Подобно воронам сойки прячут свою добычу так, чтобы за процессом не могли наблюдать другие птицы. Эксперименты показали, что сойки запоминают таких «птиц-наблюдателей» и в следующий раз прячут пищу только тогда, когда поблизости их нет.
   Серые белки не прячут свою еду в присутствии других белок. Зачастую они имитируют тайники и строят их, повернувшись спиной к наблюдателям. Эта же тактика обмана характерна и для других млекопитающих. Самец шимпанзе, демонстрируя свою эрекцию самке в целях ее привлечения, поворачивается спиной к доминантному самцу.
   В самом раннем возрасте (16 месяцев) дети уже умеют отворачиваться от наблюдателя, чтобы скрыть некий предмет, зажатый в руке, или свои действия. Лично мне всегда было сложно в присутствии женщины, с которой я был близок, не повернувшись спиной к ней, разговаривать по телефону с другой женщиной, с которой у меня могли бы быть отношения. Все происходило непроизвольно, даже если мне нечего было скрывать, и само это действие, конечно, могло легко выдать меня. Возможно, так проявляется стремление уменьшить когнитивную нагрузку – мне не нужно смотреть на одну женщину в то время, когда я разговариваю с другой.
   Вороны-воришки обычно не пытаются разграбить тайник в присутствии его хозяина, но при другой птице легко пойдут на это, зная, что она не будет вмешиваться. Кроме того, если хозяин замечает их рядом с тайником, они отходят подальше, чтобы скрыть свои намерения. В одном эксперименте воронов выпустили на площадку, где было спрятано много еды. Один из подчиненных воронов быстро научился обнаруживать ее, и доминантные птицы стали паразитировать на его умении. Тогда он применил тактику обмана: сначала искал там, где еды точно не было, отвлекая внимание других, а потом быстро подбирался к месту, где находилась пища.
   Раки-богомолы обладают твердым панцирем и клешнями, но через каждые семь недель они линяют и панцирь с клешнями становятся мягкими. В это время они очень уязвимы и не могут атаковать других особей. Когда враг приближается к ним в такой период, они увеличивают частоту клацанья клешнями и делают ложные выпады. Примерно в половине случаев это отпугивает неприятеля. Если нет, то мягкотелый рак спасается бегством. За неделю до начала линьки рак увеличивает частоту клацанья клешнями, а также частоту нападений на противника, как бы предупреждая о том, что приближаться к нему опасно.
   У самцов манящего рака есть большая клешня, которая используется для защиты, сражений с другими самцами и ухаживания за самками. Если он теряет эту клешню, у него отрастает новая, очень похожая на прежнюю, но менее сильная. Сила первичной клешни соотносится с ее размером, а также со способностью противостоять нагрузке, размер же новой не влияет на ее силу. Таким образом, другие самцы не могут определить силу клешни краба.
   Приматы активно применяют разные способы сокрытия информации. Например, и шимпанзе и гориллы закрывают свое лицо, чтобы скрыть его выражение. Заметили, что гориллы в зоопарке прячут «игривое выражение» (приглашение к игре) одной или обеими руками и такое выражение реже провоцирует игру, чем при незакрытом лице. Однако даже закрытое лицо может послужить вторичным сигналом-призывом к игре.

Обман как эволюционная игра

   Важнейшим аспектом понимания обмана является восприятие его в математическом смысле как эволюционной игры с множеством участников, применяющих разнообразные стратегии. Задумаемся над вопросом сотрудничества особей. Обычно оно приносит выгоду обеим сторонам, а нарушение условий причиняет вред также обоим участникам. Но тот, кто нарушает, всегда в более выгодном положении, чем тот, кто сотрудничает. Обман позволяется в единичных случаях, но если игрокам разрешается отвечать на предыдущие шаги партнера, то чаще возникает сотрудничество. Эта модель поведения хорошо изучена.
   Простым применением теории игры к явлению обмана будет рассмотрение его в виде классической «дилеммы заключенного». Два игрока могут сказать правду (оба сотрудничают), солгать (оба нарушают) или сделать одно из двух. Возникает важный вопрос – кто кому поверит? Если ты солжешь, а я поверю тебе, то пострадаю я. Если ты солжешь, а я не поверю тебе, возможно, ты пострадаешь. Однако в «дилемме заключенного» один игрок после сделанного хода узнает о том, как повел себя другой (сотрудничал или нарушал). Поэтому при самом простом сценарии здесь будет действовать правило – сотрудничай первым ходом, а потом делай то, что твой соперник делал на предыдущем (око за око). Но в обмане нет никакой очевидной взаимной логики. Если ты мне солгал, то это не значит, что моей ответной стратегией станет ответная ложь. Обычно это означает, что лучшим действием будет либо отстраниться от тебя, либо наказать тебя.
   Самым креативным решением математического моделирования обмана, которое я когда-либо встречал, было предложение адаптировать игру «Ультиматум» под эту проблему. Один из игроков предлагает другому долю от некой суммы денег – скажем, от 100 долларов (которую предоставил организатор эксперимента): 80 себе, 20 партнеру. Партнер в ответ может принять такое распределение долей или отказаться – в таком случае денег не получит никто. Часто эксперимент проводится в виде одного-единственного анонимного контакта. Игроки не знают друг друга, и маловероятно, что они встретятся в будущем. В эксперименте измеряется отношение индивидуума к несправедливости – при каком распределении долей игрок откажется от денег вообще, чтобы помешать второму получить несправедливую долю? Во многих культурах соотношение 80/20 является переломным, при этом количество испытуемых, отклоняющих предложение, достигает 50 %.
   Теперь представьте несколько видоизмененную игру, в которой есть две суммы (скажем, 100 и 400 долларов), и об этом знают оба игрока. Одна сумма затем случайным образом передается одному из них. Представьте, что игрок предлагает вам долю в 40 долларов, которая может представлять собой 40 % от 100 (в этом случае вы наверняка возьмете деньги) или 10 % от 400 (большинство людей отказывается). Первому игроку разрешается лгать насчет размера суммы, которой он располагает. Вы можете поверить первому игроку или не поверить ему, но вам разрешается прибегнуть к услугам третьей (незаинтересованной) стороны и заплатить ей определенную сумму, чтобы узнать правду. Это позволяет измерить, насколько важно для вас узнать о честности/нечестности вашего оппонента.
   Если вы обнаружите, что оппонент солгал, то у вас будет моральное право отвергнуть предложение. Заметьте, что с экономической точки зрения знать правду невыгодно, так как за это нужно заплатить и после вы можете отвергнуть деньги. Возникает вопрос: сколько готов заплатить второй игрок, чтобы избавиться от неопределенности и узнать правду, которая может оказаться невыгодной? Заметьте, что игра может проводиться в реальной жизни с различной степенью анонимности несколько раз. С развитием навыков распознавания обмана ваш оппонент будет получать выгоду, если вы честны, и меньше страдать от обмана.
   Если в игру вступает самообман, то она приобретает очень сложные формы. В таком случае мы можем наблюдать три вида игроков:
   • честные игроки (цена: выдача информации, не распознают обман других игроков);
   • игроки, сознательно обманывающие, но с низким уровнем самообмана (цена: высокие когнитивные затраты, траты психической энергии при обнаружении обмана);
   • игроки, сознательно обманывающие, но с высоким уровнем самообмана (внешне более убедительны при низкой когнитивной нагрузке, но не защищены от негативных последствий своего обмана).

Теория обмана в более глубоком рассмотрении

   Исследователи, у которых есть талант к математике, изучают вопросы психологии с помощью компьютерных моделей различных игр. Обычно они делят людей на группы и присваивают им определенные численные характеристики, строят графики и исследуют их эволюционные траектории. Возможно, результаты таких исследований тривиальны, а траектории графиков зависят в основном от количественных составляющих, но более вероятно другое: им удается обнаружить сложные связи, сделать глубокие выводы, что возможно только благодаря моделированию эволюционной борьбы. Самым важным здесь является то, что в игре участвует большое количество игроков и в их среде можно смоделировать нечто вроде частотно обусловленного баланса, со временем изменяющегося. В разных смоделированных ситуациях можно наблюдать, как участники принимают на себя разные роли, руководствуясь ожидаемым вознаграждением.
   Представляется разумным основать свою теорию самообмана на общей теории обмана. Достижения в первой благоприятно скажутся на развитии второй. Что касается внутренней логики обмана, за тридцать лет я так и не обнаружил ничего сверхнового в этой области. Да, различные индивидуальные характеристики могут эволюционировать в более сложные (например, размер рогов у оленя, физическая сила, симметрия – признаки, значимые в брачных играх), а следовательно, их труднее подделать, но обман всегда находит для себя лазейку.

Глава 3. Нейрофизиология и уровни налагаемого самообмана

   Несмотря на то что такая наука, как нейрофизиология обмана и самообмана, находится на стадии зарождения, в этой области уже есть несколько интересных открытий. Существуют доказательства того, что роль сознания в управлении поведением человека преувеличена. В противовес нашим убеждениям сознание, по-видимому, «плетется» позади бессознательного (и в действиях, и в восприятии реальности), оставаясь в большинстве случаев наблюдателем, а не инициатором действий.
   Наблюдение активного подавления мыслей у людей приводит нас к занятным выводам: мозг эволюционирует так, что одна его часть учится подавлять другую. В то же время есть данные социальной психологии, демонстрирующие тот факт, что иногда попытки подавить мысль приводят к противоположному результату: она возвращается в сознание все чаще. Другое исследование показывает, что подавление нервной активности в той области мозга, которая связана с обманными механизмами, улучшает качество обмана (менее сознательно – более успешно).
   Существует явление навязываемого самообмана, при котором сам себя обманывающий индивид действует не в свою пользу, а во благо того, кто принуждает его к самообману. Это может быть родитель, партнер, общественная группа, социум и т. п. Самообман, таким образом, может возникать не во благо, а во вред субъекту, – и это весьма важный аспект человеческой жизни. Значит, мы всегда должны быть начеку. Но предотвращать такие ошибки нужно не с помощью нового обмана, а благодаря большей осознанности своих действий.
   Наконец, мы рассматривали самообман как часть агрессивной стратегии, но правда ли это? Посмотрим иначе: самообман служит защитной функцией, например оберегая наше ощущение счастья от суровой реальности. (Крайняя форма проявления данного явления: мы не могли бы утром встать с постели, если бы знали, как на самом деле обстоят дела, – самообман помогает нам жить.) Таким образом, самообман может быть весьма выгоден лично нам. В качестве необычных примеров положительного влияния на здоровье можно привести эффект плацебо и гипноз, хотя обычно такой самообман требует присутствия третьей стороны (гипнотизера, врача). Как мы увидим в главе 6, с помощью самообмана можно стимулировать положительный иммунный эффект.

Нейрофизиология осознанного знания

   Большую часть времени мы находимся в сознании, а поэтому логично было бы предположить, что наши решения выполняются по приказам, поступающим из сознания. Я думаю: «Брошу-ка я этот мяч!», мой мозг инициирует сигналы для осуществления этого действия, а затем я кидаю мяч. Но подробное изучение нейрофизиологии действия говорит об обратном. Более двадцати лет назад в ходе экспериментов было доказано, что импульс к совершению действия появляется в отделе мозга, вовлеченном в подготовку моторных действий, примерно на шесть десятых долей секунды раньше осознания самого намерения, за чем следует задержка длиной в полсекунды перед началом выполнения действия. Другими словами, отдел мозга, связанный с действием, активируется за полсекунды до формулирования намерения.
   Недавние исследования (2008 год) дают еще более впечатляющие доказательства предсознательной нейронной деятельности. Изучались нейронные и вспомогательные моторные отделы, вовлеченные в последующее моторное планирование действий. Вопрос был сформулирован так: связана ли подготовительная нейронная деятельность с определенным решением (бросить мяч) или с общей действенной активацией (сделать что-то).
   Эксперимент дал ответ на этот вопрос. Участнику показывали ряд табличек с буквами (каждую букву – не более полсекунды), при этом перед ним был пульт с двумя кнопками. Он должен был в произвольный момент нажать на одну из кнопок (левым или правым указательным пальцем) и запомнить, какая буква в этот момент появилась на экране. После этого участника просили выбрать среди четырех букв ту, которую он видел на экране в момент нажатия на кнопки. Это служило способом определения момента совершения сознательного выбора, ведь каждая буква была видна только в течение полусекунды, а осознание намерения происходит за полсекунды до начала действия.
   Что же насчет предварительного неосознанного намерения? Компьютерная программа отслеживает результаты функциональной магнитно-резонансной томографии разных отделов мозга в те интервалы времени, когда происходит подготовка действия. Удивительно, но участки латеральной и медиальной префронтальной коры, довольно отдаленные от вспомогательных моторных отделов и моторных нейронов, активируются за целых 7 секунд до осознания намерения действия. Учитывая погрешность запаздывания показаний ФМРТ, установлено, что еще за 10 секунд до осознания намерения появляются нейронные сигналы, предваряющие осознание и само действие. Этот эксперимент помогает объяснить ранние научные наработки, касающиеся того, что у людей, принимающих рискованные решения, проявляются предварительные кожно-гальванические рефлексы задолго до того, как они осознают риск.
   Стоит выделить следующее. С того момента, как человек осознает свое намерение осуществить какое-либо действие (например, бросить мяч), у него есть примерно одна секунда, чтобы его отменить. Отмена может произойти примерно за 100 миллисекунд до самого действия (одна десятая секунды). Причем все эти процессы идут без участия сознания – подсознательные процессы, происходящие за 200 миллисекунд до действия, могут повлиять на совершение/несовершение действия. В этом смысле доказательство наличия длинной цепочки нейронной активности перед осознанием намерения (после чего возникает примерно секундная задержка до самого действия) не исключает концепции существования свободного волевого решения (по крайней мере в том смысле, что у человека есть возможность отменить действие, принимая во внимание – сознательно или бессознательно – прошлый опыт).
   С другой стороны, теперь стало ясно, что требуется некоторое время для осознания действия. Иными словами, скорость передачи нейронного сигнала от пальца ноги к мозгу составляет 20 миллисекунд, но на его осознание уходит в 5 раз больше времени – целых 100 миллисекунд (полсекунды). Повторю, сознание отстает от реальности, и весьма сильно, в результате чего у подсознания остается достаточно времени для искажения информации.
   Мы получили самые убедительные доказательства того, что бессознательное опережает сознание при принятии решений, существует большая задержка вступления сознания в процесс (около 10 секунд), а после осознания есть достаточно времени для отмены действия (около 1 секунды). В дополнение скажу: сознанию требуется около полусекунды для восприятия поступающей информации, поэтому чаще всего оно выступает апостериорным[5] «оценщиком» и «комментатором» (включая рационализирование) нашего поведения, чем его инициатором.

Нейрофизиология подавления мыслей

   Одним из особых случаев самообмана является сознательное усилие по подавлению осознанной правдивой информации. Это явление изучается нейрофизиологами особенно активно. Результаты исследований ошеломляют: оказывается, различные отделы мозга в процессе эволюции научились сотрудничать в подавлении других отделов для создания обманного образа мышления.
   Возьмем активное сознательное подавление памяти. В реальной жизни мы очень часто пытаемся подавить свои мысли: сегодня я не буду об этом думать; пожалуйста, Господи, пусть мысли об этой женщине покинут мой мозг. В лабораторных экспериментах участников просят забыть произвольный набор символов, который они только что запомнили. Результаты получаются весьма отличными друг от друга. Измеряются они путем оценки объема запомненной информации месяц спустя.
   Разница результатов обусловлена нейрофизиологическими процессами. Чем более дорсолатеральная префронтальная кора (ДЛПФК) задействована в забывании информации, тем более она подавляет процессы, происходящие в гиппокампе (где обычно хранятся воспоминания), и тем меньше информации участник эксперимента помнит через месяц. ДЛПФК активируется при преодолении когнитивных препятствий, планировании и регулировании моторной деятельности, включая подавление нежелательных откликов. Вследствие того что этот отдел часто воздействует на другие отделы, очень заманчиво предположить, что у него появилась новая функция – подавление памяти. В доказательство можно привести такое физическое явление, как нервные подергивания. Когда мне нужно подавить нежелательную мысль, одна или обе мои руки непроизвольно подергиваются, как будто я хочу оттолкнуть что-то от себя.

Ирония подавления собственных мыслей

   Вышеописанный нейрофизиологический эксперимент был проведен с использованием бессмысленного набора букв и чисел. Но при подавлении некой смысловой единицы памяти возникают дополнительные факторы. Можно предположить, что сознательное намерение избежать какой-либо мысли (например, не думать о белых медведях) можно легко осуществить, если каждый раз подавлять ее все сильнее – так, что в конце концов она пропадет. Но происходит совсем по-другому. Сознание будто бы противостоит этому и при определенных условиях мы делаем как раз то, чего не хотели. Например, можем непроизвольно «сболтнуть» некую правду, которую пытаемся скрыть от других. Подавляемая мысль зачастую возвращается в сознание с частотой один раз в минуту, и это может происходить в течение многих дней. Некоторым людям удается успешно подавлять воспоминания, от других это требует заметных усилий. Но редко кому удается достигнуть абсолютного успеха в таком деле.
   В этом случае одновременно происходят два процесса. С одной стороны, есть усилие по сознательному подавлению нежелательное мысли, с другой – присутствует бессознательное стремление обнаружить в сознании запрещенную информацию, будто бы проверяя его на наличие ошибок (остались ли в сознании еще мысли, которые нужно подавлять?). Процесс весьма противоречив, особенно когда мы находимся под воздействием когнитивной нагрузки. Когда человек ментально отвлечен или перегружен, подсознательный поиск запрещенных мыслей не сопровождается их подавлением, поэтому нежелательная мысль может приходить в голову даже чаще, чем нужно.

Улучшение обмана путем угнетения нейронной деятельности

   Первые достижения в нейрофизиологии появились в результате экспериментов, в которых измерялась активность определенных отделов мозга в пространстве и во времени. Сначала грубо – с помощью электроэнцефалографии, а затем более точно – благодаря ФМРТ и позитронно-эмиссионной томографии. Новые методы исследований представляют собой прямо противоположный подход – выборочно подавляется активность некоторых отделов мозга. Для угнетения мозговой активности используется внешняя электрическая стимуляция кожи головы непосредственно над нужным участком. Например, провоцируется участие испытуемого в инсценированном акте воровства денег; затем он отвечает на вопросы экспериментаторов, при этом часть мозга, вовлеченная в создание обмана (передняя префронтальная кора), подвергается стимуляции. Здесь мы ожидали скорее негативного эффекта, чем позитивного (можно сравнить электрическую стимуляцию отделов головного мозга с ударом по коленке). Но в данном случае вмешательство в деятельность мозга дало положительный эффект.
   По крайней мере два ключевых аспекта изменились в сторону увеличения эффективности – скорость реакции при ложных ответах на вопросы и психическое возбуждение. Люди действовали быстрее и были более расслабленными. Кроме того, уменьшилась степень внутреннего морального сопротивления, то есть участник чувствовал себя менее виноватым, когда лгал, а чем меньше он испытывал вину, тем быстрее возрастала скорость его ответов на вопросы. Участники эксперимента, мозг которых подвергался электрической стимуляции, чаще лгали в ответ на релевантные вопросы и реже – в ответ на не относящиеся к делу.
   Результаты экспериментов поражают! Искусственное подавление ментальной деятельности улучшает производительность мозга. Здесь возникает аналогия с самообманом, так как подавление можно осуществлять извне с помощью магнитного устройства либо изнутри путем нейронного «усмирения» одних отделов мозга другими. Единственное, чего мы не знаем, – подавляет ли внешнее угнетение активности мозга также и осознание обмана.
   Два недавних исследования, проведенных в Китае, показали, что у «патологических лжецов» в отделах мозга, ответственных за обман, обнаруживается больше белого вещества. Белое вещество – это не нейроны, а вспомогательные глиальные клетки, их питающие. По исследованиям, проведенным на фокусниках, мы знаем, что чем больше они практикуются, тем больше в их мозге белого вещества, – здесь можно усмотреть зависимость успешного обмана от тренировки.

Бессознательное самоузнавание сигнализирует об обмане

   Классический эксперимент, демонстрирующий самообман, проведенный около 30 лет назад, имел дело с отрицанием (в основном бессознательным) или проекцией человеком собственного голоса. Люди одновременно воспринимали истинную и ложную информацию, имея тенденцию к сокрытию истинной в подсознании, а ложной – в сознании. На эту тенденцию могло повлиять психологическое состояние испытуемого.
   Эксперимент основывался на простом явлении человеческого организма. Нас психологически возбуждает звук человеческого голоса, но особенно нашего собственного (например, если проиграть его запись с магнитофона), причем мы этого не осознаем. Во время эксперимента участников просят узнать свой голос (сознательное самоузнавание), в то же время фиксируя факт подсознательного самоузнавания (психическое возбуждение).
   Вот как проходило такое исследование. Добровольцев просили прочитать абзац из книги. Пленку с записью их голосов резали на кусочки длиной в 2, 4, 6, 12 и 24 секунды; затем их склеили в одну пленку (записи подбирались соответственно полу и возрасту участников). После этого с помощью специального прибора измеряли кожно-гальванический рефлекс (КГР) участника. КГР – признак психического возбуждения, интенсивность которого увеличивается в два раза, когда человек слышит свой голос (по сравнению с чужим голосом). Участников эксперимента просили нажать на одну кнопку, если, по их мнению, они слышали собственный голос, и на другую, чтобы обозначить степень их уверенности.
   Было обнаружено несколько любопытных фактов. Некоторые люди отрицали принадлежность своего голоса. Они допускали ошибку только этого вида и, казалось, не осознавали ее (при последующих опросах только один сказал, что знал о том, что ответил неправильно).
   Однако кожно-гальванический рефлекс не ошибался: когда звучал голос владельца, показатели КГР этого человека увеличивались. И наоборот, некоторые люди «узнавали» собственный голос в чужих голосах – они проецировали свой голос, и это опять же был единственный вид ошибки. Половина из них позже осознавали, что совершили ошибку, но КГР опять же давал правильные результаты. Налицо бессознательное узнавание себя, которое опережает осознанное.
   Были еще две группы людей – те, которые никогда не ошибались, и те, которые допускали ошибки обоего вида, иногда им удавалось «одурачить» даже свою кожу, но для простоты анализа мы их не учитываем.
   Известно, что когда люди испытывают негативные чувства по поводу себя, это приводит к меньшему самововлечению (например, они реже смотрятся в зеркало). В данном эксперименте некоторым добровольцам предварительно искусственно понижали настроение, объявляя им, что они плохо показали себя на псевдоэкзамене, который прошли незадолго до этого (оценки за экзамен присваивались им произвольно). Именно они не распознавали собственные голоса. И наоборот – люди, которые были удовлетворены экзаменационными оценками, ошибочно «узнавали» свой голос в других голосах. Таким образом, стало ясно, что степень самопрезентации индивида увеличивается под влиянием успеха и сокращается под влиянием неудач.