Страница:
Нора Робертс
Правдивая ложь
Пролог
Страшно! Как же ей было страшно! И все-таки каким-то образом ей удавалось высоко держать голову и подавлять подступавшую к горлу тошноту. Это не был ночной кошмар, который забудется к рассвету, однако все происходило не наяву, а словно в замедленной киносъемке. Она не могла разглядеть лиц. Со всех сторон лишь горящие любопытством глаза и открытые рты, готовые проглотить ее целиком. Голоса доносились до нее, как далекий шум волн, бьющихся о скалы. Гораздо громче, гораздо настойчивее, будто отбивая ритм какого-то дикого танца, грохотало в груди ее обезумевшее сердце.
Держись, держись, командовал мозг, пока сильные мужские руки тащили ее сквозь толпу, бурлившую на ступенях здания суда. От нестерпимого солнечного света заслезились глаза, и она пошарила в сумочке в поисках очков. Они подумают, что она плачет. Нельзя давать им ни малейшего намека на ее истинные чувства. И молчание… молчание – ее единственная защита.
Она споткнулась и запаниковала. О господи! Если она упадет, репортеры и зеваки растерзают ее, как озверевшие псы.
Надо распрямиться, надо продержаться. Еще лишь несколько ярдов. Держаться… уж этому Ева научила ее.
Не подпускай их слишком близко, девочка, используй свой ум, но никогда не открывай душу.
Ева… Ей захотелось закричать. Закрыть лицо руками и кричать, кричать, пока ярость и горе не отпустят ее.
Репортерам не терпелось поставить последнюю точку в спектакле «Предъявление Джулии Саммерс обвинения в убийстве». Микрофоны, как маленькие смертоносные стрелы, метнулись к ее лицу, вопросы молниями вонзились в густую пелену страха.
– Сука! – крикнул кто-то хриплым от ненависти голосом. – Бессердечная сука!
Она хотела остановиться и закричать в ответ: «Откуда вы знаете, какая я? Откуда вы знаете, что я чувствую?
Но дверь уже была открыта. Она забралась в прохладный салон, защищенный тонированными стеклами Зеваки рванулись вперед, словно хищники к еще истекающей кровью жертве, и чуть не смели полицейские заграждения. Пока лимузин трогался с места, она смотрела прямо перед собой, положив на колени сжатые в кулаки руки, не проронив ни слезинки.
Ее спутник налил в бокал на два пальца коньяку и спросил спокойно, почти небрежно… голосом, который так волновал ее:
– Итак, Джулия, ты действительно убила ее?
Держись, держись, командовал мозг, пока сильные мужские руки тащили ее сквозь толпу, бурлившую на ступенях здания суда. От нестерпимого солнечного света заслезились глаза, и она пошарила в сумочке в поисках очков. Они подумают, что она плачет. Нельзя давать им ни малейшего намека на ее истинные чувства. И молчание… молчание – ее единственная защита.
Она споткнулась и запаниковала. О господи! Если она упадет, репортеры и зеваки растерзают ее, как озверевшие псы.
Надо распрямиться, надо продержаться. Еще лишь несколько ярдов. Держаться… уж этому Ева научила ее.
Не подпускай их слишком близко, девочка, используй свой ум, но никогда не открывай душу.
Ева… Ей захотелось закричать. Закрыть лицо руками и кричать, кричать, пока ярость и горе не отпустят ее.
Репортерам не терпелось поставить последнюю точку в спектакле «Предъявление Джулии Саммерс обвинения в убийстве». Микрофоны, как маленькие смертоносные стрелы, метнулись к ее лицу, вопросы молниями вонзились в густую пелену страха.
– Сука! – крикнул кто-то хриплым от ненависти голосом. – Бессердечная сука!
Она хотела остановиться и закричать в ответ: «Откуда вы знаете, какая я? Откуда вы знаете, что я чувствую?
Но дверь уже была открыта. Она забралась в прохладный салон, защищенный тонированными стеклами Зеваки рванулись вперед, словно хищники к еще истекающей кровью жертве, и чуть не смели полицейские заграждения. Пока лимузин трогался с места, она смотрела прямо перед собой, положив на колени сжатые в кулаки руки, не проронив ни слезинки.
Ее спутник налил в бокал на два пальца коньяку и спросил спокойно, почти небрежно… голосом, который так волновал ее:
– Итак, Джулия, ты действительно убила ее?
Глава 1
Ева Бенедикт была легендой, созданной эпохой и собственным талантом, подкрепленным неукротимым честолюбием. Она возбуждала желание в мужчинах на тридцать лет моложе ее и черную зависть в женщинах всех возрастов. Директора киностудий искали ее расположения, прекрасно зная, что ее имя в титрах фильма – залог успеха.
Познав за пятидесятилетнюю карьеру взлеты и падения, Ева научилась и то и другое обращать себе на пользу. И в личной жизни, и в профессиональной она всегда руководствовалась только своими желаниями. Если роль ее интересовала, она добивалась ее с той же неумолимой целеустремленностью, с какой добивалась своей первой кинопробы. Так же она поступала и с мужчинами. Она могла поймать в свои сети любого и отвергала его, когда интерес к нему пропадал. Ева сознавала свою силу и любила ею похвастаться, но всегда – беззлобно. Все бывшие любовники, а имя им – легион, оставались ее друзьями, или им хватало ума притворяться таковыми.
До шестидесяти семи лет – благодаря природе, самодисциплине и искусству пластических хирургов – Ева сохранила великолепное тело. Полвека это выкованное ею грозное оружие внушало страх и уважение Голливуду, где с помощью незаурядного ума и острого язычка она правила безраздельно.
Мало кто знал ее сокровенные мысли и чувства. Никто не знал ее тайн.
– Дерьмо! – Ева бросила сценарий на мозаичный пол и, пнув его ногой, прошлась по солярию. Даже в раздражении она была великолепна – огонь чувственности, чуть смягченный сознанием собственного величия. – Все, что я читала в последние два месяца, – дерьмо.
Ее агент Маргарет Касл, полная, кроткая на вид женщина, пожала плечами и пригубила грейпфрутовый сок, в который была добавлена водка.
– Я так тебе и говорила, но ты захотела убедиться сама.
– Ты сказала – мусор. – Ева взяла со стола сигарету и выудила из кармана спички. – В мусоре всегда есть скрытые возможности. Сколько раз я бралась за мусор и заставляла его сверкать. А это… – она снова лягнула сценарий, – дерьмо.
Маргарет продолжала невозмутимо потягивать коктейль.
– Начнем сначала. Мини-сериал… Ева резко вскинула голову и метнула на Маргарет острый, как скальпель, взгляд.
– Ты знаешь, как я ненавижу это слово. Мэгги отщипнула кусочек марципана и отправила его в рот.
– Называй как хочешь, но роль Мэрил создана для тебя. Со времен Скарлетт О'Хара не было более завораживающего образа несгибаемой южной красотки.
Ева это понимала и уже решила принять предложение, только она не любила сдаваться слишком быстро. И дело было не в гордости, а в ее имидже.
– Три недели натурных съемок в Джорджии, – проворчала она. – Проклятые аллигаторы и гнусные комары.
– Милая, твои сексуальные партнеры – твое личное дело, – заметила Мэгги, чем заработала одобрительный смешок звезды. – Между прочим, на роль Роберта приглашен Питер Джексон.
Ева прищурилась:
– И когда это стало тебе известно?
– За завтраком. – Мэгги улыбнулась, поудобнее устраиваясь на мягких подушках плетеного диванчика. – И подумала, что ты заинтересуешься.
Продолжая бродить по солярию, Ева задумчиво выдохнула струю дыма.
– Он похож на секс-символ-однодневку, но работает прилично. Пожалуй, сможет скрасить беготню по болотам.
Заставив рыбку заглотнуть наживку, Мэгги дернула удочку.
– На роль Мэрил хотят пригласить Джастин Хантер.
– Эту шлюху? – Ева зашагала быстрее, попыхивая сигаретой. – Она погубит картину. У нее нет ни таланта, ни мозгов. Ты видела ее в «Полночи»? Господи, единственное, на чем задерживался взгляд, – ее бюст.
Именно такой реакции Мэгги и ожидала.
– Она неплохо сыграла в «Правом деле».
– Только потому, что играла саму себя – дешевую пустоголовую шлюшку. Боже мой, Мэгги, Джастин Хантер – стихийное бедствие!
– Телевизионная аудитория знает ее имя и… – Мэгги тщательно исследовала еще один кусочек марципана и снова улыбнулась. – У нее подходящий возраст. Мэрил должно быть лет сорок пять.
Ева резко развернулась. Великолепно, подумала Мэгги, невозмутимо ожидая взрыва. Яркое полуденное солнце играло на гладких волосах цвета воронова крыла, освещало точеное лицо с пухлыми губами и зелеными глазами и окутанное ярким шелком тело – длинное и гибкое, с высоким бюстом, воплощение самой смелой мужской мечты.
Знаменитая мелькнувшая, как молния, улыбка, от которой у любого, кому она предназначалась, перехватывало дыхание, сменилась одобрительным смешком.
– В яблочко, Мэгги. Черт побери, ты слишком хорошо меня знаешь!
Мэгги скрестила полные ноги.
– Неудивительно. Мы знакомы двадцать пять лет. Ева подошла к бару, налила в высокий стакан сок, выжатый из апельсинов, растущих в ее саду, щедро плеснула шампанского.
– Начинай работать над контрактом.
– Уже начала. Этот проект сделает тебя богатой женщиной.
– Я и так богатая женщина. – Ева раздавила окурок в пепельнице. – Мы обе – богатые женщины.
– Значит, станем еще богаче. – Мэгги торжественно подняла свой бокал. – А теперь, может, перейдем к главной причине сегодняшнего приглашения?
Облокотившись о стойку бара, Ева глотнула сока с шампанским. Сверкнули бриллианты в ее ушах.
– Да, тебя не проведешь. У меня есть еще один проект, и мне необходима твоя помощь. Мэгги подняла тонкие светлые брови.
– Моя помощь, не мое мнение?
– Я высоко ценю твое мнение, Мэгги, а это со мной нечасто случается. – Ева опустилась в плетеное, обитое алым шелком кресло. Отсюда открывался вид на ее ухоженные сады, аккуратно подстриженные живые изгороди, сверкающий всеми цветами радуги фонтан, бассейн. Чуть дальше – домик для гостей, точная копия дома эпохи Тюдоров из ее самого успешного фильма. За пальмовой рощей – теннисные корты, которыми она пользовалась дважды в неделю, поле для гольфа, к которому она уже потеряла интерес, стрельбище, которое она устроила двадцать лет назад после волны убийств, накрывшей Беверли-Хиллз. И все это – вместе с главным домом, апельсиновой рощей, гаражом на десять автомобилей и искусственной лагуной – окружал каменный забор высотой в двадцать футов.
Ни один квадратный дюйм поместья в Беверли-Хиллз не был ей подарен. Все это стоило ей не меньше трудов, чем превращение секс-символа в уважаемую актрису. Она приносила жертвы, но редко вспоминала о них. Она страдала и о страданиях не забывала никогда. Она карабкалась вверх по лестнице, скользкой от пота и крови, и долгие годы держалась на самой вершине в гордом одиночестве.
Мэгги нарушила воцарившуюся тишину:
– Ева, расскажи мне о своем проекте и узнаешь мое мнение, а потом получишь и мою помощь.
– Каком проекте?
Женщины оглянулись. В приятном мужском голосе слышался легкий британский акцент, хотя его обладатель прожил в Англии не больше десяти из своих тридцати пяти лет.
Ева с улыбкой протянула к нему руки.
– Ты опоздал.
– Неужели? – Пол Уинтроп поцеловал ее руки, затем щеки, нежные, как лепестки роз. – Привет, красотка. – Он взял ее стакан, отхлебнул и ухмыльнулся. – Лучшие апельсины в стране. Привет, Мэгги.
– Господи, Пол, с каждым днем ты становишься все больше похож на отца. Я без проблем могу устроить тебе кинопробы в любой момент.
– Когда-нибудь я поймаю тебя на слове… Пол вернул Еве стакан и прошел к бару – высокий худощавый мужчина с заметной даже под свободной рубашкой мускулатурой. Ева пристально смотрела на него. Волосы цвета красного дерева, взлохмаченные от быстрой езды в открытом автомобиле. Лицо, в детстве слишком хорошенькое, теперь – к огромному облегчению Пола – никто не посмел бы назвать женственным. Прямой нос, впалые щеки, синие глаза. Глаза, перед которыми не могла устоять ни одна женщина. Волевой рот, всегда готовый к улыбке. Красиво очерченные губы, в которые Ева влюбилась двадцать пять лет назад. Губы его отца.
– Как поживает старый шельмец?
– Наслаждается пятой женой и шикарными казино Монте-Карло.
– Рори никогда не избавится от пристрастия к женщинам и азартным играм.
Пол налил себе сока. Никакого алкоголя. Только ради Евы он оторвался от работы, но вечером собирался наверстать упущенное.
– К счастью, удача ему не изменяет.
Ева забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Четверть века назад она была замужем за Рори Уинтропом два коротких сумасшедших года и не могла полностью согласиться с вердиктом его сына.
– Сколько лет этой? Тридцать?
– Если верить ее пресс-релизам. Дорогая Ева, только не говори, что ревнуешь!
Ева лишь пожала плечами, хотя, сделай подобное предположение любой другой, она заживо содрала бы с него кожу.
– Просто противно смотреть, как он выставляет себя на посмешище. И каждый раз, как он бежит под венец, в газетах печатают список его бывших жен. – Мощный вентилятор разогнал облачко дыма, на мгновение окутавшее ее лицо. – А я ненавижу, когда мое имя связывают с его более жалкими избранницами.
– Но твое сверкает ярче всех. – Пол отсалютовал ей бокалом, – Это бесспорно.
– Нужные слова в нужный момент, как всегда. – Ева удовлетворенно откинулась на спинку кресла, однако ее пальцы продолжали беспокойно гладить подлокотник. – Как и подобает преуспевающему писателю. Что является одной из двух причин, по которым я пригласила тебя сегодня.
– А вторая?
– Вторая состоит в том, Пол, что я очень редко вижу тебя, когда ты пишешь очередную книгу. – Ева снова протянула к нему руку. – Пусть я очень недолго была твоей мачехой, но ты все еще мой единственный сын.
Тронутый до глубины души. Пол поднес к губам ее руку.
– А ты все еще единственная женщина, которую я люблю.
– Потому что ты чересчур разборчив. – Ева сжала его пальцы и тут же отпустила. – Я пригласила вас обоих не для чувствительных излияний. Мне необходим ваш профессиональный совет. – Она затянулась сигаретой, прекрасно зная цену драматических пауз. – Я решила написать мемуары.
– О господи! – воскликнула Мэгги. Пол лишь приподнял брови.
Только самое чуткое ухо заметило бы сомнение в голосе Евы, всегда знавшей свои роли назубок.
– Награда за долголетие в киноискусстве заставила меня задуматься.
– Ева, это была честь, а не пинок под зад.
– И то и другое. Мою работу оценили, но моя жизнь, как и карьера, далека от завершения. Мои пятьдесят лет в кинобизнесе были совсем не скучными. Не думаю, что даже буйное воображение Пола смогло бы создать более интересную историю… с такими разнообразными персонажами. – Ее губы медленно растянулись в улыбку, не лишенную ехидства. – Кое-кому очень не понравится увидеть свои имена и секретики напечатанными черным по белому.
– А ты будешь счастлива расшевелить осиное гнездо, – тихо сказал Пол.
– Безумно, – согласилась Ева. – А почему бы и нет? Это бывает очень полезно. И я готова на абсолютную откровенность. Я никогда не стала бы терять время на биографию, похожую на пресс-релизы или почту поклонников. Мне нужен писатель, который не станет ни смягчать мои слова, ни искажать их. – Она заметила, как вытянулось лицо Пола, и рассмеялась. – Не волнуйся, дорогой. Я не прошу взяться за эту работу тебя.
– Думаю, ты кое-кого уже наметила. Поэтому ты послала мне биографию Роберта Чамберса?
– И что ты о ней думаешь? Пол пожал плечами:
– Для такого рода литературы неплохо.
– Не будь снобом, дорогой. Ты наверняка знаешь, что книга получила прекрасные рецензии и оставалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» двадцать недель. Интересное чтиво. Но лично меня потрясло то, что автор сумела отделить правду от тщательно состряпанной Робертом лжи.
– Джулию Саммерс, – вмешалась Мэгги, – я видела прошлой весной в программе «Сегодня», когда она рекламировала свою книгу. Очень спокойная, очень привлекательная. Ходили слухи, что она и Роберт были любовниками.
– Если и гак, она сохранила объективность. Мы сейчас не обсуждаем ее личную жизнь.
– Но твою личную жизнь будут обсуждать все, – напомнил Пол. – Ева, мне твоя затея не нравится. Я не хочу, чтобы ты откровенничала перед публикой. Слова могут ранить, особенно слова умного писателя.
– Ты совершенно прав, именно поэтому я хочу, чтобы слова были моими собственными. – Увидев, что Пол собирается возразить, Ева нетерпеливо отмахнулась:
– Пол, скажи честно: что ты думаешь о профессионализме Джулии Саммерс?
– То, что она делает, она делает довольно хорошо.
Может, даже слишком хорошо. – Пол поежился. – И все равно, Ева, ты не должна ублажать любопытство публики. Тебе ведь не нужны ни деньги, ни реклама.
– Мой милый мальчик, я хочу сделать это не ради денег или известности, а ради собственного удовольствия, я ведь всегда так поступала. – Ева перевела взгляд на Мэгги, и ей показалось, что она видит, как вертятся колесики в мозгу ее агента. – Мэгги, позвони агенту Джулии и сделай деловое предложение. Я дам тебе список моих условий. – Она поднялась и поцеловала Пола в щеку. – Не хмурься. Поверь, я знаю, что делаю.
И мысленно добавила: «Дай бог, чтобы асфальтовый каток, который я только что привела в действие, в конце концов не раздавил меня саму».
Джулия никак не могла решить, получила ли она лучший в мире рождественский подарок или дело не стоит того, чтобы за него браться. Она стояла в эркере своего дома в Коннектикуте и смотрела, как кружится за окном снег. За ее спиной в большом камине потрескивали поленья. С каминной доски свисали ярко-красные чулки для рождественских подарков.
Голубая ель стояла у окна, точно посередине, как и хотел Брэндон. Они вместе выбрали эту шестифутовую красавицу и, отдуваясь, приволокли домой, а потом целый вечер украшали ее. Мальчик точно знал, где должна висеть каждая игрушка.
Думая о сыне, Джулия перевела взгляд на подарки, сложенные под елкой. И здесь был порядок. Конечно, как любой десятилетний мальчишка, Брэндон с любопытством тряс и осматривал каждую коробку, пытаясь угадать, что спрятано внутри, но потом аккуратно ставил ее на место.
Через несколько часов сын начнет просить разрешения открыть один – только один – подарок сегодня, накануне Рождества. Это тоже традиция. Она будет отказываться. Он будет уговаривать.
И в этом году они наконец отпразднуют Рождество в собственном доме. Не в манхэттенской квартирке, а в собственном доме с большим двором, словно созданным для снеговиков, и с просторной кухней, где так приятно печь печенье. Многие годы Джулия отчаянно желала иметь собственный дом, прежде всего из-за сына. Она надеялась таким образом возместить ему то, что не смогла дать, – отца.
Джулия отвернулась от окна, прошлась по комнате. Маленькая изящная женщина в свободной фланелевой рубашке и мешковатых джинсах. Дома она всегда одевалась так, как удобно, чтобы отдохнуть от образа безупречной деловой женщины. Джулия Саммерс гордилась этим образом, созданным для издателей, телеаудитории и знаменитостей, у которых брала интервью. Она также гордилась умением узнавать то, что хотела узнать, не раскрывая своих секретов.
В официальной биографии Джулии Саммерс было написано, что она – единственный ребенок двух преуспевающих адвокатов – выросла в Филадельфии, окончила университет Брауна, который был в числе самых престижных в Америке, и теперь одна растит сына. Далее следовал список ее профессиональных достижений и наград. Но в подборке для печати ничего не говорилось о кошмаре, в котором она жила три года, предшествовавших разводу родителей. Ничего не упоминалось и о том, как она горевала, когда скончался отец, а еще через два года – мать.
Хотя Джулия не делала из этого секрета, мало кто знал, что ее удочерили в шестинедельном возрасте и что через восемнадцать лет она родила сына, в свидетельстве о рождении которого написано: «Отец неизвестен».
Джулия не считала недомолвки ложью. Просто она умела избегать ловушек, которые расставляла другим, и втайне наслаждалась тем, что может так успешно скрывать нервозность и робость.
Сейчас, беспокойно бродя по гостиной в ожидании возвращения сына с прогулки, Джулия обдумывала телефонный разговор со своим агентом. Предложение Евы Бенедикт обрушилось на нее как снег на голову.
Ева Бенедикт.
Имя крутилось в мозгу Джулии как магическое заклинание. Ева была не просто знаменитостью, она собственным трудом заработала право называться звездой. Ее талант и сила характера были так же хорошо известны и уважаемы, как ее прекрасное лицо, не сходившее с экранов почти пятьдесят лет. Два «Оскара», «Тони», четыре мужа – вот лишь малая часть ее трофеев. Ева Бенедикт знала Голливуд Хамфри Богарта и Кларка Гейбла. Она пережила тяжелые времена, когда система студийного производства фильмов сменилась эпохой продюсеров, но не канула в Лету, наоборот, ее имя засияло еще ярче.
Авторизованная биография Евы Бенедикт… Впервые за пятидесятилетнюю карьеру суперзвезда сама вступила в контакт с писателем и предложила сотрудничество. С условиями, напомнила себе Джулия, опускаясь на диван. И именно из-за этих условий она попросила своего агента потянуть время.
Джулия услышала, как хлопнула дверь, и улыбнулась. Нет, на самом деле только по одной причине она не спешит ухватиться за лестное предложение. И эта причина только что вернулась домой.
– Мам!
– Иду. – Джулия раздумывала о том, когда сообщить новости Брэндону: сейчас или после праздников. Она никогда не принимала важные решения, не посоветовавшись с сыном. Джулия вошла в кухню и улыбнулась. В шаге от порога стоял снежный ком с темными блестящими глазами. – Ты домой пришел или прикатился?
– Это было потрясающе! Я влетел прямо в сугроб! – Брэндон захлопал в ладоши, и льдинки с перчаток полетели во все стороны. – Обалдеть можно!
Внешне Брэндон был очень похож на мать: темный блондин, невысокий, что, как знала Джулия, очень его беспокоило. Худенькое личико, уже потерявшее детскую округлость. Упрямый, как у Джулии, подбородок. Вот только глаза, совсем непохожие на ее серые, а яркие темно-карие – пожалуй, единственное наследство его отца.
Хотя они впервые отмечали Рождество в новом доме, Брэндон точно знал, как все будет. Они поужинают в столовой, потом вместе вымоют посуду. Мама включит магнитофон, и они будут играть на полу перед камином. А потом положат подарки в рождественские чулки.
Конечно, настоящего Санта-Клауса нет, но это Брэндона ничуть не огорчало. Он уговорит маму и развернет один подарок. Тот, что завернут в серебряную бумагу и гремит. Наверняка конструктор.
А утром он разбудит маму еще до рассвета. Они спустятся вниз, зажгут огни на елке, включат музыку и откроют остальные подарки.
– У меня нет сил дожидаться утра, – заныл Брэндон, когда Джулия поставила перед ним кружку горячего шоколада. – Может, откроем подарки сегодня? Очень многие так делают. И тогда не придется рано вставать.
– А я люблю вставать рано. – Джулия вызывающе улыбнулась. Игра началась. – Но если хочешь, мы отправимся спать попозже и откроем подарки в полночь.
– В темноте веселее, а уже темнеет.
– Верно. – Наклонившись, Джулия потрепала волосы сына. – Я люблю тебя, Брэндон.
Брэндон заерзал на стуле. Правила игры нарушились.
– Ну да. Хорошо.
Джулия чуть не рассмеялась и, усевшись напротив сына, обвила ногами ножки табурета.
– Я кое-что должна тебе сказать. Звонила Энн. Поскольку Энн была агентом матери, Брэндон понял, что разговор пойдет о работе.
– Снова рекламный тур?
– Нет. Не сейчас. Новая книга. В Калифорнии живет одна женщина, кинозвезда. Она хочет, чтобы я написала ее биографию.
Брэндон пожал плечами. Мама уже написала две книги о кинозвездах. Старики. Вовсе не такие классные, как Арнольд Шварценеггер или Харрисон Форд.
– Ладно.
– Только есть сложности. Эта женщина – Ева Бенедикт – настоящая звезда. А чтобы написать целую книгу, нам придется поехать в Калифорнию.
Брэндон настороженно взглянул на мать.
– Насовсем?
– Нет. – Она понимала, как много значит для Брэндона этот дом. За десять лет она часто выдергивала его из привычной среды, но никогда больше не допустит ничего подобного. – Нет, мы просто поживем там несколько месяцев.
– Как будто поедем в гости?
– Да, только надолго. Вот почему нам надо хорошенько все обдумать. Тебе придется ходить там в школу, а ты только что привык к местной.
– Почему она не может приехать сюда? Джулия улыбнулась.
– Потому что она – звезда, а я – нет. Одно из ее условий состоит в том, что я приеду к ней и останусь до тех пор, пока не будет закончен черновой вариант. Я сама не знаю, как к этому относиться. – Джулия отвернулась, посмотрела в окно. – Калифорния далеко отсюда.
– Но мы вернемся?
Как всегда, Брэндон задал главный вопрос.
– Да, мы вернемся. Теперь наш дом здесь. Навсегда.
– Мы съездим в Диснейленд?
– Конечно.
Успокоившись, Брэндон вернулся к своему шоколаду.
– Хорошо.
Познав за пятидесятилетнюю карьеру взлеты и падения, Ева научилась и то и другое обращать себе на пользу. И в личной жизни, и в профессиональной она всегда руководствовалась только своими желаниями. Если роль ее интересовала, она добивалась ее с той же неумолимой целеустремленностью, с какой добивалась своей первой кинопробы. Так же она поступала и с мужчинами. Она могла поймать в свои сети любого и отвергала его, когда интерес к нему пропадал. Ева сознавала свою силу и любила ею похвастаться, но всегда – беззлобно. Все бывшие любовники, а имя им – легион, оставались ее друзьями, или им хватало ума притворяться таковыми.
До шестидесяти семи лет – благодаря природе, самодисциплине и искусству пластических хирургов – Ева сохранила великолепное тело. Полвека это выкованное ею грозное оружие внушало страх и уважение Голливуду, где с помощью незаурядного ума и острого язычка она правила безраздельно.
Мало кто знал ее сокровенные мысли и чувства. Никто не знал ее тайн.
– Дерьмо! – Ева бросила сценарий на мозаичный пол и, пнув его ногой, прошлась по солярию. Даже в раздражении она была великолепна – огонь чувственности, чуть смягченный сознанием собственного величия. – Все, что я читала в последние два месяца, – дерьмо.
Ее агент Маргарет Касл, полная, кроткая на вид женщина, пожала плечами и пригубила грейпфрутовый сок, в который была добавлена водка.
– Я так тебе и говорила, но ты захотела убедиться сама.
– Ты сказала – мусор. – Ева взяла со стола сигарету и выудила из кармана спички. – В мусоре всегда есть скрытые возможности. Сколько раз я бралась за мусор и заставляла его сверкать. А это… – она снова лягнула сценарий, – дерьмо.
Маргарет продолжала невозмутимо потягивать коктейль.
– Начнем сначала. Мини-сериал… Ева резко вскинула голову и метнула на Маргарет острый, как скальпель, взгляд.
– Ты знаешь, как я ненавижу это слово. Мэгги отщипнула кусочек марципана и отправила его в рот.
– Называй как хочешь, но роль Мэрил создана для тебя. Со времен Скарлетт О'Хара не было более завораживающего образа несгибаемой южной красотки.
Ева это понимала и уже решила принять предложение, только она не любила сдаваться слишком быстро. И дело было не в гордости, а в ее имидже.
– Три недели натурных съемок в Джорджии, – проворчала она. – Проклятые аллигаторы и гнусные комары.
– Милая, твои сексуальные партнеры – твое личное дело, – заметила Мэгги, чем заработала одобрительный смешок звезды. – Между прочим, на роль Роберта приглашен Питер Джексон.
Ева прищурилась:
– И когда это стало тебе известно?
– За завтраком. – Мэгги улыбнулась, поудобнее устраиваясь на мягких подушках плетеного диванчика. – И подумала, что ты заинтересуешься.
Продолжая бродить по солярию, Ева задумчиво выдохнула струю дыма.
– Он похож на секс-символ-однодневку, но работает прилично. Пожалуй, сможет скрасить беготню по болотам.
Заставив рыбку заглотнуть наживку, Мэгги дернула удочку.
– На роль Мэрил хотят пригласить Джастин Хантер.
– Эту шлюху? – Ева зашагала быстрее, попыхивая сигаретой. – Она погубит картину. У нее нет ни таланта, ни мозгов. Ты видела ее в «Полночи»? Господи, единственное, на чем задерживался взгляд, – ее бюст.
Именно такой реакции Мэгги и ожидала.
– Она неплохо сыграла в «Правом деле».
– Только потому, что играла саму себя – дешевую пустоголовую шлюшку. Боже мой, Мэгги, Джастин Хантер – стихийное бедствие!
– Телевизионная аудитория знает ее имя и… – Мэгги тщательно исследовала еще один кусочек марципана и снова улыбнулась. – У нее подходящий возраст. Мэрил должно быть лет сорок пять.
Ева резко развернулась. Великолепно, подумала Мэгги, невозмутимо ожидая взрыва. Яркое полуденное солнце играло на гладких волосах цвета воронова крыла, освещало точеное лицо с пухлыми губами и зелеными глазами и окутанное ярким шелком тело – длинное и гибкое, с высоким бюстом, воплощение самой смелой мужской мечты.
Знаменитая мелькнувшая, как молния, улыбка, от которой у любого, кому она предназначалась, перехватывало дыхание, сменилась одобрительным смешком.
– В яблочко, Мэгги. Черт побери, ты слишком хорошо меня знаешь!
Мэгги скрестила полные ноги.
– Неудивительно. Мы знакомы двадцать пять лет. Ева подошла к бару, налила в высокий стакан сок, выжатый из апельсинов, растущих в ее саду, щедро плеснула шампанского.
– Начинай работать над контрактом.
– Уже начала. Этот проект сделает тебя богатой женщиной.
– Я и так богатая женщина. – Ева раздавила окурок в пепельнице. – Мы обе – богатые женщины.
– Значит, станем еще богаче. – Мэгги торжественно подняла свой бокал. – А теперь, может, перейдем к главной причине сегодняшнего приглашения?
Облокотившись о стойку бара, Ева глотнула сока с шампанским. Сверкнули бриллианты в ее ушах.
– Да, тебя не проведешь. У меня есть еще один проект, и мне необходима твоя помощь. Мэгги подняла тонкие светлые брови.
– Моя помощь, не мое мнение?
– Я высоко ценю твое мнение, Мэгги, а это со мной нечасто случается. – Ева опустилась в плетеное, обитое алым шелком кресло. Отсюда открывался вид на ее ухоженные сады, аккуратно подстриженные живые изгороди, сверкающий всеми цветами радуги фонтан, бассейн. Чуть дальше – домик для гостей, точная копия дома эпохи Тюдоров из ее самого успешного фильма. За пальмовой рощей – теннисные корты, которыми она пользовалась дважды в неделю, поле для гольфа, к которому она уже потеряла интерес, стрельбище, которое она устроила двадцать лет назад после волны убийств, накрывшей Беверли-Хиллз. И все это – вместе с главным домом, апельсиновой рощей, гаражом на десять автомобилей и искусственной лагуной – окружал каменный забор высотой в двадцать футов.
Ни один квадратный дюйм поместья в Беверли-Хиллз не был ей подарен. Все это стоило ей не меньше трудов, чем превращение секс-символа в уважаемую актрису. Она приносила жертвы, но редко вспоминала о них. Она страдала и о страданиях не забывала никогда. Она карабкалась вверх по лестнице, скользкой от пота и крови, и долгие годы держалась на самой вершине в гордом одиночестве.
Мэгги нарушила воцарившуюся тишину:
– Ева, расскажи мне о своем проекте и узнаешь мое мнение, а потом получишь и мою помощь.
– Каком проекте?
Женщины оглянулись. В приятном мужском голосе слышался легкий британский акцент, хотя его обладатель прожил в Англии не больше десяти из своих тридцати пяти лет.
Ева с улыбкой протянула к нему руки.
– Ты опоздал.
– Неужели? – Пол Уинтроп поцеловал ее руки, затем щеки, нежные, как лепестки роз. – Привет, красотка. – Он взял ее стакан, отхлебнул и ухмыльнулся. – Лучшие апельсины в стране. Привет, Мэгги.
– Господи, Пол, с каждым днем ты становишься все больше похож на отца. Я без проблем могу устроить тебе кинопробы в любой момент.
– Когда-нибудь я поймаю тебя на слове… Пол вернул Еве стакан и прошел к бару – высокий худощавый мужчина с заметной даже под свободной рубашкой мускулатурой. Ева пристально смотрела на него. Волосы цвета красного дерева, взлохмаченные от быстрой езды в открытом автомобиле. Лицо, в детстве слишком хорошенькое, теперь – к огромному облегчению Пола – никто не посмел бы назвать женственным. Прямой нос, впалые щеки, синие глаза. Глаза, перед которыми не могла устоять ни одна женщина. Волевой рот, всегда готовый к улыбке. Красиво очерченные губы, в которые Ева влюбилась двадцать пять лет назад. Губы его отца.
– Как поживает старый шельмец?
– Наслаждается пятой женой и шикарными казино Монте-Карло.
– Рори никогда не избавится от пристрастия к женщинам и азартным играм.
Пол налил себе сока. Никакого алкоголя. Только ради Евы он оторвался от работы, но вечером собирался наверстать упущенное.
– К счастью, удача ему не изменяет.
Ева забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Четверть века назад она была замужем за Рори Уинтропом два коротких сумасшедших года и не могла полностью согласиться с вердиктом его сына.
– Сколько лет этой? Тридцать?
– Если верить ее пресс-релизам. Дорогая Ева, только не говори, что ревнуешь!
Ева лишь пожала плечами, хотя, сделай подобное предположение любой другой, она заживо содрала бы с него кожу.
– Просто противно смотреть, как он выставляет себя на посмешище. И каждый раз, как он бежит под венец, в газетах печатают список его бывших жен. – Мощный вентилятор разогнал облачко дыма, на мгновение окутавшее ее лицо. – А я ненавижу, когда мое имя связывают с его более жалкими избранницами.
– Но твое сверкает ярче всех. – Пол отсалютовал ей бокалом, – Это бесспорно.
– Нужные слова в нужный момент, как всегда. – Ева удовлетворенно откинулась на спинку кресла, однако ее пальцы продолжали беспокойно гладить подлокотник. – Как и подобает преуспевающему писателю. Что является одной из двух причин, по которым я пригласила тебя сегодня.
– А вторая?
– Вторая состоит в том, Пол, что я очень редко вижу тебя, когда ты пишешь очередную книгу. – Ева снова протянула к нему руку. – Пусть я очень недолго была твоей мачехой, но ты все еще мой единственный сын.
Тронутый до глубины души. Пол поднес к губам ее руку.
– А ты все еще единственная женщина, которую я люблю.
– Потому что ты чересчур разборчив. – Ева сжала его пальцы и тут же отпустила. – Я пригласила вас обоих не для чувствительных излияний. Мне необходим ваш профессиональный совет. – Она затянулась сигаретой, прекрасно зная цену драматических пауз. – Я решила написать мемуары.
– О господи! – воскликнула Мэгги. Пол лишь приподнял брови.
Только самое чуткое ухо заметило бы сомнение в голосе Евы, всегда знавшей свои роли назубок.
– Награда за долголетие в киноискусстве заставила меня задуматься.
– Ева, это была честь, а не пинок под зад.
– И то и другое. Мою работу оценили, но моя жизнь, как и карьера, далека от завершения. Мои пятьдесят лет в кинобизнесе были совсем не скучными. Не думаю, что даже буйное воображение Пола смогло бы создать более интересную историю… с такими разнообразными персонажами. – Ее губы медленно растянулись в улыбку, не лишенную ехидства. – Кое-кому очень не понравится увидеть свои имена и секретики напечатанными черным по белому.
– А ты будешь счастлива расшевелить осиное гнездо, – тихо сказал Пол.
– Безумно, – согласилась Ева. – А почему бы и нет? Это бывает очень полезно. И я готова на абсолютную откровенность. Я никогда не стала бы терять время на биографию, похожую на пресс-релизы или почту поклонников. Мне нужен писатель, который не станет ни смягчать мои слова, ни искажать их. – Она заметила, как вытянулось лицо Пола, и рассмеялась. – Не волнуйся, дорогой. Я не прошу взяться за эту работу тебя.
– Думаю, ты кое-кого уже наметила. Поэтому ты послала мне биографию Роберта Чамберса?
– И что ты о ней думаешь? Пол пожал плечами:
– Для такого рода литературы неплохо.
– Не будь снобом, дорогой. Ты наверняка знаешь, что книга получила прекрасные рецензии и оставалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» двадцать недель. Интересное чтиво. Но лично меня потрясло то, что автор сумела отделить правду от тщательно состряпанной Робертом лжи.
– Джулию Саммерс, – вмешалась Мэгги, – я видела прошлой весной в программе «Сегодня», когда она рекламировала свою книгу. Очень спокойная, очень привлекательная. Ходили слухи, что она и Роберт были любовниками.
– Если и гак, она сохранила объективность. Мы сейчас не обсуждаем ее личную жизнь.
– Но твою личную жизнь будут обсуждать все, – напомнил Пол. – Ева, мне твоя затея не нравится. Я не хочу, чтобы ты откровенничала перед публикой. Слова могут ранить, особенно слова умного писателя.
– Ты совершенно прав, именно поэтому я хочу, чтобы слова были моими собственными. – Увидев, что Пол собирается возразить, Ева нетерпеливо отмахнулась:
– Пол, скажи честно: что ты думаешь о профессионализме Джулии Саммерс?
– То, что она делает, она делает довольно хорошо.
Может, даже слишком хорошо. – Пол поежился. – И все равно, Ева, ты не должна ублажать любопытство публики. Тебе ведь не нужны ни деньги, ни реклама.
– Мой милый мальчик, я хочу сделать это не ради денег или известности, а ради собственного удовольствия, я ведь всегда так поступала. – Ева перевела взгляд на Мэгги, и ей показалось, что она видит, как вертятся колесики в мозгу ее агента. – Мэгги, позвони агенту Джулии и сделай деловое предложение. Я дам тебе список моих условий. – Она поднялась и поцеловала Пола в щеку. – Не хмурься. Поверь, я знаю, что делаю.
И мысленно добавила: «Дай бог, чтобы асфальтовый каток, который я только что привела в действие, в конце концов не раздавил меня саму».
Джулия никак не могла решить, получила ли она лучший в мире рождественский подарок или дело не стоит того, чтобы за него браться. Она стояла в эркере своего дома в Коннектикуте и смотрела, как кружится за окном снег. За ее спиной в большом камине потрескивали поленья. С каминной доски свисали ярко-красные чулки для рождественских подарков.
Голубая ель стояла у окна, точно посередине, как и хотел Брэндон. Они вместе выбрали эту шестифутовую красавицу и, отдуваясь, приволокли домой, а потом целый вечер украшали ее. Мальчик точно знал, где должна висеть каждая игрушка.
Думая о сыне, Джулия перевела взгляд на подарки, сложенные под елкой. И здесь был порядок. Конечно, как любой десятилетний мальчишка, Брэндон с любопытством тряс и осматривал каждую коробку, пытаясь угадать, что спрятано внутри, но потом аккуратно ставил ее на место.
Через несколько часов сын начнет просить разрешения открыть один – только один – подарок сегодня, накануне Рождества. Это тоже традиция. Она будет отказываться. Он будет уговаривать.
И в этом году они наконец отпразднуют Рождество в собственном доме. Не в манхэттенской квартирке, а в собственном доме с большим двором, словно созданным для снеговиков, и с просторной кухней, где так приятно печь печенье. Многие годы Джулия отчаянно желала иметь собственный дом, прежде всего из-за сына. Она надеялась таким образом возместить ему то, что не смогла дать, – отца.
Джулия отвернулась от окна, прошлась по комнате. Маленькая изящная женщина в свободной фланелевой рубашке и мешковатых джинсах. Дома она всегда одевалась так, как удобно, чтобы отдохнуть от образа безупречной деловой женщины. Джулия Саммерс гордилась этим образом, созданным для издателей, телеаудитории и знаменитостей, у которых брала интервью. Она также гордилась умением узнавать то, что хотела узнать, не раскрывая своих секретов.
В официальной биографии Джулии Саммерс было написано, что она – единственный ребенок двух преуспевающих адвокатов – выросла в Филадельфии, окончила университет Брауна, который был в числе самых престижных в Америке, и теперь одна растит сына. Далее следовал список ее профессиональных достижений и наград. Но в подборке для печати ничего не говорилось о кошмаре, в котором она жила три года, предшествовавших разводу родителей. Ничего не упоминалось и о том, как она горевала, когда скончался отец, а еще через два года – мать.
Хотя Джулия не делала из этого секрета, мало кто знал, что ее удочерили в шестинедельном возрасте и что через восемнадцать лет она родила сына, в свидетельстве о рождении которого написано: «Отец неизвестен».
Джулия не считала недомолвки ложью. Просто она умела избегать ловушек, которые расставляла другим, и втайне наслаждалась тем, что может так успешно скрывать нервозность и робость.
Сейчас, беспокойно бродя по гостиной в ожидании возвращения сына с прогулки, Джулия обдумывала телефонный разговор со своим агентом. Предложение Евы Бенедикт обрушилось на нее как снег на голову.
Ева Бенедикт.
Имя крутилось в мозгу Джулии как магическое заклинание. Ева была не просто знаменитостью, она собственным трудом заработала право называться звездой. Ее талант и сила характера были так же хорошо известны и уважаемы, как ее прекрасное лицо, не сходившее с экранов почти пятьдесят лет. Два «Оскара», «Тони», четыре мужа – вот лишь малая часть ее трофеев. Ева Бенедикт знала Голливуд Хамфри Богарта и Кларка Гейбла. Она пережила тяжелые времена, когда система студийного производства фильмов сменилась эпохой продюсеров, но не канула в Лету, наоборот, ее имя засияло еще ярче.
Авторизованная биография Евы Бенедикт… Впервые за пятидесятилетнюю карьеру суперзвезда сама вступила в контакт с писателем и предложила сотрудничество. С условиями, напомнила себе Джулия, опускаясь на диван. И именно из-за этих условий она попросила своего агента потянуть время.
Джулия услышала, как хлопнула дверь, и улыбнулась. Нет, на самом деле только по одной причине она не спешит ухватиться за лестное предложение. И эта причина только что вернулась домой.
– Мам!
– Иду. – Джулия раздумывала о том, когда сообщить новости Брэндону: сейчас или после праздников. Она никогда не принимала важные решения, не посоветовавшись с сыном. Джулия вошла в кухню и улыбнулась. В шаге от порога стоял снежный ком с темными блестящими глазами. – Ты домой пришел или прикатился?
– Это было потрясающе! Я влетел прямо в сугроб! – Брэндон захлопал в ладоши, и льдинки с перчаток полетели во все стороны. – Обалдеть можно!
Внешне Брэндон был очень похож на мать: темный блондин, невысокий, что, как знала Джулия, очень его беспокоило. Худенькое личико, уже потерявшее детскую округлость. Упрямый, как у Джулии, подбородок. Вот только глаза, совсем непохожие на ее серые, а яркие темно-карие – пожалуй, единственное наследство его отца.
Хотя они впервые отмечали Рождество в новом доме, Брэндон точно знал, как все будет. Они поужинают в столовой, потом вместе вымоют посуду. Мама включит магнитофон, и они будут играть на полу перед камином. А потом положат подарки в рождественские чулки.
Конечно, настоящего Санта-Клауса нет, но это Брэндона ничуть не огорчало. Он уговорит маму и развернет один подарок. Тот, что завернут в серебряную бумагу и гремит. Наверняка конструктор.
А утром он разбудит маму еще до рассвета. Они спустятся вниз, зажгут огни на елке, включат музыку и откроют остальные подарки.
– У меня нет сил дожидаться утра, – заныл Брэндон, когда Джулия поставила перед ним кружку горячего шоколада. – Может, откроем подарки сегодня? Очень многие так делают. И тогда не придется рано вставать.
– А я люблю вставать рано. – Джулия вызывающе улыбнулась. Игра началась. – Но если хочешь, мы отправимся спать попозже и откроем подарки в полночь.
– В темноте веселее, а уже темнеет.
– Верно. – Наклонившись, Джулия потрепала волосы сына. – Я люблю тебя, Брэндон.
Брэндон заерзал на стуле. Правила игры нарушились.
– Ну да. Хорошо.
Джулия чуть не рассмеялась и, усевшись напротив сына, обвила ногами ножки табурета.
– Я кое-что должна тебе сказать. Звонила Энн. Поскольку Энн была агентом матери, Брэндон понял, что разговор пойдет о работе.
– Снова рекламный тур?
– Нет. Не сейчас. Новая книга. В Калифорнии живет одна женщина, кинозвезда. Она хочет, чтобы я написала ее биографию.
Брэндон пожал плечами. Мама уже написала две книги о кинозвездах. Старики. Вовсе не такие классные, как Арнольд Шварценеггер или Харрисон Форд.
– Ладно.
– Только есть сложности. Эта женщина – Ева Бенедикт – настоящая звезда. А чтобы написать целую книгу, нам придется поехать в Калифорнию.
Брэндон настороженно взглянул на мать.
– Насовсем?
– Нет. – Она понимала, как много значит для Брэндона этот дом. За десять лет она часто выдергивала его из привычной среды, но никогда больше не допустит ничего подобного. – Нет, мы просто поживем там несколько месяцев.
– Как будто поедем в гости?
– Да, только надолго. Вот почему нам надо хорошенько все обдумать. Тебе придется ходить там в школу, а ты только что привык к местной.
– Почему она не может приехать сюда? Джулия улыбнулась.
– Потому что она – звезда, а я – нет. Одно из ее условий состоит в том, что я приеду к ней и останусь до тех пор, пока не будет закончен черновой вариант. Я сама не знаю, как к этому относиться. – Джулия отвернулась, посмотрела в окно. – Калифорния далеко отсюда.
– Но мы вернемся?
Как всегда, Брэндон задал главный вопрос.
– Да, мы вернемся. Теперь наш дом здесь. Навсегда.
– Мы съездим в Диснейленд?
– Конечно.
Успокоившись, Брэндон вернулся к своему шоколаду.
– Хорошо.
Глава 2
Все нормально, в который уже раз твердила себе Джулия, когда самолет подлетал к Лос-Анджелесу. Дом заперт, надежно законсервирован, все формальности улажены. Последние три недели ее агент и агент Евы Бенедикт непрерывно перезванивались и обменивались факсами. Не о чем беспокоиться. Кто бы говорил! Уж конечно, не Джулия Саммерс, которая возвела беспокойство в ранг науки.
Этот самолет когда-нибудь приземлится? Она нервно начала подворачивать рукава жакета, затем снова одернула их. Брэндон нетерпеливо подпрыгивал в кресле и таращился в иллюминатор. К счастью, ей удалось не заразить сына своим ужасом перед самолетами.
Когда шасси коснулись земли, Джулия испустила долгий-долгий вздох облегчения и поздравила себя: еще один полет позади. Осталось пережить первую встречу с Евой Великой, создать из гостевого домика настоящий дом, помочь Брэндону привыкнуть к новой школе и заработать на жизнь. Только и всего!
Джулия открыла пудреницу, подкрасила губы, припудрила нос. Она может гордиться своим умением маскировать расшалившиеся нервы. Ева Бенедикт не увидит ничего, кроме уверенности.
Брэндон подхватил спортивную сумку, Джулия – «дипломат», и, взявшись за руки, они вышли из самолета. К ним сразу же приблизился мужчина в темном форменном костюме и фуражке.
– Мисс Саммерс?
Джулия притянула Брэндона чуть ближе к себе.
– Да?
– Лайл, шофер мисс Бенедикт. Я должен сразу отвезти вас в имение, а багаж доставят позже.
Ему не более тридцати, решила Джулия, согласно кивая, и сложен, как футболист. А бедрами вихляет так, что скромная форма кажется насмешкой.
Пока Лайл вел их через здание аэропорта, Брэндон глазел по сторонам, стараясь ничего не пропустить.
Автомобиль ждал у выхода. Только «автомобиль» – слишком жалкое слово для длиннющего сверкающего лимузина, подумала Джулия.
– Здорово! – восхищенно произнес Брэндон. Мать и сын перемигнулись. В салоне пахло розами, кожей и духами. – Телевизор, – шепнул Брэндон. – Вот парни удивятся, когда я им расскажу.
Этот самолет когда-нибудь приземлится? Она нервно начала подворачивать рукава жакета, затем снова одернула их. Брэндон нетерпеливо подпрыгивал в кресле и таращился в иллюминатор. К счастью, ей удалось не заразить сына своим ужасом перед самолетами.
Когда шасси коснулись земли, Джулия испустила долгий-долгий вздох облегчения и поздравила себя: еще один полет позади. Осталось пережить первую встречу с Евой Великой, создать из гостевого домика настоящий дом, помочь Брэндону привыкнуть к новой школе и заработать на жизнь. Только и всего!
Джулия открыла пудреницу, подкрасила губы, припудрила нос. Она может гордиться своим умением маскировать расшалившиеся нервы. Ева Бенедикт не увидит ничего, кроме уверенности.
Брэндон подхватил спортивную сумку, Джулия – «дипломат», и, взявшись за руки, они вышли из самолета. К ним сразу же приблизился мужчина в темном форменном костюме и фуражке.
– Мисс Саммерс?
Джулия притянула Брэндона чуть ближе к себе.
– Да?
– Лайл, шофер мисс Бенедикт. Я должен сразу отвезти вас в имение, а багаж доставят позже.
Ему не более тридцати, решила Джулия, согласно кивая, и сложен, как футболист. А бедрами вихляет так, что скромная форма кажется насмешкой.
Пока Лайл вел их через здание аэропорта, Брэндон глазел по сторонам, стараясь ничего не пропустить.
Автомобиль ждал у выхода. Только «автомобиль» – слишком жалкое слово для длиннющего сверкающего лимузина, подумала Джулия.
– Здорово! – восхищенно произнес Брэндон. Мать и сын перемигнулись. В салоне пахло розами, кожей и духами. – Телевизор, – шепнул Брэндон. – Вот парни удивятся, когда я им расскажу.