, что на поверхность планеты выходить опасно, можно замерзнуть или задохнуться, и засели в норах, проделанных в вагончиках поселенцев, настороженно блестя глазками. Но сегодня, если все пройдет удачно, место крыс займут люди. Хотя какие они люди! Хуже крыс…
Профессор прищурился в смотровой щиток. Луч прожектора окатывал светом проволочные заграждения возле входа. Транспортер остановился. Мотор замолк.
Профессор сжал скальпель в руке и затаился за закраиной входного люка.
* * *
– Смотри-ка, – заметил Живых в микрофон, – вроде все нормально. Темно. Спят как суслики.Мощные фары освещали распахнутые ворота базы. За стальной сеткой ограждения были кое-как запаркованы транспортеры. Один из них стоял снаружи, наискось, перекрывая въезд. В будке охранника горел свет.
– Башку снести за такую парковку! – от дяди-Фиминого рыка заложило уши. Он хлопнул дверцей и направился к будке. Внутри под герметичным куполом мигали на панели огонечки. Охранника на месте не было. Дядя Фима развел руками, подошел к брошенной машине, заглянул внутрь. Вскочил на ступеньку, и через секунду зарокотавший транспортер плавно двинулся в сторону, освобождая дорогу.
Дядя Фима вырулил к обочине и вернулся в кабину. В руке он сжимал мятую картонную коробочку из-под лекарств, вроде той, что была в кармане мертвого поселенца. Небрежным движением охранник убрал ее в карман.
Бой-Баба обернулась посмотреть, как там тело мертвого поселенца между сиденьями. Тот лежал смирно. А вот Тадефи рядом с ним смотрела, не отрываясь, на дядю Фиму и его оттопырившийся карман. Дыхание ее в наушниках становилось все резче. Все-таки страшно на незнакомой планете в первый-то раз, усмехнулась про себя Бой-Баба.
Транспортер миновал пустые ворота и медленно поехал по дороге между двух рядов приземистых герметичных вагончиков. Впереди затмевал собой беззвездное небо изгибистый диск Троянца.
Офисы и мастерские стояли пустые и темные, и жилые строения позади них отсвечивали чернотой в иллюминаторах.
– Не нравится мне это, – Живых нахмурился. – Охранника нет, и все как вымерли…
– Типун тебе на язык, – сказала Бой-Баба.
Дядя Фима уже поворачивал машину в один из бетонных двориков. Громадина их грузового транспортера нависла над двухместным желтым электроходиком, припаркованным возле проволочного ограждения жилого модуля.
– Офигели они совсем, на необитаемой планете заборы ставить? – произнес Живых. – От кого отгораживаются? Куркули несчастные…
Дядя Фима глянул на астронавтов и махнул головой в шлеме: выходите.
Автоматические жалюзи на иллюминаторах были опущены. Охранник постучал в дверь. Послушал. Тишина. Стукнул еще раз, и еще. Попробовал ручку. Заперто. Нажал кнопку на панели управления шлюзовой камерой. Дверь не открылась. Надавил опять, постоял в раздумьях, глядя на Бой-Бабу, кивнул на угол модуля.
Она поняла без слов, повернулась и пошла вдоль стены модуля. Свернув за угол и, оказавшись с неосвещенной стороны, подняла голову и нашла, что искала: под козырьком плоской крыши виднелся на высоте человеческого роста белый ящичек распределительного щитка.
На «Голландце» она, как техперсонал, отвечала за все электрооборудование. Привычным движением Бой-Баба вскрыла щиток и нащупала в темноте ряд выключателей. Все стояли в положении «выкл». Электричество в модуле было вырублено, только и всего.
Ребром ладони она перевела тумблеры вверх, в рабочее положение, и лицо ей озарили замигавшие огонечки. Из дома донеслись бодрые голоса телеведущих, мужской и женский, когда-то давно включенные на полную мощность.
Когда она вернулась к двери, Дядя Фима с Живых уже вошли в модуль. За ними, оглядываясь по сторонам, как кошка, осторожно ступала Тадефи, прижимая к груди чемоданчик с аптечкой.