Страница:
— Надо же, сколько злости! А ведь это всего лишь неживой предмет, выдающий за деньги «Вперед с тянучкой».
— Напрасно ты думаешь, что он неживой, Пибоди. Нет, они все живые, они живут и копят свои злобные мысли. А всему остальному не верь.
Вы выбрали два батончика «Вперед с тянучкой». Это великолепное хрустящее угощение с мягкой начинкой. Полный вперед!
— Вот видишь, — зловеще проговорила Ева, когда автомат начал перечислять ингредиенты и их калорийную ценность.
— Да, мне бы тоже хотелось, чтобы он заткнулся к чертям собачьим и не давил мне на психику с этими калориями. — Пибоди передала один батончик Еве. — Но это не злая воля, Даллас, это запрограммировано. Они не живут и не думают.
— Они хотят, чтобы ты в это верила. А на самом деле они общаются друг с другом через свои хитрые панельки и встроенные микрочипы. И очень может быть, что они сговариваются уничтожить человечество. Когда-нибудь вопрос встанет так: или они, или мы.
— Вы нарочно меня пугаете, лейтенант!
— Попомни мои слова, я тебя предупредила.
Ева надкусила свой батончик, и они направились в отдел убийств.
Тут они разделили обязанности. Пибоди села за свой стол в «загоне», а Ева скрылась в своем кабинете.
Она немного постояла на пороге, изучая его, пока жевала батончик. Здесь было ровно столько места, сколько нужно, чтобы втиснуть ее письменный стол и кресло, шаткий стул для посетителей и шкафчик с картотекой. И еще здесь было окошко размером немногим больше картотечного ящика.
Личные вещи? Ну что ж, тут был ее новый тайник со сладостями, до сих пор — насколько она могла судить — не обнаруженный зловредным вором, отравлявшим ей существование. И еще у нее был чертик на резинке, которым она иногда играла, пока обдумывала свои проблемы. Разумеется, за запертой дверью.
Ева была довольна своим кабинетом. Ей ничего большего не требовалось. Зачем ей, к примеру, кабинет размером хотя бы в половину того, что было у Айконов, отца и сына? Будь у нее тут больше места, еще больше народу приходило бы сюда морочить ей голову. И как же ей тогда работать? Как что-нибудь успеть?
«Просторное помещение, — решила она, — это еще один символ. Я преуспеваю, вот откуда у меня все это пространство. Айконы, по-видимому, именно так и думали. Рорк тоже», — вынуждена была признать Ева. Он обожал простор и наполнял его своими любимыми игрушками.
Он поднялся с самого низа, как и она. Просто у них, судя по всему, разные способы компенсировать то, что им было недодано в детстве. Он привозил ей подарки из каждой деловой поездки. Он всегда находил время на покупки, и его как будто забавляло ее смущение, а она не знала, что ей делать с этим непрерывно льющимся на нее дождем подарков.
«А как насчет Уилфрида Б. Айкона? — задумалась Ева. — Откуда он родом? Какой у него механизм компенсации? Каковы его символы?»
Ева села за стол, включила компьютер и начала процесс изучения личности убитого. Пока компьютер собирал данные, она позвонила Райану Фини, капитану Отдела электронного сыска.
Его лицо, напоминающее морду добродушного сенбернара, появилось на экране видеотелефона. Седеющие рыжие волосы, как всегда, стояли торчком, рубашка выглядела так, будто он в ней спал. Почему-то эти детали всегда производили на Еву умиротворяющее впечатление.
— Мне надо кое-что прокачать через файлы Интерпола, — сказала она ему. — Сегодня утром у себя в кабинете отдал концы один хирург, крупный дока по пластике лица и тела. Судя по всему, его последнее свидание — это и есть наша ставка. Женщина под тридцать, имя и адрес, кстати, адрес в Барселоне, Испания…
— Оле, — мрачно проскрежетал он, и она улыбнулась.
— Бог мой, Фини, я и не знала, что ты говоришь по-испански.
— Проводил отпуск на твоей вилле в Мексике, кой-чего поднабрался.
— Ладно, как ты назовешь меткий удар маленьким лезвием с точным попаданием в сердце?
— Оле.
— Буду знать. Короче, нет паспорта, выписанного на имя Долорес Ночо-Кордовец. Адресок в солнечной Испании фальшивый. Проскользнула как уж сквозь тяжелую охрану.
— Думаешь, профессионал?
— Есть такое дело, но с мотивом туговато. Ничего на горизонте не видать. Может, кто-то из твоих парней найдет ее по системе или по картинке.
— Перебрось мне картинку, посмотрим, что мы сможем сделать.
— Ценю. Сейчас переброшу.
Ева отключилась, послала электронной почтой фотографию с удостоверения личности, потом, суеверно скрестив пальцы на счастье, чтобы ее компьютер не дал сбой на двойном задании, вставила диск с камеры слежения в прорезь для просмотра.
Заварив себе кофе, она стала прихлебывать потихоньку и просматривать запись.
— Вот ты какая, — пробормотала она, глядя, как женщина, известная ей под именем Долорес, подходит к посту охраны на первом этаже. На ней были обтягивающие брючки и облегающий жакет, и то и другое жгуче-красного цвета. И того же цвета «лодочки» на каблуках в милю высотой. — Не боишься, что тебя заметят, да, Долорес?
Ее отливающие атласом волосы цвета воронова крыла свободно ниспадали на плечи роскошными волнами. Скулы, острые, как стекло, полные, чувственные губы, тоже ослепительно красные, глаза под тяжелыми веками почти того же цвета, что и волосы.
Она прошла через охрану — сканирование сумки, сканирование тела — без задоринки и легким шагом, слегка покачивая бедрами, продолжила путь к лифту, который поднимет ее на сорок пятый этаж, в кабинет Айкона.
Никаких колебаний, отметила Ева, и никакой спешки. Никаких попыток скрыться, ускользнуть, заслониться от камеры. Ни капельки пота. Она была холодна, как коктейль «Маргарита», который пьют под красивым пляжным зонтиком на тропическом острове.
Ева включила диск из лифта и стала наблюдать, как женщина поднимается. Она была невозмутима, не дергалась, не останавливалась по пути, спокойно вышла на нужном этаже. Подошла к стойке администратора, поговорила с ним, поставила подпись в журнале, а потом все также невозмутимо направилась в находившуюся неподалеку дамскую комнату.
В дамскую комнату, где камер нет, сообразила Ева. Либо она взяла там оружие, которое кто-то для нее оставил, либо вытащила его из сумки или из своей одежды, где оно было так ловко замаскировано, что сканеры его не засекли.
Нет, скорее всего, она взяла его из тайника в туалете, решила Ева. Значит, у нее есть сообщник внутри. Кто-то, желавший смерти знаменитому доктору.
Прошло почти три минуты, и Долорес вышла. Теперь она прошла прямо в приемную, села, перекинула ногу на ногу и начала перелистывать какой-то иллюстрированный журнал.
Не успела она углубиться в чтение, как Пия вышла через двойные двери и пригласила ее в кабинет Айкона.
Ева проследила, как закрываются двери, увидела, как секретарша занимает место за своим столом. Следя за отсчетом времени, она прокрутила запись до полудня, когда секретарша взяла сумочку из ящика в столе, надела жакет и ушла на обед.
Шесть минут спустя Долорес вышла так же непринужденно, как и вошла. На ее лице не было ни волнения, ни удовлетворения, ни вины, ни страха.
Она миновала стойку администратора, не повернув головы и не замедлив шага, спустилась, прошла через охрану и вышла из здания на улицу. И растворилась в воздухе, подумала Ева.
Если она не была профессионалом, ей следовало подумать о смене профессии.
Больше никто не входил в кабинет Айкона, пока секретарша не вернулась с обеда.
Ева налила себе вторую чашку кофе и принялась читать обширные данные по Уилфриду Б. Айкону.
— Этот старик был святым! — сказала она Пибоди. — Из скромной семьи, сделал себя сам. Его родители были врачами, устраивали клиники в отсталых странах третьего мира. Его мать получила тяжелые ожоги, спасая детей из горящего дома. Она выжила, но была обезображена.
— И поэтому он занялся пластической хирургией, — закончила за нее Пибоди.
— Очевидно, это обстоятельство на него повлияло. Он сам работал в передвижной клинике некоторое время ездил по Европе, помогал в разных местах разгребать последствия беспорядков. Именно там погибла его жена, она была добровольцем. Его сын стал врачом, окончил медицинский факультет Гарварда в двадцать один год.
— Крутой взлет!
— И не говори. Айкон-старший работал вместе со своими родителями, но его не было рядом в тот раз, когда его мать обгорела. Сам Айкон спустя годы чудом избежал смерти, когда убили его жену. Он был в другой части Лондона.
— То ли ему крупно везло, то ли крупно не везло, это с какой стороны смотреть.
— Да уж! Он уже был вдовцом к тому времени, когда вплотную занялся восстановительной хирургией. Несчастье с матерью подтолкнуло его к тому, чтобы сделать это своей профессией. Мамаша его была, как говорят, сногсшибательной красоткой, я вытащила ее фото из файла. Там есть ее фотографии, сделанные и после пожара: жуткое зрелище. Врачи спасли ей жизнь и изрядно поработали над ней, но так и не смогли вернуть прежний вид. Она покончила с собой три года спустя, — продолжала Ева. — Итак, Айкон впоследствии посвятил себя восстановительной хирургии и продолжил доброе дело своих родителей: стал добровольцем во время печально известных городских войн XXI века. Потерял жену, один воспитывал сына, посвятил свою жизнь медицине, брался за то, что другие считали безнадежными случаями, часто при этом отказывался от гонорара, преподавал, читал лекции, жертвовал деньги на благотворительность, творил чудеса и кормил голодных хлебом и рыбой из неиссякающей корзины.
— Про голодных вы ведь придумали, да?
— Это не я придумала, это, по-моему, он кое-что придумал. Ни один врач не может практиковать свыше пятидесяти лет и ни разу не проколоться. Нет, на него тоже подавали в суд за неправильное лечение, но количество таких исков гораздо ниже среднестатистического. Гораздо ниже, чем можно было ожидать в его сфере медицинской практики.
— По-моему, вы культивируете в душе предубеждение, Даллас. Я не ошибаюсь?
— Никакого предубеждения против Него у меня нет. Просто мне кажется, что все это туфта. В пластической хирургии иски сами собой вырастают как из-под земли, а в его практике их практически нет. Мертвый штиль. Не могу найти ни пятнышка в его биографии. Никаких связей с политиками и высокопоставленными людьми, которые могли бы оправдать заказ на его устранение. В его прошлом не было ни азартных игр, ни шлюх, ни наркоты, ни приставаний к пациенткам. Ничего!
— Бывают же просто хорошие люди.
— Такие хорошие отращивают крылышки и нимб над головой. — Ева постучала по дискам с файлами. — Там наверняка что-то есть. У каждого свои глубоко запрятанные тайны.
— Мне нравится ваш цинизм, шеф.
— А знаешь, что любопытно? Он был законным опекуном девочки, которая стала женой его сына. Ее мать, тоже врач, была убита во время волнений в Африке. Хансен, ее отец, художник, бросил семью вскоре после рождения Авриль. Впоследствии он был убит каким-то ревнивым мужем в Париже.
— Сколько трагедий на одну семью!
— То-то и оно. — Ева остановила машину перед городским особняком в Верхнем Уэст-Сайде, где младший Айкон обитал со своей семьей. — Есть над чем задуматься.
— Бывает, трагедии преследуют одну семью на протяжении поколений.
— Ты, помнится, в юности хипповала, Пибоди. Разве хиппи верят в карму?
— Конечно. — Пибоди вышла на тротуар. — Просто мы называем это космическим равновесием. — Она поднялась по ступенькам крыльца к старинной массивной двери. — Прямо дворец, — сказала она, ощупывая резную древесину, пока система охраны спрашивала их о цели визита.
— Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. — Ева поднесла свой жетон к «глазку» сканера. — Департамент полиции Нью-Йорка. Мы хотим поговорить с доктором Айконом.
— Прошу подождать минуту, — раздалось в ответ.
Йен Макнаб, ас электронного отдела, был сожителем Пибоди и большой любовью всей ее жизни.
— Можешь его бросить и сменить на богатого доктора, — предложила Ева.
— Нет, не могу. Слишком сильно я люблю его тощую задницу. Смотрите, что он мне подарил. — Пибоди сунула руку за пазуху и вытащила кулон в виде трилистника.
— С чего это он?
— Чтобы отметить окончание физиотерапии и полное выздоровление после ранения при исполнении служебных обязанностей. Он говорит, что этот талисман оградит меня от новых ранений.
— Бронежилет оградил бы тебя еще лучше. — Увидев, что Пибоди уже готова надуться, Ева вспомнила, что партнерство, как дружба, налагает определенные обязанности. — Красивый, — добавила она, взяв в ладонь маленький талисман и поднося его к глазам. — Очень мило с его стороны.
— Макнаб всегда на высоте. — Пибоди заправила трилистник обратно за ворот рубашки. — А знаете, мне вроде как теплее становится, когда я его ношу.
Ева вспомнила о бриллианте величиной с детский кулачок. Она чувствовала себя глупо, ей было неловко, но ей тоже становилось теплее. Во всяком случае, с тех пор, как она привыкла к его весу.
Не к физическому весу, призналась она себе, к эмоциональному. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу любовного талисмана.
Дверь открылась. Женщина с портрета стояла в дверном проеме, сноп золотистого света падал на нее сзади. Даже вспухшие от слез глаза не могли испортить ее невероятную красоту.
3
— Напрасно ты думаешь, что он неживой, Пибоди. Нет, они все живые, они живут и копят свои злобные мысли. А всему остальному не верь.
Вы выбрали два батончика «Вперед с тянучкой». Это великолепное хрустящее угощение с мягкой начинкой. Полный вперед!
— Вот видишь, — зловеще проговорила Ева, когда автомат начал перечислять ингредиенты и их калорийную ценность.
— Да, мне бы тоже хотелось, чтобы он заткнулся к чертям собачьим и не давил мне на психику с этими калориями. — Пибоди передала один батончик Еве. — Но это не злая воля, Даллас, это запрограммировано. Они не живут и не думают.
— Они хотят, чтобы ты в это верила. А на самом деле они общаются друг с другом через свои хитрые панельки и встроенные микрочипы. И очень может быть, что они сговариваются уничтожить человечество. Когда-нибудь вопрос встанет так: или они, или мы.
— Вы нарочно меня пугаете, лейтенант!
— Попомни мои слова, я тебя предупредила.
Ева надкусила свой батончик, и они направились в отдел убийств.
Тут они разделили обязанности. Пибоди села за свой стол в «загоне», а Ева скрылась в своем кабинете.
Она немного постояла на пороге, изучая его, пока жевала батончик. Здесь было ровно столько места, сколько нужно, чтобы втиснуть ее письменный стол и кресло, шаткий стул для посетителей и шкафчик с картотекой. И еще здесь было окошко размером немногим больше картотечного ящика.
Личные вещи? Ну что ж, тут был ее новый тайник со сладостями, до сих пор — насколько она могла судить — не обнаруженный зловредным вором, отравлявшим ей существование. И еще у нее был чертик на резинке, которым она иногда играла, пока обдумывала свои проблемы. Разумеется, за запертой дверью.
Ева была довольна своим кабинетом. Ей ничего большего не требовалось. Зачем ей, к примеру, кабинет размером хотя бы в половину того, что было у Айконов, отца и сына? Будь у нее тут больше места, еще больше народу приходило бы сюда морочить ей голову. И как же ей тогда работать? Как что-нибудь успеть?
«Просторное помещение, — решила она, — это еще один символ. Я преуспеваю, вот откуда у меня все это пространство. Айконы, по-видимому, именно так и думали. Рорк тоже», — вынуждена была признать Ева. Он обожал простор и наполнял его своими любимыми игрушками.
Он поднялся с самого низа, как и она. Просто у них, судя по всему, разные способы компенсировать то, что им было недодано в детстве. Он привозил ей подарки из каждой деловой поездки. Он всегда находил время на покупки, и его как будто забавляло ее смущение, а она не знала, что ей делать с этим непрерывно льющимся на нее дождем подарков.
«А как насчет Уилфрида Б. Айкона? — задумалась Ева. — Откуда он родом? Какой у него механизм компенсации? Каковы его символы?»
Ева села за стол, включила компьютер и начала процесс изучения личности убитого. Пока компьютер собирал данные, она позвонила Райану Фини, капитану Отдела электронного сыска.
Его лицо, напоминающее морду добродушного сенбернара, появилось на экране видеотелефона. Седеющие рыжие волосы, как всегда, стояли торчком, рубашка выглядела так, будто он в ней спал. Почему-то эти детали всегда производили на Еву умиротворяющее впечатление.
— Мне надо кое-что прокачать через файлы Интерпола, — сказала она ему. — Сегодня утром у себя в кабинете отдал концы один хирург, крупный дока по пластике лица и тела. Судя по всему, его последнее свидание — это и есть наша ставка. Женщина под тридцать, имя и адрес, кстати, адрес в Барселоне, Испания…
— Оле, — мрачно проскрежетал он, и она улыбнулась.
— Бог мой, Фини, я и не знала, что ты говоришь по-испански.
— Проводил отпуск на твоей вилле в Мексике, кой-чего поднабрался.
— Ладно, как ты назовешь меткий удар маленьким лезвием с точным попаданием в сердце?
— Оле.
— Буду знать. Короче, нет паспорта, выписанного на имя Долорес Ночо-Кордовец. Адресок в солнечной Испании фальшивый. Проскользнула как уж сквозь тяжелую охрану.
— Думаешь, профессионал?
— Есть такое дело, но с мотивом туговато. Ничего на горизонте не видать. Может, кто-то из твоих парней найдет ее по системе или по картинке.
— Перебрось мне картинку, посмотрим, что мы сможем сделать.
— Ценю. Сейчас переброшу.
Ева отключилась, послала электронной почтой фотографию с удостоверения личности, потом, суеверно скрестив пальцы на счастье, чтобы ее компьютер не дал сбой на двойном задании, вставила диск с камеры слежения в прорезь для просмотра.
Заварив себе кофе, она стала прихлебывать потихоньку и просматривать запись.
— Вот ты какая, — пробормотала она, глядя, как женщина, известная ей под именем Долорес, подходит к посту охраны на первом этаже. На ней были обтягивающие брючки и облегающий жакет, и то и другое жгуче-красного цвета. И того же цвета «лодочки» на каблуках в милю высотой. — Не боишься, что тебя заметят, да, Долорес?
Ее отливающие атласом волосы цвета воронова крыла свободно ниспадали на плечи роскошными волнами. Скулы, острые, как стекло, полные, чувственные губы, тоже ослепительно красные, глаза под тяжелыми веками почти того же цвета, что и волосы.
Она прошла через охрану — сканирование сумки, сканирование тела — без задоринки и легким шагом, слегка покачивая бедрами, продолжила путь к лифту, который поднимет ее на сорок пятый этаж, в кабинет Айкона.
Никаких колебаний, отметила Ева, и никакой спешки. Никаких попыток скрыться, ускользнуть, заслониться от камеры. Ни капельки пота. Она была холодна, как коктейль «Маргарита», который пьют под красивым пляжным зонтиком на тропическом острове.
Ева включила диск из лифта и стала наблюдать, как женщина поднимается. Она была невозмутима, не дергалась, не останавливалась по пути, спокойно вышла на нужном этаже. Подошла к стойке администратора, поговорила с ним, поставила подпись в журнале, а потом все также невозмутимо направилась в находившуюся неподалеку дамскую комнату.
В дамскую комнату, где камер нет, сообразила Ева. Либо она взяла там оружие, которое кто-то для нее оставил, либо вытащила его из сумки или из своей одежды, где оно было так ловко замаскировано, что сканеры его не засекли.
Нет, скорее всего, она взяла его из тайника в туалете, решила Ева. Значит, у нее есть сообщник внутри. Кто-то, желавший смерти знаменитому доктору.
Прошло почти три минуты, и Долорес вышла. Теперь она прошла прямо в приемную, села, перекинула ногу на ногу и начала перелистывать какой-то иллюстрированный журнал.
Не успела она углубиться в чтение, как Пия вышла через двойные двери и пригласила ее в кабинет Айкона.
Ева проследила, как закрываются двери, увидела, как секретарша занимает место за своим столом. Следя за отсчетом времени, она прокрутила запись до полудня, когда секретарша взяла сумочку из ящика в столе, надела жакет и ушла на обед.
Шесть минут спустя Долорес вышла так же непринужденно, как и вошла. На ее лице не было ни волнения, ни удовлетворения, ни вины, ни страха.
Она миновала стойку администратора, не повернув головы и не замедлив шага, спустилась, прошла через охрану и вышла из здания на улицу. И растворилась в воздухе, подумала Ева.
Если она не была профессионалом, ей следовало подумать о смене профессии.
Больше никто не входил в кабинет Айкона, пока секретарша не вернулась с обеда.
Ева налила себе вторую чашку кофе и принялась читать обширные данные по Уилфриду Б. Айкону.
— Этот старик был святым! — сказала она Пибоди. — Из скромной семьи, сделал себя сам. Его родители были врачами, устраивали клиники в отсталых странах третьего мира. Его мать получила тяжелые ожоги, спасая детей из горящего дома. Она выжила, но была обезображена.
— И поэтому он занялся пластической хирургией, — закончила за нее Пибоди.
— Очевидно, это обстоятельство на него повлияло. Он сам работал в передвижной клинике некоторое время ездил по Европе, помогал в разных местах разгребать последствия беспорядков. Именно там погибла его жена, она была добровольцем. Его сын стал врачом, окончил медицинский факультет Гарварда в двадцать один год.
— Крутой взлет!
— И не говори. Айкон-старший работал вместе со своими родителями, но его не было рядом в тот раз, когда его мать обгорела. Сам Айкон спустя годы чудом избежал смерти, когда убили его жену. Он был в другой части Лондона.
— То ли ему крупно везло, то ли крупно не везло, это с какой стороны смотреть.
— Да уж! Он уже был вдовцом к тому времени, когда вплотную занялся восстановительной хирургией. Несчастье с матерью подтолкнуло его к тому, чтобы сделать это своей профессией. Мамаша его была, как говорят, сногсшибательной красоткой, я вытащила ее фото из файла. Там есть ее фотографии, сделанные и после пожара: жуткое зрелище. Врачи спасли ей жизнь и изрядно поработали над ней, но так и не смогли вернуть прежний вид. Она покончила с собой три года спустя, — продолжала Ева. — Итак, Айкон впоследствии посвятил себя восстановительной хирургии и продолжил доброе дело своих родителей: стал добровольцем во время печально известных городских войн XXI века. Потерял жену, один воспитывал сына, посвятил свою жизнь медицине, брался за то, что другие считали безнадежными случаями, часто при этом отказывался от гонорара, преподавал, читал лекции, жертвовал деньги на благотворительность, творил чудеса и кормил голодных хлебом и рыбой из неиссякающей корзины.
— Про голодных вы ведь придумали, да?
— Это не я придумала, это, по-моему, он кое-что придумал. Ни один врач не может практиковать свыше пятидесяти лет и ни разу не проколоться. Нет, на него тоже подавали в суд за неправильное лечение, но количество таких исков гораздо ниже среднестатистического. Гораздо ниже, чем можно было ожидать в его сфере медицинской практики.
— По-моему, вы культивируете в душе предубеждение, Даллас. Я не ошибаюсь?
— Никакого предубеждения против Него у меня нет. Просто мне кажется, что все это туфта. В пластической хирургии иски сами собой вырастают как из-под земли, а в его практике их практически нет. Мертвый штиль. Не могу найти ни пятнышка в его биографии. Никаких связей с политиками и высокопоставленными людьми, которые могли бы оправдать заказ на его устранение. В его прошлом не было ни азартных игр, ни шлюх, ни наркоты, ни приставаний к пациенткам. Ничего!
— Бывают же просто хорошие люди.
— Такие хорошие отращивают крылышки и нимб над головой. — Ева постучала по дискам с файлами. — Там наверняка что-то есть. У каждого свои глубоко запрятанные тайны.
— Мне нравится ваш цинизм, шеф.
— А знаешь, что любопытно? Он был законным опекуном девочки, которая стала женой его сына. Ее мать, тоже врач, была убита во время волнений в Африке. Хансен, ее отец, художник, бросил семью вскоре после рождения Авриль. Впоследствии он был убит каким-то ревнивым мужем в Париже.
— Сколько трагедий на одну семью!
— То-то и оно. — Ева остановила машину перед городским особняком в Верхнем Уэст-Сайде, где младший Айкон обитал со своей семьей. — Есть над чем задуматься.
— Бывает, трагедии преследуют одну семью на протяжении поколений.
— Ты, помнится, в юности хипповала, Пибоди. Разве хиппи верят в карму?
— Конечно. — Пибоди вышла на тротуар. — Просто мы называем это космическим равновесием. — Она поднялась по ступенькам крыльца к старинной массивной двери. — Прямо дворец, — сказала она, ощупывая резную древесину, пока система охраны спрашивала их о цели визита.
— Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. — Ева поднесла свой жетон к «глазку» сканера. — Департамент полиции Нью-Йорка. Мы хотим поговорить с доктором Айконом.
— Прошу подождать минуту, — раздалось в ответ.
Йен Макнаб, ас электронного отдела, был сожителем Пибоди и большой любовью всей ее жизни.
— Можешь его бросить и сменить на богатого доктора, — предложила Ева.
— Нет, не могу. Слишком сильно я люблю его тощую задницу. Смотрите, что он мне подарил. — Пибоди сунула руку за пазуху и вытащила кулон в виде трилистника.
— С чего это он?
— Чтобы отметить окончание физиотерапии и полное выздоровление после ранения при исполнении служебных обязанностей. Он говорит, что этот талисман оградит меня от новых ранений.
— Бронежилет оградил бы тебя еще лучше. — Увидев, что Пибоди уже готова надуться, Ева вспомнила, что партнерство, как дружба, налагает определенные обязанности. — Красивый, — добавила она, взяв в ладонь маленький талисман и поднося его к глазам. — Очень мило с его стороны.
— Макнаб всегда на высоте. — Пибоди заправила трилистник обратно за ворот рубашки. — А знаете, мне вроде как теплее становится, когда я его ношу.
Ева вспомнила о бриллианте величиной с детский кулачок. Она чувствовала себя глупо, ей было неловко, но ей тоже становилось теплее. Во всяком случае, с тех пор, как она привыкла к его весу.
Не к физическому весу, призналась она себе, к эмоциональному. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу любовного талисмана.
Дверь открылась. Женщина с портрета стояла в дверном проеме, сноп золотистого света падал на нее сзади. Даже вспухшие от слез глаза не могли испортить ее невероятную красоту.
3
— Простите, что заставила вас ждать, да еще под дождем. — Ее голос соответствовал внешности — мелодичный и богатый обертонами, хотя и приглушенный горем. — Я Авриль Айкон. Входите, прошу вас.
Она отступила в вестибюль, освещенный хрустальным канделябром. В каждой хрустальной подвеске играл мягкий золотистый свет.
— Мой муж наверху, он отдыхает… наконец-то. Мне очень не хотелось бы его беспокоить.
— Нам очень жаль, что приходится тревожить вас в такой трудный час, — сказала Ева.
— Но… — Авриль с трудом заставила себя улыбнуться. — Я понимаю. Мои дети дома. Мы взяли их из школы, привезли домой. Я была с ними наверху. Им тоже очень тяжело, нам всем тяжело. — Она прижала руку к сердцу. — Вас не затруднит подняться на второй этаж? На первом мы принимаем гостей, но, мне кажется, это не подходящий случай.
— Без проблем.
— Семейная комната на втором этаже, — начала Авриль, поднимаясь по лестнице. — Не знаю, можно ли задавать такой вопрос… У вас появились новые сведения о том, кто убил Уилфрида?
— Расследование пока делает первые шаги, но проводится очень активно.
Добравшись до площадки второго этажа, Авриль оглянулась через плечо.
— Вы действительно говорите такие вещи?! Я думала это бывает только в детективных фильмах. Я обожаю детективные фильмы, — пояснила она. — Значит, полицейские и в жизни так говорят. Устраивайтесь, прошу вас. — Она провела их в гостиную, отделанную в лавандовых и зеленых тонах. — Могу я предложить вам чаю или кофе? Все, что хотите.
— Спасибо, ничего не нужно. Пожалуйста, позовите доктора Айкона, — попросила Ева. — Мы должны поговорить с вами обоими.
— Хорошо. Это займет несколько минут.
— Мило, — прокомментировала Пибоди, когда они остались одни. — Я думала, что будет изысканно, как на первом этаже, но тут мило и уютно.
Она огляделась, оценивая диваны, глубокие кресла, полки с семейными фотографиями и сувенирами. Целую стену занимал семейный портрет чуть ли не в полный рост. Айкон, его жена и двое прелестных детишек с улыбкой смотрели с портрета.
Ева подошла и прочла подпись в правом нижнем углу.
— Ее работа.
— Неплохо, даже талантливо… Я могла бы ее возненавидеть.
Ева обошла комнату кругом, изучая, оценивая, анализируя. Обстановка семейная, решила она, чувствуется влияние женщины. Настоящие книги с бумажными страницами, а не аудидиски, развлекательный центр, скрытый за декоративной панелью.
Все расставлено точно, все в полном порядке; как сценическая декорация.
— Судя по ее досье, она изучала изобразительное искусство в каком-то навороченном колледже. — Ева сунула руки в карманы. — Айкон-старший был назначен ее опекуном согласно последней воле ее матери, когда самой Авриль не было шести лет. Окончив колледж, она вышла замуж за Айкона-младшего. Первые полгода они прожили в Париже. Она стала профессиональным художником, у нее даже была одна персональная выставка, прошедшая с большим успехом.
— Это было до или после смерти ее отца?
— После. Потом они вернулись в Нью-Йорк, поселились в этом доме, у них родилось двое детей. После рождения первого ребенка она выбрала для себя роль домохозяйки. Она продолжает писать картины, в основном портреты, но редко берет заказы, а вырученные деньги передает в Фонд Айкона, сохраняя таким образом статус профессиональной матери.
— Как много данных вам удалось собрать за столь короткое время!
Ева лишь пожала плечами в ответ.
— Чиста, как стеклышко. Никакого уголовного досье, нет даже мелких административных правонарушений. Никаких предыдущих браков или совместного проживания, никаких внебрачных детей.
— Ну, если не считать погибших родителей и родственников мужа, можно сказать, что у нее идеальная жизнь.
Ева еще раз окинула взглядом комнату.
— Да, похоже на то.
Когда Айкон вошел в комнату, она как раз повернулась лицом к двери, в противном случае она бы его не увидела. Ковер был такой толстый, что абсолютно поглощал звук шагов. Дома он избавился от официального костюма и облачился в свободные брюки и пуловер. Но даже в этой домашней одежде он выглядел таким же подтянутым и элегантным, как и в костюме, отметила Ева.
Рорк тоже так умеет, подумала она. Даже в самой простой и свободной одежде он мог, при желании, излучать властность.
— Лейтенант! Детектив! Моя жена присоединится к нам через минуту. Она должна заглянуть к детям. Мы на сегодня отпустили прислугу.
Он подошел к напольному шкафчику, за дверцами которого, как оказалось, скрывалась кофеварка.
— Авриль сказала, что предложила вам напитки, но вы отказались. Я хочу выпить кофе. Если передумаете, могу угостить и вас.
— Кофе — это было бы прекрасно, спасибо. Мне черный.
— А мне сладкий и с молоком, — добавила Пибоди. — Спасибо, что согласились нас принять, доктор Айкон. Мы понимаем, как вам трудно.
— Скорее нереально. — Айкон запрограммировал кофеварку. — В клинике, в его кабинете, все было ужасно. Увидеть его убитым, знать, что ничего нельзя сделать, чтобы его вернуть… Но здесь, дома… — Он сокрушенно вздохнул и вытащил чашки. — Это похоже на кошмар. Мне все время кажется, что вот сейчас мой телефон зазвонит и отец спросит, почему бы нам всем не пообедать вместе в воскресенье.
— А вы часто обедали вместе? — спросила Ева.
— Да. — Он передал по чашке ей и Пибоди. — Раз в неделю, иногда два. Иногда он к нам заглядывал, чтобы навестить внуков. А та женщина? Вы нашли ту женщину?
— Мы ищем ее, доктор Айкон. Из записей следует, что все служащие, окружавшие вашего отца в клинике, работали с ним три года или больше. Может быть, был кто-то еще? Кто-то, кого он имел основания уволить? Или кто-то сам уволился со скандалом?
— Нет, ничего такого не было, насколько я помню.
— В некоторых случаях он работал с другими докторами и медицинским персоналом.
— Да, конечно. Бригада хирургов, психиатры, семейная служба и так далее.
— Вы не можете вспомнить кого-нибудь в этой сфере его деятельности, с кем у него могли быть проблемы или разногласия?
— Не могу. Он работал с самыми лучшими, потому что и сам делал свою работу превосходно. Он предоставлял своим пациентам наилучшие условия.
— И все-таки даже в его практике случались недовольные пациенты.
Айкон безрадостно улыбнулся.
— Всех удовлетворить невозможно, особенно когда за дело принимаются адвокаты. Но мой отец и я вслед за ним научились тщательно отбирать своих пациентов, заранее выпалывать тех, кто предъявляет завышенные требования, или тех, кто психологически склонен к сутяжничеству. К тому же, как я уже говорил, мой отец в последнее время почти не практиковал.
— Он консультировал женщину, которая назвалась Долорес Ночо-Кордовец. Мне нужны его записи.
— Да. — Айкон тяжело вздохнул. — Наши адвокаты этим недовольны, они просят меня подождать, пока не примут свои меры. Но Авриль убедила меня, что глупо в такой момент думать о юридических тонкостях. Я распорядился, чтобы вам отдали записи отца. Позвольте напомнить вам, лейтенант, что их содержание глубоко конфиденциально.
— Если только это не имеет отношения к убийству, меня не интересует, кто делал у вас подтяжку подбородка.
— Извините, что я так задержалась. — Авриль поспешно вошла в комнату. — Дети требовали моего внимания. О, вы все-таки решили выпить кофе! Прекрасно.
Она села рядом с мужем, взяла его за руку.
— Миссис Айкон, вы проводили много времени в обществе своего свекра в течение многих лет.
— Да, он был моим опекуном. Он был мне как отец. — Она крепко сжала губы. — Он был необыкновенным человеком.
— Вам не приходит в голову, кто мог бы желать ему смерти?
— Представить себе не могу. Кто мог убить человека, столь преданного жизни?
— Вам не показалось, что он был чем-нибудь озабочен в последнее время? Встревожен? Расстроен?
Авриль покачала головой, взглянула на мужа.
— Три дня назад мы ужинали здесь с ним вместе, он был в прекрасном настроении.
— Миссис Айкон, вы узнаете эту женщину? — Ева вытащила из портфеля с файлами распечатку идентификационной фотографии и протянула ей.
— Это она… — Рука Авриль задрожала, и Ева сразу насторожилась. — Она его убила? Эта женщина убила Уилфрида? — Слезы навернулись ей на глаза. — Она молода, красива. Она не похожа на человека, который мог… Извините.
Она вернула фотографию и отерла слезы со щек.
— Хотела бы я помочь… Надеюсь, когда вы найдете ее, вы спросите ее, зачем… Надеюсь… — Она вновь умолкла, прижала пальцы к губам, сделала заметное усилие, чтобы овладеть собой. — Надеюсь, вы спросите ее, зачем она это сделала. Мы имеем право знать. Весь мир имеет право знать.
Апартаменты Айкона-старшего находились на шестьдесят пятом этаже небоскреба, в трех кварталах от дома его сына и в пяти кварталах от клиники, которую он построил. При желании до нее можно было дойти пешком.
В квартиру их впустила консьержка, назвавшая себя Донателлой.
— Я поверить не могла, когда услышала, просто поверить не могла! — Ей было лет сорок, по оценке Евы, но она была в отличной форме, подтянутая и стройная, в хорошем черном костюме. — Доктор Айкон был лучшим из людей! Такой внимательный, доброжелательный! Я здесь десять лет проработала, последние три года консьержкой. Ни разу не слыхала, чтобы хоть кто-то отозвался о нем дурно. Ни единого слова!
— Кто-то не просто отозвался о нем дурно, кто-то пошел гораздо дальше. У него было много посетителей?
Женщина заколебалась.
— Ну, при сложившихся обстоятельствах, надеюсь, вы не сочтете это сплетнями. Да, он много общался. Его родные, конечно, навещали его регулярно. Поодиночке и все вместе. Он иногда давал здесь небольшие званые обеды для друзей и коллег, но чаще использовал для этой цели дом своего сына. И он любил общество женщин.
Ева кивнула Пибоди, и та извлекла фотографию.
— Как насчет вот этой? — спросила она. Консьержка внимательно изучила фотографию.
— Нет, извините. Вообще-то, это его тип, если вы меня понимаете. Он любил красоту и молодость. В каком-то смысле это была его профессия. Красивые люди. Он помогал им сохранить молодость и красоту. Я хочу сказать, он добивался поразительных результатов с жертвами увечий. Просто поразительных.
— Вы ведете учет посетителей? — спросила Ева.
— К сожалению, нет. Мы, разумеется, проверяем посетителей, звоним жильцу и спрашиваем, ждет ли он гостя. Но мы не требуем, чтобы они где-то расписывались, если только речь не идет о доставке товаров на дом.
— Он много получал товаров на дом?
— Не больше, чем любой другой.
— Нам не помешала бы копия его доставок за последние шестьдесят дней, а также диски системы наблюдения за последние две недели.
Донателла поморщилась.
— Мне было бы гораздо проще предоставить вам диски, если вы оформите официальный запрос через администрацию дома. Я могу связаться с ними для вас прямо сейчас. Компания «Нью-Йорк Менеджмент».
Название компании показалось Еве смутно знакомым.
— Кто владеет зданием?
— Вообще-то, владелец — «Рорк Индастриз», и…
— Ладно, неважно, — поспешно прервала ее Ева, услышав, как Пибоди прыснула у нее за спиной, — я сама об этом позабочусь. Кто убирает в квартире?
— Доктор Айкон не держал прислуги в квартире — живой или механической. Он пользовался услугами, которые предоставляет администрация дома, в частности механического уборщика. Пользовался им ежедневно. Он предпочитал механическую уборку.
— Хорошо. Нам нужно осмотреть квартиру. Родственники дали свое согласие.
— Да, проходите. Не буду вам мешать.
— Это прекрасный дом, — заметила Пибоди, когда дверь за консьержкой закрылась. — Знаете, вам стоило бы заставить Рорка сделать для вас карту своих владений, чтоб вы знали заранее и не спрашивали.
— Да, только карты мне и не хватает. Он покупает или продает все это добро каждые десять минут с неприличной выгодой для себя. И попрошу — никаких смешков при свидетелях!
— Извините.
«Места много, — отметила Ева. — Кажется, это называется модульной планировкой». Гостиная, столовая, рекреационная зона — и все в одной большой комнате. Никаких дверей, если не считать единственной, как она предположила, двери в ванную. Наверху был еще один уровень: спальня, комната для гостей и кабинет. При желании стены можно было выдвинуть из пазух в стенах.
Она отступила в вестибюль, освещенный хрустальным канделябром. В каждой хрустальной подвеске играл мягкий золотистый свет.
— Мой муж наверху, он отдыхает… наконец-то. Мне очень не хотелось бы его беспокоить.
— Нам очень жаль, что приходится тревожить вас в такой трудный час, — сказала Ева.
— Но… — Авриль с трудом заставила себя улыбнуться. — Я понимаю. Мои дети дома. Мы взяли их из школы, привезли домой. Я была с ними наверху. Им тоже очень тяжело, нам всем тяжело. — Она прижала руку к сердцу. — Вас не затруднит подняться на второй этаж? На первом мы принимаем гостей, но, мне кажется, это не подходящий случай.
— Без проблем.
— Семейная комната на втором этаже, — начала Авриль, поднимаясь по лестнице. — Не знаю, можно ли задавать такой вопрос… У вас появились новые сведения о том, кто убил Уилфрида?
— Расследование пока делает первые шаги, но проводится очень активно.
Добравшись до площадки второго этажа, Авриль оглянулась через плечо.
— Вы действительно говорите такие вещи?! Я думала это бывает только в детективных фильмах. Я обожаю детективные фильмы, — пояснила она. — Значит, полицейские и в жизни так говорят. Устраивайтесь, прошу вас. — Она провела их в гостиную, отделанную в лавандовых и зеленых тонах. — Могу я предложить вам чаю или кофе? Все, что хотите.
— Спасибо, ничего не нужно. Пожалуйста, позовите доктора Айкона, — попросила Ева. — Мы должны поговорить с вами обоими.
— Хорошо. Это займет несколько минут.
— Мило, — прокомментировала Пибоди, когда они остались одни. — Я думала, что будет изысканно, как на первом этаже, но тут мило и уютно.
Она огляделась, оценивая диваны, глубокие кресла, полки с семейными фотографиями и сувенирами. Целую стену занимал семейный портрет чуть ли не в полный рост. Айкон, его жена и двое прелестных детишек с улыбкой смотрели с портрета.
Ева подошла и прочла подпись в правом нижнем углу.
— Ее работа.
— Неплохо, даже талантливо… Я могла бы ее возненавидеть.
Ева обошла комнату кругом, изучая, оценивая, анализируя. Обстановка семейная, решила она, чувствуется влияние женщины. Настоящие книги с бумажными страницами, а не аудидиски, развлекательный центр, скрытый за декоративной панелью.
Все расставлено точно, все в полном порядке; как сценическая декорация.
— Судя по ее досье, она изучала изобразительное искусство в каком-то навороченном колледже. — Ева сунула руки в карманы. — Айкон-старший был назначен ее опекуном согласно последней воле ее матери, когда самой Авриль не было шести лет. Окончив колледж, она вышла замуж за Айкона-младшего. Первые полгода они прожили в Париже. Она стала профессиональным художником, у нее даже была одна персональная выставка, прошедшая с большим успехом.
— Это было до или после смерти ее отца?
— После. Потом они вернулись в Нью-Йорк, поселились в этом доме, у них родилось двое детей. После рождения первого ребенка она выбрала для себя роль домохозяйки. Она продолжает писать картины, в основном портреты, но редко берет заказы, а вырученные деньги передает в Фонд Айкона, сохраняя таким образом статус профессиональной матери.
— Как много данных вам удалось собрать за столь короткое время!
Ева лишь пожала плечами в ответ.
— Чиста, как стеклышко. Никакого уголовного досье, нет даже мелких административных правонарушений. Никаких предыдущих браков или совместного проживания, никаких внебрачных детей.
— Ну, если не считать погибших родителей и родственников мужа, можно сказать, что у нее идеальная жизнь.
Ева еще раз окинула взглядом комнату.
— Да, похоже на то.
Когда Айкон вошел в комнату, она как раз повернулась лицом к двери, в противном случае она бы его не увидела. Ковер был такой толстый, что абсолютно поглощал звук шагов. Дома он избавился от официального костюма и облачился в свободные брюки и пуловер. Но даже в этой домашней одежде он выглядел таким же подтянутым и элегантным, как и в костюме, отметила Ева.
Рорк тоже так умеет, подумала она. Даже в самой простой и свободной одежде он мог, при желании, излучать властность.
— Лейтенант! Детектив! Моя жена присоединится к нам через минуту. Она должна заглянуть к детям. Мы на сегодня отпустили прислугу.
Он подошел к напольному шкафчику, за дверцами которого, как оказалось, скрывалась кофеварка.
— Авриль сказала, что предложила вам напитки, но вы отказались. Я хочу выпить кофе. Если передумаете, могу угостить и вас.
— Кофе — это было бы прекрасно, спасибо. Мне черный.
— А мне сладкий и с молоком, — добавила Пибоди. — Спасибо, что согласились нас принять, доктор Айкон. Мы понимаем, как вам трудно.
— Скорее нереально. — Айкон запрограммировал кофеварку. — В клинике, в его кабинете, все было ужасно. Увидеть его убитым, знать, что ничего нельзя сделать, чтобы его вернуть… Но здесь, дома… — Он сокрушенно вздохнул и вытащил чашки. — Это похоже на кошмар. Мне все время кажется, что вот сейчас мой телефон зазвонит и отец спросит, почему бы нам всем не пообедать вместе в воскресенье.
— А вы часто обедали вместе? — спросила Ева.
— Да. — Он передал по чашке ей и Пибоди. — Раз в неделю, иногда два. Иногда он к нам заглядывал, чтобы навестить внуков. А та женщина? Вы нашли ту женщину?
— Мы ищем ее, доктор Айкон. Из записей следует, что все служащие, окружавшие вашего отца в клинике, работали с ним три года или больше. Может быть, был кто-то еще? Кто-то, кого он имел основания уволить? Или кто-то сам уволился со скандалом?
— Нет, ничего такого не было, насколько я помню.
— В некоторых случаях он работал с другими докторами и медицинским персоналом.
— Да, конечно. Бригада хирургов, психиатры, семейная служба и так далее.
— Вы не можете вспомнить кого-нибудь в этой сфере его деятельности, с кем у него могли быть проблемы или разногласия?
— Не могу. Он работал с самыми лучшими, потому что и сам делал свою работу превосходно. Он предоставлял своим пациентам наилучшие условия.
— И все-таки даже в его практике случались недовольные пациенты.
Айкон безрадостно улыбнулся.
— Всех удовлетворить невозможно, особенно когда за дело принимаются адвокаты. Но мой отец и я вслед за ним научились тщательно отбирать своих пациентов, заранее выпалывать тех, кто предъявляет завышенные требования, или тех, кто психологически склонен к сутяжничеству. К тому же, как я уже говорил, мой отец в последнее время почти не практиковал.
— Он консультировал женщину, которая назвалась Долорес Ночо-Кордовец. Мне нужны его записи.
— Да. — Айкон тяжело вздохнул. — Наши адвокаты этим недовольны, они просят меня подождать, пока не примут свои меры. Но Авриль убедила меня, что глупо в такой момент думать о юридических тонкостях. Я распорядился, чтобы вам отдали записи отца. Позвольте напомнить вам, лейтенант, что их содержание глубоко конфиденциально.
— Если только это не имеет отношения к убийству, меня не интересует, кто делал у вас подтяжку подбородка.
— Извините, что я так задержалась. — Авриль поспешно вошла в комнату. — Дети требовали моего внимания. О, вы все-таки решили выпить кофе! Прекрасно.
Она села рядом с мужем, взяла его за руку.
— Миссис Айкон, вы проводили много времени в обществе своего свекра в течение многих лет.
— Да, он был моим опекуном. Он был мне как отец. — Она крепко сжала губы. — Он был необыкновенным человеком.
— Вам не приходит в голову, кто мог бы желать ему смерти?
— Представить себе не могу. Кто мог убить человека, столь преданного жизни?
— Вам не показалось, что он был чем-нибудь озабочен в последнее время? Встревожен? Расстроен?
Авриль покачала головой, взглянула на мужа.
— Три дня назад мы ужинали здесь с ним вместе, он был в прекрасном настроении.
— Миссис Айкон, вы узнаете эту женщину? — Ева вытащила из портфеля с файлами распечатку идентификационной фотографии и протянула ей.
— Это она… — Рука Авриль задрожала, и Ева сразу насторожилась. — Она его убила? Эта женщина убила Уилфрида? — Слезы навернулись ей на глаза. — Она молода, красива. Она не похожа на человека, который мог… Извините.
Она вернула фотографию и отерла слезы со щек.
— Хотела бы я помочь… Надеюсь, когда вы найдете ее, вы спросите ее, зачем… Надеюсь… — Она вновь умолкла, прижала пальцы к губам, сделала заметное усилие, чтобы овладеть собой. — Надеюсь, вы спросите ее, зачем она это сделала. Мы имеем право знать. Весь мир имеет право знать.
Апартаменты Айкона-старшего находились на шестьдесят пятом этаже небоскреба, в трех кварталах от дома его сына и в пяти кварталах от клиники, которую он построил. При желании до нее можно было дойти пешком.
В квартиру их впустила консьержка, назвавшая себя Донателлой.
— Я поверить не могла, когда услышала, просто поверить не могла! — Ей было лет сорок, по оценке Евы, но она была в отличной форме, подтянутая и стройная, в хорошем черном костюме. — Доктор Айкон был лучшим из людей! Такой внимательный, доброжелательный! Я здесь десять лет проработала, последние три года консьержкой. Ни разу не слыхала, чтобы хоть кто-то отозвался о нем дурно. Ни единого слова!
— Кто-то не просто отозвался о нем дурно, кто-то пошел гораздо дальше. У него было много посетителей?
Женщина заколебалась.
— Ну, при сложившихся обстоятельствах, надеюсь, вы не сочтете это сплетнями. Да, он много общался. Его родные, конечно, навещали его регулярно. Поодиночке и все вместе. Он иногда давал здесь небольшие званые обеды для друзей и коллег, но чаще использовал для этой цели дом своего сына. И он любил общество женщин.
Ева кивнула Пибоди, и та извлекла фотографию.
— Как насчет вот этой? — спросила она. Консьержка внимательно изучила фотографию.
— Нет, извините. Вообще-то, это его тип, если вы меня понимаете. Он любил красоту и молодость. В каком-то смысле это была его профессия. Красивые люди. Он помогал им сохранить молодость и красоту. Я хочу сказать, он добивался поразительных результатов с жертвами увечий. Просто поразительных.
— Вы ведете учет посетителей? — спросила Ева.
— К сожалению, нет. Мы, разумеется, проверяем посетителей, звоним жильцу и спрашиваем, ждет ли он гостя. Но мы не требуем, чтобы они где-то расписывались, если только речь не идет о доставке товаров на дом.
— Он много получал товаров на дом?
— Не больше, чем любой другой.
— Нам не помешала бы копия его доставок за последние шестьдесят дней, а также диски системы наблюдения за последние две недели.
Донателла поморщилась.
— Мне было бы гораздо проще предоставить вам диски, если вы оформите официальный запрос через администрацию дома. Я могу связаться с ними для вас прямо сейчас. Компания «Нью-Йорк Менеджмент».
Название компании показалось Еве смутно знакомым.
— Кто владеет зданием?
— Вообще-то, владелец — «Рорк Индастриз», и…
— Ладно, неважно, — поспешно прервала ее Ева, услышав, как Пибоди прыснула у нее за спиной, — я сама об этом позабочусь. Кто убирает в квартире?
— Доктор Айкон не держал прислуги в квартире — живой или механической. Он пользовался услугами, которые предоставляет администрация дома, в частности механического уборщика. Пользовался им ежедневно. Он предпочитал механическую уборку.
— Хорошо. Нам нужно осмотреть квартиру. Родственники дали свое согласие.
— Да, проходите. Не буду вам мешать.
— Это прекрасный дом, — заметила Пибоди, когда дверь за консьержкой закрылась. — Знаете, вам стоило бы заставить Рорка сделать для вас карту своих владений, чтоб вы знали заранее и не спрашивали.
— Да, только карты мне и не хватает. Он покупает или продает все это добро каждые десять минут с неприличной выгодой для себя. И попрошу — никаких смешков при свидетелях!
— Извините.
«Места много, — отметила Ева. — Кажется, это называется модульной планировкой». Гостиная, столовая, рекреационная зона — и все в одной большой комнате. Никаких дверей, если не считать единственной, как она предположила, двери в ванную. Наверху был еще один уровень: спальня, комната для гостей и кабинет. При желании стены можно было выдвинуть из пазух в стенах.