Робертс Нора. Рожденная в огне (Сестры Конкеннан - 1)

   Возможно, именно поэтому, предположил Роган, на фоне царящего беспорядка и неприхотливости, так поразителен эффект расставленных здесь и там предметов из стекла.
   Подумал он и о том, где же спит хозяйка и так ли удобна и хороша ее постель, как та, на которой он спал предыдущую ночь. И еще: а если бы он провел ночь с ней?.. Нет, поправил он себя, не "если", а "когда".
   Мегги поставила на стол чайник и две глиняные кружки.
   - Вам понравилось ваше пребывание в "Блекторне"? - учтиво спросила она.
   - О да. Ваша сестра превосходная хозяйка. А еду невозможно забыть.
   Мегги мысленно поблагодарила его за добрые слова о сестре и щедро положила себе в кружку три ложки сахара.
   - Бри - домохозяйка в лучшем смысле этого слова, - с теплотой сказала она. - Угощала она вас сегодня сдобными булочками с корицей?
   - Я съел целых две.
   Мегги ощутила, как испарилось ее напряжение. Она весело рассмеялась, закинула ногу на ногу.
   - Наш отец любил говорить, что Бри блестит, как золото, а я - как медь. Боюсь, у меня вы не получите домашних булочек, Суини, хотя я попытаюсь сейчас найти коробку с печеньем.
   - Совсем не обязательно.
   - Тогда перейдем сразу к делу. - Мегги взяла кружку в обе руки, наклонилась вперед. - Ничего, если я вам скажу честно? Меня не интересует ваше предложение.
   Роган ответил не сразу. Он сделал несколько глотков, чай был крепкий и свежий.
   - А ничего, если я назову вас лгуньей, Мегги? - Он улыбнулся, увидев, как гневно вспыхнули ее глаза. - Потому что, если вы говорите правду, зачем было приглашать меня и поить чаем на вашей кухне? - Он сделал предостерегающее движение рукой, так как она собралась возразить. - Однако сойдемся на том, что вы не хотите признаться себе самой, что заинтересованы. Ладно?
   Умный человек, ничего не скажешь, вынуждена была признать Мегги, слегка смягчившись. Но умные люди - самые опасные. Поэтому надо сразу поставить его на место.
   - Я не имею ни малейшего желания, чтобы мною управляли, руководили, чтобы меня окружали заботой, вели и опекали!
   Она заявила все это с вызовом, он оставался совершенно спокойным.
   - Вы перечислили почти все возможные виды воздействия, - сказал он негромко. - Но мы часто не желаем именно того, в чем так нуждаемся. - Он наблюдал за ней из-за краев своей кружки и с удовлетворением заметил, как легкий румянец выступил у нее на щеках, от чего цвет глаз сделался темнее. Разрешите мне высказаться точнее. Ваш талант - исключительно ваша собственность. Я не имею ни малейшего намерения вторгаться в то, что вы делаете у себя в мастерской. Вы создаете, что хотите и умеете, на что у вас хватает вдохновения и сил.
   - А если то, что я сделаю, окажется вам не по вкусу?
   - Я выставляю и продаю множество работ, которые не хотел бы иметь в своем доме. Таков мой бизнес, Мегги. Я не стану вмешиваться, повторяю еще раз, в вашу работу, но и вы не станете вмешиваться в мои дела.
   - Например, в то, кто покупает мои вещи?
   - Да, - решительно ответил он. - Если у вас появится какая-то особая привязанность к той или иной работе, вы должны перешагнуть через это или попросту оставить вещь у себя. Но то, что попадает в мои руки, то уже мое.
   Она сжала губы. Потом спросила:
   - И всякий, у кого есть деньги, может приобрести мою вещь?
   - Конечно.
   Мегги со стуком поставила кружку на стол, вскочила с места, принялась шагать по комнате. Рогану нравилось, как она это делала - все ее тело принимало самое деятельное участие в этом процессе: руки, плечи, даже брови двигались в едином ритме, бурном и полном какого-то детского негодования. Он отставил кружку и с удовольствием откинулся на спинку стула, наслаждаясь зрелищем.
   - Я вытаскиваю на свет, - возбужденно говорила она, - что-то из самых своих глубин и из этого "что-то" создаю материальное, осязаемое, свое. А потом появляется какой-нибудь идиот из Керри, Дублина или, не дай Бог, Лондона и покупает это для своей жены, ко дню ее рождения, ни сном ни духом не понимая, что оно такое...
   - Вы устанавливаете личные отношения с каждым вашим покупателем? невозмутимо спросил Роган.
   - Что? Во всяком случае, знаю, кто что купил и куда оно уедет.
   Обычно знаю, честно добавила она про себя.
   - Позвольте напомнить вам, что до нашей встречи я приобрел две ваши работы, а вы и знать не знали об этом.
   - Что ж, и видите, к чему это привело. Вы приехали сюда со своими дьявольскими предложениями.
   Да, палец в рот ей не клади, подумал он со вздохом. Характерец не приведи Господи! Сколько раз ему приходилось иметь дело с художниками, но такого он, пожалуй, не видел. И, по правде говоря, не может до конца понять...
   - Мегги, - сказал он, стараясь вложить в слова весь свой дар убеждения, опекать вас и ваш дар нужно именно потому, чтобы избавить от всех этих трудностей. Вы не должны заботиться о продаже, вам лишь следует целиком сосредоточиться на работе. И если какой-нибудь идиот, как вы изволите выражаться, приедет ко мне из Керри, из Дублина или даже из нелюбимого вами Лондона и будет готов выложить за вашу работу столько, сколько вы хотите, я немедленно заключу с ним сделку. Никаких рекомендаций, никаких особых документов я у него не потребую. Зато к концу года, с моей помощью, вы станете богатой женщиной.
   - Вы действительно воображаете, Роган Суини, что именно это мне нужно? Она была искренне возмущена, он это видел. - Считаете, что я каждый день держу в руках трубку и дую в нее изо всех сил, прикидывая в то же время в уме, сколько мне за нее набежит?
   - Нет, Мегги. Я так не считаю. Наоборот, думаю, вы удивительный художник, и говорю об этом прямо, не опасаясь, что вы раздуетесь от самомнения до таких размеров, что не сможете пройти в эту дверь. По первой же вашей работе, которую я увидел, я понял это.
   - Что ж, значит, у вас неплохой вкус, - хмыкнула она, пожав плечами.
   - Это мне уже не раз говорили. А я вам повторю: ваши работы заслуживают большего. И вы сами тоже.
   Она оперлась о буфет, возле которого стояла, и спросила, глядя прямо ему в глаза:
   - И вы станете утверждать, что хотите помочь мне только по доброте душевной?
   - Моя душа не имеет к этому никакого отношения. Я собираюсь помочь вам потому, что это, как я надеюсь, повысит престиж моих галерей.
   - И вашей чековой книжки!
   - Разумеется. Как-нибудь я попрошу вас объяснить мне причину вашей ненависти к деньгам, хорошо? А пока что ваш чай стынет.
   Она вернулась к столу. Нужно успокоиться, сказала она себе. Улыбнуться, как и подобает гостеприимной хозяйке, сказать гостю что-нибудь приятное.
   Она улыбнулась.
   - Роган, - вкрадчиво сказала она, - я уверена, вы превосходно ведете свои дела. Я слышала, ваши галереи знамениты и художники почитают за честь выставляться в них.
   Он смотрел на нее с нескрываемым удовольствием.
   Она забавна и даже мила, думал он в эти минуты, и в своей запальчивости, и в своем желании польстить ему. В этой женщине определенно что-то есть. Помимо несомненного таланта. Тем временем она продолжала:
   - Безусловно, любой художник должен дорожить вашим признанием. Но я простая женщина, привыкшая полагаться только на себя, и мне трудно измениться. Трудно даже подумать, что кто-то другой будет делать часть моей работы. И, значит, этому другому я должна всецело доверять.
   - Вы не доверяете мне? - Вопрос прозвучал, возможно, излишне высокомерно, но что эта "простая женщина" себе позволяет?
   Она подняла руку, как бы защищаясь.
   - Только глупец может не доверять владельцу таких галерей. Все дело во мне. Я простой, безыскусный человек.
   Он рассмеялся так громко и непосредственно, что она в недоумении замолчала. Прежде чем она пришла в себя, он наклонился к ней со своего стула и снова взял за руку. Да что он не дает покоя ее и своим рукам! Что за манеры!
   - Нет, Маргарет, - серьезно произнес он, перестав смеяться так же внезапно, как начал. - Вы совсем не простая женщина. Не уверяйте меня в этом. Вы хитрая, упрямая, незаурядная, чудесная женщина с отвратительным характером. Все, что угодно, только не простая.
   - Мне лучше себя знать, - проворчала она, вырывая у него свою руку.
   - О нет. Вас знают и многие другие. Те, кто умеет и хочет знать. - В голосе у него не было ни тени иронии. - Каждая ваша работа, когда окончена, кричит о своем создателе: "Она - такая! А не какая-нибудь иная!" Нужно лишь уметь слышать.
   Ее поразили эти слова. Лишний раз она должна была признаться себе, что не вполне права, считая, что те, кто делает на искусстве деньги, ничего в нем не смыслят. Во всяком случае, Роган Суини, как видно, не из таких.
   - И все же я несложный человек, - упрямо сказала она, - и предпочитаю таким оставаться. А теперь о другом. Если я соглашусь на ваше предложение, то поставлю свои условия.
   Что ж, и все-таки она у него на крючке, он уже чувствовал это. Но понимал также, что самоуспокоенность - враг любых переговоров.
   - Какие же? - спросил он с улыбкой.
   - Никакой публичности, никакой рекламы, пока я сама не захочу этого. А я никогда не захочу, обещаю вам.
   - Что ж, это придает нашим отношениям элемент тайны, не правда ли?
   Если ему угодно так рассматривать это, то пусть. Его дело.
   - И я не собираюсь появляться разодетой, как клоун, на ваших презентациях, или как они там называются.
   - Надеюсь, если и появитесь, то будете одеты с присущим вам вкусом.
   Это могло бы звучать как оскорбление. Впрочем, она не была уверена.
   - И еще, не требуйте от меня, чтобы я была любезна с теми, с кем не хочу быть таковой!
   - Буйный темперамент художника порою способствует лучшей продаже его произведений.
   Опять что-то вроде насмешки? Она откинулась на стуле, скрестила руки.
   - Никогда, слышите, никогда я не стану дублировать свои работы, а также делать что-то по заказу.
   - Какая жалость! А мне уже хочется нарушить это условие и заказать вам семь слоников для этажерки.
   У нее дрогнули губы, и затем она громко расхохоталась.
   - Ладно, Роган. Вполне возможно, мы сумеем работать вместе. С чего начнем?
   - Я составлю контракт. По которому Всемирная галерея в Дублине получает исключительные права на ваши работы.
   Она сморщилась как от боли. Словно кто-то надумал отрезать кусок ее тела. Лучший кусок.
   - Права касаются только того, что я захочу продать?
   - Естественно.
   Она перевела взгляд с лица Рогана на то, что виднелось за окном. Поля... И еще поля... Когда-то, очень, очень давно, они были неотъемлемой частью ее самой, как и ее искусство. Сейчас они стали просто частью пейзажа.
   - Что еще? - удрученно спросила она. Он помолчал, прежде чем ответить. Какой у нее печальный вид. Словно потеряла что-то самое дорогое.
   Ему захотелось ее утешить.
   - Все это не изменит того, что вы делаете. Не изменит и вас как художника. Поверьте мне.
   - Не знаю, - тихо ответила она. Встряхнув рыжей копной волос, она посмотрела на него. - Продолжайте. Что еще?
   - Месяца через два я хочу сделать вашу выставку в Дублине. До этого мне нужно будет увидеть все ваши законченные работы и подготовить к перевозке морем. Также хочу, чтобы вы поставили меня в известность о работах, которые будут готовы в ближайшие недели. Мы определим их стоимость, а те предметы, что останутся после выставки, распределим по галереям в Дублине и другим местам. Она глубоко вздохнула.
   - Согласна. Только прошу не называть мои работы предметами. Во всяком случае, в моем присутствии.
   - Договорились. Вы, разумеется, получите полный список изделий, которые будут проданы. Можете, если захотите, сами выбрать то, что считаете нужным сфотографировать для нашего каталога. Или доверить это нам.
   - Как и когда мне будут платить? - поинтересовалась вдруг она, не отвечая на его слова.
   - Я могу заплатить вам сразу при покупке. Не дожидаясь, пока сумею продать. Потому что верю в вас.
   Она не хотела показаться человеком, совсем не разбирающимся в практических делах, и потому спросила:
   - А как вы будете продавать?
   - Мы ставим на комиссию. И, если вещь продается, оставляем себе определенный процент с продажи.
   Азартная игра, с горечью подумала она. Ставки, ажиотаж, проценты. Впрочем, в душе она была игроком. Как и ее отец.
   - И сколько процентов вы берете? Заранее ожидая ее реакцию, он сказал, глядя ей прямо в лицо:
   - Тридцать пять.
   Она чуть не подавилась.
   - Тридцать пять! Я вас правильно поняла? Да вы же настоящий грабитель с большой дороги! Разбойник! - Она снова вскочила с места, чуть не опрокинув стул. - Вы просто хищник, Роган Суини! Будьте вы трижды прокляты вместе с вашими процентами!
   - Но я же несу все издержки. И, кроме того, рискую. - Он был само спокойствие. - Ваше дело - только работа.
   - Только! Вы думаете, это так легко - просто сидишь на заднице и ждешь, когда снизойдет вдохновение? А потом - раз, два, и все! Ничего вы не понимаете! - Она опять заметалась по комнате - казалось, воздух вокруг нее свивается в вихри. - Повторяю вам, ничего не смейте продавать без моего согласия! Я не позволю торговать моей кровью, моим потом, моей душой! Вот! И вы получите пятнадцать процентов!
   - - Я получу тридцать.
   - Чума вас побери, Роган! Вы просто бандит!
   Двадцать!
   - Двадцать пять! - Она застыла с полуоткрытым ртом, он тоже поднялся и встал почти вплотную к ней. - Совет директоров Международной галереи в моем лице предлагает забирать у вас, мисс Маргарет Конкеннан, одну четверть вашей крови и пота. Это вас устраивает? Двадцать пять процентов.
   - Четверть, - прошипела она со стиснутыми зубами. - Думаете, я стану благодарить? Вас, для кого искусство - средство наживы.
   - И способ обеспечить художника, сделать его менее зависимым. Только подумайте, Мегги, ваши работы смогут увидеть в Нью-Йорке, в Риме, Париже. И все будут восторгаться. Слава!
   - Ox, как вы хитры, Роган, сразу повернули от денег к славе. - Она язвительно усмехнулась и внезапно протянула ему руку. - К черту деньги и вас! Получайте свои двадцать пять процентов.
   На столько он и рассчитывал с самого начала. Он взял протянутую руку, задержал в своей.
   - Мы поладим с вами, Мегги, - примирительно сказал он. - Вот увидите.
   А главное, что я смогу, думала она в эту самую минуту, поселить мать отдельно от Брианны. Ради этого стоит продать душу.
   - Если мы поссоримся, Роган, - пригрозила она, - я заставлю вас заплатить за все. Не воображайте, что я совсем не от мира сего.
   - С охотой иду на риск.
   Ему нравился запах ее кожи, он опять поднес руку Мегги к губам, что заставило ее сердце забиться сильнее. Или это была невольная радость от состоявшегося соглашения? Почему он все время задерживает ее руку? Что у них, в Дублине, так принято?
   - Если задумаете соблазнить меня, - весело сказала она вдруг, - приличней сделать это до того, как мы вступим в деловые отношения.
   Ее слова не удивили его, но вызвали раздражение.
   - Я предпочитаю не смешивать интимные отношения с деловыми, - сухо заметил он.
   - Еще одно различие между нами, - парировала она. - Личное и профессиональное у меня всегда слиты воедино. И, когда наступает пора, они действуют совместно. Но она еще не наступила. Я говорю о поре. Я дам вам знать, когда это случится.
   - Хотите поймать меня на крючок, Мегги? Она как бы всерьез задумалась над его словами. Потом озабоченно сказала:
   - Нет, просто объясняю вам. А теперь пойдемте в мастерскую, и вы отберете то, что хотите отправить в Дублин. - Она сняла свою куртку с крючка на задней двери. - Не забудьте надеть пальто, чтобы не намочить ваш ослепительный костюм.