Страница:
Он колебался, вслушиваясь в сигнал.
– Так что с ранеными-то делать? – наконец сказал он. – Нужно добраться до лаборатории, перевезти их, определиться с лечением. И где взять такую лабораторию?
Бой-Баба подперла голову локтями и задумалась. Представители Общества Социального Развития – организации, занимающейся освоением Космоса, – уже везде раструбили об опасности эпидемии и запретили приближаться к зараженным базам. Но болезнь ли это была? Или все-таки результат их хладнокровных массовых экспериментов на подневольных людях?
Бой-Баба усмехнулась. Судя по событиям на базе и на корабле, кто-то из руководства Общества Соцразвития готов на все, чтобы не допустить исцеления больных и появления на Земле живых свидетелей своих опытов.
Бой-Баба молчала, поглаживая ноющий лоб твердыми пальцами. Наконец повернулась и посмотрела Живых в глаза:
– Есть лаборатория на Киаке – спутнике Сумитры. На заброшенной базе. Можно попробовать подключить.
Живых не удивился, как будто и сам уже об этом думал.
– А если Сумитра запретит входить в свое пространство? – спросил он.
Бой-Баба устало пожала плечами.
– Есть другие пути, – она протянула руку, вывела на экран трехмерную карту. В темноте замерцали огоньки звезд, разноцветным облаком легли в воздухе кабины наслоения пылевых туманностей. Бой-Баба повернула трехмерное изображение другим боком и застучала по клавиатуре, вводя задание. Тонкая пунктирная дорожка пролегла посреди кабины, огибая звезды.
– На худой конец можно обогнуть и сесть на обратной стороне, – пробормотала она. – Но придется мимо Бокса-бэ проходить, не к ночи будь помянут, – она подсветила на карте еле заметную оранжевую точку звезды BOKS-45069. – Зато на Сумитре нас оттуда не ожидают. Пока то-се, мы и проскочим. Как ты думаешь?
Живых нахмурился. Посмотрел на проложенный пунктир, на Бой-Бабу, на звезду, вокруг которой обращалась недоброй славы планетка BOKS-45069 b.
– Я бы не рисковал, – наконец сказал он. – Не потому, что не пустят. А просто… – он замолк.
Бой-Баба не сводила с него взгляда.
– Что – просто? Уж говори.
– Да ну… – Живых откинулся в кресле, почесал бледную щеку. – Рассказывают про Бокс этот разное. Как-то не тянет мимо них идти.
Бой-Баба усмехнулась.
– Болтают много чего, но не всему же верить. Ну, пиратствуют по мелочи, так ведь не пойман – не вор, – она пожала плечами.
Живых хмыкнул, и до нее дошло, что он имел в виду.
– А если ты про все эти разговоры, про донорские органы и пересадку личности – это, уж ты извини, очередная космопортовская легенда. Диспетчеры в центре управления со скуки дохнут, вот и пугают новеньких операторов всякой ерундой. Ничего на Боксе-бэ особенного нет. Никаких тайных клиник.
И все же, поколебавшись, она застучала по клавиатуре, меняя курс. Уж очень озабоченно смотрел на нее Живых.
– Тогда подойдем под прикрытием Киака, – негромко сказала она. – База брошенная, так нам это и на руку: на темной стороне нас никто не засечет. Там запасы должны были остаться. Электростанция, генератор. Можно перебиться какое-то время.
– И лаборатория, – произнес Живых. Камеры-глаза сверкнули, плечи его распрямились, и даже серость сошла с лица. Он ухватился за подлокотники, подался вперед, всматриваясь в экран. – Если с умом сесть, – проговорил он глухо, – с Сумитры нас и не заметят. И незачем им знать.
От его решимости и Бой-Баба взбодрилась немного. Киак-Киак, самая крупная и ближняя луна Сумитры, была освоена задолго до самой планеты, но на темную сторону и в лучшие времена мало кто совался. И базу бросили, потому что слухи начали ходить нехорошие. Там действительно можно отдышаться вдалеке от преследователей, можно отсидеться и сообразить, что делать дальше.
Она кивнула. Не хотелось думать о том, что может случиться после посадки на Киак. Решать проблемы надо по очереди. Вот если сядут, если удастся наладить энергоснабжение и подключить к нему корабельный блок консервации, тогда на какое-то время о больных можно будет не беспокоиться. Пусть себе спят в железных капсулах, пока они с Живых будут соображать, как им отсюда выбраться и спасти тех, кто до этого доживет.
– Так ты иди, а я тут посижу, – Бой-Баба поднялась, потянулась всем искусственным телом, так что булькнул биораствор в суставах. – Когда проснешься, обсудим дальнейшее передвиже…
Динамик приемника хрипнул. Голос компьютера, читающий призыв о помощи, замолк на полуслове. Бой-Баба замерла. Динамик чихнул и затрещал, перестраиваясь на ожившую волну.
Живых кинулся к приемнику, потыкал в сенсоры настройки. Сквозь треск магнитных бурь неразборчиво прорывался голос, мужской и низкий. Живых выругался, стукнул по приемнику, и голос зазвучал чисто, как будто говорящий находился тут же, на мостике.
– FD-3200, я «Вагабонд», сигнал бедствия принял. Иду к вам. Уточните координаты. Повторяю…
Перебивая друг друга, они подтвердили координаты. Повторили еще раз и еще.
Волна давно обросла помехами, поглотив голос, а астронавты сидели не двигаясь, боясь посмотреть друг на друга. Корабль-спасатель дал им свои координаты: такая же, как и их «Голландец», земная аналоговая лоханка пятидесятилетней давности, снявшийся с Сумитры грузовоз. То ли их команде не сообщили о карантине и объявленном «Голландцу» бойкоте. То ли экипаж чужого корабля решил их спасать самовольно, несмотря на категорический приказ Земли не приближаться к «Летучему голландцу».
Не решаясь заговорить о спасении, Живых и Бой-Баба смотрели на карту неба, где их курс через сутки должен был пересечься с траекторией корабля-спасателя.
Илья думал эту мысль всю ночь во сне, думал, просыпаясь, и сразу вспомнил, разлепив утром больные, опухшие глаза. Эйлы рядом не было. Дверь в спальню плотно закрыта. Из кухоньки доносилось бряканье тарелок и чашек. Тимур что-то спросил у приемной матери, Эйла тихо ответила.
В висках колотилась боль. Илья приподнял взмокшую голову – и застыл, вслушиваясь и морщась от шума в ушах.
За окном стояла тишина. Молчали генераторы, не жужжали ветряки, и привычное, вредное для здоровья гудение проходящего над их модулем провода высоковольтной замолкло. Не отдавались эхом за окном шаги соседей, не перекликались голоса. Городок под Куполом замер.
Илья вскочил, путаясь в простыне, босиком подбежал к окну и всмотрелся, щурясь спросонья, в осыпанный утренней изморосью Купол. Башни производящих кислород нагнетателей позади него стояли недвижно – их не окутывала, как обычно, дымка движущегося воздуха.
Голова пошла кругом. Илья огляделся в поисках переговорника, бросился к кровати, перетряхнул тумбочки, сбросил на пол подушки. Раздался стук – переговорник вывалился из складок одеяла и соскользнул на пол. Трясущимися руками Илья схватил его и кое-как, ошибаясь и шепча себе под нос, набрал Вильсона. Тот долго не подходил. Илья ждал и слушал, как жена и Тимур переговариваются за дверью.
Наконец переговорник щелкнул, и Вильсон отозвался. Илья не сразу узнал его голос: пустой и усталый.
– Нагнетатели – ты видел?
Вильсон не ответил. Илья подождал и продолжил:
– Насколько хватит кислорода? Есть запасы?
Вильсон помолчал. Потом Илья услышал, как медленно, будто затекли пальцы, тот начал стучать по клавиатуре.
– Недели на две, – наконец отозвался Вильсон. – Но комбинат тоже встал. Значит, атмосферу вырабатывать не будет. – Он помедлил и добавил совсем тихо: – Если что, на поверхности худо-бедно дышать пока можно. Первое время перебьемся.
– А спасатели? – тупо спросил Илья. – Ты говорил, они уже в пути?
Вильсон не ответил.
Илья посмотрел в окно. За тусклой поверхностью Купола мертвые нагнетатели загораживали небо.
Когда он вышел из спальни, вытирая лицо полотенцем, Эйла и Тимур уже сидели за столом в утреннем полумраке. Свет не горел. Мальчик торопливо совал в рот хлопья ложку за ложкой. Эйла сидела прямо, непричесанные светлые волосы падали на лицо, скрывали глаза. Губы поджаты в ниточку.
Илья сел рядом, не говоря ни слова. Есть ему не хотелось. Просто посидеть со своими. Протянул руку, накрыл ею ладонь жены. Та не шевельнулась. Он вздохнул и потянулся за чайником.
– Электричества нет, – сказала Эйла сухо, не глядя на него.
Тимур опустил ложку. Посмотрел на нее, на чайник. Перевел взгляд на приемного отца – в глазах посверкивало любопытство.
– Мы что, теперь все умрем, да?
Эйла вытянула руку из-под ладони Ильи, погладила мальчика по жестким волосам. Илья посмотрел в пустую чашку перед собой.
– Нет, – солгал он. Повернулся к жене и добавил бодро: – Я говорил с Вильсоном. Он говорит, спасатели уже в пути.
Она кивнула. Тимур притих, подобрал ложку и без напоминаний принялся есть. Эйла молчала, но Илья видел, что на уме у нее что-то есть, и ждал, когда она соберется с духом. По опыту знал, что долго ждать не придется.
Но Эйла медлила.
– Как ты? – уже мягче спросила она.
Илья пожал плечами:
– Башка разламывается. А так…
– Прими таблетку, – она поднялась, потянулась к аптечке над холодильником. Он жестом остановил ее.
– Ты же знаешь. На меня таблетки не действуют. Экономь – еще вам понадобятся.
Она пожала плечами и села. Глаза снова жесткие, колючие. Помолчали.
– Мне вчера соседка сказала, – наконец начала Эйла. – Мать Киры…
– Они что, тоже остались? – глухо спросил Илья. Эйла кивнула. Облизнула губы, собираясь с мыслями.
Тимур бросил ложку в тарелку:
– Значит, Кира тоже осталась! Нас уже двое!
Илья протянул руку и коснулся его плеча:
– Погоди, – повернулся к жене. – Так что они?
Эйла помедлила.
– Она говорила… те, кто улетел… они – я не вполне поняла, но они взятки давали, что ли. За то, чтобы их забрали. Ты в это веришь?
Илья пожал плечами.
– Астронавты тоже люди. А тут такая возможность заработать. Жаль, что пользы от нее никому не вышло, – добавил он, вспомнив рассыпавшееся на черные осколки небо.
– А что такое взятка? – спросил Тимур.
Ну, вот вам, пожалуйста. Сколько раз он ее просил такие вещи при ребенке не обсуждать.
– Взятка, – тихо сказал Илья, – это когда ты даешь человеку деньги за то, чтобы он тебе помог. Покупаешь его доброту, так сказать.
– Понял, – неуверенно сказал Тимур. Оглядел приемных родителей. – Значит, они хотели, чтобы улетели именно они, а не другие? – он хмыкнул. – Вот дураки.
– Тимур, – нахмурилась Эйла. Посмотрела выжидательно на Илью, но он промолчал.
– А Вильсон ничего не сказал про частный космодром? – нарочито спокойно продолжила она. – На пятидесятом километре? Может быть, хозяин…
Илья нахмурился. Посмотрел на нее.
– Нет, – солгал он. И повторил то, что услышал вчера от Вильсона:
– Хозяин наверняка улетел одним из первых. Благо была такая возможность…
Эйла подняла руку, останавливая его:
– Не улетел. Я проверила базу данных в диспетчерской. Он не запрашивал коридор, – она оперлась локтями на стол, посмотрела ему в лицо: – Хозяин еще на Сумитре. Ты понимаешь?
Илья сидел, не двигаясь, боясь спугнуть надежду.
– И как ты себе это представляешь? – хрипло спросил он. – Придем к нему: пустите нас на корабль, пожалуйста? Он откажет. Такие всегда отказывают. Иначе бы он давно предоставил свой корабль для эвакуации.
Эйла опустила голову, как будто соглашалась: откажет. Тимур положил ложку и, раскрыв рот, слушал их разговор. Илья задумался.
– В любом случае нужно поговорить с Вильсоном… может, он что-то знает. Пойду к нему, – он кивнул. Сразу полегчало: появилась цель.
Снаружи загудело, зажужжал плафон под потолком, и комната медленно слабо осветилась. Илья потянулся к чайнику и нажал кнопку. Чайник зашумел.
– Ну, слава те господи, – сказала Эйла. Поднялась и стала собирать посуду.
Не выдержав повисшей в воздухе паузы, Илья отпихнул стул и встал.
– Так я пошел, – объявил он. – Работы много. Восстанавливать нагнетатели, составить списки оставшихся. На комбинат надо съездить. И, – помолчал он, – прочесать район космодрома. Черные ящики поискать.
Всю ночь он отгонял эту мысль – почему погибли корабли? А сейчас она сама наружу вылезла. Эйла посмотрела хмуро, но ничего не сказала.
Тимур сидел тихо и рассеянно выскребывал пустую уже тарелку.
– А ты чем будешь заниматься? – Эйла осторожно забрала у него ложку. – Школы нет.
Тимур пожал плечами:
– Посмотрю, кто еще остался. Пойдем на стадионе поиграем, – он посмотрел на Илью, и тот кивнул, разрешая.
Эйла замерла:
– Только, ради бога, будьте осторожны. Неизвестно кто по городку теперь бродит. Хоть ты ему скажи! – повернулась она к Илье.
Илья посмотрел на Тимура, потом на жену.
– Взрослый парень, – сказал он ей. – Ты же его знаешь. И не дурак. Он ни во что не впутается, – он посмотрел на маленького насупленного мальчишку, черные глаза горят надеждой на точеном смуглом лице. Живая копия покойного Булата. – Иди. Только – осторожно. И за Купол не вздумайте ходить. А то мало там народу сгинуло.
Тимур загрохотал стулом, вскочил, потянулся за своей сумочкой на полу:
– Да не ходим мы за Купол! Это комбинатовские ходят, а мы, космопортовские, на стадионе собираемся, – торопливо говорил он, но смотрел при этом в сторону. Илья повторил:
– Ты слышал, что тетя Эйла сказала. За Куполом небезопасно. Воздух разрежен, мало кислорода. А стрекуны из леса тут как тут – и косточек потом не найти будет.
Тимур пожал плечами. Эйла повернулась к Илье.
– Не надо им сегодня нигде гулять. Сейчас позвоню Кире и предупрежу их… – она потянулась к телефону.
Тимур подскочил.
– Теть Эйла, не надо! Ничего с нами не случится! Дядь Илья! Скажи ей!
Глаза его наполнились слезами. С надеждой мальчишка смотрел на приемного отца. Но Илья молчал.
– Да ну вас всех! – Тимур топнул ногой. – И сидите тут! Пока вас зараза не возьмет! Трусы вы все! Трусы!
Всхлипывая, Тимур схватил куртку, сумочку и вылетел в коридор. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь.
– К ужину чтоб был! – запоздало крикнул Илья вслед. Растерянно посмотрел на жену и развел руками.
Глава 3
– Так что с ранеными-то делать? – наконец сказал он. – Нужно добраться до лаборатории, перевезти их, определиться с лечением. И где взять такую лабораторию?
Бой-Баба подперла голову локтями и задумалась. Представители Общества Социального Развития – организации, занимающейся освоением Космоса, – уже везде раструбили об опасности эпидемии и запретили приближаться к зараженным базам. Но болезнь ли это была? Или все-таки результат их хладнокровных массовых экспериментов на подневольных людях?
Бой-Баба усмехнулась. Судя по событиям на базе и на корабле, кто-то из руководства Общества Соцразвития готов на все, чтобы не допустить исцеления больных и появления на Земле живых свидетелей своих опытов.
Бой-Баба молчала, поглаживая ноющий лоб твердыми пальцами. Наконец повернулась и посмотрела Живых в глаза:
– Есть лаборатория на Киаке – спутнике Сумитры. На заброшенной базе. Можно попробовать подключить.
Живых не удивился, как будто и сам уже об этом думал.
– А если Сумитра запретит входить в свое пространство? – спросил он.
Бой-Баба устало пожала плечами.
– Есть другие пути, – она протянула руку, вывела на экран трехмерную карту. В темноте замерцали огоньки звезд, разноцветным облаком легли в воздухе кабины наслоения пылевых туманностей. Бой-Баба повернула трехмерное изображение другим боком и застучала по клавиатуре, вводя задание. Тонкая пунктирная дорожка пролегла посреди кабины, огибая звезды.
– На худой конец можно обогнуть и сесть на обратной стороне, – пробормотала она. – Но придется мимо Бокса-бэ проходить, не к ночи будь помянут, – она подсветила на карте еле заметную оранжевую точку звезды BOKS-45069. – Зато на Сумитре нас оттуда не ожидают. Пока то-се, мы и проскочим. Как ты думаешь?
Живых нахмурился. Посмотрел на проложенный пунктир, на Бой-Бабу, на звезду, вокруг которой обращалась недоброй славы планетка BOKS-45069 b.
– Я бы не рисковал, – наконец сказал он. – Не потому, что не пустят. А просто… – он замолк.
Бой-Баба не сводила с него взгляда.
– Что – просто? Уж говори.
– Да ну… – Живых откинулся в кресле, почесал бледную щеку. – Рассказывают про Бокс этот разное. Как-то не тянет мимо них идти.
Бой-Баба усмехнулась.
– Болтают много чего, но не всему же верить. Ну, пиратствуют по мелочи, так ведь не пойман – не вор, – она пожала плечами.
Живых хмыкнул, и до нее дошло, что он имел в виду.
– А если ты про все эти разговоры, про донорские органы и пересадку личности – это, уж ты извини, очередная космопортовская легенда. Диспетчеры в центре управления со скуки дохнут, вот и пугают новеньких операторов всякой ерундой. Ничего на Боксе-бэ особенного нет. Никаких тайных клиник.
И все же, поколебавшись, она застучала по клавиатуре, меняя курс. Уж очень озабоченно смотрел на нее Живых.
– Тогда подойдем под прикрытием Киака, – негромко сказала она. – База брошенная, так нам это и на руку: на темной стороне нас никто не засечет. Там запасы должны были остаться. Электростанция, генератор. Можно перебиться какое-то время.
– И лаборатория, – произнес Живых. Камеры-глаза сверкнули, плечи его распрямились, и даже серость сошла с лица. Он ухватился за подлокотники, подался вперед, всматриваясь в экран. – Если с умом сесть, – проговорил он глухо, – с Сумитры нас и не заметят. И незачем им знать.
От его решимости и Бой-Баба взбодрилась немного. Киак-Киак, самая крупная и ближняя луна Сумитры, была освоена задолго до самой планеты, но на темную сторону и в лучшие времена мало кто совался. И базу бросили, потому что слухи начали ходить нехорошие. Там действительно можно отдышаться вдалеке от преследователей, можно отсидеться и сообразить, что делать дальше.
Она кивнула. Не хотелось думать о том, что может случиться после посадки на Киак. Решать проблемы надо по очереди. Вот если сядут, если удастся наладить энергоснабжение и подключить к нему корабельный блок консервации, тогда на какое-то время о больных можно будет не беспокоиться. Пусть себе спят в железных капсулах, пока они с Живых будут соображать, как им отсюда выбраться и спасти тех, кто до этого доживет.
– Так ты иди, а я тут посижу, – Бой-Баба поднялась, потянулась всем искусственным телом, так что булькнул биораствор в суставах. – Когда проснешься, обсудим дальнейшее передвиже…
Динамик приемника хрипнул. Голос компьютера, читающий призыв о помощи, замолк на полуслове. Бой-Баба замерла. Динамик чихнул и затрещал, перестраиваясь на ожившую волну.
Живых кинулся к приемнику, потыкал в сенсоры настройки. Сквозь треск магнитных бурь неразборчиво прорывался голос, мужской и низкий. Живых выругался, стукнул по приемнику, и голос зазвучал чисто, как будто говорящий находился тут же, на мостике.
– FD-3200, я «Вагабонд», сигнал бедствия принял. Иду к вам. Уточните координаты. Повторяю…
Перебивая друг друга, они подтвердили координаты. Повторили еще раз и еще.
Волна давно обросла помехами, поглотив голос, а астронавты сидели не двигаясь, боясь посмотреть друг на друга. Корабль-спасатель дал им свои координаты: такая же, как и их «Голландец», земная аналоговая лоханка пятидесятилетней давности, снявшийся с Сумитры грузовоз. То ли их команде не сообщили о карантине и объявленном «Голландцу» бойкоте. То ли экипаж чужого корабля решил их спасать самовольно, несмотря на категорический приказ Земли не приближаться к «Летучему голландцу».
Не решаясь заговорить о спасении, Живых и Бой-Баба смотрели на карту неба, где их курс через сутки должен был пересечься с траекторией корабля-спасателя.
* * *
Какое счастье, что из-за Тимура они пропустили корабль!Илья думал эту мысль всю ночь во сне, думал, просыпаясь, и сразу вспомнил, разлепив утром больные, опухшие глаза. Эйлы рядом не было. Дверь в спальню плотно закрыта. Из кухоньки доносилось бряканье тарелок и чашек. Тимур что-то спросил у приемной матери, Эйла тихо ответила.
В висках колотилась боль. Илья приподнял взмокшую голову – и застыл, вслушиваясь и морщась от шума в ушах.
За окном стояла тишина. Молчали генераторы, не жужжали ветряки, и привычное, вредное для здоровья гудение проходящего над их модулем провода высоковольтной замолкло. Не отдавались эхом за окном шаги соседей, не перекликались голоса. Городок под Куполом замер.
Илья вскочил, путаясь в простыне, босиком подбежал к окну и всмотрелся, щурясь спросонья, в осыпанный утренней изморосью Купол. Башни производящих кислород нагнетателей позади него стояли недвижно – их не окутывала, как обычно, дымка движущегося воздуха.
Голова пошла кругом. Илья огляделся в поисках переговорника, бросился к кровати, перетряхнул тумбочки, сбросил на пол подушки. Раздался стук – переговорник вывалился из складок одеяла и соскользнул на пол. Трясущимися руками Илья схватил его и кое-как, ошибаясь и шепча себе под нос, набрал Вильсона. Тот долго не подходил. Илья ждал и слушал, как жена и Тимур переговариваются за дверью.
Наконец переговорник щелкнул, и Вильсон отозвался. Илья не сразу узнал его голос: пустой и усталый.
– Нагнетатели – ты видел?
Вильсон не ответил. Илья подождал и продолжил:
– Насколько хватит кислорода? Есть запасы?
Вильсон помолчал. Потом Илья услышал, как медленно, будто затекли пальцы, тот начал стучать по клавиатуре.
– Недели на две, – наконец отозвался Вильсон. – Но комбинат тоже встал. Значит, атмосферу вырабатывать не будет. – Он помедлил и добавил совсем тихо: – Если что, на поверхности худо-бедно дышать пока можно. Первое время перебьемся.
– А спасатели? – тупо спросил Илья. – Ты говорил, они уже в пути?
Вильсон не ответил.
Илья посмотрел в окно. За тусклой поверхностью Купола мертвые нагнетатели загораживали небо.
Когда он вышел из спальни, вытирая лицо полотенцем, Эйла и Тимур уже сидели за столом в утреннем полумраке. Свет не горел. Мальчик торопливо совал в рот хлопья ложку за ложкой. Эйла сидела прямо, непричесанные светлые волосы падали на лицо, скрывали глаза. Губы поджаты в ниточку.
Илья сел рядом, не говоря ни слова. Есть ему не хотелось. Просто посидеть со своими. Протянул руку, накрыл ею ладонь жены. Та не шевельнулась. Он вздохнул и потянулся за чайником.
– Электричества нет, – сказала Эйла сухо, не глядя на него.
Тимур опустил ложку. Посмотрел на нее, на чайник. Перевел взгляд на приемного отца – в глазах посверкивало любопытство.
– Мы что, теперь все умрем, да?
Эйла вытянула руку из-под ладони Ильи, погладила мальчика по жестким волосам. Илья посмотрел в пустую чашку перед собой.
– Нет, – солгал он. Повернулся к жене и добавил бодро: – Я говорил с Вильсоном. Он говорит, спасатели уже в пути.
Она кивнула. Тимур притих, подобрал ложку и без напоминаний принялся есть. Эйла молчала, но Илья видел, что на уме у нее что-то есть, и ждал, когда она соберется с духом. По опыту знал, что долго ждать не придется.
Но Эйла медлила.
– Как ты? – уже мягче спросила она.
Илья пожал плечами:
– Башка разламывается. А так…
– Прими таблетку, – она поднялась, потянулась к аптечке над холодильником. Он жестом остановил ее.
– Ты же знаешь. На меня таблетки не действуют. Экономь – еще вам понадобятся.
Она пожала плечами и села. Глаза снова жесткие, колючие. Помолчали.
– Мне вчера соседка сказала, – наконец начала Эйла. – Мать Киры…
– Они что, тоже остались? – глухо спросил Илья. Эйла кивнула. Облизнула губы, собираясь с мыслями.
Тимур бросил ложку в тарелку:
– Значит, Кира тоже осталась! Нас уже двое!
Илья протянул руку и коснулся его плеча:
– Погоди, – повернулся к жене. – Так что они?
Эйла помедлила.
– Она говорила… те, кто улетел… они – я не вполне поняла, но они взятки давали, что ли. За то, чтобы их забрали. Ты в это веришь?
Илья пожал плечами.
– Астронавты тоже люди. А тут такая возможность заработать. Жаль, что пользы от нее никому не вышло, – добавил он, вспомнив рассыпавшееся на черные осколки небо.
– А что такое взятка? – спросил Тимур.
Ну, вот вам, пожалуйста. Сколько раз он ее просил такие вещи при ребенке не обсуждать.
– Взятка, – тихо сказал Илья, – это когда ты даешь человеку деньги за то, чтобы он тебе помог. Покупаешь его доброту, так сказать.
– Понял, – неуверенно сказал Тимур. Оглядел приемных родителей. – Значит, они хотели, чтобы улетели именно они, а не другие? – он хмыкнул. – Вот дураки.
– Тимур, – нахмурилась Эйла. Посмотрела выжидательно на Илью, но он промолчал.
– А Вильсон ничего не сказал про частный космодром? – нарочито спокойно продолжила она. – На пятидесятом километре? Может быть, хозяин…
Илья нахмурился. Посмотрел на нее.
– Нет, – солгал он. И повторил то, что услышал вчера от Вильсона:
– Хозяин наверняка улетел одним из первых. Благо была такая возможность…
Эйла подняла руку, останавливая его:
– Не улетел. Я проверила базу данных в диспетчерской. Он не запрашивал коридор, – она оперлась локтями на стол, посмотрела ему в лицо: – Хозяин еще на Сумитре. Ты понимаешь?
Илья сидел, не двигаясь, боясь спугнуть надежду.
– И как ты себе это представляешь? – хрипло спросил он. – Придем к нему: пустите нас на корабль, пожалуйста? Он откажет. Такие всегда отказывают. Иначе бы он давно предоставил свой корабль для эвакуации.
Эйла опустила голову, как будто соглашалась: откажет. Тимур положил ложку и, раскрыв рот, слушал их разговор. Илья задумался.
– В любом случае нужно поговорить с Вильсоном… может, он что-то знает. Пойду к нему, – он кивнул. Сразу полегчало: появилась цель.
Снаружи загудело, зажужжал плафон под потолком, и комната медленно слабо осветилась. Илья потянулся к чайнику и нажал кнопку. Чайник зашумел.
– Ну, слава те господи, – сказала Эйла. Поднялась и стала собирать посуду.
Не выдержав повисшей в воздухе паузы, Илья отпихнул стул и встал.
– Так я пошел, – объявил он. – Работы много. Восстанавливать нагнетатели, составить списки оставшихся. На комбинат надо съездить. И, – помолчал он, – прочесать район космодрома. Черные ящики поискать.
Всю ночь он отгонял эту мысль – почему погибли корабли? А сейчас она сама наружу вылезла. Эйла посмотрела хмуро, но ничего не сказала.
Тимур сидел тихо и рассеянно выскребывал пустую уже тарелку.
– А ты чем будешь заниматься? – Эйла осторожно забрала у него ложку. – Школы нет.
Тимур пожал плечами:
– Посмотрю, кто еще остался. Пойдем на стадионе поиграем, – он посмотрел на Илью, и тот кивнул, разрешая.
Эйла замерла:
– Только, ради бога, будьте осторожны. Неизвестно кто по городку теперь бродит. Хоть ты ему скажи! – повернулась она к Илье.
Илья посмотрел на Тимура, потом на жену.
– Взрослый парень, – сказал он ей. – Ты же его знаешь. И не дурак. Он ни во что не впутается, – он посмотрел на маленького насупленного мальчишку, черные глаза горят надеждой на точеном смуглом лице. Живая копия покойного Булата. – Иди. Только – осторожно. И за Купол не вздумайте ходить. А то мало там народу сгинуло.
Тимур загрохотал стулом, вскочил, потянулся за своей сумочкой на полу:
– Да не ходим мы за Купол! Это комбинатовские ходят, а мы, космопортовские, на стадионе собираемся, – торопливо говорил он, но смотрел при этом в сторону. Илья повторил:
– Ты слышал, что тетя Эйла сказала. За Куполом небезопасно. Воздух разрежен, мало кислорода. А стрекуны из леса тут как тут – и косточек потом не найти будет.
Тимур пожал плечами. Эйла повернулась к Илье.
– Не надо им сегодня нигде гулять. Сейчас позвоню Кире и предупрежу их… – она потянулась к телефону.
Тимур подскочил.
– Теть Эйла, не надо! Ничего с нами не случится! Дядь Илья! Скажи ей!
Глаза его наполнились слезами. С надеждой мальчишка смотрел на приемного отца. Но Илья молчал.
– Да ну вас всех! – Тимур топнул ногой. – И сидите тут! Пока вас зараза не возьмет! Трусы вы все! Трусы!
Всхлипывая, Тимур схватил куртку, сумочку и вылетел в коридор. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь.
– К ужину чтоб был! – запоздало крикнул Илья вслед. Растерянно посмотрел на жену и развел руками.
Глава 3
Бой-Баба и Живых не отходили от приемника. Но частота молчала. Именно молчала: никаких помех, одна звенящая тишина. Как будто на другом конце нажали кнопку «выкл.» и пошли спать.
Они ждали еще двое суток. Сменяли друг друга у запечатанных капсул консервации, следили воспаленными глазами за показаниями приборов. Больные в стальных капсулах были ни живы ни мертвы, но приборы регистрировали остаточную жизнедеятельность, замеряли почти остановившийся пульс, случайные всплески активности мозга на лентах самописцев.
– Это сны им снятся! – сказал как-то раз Живых. – Про что, интересно?
Бой-Баба пожала плечами. Не до того ей было. В больничке осталось пятеро пациентов, и ясно уже было, что без консервации они долго не протянут. Каждую свободную от дежурства на мостике минуту она проводила в изоляторе, ухаживала, разговаривала, как умела, шутила. А шутила она плохо – как будто лишившись после давнишней аварии человеческого тела, тогда же лишилась вместе с ним и чувства юмора.
Они с Живых сидели на мостике и ждали, чтобы приемник наконец заговорил.
– Наверное, что-то с ним случилось, – устало сказал Живых, пиная носком сапога основание приборной панели. – Или передумал. Решил нас не спасать.
– Или ему рекомендовали нас не спасать, – глухо ответила Бой-Баба.
Живых вопросительно приподнял брови. Она пояснила:
– Никогда не знаешь, кто эти переговоры прослушивает. Люди из Общества Соцразвития в том числе. Им это надо, чтобы свидетели их экспериментов живыми до Земли добрались? Вот, видно, и отговорили энтузиаста.
– Если б только отговорили, – поддакнул Живых. – А то, может, и силу применили.
– Силу – это вряд ли. А вот пообещать могли много чего, – она сердито посмотрела на звездное небо за метровой толщины стеклом. – Это ж каким энтузиастом надо быть, чтоб против их денег устоять.
Живых вздохнул:
– Ну, помечтали, и хватит. – Он поднялся. – Остается план Б. Летим к Киаку, не светимся, остаемся вне поля видимости Сумитры. Там сядем и посмотрим. – Бросил озабоченный взгляд на Бой-Бабу. – Как они, дотянут?
– Да уж придется дотянуть, – сердито сказала она. Поднялась, решительно пересекла мостик. Поблескивая стальными шарнирами суставов и морщась от боли, протянула руку к приемнику.
– Не вырубай, – успел сказать Живых.
– А пошел он, – отозвалась она. – Трое суток ждем. Только зря душу вынимает жестянка эта.
Резким, решительным движением она впечатала стальной палец в сенсор. Экран приемника вспыхнул и начал гаснуть, и в это угасающее свечение вдруг ворвались слова – искаженный передатчиком баритон космолетчика с «Вагабонда».
– Включай! – взвыл Живых, но она уже и сама давила на сенсор, ругая приемник за то, что долго загружается.
Через минуту они уже разговаривали. Все в порядке, бодро сказал голос космолетчика, пришлось временно сместиться с курса по непредвиденным обстоятельствам. По каким обстоятельствам, однако, он не уточнил и перешел к инструкциям: координаты, курс, траектория, подготовка к стыковке.
К стыковке! Внутри у Бой-Бабы все пело. Наверняка на этом «Вагабонде» есть установки консервации. Ей хотелось побежать в медблок и сообщить больным радостную весть, а Живых оставить обговаривать с ним детали. Но космолетчик продолжал расписывать подготовку к скорой встрече, и Бой-Бабе не хотелось уходить. Хотелось слушать и слушать.
– Состыкуемся, вы ко мне перейдете. Больных ваших ко мне положим. Мой медик их осмотрит. Первую помощь окажет, если надо. У нас медблок по последнему слову техники, – помедлив, добавил голос.
Голова у нее закружилась от радости. Все-таки есть на свете справедливость. Ну не могли они погибнуть, они ведь спасали людей, не ради своих шкур старались. А голос незнакомого космолетчика в динамике поддакивал ее мыслям:
– Вам сейчас главное – поскорей до большой земли добраться. А раз уж мы время потеряли – а у меня, знаете, график, – то мы вот как сделаем, – было слышно, как тот перед микрофоном облизал губы. – Пойдем коротким путем. Мимо Бокса-бэ, как вам это? Оно и быстрее, и безопасней. Там все-таки обжитой квадрат, просчитанный, пойдем по картам, а не тыком.
Бой-Баба прислушалась сквозь радостный стук собственного сердца. На другом конце линии дышали тяжело, всхрипами. Что-то ей в этом дыхании не нравилось… но она одернула себя. Человек ради них готов отклониться от курса, а это только астронавт способен оценить. Значит, действительно хочет помочь. Или… на что еще он надеется?
– Только нам вас отблагодарить нечем, – быстро сказала она, проверяя промелькнувшее подозрение. – У нас все фонды выработаны. Даже заправиться не на что.
Космолетчик на другом конце линии хохотнул обиженно.
– Ну вы, братцы… не все ж деньгами мерить…
Живых вздохнул облегченно, показал ей большой палец. Она слабо улыбнулась в ответ.
– …сядем, заправимся. Переночуем. Я вам место пообедать покажу хорошее. А то могу и здешнюю ночную жизнь показать… тут ребята хорошо тусят… не по-детски…
Что-то дрогнуло в его голосе. Бой-Баба насторожила уши. Подошла к приемнику. Тяжелой рукой отпихнула от микрофона Живых.
– А когда мы вашим путем до Земли доберемся? – брякнула она спроста. – А то у нас тут больные, знаете… – Живых выпучил на нее глаза, но она замахала: не встревай.
– Дык еще быстрее получится! – загорячился в динамике космолетчик. – Чего мы будем мимо Сумитры тащиться, да там еще и эвакуация…
– Какая эвакуация? – в один голос спросили Живых с Бой-Бабой.
Голос растерялся. Помолчал. Наконец заговорил снова, так же горячо, но без прежнего убеждения.
– Ну, не хотите – как хотите. Кроме меня вас тут никто не подберет. Все корабли уже этот участок движения покинули. Надумаете – свяжетесь.
Но не отключился, как можно было после таких слов ожидать, а остался на линии. Они слышали в динамиках его одышливое сопение. Бой-Баба с Живых смотрели друг на друга, и до нее постепенно начало доходить. Она показала рукой на приемник, на звезды за окном. Живых еще не понимал. Тут дядька не выдержал, и голос прорезался опять:
– Ну, чего надумали? У меня груз ждет!
Бой-Баба нагнулась к микрофону:
– Хорошо. Мимо Бокса так мимо Бокса. Записывайте наши координаты…
И, водя нержавеющим пальцем по экрану компьютера, стала зачитывать буквы и цифры. Живых округлил глаза, кинулся к ней.
– Ты что ему даешь? – шепотом закричал он, но она знаком велела ему заткнуться. Прочитала в микрофон серию координат и отключилась.
– Куда ты его отправила? – в голос закричал Живых, оглядываясь на неработающий микрофон. – Это ж черт-те где в стороне! Он нас теперь сто лет искать будет!
Она усмехнулась, подтянула кресло и села. Руки и ноги у нее тряслись от возбуждения. От разочарования.
– Быстро ты забыл, что у нас на Боксе-бэ, – тихо сказала она.
Живых задумался, и улыбка медленно сползла у него с лица. Она кивнула:
– Он не нас спасать собрался. Ему корабль был нужен – и мы с тобой тоже. И больные наши.
Повисла пауза.
– Ты в курсе, сколько сейчас страховка за органы дает? За протезы б/у? Одна вот такая нога, – она подняла стальную конечность в воздух и потрясла для убедительности, – лимон новых баксов. – Она опустила ногу, сжала подлокотники кресла, силясь остановить дрожь внутри. – А я, дура, думаю: че-т он такой добрый…
Живых сидел обалдело.
– А куда же он больных собирался… – растерянно проговорил он.
Она усмехнулась.
– А что больные! Хоть еле ползают, а тоже деньги. Органы выпотрошил, а останки в утилизатор. И никаких концов. И наших с тобой тоже…
Живых посмотрел на приемник.
– Это же надо до такого дойти было, – сказал он. – Сообразил ведь, спекулянт хренов. То-то ему денег от нас не надо было.
Бой-Баба почесала стилусом макушку.
– Я вот тут думаю, – медленно сказала она, – чего ему вообще в этом квадрате потребовалось. Грузовоз, говоришь? Я не удивлюсь, если он отловом зазевавшихся туристов промышляет. В космосе – а может, и на самой Сумитре. Прогони-ка этот квадрат через комп: не пропадали ли тут недавно суда? Должна быть статистика.
Живых помолчал. Посмотрел на нее, поскреб стальную шею. Что-то изменилось в его уставшем лице – на него легла тень. Но промолчал. Потянулся к панели управления и начал вносить изменения в траекторию. Бой-Баба прищурилась на экран.
– Вот же он, – проговорила она, еще не веря своим глазам. Огляделась. Протянула руку, включила приемник. Он по-прежнему хрипел алчной одышкой.
– Ошиблись вы в координатах-то, ребята, – выговорил голос и засмеялся. – Как же вы так! А еще астронавты…
Точка на экране не двигалась, но астронавты знали, что она приближается. Настигает их. Живых сбросил оцепенение и впрыгнул в штурманское кресло, защелкал по клавишам компьютера, меняя курс, пытаясь уйти от погони.
– Не успеем, – сказала Бой-Баба. Она понимала, что алчный космолетчик тоже это видит. Принимать бой? А как? С чем? Оружия на затраханном «Голландце» сроду не полагалось. И что-то ей подсказывало, что на якобы отклонившемся от курса пиратском грузовозе найдется и оружие, и кое-что похуже. Не зря он говорил про медблок по последнему слову техники…
Она глянула на экран и увидела, что точка чуть сместилась, стремительно настигая их.
– Халявы ему захотелось… – приговаривал Живых, разворачивая корабль. – Я ему покажу халяву…
Бой-Баба не сводила с экрана единственного глаза.
– Погоди-ка, – ее рука легла на клавиатуру, останавливая Живых. Он возмущенно вскинул на нее глаза – и замер, уставившись на экран.
– Что за черт… – начал он.
На экране вторая яркая точка проявилась в пустоте и теперь шла наперерез пиратскому кораблю. Оба астронавта смотрели на нее не отрываясь. Бой-Баба опомнилась первая и рванулась к командирскому креслу. Еще не добежав, перегнулась через подлокотники, вбивая в клавиатуру изменение траектории.
– Разворачивай, – скомандовала она Живых. Он кивнул, замешкался. Она зыркнула на него яростным глазом: – Разворачивай!
Они успели уклониться. Вторая точка приблизилась к пиратскому кораблю, и обе преобразились в маленькое ярко-белое солнце. Мгновение – и оно раздулось пузырем мельчайшей пыли, сквозь который просвечивали звезды.
«Голландец» достало-таки взрывом, шатнуло, изрыло его корпус искрами, в которые обратился и сам пиратский корабль, и алчный его командир. Бой-Баба впрыгнула в капитанское кресло, и вдвоем они принялись уводить корабль из-под настигающего их дождя осколков.
Потом сидели, тяжело дыша, не глядя друг на друга.
– Интересно, кто его подорвал, – наконец произнес Живых. – Конкуренты?
– Конкуренты бы за нами пошли. Не оставили бы. Значит, – она не сводила взгляда с блестящего облака на месте уничтоженного корабля, – его подорвали те, кто не хотел, чтобы он нам помогал, – ответила она. – Кто не знал, что у него на уме. Кто-то прослушал наши разговоры, решил, что тот хочет нас спасти. Ну, и воспрепятствовал…
Живых не ответил. Он смотрел на пустой экран.
– Какое счастье, что я больным ничего не сказала, – выговорила Бой-Баба.
Они ждали еще двое суток. Сменяли друг друга у запечатанных капсул консервации, следили воспаленными глазами за показаниями приборов. Больные в стальных капсулах были ни живы ни мертвы, но приборы регистрировали остаточную жизнедеятельность, замеряли почти остановившийся пульс, случайные всплески активности мозга на лентах самописцев.
– Это сны им снятся! – сказал как-то раз Живых. – Про что, интересно?
Бой-Баба пожала плечами. Не до того ей было. В больничке осталось пятеро пациентов, и ясно уже было, что без консервации они долго не протянут. Каждую свободную от дежурства на мостике минуту она проводила в изоляторе, ухаживала, разговаривала, как умела, шутила. А шутила она плохо – как будто лишившись после давнишней аварии человеческого тела, тогда же лишилась вместе с ним и чувства юмора.
Они с Живых сидели на мостике и ждали, чтобы приемник наконец заговорил.
– Наверное, что-то с ним случилось, – устало сказал Живых, пиная носком сапога основание приборной панели. – Или передумал. Решил нас не спасать.
– Или ему рекомендовали нас не спасать, – глухо ответила Бой-Баба.
Живых вопросительно приподнял брови. Она пояснила:
– Никогда не знаешь, кто эти переговоры прослушивает. Люди из Общества Соцразвития в том числе. Им это надо, чтобы свидетели их экспериментов живыми до Земли добрались? Вот, видно, и отговорили энтузиаста.
– Если б только отговорили, – поддакнул Живых. – А то, может, и силу применили.
– Силу – это вряд ли. А вот пообещать могли много чего, – она сердито посмотрела на звездное небо за метровой толщины стеклом. – Это ж каким энтузиастом надо быть, чтоб против их денег устоять.
Живых вздохнул:
– Ну, помечтали, и хватит. – Он поднялся. – Остается план Б. Летим к Киаку, не светимся, остаемся вне поля видимости Сумитры. Там сядем и посмотрим. – Бросил озабоченный взгляд на Бой-Бабу. – Как они, дотянут?
– Да уж придется дотянуть, – сердито сказала она. Поднялась, решительно пересекла мостик. Поблескивая стальными шарнирами суставов и морщась от боли, протянула руку к приемнику.
– Не вырубай, – успел сказать Живых.
– А пошел он, – отозвалась она. – Трое суток ждем. Только зря душу вынимает жестянка эта.
Резким, решительным движением она впечатала стальной палец в сенсор. Экран приемника вспыхнул и начал гаснуть, и в это угасающее свечение вдруг ворвались слова – искаженный передатчиком баритон космолетчика с «Вагабонда».
– Включай! – взвыл Живых, но она уже и сама давила на сенсор, ругая приемник за то, что долго загружается.
Через минуту они уже разговаривали. Все в порядке, бодро сказал голос космолетчика, пришлось временно сместиться с курса по непредвиденным обстоятельствам. По каким обстоятельствам, однако, он не уточнил и перешел к инструкциям: координаты, курс, траектория, подготовка к стыковке.
К стыковке! Внутри у Бой-Бабы все пело. Наверняка на этом «Вагабонде» есть установки консервации. Ей хотелось побежать в медблок и сообщить больным радостную весть, а Живых оставить обговаривать с ним детали. Но космолетчик продолжал расписывать подготовку к скорой встрече, и Бой-Бабе не хотелось уходить. Хотелось слушать и слушать.
– Состыкуемся, вы ко мне перейдете. Больных ваших ко мне положим. Мой медик их осмотрит. Первую помощь окажет, если надо. У нас медблок по последнему слову техники, – помедлив, добавил голос.
Голова у нее закружилась от радости. Все-таки есть на свете справедливость. Ну не могли они погибнуть, они ведь спасали людей, не ради своих шкур старались. А голос незнакомого космолетчика в динамике поддакивал ее мыслям:
– Вам сейчас главное – поскорей до большой земли добраться. А раз уж мы время потеряли – а у меня, знаете, график, – то мы вот как сделаем, – было слышно, как тот перед микрофоном облизал губы. – Пойдем коротким путем. Мимо Бокса-бэ, как вам это? Оно и быстрее, и безопасней. Там все-таки обжитой квадрат, просчитанный, пойдем по картам, а не тыком.
Бой-Баба прислушалась сквозь радостный стук собственного сердца. На другом конце линии дышали тяжело, всхрипами. Что-то ей в этом дыхании не нравилось… но она одернула себя. Человек ради них готов отклониться от курса, а это только астронавт способен оценить. Значит, действительно хочет помочь. Или… на что еще он надеется?
– Только нам вас отблагодарить нечем, – быстро сказала она, проверяя промелькнувшее подозрение. – У нас все фонды выработаны. Даже заправиться не на что.
Космолетчик на другом конце линии хохотнул обиженно.
– Ну вы, братцы… не все ж деньгами мерить…
Живых вздохнул облегченно, показал ей большой палец. Она слабо улыбнулась в ответ.
– …сядем, заправимся. Переночуем. Я вам место пообедать покажу хорошее. А то могу и здешнюю ночную жизнь показать… тут ребята хорошо тусят… не по-детски…
Что-то дрогнуло в его голосе. Бой-Баба насторожила уши. Подошла к приемнику. Тяжелой рукой отпихнула от микрофона Живых.
– А когда мы вашим путем до Земли доберемся? – брякнула она спроста. – А то у нас тут больные, знаете… – Живых выпучил на нее глаза, но она замахала: не встревай.
– Дык еще быстрее получится! – загорячился в динамике космолетчик. – Чего мы будем мимо Сумитры тащиться, да там еще и эвакуация…
– Какая эвакуация? – в один голос спросили Живых с Бой-Бабой.
Голос растерялся. Помолчал. Наконец заговорил снова, так же горячо, но без прежнего убеждения.
– Ну, не хотите – как хотите. Кроме меня вас тут никто не подберет. Все корабли уже этот участок движения покинули. Надумаете – свяжетесь.
Но не отключился, как можно было после таких слов ожидать, а остался на линии. Они слышали в динамиках его одышливое сопение. Бой-Баба с Живых смотрели друг на друга, и до нее постепенно начало доходить. Она показала рукой на приемник, на звезды за окном. Живых еще не понимал. Тут дядька не выдержал, и голос прорезался опять:
– Ну, чего надумали? У меня груз ждет!
Бой-Баба нагнулась к микрофону:
– Хорошо. Мимо Бокса так мимо Бокса. Записывайте наши координаты…
И, водя нержавеющим пальцем по экрану компьютера, стала зачитывать буквы и цифры. Живых округлил глаза, кинулся к ней.
– Ты что ему даешь? – шепотом закричал он, но она знаком велела ему заткнуться. Прочитала в микрофон серию координат и отключилась.
– Куда ты его отправила? – в голос закричал Живых, оглядываясь на неработающий микрофон. – Это ж черт-те где в стороне! Он нас теперь сто лет искать будет!
Она усмехнулась, подтянула кресло и села. Руки и ноги у нее тряслись от возбуждения. От разочарования.
– Быстро ты забыл, что у нас на Боксе-бэ, – тихо сказала она.
Живых задумался, и улыбка медленно сползла у него с лица. Она кивнула:
– Он не нас спасать собрался. Ему корабль был нужен – и мы с тобой тоже. И больные наши.
Повисла пауза.
– Ты в курсе, сколько сейчас страховка за органы дает? За протезы б/у? Одна вот такая нога, – она подняла стальную конечность в воздух и потрясла для убедительности, – лимон новых баксов. – Она опустила ногу, сжала подлокотники кресла, силясь остановить дрожь внутри. – А я, дура, думаю: че-т он такой добрый…
Живых сидел обалдело.
– А куда же он больных собирался… – растерянно проговорил он.
Она усмехнулась.
– А что больные! Хоть еле ползают, а тоже деньги. Органы выпотрошил, а останки в утилизатор. И никаких концов. И наших с тобой тоже…
Живых посмотрел на приемник.
– Это же надо до такого дойти было, – сказал он. – Сообразил ведь, спекулянт хренов. То-то ему денег от нас не надо было.
Бой-Баба почесала стилусом макушку.
– Я вот тут думаю, – медленно сказала она, – чего ему вообще в этом квадрате потребовалось. Грузовоз, говоришь? Я не удивлюсь, если он отловом зазевавшихся туристов промышляет. В космосе – а может, и на самой Сумитре. Прогони-ка этот квадрат через комп: не пропадали ли тут недавно суда? Должна быть статистика.
Живых помолчал. Посмотрел на нее, поскреб стальную шею. Что-то изменилось в его уставшем лице – на него легла тень. Но промолчал. Потянулся к панели управления и начал вносить изменения в траекторию. Бой-Баба прищурилась на экран.
– Вот же он, – проговорила она, еще не веря своим глазам. Огляделась. Протянула руку, включила приемник. Он по-прежнему хрипел алчной одышкой.
– Ошиблись вы в координатах-то, ребята, – выговорил голос и засмеялся. – Как же вы так! А еще астронавты…
Точка на экране не двигалась, но астронавты знали, что она приближается. Настигает их. Живых сбросил оцепенение и впрыгнул в штурманское кресло, защелкал по клавишам компьютера, меняя курс, пытаясь уйти от погони.
– Не успеем, – сказала Бой-Баба. Она понимала, что алчный космолетчик тоже это видит. Принимать бой? А как? С чем? Оружия на затраханном «Голландце» сроду не полагалось. И что-то ей подсказывало, что на якобы отклонившемся от курса пиратском грузовозе найдется и оружие, и кое-что похуже. Не зря он говорил про медблок по последнему слову техники…
Она глянула на экран и увидела, что точка чуть сместилась, стремительно настигая их.
– Халявы ему захотелось… – приговаривал Живых, разворачивая корабль. – Я ему покажу халяву…
Бой-Баба не сводила с экрана единственного глаза.
– Погоди-ка, – ее рука легла на клавиатуру, останавливая Живых. Он возмущенно вскинул на нее глаза – и замер, уставившись на экран.
– Что за черт… – начал он.
На экране вторая яркая точка проявилась в пустоте и теперь шла наперерез пиратскому кораблю. Оба астронавта смотрели на нее не отрываясь. Бой-Баба опомнилась первая и рванулась к командирскому креслу. Еще не добежав, перегнулась через подлокотники, вбивая в клавиатуру изменение траектории.
– Разворачивай, – скомандовала она Живых. Он кивнул, замешкался. Она зыркнула на него яростным глазом: – Разворачивай!
Они успели уклониться. Вторая точка приблизилась к пиратскому кораблю, и обе преобразились в маленькое ярко-белое солнце. Мгновение – и оно раздулось пузырем мельчайшей пыли, сквозь который просвечивали звезды.
«Голландец» достало-таки взрывом, шатнуло, изрыло его корпус искрами, в которые обратился и сам пиратский корабль, и алчный его командир. Бой-Баба впрыгнула в капитанское кресло, и вдвоем они принялись уводить корабль из-под настигающего их дождя осколков.
Потом сидели, тяжело дыша, не глядя друг на друга.
– Интересно, кто его подорвал, – наконец произнес Живых. – Конкуренты?
– Конкуренты бы за нами пошли. Не оставили бы. Значит, – она не сводила взгляда с блестящего облака на месте уничтоженного корабля, – его подорвали те, кто не хотел, чтобы он нам помогал, – ответила она. – Кто не знал, что у него на уме. Кто-то прослушал наши разговоры, решил, что тот хочет нас спасти. Ну, и воспрепятствовал…
Живых не ответил. Он смотрел на пустой экран.
– Какое счастье, что я больным ничего не сказала, – выговорила Бой-Баба.