Рытхэу Ю С. Числа Какота

почувствовал, как глупо и жестоко он поступил, отдав дочь в руки Руала
Амундсена. Что же это такое? Вроде бы не так долго прожила дочь вместе с
ним. Когда была жива жена, она заботилась о дочери, а после ее смерти
родственники взяли девочку к себе.
Что-то случилось и с числами. Какот понял, что, как бы он ни торопился,
конец будет отодвигаться с той же скоростью, что и написание очередных
чисел. Конец ли? Но почему нет? Бесконечность -- это ведь тоже нечто
определенное!
Море очистилось ото льда, и байдары вышли на моржовую охоту. Какот
пристроился к одной артели. Он исправно нес службу гарпунера, получал
причитающуюся ему долю, а светлыми вечерами сидел в чоттагине и писал числа,
пока, понукаемый страстными вздохами женщины, не влезал в жаркий меховой
полог.
Числа перешли на вторую половину тетради. Каждый раз, усаживаясь на
китовый позвонок, Какот ожидал, что на этот раз случится чудо и числа
перейдут в какое-то новое качество, что-то скажут ему такое, что он
чувствовал скрытым за безмолвными рядами гигантских величин.
Но числа молчали.
Сущность чисел не проявилась. Для постороннего человека эта тетрадь --
простой набор возрастающих чисел. А для Какота на этих страницах, быть
может, заключена вся его жизнь, все его размышления о смысле жизни. Разве
может другой человек найти среди нагромождений торосистых цифр тоску по
увезенной Амундсеном дочери?
Лето пролетело быстро и незаметно. Так же незаметно для себя Какот
покрыл ярангу новой моржовой кожей, наполнил деревянные бочки запасом
моржового жира, утеплил меховой полог. Главной была тетрадь, и ряд чисел
приближался к концу последней страницы.
Тревога все чаще охватывала Какота. Он вдруг почувствовал, что теряет
нечто такое, что его роднило со всеми людьми. А заметил он это, когда увидел
округлившийся живот жены. Значит, пока он писал числа, жизнь шла своим
чередом и будущая жизнь зарождалась независимо от мучительных размышлений о
смысле существования вещей и живых существ...
Он старался быть поласковее с женой, пытался даже говорить с ней, но
часто ловил себя на том, что замолкает на середине фразы и возвращается к
заветной тетради.
Выпал снег. Море покрылось льдом, и к ярангам потянулись кровавые следы
убитых нерп.
Какот уходил ранним утром и возвращался уже при свете звезд. Жена
зажигала яркий светильник и выставляла его к порогу.
Льды подступили вплотную. Теперь открытой воды не будет до самой весны,
и путь, по которому уплыла дочь, закрыт замерзшей водой.
Какот дошел до места, где зимовала "Мод". Ничто не указывало на то, что
здесь был корабль великого открывателя земель. Торосистое море простиралось
на огромные расстояния. Взором эти просторы не охватить, но мысленно можно
пройти путь до самого Нома. "Мод" держала курс на Ном. Какот бывал в Номе.
Скопище деревянных домишек. А вот где Норвегия и город Осло? Что-то кольнуло
в сердце Какота, и он вдруг понял, что ему не представить, где это Осло и
страна Норвегия, земля, куда уехала его дочь... Дочь, которой он дал
иноземное имя Мери. А может быть, не в числах сущность, а в нем самом? И
виноват он сам? И в смерти жены, которую он не берег, и в том чудовищном
поступке, когда он согласился отдать дочь Руалу Амундсену? Правда,
путешественник сказал, что она вернется, когда научится грамоте и письму. Но
грамотная Мери -- это уже не дочь Какота!
А там, в селении, на берегу ждет его жена. Не просто жена, а тоже
человек, со своим именем -- Вээмнэут, что значит Речная Женщина. Быть может,
в эту минуту рождается новый человек, а Какот все бродит во льдах и ищет
смысл больших чисел.
Какот повернул к берегу. На этот раз он шел без добычи, убив время на
размышления и воспоминания. Не надо было ему приходить на это место.
Воспоминания разбередили его душу, всколыхнули такие мысли, от которых
становилось и жарко, и страшно.
Тетрадь лежала в охотничьем мешке за спиной. Какот всегда чувствовал ее
присутствие и значимость больших чисел, лежащих в мешке из нерпичьей кожи.
Теперь числа прожигали белую камлейку, пронзали меховую кухлянку и
сжимали болью истерзанное сердце Какота. В голове мешались мысли, кровь
стучала в висках.
Какот остановился передохнуть и машинально скинул кожаный мешок. Не
думая о том, что делает, Какот развязал ременные застежки и вытащил тетрадь.
Она казалась распухшей от заключенных на ее страницах больших чисел. Может,
и не от чисел, а от сырости, от капель жира, которые неизбежны в пологе, в
котором горит жировая лампа...
Какот, не раскрывая тетрадь, положил ее на снег и отошел в сторону.
Сделать несколько шагов -- и она исчезнет с глаз, а потом ветер унесет и
растреплет ее на отдельные листочки.
Но вдруг кто-то найдет эти страницы, исписанные числами, и задумается.
Откинет в сторону охотничий посох, забудет о том, что ушел во льды добывать
нерпу, и вопьется пытливыми глазами в обозначения чисел...
Какот вернулся к тетради и присел на корточки. Разбухшая тетрадь
дышала... Это было ужасно. Тут же в мозгу мелькнуло объяснение: легкий
ветерок шевелил страницы. Но поначалу тетрадь показалась настоящим живым
существом.
Кончиком посоха Какот пошевелил тетрадь. Она раскрылась, и черные ряды
чисел зарябили в глазах, словно отделяясь от белых полей страниц и
выпрыгивая на снег.
"Уничтожить надо тетрадь", -- решил Какот. Он скинул ружье, положил на
снег лыжи-снегоступы и уселся на них. Из-за пазухи достал замшевый кисет,
оттуда спичечный коробок. Сдунув табачную пыль, Какот вынул спичку и зажег.
Край листка почернел и тотчас вспыхнул ярким желтым пламенем.
Странное дело: страница сгорала довольно быстро, но числа держались
дольше всего, словно не хотели уходить в небытие, сопротивляясь
всепожирающему огню.
Страницу за страницей сжигал Какот злополучную тетрадь. Огонь то
вспыхивал ярким пламенем, то едва теплился, слизывая черные значки чисел.
Вот и последняя страница. Она горела вместе с обложкой. Какоту пришлось
несколько раз шевельнуть листки, чтобы не погас огонь.
Сгорел последний клочок, и на снегу осталась горка серого пепла. Какот
осторожно тронул ее носком торбаса: пепел рассыпался, развеялся, и на снегу
осталось лишь небольшое углубление с подтаявшими краями.
Какот глубоко вздохнул и огляделся.
Торосы подступили ближе: надвигалась ночь. Бесчисленные звезды усыпали
небо, и прелесть была в том, что не надо было думать, сколько их на небе.
Это было просто звездное небо. Небо со звездами или звезды на небе.
Какот надел на себя охотничье снаряжение и двинулся в селение. Он шел,
всматриваясь в торосы, далеко выкидывая вперед посох с острым наконечником.
Он еще издали увидел свет в яранге и прибавил шаг. Он мысленно видел
жену, которая сидит на бревне-изголовье, бережно придерживая большой живот
коленями, и ждет мужа. По стенам яранги стоят бочки. Они уже наполовину
пусты. Копоть хлопьями висит на жердях и на толстой цепи над костром. Собаки
устало поднимут головы и равнодушно глянут на возвратившегося охотника.
Простые мысли, простая жизнь.
Может быть, это и есть настоящий смысл жизни?
У порога Какот остановился, увидел в глубине чоттагина жену точно в том
положении, в котором ожидал, и громко сказал:
-- Пришел я -- Какот!