Страница:
Положение сегодня вечером также очень невеселое. Вся надежда на то, что восточный ветер раскроет плавучие льды, по-видимому, исчезла. Между льдинами появляются полыньи, разводья, и мы, точно крабы, медленно проползаем из одной полыньи с другую.
Ночью задул сильный ветер. Вот когда я с облегчением подумал, что наше положение могло бы быть намного хуже. Ветер завывал в снастях, а мы между тем совершенно спокойно стояли среди льдов, нисколько не беспокоясь ни за судно, ни за паруса, не думая об айсбергах и сжатии льдов. Можно было спокойно спуститься вниз и безмятежно заснуть. Вспоминались лошади, но ведь, наконец, лошадей испокон веку возили на небольших судах, иногда в очень далекие плавания.
Восточная партия, безусловно, выгадает от малейшей нашей задержки. Чем позже они попадут на Землю Короля Эдуарда, тем лучше…[33]
Экспедиция для устройства промежуточных складов для предстоящего путешествия к Южному полюсу будет сокращена, но, если даже нам удастся прибыть в январе, работы непочатый край. Надо признаться, что положение могло быть много хуже и если бы только была уверенность в освобождении не дальше, скажем, как через неделю, то тужить, собственно, было бы и не о чем.
Боюсь, что в холодильнике не все благополучно. На баранине появилась плесень, и говядина начала портиться. Чувствуется несомненный запах. Холодильник приказано было открывать, когда температура опускалась ниже +28° [-2 °C]. «Я думал, что мясо от этого затвердеет», но, видимо, нужна вентиляция воздуха. К ночи сегодня, когда температура понизится, мы, вероятно, вынем говядину и поставим виндзейль,[34] чтобы очистить воздух. Если это не поможет, придется повесить туши на снасти.
Позднее, в 6 ч вечера. Ветер переменил направление с SE на ESE. Прибой утихает. Это свидетельствует о том, что впереди открытая вода и что взятый нами курс в общем правильный.
Небо очищается, но ветер все еще налетает порывами с силой от 4 до 7 баллов. Лед слегка смерзся, и мы во второй половине дня совсем не продвинулись.
9 ч вечера. Сегодня легла одна из лошадей. Она и раньше ложилась. Может быть, это не имеет значения, но, с другой стороны, это не очень утешительное обстоятельство и его можно посчитать дурным предзнаменованием.
Кончаю этот том моего дневника при обстоятельствах, которые нельзя назвать благоприятными.
НОВЫЙ ТОМ ДНЕВНИКА
1910–1911 гг.
Все еще в плавучих льдах
Среда, 28 декабря 1910 г. 69°17 ю. ш., 179°42 з. д. Мыс Крозье S22 W530 . Ветер улегся; небо прояснилось; теперь солнце ярко светит и греет. Температура 28° [-2 °C]. Во время средней вахты ветер стих и упал до 2–3 баллов. Мы прошли за время вахты 1,5 мили и с тех пор прибавили еще почти целую милю. Вошли в более разреженные льды. Посещение «вороньего гнезда»[35] убедило нас в значительном улучшении положения. Льды окружают нас со всех сторон, но процент совсем тонких льдин велик, и даже те, что потолще, как будто ломаются. Определить условия можно только на протяжении 3 миль или около этого – радиус наблюдений из «вороньего гнезда». В пределах этих 3 миль нет сомнений в том, что судно сможет легко пробиться. Дальше, на южной стороне неба, есть кое-какие намеки на открытую воду. Мы проталкивались и дрейфовали к югу и западу во время непогоды и теперь находимся опять неподалеку от 180-го меридиана. Кажется невероятным, чтобы мы были еще далеко от южной границы пака.
Основываясь на этих наблюдениях, мы решили снова развести пары. Надеюсь, что теперь мы пробьемся.
Свалившаяся вчера лошадь была выведена на палубу. Бедняжка находится в жалком состоянии. Страшно исхудала, очень слаба на задних ногах и страдает от ужасного накожного раздражения, от которого шерсть лезет клочьями. Полагаю, что день-другой пребывания на открытом воздухе принесет ей большую пользу. Еще одна или две лошади в плохом состоянии, но все же не в таком плачевном, как эта. Отс неустанно ухаживает за животными, но он, кажется, не совсем понимает, что, пока мы стоим во льду, судно неподвижно, и поэтому больному животному на открытой палубе до известной степени возможен моцион.
Если мы теперь, наконец, выберемся, то, может быть, спасем всех лошадей, однако не будет ничего удивительного, если придется еще двух или трех потерять.
Главные наши заботы теперь об этих животных, а также об иссякающем запасе угля.
Сегодня утром множество пингвинов ныряло за пищей вокруг судна и под него. В первый раз они подходят так близко. По всей вероятности, расхрабрились из-за того, что неподвижен винт.
Пингвин Адели на земле или на льду донельзя забавен. Спит ли он, ссорится ли или играет, любопытствует ли, пугается или сердится, он неизменно смешон. На воде – совсем другое дело. Нельзя не любоваться им, когда он стрелой ныряет сажени на две, или прыгает на воздух с ловкостью дельфина, или плавно скользит по зыби полыньи. Двигается он, вероятно, не так быстро, как кажется, но удивляет своей гибкостью, ловкостью, красотой и вообще умением управлять движениями.
Когда бродишь взором по пустому простору льдов, трудно верится, какое обилие жизни кишит непосредственно под их поверхностью. Опущенный в воду невод мгновенно наполняется диатомеями,[36] показывающими, что плавучая растительная жизнь здесь во много раз богаче, чем в тропических и умеренных морях. Этих диатомей обыкновенно не больше трех или четырех общеизвестных видов. Ими кормятся несчетные тысячи маленьких креветок (Euphausia), которые плавают у краев каждой льдины и выплескиваются на перевернутые обломки. В свою очередь, они служат пищей разным созданиям, малым и большим, как-то: крабоеду или белому тюленю, пингвинам, антарктическому и снежному буревестникам и множеству неизвестных рыб.
Рыб этих, должно быть, большое обилие, судя по изловленным нами на перевернутой льдине и по тому, что два дня назад видели несколько матросов. Они рассказали, что видели полдюжины рыб, если не больше, с фут длиной, уплывших под лед. Рыб ловят тюлени и пингвины и, по всей вероятности, также чайки и буревестники.
Из млекопитающих нередко встречается длинный гибкий морской леопард, вооруженный страшными зубами и уж, наверное, содержащий в своем желудке несколько пингвинов, а может быть, и юного тюленя. Косатка (Orca gladiator)[37] попадается не так часто во льду, но в большом числе водится у берегов. Это лютое китообразное, ненасытно жадное, пожирающее или пытающееся пожрать всякое не слишком большое животное. Наконец, упомянем о громадных китах разных видов, от синего кита (Balaenoptera Sibbaldi), самого огромного из всех млекопитающих, до разных видов меньших размеров, еще не получивших названий. Эти громадные животные встречаются в большом числе, и понятно, какое им требуется количество пищи и, стало быть, какое несметное множество мелкой твари должны содержать в себе эти моря. Под мирными ледяными полями и в спокойных полыньях свирепствует все та же исконная, всеобщая война, вызванная борьбой за существование.
И утром и днем солнце ярко светило. Сегодня после полудня все недежурные лежали на палубе и грелись в его лучах, беспечные, довольные.
10 чутра. Мы двинулись в 8 ч, и пока условия благоприятны для нас. Лед сравнительно тонкий, льдины от 2 до 3 футов толщиной, за исключением торосов. Между ними большие полыньи. Судно движется хорошо, делая три мили в час, хотя иногда и задерживается группой торосистых льдин. Небо обложено. Слоистые облака идут от NNE. Ветер дует с той же стороны. Это, может быть, для нас выгодно, так как паруса оказывают большую помощь. К тому же офицеру на вахте легче, если солнце не светит ему прямо в глаза.
Когда я писал эти строки, лед как будто стал смыкаться, но я все же надеюсь, что он не закроется совсем. Никаких признаков открытой воды на юге. Увы!
12 ч. Видел двух морских леопардов, игравших в кильватерной струе.
Четверг, 29 декабря. Наконец-то дождались желанной перемены! Мы под парами плывем среди небольших льдов с обтертыми краями, очевидно разбитых напором волн. Перемена совершилась почти внезапно. Мы очень хорошо продвинулись за ночь, сделав одну или две остановки. Пару раз нам даже повезло – попали в открытую воду. По одной полынье спокойно продвигались целый час, сделав добрых шесть миль.
Сегодня утром мы прошли большое пространство, покрытое широкими пластами льда от 6 дюймов до фута толщиной. Среди них изредка попадались лужи воды и группы более тяжелых льдин. Позднее картина была та же, за исключением того, что листы тонкого льда раздроблены на довольно равномерные части – не более 30 ярдов в поперечнике. Это самый многообещающий признак приближения к открытому морю, который мне когда-либо приходилось видеть.
Ветер по-прежнему дует с севера, и это благоприятно для нас, небо обложено, и идет дождь со снегом. Солнце пыталось было пробиться сквозь тучи, но безуспешно.
Вчера вечером мы были свидетелями интересного явления, известного под названием обледенения. Судно, все решительно, включая снасти до последнего каната, покрылось тонким слоем льда. Причиной тому – выпавший и подмерзший дождь. Любопытное и красивое зрелище.
Наше плавание сквозь льды было сравнительно неинтересно с точки зрения зоолога, так как нам встречалось мало животных наиболее редких видов и мало птиц с замечательным оперением. Мы проплыли мимо десятков тюленей-крабоедов, но не видели ни одного тюленя Росса и не смогли убить ни одного морского леопарда. Сегодня видели очень немного пингвинов. Боюсь, что нам не удастся сделать никаких наблюдений, которые разъяснили бы нам наше положение.
Освобождение после 20-дневного пребывания во льдах
Пятница, 30 декабря. 72°17 ю. ш., 177°9 в. д. Хорошо продвинулись за двое суток S19 W190 . Мыс Крозье S21 W334 .
Наконец-то вышли из сплошных льдов. Можно свободно вздохнуть, и есть надежда, что удастся выполнить наибольшую часть нашей программы. Но с углем надо будет обращаться с величайшей осторожностью.
Вчера днем потемнело вследствие падающего снега. Барометр упал, и ветер усилился до шести баллов с востока и северо-востока. К вечеру снег стал падать гуще и барометр опустился еще больше. Во всякой другой части света можно было бы с уверенностью ждать бури. Но здесь мы знаем уже по опыту, что барометр почти не указывает на ветер.
В течение дня и вечера полыньи стали чаще, и мы продвигались довольно быстро. К концу первой вахты мы попали в случайные полосы льда. Ветер повернул к северу, и барометр перестал падать. Во время средней вахты снег прекратился, и вскоре после этого – в 1 час – Боуэрс провел судно через последнюю полосу льда. К 6 ч утра мы совсем вышли в открытое море. Судно прошло около одного небольшого айсберга. На нем сидели группы буревестников. Ясно, что эти птицы рассчитывают на прибой, который должен выкидывать им пищу на лед. Среди сплошных плавучих льдов корма много, но он не так легко доступен. Стая антарктических буревестников довольно долго летела за нами, скорее кружась около судна, чем следуя за ним, по примеру северных морских птиц. Отрадно освободиться из ледяного плена с уверенностью, что через несколько дней мы достигнем мыса Крозье, но грустно вспомнить, какую массу угля стоили нам последние две недели.
6 ч дня. Ветер к полудню ослабел. Паруса были взяты на гитовы,[38] и мы остановились в 11 ч, чтобы бросить лот. Он показал 1111 саженей. Мы находимся, по-видимому, на краю континентального шельфа.[39] Нельсон взял несколько образцов и измерил температуры.
Солнце светит сквозь туманное небо и согревает воздух. Снежная буря покрыла льдом канаты. Теперь лед подтаивает и падает на палубу со звоном, грязная же влага быстро испаряется. Через несколько часов судно высохнет, к нашему большому удовольствию. Ведь очень неприятно, как это было вчера вечером, ощущать под руками и ногами мокрый и скользкий снег.
Движение судна не оправдало в значительной степени наших расчетов, по которым мы должны были быть к Новому году у мыса Крозье.
8 ч вечера. С 3 ч довольно сильный ветер дует прямо нам в лицо. Мы опять ползем: делаем узла два. Перестанет ли когда-нибудь судьба преследовать нас? Лошади, конечно, страдают от короткой, резкой качки, несносной и для нас.
К р а т к и й о б з о р п л а в а н и я в паковых льдах Мы вошли в сплошные льды в 4 ч пополудни 9 декабря на 651/2° ю. ш. Вышли мы из них в час пополудни 30 декабря на 711/2° ю. ш. Мы пробирались через них 20 дней и несколько часов. Прошли по прямой линии 370 миль, средним числом 18 миль в день. При входе во льды у нас было 342 тонны угля, при выходе из них осталось 281 тонна, т. е. мы истратили за эти дни 61 тонну, средним числом одну тонну на 6 миль.
Цифры неутешительные, но, принимая во внимание исключительные условия, можно, полагаю, признать, что могло бы быть еще хуже.
9– го. Свободный канал, идем под парами.
10– го. Сомкнутые льды.
11– го. 6 ч вечера. Плотный лед. Останавливаемся.
12– го. 11 ч 30 м утра, пошли.
13– го. 8 ч утра, тяжелые льды. Останавливаемся. Огни в топках потушены в 8 ч пополудни.
14– го. Мы стоим.
16– го. То же самое.
17– го. То же самое.
18– го. Полдень. Тяжелые льды и полыньи. Идем под парами.
19– го. Полдень. Такой же лед и полыньи. Идем под парами.
20– го. Утро. Огни в топках потушены.
21– го. 9 ч утра. Пошли. В 11 ч остановились.
22– го. 9 ч утра. Стоим на месте.
23– го. Полночь. Пошли.
24– го. 7 ч утра. Остановились.
25– го. Огни в топках потушены.
26– го и 27-го. То же самое.
28– го. 7 ч 30 м пополудни. Развели пары.
29– го. Идем под парами.
30– го. То же.
Эти строки указывают, что мы под парами шли девять дней из двадцати. У нас были две продолжительные стоянки: одна в пять дней, другая в четыре с половиной дня. В трех случаях мы останавливались лишь на короткое время, не заглушая огня в топках.
Я просил Райта отметить сплошные льды на карте, составленной Пеннелом. Таким образом, можно будет иметь ясное представление о наших испытаниях.
«Мы побили рекорд, достигнув северной кромки паковых льдов. Между тем другими мореплавателями открытое море Росса достигалось три или четыре раза в более ранние сроки.
Трудно себе представить испытание более убийственное для терпения, чем долгие дни бесплодного ожидания. Досадно смотреть, как уголь тает с наименьшей для нас пользой. Правда, имеешь по крайней мере хотя то утешение, что действуешь, борешься и надеешься на лучшую участь. Праздное же ожидание хуже всего. Можете себе представить, как часто и тревожно мы забирались на салинг, в «воронье гнездо» и изучали положение. И, странно сказать, почти всегда замечалась какая-нибудь перемена. То в нескольких милях от нас загадочным образом раскрывалась полынья, то место, на котором она была, так же загадочно закрывалось. Громадные айсберги бесшумно ползли к нам или мимо нас, и, непрестанно наблюдая эти чудовища при помощи дальномера и компаса, определяя их движение относительно судна, мы далеко не всегда были уверены, что сможем от них уйти. Когда судно шло под парами, перемена окружающей обстановки бывала еще заметнее. Случалось войти в разводье и пройти по нему милю-другую без помехи; иногда мы натыкались на большое поле тонкого льда, который легко ломался под напором обитого железом носа нашего судна. Но случалось, даже тонкого слоя ничем нельзя было проломить. Иногда мы сравнительно легко толкали перед собой большие льдины, а то вдруг опять небольшая льдина, точно одержимая злым духом, упорно преграждала путь. Иногда мы проходили через огромные пространства снежуры, которая терлась, шипя, о борт судна. Вдруг шипение безо всякой видимой причины прекращалось, и винт бесполезно вращался в воде.
Дни, когда судно находилось под парами, проходили в постоянно меняющейся обстановке, и вспоминаются они как дни непрерывной борьбы.
Судно вело себя великолепно. Никакое другое судно, в том числе «Дискавери», попав в такой сплошной лед, так успешно не пробилось бы. «Нимрод», конечно, также никогда бы не добрался до южных вод, если бы он попал в такой паковый лед. Вследствие этого я удивительно привязался к моей «Терра Нова». Точно живое существо, сознательно выдерживающее отчаянную борьбу, она могучими толчками наскакивала на огромные льдины, продавливая, раздвигая или увертываясь от них. Если бы только машины экономнее поглощали уголь, судно было бы во всех отношениях безукоризненным.
Раз или два мы очутились среди таких льдов, которые возвышались на 7–8 футов над водой, с торосами, достигавшими 25 футов вышины. Судну не было бы спасения, если б его сжали такие льдины. Нас сначала пугало такое положение. Но человек со всем свыкается. Большого сжатия мы не испытывали ни разу, да его, мне кажется, никогда и не бывает.
Погода часто менялась во время нашего пребывания во льдах. Сильный ветер дул то с запада, то с востока, небо часто все заволакивалось, и бывали снежные метели, падал снег хлопьями, выпадал даже легкий дождь. При таких условиях нам было лучше в дрейфующих льдах, чем было бы вне их. Самая скверная погода мало могла нам вредить. К тому же больший процент был солнечных дней, так что даже при порядочном морозе все принимало веселый, приветливый вид. Солнце радовало изумительными световыми эффектами, расписывая небо, облака и льды такими дивно нежными тонами, что можно бы приезжать издалека, чтобы полюбоваться ими. При всем нашем нетерпении мы неохотно лишились бы тех многих прекрасных зрелищ, которыми обязаны нашему пребыванию в паковых льдах. Понтинг и Уилсон усердно работали, стараясь уловить эти эффекты, но никакое искусство не в состоянии передать глубокую голубизну айсбергов.
В научном отношении нам удалось кое-что сделать. Мы ухитрились попутно, рядом измерений морских глубин проследить постепенный подъем морского дна от океанских глубин до мелководья у материка и установить формацию дна. Эти измерения доставили нам также много интересных наблюдений над температурой различных слоев морской воды.
Затем мы значительно обогатили познания о жизни в паковых льдах посредством наблюдений над китами, тюленями, пингвинами, птицами и рыбами, равно как и над морскими животными, изловленными тралами. Жизнь в той или другой форме изобилует в этих льдах, и борьба за существование тут, как и везде, представляет заманчивое поле для наблюдений.
Мы систематически изучали свойства льда как айсбергов, так и морских льдов, собрали много полезных сведений по этой части. Лейтенант Пеннел, кроме того, поработал и над магнитными явлениями.
Но все это, конечно, немного по сравнению с количеством времени, потраченным нашими многочисленными научными специалистами. Многим не пришлось работать по своей специальности, хотя ни один не оставался праздным в других отношениях. Все наши ученые ночью стоят на вахте, если ничем особенным не заняты. Я никогда не видал людей, с большей готовностью берущихся за всякие работы и более усердных в исполнении их. Что бы ни требовалось делать: ставить или убирать паруса, добывать лед для пополнения запаса воды или вытаскивать лот, – само собой разумеется, что берутся все офицеры и матросы с большой охотой. Я думаю, положение не изменится, когда надо будет выгружать запасы или совершить другую какую-либо тяжелую физическую работу. Дух предприимчивости горит так же ярко, как и вначале. Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы. Интимная жизнь нашего маленького общества сложилась очень приятно, чему нельзя не подивиться ввиду неизбежной тесноты.
Поведение команды не менее достойно всякой похвалы. На баке видно то же стремление, как и в кают-компании, первым броситься на какую угодно работу, та же готовность жертвовать личными интересами ради успеха экспедиции. Отрадная возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах, и я чувствую, что такая поддержка должна обеспечить успех. Слишком было бы злою насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не совершив».
Глава III
Ночью задул сильный ветер. Вот когда я с облегчением подумал, что наше положение могло бы быть намного хуже. Ветер завывал в снастях, а мы между тем совершенно спокойно стояли среди льдов, нисколько не беспокоясь ни за судно, ни за паруса, не думая об айсбергах и сжатии льдов. Можно было спокойно спуститься вниз и безмятежно заснуть. Вспоминались лошади, но ведь, наконец, лошадей испокон веку возили на небольших судах, иногда в очень далекие плавания.
Восточная партия, безусловно, выгадает от малейшей нашей задержки. Чем позже они попадут на Землю Короля Эдуарда, тем лучше…[33]
Экспедиция для устройства промежуточных складов для предстоящего путешествия к Южному полюсу будет сокращена, но, если даже нам удастся прибыть в январе, работы непочатый край. Надо признаться, что положение могло быть много хуже и если бы только была уверенность в освобождении не дальше, скажем, как через неделю, то тужить, собственно, было бы и не о чем.
Боюсь, что в холодильнике не все благополучно. На баранине появилась плесень, и говядина начала портиться. Чувствуется несомненный запах. Холодильник приказано было открывать, когда температура опускалась ниже +28° [-2 °C]. «Я думал, что мясо от этого затвердеет», но, видимо, нужна вентиляция воздуха. К ночи сегодня, когда температура понизится, мы, вероятно, вынем говядину и поставим виндзейль,[34] чтобы очистить воздух. Если это не поможет, придется повесить туши на снасти.
Позднее, в 6 ч вечера. Ветер переменил направление с SE на ESE. Прибой утихает. Это свидетельствует о том, что впереди открытая вода и что взятый нами курс в общем правильный.
Небо очищается, но ветер все еще налетает порывами с силой от 4 до 7 баллов. Лед слегка смерзся, и мы во второй половине дня совсем не продвинулись.
9 ч вечера. Сегодня легла одна из лошадей. Она и раньше ложилась. Может быть, это не имеет значения, но, с другой стороны, это не очень утешительное обстоятельство и его можно посчитать дурным предзнаменованием.
Кончаю этот том моего дневника при обстоятельствах, которые нельзя назвать благоприятными.
НОВЫЙ ТОМ ДНЕВНИКА
1910–1911 гг.
Все еще в плавучих льдах
Среда, 28 декабря 1910 г. 69°17 ю. ш., 179°42 з. д. Мыс Крозье S22 W530 . Ветер улегся; небо прояснилось; теперь солнце ярко светит и греет. Температура 28° [-2 °C]. Во время средней вахты ветер стих и упал до 2–3 баллов. Мы прошли за время вахты 1,5 мили и с тех пор прибавили еще почти целую милю. Вошли в более разреженные льды. Посещение «вороньего гнезда»[35] убедило нас в значительном улучшении положения. Льды окружают нас со всех сторон, но процент совсем тонких льдин велик, и даже те, что потолще, как будто ломаются. Определить условия можно только на протяжении 3 миль или около этого – радиус наблюдений из «вороньего гнезда». В пределах этих 3 миль нет сомнений в том, что судно сможет легко пробиться. Дальше, на южной стороне неба, есть кое-какие намеки на открытую воду. Мы проталкивались и дрейфовали к югу и западу во время непогоды и теперь находимся опять неподалеку от 180-го меридиана. Кажется невероятным, чтобы мы были еще далеко от южной границы пака.
Основываясь на этих наблюдениях, мы решили снова развести пары. Надеюсь, что теперь мы пробьемся.
Свалившаяся вчера лошадь была выведена на палубу. Бедняжка находится в жалком состоянии. Страшно исхудала, очень слаба на задних ногах и страдает от ужасного накожного раздражения, от которого шерсть лезет клочьями. Полагаю, что день-другой пребывания на открытом воздухе принесет ей большую пользу. Еще одна или две лошади в плохом состоянии, но все же не в таком плачевном, как эта. Отс неустанно ухаживает за животными, но он, кажется, не совсем понимает, что, пока мы стоим во льду, судно неподвижно, и поэтому больному животному на открытой палубе до известной степени возможен моцион.
Если мы теперь, наконец, выберемся, то, может быть, спасем всех лошадей, однако не будет ничего удивительного, если придется еще двух или трех потерять.
Главные наши заботы теперь об этих животных, а также об иссякающем запасе угля.
Сегодня утром множество пингвинов ныряло за пищей вокруг судна и под него. В первый раз они подходят так близко. По всей вероятности, расхрабрились из-за того, что неподвижен винт.
Пингвин Адели на земле или на льду донельзя забавен. Спит ли он, ссорится ли или играет, любопытствует ли, пугается или сердится, он неизменно смешон. На воде – совсем другое дело. Нельзя не любоваться им, когда он стрелой ныряет сажени на две, или прыгает на воздух с ловкостью дельфина, или плавно скользит по зыби полыньи. Двигается он, вероятно, не так быстро, как кажется, но удивляет своей гибкостью, ловкостью, красотой и вообще умением управлять движениями.
Когда бродишь взором по пустому простору льдов, трудно верится, какое обилие жизни кишит непосредственно под их поверхностью. Опущенный в воду невод мгновенно наполняется диатомеями,[36] показывающими, что плавучая растительная жизнь здесь во много раз богаче, чем в тропических и умеренных морях. Этих диатомей обыкновенно не больше трех или четырех общеизвестных видов. Ими кормятся несчетные тысячи маленьких креветок (Euphausia), которые плавают у краев каждой льдины и выплескиваются на перевернутые обломки. В свою очередь, они служат пищей разным созданиям, малым и большим, как-то: крабоеду или белому тюленю, пингвинам, антарктическому и снежному буревестникам и множеству неизвестных рыб.
Рыб этих, должно быть, большое обилие, судя по изловленным нами на перевернутой льдине и по тому, что два дня назад видели несколько матросов. Они рассказали, что видели полдюжины рыб, если не больше, с фут длиной, уплывших под лед. Рыб ловят тюлени и пингвины и, по всей вероятности, также чайки и буревестники.
Из млекопитающих нередко встречается длинный гибкий морской леопард, вооруженный страшными зубами и уж, наверное, содержащий в своем желудке несколько пингвинов, а может быть, и юного тюленя. Косатка (Orca gladiator)[37] попадается не так часто во льду, но в большом числе водится у берегов. Это лютое китообразное, ненасытно жадное, пожирающее или пытающееся пожрать всякое не слишком большое животное. Наконец, упомянем о громадных китах разных видов, от синего кита (Balaenoptera Sibbaldi), самого огромного из всех млекопитающих, до разных видов меньших размеров, еще не получивших названий. Эти громадные животные встречаются в большом числе, и понятно, какое им требуется количество пищи и, стало быть, какое несметное множество мелкой твари должны содержать в себе эти моря. Под мирными ледяными полями и в спокойных полыньях свирепствует все та же исконная, всеобщая война, вызванная борьбой за существование.
И утром и днем солнце ярко светило. Сегодня после полудня все недежурные лежали на палубе и грелись в его лучах, беспечные, довольные.
10 чутра. Мы двинулись в 8 ч, и пока условия благоприятны для нас. Лед сравнительно тонкий, льдины от 2 до 3 футов толщиной, за исключением торосов. Между ними большие полыньи. Судно движется хорошо, делая три мили в час, хотя иногда и задерживается группой торосистых льдин. Небо обложено. Слоистые облака идут от NNE. Ветер дует с той же стороны. Это, может быть, для нас выгодно, так как паруса оказывают большую помощь. К тому же офицеру на вахте легче, если солнце не светит ему прямо в глаза.
Когда я писал эти строки, лед как будто стал смыкаться, но я все же надеюсь, что он не закроется совсем. Никаких признаков открытой воды на юге. Увы!
12 ч. Видел двух морских леопардов, игравших в кильватерной струе.
Четверг, 29 декабря. Наконец-то дождались желанной перемены! Мы под парами плывем среди небольших льдов с обтертыми краями, очевидно разбитых напором волн. Перемена совершилась почти внезапно. Мы очень хорошо продвинулись за ночь, сделав одну или две остановки. Пару раз нам даже повезло – попали в открытую воду. По одной полынье спокойно продвигались целый час, сделав добрых шесть миль.
Сегодня утром мы прошли большое пространство, покрытое широкими пластами льда от 6 дюймов до фута толщиной. Среди них изредка попадались лужи воды и группы более тяжелых льдин. Позднее картина была та же, за исключением того, что листы тонкого льда раздроблены на довольно равномерные части – не более 30 ярдов в поперечнике. Это самый многообещающий признак приближения к открытому морю, который мне когда-либо приходилось видеть.
Ветер по-прежнему дует с севера, и это благоприятно для нас, небо обложено, и идет дождь со снегом. Солнце пыталось было пробиться сквозь тучи, но безуспешно.
Вчера вечером мы были свидетелями интересного явления, известного под названием обледенения. Судно, все решительно, включая снасти до последнего каната, покрылось тонким слоем льда. Причиной тому – выпавший и подмерзший дождь. Любопытное и красивое зрелище.
Наше плавание сквозь льды было сравнительно неинтересно с точки зрения зоолога, так как нам встречалось мало животных наиболее редких видов и мало птиц с замечательным оперением. Мы проплыли мимо десятков тюленей-крабоедов, но не видели ни одного тюленя Росса и не смогли убить ни одного морского леопарда. Сегодня видели очень немного пингвинов. Боюсь, что нам не удастся сделать никаких наблюдений, которые разъяснили бы нам наше положение.
Освобождение после 20-дневного пребывания во льдах
Пятница, 30 декабря. 72°17 ю. ш., 177°9 в. д. Хорошо продвинулись за двое суток S19 W190 . Мыс Крозье S21 W334 .
Наконец-то вышли из сплошных льдов. Можно свободно вздохнуть, и есть надежда, что удастся выполнить наибольшую часть нашей программы. Но с углем надо будет обращаться с величайшей осторожностью.
Вчера днем потемнело вследствие падающего снега. Барометр упал, и ветер усилился до шести баллов с востока и северо-востока. К вечеру снег стал падать гуще и барометр опустился еще больше. Во всякой другой части света можно было бы с уверенностью ждать бури. Но здесь мы знаем уже по опыту, что барометр почти не указывает на ветер.
В течение дня и вечера полыньи стали чаще, и мы продвигались довольно быстро. К концу первой вахты мы попали в случайные полосы льда. Ветер повернул к северу, и барометр перестал падать. Во время средней вахты снег прекратился, и вскоре после этого – в 1 час – Боуэрс провел судно через последнюю полосу льда. К 6 ч утра мы совсем вышли в открытое море. Судно прошло около одного небольшого айсберга. На нем сидели группы буревестников. Ясно, что эти птицы рассчитывают на прибой, который должен выкидывать им пищу на лед. Среди сплошных плавучих льдов корма много, но он не так легко доступен. Стая антарктических буревестников довольно долго летела за нами, скорее кружась около судна, чем следуя за ним, по примеру северных морских птиц. Отрадно освободиться из ледяного плена с уверенностью, что через несколько дней мы достигнем мыса Крозье, но грустно вспомнить, какую массу угля стоили нам последние две недели.
6 ч дня. Ветер к полудню ослабел. Паруса были взяты на гитовы,[38] и мы остановились в 11 ч, чтобы бросить лот. Он показал 1111 саженей. Мы находимся, по-видимому, на краю континентального шельфа.[39] Нельсон взял несколько образцов и измерил температуры.
Солнце светит сквозь туманное небо и согревает воздух. Снежная буря покрыла льдом канаты. Теперь лед подтаивает и падает на палубу со звоном, грязная же влага быстро испаряется. Через несколько часов судно высохнет, к нашему большому удовольствию. Ведь очень неприятно, как это было вчера вечером, ощущать под руками и ногами мокрый и скользкий снег.
Движение судна не оправдало в значительной степени наших расчетов, по которым мы должны были быть к Новому году у мыса Крозье.
8 ч вечера. С 3 ч довольно сильный ветер дует прямо нам в лицо. Мы опять ползем: делаем узла два. Перестанет ли когда-нибудь судьба преследовать нас? Лошади, конечно, страдают от короткой, резкой качки, несносной и для нас.
К р а т к и й о б з о р п л а в а н и я в паковых льдах Мы вошли в сплошные льды в 4 ч пополудни 9 декабря на 651/2° ю. ш. Вышли мы из них в час пополудни 30 декабря на 711/2° ю. ш. Мы пробирались через них 20 дней и несколько часов. Прошли по прямой линии 370 миль, средним числом 18 миль в день. При входе во льды у нас было 342 тонны угля, при выходе из них осталось 281 тонна, т. е. мы истратили за эти дни 61 тонну, средним числом одну тонну на 6 миль.
Цифры неутешительные, но, принимая во внимание исключительные условия, можно, полагаю, признать, что могло бы быть еще хуже.
9– го. Свободный канал, идем под парами.
10– го. Сомкнутые льды.
11– го. 6 ч вечера. Плотный лед. Останавливаемся.
12– го. 11 ч 30 м утра, пошли.
13– го. 8 ч утра, тяжелые льды. Останавливаемся. Огни в топках потушены в 8 ч пополудни.
14– го. Мы стоим.
16– го. То же самое.
17– го. То же самое.
18– го. Полдень. Тяжелые льды и полыньи. Идем под парами.
19– го. Полдень. Такой же лед и полыньи. Идем под парами.
20– го. Утро. Огни в топках потушены.
21– го. 9 ч утра. Пошли. В 11 ч остановились.
22– го. 9 ч утра. Стоим на месте.
23– го. Полночь. Пошли.
24– го. 7 ч утра. Остановились.
25– го. Огни в топках потушены.
26– го и 27-го. То же самое.
28– го. 7 ч 30 м пополудни. Развели пары.
29– го. Идем под парами.
30– го. То же.
Эти строки указывают, что мы под парами шли девять дней из двадцати. У нас были две продолжительные стоянки: одна в пять дней, другая в четыре с половиной дня. В трех случаях мы останавливались лишь на короткое время, не заглушая огня в топках.
Я просил Райта отметить сплошные льды на карте, составленной Пеннелом. Таким образом, можно будет иметь ясное представление о наших испытаниях.
«Мы побили рекорд, достигнув северной кромки паковых льдов. Между тем другими мореплавателями открытое море Росса достигалось три или четыре раза в более ранние сроки.
Трудно себе представить испытание более убийственное для терпения, чем долгие дни бесплодного ожидания. Досадно смотреть, как уголь тает с наименьшей для нас пользой. Правда, имеешь по крайней мере хотя то утешение, что действуешь, борешься и надеешься на лучшую участь. Праздное же ожидание хуже всего. Можете себе представить, как часто и тревожно мы забирались на салинг, в «воронье гнездо» и изучали положение. И, странно сказать, почти всегда замечалась какая-нибудь перемена. То в нескольких милях от нас загадочным образом раскрывалась полынья, то место, на котором она была, так же загадочно закрывалось. Громадные айсберги бесшумно ползли к нам или мимо нас, и, непрестанно наблюдая эти чудовища при помощи дальномера и компаса, определяя их движение относительно судна, мы далеко не всегда были уверены, что сможем от них уйти. Когда судно шло под парами, перемена окружающей обстановки бывала еще заметнее. Случалось войти в разводье и пройти по нему милю-другую без помехи; иногда мы натыкались на большое поле тонкого льда, который легко ломался под напором обитого железом носа нашего судна. Но случалось, даже тонкого слоя ничем нельзя было проломить. Иногда мы сравнительно легко толкали перед собой большие льдины, а то вдруг опять небольшая льдина, точно одержимая злым духом, упорно преграждала путь. Иногда мы проходили через огромные пространства снежуры, которая терлась, шипя, о борт судна. Вдруг шипение безо всякой видимой причины прекращалось, и винт бесполезно вращался в воде.
Дни, когда судно находилось под парами, проходили в постоянно меняющейся обстановке, и вспоминаются они как дни непрерывной борьбы.
Судно вело себя великолепно. Никакое другое судно, в том числе «Дискавери», попав в такой сплошной лед, так успешно не пробилось бы. «Нимрод», конечно, также никогда бы не добрался до южных вод, если бы он попал в такой паковый лед. Вследствие этого я удивительно привязался к моей «Терра Нова». Точно живое существо, сознательно выдерживающее отчаянную борьбу, она могучими толчками наскакивала на огромные льдины, продавливая, раздвигая или увертываясь от них. Если бы только машины экономнее поглощали уголь, судно было бы во всех отношениях безукоризненным.
Раз или два мы очутились среди таких льдов, которые возвышались на 7–8 футов над водой, с торосами, достигавшими 25 футов вышины. Судну не было бы спасения, если б его сжали такие льдины. Нас сначала пугало такое положение. Но человек со всем свыкается. Большого сжатия мы не испытывали ни разу, да его, мне кажется, никогда и не бывает.
Погода часто менялась во время нашего пребывания во льдах. Сильный ветер дул то с запада, то с востока, небо часто все заволакивалось, и бывали снежные метели, падал снег хлопьями, выпадал даже легкий дождь. При таких условиях нам было лучше в дрейфующих льдах, чем было бы вне их. Самая скверная погода мало могла нам вредить. К тому же больший процент был солнечных дней, так что даже при порядочном морозе все принимало веселый, приветливый вид. Солнце радовало изумительными световыми эффектами, расписывая небо, облака и льды такими дивно нежными тонами, что можно бы приезжать издалека, чтобы полюбоваться ими. При всем нашем нетерпении мы неохотно лишились бы тех многих прекрасных зрелищ, которыми обязаны нашему пребыванию в паковых льдах. Понтинг и Уилсон усердно работали, стараясь уловить эти эффекты, но никакое искусство не в состоянии передать глубокую голубизну айсбергов.
В научном отношении нам удалось кое-что сделать. Мы ухитрились попутно, рядом измерений морских глубин проследить постепенный подъем морского дна от океанских глубин до мелководья у материка и установить формацию дна. Эти измерения доставили нам также много интересных наблюдений над температурой различных слоев морской воды.
Затем мы значительно обогатили познания о жизни в паковых льдах посредством наблюдений над китами, тюленями, пингвинами, птицами и рыбами, равно как и над морскими животными, изловленными тралами. Жизнь в той или другой форме изобилует в этих льдах, и борьба за существование тут, как и везде, представляет заманчивое поле для наблюдений.
Мы систематически изучали свойства льда как айсбергов, так и морских льдов, собрали много полезных сведений по этой части. Лейтенант Пеннел, кроме того, поработал и над магнитными явлениями.
Но все это, конечно, немного по сравнению с количеством времени, потраченным нашими многочисленными научными специалистами. Многим не пришлось работать по своей специальности, хотя ни один не оставался праздным в других отношениях. Все наши ученые ночью стоят на вахте, если ничем особенным не заняты. Я никогда не видал людей, с большей готовностью берущихся за всякие работы и более усердных в исполнении их. Что бы ни требовалось делать: ставить или убирать паруса, добывать лед для пополнения запаса воды или вытаскивать лот, – само собой разумеется, что берутся все офицеры и матросы с большой охотой. Я думаю, положение не изменится, когда надо будет выгружать запасы или совершить другую какую-либо тяжелую физическую работу. Дух предприимчивости горит так же ярко, как и вначале. Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы. Интимная жизнь нашего маленького общества сложилась очень приятно, чему нельзя не подивиться ввиду неизбежной тесноты.
Поведение команды не менее достойно всякой похвалы. На баке видно то же стремление, как и в кают-компании, первым броситься на какую угодно работу, та же готовность жертвовать личными интересами ради успеха экспедиции. Отрадная возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах, и я чувствую, что такая поддержка должна обеспечить успех. Слишком было бы злою насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не совершив».
Глава III
На суше
Суббота, 31 декабря. Канун Нового года. 72°54 ю. ш., 174°55 в. д. Мыс Крозье S17 W286 . «Канун Нового года застал нас в море Росса, но не у конца наших невзгод». Ночь была ужасная и тянулась без конца. Во время первой вахты мы отклонились на два румба и поставили косой парус. От этого нам не стало лучше, но судно пошло значительно быстрее. Мысль о наших несчастных лошадях не давала мне заснуть. К утру ветер и волнение усилились. Перспективы были весьма мрачны. В 6 ч впереди увидели лед. В обычных условиях безопаснее всего было бы сделать поворот оверштаг[40] и держать курс к востоку. Но в данном случае мы должны были рисковать и ради наших лошадей поискать более спокойные воды.
Миновав ряд плавучих льдин, над которыми разбивались волны, мы скоро подошли к сплошному льду и, обойдя его, были приятно удивлены, очутившись в сравнительно спокойных водах. Пройдя еще немного, судно остановилось и легло в дрейф. Теперь мы стоим в чем-то вроде ледяной бухты. С наветренной стороны морской лед простирается на милю или около того, а по бокам выступают два рога, которые и образуют приютившую нас бухту. Море улеглось, хотя ветер все так же силен; осталась только легкая зыбь, так что нам очень хорошо.
Лед дрейфует немного быстрее судна, и поэтому нам время от времени приходится медленно передвигаться под парами на подветренную сторону.
До сих пор все шло гладко. Из опасного положения мы вышли, достигнув такого, при котором уходило только много угля. Вопрос в том, что окажется более стойким – метель или наше временное убежище?
Ренник бросал лот и получил показания – 187 морских саженей. В сочетании со вчерашними 1111 саженями и измерениями Росса, равными 180, это представляет интерес, так как свидетельствует о быстро растущем градиенте континентального выступа. Нельсон собирается сделать восьмифутовый агасизский трал. К сожалению, мы не могли освободить трос для трала – он сложен под фуражом. Пробовали тралить на легком манильском тросе, но результат был весьма незначительный. Сначала грузила оказались недостаточно тяжелы для того, чтобы погрузить его на дно, а во второй раз с более тяжелым грузилом и более длинным тросом он опустился только на очень короткое время. Ценность улова была крайне невелика, но нашим биологам приходится мириться с трудными условиями.
Вечер. В течение дня наше убежище хотя и сократилось в размерах, но зато хорошо защищало нас от сильного прибоя. В восьмом часу вечера мы пошли под парами в западном направлении, чтобы найти новое убежище, так как на юге и на востоке появился дрейфующий лед. Волнение снова уменьшается. Ветер, дувший вчера с юга, переместился к SSW; основной прибой идет к SE или SSE. Имеется, видимо, еще один прибой, но со стороны, откуда дует ветер, прибоя нет. Шквалистый ветер постепенно утихает; небо проясняется, и, кажется, подходит конец бурной погоде. Надеюсь, что Новый год принесет нам больше счастья, чем старый.
Миновав ряд плавучих льдин, над которыми разбивались волны, мы скоро подошли к сплошному льду и, обойдя его, были приятно удивлены, очутившись в сравнительно спокойных водах. Пройдя еще немного, судно остановилось и легло в дрейф. Теперь мы стоим в чем-то вроде ледяной бухты. С наветренной стороны морской лед простирается на милю или около того, а по бокам выступают два рога, которые и образуют приютившую нас бухту. Море улеглось, хотя ветер все так же силен; осталась только легкая зыбь, так что нам очень хорошо.
Лед дрейфует немного быстрее судна, и поэтому нам время от времени приходится медленно передвигаться под парами на подветренную сторону.
До сих пор все шло гладко. Из опасного положения мы вышли, достигнув такого, при котором уходило только много угля. Вопрос в том, что окажется более стойким – метель или наше временное убежище?
Ренник бросал лот и получил показания – 187 морских саженей. В сочетании со вчерашними 1111 саженями и измерениями Росса, равными 180, это представляет интерес, так как свидетельствует о быстро растущем градиенте континентального выступа. Нельсон собирается сделать восьмифутовый агасизский трал. К сожалению, мы не могли освободить трос для трала – он сложен под фуражом. Пробовали тралить на легком манильском тросе, но результат был весьма незначительный. Сначала грузила оказались недостаточно тяжелы для того, чтобы погрузить его на дно, а во второй раз с более тяжелым грузилом и более длинным тросом он опустился только на очень короткое время. Ценность улова была крайне невелика, но нашим биологам приходится мириться с трудными условиями.
Вечер. В течение дня наше убежище хотя и сократилось в размерах, но зато хорошо защищало нас от сильного прибоя. В восьмом часу вечера мы пошли под парами в западном направлении, чтобы найти новое убежище, так как на юге и на востоке появился дрейфующий лед. Волнение снова уменьшается. Ветер, дувший вчера с юга, переместился к SSW; основной прибой идет к SE или SSE. Имеется, видимо, еще один прибой, но со стороны, откуда дует ветер, прибоя нет. Шквалистый ветер постепенно утихает; небо проясняется, и, кажется, подходит конец бурной погоде. Надеюсь, что Новый год принесет нам больше счастья, чем старый.