Холмс коротко рассмеялся:
– Уверяю вас, что нет более опасных существ, нежели ученые, чьим драгоценным теориям угрожают новые открытия, но их оружие – чрезвычайно ядовитые, полные сарказма статьи и публичные выступления. Я был бы очень удивлен, если бы они обратились к помощи духовых ружей и захвату заложников. А кроме того, пока вы, полковник, не высказались публично о результатах своих исследований, они и понятия не имеют о ваших открытиях.
Стук в дверь возвестил о приходе управляющего, который сказал, что внизу ожидает посыльный с сообщением для полковника.
Лицо Хардена прояснилось.
– Пришлите его наверх, старина! Пришлите!
– Я не решился этого сделать, сэр, потому что это странный посыльный, подросток, сэр, довольно грязный деревенский парнишка. Ему было сказано, чтобы он передал с кем-нибудь свое сообщение и отправился восвояси, сэр, но он настаивает на том, чтобы увидеться с вами лично.
– Тогда приведите его, какой бы он грязный ни был, – приказал полковник, и управляющий поспешно ушел.
Харден снова повернулся к нам:
– Вы были правы, мистер Холмс. Они выждали некоторое время, а теперь напоминают о себе.
Через несколько минут управляющий вернулся, сопровождая юнца в невообразимо грязных вельветовых штанах. Вокруг воротника был повязан такой же грязный шейный платок, на ногах были забрызганные грязью гетры и рваные ботинки. Лицо, тоже сильно запачканное, было наполовину закрыто низко надвинутым огромным картузом.
Он остановился в двух шагах от стола, держа руки в карманах, и исподлобья посмотрел на нас:
– Вы – Шерлок 'Омс, – объявил он моему другу с типичным хемпширским акцентом, – а вы – доктор Ватсон.
Мы кивнули в подтверждение его слов, а управляющий очень разгневался.
– А ну-ка вынь руки из карманов, парень, и долой шапку! – прикрикнул он, стащив с него картуз.
Холмс громко расхохотался, а полковник Харден ошеломленно смотрел на густую волнистую шевелюру Джона Хардена Младшего. Спустя мгновение полковник со слезами на глазах обнимал сына, Холмс утешал смущенного управляющего звонкой монетой, а жена полковника и дочки, услышав радостные восклицания, вбежали в комнату.
Позвольте мне набросить покров молчания на чудесную сцену воссоединения семьи. Достаточно сказать, что через час Холмс, полковник и я сидели в обществе гораздо более чистого и до некоторой степени сытого Джея, приготовившись выслушать рассказ о его приключениях.
Он рассказал, как его заманили к театру двое мужчин, и описал их внешность:
– Мужчина, который заговорил со мной, был выше и толще другого. Я не очень обратил внимание на маленького, он был бледный и тощий, но у того, что повыше, было круглое розовое лицо и толстый нос. В нем было что-то от свиньи и говорил он как-то странно.
– А как он говорил? – спросил Холмс. – У вас хороший слух, молодой человек, вы легко усваиваете акценты, скажите, как он говорил?
Юноша сморщился от сосредоточенности и напряжения, а затем повторил то, что сказал ему толстый:
– «Добрый день, сынок. Вижу, ты интересуешься театром».
Холмс тщательно прислушался, потом вопросительно взглянул на меня.
– Болен хроническим ларингитом! – ответил я, удивляясь искусству, с которым юноша воспроизвел акцент.
– Весьма вероятно, – согласился мой друг и взмахнул рукой, словно дирижировал оркестром. – Повторите.
Юноша повторил фразу. Холмс закрыл глаза и откинул голову назад, потом быстро открыл глаза, словно стрельнув взглядом.
– Это Дрю, – сказал он. – Несомненно, голос его! – И повернулся к полковнику: – У вашего сына очень острый слух. Он воспроизводит звуки точнее и вернее, чем фонограф.
– Мне кажется, что именно этот голос мне угрожал, – взволнованно проговорил американец. – Но кто он, этот Дрю?
– Дрю – человек неблаговидной репутации, которого едва не посадили под замок четыре года назад. Когда я имел дело с его хозяином, то предоставил в десять раз больше чем достаточно улик, чтобы осудить Дрю и его сообщников. Но мои друзья в Скотленд-Ярде сообщили мне, что Дрю удалось избежать правосудия, потому что если бы его судили, то была бы запятнана репутация очень высокопоставленных лиц и вряд ли свидетели захотели бы давать показания. Мне доставит особенное удовольствие расстроить любые его замыслы.
И он повелительно взмахнул рукой в сторону Джея:
– Продолжайте, пожалуйста.
Рассказ юного Хардена подтвердил дедуктивные умозаключения Холмса насчет того, каким образом было осуществлено похищение. Когда Джей очнулся от хлороформа, он понял, что с ним произошло, и сообразил не подать вида, что пришел в сознание. Конечно, он никоим образом не мог определить, куда его везут.
– Я почувствовал, как экипаж едет по длинной, очень ухабистой проселочной дороге, потом он завернул направо, и мы остановились. Двое сидевших в экипаже позвали на помощь третьего, кучера, и все вместе они вытащили меня наружу. Я по-прежнему разыгрывал из себя мертвого опоссума, и им втроем пришлось нести меня в большой дом.
– Что представляет собой этот дом? – спросил Холмс. – Вы его видели?
– О, я его хорошо разглядел. Большой, как бывает у хозяев плантации, с большим крыльцом и колоннами. Я, помнится, подумал тогда: значит, такие дома есть и в Англии. Фасад дома был весь увит плющом, и он был такой густой, словно его долго не стригли.
– Ага! – воскликнул Холмс. – Ухабистая, заросшая подъездная аллея, портик с колоннами и нестриженый плющ на фасаде. А сейчас начало мая. Если плющ имеет такой запущенный вид, значит, в доме никто не живет уже больше года. Мы собираем факты, джентльмены, и скоро сможем определить, что это за дом. А каков он внутри, молодой человек?
– Я украдкой взглянул – меня внесли в просторный холл, с обеих сторон которого находились лестницы, ведущие наверх. Ни в доме, ни на лестнице не было ковров – и их ботинки громко стучали по полу. И наверное, было очень мало мебели.
– А куда они вас понесли?
– Они понесли меня вверх по левой лестнице, и потом по коридору. Шага опять звучали гулко, и я догадался, что там совсем не было мебели. Потом мы поднялись по маленькой лестнице в мезонин. Там были две маленькие комнаты, и они меня внесли в одну из них и бросили на кровать.
– Кровать была застелена?
– Нет, сэр. Просто железный остов с перекладинами. Я все еще притворялся, что без сознания, поэтому они ушли и заперли меня. Через несколько минут вернулся кучер, швырнул на кровать груду одеял и снова меня запер.
– Они разговаривали, когда вас несли?
– Они говорили, что меня надо сплавить и чем меньше будет известно, где я, тем лучше. Я очень испугался и подумал, что они собираются меня прикончить.
– А что вы стали делать, когда они вас заперли?
– Я сел и оглянулся, нет ли какого-нибудь выхода. Я не собирался там оставаться, надеясь найти возможность как-нибудь выбраться, но ничего такого не обнаружил. Дверь была крепкая и заперта с той стороны. И было только одно маленькое окошко. Я выглянул и увидел, что подо мной три этажа и снаружи глухая стена. Да и само окошко было забито.
– Так как же вы бежали? – спросил я.
– Не перебивайте юношу, Ватсон! Так как же вам удалось бежать? – спросил и Холмс.
– Сначала я подумал, что застрял здесь надолго, а потом заметил в потолке небольшой люк. Я попытался достать до него, но было слишком высоко. Я попробовал встать на спинку кровати, но все равно не смог дотянуться до задвижки. Тут я услышал, как кто-то поворачивает ключ в замке, быстро лег и притворился спящим.
– Кто же это был?
– Опять кучер. Он принес тарелку с бутербродами и кувшин сидра. Он ничего не сказал, просто поставил все на пол и ушел. Я уже очень проголодался, поэтому чуть-чуть поел, хотя боялся, что пища может быть отравлена. Поев, я почувствовал себя крепче и мог лучше думать. И решил, что если поставлю кровать изголовьем вверх, то смогу использовать ее как лестницу и достану до задвижки, но боялся, что при этом будет много шума и стука. Я не мог придумать, как это сделать, чтобы они не слышали. Я долго думал, но ничего не решил. А потом услышал очень странные звуки внизу.
– Какие же это были звуки? – спросил Холмс.
– Чудные звуки, вроде пения с барабанным боем и криками. Никогда не слышал ничего подобного, разве, может быть… – И он осекся, как будто смутившись.
– Разве что? – подбодрил его Холмс.
– Я видел такое в Нью-Орлеане, на Конго-сквер, где танцевали барабанщики из секты вуду. И звуки в доме были такими же.
– Это когда же ты был на Конго-сквер? – сердито спросил полковник.
– Когда я ездил к тете Мими. Она сказала, что такое зрелище каждый должен видеть и что это здорово возбуждает, когда видишь, как все эти черные пляшут, бьют в барабаны и распевают как безумные.
– Твоя тетя Мими, наверное, спятила! – гневно фыркнул полковник. – Юноша и белая женщина ночью на празднике вуду!
– Но с нами все было в порядке, – сказал Джей. – Нас сопровождал знакомый тети Мими, мистер Болден. Он музыкант, и у него есть свой оркестр.
– Я как следует поговорю с твоей тетушкой, как только снова окажусь в Нью-Орлеане! – грозно сказал полковник. – Но, мистер Холмс, мальчик ошибается. Вся эта чепуха о вуду и мамбо-джамбо…
– Возможно, он гораздо более прав, чем мы думаем, – ответил Холмс. – Так значит, молодой человек, вы под этот шум рискнули передвинуть кровать?
– Да, сэр. А после этого было легко пролезть через люк. Он вел на чердак, там было полно всякого старья и темно, но сквозь щели в боковых скатах крыши просачивался свет. Я навалил на люк несколько ящиков, чтобы на чердак не влезли, и стал искать выход. Ну, сначала я здорово растерялся. Оказалось, что на чердаке несколько отсеков, и в некоторых было так темно, что совсем ничего не видно, но я пробрался в самый конец, где просачивался свет. Потом я добрался до места, где один отсек соединялся с другим, и там была деревянная дверь, закрытая на засов, но он оказался очень хлипким. Тогда я толкнул дверь ногой, и она открылась.
– И где же вы оказались? – спросил я.
– На плоской крыше с парапетом, в который чуть не уткнулся. Позади был фронтон с острой крышей и боковыми скатами, но я стоял на ровном месте. Я догадался, что, наверное, это тыльная часть дома, подошел к парапету и попытался спуститься вниз, но пока не было никакой возможности это сделать. С места, где я стоял, можно было разглядеть большой сад и лужайки. Было уже почти темно, но тем не менее я увидел, что во дворе полно людей. Некоторые были одеты словно в пьесе.
– Что вы имеете в виду? – прервал его Холмс.
– Ну они были очень чудно одеты, в разноцветные длинные платья и халаты. Они обязательно бы меня заметили, если бы я попытался слезть, и я испугался. Я увидел, как они разожгли большой костер посередине лужайки, и решил, что надо держаться от них подальше. Я перелез через скаты фронтона на фасадную сторону, но и там дело было ненамного лучше.
– Почему? – поинтересовался Холмс.
– Ну потому, что через фасадный парапет я увидел длинный ряд экипажей на подъездной аллее. Наверное, на них приехали те люди, которые стучали в барабаны и распевали, и я догадался, что там, у экипажей, остались кучера, поджидавшие своих хозяев. Но по крайней мере здесь не было костра, и темнота была мне только на руку. И я перелез через парапет.
– Как! Без веревки и какого-либо приспособления? – воскликнул я.
– Ну, веревки у меня, конечно, не было, доктор, так что пришлось обойтись без нее, но я разглядел, что по одну сторону от главного входа плющ был довольно густой, так что уцепился за него. На вид он был прочный, но я сомневался, выдержит ли он меня. Я перевернулся и опустил ноги вниз, туда, где ветки были погуще, и отпустил парапет. Плющ выдержал под моей тяжестью, хотя на какое-то мгновение мне показалось, что я падаю, но через несколько минут я почувствовал, что все-таки можно спускаться.
– Ты проявил достаточное хладнокровие, – заметил полковник и с удивлением покачал головой.
Джей рассказал далее, как он, тесно прильнув к плющу, одолевал дюйм за дюймом по темному фасаду дома, пока не оказался на высоте нескольких футов над землей, и спрыгнул. Скрытый тенью дома, он прополз в заросли кустарника возле подъездной аллеи.
– Вот это было самое трудное, – сказал Джей, как будто спуск с чердака был легким. – Я не видел ни зги и все время спотыкался, но все-таки в конце концов выбрался на большую дорогу. – Он замолчал на какое-то время, а потом продолжал: – Очутившись на этой дороге, я побежал что есть духу, но на ней мне нельзя было оставаться, ведь они могли устроить за мной погоню, поэтому я перелез через живую изгородь, спрятался за ней и заснул. Я решил, что в темноте они не смогут тщательно обыскать местность и мне тоже не удастся до рассвета найти дорогу до Винчестера.
– Меня удивляет, как вы могли уснуть в таких обстоятельствах, – заметил я.
– Ну, заснул я не сразу. Я был очень голоден и не мог спать, – ответил он, не отрывая взгляда от стола. – Уже рассвело, когда я проснулся. Я услышал крики и подумал, что они меня обнаружили, но потом увидел мальчика-подпаска с коровами на дальнем конце пастбища. Я решил, что он мне покажет, как добраться до Винчестера, и надеялся, что у него, может, есть при себе какая-нибудь еда. – И он опять пристально посмотрел на стол.
На этот раз полковник понял, в чем дело, и позвонил, чтобы принесли еще бутербродов. Снова подкрепившись, Джей продолжил рассказ:
– Я рассказал мальчику-подпаску все, что со мной случилось. Он как-то смешно говорил, и я даже сначала его не понял, но потом смог привыкнуть к его акценту. Он сказал, что в том доме обитают привидения и к нему близко никто не подходит. У него с собой было немного хлеба и сыра, и он со мной поделился.
Казалось, что на нашего юного миллионера самое большое впечатление из всего пережитого произвело испытание голодом – едва проглотив один бутерброд, он потянулся за другим.
– Я спросил у Чарли – так его зовут, – как добраться до Винчестера, и он сказал, что если я пойду по дороге, на которую вышел, то в Винчестер и попаду, но я побоялся по ней идти и подумал, что, наверное, здесь и застряну, а потом решил поменяться с Чарли одеждой.
– Но ты не силой заставил беднягу поменяться с тобой одеждой? – требовательно спросил полковник.
– Нет, сэр. В обмен на его одежду я отдал ему свой костюм и половину денег, что были при мне, а также все мои грушевые леденцы, но леденцы он отдал обратно и сказал, что они мне понадобятся: дорога длинная, а солнце печет. «Сейчас солнце жарит вовсю, как бы вовсе не в мае», – повторил Джей, имитируя речь своего английского приятеля. – Так все и оказалось, – продолжал Джей, – я пошел по дороге, как сказал Чарли, и потом через поля выбрался к холмам, рядом с городом, но мне часто приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Когда я пришел сюда, то сообразил, что, может, они меня выслеживают, поэтому назвался Чарли и сказал, что у меня есть сообщение для полковника, но добраться до него было потруднее, чем убежать из того дома.
Закончив свой рассказ, Джей вплотную занялся бутербродами, а мы с полковником удивлялись точности и деловитости пересказа его приключений. Холмс откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, несомненно, размышляя над подробностями только что услышанного.
– При первой же возможности я должен вознаградить этого Чарли, – сказал Харден. – Он не должен оказаться внакладе оттого, что помог моему сыну.
Мне было приятно это слышать, потому что я гордился этим английским деревенским парнишкой, который, существуя сам на гроши, проявил дружеские чувства к сыну американского миллионера, поделился с ним своей скудной пищей и даже вернул ему «драгоценные» грушевые леденцы.
Холмс выпрямился:
– Скажите, а вы смогли бы узнать этот дом?
– Конечно, – ответил Джей, жуя очередной бутерброд.
– И могли бы показать туда дорогу?
– Я знаю общее направление, – сказал юноша. – Но я не знаю точно всю дорогу, только небольшой ее отрезок возле самого дома.
– Но если мы определим верное направление, вы могли бы найти дом? – настойчиво спрашивал Холмс.
– Да уж точно, сэр, нашел бы, – ответил юный Харден.
– Тогда мы отправимся туда завтра ранним утром и посмотрим, что можно выяснить дополнительно. Полковник, я предлагаю вам подключить местную полицию и попросить, чтобы они отрядили с нами двоих своих людей. Ватсон, вы сможете достать военную карту местности? Джей, ваши приключения закончены, и, думаю, сегодня вам надо бы пораньше лечь спать.
– Но как быть с этим мерзавцем Дрю? – запротестовал полковник Харден.
– Родные Палестины Дрю – это Лондон, – ответил Холмс. – И как только преступники обнаружили побег вашего сына, они сразу же направились туда. Лучше давайте сначала посмотрим, что собой представляет этот дом.
7
– Уверяю вас, что нет более опасных существ, нежели ученые, чьим драгоценным теориям угрожают новые открытия, но их оружие – чрезвычайно ядовитые, полные сарказма статьи и публичные выступления. Я был бы очень удивлен, если бы они обратились к помощи духовых ружей и захвату заложников. А кроме того, пока вы, полковник, не высказались публично о результатах своих исследований, они и понятия не имеют о ваших открытиях.
Стук в дверь возвестил о приходе управляющего, который сказал, что внизу ожидает посыльный с сообщением для полковника.
Лицо Хардена прояснилось.
– Пришлите его наверх, старина! Пришлите!
– Я не решился этого сделать, сэр, потому что это странный посыльный, подросток, сэр, довольно грязный деревенский парнишка. Ему было сказано, чтобы он передал с кем-нибудь свое сообщение и отправился восвояси, сэр, но он настаивает на том, чтобы увидеться с вами лично.
– Тогда приведите его, какой бы он грязный ни был, – приказал полковник, и управляющий поспешно ушел.
Харден снова повернулся к нам:
– Вы были правы, мистер Холмс. Они выждали некоторое время, а теперь напоминают о себе.
Через несколько минут управляющий вернулся, сопровождая юнца в невообразимо грязных вельветовых штанах. Вокруг воротника был повязан такой же грязный шейный платок, на ногах были забрызганные грязью гетры и рваные ботинки. Лицо, тоже сильно запачканное, было наполовину закрыто низко надвинутым огромным картузом.
Он остановился в двух шагах от стола, держа руки в карманах, и исподлобья посмотрел на нас:
– Вы – Шерлок 'Омс, – объявил он моему другу с типичным хемпширским акцентом, – а вы – доктор Ватсон.
Мы кивнули в подтверждение его слов, а управляющий очень разгневался.
– А ну-ка вынь руки из карманов, парень, и долой шапку! – прикрикнул он, стащив с него картуз.
Холмс громко расхохотался, а полковник Харден ошеломленно смотрел на густую волнистую шевелюру Джона Хардена Младшего. Спустя мгновение полковник со слезами на глазах обнимал сына, Холмс утешал смущенного управляющего звонкой монетой, а жена полковника и дочки, услышав радостные восклицания, вбежали в комнату.
Позвольте мне набросить покров молчания на чудесную сцену воссоединения семьи. Достаточно сказать, что через час Холмс, полковник и я сидели в обществе гораздо более чистого и до некоторой степени сытого Джея, приготовившись выслушать рассказ о его приключениях.
Он рассказал, как его заманили к театру двое мужчин, и описал их внешность:
– Мужчина, который заговорил со мной, был выше и толще другого. Я не очень обратил внимание на маленького, он был бледный и тощий, но у того, что повыше, было круглое розовое лицо и толстый нос. В нем было что-то от свиньи и говорил он как-то странно.
– А как он говорил? – спросил Холмс. – У вас хороший слух, молодой человек, вы легко усваиваете акценты, скажите, как он говорил?
Юноша сморщился от сосредоточенности и напряжения, а затем повторил то, что сказал ему толстый:
– «Добрый день, сынок. Вижу, ты интересуешься театром».
Холмс тщательно прислушался, потом вопросительно взглянул на меня.
– Болен хроническим ларингитом! – ответил я, удивляясь искусству, с которым юноша воспроизвел акцент.
– Весьма вероятно, – согласился мой друг и взмахнул рукой, словно дирижировал оркестром. – Повторите.
Юноша повторил фразу. Холмс закрыл глаза и откинул голову назад, потом быстро открыл глаза, словно стрельнув взглядом.
– Это Дрю, – сказал он. – Несомненно, голос его! – И повернулся к полковнику: – У вашего сына очень острый слух. Он воспроизводит звуки точнее и вернее, чем фонограф.
– Мне кажется, что именно этот голос мне угрожал, – взволнованно проговорил американец. – Но кто он, этот Дрю?
– Дрю – человек неблаговидной репутации, которого едва не посадили под замок четыре года назад. Когда я имел дело с его хозяином, то предоставил в десять раз больше чем достаточно улик, чтобы осудить Дрю и его сообщников. Но мои друзья в Скотленд-Ярде сообщили мне, что Дрю удалось избежать правосудия, потому что если бы его судили, то была бы запятнана репутация очень высокопоставленных лиц и вряд ли свидетели захотели бы давать показания. Мне доставит особенное удовольствие расстроить любые его замыслы.
И он повелительно взмахнул рукой в сторону Джея:
– Продолжайте, пожалуйста.
Рассказ юного Хардена подтвердил дедуктивные умозаключения Холмса насчет того, каким образом было осуществлено похищение. Когда Джей очнулся от хлороформа, он понял, что с ним произошло, и сообразил не подать вида, что пришел в сознание. Конечно, он никоим образом не мог определить, куда его везут.
– Я почувствовал, как экипаж едет по длинной, очень ухабистой проселочной дороге, потом он завернул направо, и мы остановились. Двое сидевших в экипаже позвали на помощь третьего, кучера, и все вместе они вытащили меня наружу. Я по-прежнему разыгрывал из себя мертвого опоссума, и им втроем пришлось нести меня в большой дом.
– Что представляет собой этот дом? – спросил Холмс. – Вы его видели?
– О, я его хорошо разглядел. Большой, как бывает у хозяев плантации, с большим крыльцом и колоннами. Я, помнится, подумал тогда: значит, такие дома есть и в Англии. Фасад дома был весь увит плющом, и он был такой густой, словно его долго не стригли.
– Ага! – воскликнул Холмс. – Ухабистая, заросшая подъездная аллея, портик с колоннами и нестриженый плющ на фасаде. А сейчас начало мая. Если плющ имеет такой запущенный вид, значит, в доме никто не живет уже больше года. Мы собираем факты, джентльмены, и скоро сможем определить, что это за дом. А каков он внутри, молодой человек?
– Я украдкой взглянул – меня внесли в просторный холл, с обеих сторон которого находились лестницы, ведущие наверх. Ни в доме, ни на лестнице не было ковров – и их ботинки громко стучали по полу. И наверное, было очень мало мебели.
– А куда они вас понесли?
– Они понесли меня вверх по левой лестнице, и потом по коридору. Шага опять звучали гулко, и я догадался, что там совсем не было мебели. Потом мы поднялись по маленькой лестнице в мезонин. Там были две маленькие комнаты, и они меня внесли в одну из них и бросили на кровать.
– Кровать была застелена?
– Нет, сэр. Просто железный остов с перекладинами. Я все еще притворялся, что без сознания, поэтому они ушли и заперли меня. Через несколько минут вернулся кучер, швырнул на кровать груду одеял и снова меня запер.
– Они разговаривали, когда вас несли?
– Они говорили, что меня надо сплавить и чем меньше будет известно, где я, тем лучше. Я очень испугался и подумал, что они собираются меня прикончить.
– А что вы стали делать, когда они вас заперли?
– Я сел и оглянулся, нет ли какого-нибудь выхода. Я не собирался там оставаться, надеясь найти возможность как-нибудь выбраться, но ничего такого не обнаружил. Дверь была крепкая и заперта с той стороны. И было только одно маленькое окошко. Я выглянул и увидел, что подо мной три этажа и снаружи глухая стена. Да и само окошко было забито.
– Так как же вы бежали? – спросил я.
– Не перебивайте юношу, Ватсон! Так как же вам удалось бежать? – спросил и Холмс.
– Сначала я подумал, что застрял здесь надолго, а потом заметил в потолке небольшой люк. Я попытался достать до него, но было слишком высоко. Я попробовал встать на спинку кровати, но все равно не смог дотянуться до задвижки. Тут я услышал, как кто-то поворачивает ключ в замке, быстро лег и притворился спящим.
– Кто же это был?
– Опять кучер. Он принес тарелку с бутербродами и кувшин сидра. Он ничего не сказал, просто поставил все на пол и ушел. Я уже очень проголодался, поэтому чуть-чуть поел, хотя боялся, что пища может быть отравлена. Поев, я почувствовал себя крепче и мог лучше думать. И решил, что если поставлю кровать изголовьем вверх, то смогу использовать ее как лестницу и достану до задвижки, но боялся, что при этом будет много шума и стука. Я не мог придумать, как это сделать, чтобы они не слышали. Я долго думал, но ничего не решил. А потом услышал очень странные звуки внизу.
– Какие же это были звуки? – спросил Холмс.
– Чудные звуки, вроде пения с барабанным боем и криками. Никогда не слышал ничего подобного, разве, может быть… – И он осекся, как будто смутившись.
– Разве что? – подбодрил его Холмс.
– Я видел такое в Нью-Орлеане, на Конго-сквер, где танцевали барабанщики из секты вуду. И звуки в доме были такими же.
– Это когда же ты был на Конго-сквер? – сердито спросил полковник.
– Когда я ездил к тете Мими. Она сказала, что такое зрелище каждый должен видеть и что это здорово возбуждает, когда видишь, как все эти черные пляшут, бьют в барабаны и распевают как безумные.
– Твоя тетя Мими, наверное, спятила! – гневно фыркнул полковник. – Юноша и белая женщина ночью на празднике вуду!
– Но с нами все было в порядке, – сказал Джей. – Нас сопровождал знакомый тети Мими, мистер Болден. Он музыкант, и у него есть свой оркестр.
– Я как следует поговорю с твоей тетушкой, как только снова окажусь в Нью-Орлеане! – грозно сказал полковник. – Но, мистер Холмс, мальчик ошибается. Вся эта чепуха о вуду и мамбо-джамбо…
– Возможно, он гораздо более прав, чем мы думаем, – ответил Холмс. – Так значит, молодой человек, вы под этот шум рискнули передвинуть кровать?
– Да, сэр. А после этого было легко пролезть через люк. Он вел на чердак, там было полно всякого старья и темно, но сквозь щели в боковых скатах крыши просачивался свет. Я навалил на люк несколько ящиков, чтобы на чердак не влезли, и стал искать выход. Ну, сначала я здорово растерялся. Оказалось, что на чердаке несколько отсеков, и в некоторых было так темно, что совсем ничего не видно, но я пробрался в самый конец, где просачивался свет. Потом я добрался до места, где один отсек соединялся с другим, и там была деревянная дверь, закрытая на засов, но он оказался очень хлипким. Тогда я толкнул дверь ногой, и она открылась.
– И где же вы оказались? – спросил я.
– На плоской крыше с парапетом, в который чуть не уткнулся. Позади был фронтон с острой крышей и боковыми скатами, но я стоял на ровном месте. Я догадался, что, наверное, это тыльная часть дома, подошел к парапету и попытался спуститься вниз, но пока не было никакой возможности это сделать. С места, где я стоял, можно было разглядеть большой сад и лужайки. Было уже почти темно, но тем не менее я увидел, что во дворе полно людей. Некоторые были одеты словно в пьесе.
– Что вы имеете в виду? – прервал его Холмс.
– Ну они были очень чудно одеты, в разноцветные длинные платья и халаты. Они обязательно бы меня заметили, если бы я попытался слезть, и я испугался. Я увидел, как они разожгли большой костер посередине лужайки, и решил, что надо держаться от них подальше. Я перелез через скаты фронтона на фасадную сторону, но и там дело было ненамного лучше.
– Почему? – поинтересовался Холмс.
– Ну потому, что через фасадный парапет я увидел длинный ряд экипажей на подъездной аллее. Наверное, на них приехали те люди, которые стучали в барабаны и распевали, и я догадался, что там, у экипажей, остались кучера, поджидавшие своих хозяев. Но по крайней мере здесь не было костра, и темнота была мне только на руку. И я перелез через парапет.
– Как! Без веревки и какого-либо приспособления? – воскликнул я.
– Ну, веревки у меня, конечно, не было, доктор, так что пришлось обойтись без нее, но я разглядел, что по одну сторону от главного входа плющ был довольно густой, так что уцепился за него. На вид он был прочный, но я сомневался, выдержит ли он меня. Я перевернулся и опустил ноги вниз, туда, где ветки были погуще, и отпустил парапет. Плющ выдержал под моей тяжестью, хотя на какое-то мгновение мне показалось, что я падаю, но через несколько минут я почувствовал, что все-таки можно спускаться.
– Ты проявил достаточное хладнокровие, – заметил полковник и с удивлением покачал головой.
Джей рассказал далее, как он, тесно прильнув к плющу, одолевал дюйм за дюймом по темному фасаду дома, пока не оказался на высоте нескольких футов над землей, и спрыгнул. Скрытый тенью дома, он прополз в заросли кустарника возле подъездной аллеи.
– Вот это было самое трудное, – сказал Джей, как будто спуск с чердака был легким. – Я не видел ни зги и все время спотыкался, но все-таки в конце концов выбрался на большую дорогу. – Он замолчал на какое-то время, а потом продолжал: – Очутившись на этой дороге, я побежал что есть духу, но на ней мне нельзя было оставаться, ведь они могли устроить за мной погоню, поэтому я перелез через живую изгородь, спрятался за ней и заснул. Я решил, что в темноте они не смогут тщательно обыскать местность и мне тоже не удастся до рассвета найти дорогу до Винчестера.
– Меня удивляет, как вы могли уснуть в таких обстоятельствах, – заметил я.
– Ну, заснул я не сразу. Я был очень голоден и не мог спать, – ответил он, не отрывая взгляда от стола. – Уже рассвело, когда я проснулся. Я услышал крики и подумал, что они меня обнаружили, но потом увидел мальчика-подпаска с коровами на дальнем конце пастбища. Я решил, что он мне покажет, как добраться до Винчестера, и надеялся, что у него, может, есть при себе какая-нибудь еда. – И он опять пристально посмотрел на стол.
На этот раз полковник понял, в чем дело, и позвонил, чтобы принесли еще бутербродов. Снова подкрепившись, Джей продолжил рассказ:
– Я рассказал мальчику-подпаску все, что со мной случилось. Он как-то смешно говорил, и я даже сначала его не понял, но потом смог привыкнуть к его акценту. Он сказал, что в том доме обитают привидения и к нему близко никто не подходит. У него с собой было немного хлеба и сыра, и он со мной поделился.
Казалось, что на нашего юного миллионера самое большое впечатление из всего пережитого произвело испытание голодом – едва проглотив один бутерброд, он потянулся за другим.
– Я спросил у Чарли – так его зовут, – как добраться до Винчестера, и он сказал, что если я пойду по дороге, на которую вышел, то в Винчестер и попаду, но я побоялся по ней идти и подумал, что, наверное, здесь и застряну, а потом решил поменяться с Чарли одеждой.
– Но ты не силой заставил беднягу поменяться с тобой одеждой? – требовательно спросил полковник.
– Нет, сэр. В обмен на его одежду я отдал ему свой костюм и половину денег, что были при мне, а также все мои грушевые леденцы, но леденцы он отдал обратно и сказал, что они мне понадобятся: дорога длинная, а солнце печет. «Сейчас солнце жарит вовсю, как бы вовсе не в мае», – повторил Джей, имитируя речь своего английского приятеля. – Так все и оказалось, – продолжал Джей, – я пошел по дороге, как сказал Чарли, и потом через поля выбрался к холмам, рядом с городом, но мне часто приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Когда я пришел сюда, то сообразил, что, может, они меня выслеживают, поэтому назвался Чарли и сказал, что у меня есть сообщение для полковника, но добраться до него было потруднее, чем убежать из того дома.
Закончив свой рассказ, Джей вплотную занялся бутербродами, а мы с полковником удивлялись точности и деловитости пересказа его приключений. Холмс откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, несомненно, размышляя над подробностями только что услышанного.
– При первой же возможности я должен вознаградить этого Чарли, – сказал Харден. – Он не должен оказаться внакладе оттого, что помог моему сыну.
Мне было приятно это слышать, потому что я гордился этим английским деревенским парнишкой, который, существуя сам на гроши, проявил дружеские чувства к сыну американского миллионера, поделился с ним своей скудной пищей и даже вернул ему «драгоценные» грушевые леденцы.
Холмс выпрямился:
– Скажите, а вы смогли бы узнать этот дом?
– Конечно, – ответил Джей, жуя очередной бутерброд.
– И могли бы показать туда дорогу?
– Я знаю общее направление, – сказал юноша. – Но я не знаю точно всю дорогу, только небольшой ее отрезок возле самого дома.
– Но если мы определим верное направление, вы могли бы найти дом? – настойчиво спрашивал Холмс.
– Да уж точно, сэр, нашел бы, – ответил юный Харден.
– Тогда мы отправимся туда завтра ранним утром и посмотрим, что можно выяснить дополнительно. Полковник, я предлагаю вам подключить местную полицию и попросить, чтобы они отрядили с нами двоих своих людей. Ватсон, вы сможете достать военную карту местности? Джей, ваши приключения закончены, и, думаю, сегодня вам надо бы пораньше лечь спать.
– Но как быть с этим мерзавцем Дрю? – запротестовал полковник Харден.
– Родные Палестины Дрю – это Лондон, – ответил Холмс. – И как только преступники обнаружили побег вашего сына, они сразу же направились туда. Лучше давайте сначала посмотрим, что собой представляет этот дом.
7
ЗНАК ЗМЕИ
На следующее утро мы с Холмсом и полковником Харденом, инспектором Стаббингтоном и сержантом Морганом из местной полиции разместились в экипаже, а Джей сел вместе с кучером на козлы. Накануне вечером Холмс изучил карту окрестностей и пришел к некоторым выводам относительно того, где искать дом. Теперь он описал полицейским этот дом и высказал предположение, что он уже свыше года пустует.
Офицеры переглянулись, и Стаббингтон сказал:
– Это похоже на Уэйлс-Корт. Там давно никто не живет.
– А где расположен Уэйлс-Корт? – спросил Холмс.
– Это в самом конце Грейхэнгера, сэр, – ответил Морган. – И принадлежал он мистеру Гартону, банкиру. Дом уже года четыре как пустует.
– А вы знаете этот дом? – спросил Холмс. – Он соответствует описанию?
– Я бывал там только раз и то несколько лет назад, – ответил задумчиво Стаббингтон. – Из-за дела по поводу большого вечера в саду, на котором присутствовали даже королевские особы. Мне кажется, что дом действительно с колоннами и что его фасад увит плющом. Да, это похоже на то самое место.
– И уже прошло четыре года, как умер мистер Гартон, – добавил Холмс.
– О нет, сэр, – ответил Морган. – Старый мистер Гартон умер вот уже почти десять лет. И хозяином дома стал его сын, но он растратил все деньги отца и попал в очень нехорошую историю. Он всем задолжал, и нас запрашивал насчет него даже сам Скотленд-Ярд, и тогда он застрелился. Вот это и случилось четыре года назад.
– Конечно! – воскликнул Холмс, ударив себя кулаком по коленке. – Это, несомненно, Уэйлс-Корт. Кучер, – позвал он, – вы знаете, как проехать в Грейхэнгер?
– Да, сэр, – ответил кучер.
– Значит, везите нас туда и как можно скорее, – приказал Холмс и, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.
Мы все очень удивились, но я знал, что спрашивать о чем-либо Холмса сейчас бесполезно, поэтому мы молча проехали примерно три мили.
Молчание нарушил Джей, который закричал:
– Вот дорога! Вот сюда я выбрался из кустарника!
Холмс моментально наклонился вперед, тщательно оглядывая окрестности по обе стороны дороги. Через минуту показались ворота.
– Не въезжайте! – скомандовал Холмс кучеру. – Мы пойдем к дому пешком.
Мы поспешно вышли и остановились у ворот.
За деревьями, беспорядочно разросшиеся ветви которых нависали над дорогой, была видна закругленная подъездная аллея, ведущая к портику с колоннами, доверху увитыми виргинским плющом, о котором нам рассказывал Джей. Гравий на подъездной аллее был грязный и неухоженный. Повсюду торчали пучки сорняков, по большей части раздавленных или вырванных колесами проезжавших экипажей, следы которых были еще свежи.
– Это тот самый дом, – торжествуя, заявил Джей, и мы действительно увидели оборванный плющ в том месте, где он спрыгнул.
Мы подошли к дому и поднялись по ступенькам крыльца. Краска на красивой парадной двери поблекла, а медная ручка потускнела. Одна половина двери была слегка приоткрыта. Холмс тростью широко распахнул ее, и мы вошли. Это был просторный, изящно отделанный холл, с полом из темного мрамора и полукруглыми лестницами, завершающимися площадкой. В холле совершенно не было никакой мебели и в центре пола мелом широкими линиями была начертана схема. Мне показалось, что какой-то прорицатель будущего начертил круг Зодиака. Там и сям линии были закапаны свечным воском. В воздухе стоял странно знакомый запах, сладкий и терпкий.
Шерлок Холмс остановился у мелового круга и медленно осмотрелся вокруг. Наконец он повернулся к полицейским.
– Инспектор, – сказал он, – могу я попросить вас и вашего сержанта обыскать верхние этажи, пока я с полковником Харденом и доктором осмотрим нижний? Джей, ступайте с офицерами наверх и помогите им.
– Слушаюсь, сэр, – ответил инспектор Стаббингтон, но можно узнать, вы полагаете, что мы найдем нечто особенное?
– Очень полезное правило для следователя, – ответил Холмс, – не ожидать ничего. Тогда он не будет ни разочарован, ни предубежден против того, что, может быть, найдет.
– Вы, несомненно, правы, сэр, – ответил инспектор, и они отправились наверх.
Харден, Холмс и я начали осматривать первый этаж. Двери в конце холла вели в большую и широкую залитую солнцем гостиную с французскими окнами, выходящими на террасу. Здесь тоже были пятна свечного воска и стоял такой же сладковатый запах. Я теперь понимал, что это был знакомый мне запах курений, характерный для индийских храмов.
Мы не нашли ничего нового, пока не добрались до кухни. У одной стены стоял стол, уставленный пустыми бутылками. Судя по этикеткам, вина в них были отменного качества. Холмс выудил из-под стола чайную ложку и карточку с названием фирмы одного из самых лучших лондонских виноторговцев и именем молодого лорда, хорошо известного в светских кругах.
– Такое впечатление, что здесь нередко происходят такие встречи, – заметил Холмс.
– Почему вы так говорите? – спросил я.
– Бутылки, – ответил Холмс, – самые недавние еще чистые, но большая часть покрылась пылью. Интересно было бы исследовать слой пыли и таким образом определить, сколько в доме состоялось подобных встреч, но это необязательно. Дата на этикетке определенно указывает на то, что они встречались в феврале.
– Они? – переспросил полковник.
– Мистер Дрю и его так называемые гости, – ответил Холмс. – Итак, джентльмены, полагаю, мы видели все, что необходимо.
Мы вернулись в холл, где встретились с теми, кто побывал наверху. Инспектор Стаббингтон отвел Холмса в сторону и отрапортовал:
– В спальнях есть явные следы того, что я назвал бы любовными приключениями, и в одной из них я нашел вот это.
Он вынул из кармана сложенную фантиком бумажку и подал ее моему другу, который осторожно ее развернул, и мы увидели щепотку серебристого порошка. Поднеся его к свету, Холмс тщательно рассмотрел порошок через лупу.
– Отлично, – сказал он. – Вы помните, в какой спальне нашли это?
– Да, сэр. В третьей спальне западного крыла.
– Пожалуйста, проводите меня туда, – сказал Холмс и пошел вместе с инспектором наверх.
Через несколько минут они вернулись. Холмс молча улыбался.
– А теперь, – сказал он, – давайте осмотрим сад.
Мы гуськом вышли через гостиную на террасу, которую Холмс исходил вдоль и поперек, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть какой-то след на каменном полу. Наконец он повел нас, спустившись по невысоким каменным ступенькам на лужайку.
Четыре года запустения и теплая весна превратили газон в буйно заросший луг, и по затоптанной траве было видно, что здесь побывало немало людей. Хорошо заметная тропинка вела прямо от ступенек к кострищу в центре лужайки. Мы шли за Холмсом, который дважды наклонялся, чтобы подобрать и спрятать какие-то маленькие белые предметы.
Кострище окружало кольцо вытоптанной травы, мы тоже обступили его со всех сторон, а Холмс не отрывал от него взгляда.
– Посмотрите-ка, Ватсон, – показал он, – что вы об этом скажете?
На краю, там, где был пепел, виднелся ясный отпечаток голой ступни.
– След! – воскликнул я. – Это след босой ступни женщины или ребенка.
– Хорошо, Ватсон, – одобрил Холмс. – По-видимому, наши полуночники становились более неосторожными с приближением утра.
Мы почти закончили осмотр, обойдя кругом кострище, как Холмс наклонился опять.
– Можно вас побеспокоить, сержант. Мне нужен листок бумаги из вашего блокнота, – попросил он Моргана и, получив его, подобрал еще одну щепотку серебристого порошка.
Наконец мы обошли кругом все кострище, и теперь Холмс, нагнувшись, рассматривал пепел в центре, вороша его тростью. Из-под груды пепла он извлек почерневшую смятую проволоку и поднял ее концом трости.
– Как вы думаете, что это могло бы быть? – обратился он к нам.
– Да это же птичья клетка, – ответил Джей.
– Совершенно верно, – подтвердил Холмс. – И вряд ли я ошибусь, если это не останки ее обитателя. – Он встряхнул обгоревшую клетку, и комок золы упал на землю и рассыпался, и мы увидели крошечные тонкие кусочки костей.
– Проклятые хорьки! – вскричал юноша, а его отец, отвернувшись, выругался покрепче.
– Уверяю вас, что рядом с мистером Дрю любой хорек покажется образцом гуманности, – заметил Холмс. Он направился к дому, мы следовали на ним. Когда мы проходили по холлу, я осмелился задать вопрос:
– Так, значит, Дрю устроил здесь какое-то сатанинское ритуальное действо?
– Нет, Ватсон, – ответил он и остановился около меловой схемы. – К дьяволу это не имеет никакого отношения. Посмотрите-ка на это! – Он стукнул тростью по начертанному мелом кругу. – Как вы думаете, что это такое? Ну!
Офицеры переглянулись, и Стаббингтон сказал:
– Это похоже на Уэйлс-Корт. Там давно никто не живет.
– А где расположен Уэйлс-Корт? – спросил Холмс.
– Это в самом конце Грейхэнгера, сэр, – ответил Морган. – И принадлежал он мистеру Гартону, банкиру. Дом уже года четыре как пустует.
– А вы знаете этот дом? – спросил Холмс. – Он соответствует описанию?
– Я бывал там только раз и то несколько лет назад, – ответил задумчиво Стаббингтон. – Из-за дела по поводу большого вечера в саду, на котором присутствовали даже королевские особы. Мне кажется, что дом действительно с колоннами и что его фасад увит плющом. Да, это похоже на то самое место.
– И уже прошло четыре года, как умер мистер Гартон, – добавил Холмс.
– О нет, сэр, – ответил Морган. – Старый мистер Гартон умер вот уже почти десять лет. И хозяином дома стал его сын, но он растратил все деньги отца и попал в очень нехорошую историю. Он всем задолжал, и нас запрашивал насчет него даже сам Скотленд-Ярд, и тогда он застрелился. Вот это и случилось четыре года назад.
– Конечно! – воскликнул Холмс, ударив себя кулаком по коленке. – Это, несомненно, Уэйлс-Корт. Кучер, – позвал он, – вы знаете, как проехать в Грейхэнгер?
– Да, сэр, – ответил кучер.
– Значит, везите нас туда и как можно скорее, – приказал Холмс и, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.
Мы все очень удивились, но я знал, что спрашивать о чем-либо Холмса сейчас бесполезно, поэтому мы молча проехали примерно три мили.
Молчание нарушил Джей, который закричал:
– Вот дорога! Вот сюда я выбрался из кустарника!
Холмс моментально наклонился вперед, тщательно оглядывая окрестности по обе стороны дороги. Через минуту показались ворота.
– Не въезжайте! – скомандовал Холмс кучеру. – Мы пойдем к дому пешком.
Мы поспешно вышли и остановились у ворот.
За деревьями, беспорядочно разросшиеся ветви которых нависали над дорогой, была видна закругленная подъездная аллея, ведущая к портику с колоннами, доверху увитыми виргинским плющом, о котором нам рассказывал Джей. Гравий на подъездной аллее был грязный и неухоженный. Повсюду торчали пучки сорняков, по большей части раздавленных или вырванных колесами проезжавших экипажей, следы которых были еще свежи.
– Это тот самый дом, – торжествуя, заявил Джей, и мы действительно увидели оборванный плющ в том месте, где он спрыгнул.
Мы подошли к дому и поднялись по ступенькам крыльца. Краска на красивой парадной двери поблекла, а медная ручка потускнела. Одна половина двери была слегка приоткрыта. Холмс тростью широко распахнул ее, и мы вошли. Это был просторный, изящно отделанный холл, с полом из темного мрамора и полукруглыми лестницами, завершающимися площадкой. В холле совершенно не было никакой мебели и в центре пола мелом широкими линиями была начертана схема. Мне показалось, что какой-то прорицатель будущего начертил круг Зодиака. Там и сям линии были закапаны свечным воском. В воздухе стоял странно знакомый запах, сладкий и терпкий.
Шерлок Холмс остановился у мелового круга и медленно осмотрелся вокруг. Наконец он повернулся к полицейским.
– Инспектор, – сказал он, – могу я попросить вас и вашего сержанта обыскать верхние этажи, пока я с полковником Харденом и доктором осмотрим нижний? Джей, ступайте с офицерами наверх и помогите им.
– Слушаюсь, сэр, – ответил инспектор Стаббингтон, но можно узнать, вы полагаете, что мы найдем нечто особенное?
– Очень полезное правило для следователя, – ответил Холмс, – не ожидать ничего. Тогда он не будет ни разочарован, ни предубежден против того, что, может быть, найдет.
– Вы, несомненно, правы, сэр, – ответил инспектор, и они отправились наверх.
Харден, Холмс и я начали осматривать первый этаж. Двери в конце холла вели в большую и широкую залитую солнцем гостиную с французскими окнами, выходящими на террасу. Здесь тоже были пятна свечного воска и стоял такой же сладковатый запах. Я теперь понимал, что это был знакомый мне запах курений, характерный для индийских храмов.
Мы не нашли ничего нового, пока не добрались до кухни. У одной стены стоял стол, уставленный пустыми бутылками. Судя по этикеткам, вина в них были отменного качества. Холмс выудил из-под стола чайную ложку и карточку с названием фирмы одного из самых лучших лондонских виноторговцев и именем молодого лорда, хорошо известного в светских кругах.
– Такое впечатление, что здесь нередко происходят такие встречи, – заметил Холмс.
– Почему вы так говорите? – спросил я.
– Бутылки, – ответил Холмс, – самые недавние еще чистые, но большая часть покрылась пылью. Интересно было бы исследовать слой пыли и таким образом определить, сколько в доме состоялось подобных встреч, но это необязательно. Дата на этикетке определенно указывает на то, что они встречались в феврале.
– Они? – переспросил полковник.
– Мистер Дрю и его так называемые гости, – ответил Холмс. – Итак, джентльмены, полагаю, мы видели все, что необходимо.
Мы вернулись в холл, где встретились с теми, кто побывал наверху. Инспектор Стаббингтон отвел Холмса в сторону и отрапортовал:
– В спальнях есть явные следы того, что я назвал бы любовными приключениями, и в одной из них я нашел вот это.
Он вынул из кармана сложенную фантиком бумажку и подал ее моему другу, который осторожно ее развернул, и мы увидели щепотку серебристого порошка. Поднеся его к свету, Холмс тщательно рассмотрел порошок через лупу.
– Отлично, – сказал он. – Вы помните, в какой спальне нашли это?
– Да, сэр. В третьей спальне западного крыла.
– Пожалуйста, проводите меня туда, – сказал Холмс и пошел вместе с инспектором наверх.
Через несколько минут они вернулись. Холмс молча улыбался.
– А теперь, – сказал он, – давайте осмотрим сад.
Мы гуськом вышли через гостиную на террасу, которую Холмс исходил вдоль и поперек, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть какой-то след на каменном полу. Наконец он повел нас, спустившись по невысоким каменным ступенькам на лужайку.
Четыре года запустения и теплая весна превратили газон в буйно заросший луг, и по затоптанной траве было видно, что здесь побывало немало людей. Хорошо заметная тропинка вела прямо от ступенек к кострищу в центре лужайки. Мы шли за Холмсом, который дважды наклонялся, чтобы подобрать и спрятать какие-то маленькие белые предметы.
Кострище окружало кольцо вытоптанной травы, мы тоже обступили его со всех сторон, а Холмс не отрывал от него взгляда.
– Посмотрите-ка, Ватсон, – показал он, – что вы об этом скажете?
На краю, там, где был пепел, виднелся ясный отпечаток голой ступни.
– След! – воскликнул я. – Это след босой ступни женщины или ребенка.
– Хорошо, Ватсон, – одобрил Холмс. – По-видимому, наши полуночники становились более неосторожными с приближением утра.
Мы почти закончили осмотр, обойдя кругом кострище, как Холмс наклонился опять.
– Можно вас побеспокоить, сержант. Мне нужен листок бумаги из вашего блокнота, – попросил он Моргана и, получив его, подобрал еще одну щепотку серебристого порошка.
Наконец мы обошли кругом все кострище, и теперь Холмс, нагнувшись, рассматривал пепел в центре, вороша его тростью. Из-под груды пепла он извлек почерневшую смятую проволоку и поднял ее концом трости.
– Как вы думаете, что это могло бы быть? – обратился он к нам.
– Да это же птичья клетка, – ответил Джей.
– Совершенно верно, – подтвердил Холмс. – И вряд ли я ошибусь, если это не останки ее обитателя. – Он встряхнул обгоревшую клетку, и комок золы упал на землю и рассыпался, и мы увидели крошечные тонкие кусочки костей.
– Проклятые хорьки! – вскричал юноша, а его отец, отвернувшись, выругался покрепче.
– Уверяю вас, что рядом с мистером Дрю любой хорек покажется образцом гуманности, – заметил Холмс. Он направился к дому, мы следовали на ним. Когда мы проходили по холлу, я осмелился задать вопрос:
– Так, значит, Дрю устроил здесь какое-то сатанинское ритуальное действо?
– Нет, Ватсон, – ответил он и остановился около меловой схемы. – К дьяволу это не имеет никакого отношения. Посмотрите-ка на это! – Он стукнул тростью по начертанному мелом кругу. – Как вы думаете, что это такое? Ну!